Текст книги "Нехилый камешек (ЛП)"
Автор книги: Лорен Блэйкли
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 12 страниц)
ГЛАВА 23
Розыгрыш или нет, но мне нужно время, чтобы выкинуть из головы образ Харпер в объятьях Ника, хотя с задачей я отлично справляюсь.
«Благодаря» новой навязчивой идее.
Этой фотографии. Мои мысли зацикливаются на словах Харпер о чувствах Шарлотты. Я, как одержимый, пялюсь на снимок в «Пейдж сикс», словно в ней скрыта суть мироздания.
У Ника квартира недалеко от парка, поэтому я оставляю у него биту с перчатками и иду к остановке Колумбус-Серкл[19]19
Колумбус-Серкл(англ. Columbus Circle) – одна из самых известных площадей Манхэттена, появившаяся с юго-западного угла Центрального парка, на пересечении Бродвея и Восьмой авеню, на рубеже XIX и XX веков. Так же называются и кварталы, прилегающие по периметру к площади.
[Закрыть], не сводя глаз с фото. Склонившись над экраном телефона, я спускаюсь по лестнице в метро и запрыгиваю в поезд. Берусь за поручень, когда в двери вагона на последней минуте вбегает девушка-хипстер в зеленых обтягивающих брюках, сжимая в обеих руках сумки.
– Фух, – выдыхает она с облегчением. Вот только двери зажали уголок тканевой сумки, девушка пытается выдернуть ее и превращается в юлу. И чем-то со всей дури бьет меня в локтевую кость.
– Ай... – вздрагиваю я.
Девушка в ужасе прижимает ладонь ко рту.
– Ты в порядке? Это мой майонез?
– Майонез?.. – переспрашиваю я, потирая локоть, а поезд на всех парах мчится по туннелю. Откуда, черт возьми, такая жуткая боль?
– У меня в этой сумке банки с майонезным песто[20]20
Майонезный песто(англ. pesto mayonnaise) в состав которого входит, растительное и оливковое масло, горчица, яичный желток, уксус винный белый, базилик, кедровые орехи, сыр пармезан, чеснок, соль и лимонный сок или вустерский соус.
[Закрыть]. Я делаю его сама. И угощаю друзей. Боже, он не разбился? – с ужасом в глазах она начинает рыться в соломенной сумке.
Мое предплечье изнывает от боли, а она проверяет свой соус.
– Не переживай. На меня только что напал твой мазик, но я не буду выдвигать обвинения, – морщась, бормочу я себе под нос.
По тому, как она на меня смотрит, видно до нее наконец дошло.
– Ты в порядке?
Я киваю.
– Да. С моим локтем тоже, что и с пальцами ног.
– Тебе на ноги упал майонез?
– Нет. Меня атаковала бейсбольная бита. По-видимому, неодушевленные предметы объявили мне сегодня войну, – говорю я, пока острая боль стихает. – С твоим майонезом все в порядке?
Она кивает и держится за поручень, пока мы подъезжаем к следующей остановке.
– Он выживет. Извини, что ударила.
– Все нормально. Жизнь в крупных городах – опасная штука.
Она сморит на фотографию на экране телефона, который я по-прежнему сжимаю в руке.
– Такая милая пара.
– Ах, да, – говорю я, поднимая телефон.
– Они выглядят такими счастливыми вместе, – добавляет майонезная девушка.
– Неужели?
Она кивает.
– Однозначно.
– Как думаешь, что он должен ей сказать?
Она наклоняет голову.
– Ты о чем?
– Должен ли он признаться ей в своих чувствах?
Она пожимает плечами с широкой улыбкой.
– Конечно, ему следует это сделать. Если девушка нравится ему так же как майонезный песто, нужно признаться ей в этом.
– Обязательно ему это передам, – говорю я, когда поезд останавливается в мидтауне[21]21
Мидта́ун или Средний Манхэттен – один из трёх крупных торговых и деловых районов Манхэттена, находится между 14-й улицей на юге и 59-й улицей и Центральным парком на севере.
[Закрыть].
Поднявшись по лестнице и выйдя из метро, я отчетливо понимаю, что наша ситуация с Шарлоттой намного сложнее майонеза, и моя нелюбовь к мазику тут ни при чем.
* * *
«Лаки Спот» напоминает зоопарк. Для размышлений тут нет времени. И для планирования тоже. Как, в принципе, и для попыток разобраться с неведомыми мыслями, зародившимися в моей голове.
Мне нужно выработать стратегию, но я еще не до конца разобрался в происходящем.
Мы теперь больше, чем друзья?
Настоящие ли чувства?
А взаимные ли они?
И как эти чувства называются?
В моей груди словно батут, а сердце на нем делает сальто. Никогда раньше со мной такого не происходило, и, боюсь, если я решусь прыгнуть, то могу приземлиться на голову.
Или задницу.
А может даже на лицо.
Вот такие пироги. Вечер пятницы, бар переполнен, а я без понятия, что мне делать с охватившими меня майонезно-пестовыми чувствами.
В час пик я разрываюсь между оформлением заказов на ноутбуке, рассказом Шарлотты о злоключениях в поезде и помощью за стойкой бара, пока Шарлотта в кабине разрабатывает новую маркетинговую идею.
– «Бельведер» закончилась, – объявляет Дженни за стойкой, махая пустой бутылкой.
– Я принесу, – говорю я и иду в кабинет, где в кресле сидит Шарлотта в джинсах и белом топике на бретельках. Когда я ее вижу, в голове начинают мелькать образы: тот момент на углу Сорок третей улицы; майонезный песто; зубная паста; слова, которые она сказала Эйбу прошлой ночью. Сердце громко колотится, пытаясь вырваться из груди. То сумасшедшее ощущение, которое описывают в книгах, фильмах, песнях, стихах о влюбленных…
– Приветик, – мягко произносит она. Но меня поражает сладость звука. Он кажется таким личным, только моим.
Да.
Именно это описывают в книгах, фильмах, песнях и стихах о влюбленных. Я чувствую это, когда смотрю на нее. Ни в офисе, ни в баре мы еще не были с ней близки. Да, я этого очень хочу, но мои мысли не только о сексе. Я постоянно думаю о Шарлотте. В моей голове роится алфавитный суп, образуя слова…
– И снова здравствуй, – мягко говорю я и киваю на шкаф за ее спиной. – Мне нужен «Бельведер».
– Сейчас дам.
Отложив айпад на стул, она встает и тянется к ручке шкафа. Топик задирается, слегка оголяя спину.
– Ты великолепно выглядишь, – говорю я.
Она смотрит на меня и улыбается.
– Ты тоже. Позже поедем к тебе? Или ко мне?
Может, для нее это просто секс и больше ей ничего не нужно. Но даже если так, мне нужно знать.
– Ага. Куда захочешь.
Шарлотта открывает шкаф, а я подхожу ближе, намериваясь поцеловать ее в шею.
Но меня поражает вспышка боли, когда дверка шкафа бьет меня по башке. Дикая боль разносится по голове, телу, охватывая каждую клеточку.
Я проклинаю мучительное торнадо адовых мук.
– Господи! Боже милостивый! Ты в порядке? – говорит Шарлотта в панике, хватая меня за плечи.
Правой ладонью я закрываю глаза, черепушка раскалывается, ломит в висках.
– Кажется, ты ударила меня по голове, – говорю я, превратившись в Капитана Очевидность.
– Боже, – шепчет она с таким видом, будто я потерял глаз.
– Что?
Я отлично вижу, поэтому уверен, что пока не одноглаз, но подозреваю, что с лицом у меня не все в порядке.
– Я никогда в жизни не видела такой огромной шишки.
ГЛАВА 24
Я сегодня узнал о нескольких вещах.
Во-первых, я заглянул в календарь. Оказывается, сегодня неудачный день для Спенсера и мне трижды делали больно. На часах за полночь, и мне хочется верить, что угроза миновала.
Хотя никогда нельзя быть уверенным до конца.
Во-вторых, моя шишка самая огромная в истории человечества, но после трехчасового охлаждения я не только отморозил себе висок, но еще почти избавился от опухоли. Опять же, при виде такого синяка на лице любой скажет: «Ничего себе! Вот это фонарь! Чувак, тебе реально не повезло».
Именно это мне сказал парень в аптеке, когда я покупал ибупрофен.
В-третьих, ибупрофен творит чудеса.
Но пришло время реального испытания. В дверь звонят. Я знаю, это Шарлотта. Она написала, что едет ко мне с провизией. Оборачиваюсь к Фидо. Парень дрыхнет на подушке, высунув изо рта язык.
– Можешь открыть?
Он не отвечает, поэтому я ползу с дивана к двери. Нажимаю на кнопку домафона.
– Привет? Это самая горячая в мире медсестра, которую я недавно заказал в агентстве по медицинскому уходу на дому?
Из динамиков раздается смех.
– Да, именно. Я пришла обтереть тебя мочалкой.
Я впускаю Шарлотту и жду, пока она подымится на лифте на шестой этаж.
– Ты моя отрада для глаз.
Я любуюсь, как она идет ко мне.
– Только не говори, что у тебя еще и глаза болят, – дразнит она.
– Нет, только это, – отвечаю я, слегка касаясь головы.
Я закрываю дверь и возвращаюсь к дивану. Шарлотта кладет пакеты на журнальный столик и окидывает меня взглядом. Подносит пальцы к синяку, но не касается.
– Больно?
Я киваю.
Она наклоняется ко мне и целует в лоб.
Я стону для эффекта:
– Больно. Очень-очень.
Шарлотта качает головой и отходит оглядеть меня.
– Серьезно. Как ты?
Я прикусываю уголок рта, разрываясь между желанием сказать ей правду: «становится лучше», – или перейти к сочувствию и сексу. Принимаю решение за наносекунду.
– Ужасно, – бормочу я и зарабатываю еще один поцелуй.
Она садится прямо, соединив ладони.
– Хорошо, я принесла тебе любимый напиток, – говорит она и достается из пакета огромную бутылку скотча.
Я с благодарностью приподымаю бровь.
– Холодную кунжутную лапшу из твоего любимого китайского ресторанчика.
Она хватает и демонстрирует мне белую коробку. Я облизываю губы.
– Или, – продолжает она, вытаскивая из другого пакета что-то завернутое в белую бумагу, – панини[22]22
Панини – итальянский бутерброд или сэндвич, где булочка разрезается вдоль, а внутрь кладут, ветчину, сыр и др. начинки.
[Закрыть] на гриле из магазинчика за углом. Цыпленок и проволоне[23]23
Проволоне – твёрдый нежирный итальянский сыр, вырабатываемый из коровьего молока. Вкус варьируется в зависимости от разновидности: от резкого до очень мягкого. Текстура – однородная, слегка шелковистая, с небольшим количеством глазков. Корка мягкая, золотистого цвета.
[Закрыть], без майонеза, который ты ненавидишь.
Забудьте о сочувствии и сексе. Вот чего я хочу. Ее здесь, со мной. Девушку, которая меня так хорошо знает. Я обхватываю ладонями ее щеки.
– Все, что мне было нужно, – говорю я ей.
Она целует меня, но очень робко и нежно.
– Я не сломаюсь, – говорю я, отстраняясь.
– Тебе очень плохо. И все из-за меня. Я ударила тебя дверью.
– Это было случайно, – я делаю паузу, – или нет?
Она качает головой.
– Конечно, случайно.
– Я слишком фигово выгляжу?
Она закатывает глаза.
– Я тебя умоляю. Ты, как всегда, великолепен.
– Тогда в чем дело?
– Я тебя ударила, и у меня теперь кошки скребут на душе. Мне хочется, чтобы тебе стало лучше. Именно поэтому я притащила тебе всю эту провизию. – Она указывает на лакомства.
– И я ценю это.
– Давай я принесу тебе еще льда, – говорит она и идет на кухню за ледяным компрессом из морозилки. Вернувшись, она прижимает компресс к моему лбу. Я осторожно беру ее за руку.
– Шарлотта, я несколько часов сидел со льдом. Еще немножко, и шишка затянется в мой мозг. А это очень опасно.
Она хмурится, но все же убирает пакет, а потом кивает на баночку ибупрофена.
– Может, еще таблетку?
Качаю головой.
– Я выпил две в десять и сейчас немножко не в себе.
Она заламывает руки.
– Мне жаль, – шепчет она.
Я откидываюсь на подушку.
– Я каким-то образом показал тебе, что меня волнует инцидент с дверкой? Поверь, мне глубоко плевать. Конечно, если это не станет преградой для тебя трахнуть меня хорошенько, – громко заявляю я.
Она качает головой.
И я добавляю немного мягче, скользя пальцами по ее шее:
– Тогда прекращай эту суету. Мне не нужен ибупрофен. И лед. Я даже не хочу холодную лапшу, хотя это одно из моих любимых блюд, после проволоне без майонеза, которые ты принесла.
– И чего же тебе хочется?
Обхватив затылок рукой, я притягиваю ее к себе. Ее губы зависают в нескольких сантиметрах от моих. Мне казалось, я не хочу секса и сочувствия. Я ошибался. Мне хочется секса и чего-то еще.
Заняться любовью с ней, а не бесчувственным сексом. С единственной женщиной, которая сумела вызвать у меня такие чувства. Я шепчу ей на ухо:
– Тебя.
Она дрожит в моих руках, а потом медленно и игриво сползает по моему телу. Добравшись до пояса баскетбольных шорт, задорно шевелит бровями, а потом прижимает руку к моей эрекции и говорит:
– Знаешь, даже смешно, что твоя шишка соответствует твоему члену, Спенсер.
– Да? И как же? Надеюсь, не цветом.
– Самые большие в мире, – говорит Шарлотта, стаскивая с меня шорты и трусы. Я снимаю футболку.
– Даже лучше, – бормочет она и толкает меня в грудь, опрокидывая на спинку дивана и усаживаясь между моих ног. Шарлотта не спускает с меня глаз и в предвкушении облизывает губы.
У меня вырывается рык со стоном, когда она обхватывает головку члена.
Это рай. Можете хоть сейчас проверить по словарю.
Губы Шарлотты на моем члене. Она дразнит меня, лаская головку, а потом облизывает от кончика до основания. Скользит вверх и обхватывает языком. Жар разносится лавой по венам.
Бедра дрожат, безумно хочется, чтобы она вобрала меня в рот целиком, но и эти поцелуи дико заводят. Она облизывает меня как любимую конфету. Вожделение вспышками проносится по позвоночнику. Аж искры летят.
Открыв рот шире, она придвигается ко мне, посасывая головку, и я закрываю глаза от ласк ее фантастического ротика.
Но через минуту я снова смотрю на нее. Мне нужно ее видеть. Следить за ней. Золотистые волосы рассыпаны по моим бедрам, голова покачивается между моих ног, а член скользит между пухлых красных губ.
Во всей Вселенной нет картины лучше.
Беззастенчиво любуясь моей богиней, я запускаю пальцы в ее волосы и слегка дергаю их.
– Возьми больше, – шепчу я, уговаривая углубить ласки. Шарлотта с радостью подчиняется, вбирая в сладостный ротик больше, а потом берет яйца в ладошку. У меня закатываются глаза, и я втягиваю воздух через зубы. Я больше не в силах сдерживаться. Начинаю приподыматься и раскачиваться, трахая ее красивый ротик. Стремясь к большему, притягиваю ее ближе. Кожу словно окутывает пламя. Я так близок к развязке.
– Черт, – хриплю я и оттягиваю ее от себя.
Я не могу кончить в ее рот. Особенно, когда так сильно хочу ее и жажду, чтобы она кончила первой.
– Тебе не нравится? – спрашивает она. В красивых карих глазах мелькает беспокойство.
Я усмехаюсь.
– Мне безумно нравится, но я хочу, чтобы ты прокатилась на мне. – Дотягиваюсь до кошелька и беру презерватив. – Сию секунду! После этого, обещаю, мне будет намного лучше.
В считанные секунды Шарлотта сбрасывает с себя одежду и садится на меня. Я приподымаю ее и опускаю на член. Меня, как перчаткой, обхватывает тугая горячая киска. У Шарлотты перехватывает дыхание, когда она вбирает меня в себя.
– Ты такая мокрая, просто поласкав ротиком мой член? – спрашиваю я, приподымая, а потом опуская ее вниз.
Шарлотта кивает, отрывисто дыша, а потом делает самую сексуальную вещь на свете, но такое чувство, будто она даже не понимает этого. Шарлотта обхватывает ладонью свою грудь, пока я ее трахаю. Начинает ласкать свои фантастические сиськи. У меня внутри все закипает. Кровь бурлит, как ртуть, когда я смотрю, как меня объезжает великолепная беспутная наездница. Вторая ее рука скользит по мягкому животику, который мне хочется поцеловать и облизать. У Шарлотты вырывается стон со всхлипом. Охрененный звук. Шарлотта ласкает себя и трахает меня.
Она раскачивается вверх и вниз на моем члене, дразня себя пальцами в стремлении достигнуть пика наслаждения.
Словно она мастурбирует на моем члене.
Я хочу, чтобы она использовала меня. Делала все, что душа пожелает. В любом случае с ней я улечу до небес. У Шарлотты перехватывает дыхание, плечи вздрагивают. Она явно теряет контроль. Схватив ее за бедра, я подталкиваю ее к краю.
– Давай, малыш. Не сдерживайся. Ты так прекрасна, когда кончаешь.
– Я так близко. Так близко, – бормочет она, раскачиваясь на мне и полностью вбирая в себя. Стоны превращаются в крики.
У меня сносит крышу от этой картины. Я превращаюсь в горстку пепла. Сгорая дотла от ее губ, рта и глаз.
От всего. Она для меня гребаный мир.
Подняв руку, Шарлотта пропускает сквозь пальцы свои волосы, а вторая продолжает играть с грудью. Ее глаза закрыты. Она полностью отдалась во власть удовольствия. У меня дух захватывает, насколько она красивая, оттрахивая меня до изнеможения. Вскоре ее движения становятся дикими, и теперь я хочу вместе с ней окунуться в вихрь удовольствия
– Посмотри на меня, – хрипло прошу я.
Её глаза приоткрываются. В затуманенных карих омутах плещется страсть, вожделение и что-то большее – невероятное и неизведанное.
Шарлотта опять прикрывает глаза.
– Посмотри на меня, – уже не просьба, а команда, грубая и горячая.
– Но так я быстрей кончаю, – протестуя бормочет она, хотя судя по тому, как Шарлотта вглядывается мне в глаза, опускает лицо и хватает за плечи – это больше признание. – Я не хочу, чтобы это заканчивалось, – говорит она со стоном.
Я знаю, что она говорит о сексе, но так хочу, чтобы это означало намного больше. Каким стало для меня.
Мы словно связаны. Она не отводит глаз, да и я не смог бы, даже если бы попытался. В ее глазах сокрыты все мои тайные желания. Мне это нужно до охренения. Она шепчет моё имя. Слова срываются с языка слаще меда. Я на грани. Яйца напряжены. Я не в силах больше сдерживаться, мне нужно, чтобы она кончила, пока я не слетел с катушек.
– Кончи на меня, – подстегиваю я, чувствуя приближение собственного оргазма. – Кончи на меня сейчас!
С диким криком ее накрывает волна удовольствия. Наклонившись, она прижимается к моему уху и протяжно шепчет новый восхитительный напев:
– Я не могу остановиться. Просто не в силах остановится.
Она повторяет это снова и снова. Это так необузданно и сексуально. Я в восторге от этого. Обожаю, когда Шарлотта кончает. Мне до охренения нравится делать ее счастливой. Заниматься с ней любовью. В данную секунду я люблю этот мир, даже свою шишку, ушибленный локоть и биту, упавшую мне на пальцы ног.
Шарлотта падает на меня, прижимаясь к шее, целует в ухо и непрерывно шепчет:
– Как же хорошо.
– Лучше не бывает, – соглашаюсь я, хоть «хорошо» это слишком слабо сказано.
– Только с тобой, каждая мелочь, – признается она, когда я обнимаю ее и крепко прижимаю к груди.
– Каждая, – соглашаюсь я.
Я люблю весь этот мир без остатка, а еще я самый счастливый сукин сын на планете рядом с женщиной, в которую безумно влюблен.
Вот что это такое. Именно это нашептывал мне алфавитный суп.
Я нарушил самое главное правило.
Влюбился в своего лучшего друга.
ГЛАВА 25
Бита соединяется с мячом с диким ударом, и я готовлюсь к третьей базе. Все жду и жду увидеть, угодит ли мяч в перчатку аутфилдера [24]24
Аутфи́лдер – игрок обороняющейся команды, патрулирующий внешнее поле.
[Закрыть] или вернет меня «домой».
Бум. Через ограду.
Я взмахиваю кулаком и кричу.
Ник бросает биту в грязь и бежит по базовой линии, а я устремляюсь к «дому». Наблюдая за тем, как он несётся от базы к базе, мой отец подпрыгивает на импровизированной скамейке запасных. Благодаря Нику команда отца вырывается вперед на девятом иннинге[25]25
Каждая игра разделена на периоды – «иннинги» (англ. inning), в каждом из которых каждая команда играет по разу в нападении и в защите. Каждый раз, когда три игрока команды нападения отправились в аут, команды меняются местами (таким образом, в каждом иннинге шесть аутов – по три для каждой команды). Обычно игра состоит из 9 иннингов. В случае равного счёта по окончании последнего иннинга назначаются дополнительные иннинги.
[Закрыть].
Я поднимаю руку и даю пять нашему отбивающему, когда он добегает до основной базы.
– Хорошая работа, Грэнд Слэм[26]26
Грэнд Слэм – удар с хоум-раном в ситуации, когда все базы заняты раннерами, что позволяет команде набрать сразу 4 очка.
[Закрыть], – говорю я. За этот сезон он уже дважды выбивал четырехочковый.
Как только он встает на основную базу, раздается «Beautiful» Кристины Агилеры. Интересный выбор. Для Ника я бы такое не поставил, но дочь мистера Оффермана назначила себя «комментатором» игры и выбирала мелодии для подач, хоум-ранов[27]27
Хоум ра́н – удар, после которого отбивающий пробегает через все базы и возвращается в «дом». В современном бейсболе или софтболе обычно достигается при ударе, когда мяч выбивается за пределы поля между штрафными мачтами (или касается одной из них). Такая ситуация называется «автоматический хоум-ран».
[Закрыть] и аутов[28]28
А́ут – ситуация (или команда судьи), означающая, что игрок нападения в данном периоде (иннинге) выведен из игры.
[Закрыть].
В руках Эмили синие портативные колонки овальной формы, из которых льется музыка с ее сотового. Раскачивая бедрами, она призывает нашу команду присоединиться к танцу. Сестрицы поддерживают ее с трех рядов ветхих скрипучих трибун.
Отец дает Нику пять, когда тот уходит с поля.
– Ты моя призовая лошадка. Жди чек по почте, – шутит мой отец, направляясь к скамейке команды перед трибунами. Шарлотта машет и улыбается. Я смотрю на нее, и сердце готово выпрыгнуть из груди.
«Сегодня», говорю я себе. У меня есть план. Я отведу ее в любимый итальянский ресторан в Челси[29]29
Че́лси – исторический район на северо-западе Нижнего Манхэттена, Нью-Йорк, США.
[Закрыть] и там открою перед ней душу. Расскажу, что она для меня единственная, и буду надеяться, что рядом окажется женщина с «Пейдж сикс», а не та, что хочет просто дружить со мной. Без понятия, хочет ли Шарлотта чего-то большего, как и я, или видит во мне только друга. Но я чертовски сильно уверен в своих чувствах и желаниях. Она должна быть моим другом, деловым партнером, любовницей и любимой. Хочу, чтобы она была только моей. Именно поэтому сегодня утром – после того, как мы почистили зубы – я пригласил ее на настоящее свидание.
И Шарлотта согласилась.
У меня потеют ладони от одной мысли, что сегодня у меня официальное свидание с моей первой и единственной любовью. Я рискну всем, признавшись, что наши фальшивые отношения стали для меня настоящими. Пульс зашкаливает от надежды, что мои чувства взаимны.
Черт, на время игры я положил в ее сумочку свои ключи, кошелек и сотовый, но неужели там еще спрятан магнит? Отвернувшись от Ника, я подбегаю к трибунам и быстро целую Шарлотту. Наши губы соприкасаются, и она тихо вздыхает. Через секунду из колонок Эмили звучит Сиара «Pucker Up».
Черт, прыткая девчонка.
Я отворачиваюсь от трибуны.
Еще один игрок из команды «Катрин» в шаге от базы. Радости отца нет предела. Папа в замечательном настроении: сейчас его команда выигрывает, а утром он подписал документы. Адвокат проводит окончательную сверку, и в понедельник состоится официальная подача. Если все пройдет хорошо, к тому времени мы с Шарлоттой будем по-настоящему вместе, и нам не придется расставаться. Удивительно, как все прекрасно складывается.
Когда я занимаю место на скамейке, Ник говорит мне тихим голосом, делая вид, будто общается с Шарлоттой:
– О салют, Шарлот. Как делишки? Ты по-прежнему встречаешься со Спенсером? Как оно? Ты любишь его большое эго. О да, оно просто огромное. Я тоже в восторге. – Он поворачивается ко мне с невозмутимым видом. – И как, я справляюсь?
Я делаю «удивленный» вид.
– Поразительно. Такое чувство, что ты пожизненно этим занимаешься. – Я фыркаю. – И, кстати, я надеюсь, что скоро это не будет притворством.
Он вопросительно поднимает бровь.
Пожав плечами, я говорю шепотом:
– Сначала это была игра, но теперь для меня все стало реальным. Я собираюсь сегодня во всем признаться и глянуть, взаимны ли мои чувства.
Ник протягивает кулак.
– Вперед дружище, – говорит он без намека на смех или сарказм. – Вы всегда идеально подходили друг другу.
– Да? Почему? – спрашиваю я, желая услышать подробности.
Мой приятель посмеивается и качает головой:
– Дружище, и что, по-твоему, я должен сказать? – Он смыкает ладони и хлопает ресницами с преувеличенным восторгом. – Безумно мило, когда вы заканчиваете друг за друга предложения или лакомитесь мармеладными мишками. – Покончив с представлением, он пожимает плечами. – Я могу лишь сказать, что поддерживаю тебя.
– Спасибо, друг. Я ценю это. – А потом замолкаю и прищурившись смотрю на него. – Между прочим, если ты еще раз прикоснешься к моей сестре, я тебя наголо побрею и покрашу брови в оранжевый.
У него расширяются глаза, а рука пробегает по волосам.
– Только не волосы. Они источник моей суперсилы.
– Я в курсе. Так что, будь осторожен.
Мы занимаем наши места на поле в последней части девятого иннинга. Команда соперников продувает, и в честь нашей победы играет Пинк «Raise Your Glass». Я несусь с поля и даю пять моим товарищам по команде.
Хлопаю по ладони мистера Оффермана.
– Теперь это все будет вашим, – шучу я, кивая на команду.
– Жду не дождусь, – говорит он. – Мне нравится. Надеюсь, вы с другом останетесь в команде. Нам понадобится большая бита, если мы хотим выиграть чемпионат в следующем сезоне.
Мужик, мы дворовая команда. Расслабься.
– Надеюсь, вы выиграете, – говорю я, испытывая адреналин, пока поет Пинк, а Эмили делает вид, что как в песне держит бокал. Запихивая перчатки и бейсболку в сумку, я не свожу глаз с Шарлотты, которая празднует победу вместе с Харпер. Как же здорово видеть их вместе. Для меня это становится в порядке вещей: Шарлотта проводит время с моей семьей в качестве моей девушки, а не просто друга.
Я уже вижу, как все будет. Дни и ночи с ней. Все по-настоящему, без обмана.
Музыка резко обрывается, и необузданный энтузиазм Пинк сменяется неприятным эхом, словно записанной на диктофон, песни. Но из колонок Эмили звучит не музыка.
А голоса.
Или, точнее, мой голос.
– Ты плохо себя чувствуешь? У тебя болит голова из-за вчерашней ночи или что-то другое?
Я замираю.
Кровь леденеет, когда я ясно воспоминаю этот разговор и где он состоялся. Дамская комната в музее искусств. Челюсть сжимается, а грудь сдавливает, словно в тисках. Мне прекрасно известно, что нас ждет дальше. Я оглядываю толпу, которая собирается около основной базы. Людей немного, но все ключевые игроки на месте. Семейка Офферманов. Мои родители. Я.
Все замерли, как вкопанные, и слушают запись нашего с Шарлоттой личного разговора.
– Я не могу больше притворяться.
Слова, сказанные Шарлоттой неделю назад. Адреналин зашкаливает от желания предотвратить катастрофу. Я делаю шаг к Эмили, а из колонок доносится мой дрогнувший голос.
– Ты о помолвке?
Мой отец хмурится. Смотрит мне в глаза, и я вижу в них разочарование вперемешку со смущением.
Мистер Офферман смотрит на меня, а потом на Шарлотту на трибунах. В ее глазах плещется ужас, рот слегка приоткрыт.
Я. Должен. Остановить. Это.
Я устремляюсь к Эмили. Может, мне удастся вырвать из ее рук колонки и не дать прозвучать следующим словам.
– Прекрати. Пожалуйста, – умоляю я, пытаясь забрать ее телефон, колонки и конченое желание вторгаться в личную жизнь людей.
Она качает головой и подымает колонки над головой, когда раздаются четкие и громкие слова Шарлотты.
– Нет. С ней все в порядке. Фальшивая помолвка не проблема.
Эмили отключает запись, и я жду, когда она скажет мне: «Попался».
Но вместо этого на краю трибун появляется Эйб и идет к Эмили на поле. Я смотрю на него. Он стоит рядом с Эмили и улыбается ей, как гордый… учитель?
Эмили смотрит на отца:
– Теперь-то ты веришь, что я не хочу изучать искусство в Колумбийском университете?
Колумбийский... Эмили собирается учиться в одном универе с настырным репортером. Вот откуда они друг друга знают. Ноздри Оффермана раздуваются, когда он делает шаг вперед.
– Эмили, сейчас не время обсуждать твое будущее. Что все это значит?
Да, меня отчасти это тоже интересует.
Тем более мне казалась, что проблема в нас с Шарлоттой, но тут еще замешены отцовско-дочерние отношения.
Эмили закатывает глаза и упирает ладонь в бедро.
– Я не хочу изучать искусство и много лет об этом твержу. Но ты не хотел слушать и не обращал внимания на мои желания. Я хочу изучать бизнес. Как и ты. Но ты считаешь, что бизнес только для мужчин. Ты ошибаешься, ведь я же спасла тебя от покупки магазинов у лжецов. С нашей первой встречи я знала, что дело не чисто, – говорит она, махая то на меня, то на Шарлотту: – Поэтому я переговорила с Эйбом на ужине в стейк-хаусе, когда узнала, что собираюсь поступать в универ, где он учится. И представляешь, он почувствовал тоже самое по поводу «счастливой парочки». Вот мы и решили вместе поработать над этим материалом и докопаться до сути происходящего. И вот она, папочка.
Она тычет в меня пальцем, как на обвиняемого:
– Спенсер Холидэй подделал свою помолвку с Шарлоттой Роудс, чтобы ты купил «Катрин», считая, что это процветающий бизнес дружной семьи, как ты и хотел, не имеющих ничего общего с обсуждением фотографий членов в сомнительных приложениях. – Девчонка широко расставляет ноги и упирает руки в боки, в глазах горит решимость. – Неплохой заголовок для завтрашней статьи? Дадите официальные комментарии?
Эйб и Эмили смотрят на нас с самодовольным восторгом, а мне глубоко плевать.
Больше всего хочется засмеяться и заявить, что это выдумка патологичной маленькой лгуньи. Хотя есть крошечное желание начать аплодировать девчонке за ее мужество. Мне не по душе становится мишенью, но она во всеуслышание объявила отца сексистом. А еще отлично нами манипулировала: флирт на ужине никогда таковым не был. Она играла со мной, пытаясь докопаться до лжи, которую учуяла.
– Это правда?
Спрашивает не мистер Офферман. А мой отец. Человека, которым я восхищаюсь. Глубоко уважаю. Тот, который учил меня совсем другому. Меня охватывает стыд, когда отец обходит мистера Оффермана. Он не смотрит на человека, с которым заключает бизнес-сделку. Он смотрит на своего сына.
На свою плоть и кровь, солгавшую ему. Сына, опозорившего его. Конченого лжеца.
У меня горит лицо. Тот факт, что мои чувства к Шарлотте стали настоящими, ничего не меняет. Все это не важно. Я киваю и собираюсь ответить, но меня прерывают шаги по шаткому металлу. Шарлотта бежит по трибуне, потом по траве и грязи.
– Подождите, – говорит она, поднимая руку и сжимая кольцо на пальце. – Фальшивая помолвка была моей виной. Не Спенсера.
Мой отец хмурится и поворачивается к ней:
– Ты о чем?
– Это была моя идея, – говорит она с раскаяньем и виноватым взглядом. – Я попросила Спенсера притвориться моим женихом, чтобы от меня отстал бывший парень, – горько заявляет она и снимает кольцо с пальца. Этот момент мне ненавистен до скрежета зубов.
– Это неправда, – говорю я.
Шарлотта собирается взять на себя мою вину, а я этого не допущу. Это моя вина, и разбираться только мне.
Она поднимает подбородок.
– Нет, правда, – твердо заявляет она. Шарлотта не сводит с меня глаз, безмолвно прося не перебивать. А потом переводит взгляд на моего отца и мистера Оффермана: – Это все из-за меня. Мне не следовало просить Спенсера, даже если мой бывший не понимал по-человечески. Мы снимаем квартиры в одном доме, и после расставания он не давал мне житья. Все знали о его измене и смотрели на меня с жалостью. А потом, когда Брэдли решил меня вернуть, пришлось придумать что-то радикальное, чтобы остановить его.
Миссис Офферман незаметно кивает. По глазам видно, она понимает в каком положении оказалась Шарлотта.
Шарлотта так чертовски убедительна, но ей не нужно стараться. Она честна. Почти все из сказанного – правда. Пускай это я был инициатором «помолвки», но все остальное чистая правда.
В отличие от моей постоянной лжи.
– Шарлотта, ты не должна это делать, – очень тихо говорю я.
Она качает головой и громко произносит:
– Нет, должна. Я попросила его притворяться, чтобы спокойно жить. Но, пожалуйста, не вините Спенсера. Фальшивая помолвка – моя идея. Он согласился, потому что очень хороший и хотел мне помочь. Мы все спланировали, даже наш разрыв. – Она вздыхает, но не опускает головы. – Наши отношения должны были длиться неделю, которая подошла к концу. Это финал.
Она протягивает кольцо. Ее глаза темнее, чем когда-либо. Непостижимые. Она смотрит на окружающих.
– Наши отношения никогда не были настоящими, но совсем по другим причинам.
Шарлотта кладет кольцо в мою ладонь и заставляет сжать пальцы.
– Спасибо, что ради меня притворялся.
Она обнимает меня.
– Мне так жаль, – шепчет она, и у меня сокращаются мышцы от надежды, что она еще что-то тихо добавит.
Хочу благодарность киноакадемии.
С тебя звезда за выступление.
Но она молчит, и ее извинения звучат как горькая правда.
Отстранившись, Шарлотта смотрит на толпу зрителей и говорит:
– Прости.
А потом уходит, просто уходит от меня. Никто не говорит, что это розыгрыш, потому что все слишком реально. С каждым ее шагом во мне будто что-то умирает. Я, как дурак, стою на основной базе, и эмоции кружат в беспорядке. Неловкость перерастает во что-то худшее. Боль. Так чертовски больно. Мое сердце разбито. Она меня не любит.
Наши отношения никогда не были настоящими.
Мистер Офферман поворачивается к моему отцу. Ноздри трепещут, во взгляде злоба.
– Мне плевать, чья это идея. Я не веду бизнес с лжецами. Сделка разорвана, – говорит он, размахивая руками.
Из колонок Эмили начинает играть Рианна с песней «Take a Bow».
Я съеживаюсь, а мистер Офферман рявкает на дочь:
– Достаточно.
Хотя бы на этот счет наши мнения совпадают.
