Текст книги "Огромный бриллиант (ЛП)"

Автор книги: Лорен Блэйкли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 13 страниц)

Глава 24

Итак, что же я узнал сегодня вечером.

Во-первых, оказывается, по календарю сегодня День «Навреди Спенсеру», и зло пришло трижды. Но, так как уже за полночь, хочется верить, что уровень опасности снизился до зеленого.

Но ни в чем нельзя быть уверенным.

Во-вторых, моя шишка – самая здоровенная шишка в истории человечества, но три часа непрерывного охлаждения не только в конец заморозили мой череп, но и сделали опухоль едва заметной.

Тем не менее, синяк на пол-лица говорит: «Вау, чувак, это был чертовски сильный удар».

Именно это сказал парень в аптеке, где я брал «Ибупрофен».

В-третьих, «Ибупрофен» творит чудеса.

Но реальное испытание происходит сейчас. Раздается дверной звонок. Это Шарлотта, которая написала мне, что уже на полпути с провизией. Я поворачиваюсь к Фидо. Он крепко спит на диванной подушке, высунув изо рта язык.

– Можешь открыть?

Он не отвечает, так что я тащусь от дивана к двери и нажимаю на кнопку домофона.

– Привет! Это самая сексуальная в мире медсестра, которую я заказал в агентстве сиделок?

Из переговорного устройства доносится ее смех.

– Ну да, так и есть, и я тут, чтобы обтереть тебя губкой.

Я открываю дверь и жду, пока лифт, дотащившись до шестого этажа, выпускает ее.

– Ты отрада для больных глаз, – говорю я, пока она идет ко мне.

– Только не говори, что у тебя и глаза болят, – поддразнивает она.

– Нет, только здесь, – говорю я, слегка касаясь головы.

В руках у нее несколько пакетов, и я, закрыв дверь, возвращаюсь к дивану. Шарлотта ставит сумки на журнальный столик и изучает меня. Она приближает пальцы к моему синяку, но не касается его.

– Больно?

Я киваю.

Она наклоняется и целует мой лоб.

Я стону для пущего эффекта.

– Очень. Это очень больно.

Шарлотта качает головой и, немного отстранившись, смотрит на меня.

– Шутки в сторону, как ты себя чувствуешь?

Я прикусываю уголок рта в раздумье. Что лучше? Сказать ей правду – мне полегчало – или выпросить сочувственный секс. Для принятия решения хватило наносекунды.

– Ужасно, – говорю я, чем и зарабатываю еще один поцелуй.

Она садится прямо, соединяет ладони и говорит:

– Хорошо, я принесла тебе твой любимый напиток, – и, дотянувшись до сумки, показывает огромного размера бутылку скотча.

Я поднимаю бровь в знак признательности.

– Холодная кунжутная лапша из твоего любимого китайского ресторанчика, – она достает белую коробку, демонстрируя ее мне. Я облизываюсь. – Или, – начинает она, опуская руку в другой пакет и доставая нечто, завернутое в белую оберточную бумагу, – сэндвичи на гриле, как ты любишь, из бакалейного на углу. Цыпленок, сыр и никакого майонеза. Потому что ты терпеть его не можешь.

Забудьте о сочувственном сексе. Вот, чего я хочу. Чтобы она была здесь, со мной. Она все обо мне знает. Я обхватываю ее щеки.

– Мне хочется всего.

Шарлотта целует меня, но движения ее губ осторожны, словно она не уверена.

– Я не сломаюсь, – говорю я ей, отстраняясь.

– Просто у меня ужасное чувство. Это все из-за меня. Я ударила тебя дверью.

– Ты же не нарочно, – я делаю паузу, – или нет?

Она качает головой.

– Конечно, нет.

– Я настолько паршиво выгляжу?

Она закатывает глаза.

– Не начинай. Ты великолепен. Как и всегда.

– Тогда в чем дело?

– Я просто ужасно себя чувствую оттого, что сделала тебе больно. Мне хочется, чтобы тебе стало лучше. Поэтому в знак заботы я принесла тебе этот пакет, – она указывает на лакомства.

– И я ценю это.

– Давай я принесу тебе еще льда, – говорит она и направляется на кухню, чтобы достать ледяной компресс из морозилки. Вернувшись, она прикладывает его к моему лбу. Я осторожно убираю ее руку.

– Шарлотта, я несколько часов обмораживался. Если охлаждение продлится еще дольше, то шишка уменьшится настолько, что втянется в мой мозг. Это очень опасное состояние.

Она хмурится, но, сжалившись, отстраняет компресс и жестом указывает на пузырек «Ибупрофена».

– Тебе еще что-нибудь нужно?

Я качаю головой.

– В десять вечера я выпил две таблетки и сейчас словно пьяный.

Она заламывает руки и шепчет:

– Прости меня.

Я откидываюсь на подушку.

– Что мне сделать, чтобы ты поняла – мне насрать на то, что ты ударила меня? Если этот ужасающий синяк не остановит тебя от секса со мной, то мне на него плевать, – произношу я громко.

Она качает головой.

Я смягчаю голос и пробегаю пальцами по ее шее.

– Тогда перестань суетиться надо мной. Я не хочу ибупрофен. Не хочу лед. Я даже не хочу холодную лапшу, а ведь это моя любимая еда после тех бутербродов без майонеза, что ты принесла.

– Чего же ты хочешь?

Я обхватываю ладонью ее затылок и притягиваю ближе к себе. Ее губы в нескольких миллиметрах от моих. Я знал, что не хотел секса и сочувствия. И был прав на этот счет. Я хочу секса и чего-то еще.

Секса с ней. Секса с чувствами. Секса с единственной женщиной, которая вызывает у меня все эти ощущения. Я шепчу ей на ухо:

– Тебя.

Она вздрагивает, а затем медленно и игриво сползает вниз по моему телу. Добравшись до резинки моих шортов, она шевелит бровями. Прижав руку к моей эрекции, она говорит:

– Я нахожу забавным, что твой синяк соответствует твоему члену, Спенсер.

– Да? В каком смысле? Не цветом, надеюсь.

– Самый большой из всех, – говорит она, а потом стаскивает с меня шорты и трусы. Я снимаю футболку. – Сейчас тебе станет лучше, – бормочет она и толкает меня в грудь. Я падаю на спинку дивана, а Шарлотта встает на колени между моих ног. Не отрывая от меня глаз, она садится на корточки и в предвкушении облизывает губы.

А потом берет головку моего члена в рот, и я вздыхаю, стону и рычу.

Вот это и есть настоящий Рай. Можете сверить определение по словарю. Губы Шарлотты на моем члене. Дразнящими движениями она обводит языком контур головки, затем облизывает по всей длине сверху до низу, и снова вверх, скользя языком в противоположную сторону. Жар кипящей лавой разливается по венам.

Мои бедра дрожат, и очень хочется, чтобы она взяла меня полностью, но эти ее ласки сводят с ума. Она облизывает меня, как любимую конфетку, и от этого по позвоночнику пробегают потрескивающие электрические разряды.

Она открывает рот шире и вбирает меня глубже, посасывая головку, а мои глаза закрываются, когда я попадаю в ее фантастический рот.

Но они недолго остаются закрытыми. Мне нужно видеть ее. Любоваться ею. Этими золотистыми волосами, рассыпанными по моим бедрам, ее головой, двигающейся между моих ног, ее покрасневшими припухшими губами, между которых скользит мой член.

Нет более прекрасной картины.

Бесстыдно разглядывая свою богиню, я запускаю пальцы в эти золотые пряди и тяну их.

– Возьми глубже, – шепчу я, прижимая ее к себе, и она делает это – вбирает меня глубже и сжимает ладонью яйца. Я с шипением закрываю глаза и теряю контроль. Начинаю двигаться, раскачиваться, трахать ее потрясающий рот. Рукой надавливаю на ее затылок в ожидании большего. Кожа горит, и я близок к тому, чтобы обильно кончить в ее рот.

– Твою мать, – хриплю я и отстраняю ее от себя.

Не могу кончить ей в рот. Не сейчас, когда сам безумно хочу ее. Не сейчас, когда хочу, чтобы она кончила первой!

– Тебе не нравится? – спрашивает она с беспокойством в прекрасных карих глазах.

Я усмехаюсь.

– Я в восторге от этого, но хочу, чтобы ты объездила меня, – я достаю презерватив, – и прямо сейчас. Только от этого мне сразу станет лучше.

В считанные секунды она сбрасывает с себя одежду и садится на меня. Я приподнимаю ее за бедра и опускаю на свой член. От ощущения ее тугой горячей плоти меня охватывает дрожь. Она задыхается, вбирая меня целиком.

– Ты такая мокрая. Всего лишь от минета? – спрашиваю я, начиная двигаться в ней вверх и вниз.

Прерывисто дыша, она кивает, а потом делает самое сексуальное, что я когда-либо видел, но, кажется, даже не подозревает об этом. Когда я вонзаюсь в нее, она поднимает руку, обхватывает грудь и начинает ласкать свои фантастические сиськи. Кровь во мне закипает, превращаясь в горячую ртуть при виде объезжающей меня великолепной и распутной наездницы. Шарлотта опускает руки к животу – этому плоскому и мягкому животу, который я хочу лизать и целовать. Она стонет и прерывисто дышит. Это самая сексуальное – видеть, как она ласкает себя, трахая меня.

Она скачет вверх и вниз на моем члене, дразня себя пальцами для приближения оргазма.

Как будто мастурбирует моим членом.

Я хочу, чтобы она использовала меня. Пусть делает со мной все, что захочет. Пусть отымеет меня так, чтобы хорошо было ей. Ее дыхание прерывается, плечи дрожат, и она начинает терять контроль. Схватив Шарлотту за бедра, я подталкиваю ее к развязке.

– Сделай это для меня, детка. Ты так прекрасна, когда кончаешь.

– Я близко, так близко, – бормочет она, раскачиваясь и вбирая меня как можно глубже. Ее стоны превращаются в крики.

От ее вида я практически сгораю. Превращаюсь в горстку пепла. Ее губы. Ее рот. Ее глаза.

Вся она. Проклятье, она для меня весь мир.

Она поднимает одну руку к волосам и зарывается в них пальцами, а другой рукой продолжает ласкать грудь.

Ее глаза закрыты, и она полностью во власти удовольствия. Дух захватывает, насколько она прекрасна в своем желании затрахать меня до изнеможения. Очень скоро ее движения становятся бесконтрольными, и теперь моя очередь действовать.

– Посмотри на меня, – говорю я охрипшим голосом.

Она приоткрывает глаза. В затуманенном взгляде похоть, страсть, и что-то еще – оно чувствуется невероятно новым, и все же таким знакомым. Шарлотта снова пытается закрыть глаза.

– Посмотри на меня, – на этот раз это команда, грубая и страстная.

– Но так я быстро кончу, – бормочет она в знак протеста, но это скорее признание, потому что, не отрывая от меня взгляда, она склоняет ко мне лицо и обнимает за плечи. – А я хочу, чтобы это продолжалось, – говорит она со стоном. Понимаю, что она говорит о сексе, но тешу себя надеждой, что думает она о другом. Как и я. Между нами есть связь. Она не отводит взгляд, а я бы и не смог, даже если бы попробовал. В ее глазах я вижу все, что было спрятано в тайнике моих желаний. Сейчас же я отчаянно в этом нуждаюсь. Она шепчет мое имя. В ее устах оно звучит слаще меда. У меня сносит крышу. Яйца напряжены до предела, и мне нужно, чтобы она кончила сейчас, потому что я уже не в силах держаться.

– Кончи на меня, – подгоняю я ее, потому что сам готов уже взорваться. – Кончи на меня сейчас!

И, издав протяжный крик, она кончает вместе со мной. Склонившись и прижав губы к моему уху, шепчет свое заклинание – на этот раз новое.

– Я не могу остановиться. Не могу остановиться. Не получается остановить это.

Она повторяет снова и снова, и это безумно горячо. Я люблю это. Я люблю, когда Шарлотта кончает. Я люблю, когда она счастлива. Люблю трахать ее. Прямо сейчас я люблю все – даже мою шишку, саднящий локоть, и даже бейсбольную биту, упавшую мне на ногу.

Шарлотта падает на меня и, уткнувшись в шею, целует в ухо, непрестанно шепча так хорошо, так хорошо.

– Очень хорошо, – соглашаюсь я, хотя это недостаточно яркое определение того, что произошло.

– Все благодаря тебе, – говорит она и прижимается ко мне, когда я крепко обнимаю ее.

– Все для тебя, – говорю я.

Сейчас я люблю весь мир и чувствую себя самым счастливым сукиным сыном, находясь в одной комнате с женщиной, в которую влюблен.

Вот что это такое. Именно вокруг этого крутились мои спутанные мысли.

Я нарушил самое главное из всех правил.

Влюбился в свою лучшую подругу.

Глава 25

С громким треском бита встречается с мячом, и я мчусь на третью базу, выжидая, выжидая, выжидая, приземлится ли он в перчатку игрока дальней части поля или отправит меня в «дом».

Бум. За границу.

Я с криком взмахиваю кулаком.

Ник бросает биту на землю и бежит вдоль задней линии, пока я мчусь в «дом». Наблюдающий за этими маневрами отец выкрикивает из импровизированного укрытия. Успех Ника выводит команду моего отца вперед.

Я поднимаю руку и даю пять нашему отбивающему, когда он приближается к домашней базе.

– Хорошая работа, бомбардир, – говорю я, поскольку в этом сезоне у него уже было несколько таких же дальних бросков.

И как только его ноги переступают границу базы, звучит хор из «Beautiful» Кристины Агилера. Интересный выбор. Для Ника я бы выбрал не это, но дочь мистера Оффермана назначила себя «комментатором» игры и подобрала мелодии для каждой игровой ситуации.

Эмили держит синий беспроводной портативный динамик, который воспроизводит музыку с телефона. Она покачивает бедрами, призывая нашу команду следовать ее примеру. Сестры поддерживают ее на трехрядных скрипучих металлических трибунах.

Мой отец дает пять Нику, когда тот уходит с поля.

– Ты мое золотое дно. Я пришлю тебе чек на почту, – шутит отец, пока мы направляемся к скамейке команды перед трибунами. Шарлотта встает и улыбается.

При взгляде на нее мое сердце бьется быстрее.

Сегодня, говорю я себе. У меня все распланировано. Я отведу ее в любимый итальянский ресторан в Челси и открою свое сердце. Скажу, что она единственная, и что я чертовски надеюсь ужинать с женщиной с фотографии «Шестой Страницы», а не с женщиной, считающей меня просто лучшим другом. Понятия не имею, видит ли Шарлотта во мне исключительно друга или, как я, хочет чего-то большего. Но я уверен в своих чувствах – я хочу, чтобы она была моим лучшим другом, моей возлюбленной и моим партнером. Просто хочу, чтобы она была моей, и именно поэтому сегодня утром – после того как мы почистили зубы, конечно – я пригласил ее на настоящее свидание.

Она сказала «да».

От осознания того, что у меня официальное свидание с единственной женщиной, в которую я влюблен, потеют ладони. Я встану на колено и расскажу ей, во что наше притворство превратилось для меня. Сердце в груди бешено скачет в надежде, что наши чувства взаимны.

Черт, она всю игру хранит в своей сумочке мои ключи, бумажник и телефон – может, у нее найдется местечко для видавшего виды сердца, а? Отвернувшись от Ника, я подбегаю к трибунам и быстро целую Шарлотту. Наши губы встречаются, и она тихо вздыхает. В ту же секунду колонку Эмили взрывает Ciara «Pucker Up». Черт, шустрая девица.

Я сбегаю с трибуны.

Еще один игрок из команды «Катарин» подходит к базе, и мой папа аплодирует ему. Сегодня отец в отличном расположении духа – не только потому, что мы выигрываем, но и потому, что утром были подписаны документы. Его адвокат делает окончательный обзор и в понедельник передает их юристам. К тому времени, если все пойдет хорошо, мы с Шарлоттой станем настоящей парой, так что даже не придется расставаться. Все складывается на удивление прекрасно.

Когда я занимаю место на скамейке, Ник говорит мне тихим голосом, изображая, будто говорит с Шарлоттой.

– О, привет Шарли. Как дела? Ты все еще встречаешься со Спенсером? И как оно? Ты любишь его большое эго? О да, он огромен. Я тоже его обожаю, – он поворачивается ко мне, его голос невозмутим. – Ну, как у меня получается?

Я смотрю на него с притворным изумлением.

– Потрясающе. Как будто занимался этим всю жизнь, – а потом фыркаю в ответ, – и, кстати, надеюсь, что притворство больше не потребуется.

Он вопросительно приподнимает бровь.

Я пожимаю плечами и спокойно говорю:

– То, что было притворством, стало для меня реальностью. Надеюсь, для нее тоже. Я собираюсь поговорить с ней сегодня вечером и выяснить ее чувства.

Ник протягивает кулак.

– Дерзай, – говорит он без малейшего сарказма и издевки. – Вы двое всегда казались мне идеальной парой.

– Да? С чего бы это? – спрашиваю я, ожидая пояснений.

Но он смеется и качает головой.

– Чувак, что, по-твоему, я должен сказать? – он сжимает ладони и хлопает ресницами с наигранным восторгом. – О, это так мило, когда вы заканчиваете друг за другом предложения, да еще и оба обожаете мармеладных мишек, – он заканчивает кривляться и пожимает плечами. – Могу только сказать, что я на твоей стороне.

– Спасибо, мужик. Для меня это важно, – я останавливаюсь и прищуриваю глаза. – Кстати, если ты когда-либо прикоснешься к моей сестре, я приду ночью, побрею тебе голову и выкрашу брови в оранжевый цвет.

С выпученными глазами он хватается за голову.

– Только не волосы. В них источник моей силы.

– Вот именно! Так что будь осторожен.

Мы занимаем наши места на поле, и, когда другая команда не забивает, «Raise Your Glass» P!NK ознаменовывает нашу победу этим субботним утром. Я несусь с поля и даю пять моим товарищам по команде.

Хлопаю по ладони мистера Оффермана.

– Теперь они все ваши, – шучу я, указывая на команду.

– Не могу дождаться, – говорит он, – мне нравится все это. Надеюсь, ты и твой друг останетесь в команде. Нам нужны сильные удары, если мы хотим выиграть чемпионат в следующем сезоне.

Чувак, это софтбольная лига выходного дня. Расслабься.

– Надеюсь, что вы выиграете, – говорю я, сохраняя радушный тон до конца песни P!NK, посвященной всем проигравшим. Эмили изображает, что поднимает стакан в соответствии со словами песни. Запихивая перчатки и кепку в сумку, я смотрю на Шарлотту, которая тоже веселится, толкаясь бедрами с Харпер. Так здорово видеть ее вместе с моей сестрой. Я уже представляю себе Шарлотту в кругу семьи в качестве моей женщины, а не просто подруги.

Я очень ясно это вижу. Рядом с ней каждый день и каждую ночь. По-настоящему. Без притворства.

Музыка внезапно замолкает, и необузданная энергия P!NK сменяется неприятным шумом, словно кто-то записал песню на диктофон. Но из колонки Эмили доносится совсем не музыка.

Это голос.

Точнее, мой голос.

– Ты плохо себя чувствуешь? Болит голова из-за вчерашней ночи, или что?

Я замираю.

Кровь стынет в жилах, когда я четко и ясно вспоминаю слова и место, где состоялся этот разговор с Шарлоттой – в уборной музея искусств. Челюсть сжимается, грудь сдавило, потому что я знаю, что будет дальше. Мои глаза сканируют толпу, собравшуюся возле площадки. Людей немного, но все ключевые игроки здесь. Клан Офферманов. Мои родители. Я. Словно истуканы, слушающие записанный Эмили мой приватный разговор с Шарлоттой.

– Я не могу больше притворяться.

Слова, сказанные Шарлоттой неделю назад. Адреналин переполняет меня, я хочу немедленно прекратить это. Делаю шаг к Эмили и тянусь за колонкой, когда мой голос отзывается эхом прошлых дней:

– Ты о помолвке?

Отец хмурится. Он смотрит мне в глаза, и в его взгляде возникает то ли разочарование, то ли смущение.

Офферман смотрит, переводя взгляд с меня на Шарлотту на трибунах. Ее рот открыт, глаза полны ужаса.

Нужно. Остановить. Это.

Я устремляюсь к Эмили. Возможно, мне удастся выхватить динамик из ее рук и нажать «стоп», прежде чем прозвучат следующие слова.

– Выключи. Пожалуйста, – умоляю я, пытаясь отобрать у нее телефон, колонку и гребаное желание совать нос не в свое дело.

Она качает головой и поднимает колонку выше, поэтому следующие слова Шарлотты звучат громко и предельно ясно:

–Нет. С ней все в порядке. Фиктивная помолвка – не проблема.

Эмили нажимает «стоп», и я жду, что она повернется ко мне со словами: «Попался!».

Но вместо этого появляется идущий по краю трибун Эйб и присоединяется к Эмили на поле. Пытаясь понять, я смотрю на него. Он встает рядом с Эмили и улыбается ей, как гордый…учитель?

Эмили смотрит на отца.

– Теперь-то ты мне веришь, что я не хочу изучать искусство в Колумбии?

Колумбия. Эмили пойдет в тот же колледж, что и цепкий репортер. Видимо, они знакомы. Раздувая ноздри, Офферман делает шаг вперед.

– Эмили, сейчас не время обсуждать профиль твоего будущего обучения. Что это значит?

Да, меня отчасти это тоже интересует.

Тем более, я думал, это касается меня и Шарлотты, но, похоже, тут проблема отцов и детей.

С нахальным взглядом Эмили упирает руку в бедро.

– Меня ни капли не интересует изучение искусства. Я твержу тебе об этом уже не первый год. Но ты никогда не слушаешь меня. Ты никогда не слышишь, чего я хочу. Мне хочется изучать бизнес в колледже. Быть, как ты. Но ты считаешь, что бизнес – это мужской мир. Ты не прав! Хотя бы потому, что я буквально спасла тебя от покупки бизнеса у лжецов. Едва познакомившись с ними, я поняла, что здесь что-то не так, – говорит она, указывая гневным жестом на нас с Шарлоттой. – Поэтому я поговорила с Эйбом на обеде в «МакКой» и поняла, что поступаю в тот колледж, который он посещает. И угадай, что? Он почувствовал то же самое по отношению к счастливой парочке. Тогда мы решили поработать вместе, чтобы докопаться до сути коммерческой сделки и проникнуть в самое сердце этой истории. И вот оно, папочка.

Она указывает на меня обвиняющим жестом.

– Спенсер Холидей сфальсифицировал свою помолвку с Шарлоттой Родос, чтобы ты купил «Катарин», будучи уверенным, что это благонадежный семейный бизнес, как тебе и хотелось, а не связанный с человеком, широко известным в деловых кругах своими пикантными фотографиями.

Руки в боки, ноги расставлены, в глазах одержимость.

– Неплохой заголовок для завтрашней статьи Эйба? Дадите официальный комментарий?

Эйб и Эмили смотрят на нас с самодовольным восторгом, но мой взгляд нацелен на Эмили.

По большей части, мне хочется рассмеяться и заявить всем, что все это выдумки маленькой сумасшедшей лгуньи. Хотя, не буду скрывать, в глубине души есть желание поаплодировать девчонке за мужество. Не очень приятно быть целью ее закулисных игр, но, твою мать … У Эмили определенно есть яйца, раз она бодается с этой сексистской свиньей – ее папашей. Она переиграла всех нас – тот флирт за ужином вовсе не был флиртом. Почуяв ложь, она играла со мной, чтобы докопаться до истины.

– Это правда?

Вопрос задал не Офферман. А мой отец. Человек, которым я восхищаюсь. Человек, которого уважаю. Человек, благодаря которому я всего за неделю изменился к лучшему. Я готов сгореть со стыда, когда отец обходит мистера Оффермана. Он смотрит не на того, с кем заключил сделку. Он смотрит на своего сына.

Его плоть и кровь, который солгал ему. Опозорил его. Обманул всех присутствующих.

Мое лицо пылает. И тот факт, что мои чувства к Шарлотте стали настоящими, ничего не меняет. Больше ничего не имеет значения. Я киваю и пытаюсь сформулировать ответ.

Но звук шагов по шаткому металлу прерывает меня. Шарлотта пробегает по импровизированным трибунам и пересекает газон поля.

– Стоп, – говорит она и, подняв руку, крутит кольцо на пальце. – Фальшивая помолвка была моей идеей. Спенсер не виноват.

Мой отец хмурится и поворачивается к ней.

– Что ты имеешь в виду?

– Это была моя идея, – говорит она с раскаянием в голосе и чувством вины в глазах. – Я попросила Спенсера притвориться моим женихом, чтобы мой бывший парень прекратил доставать меня, – мрачно продолжает она и снимает кольцо, а я, стиснув зубы, с ненавистью наблюдаю, как оно покидает ее палец.

– Это не так, – говорю я. Она берет мою вину на себя, и я не могу ей этого позволить. Это мой косяк, и разбираться с ним должен я.

Задрав подбородок, она настойчиво произносит:

– Это правда, – ее глаза устремлены на меня, и только на меня. Они словно говорят: «не смей перебивать». Шарлотта смотрит на моего отца и мистера Оффермана. – Это все из-за меня. Мне было нужно, чтобы Спенсер притворился моим женихом и отвадил моего бывшего. Мы живем в одном доме, и после нашего расставания это стало кошмаром. Все знают, что он изменил мне, и я вынуждена была постоянно встречаться с этими жалостливыми взглядами… Но, когда он начал каждый день умолять меня вернуться, я поняла, что нужно какое-то радикальное решение, чтобы это прекратить.

Миссис Офферман едва заметно кивает головой. По ее взгляду похоже, что она понимает положение Шарлотты.

Шарлотта так чертовски убедительна – но она не должна быть убедительной. Ей просто нужно быть честной. Почти все, что она говорила до сих пор – правда. Даже если первоначально идея исходила от меня, остальная история совпадает.

Кроме моего обмана.

– Шарлотта, ты не должна этого делать, – говорю я тихо, чтобы слышала только она.

Она качает головой, и говорит, обращаясь ко всем:

– Нет, должна. Я попросила его притвориться, что мы помолвлены, чтобы, наконец, иметь возможность жить спокойно. Пожалуйста, не вините Спенсера. Фиктивная помолвка была моей идеей, и он пошел на это, потому что действительно прекрасный парень и просто хотел мне помочь. Мы спланировали каждую деталь, в том числе и то, как все это закончится, – она вздыхает, но продолжает с высоко поднятой головой: – Это должно было продлиться неделю, и сегодня срок истек. Так что, полагаю, все закончено, – она снимает кольцо. Ее глаза темнее, чем когда-либо. Непроницаемы. Она обводит всех взглядом. – Все это время мы только притворялись, но не по той причине, о которой вы думаете, – она кладет кольцо мне на ладонь и сжимает вокруг него мои пальцы.

– Спасибо, что сделал это для меня, – она обнимает меня и шепчет: – Мне так жаль.

Мои мышцы напрягаются в слабой надежде услышать дальше: «Я хотела бы поблагодарить жюри… Полагается ли мне награда за разыгранное представление?» Но она молчит, и это извинение так похоже на правду, как и сказанные перед этим слова.

Она разрывает объятия, бросает взгляд на остальных и повторяет одними губами:

– Прости.

И уходит. Уходит от меня. Это уже не притворство, потому что все слишком реально, и с каждым ее шагом во мне что-то обрывается. С идиотским видом я, как истукан, стою на поле, а внутри все сжимается от скопления эмоций, и это замешательство начинает превращаться во что-то более сильное. Боль. Чертовски сильная боль, словно прямой удар в сердце. Она не любит меня.

Все это время мы только притворялись.

Мистер Офферман поворачивается к моему отцу, раздувая ноздри и гневно сверкая глазами.

– Меня не волнует, чья это была идея. Я не имею дел с лжецами. Сделка аннулируется, – говорит он, размахивая руками.

Из колонки Эмили начинает звучать песня Рианны «Take a Bow».

Я стою с поникшей головой, а Офферман кричит своей дочери:

– Достаточно.

Хотя бы в этом наши мнения совпали.