Текст книги "Карма (ЛП)"

Автор книги: Лорен Биел

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 7 страниц)

Остаток дня тянется медленно, но я максимально сосредоточен каждую гребаную минуту. Как только солнце садится, таймер над моей головой начинает вести обратный отсчет. Я сижу на крыльце и смотрю, как большой желтый шар становится оранжевым и опускается за горизонт.

На мой телефон приходит сообщение от Адама:

Я достаю список из кармана. После того, как мы появимся на вечеринке и спрячем свои лица под масками, мы с Адамом уйдем. Имена из списка словно пристально наблюдают за мной. Я уже вычеркнул многих, оставив только семьи Грейнджер и Робертсон.

Пришло время надеть мой убийственный наряд. Я не совсем понимаю, зачем они требуют, чтобы мы наряжались. Я слышал, что секс там дикий, так что, похоже, лучше было бы, если бы было меньше одежды, а не все эти лишние ткани. Лично о сексе на вечеринке мне не довелось узнать. Я был полумертвым, когда последний раз был на этом мероприятии, а секс вообще тогда был моей последней мыслью.

Мой приталенный костюм плотно прилегает к мышцам, а под черным пиджаком в тонкую полоску надета черная рубашка. Воротничок накрахмален и отглажен. Не думаю, что я когда-либо выглядел так хорошо. Адам сказал, что я не могу прийти без пиджака, но я планирую снять его, прежде чем мы устроим веселый переполох. Думаю, это справедливый компромисс.

Пружинистым шагом я приближаюсь к машине, сев в нее, направляюсь в сторону гор. Я никогда не заходил в хижину добровольно, и я даже не помню извилистых дорог или массивных деревьев, скрывающих ее. Увидев озеро справа, я понимаю, что уже близко. Несмотря на то, что я был изможден и напуган, этот водоем запечатлелся в моей памяти. Хижина частично нависает над озером, что поглощает бо̀льшую часть криков, оставляя после себя умиротворяющую тишину.

Моя рука дрожит, когда передо мной материализуется сцена из моей памяти. Мой разум пытается забыть ту ночь, но мое тело всё еще помнит боль и безнадежность. Оно помнит пытки.

Кто познал боль, причиняет ее другим. Не так ли говорится в пословице? Должно быть, им было очень больно, учитывая, что они сделали со мной. Теперь я причиняю боль другим, провожая в последний путь.

Я паркуюсь среди множества машин, расставленных вдоль стен хижины. Для сторонних наблюдателей это выглядит как обычная частная вечеринка на озере. Но я знаю, что ждет меня внутри, и когда иду по мощеной дорожке ко входу, горло свело спазмом, воздух с трудом вырывается из моих легких.

У двери меня встречает крупный мужчина в костюме. Он поднимает руку и останавливает меня на полпути. Он ничего не говорит, просто водит металлодетектором у меня за спиной, нависая над моим затылком. Устройство издает звуковой сигнал и мигает зеленым.

– Мистер Блейкли, – говорит он и впускает меня внутрь.

Они меня чипировали? Означает ли это, что они всегда следят за мной? Или чип просто сообщает, мои координаты, как у гребанного потерянного питомца? Получается, я дома?

Моя рука обхватывает дверную ручку, и я открываю дверь в место, которое совершенно не ощущается как «дом». Меня встречают золотые отблески на фоне полнейшей черноты. Стройный мужчина в черной маске вкладывает мне в руки маску черного волка. Пешки – вроде меня – и дети старейшин носят черные маски.

Адам – старейшина, мне интересно, есть ли он среди людей, толпящихся в центре комнаты.

Мое внимание привлекают красные ленты, я провожаю взглядом воздушную шелковую дорожку к потолку. Мужчины и женщины кружатся в ткани, их тела изгибаются и свисают каким-то совершенно нереальным образом. Я поворачиваюсь и замечаю женщину, свисающую вниз головой с балконных перил. У нее полностью перерезана шея, и кровь стекает каскадом на башню из маленьких стаканчиков.

Десять лет назад на этом месте мог быть я. Обескровленная жертва для утоления жажды.

Я смотрю на балкон, со второго этажа золотым маскам открывается лучший вид на главный этаж. Кто-то запрыгивает мне на спину, и его золотая маска птицы оказывается рядом с моей.

– Эй, Нокс! – говорит он, я узнаю его голос. Это Адам.

Я внутренне съеживаюсь, но понимаю, что не стоит открыто показывать свое презрение. Прочищаю горло и выдавливаю из себя как можно убедительнее:

– Эй!

Адам вышагивает передо мной, как гордый павлин в море костюмов. Судная ночь дает возможность каждому рожденному в «Исходе» человеку почувствовать себя властелином мира. Я уверен, что мысленно он ступает по воде, а не по твердому полу у нас под ногами. В своей голове он представляет себя Богом.

Адам натягивает маску на лицо. Резкий наклон золотого клюва придает ему зловещий вид, делая похожим на чумные маски семнадцатого века.

– Ты готов к сегодняшнему вечеру? – спрашивает он.

– Если бы был не готов, меня бы здесь не было.

Он сжимает мою рубашку под пиджаком и трясет меня. Мне хочется вцепиться ему в глотку. Он слишком перевозбужден, предполагаю, что перед игрой он попробовал что-то потяжелее предлагаемого алкоголя. Словно в доказательство, он отступает назад, достает из кармана пакетик с белым порошком и нюхает его, белая полоска исчезает с его руки.

– Полегче, – предупреждаю я.

– Сегодня ночь, когда мы можем делать всё, что захотим. Кайфовать, трахаться, убивать. Это место наше, твою мать! – говорит он, его голос повышается с каждым слогом, пока он не начинает кричать. Артерии и вены на его шее напрягаются под тонкой кожей. У этого чувака случится сердечный приступ, если он не будет осторожен. – Мы гребаные боги, Нокс!

Если под «богами» он подразумевает, что мы решаем, кому жить, а кому умереть, то он ошибается. В этом списке имена людей, которые выступают в роли Богов и решают, кто будет устранен. Если вы не оправдываете ожиданий «Исхода» или осмеливаетесь пойти против, вы попадаете в список. У этих людей такое хрупкое самолюбие.

Или, может быть, именно благодаря такому подходу они так долго сохраняли контроль. Устраните все угрозы вашей секретности. Тщательно скрывай все улики.

– Мы сегодня Боги! – говорю я, хотя я не чувствую себя таковым. У меня такое чувство, что я совсем не вписываюсь в общество этих людей. И я не собираюсь спорить с его богохульством.

Но я буду тем, кто я есть на самом деле, и я не Бог. Я падший ангел, как и Люцифер.

– Пойдем выпьем! – Адам жестом указывает мне на кровавый фонтан.

Мы берем по бокалу, и я надеюсь, что он не заметит неуверенности в моих движениях. На самом деле я не такой любитель крови, как они. Я не верю, что это придаст мне какой-либо силы или могущества, и это не принесет удачи или чего-то такого, во что они верят. Но я делаю глоток вместе с Адамом, потому что, несмотря на то, что я не чувствую себя частью их, я принадлежу «Исходу». А это значит, что и мне придется испить из сосуда, которым чуть не стал я сам.

Круг замкнулся.

После того, как я проглатываю грубую, липкую, металлическую жидкость, Адам прижимает пиво к моей груди. Я с радостью открываю крышку и делаю глоток, чтобы смыть кровь, наполняющую рот, а затем смотрю на женщину над нами. Она обнажена, ее сиськи свисают к полу. Горло полностью разрезано, напоминая разинутый рот, и из раны всё еще капает кровь. Она умерла не так давно.

Интересно, кто принес это угощение на вечеринку? Сколько их еще будет сегодня вечером?

Повернувшись к Адаму, я поднимаю бокал с пивом и делаю еще один глоток. Эта женщина будет не единственной жертвой. Позже каждый должен будет принести свою собственную жертву.

Девушка, которую я видел этим утром, всплывает у меня в голове. Хотя я был бы рад увидеть ее снова, не хочу видеть ее здесь сегодня вечером. Я защитил ее от того куска дерьма, который избивал ее, но я не смогу защитить ее, если Адам положит на нее глаз. Ему нравится разрушать всё прекрасное вокруг, – увидев ее, гарантирую, что он захочет притащить ее сюда.

Надеюсь, она уже за много километров от города. Если нет, то лучше бы ей найти очень хорошее укрытие.

Мои ладони соприкасаются с шершавым кирпичом, когда мы останавливаемся на минутку, чтобы передохнуть и прислушаться. Бег в кромешной темноте утомляет. Я дотрагиваюсь до синяка, появляющегося на моем плече, и смотрю на спину Сэма. Я не понимаю, что я такого сделала, что так разозлило его. Если я такая ужасная, как он утверждает, то почему он со мной?

Он знает, почему я с ним. Он заманил меня в свои сети, когда у меня были проблемы с отцом. Говоря о «проблемах с отцом», я имею в виду тот факт, что мой папа умер. Мне казалось, что меня все постоянно бросают. Он использовал мою травму в своих целях, опутывая меня своей паутиной, словно паук, пока я не утратила возможность уйти.

Я думала, он хотел позаботиться обо мне, но он всего лишь хотел, чтобы у меня не было средств на существование, чтобы я не могла легко бросить его. Я верила, что у него искренние чувства ко мне, не предполагая, что он любит только две вещи: себя и контроль. Сейчас… Я увязла с ним, словно в трясине.

Тишину разрывает крик, доносящийся с другой стороны здания, за которым мы притаились. Я оглядываюсь в поисках места, где можно спрятаться поудобнее. В переулке стоит ржавый мусорный бак, и когда я оглядываюсь на Сэма, он кивает. Мы бросаемся к баку, а крики становятся всё ближе.

Я откидываю крышку и вздрагиваю от смешения зловонных запахов гниющих продуктов, прокисшего молока и концентрата мочи. Оглядываясь на источник звуков, я обдумываю альтернативу – не нырять лицом в эту клоаку, но крики уже превратились в шум приближающихся шагов.

И они становятся всё ближе.

Блядь.

Я переваливаюсь через борт мусорного контейнера, и мои ноги проваливаются в мягкие груды черных мешков для мусора, наполненных бог знает чем. Я зацепляюсь за угол одного из них и разрываю пакет, пачкая брюки несвежим кофе.

Отвратительно, – думаю я, – но у меня нет времени сосредоточиться на гигиене, так как Сэм приземляется рядом со мной. Он придерживает крышку и с легкостью закрывает ее, погружая нас в полнейшую темноту, пока мы прячемся, надеясь на лучшее.

По мере того, как проходят секунды и адреналин спадает, я ощущаю благоухающий запах мусора. Запахи душат мои легкие, сдавливая их до тех пор, пока я не начинаю думать, что задохнусь на троне из грязных подгузников и овощных очистков. Я хватаю Сэма за рукав. Из-за удушающего запаха этого «парфюма» и паники мне почти хочется выпрыгнуть из бака и броситься в неизвестность.

Когда я больше не могу это терпеть, я пытаюсь встать. Моя голова касается металлической крышки, но Сэм тянет меня вниз, прижимая мою задницу к другому мешку с мусором.

– Стоп, – шепчет он.

Я бы хотела, чтобы он пытался защитить меня, но эти иллюзии давно рассеялись. Он просто пытается спасти свою задницу. Если найдут меня, найдут и его.

Рядом с мусорным контейнером раздается взрыв. Я зажимаю рот рукой, чтобы заглушить испуганный крик. Мужчина кричит, а затем до моих ушей доносится хлюпающий звук.

Все мои принципы буквально кричат, что следует выпрыгнуть и помочь этому человеку, но не в этом положении. Мы не можем. Нужно, чтобы преимущество было у нас, и нет места хуже, чем гребанный мусор. Мое сердце разрывается на части из-за незнакомца, который, скорее всего, умрет в нескольких шагах от нашего укрытия.

– Пожалуйста… не надо, – шепчет он. Влажные звуки прерываются тяжелым дыханием между каждым словом.

Нападающий не чувствует жалости. Он только смеется. Он играет с ним.

Эти звуки возвращают меня к тому моменту, связанному с моим отцом. Умолял ли он сохранить ему жизнь? Доставляли ли его боль и мучения столько же радости его мучителю?

Мое сердце сжимается от переизбытка эмоций, и мне приходится бороться с желанием встать и остановить всё, что там ни происходило бы, но, прежде чем я успеваю пошевелиться, мольбы прекращаются. Всё кончено.

Слышатся шаги возле мусорного контейнера, крышка открывается. Мы старательно прижимаемся к мусору и молимся, чтобы убийца нас не заметил. Лунный свет проникает сквозь щель, когда он что-то бросает в кучу отходов. Что-то падает мне на колени. Представьте себе мое удивление, когда я смотрю вниз и вижу мужскую голову.

Его рот, застывший в хватке смерти, кривится в агонии. Тяжелые веки закрывают его невидящие глаза. Теплая кровь капает из зияющего обрубка шеи и смешивается с кофе, пропитывающим мои джинсы.

Я снова закрываю рот рукой, ноздри раздуваются, когда я пытаюсь не дать человеческой гильотине вырвать из меня ненужные звуки.

– Не двигайся, – беззвучно, одними губами произносит Сэм.

Пот каплями скатывается по вискам, и от этого начинает чесаться лицо. Но я не двигаюсь. Моя потребность держать свою голову прочно прикрепленной к остальному телу подавляет желание почесаться.

Мусорный контейнер захлопывается, и мужчина снаружи уходит, весело насвистывая. Шаги удаляются, медленно и спокойно, как будто он только что не убил человека и не бросил его голову мне на колени. Как только шаги становятся далеким воспоминанием, я выдыхаю и отталкиваю голову от себя. Я больше ни секунды не могу смотреть в его испуганное лицо.

– О, Боже, – слова вырываются из меня еле слышно.

– Хватит ныть. Ты в порядке, – шепчет Сэм.

– Но он нет, – говорю я, указывая на отрубленную голову.

– Пока это не касается нас, мне насрать.

Думаю, именно в этом мы с Сэмом отличаемся. Ему всё равно, пока это не угрожает нам, а я не хочу, чтобы это задело хоть кого-нибудь.

Сэм приоткрывает крышку, выглядывая через щель. Убедившись, что всё чисто, приподнимает крышку до конца. Он взбирается наверх, балансируя на краю, затем выпрыгивает из мусорного бака. Я собираюсь сделать то же самое, но тишину нарушает голос Сэма.

– Возможно, тебе не стоит на это смотреть, – говорит он.

– Мне нужно увидеть.

Тело мужчины лежит в растекающейся луже крови на бетоне. Его шея представляет собой месиво из красной плоти и белых костей, а от грудины до таза тянется большой разрез. Сквозь глубокую рану проглядывают розовые органы.

Мне бы хотелось, чтобы картина, которую я вижу, больше пугала меня или, возможно, вызывала тошноту, но это меня только злит. Смерть этого человека воспламеняет мою кровь, пока гнев начинает обжигать изнутри.

– Кто такое мог сделать? – шепчу я.

– Монстры.

– Нет. Даже монстры более гуманны.

– Тогда давай узнаем, кто они.

Я киваю, перешагивая через тело, но не могу удержаться от мысли, есть ли у него дочь. Если да, то вырастет ли она и захочет отомстить, как я?

Если мы с Сэмом сможем положить конец этому кошмару, возможно, ей и не придется.

Мы скрываемся в темноте, продолжая свой путь.

Алкоголь течет по моим венам. Как одно пиво превратилось в три? А может, их было четыре? Я сбился со счета.

Передо мной танцует женщина. Ее соблазнительные голубые глаза выглядывают из прорезей в черной маске. Она манит меня к себе наманикюренным пальцем, и я хочу присоединиться к ней. Поверьте, я очень хочу.

Но мне еще предстоит поработать.

И похоже, я не могу избавиться от навязчивого образа девушки, которую встретил сегодня утром. Ни одно из почти полностью обнаженных тел передо мной не сравнится с тайной того, что скрывалось под ее одеждой. Как одна короткая встреча сделала меня настолько одержимым?

Я качаю головой, избавляясь от этих образов, и отхожу к краю комнаты. Прислонившись к деревянной стене, я наблюдаю за остальными. Женщины, танцующие вокруг мужчин, постепенно оголяются. Мой взгляд останавливается на блондинке, бретельки платья которой упали, позволяя ткани собраться под ее большими искусственными сиськами. Другая блондинка, танцующая рядом, прогнувшись в пояснице, гипнотизируя, вращая своей пышной задницей. Ее короткое коктейльное платье поднимается вверх по бедрам.

Сексуальное напряжение в этой комнате такое, что его можно разрезать ножом. Воздух наэлектризован.

Когда я поворачиваюсь налево, то замечаю парочку, трахающуюся на стеклянном столе. Руки женщины вытянуты над головой, ее спина изогнулась красивой дугой, когда мужчина в маске жестко входит в нее. Я сосредоточиваюсь на стонах, срывающихся с ее губ, и поправляю штаны, надеясь, что никто не заметит мою эрекцию. Но я слышу не ее голос. Не совсем. Я слышу голос девушки, с которой мы виделись сегодня утром.

Мне нужно найти место в доме, где бы подрочить, пока Адам не вернется оттуда, где бы он ни пропадал.

Я направляюсь к двери, за которой оказывается темная комната с полосами черного света над головой. Тела трутся друг о друга, куда бы я ни посмотрел. Неоновая краска покрывает их кожу. Чувственная музыка играет наверху, что является прямой противоположностью более оживленной музыке в главном зале. Все голые, и некоторые трахаются, запрокинув головы, словно отправились в лучшее путешествие в их жизни. Некоторые всё еще носят маски, но другие уже сброшены в угол. Хотя, возможно, они вообще были без масок.

Те, кто не носит маски, встанут перед окончательным выбором, как и я много лет назад, но я бы хотел, чтобы ко мне тогда было такое же прекрасное отношение. Где была моя такая же «приветственная» вечеринка? Мне не дали возможности оттянуться как следует до принятия решения «жить ради них» или «умереть за себя».

Я прячусь в тени и расстегиваю брюки. Это не лучший выбор места, чтобы подрочить, но визуальные эффекты хороши. Если напрячь воображение, я почти могу представить, что некоторые из этих людей в масках – это я и моя загадочная девушка.

Мой член вырывается из брюк, и я обхватываю его рукой, задевая два пирсинга на его поверхности. Модифицированная «лестница Иакова». Там не так много ступеней, и кажется, что я струсил, но это не так. Так и было задумано. Я хотел, чтобы он ласкал киску женщины, когда я нахожусь в своей любимой позе – сверху, владея ею.

Я ласкаю себя отточенными движениями до тех пор, пока темнота не застилает зрение. Стоны наполняют комнату, заглушая музыку. Я подношу руку ко рту и сплевываю, прежде чем снова обхватить ею свой член. Откинув голову назад, из меня вырывается стон наслаждения, когда удовольствие перемещается от моих яиц к головке члена.

Я представляю, что это та девушка, доставляет мне всё это удовольствие. На коленях. Лежа, она поворачивается ко мне спиной и кончает на мой член. Она – прекрасное совершенство, каждый ее стон – музыкальная нота, которая доставляет мне удовольствие.

Я не могу сдержаться и не пытаюсь, когда кончаю. Белая сперма покрывает темный пол и смешивается с каплями ярко-желтой краски. И она, блядь, светится в темноте.

Женщина, которая явно наслаждается всем происходящим, подползает к моим ногам и смотрит на меня, прежде чем опуститься к полу и слизать мою сперму.

– Спасибо, – говорит она с ухмылкой, вытирая подбородок.

Я смотрю на ее покрытое краской тело, пока она встает. Соски скрыты розовой полоской, но это только подчеркивает мягкие изгибы груди. Она уходит, чтобы насладиться вечеринкой. Возможно, вчера это соблазнило бы меня, но сейчас все мои мысли поглотила женщина, которую я скорее всего больше никогда не увижу. Что, наверное, к лучшему. Мне нужно сосредоточиться.

Я привожу себя в порядок, застегиваю штаны и возвращаюсь на главную вечеринку. Натыкаюсь прямо на Адама, который выглядит очень раздраженным.

– Нам пора идти! – он указывает на дверь.

– Я ждал тебя, – напоминаю я ему, пока мы направляемся к выходу.

Как только мы оказываемся на улице, Адам садится на водительское сиденье своего кадиллака, и мы выезжаем на подъездную дорожку. Я боюсь, что из-за его манеры вождения мы режемся в ближайшее дерево, но я ничего не могу с этим поделать. Нам нужно добраться до центра города, так что я просто хватаюсь за ебанную ручку и пытаюсь унять свое беспокойство.

Прежде чем мы сможем насладиться нашими собственными убийствами, мы должны позаботиться об оставшихся именах в нашем списке. Первая по списку у нас семья. Они живут не в центре города, что вынуждает нас сделать небольшой крюк.

Адам останавливает машину у подножия длинной извилистой дороги. Эрлоу были частью общества, но отец и мать решили, что больше не хотят в нем состоять. К сожалению, никто из нас самостоятельно не может принять такого решения.

Мы выходим из машины, и Адам направляется к багажнику. Он достает оттуда два пистолета и протягивает один мне. Затем берет металлическую биту для себя, прежде чем вложить в мою ладонь нож для колки льда. У меня уже есть нож, заткнутый сзади за пояс, но чем больше инструментов для пыток, тем лучше.

Выйдя из машины, мы пересекаем огромную лужайку. Роса с сочной травы попадает на мои ботинки и просачивается сквозь носки. Миленько. Адам замечает несколько камер и бьет по ним битой, чтобы вывести из строя.

У входной двери нас встречает препятствие. Широкие железные прутья, прикрепленные к прочной раме, не дают нам проникнуть внутрь. Богатые люди могут позволить себе такую роскошь.

Не растерявшись, мы направляемся к задней части дома, но все входы загораживают те же металлические решетки. Даже окна забиты железом. К счастью для нас, они не заметили маленькое окно, ведущее в подвал. Я использую нож для колки льда, чтобы разбить стекло. Это трудновато, но мы справляемся, немного повозившись и пробормотав себе под нос несколько ругательств. Оказавшись внутри, самое время взломать дверь подвала и попасть в основные помещения дома.

Понятно, что к тому времени, как мы поднимаемся по лестнице, Эрлоу уже в шоке. Их паника, вероятно, началась, как только камеры отключились.

– О, Боже, – говорит мистер Эрлоу, прижимая к себе жену и дочь.

– Да, – говорит Адам, и на его лице появляется жуткая улыбка. – Я – Бог.

Мистер Эрлоу достает из-за спины небольшой пистолет, но Адам не боится его жалкой попытки защитится. Он выхватывает пистолет и метко стреляет в живот мистеру Эрлоу. Его жена и дочь кричат, отшатываясь от него, как будто их тоже подстрелили. Кровь сочится из маленькой дырочки на его ночной рубашке, и красный цвет начинает распространяться по ткани. Его жена наклоняется вперед и пытается прижать рану, пачкая руки кровью.

– «Исход» передает свои наилучшие пожелания, – говорит Адам.

Миссис Эрлоу хватается за рубашку умирающего мужа и смотрит в его широко раскрытые глаза.

– Ты сказал, что они одобряют наш уход!

Мистер Эрлоу качает головой.

– Я не думал, что они сделают это. Я так много сделал для них, Джанет. Я думал, что заслужил спокойную жизнь.

– Давай посмотрим, насколько спокойно ты себя почувствуешь, пока я буду трахать твою жену на твоих глазах, – рычит Адам, отрывая женщину от мужа.

– Нет, пожалуйста! – кричит она.

Адам прижимает ее к дивану, а дочь бросается вперед и хватает его за рубашку, плача и умоляя его освободить ее маму.

– Позаботься о ребенке! – кричит Адам.

Мне не нравится мысль о том, что Адам собирается сделать с этой женщиной, но это было бы лучше, чем убить ребенка. К сожалению, «нет» – это не ответ. Только не с «Исходом». Даже если бы я вложил все свои деньги в общество, как этот несчастный идиот.

Я хватаю девочку за плечо и отрываю ее от Адама, чтобы он мог быть собой. Она пинается и кричит, несколько раз попадая мне в голень, но меня это не останавливает. Я тащу ее на их огромную кухню.

Когда она видит нож для колки льда в моей руке, собирается укусить меня. Я смотрю в ее темные глаза и обнаруживаю там силу, которой не могу не позавидовать. Она – боец.

– Заткнись, мать твою, – хватаю ее за волосы и запрокидываю ей шею.

– Отпусти меня, уродливая морда!

Я поднимаю нож свободной рукой и целюсь в нее, но моя решимость ослабевает. Я наклоняюсь к ее уху, пытаясь поговорить с ней, но она старается меня укусить. Когда она охвачена паникой, до нее невозможно достучатся, поэтому я выдвигаю лезвие вперед и прорезаю дыру в ее ночной рубашке, чтобы вырвать ее из панической атаки.

Она кричит.

– Послушай меня… послушай меня! – шепчу я, и она перестает сопротивляться. Я закатываю рукав и делаю надрез на руке. Кровь начинает течь, я вытираю ее и прижимаю ее ладонь внешней стороной к ране. Затем я прижимаюсь раной к девочке, чтобы пропитать кожу кровью.

– Закричи еще раз, малышка, только очень правдоподобно.

– Что? – спрашивает она, скривив губы от отвращения к тому, что я только что сделал.

– Мне нужно, чтобы ты закричала так, будто я тебя убиваю. А потом ты должна притвориться мертвой. Хорошо? Просто лежи здесь и не двигайся. Ни в коем случае не шевелись. Ни одним мускулом.

Она кивает и кричит. Я заношу нож, и она бросается на пол. Я пачкаю кровью ее темно-русые волосы, затем растрепываю их. Ударив ножом по острову, я подношу палец к губам, тем самым напоминая ей о молчании.

– Притворись мертвой, – одними губами произношу я.

Да, я слаб, но я не хочу убивать эту маленькую девочку.

Я запрокидываю голову, услышав болезненные стоны, исходящие от матери в гостиной. Оборачиваю руку тонким полотенцем, затем опускаю рукав, чтобы скрыть нанесенную самому себе травму. Хотя мне не нужно слишком хорошо это скрывать. Адам знает, что я нечаянно режусь каждый раз, когда убиваю.

Я становлюсь на колени над девочкой и закрываю ей уши обеими руками, чтобы она не слышала звуков того, как ее мать насилует «Бог». Ее крики и стоны Адама доносятся сквозь стену. Когда они прекращаются, я отпускаю ее уши и вижу, как по ее лицу текут слезы. Я вытираю их.

– Как тебя зовут? – спрашиваю я.

– Роза, – шепчет она.

– Мне очень жаль, Роза. Веди себя хорошо и продолжай притворяться мертвой.

Она ложится на спину и закрывает глаза.

Я встаю как раз в тот момент, когда Адам врывается на кухню, застегивая молнию на штанах. Он смотрит на девочку сверху вниз, и я не могу спутать этот взгляд ни с чем другим. Он что-то подозревает.

– У тебя есть еще кокаин? – спрашиваю я, пытаясь отвлечь его от слишком пристального изучения малышки.

– В машине. С ней всё в порядке?

– Мертва.

– Больной ублюдок. Ты почти не сопротивлялся против убийства ребенка в этот раз.

Он смеется, и я подумываю задушить его прямо здесь. Но девочка уже и так увидела достаточно.

– Там всё?

– Ага, – говорит он с улыбкой. – Давай нахуяримся.

Мы можем нахуяриться до усрачки, но это не поможет мне выползти из тех глубин разврата, в которые я попал.