Текст книги "Карма (ЛП)"
Автор книги: Лорен Биел
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 7 страниц)
Лорен Биел
Карма
Просим НЕ использовать русифицированные обложки книг в таких соц. сетях, как: Instagram, TikTok, Twitter, Facebook, Pinterest и т. д.
Всем хорошим девочкам, которые и не предполагали, что «хороший парень» может потрясти до дрожи.
Я повторно проверяю список, прежде чем войти в здание. Мистер Уорренталь. Он дезертировал из «Исхода» три года назад, и они ждали наступления Судной Ночи, чтобы убрать его.
Проблема в том, что мистер Уорренталь был прекрасно осведомлен о предстоящей ночи «разгула криминала» и подготовился, забронировав билет из Вейла. Он надеялся улететь сегодня утром. Когда Старейшины пронюхали об этом – похоже, у них повсюду были связи, – они послали меня перехватить его. У меня не было другого выбора, кроме как собраться до восхода солнца и отправиться в особняк у подножия горы.
Прежде чем войти внутрь, я надеваю перчатки. Он не должен был меня ждать, но он скорее всего знает, что это произойдет. Никто не уходит из «Исхода». Ты не можешь просто решить, что тебе надоела твоя богатая, привилегированная жизнь, и уйти из общества, которое сделало тебя таковым.
Я знаю наверняка. Они сделали меня тем, кем я являюсь сейчас.
– Сюрприз, – говорю я, обнаружив его в постели. Его упакованные чемоданы стоят рядом с изножьем кровати. Старейшины не ошиблись в своих предположениях.
С такими широко открытыми глазами, что я могу видеть каждый сосуд на его белках, мужчина садится на кровати.
– Нет, нет, нет! – умоляет он. – Епископ даровал мне благословление покинуть общество!
– Мы с тобой оба знаем, что это неправда.
– Но это правда!
– Если бы это было так, меня бы здесь не было.
– У меня есть деньги!
– Конечно, есть. Как и у всех вас.
Но не у меня. Несметные богатства не входили в контракт, который я заключил почти десять лет назад. Поскольку меня привели в «Исход», а я не принадлежу им «по крови», мне была дарована только жизнь и ничего более.
Просьба этого человека остается без ответа. Жертвы всегда предлагают огромные суммы наличными, но я не отступаю от своей миссии. У меня есть работа, которую нужно выполнить, и, если я потерплю неудачу, мое имя попадет в список, и кто-нибудь придет уже за мной. Кто-то такой же, как я.
Наемный убийца.
Их пешка.
Рабочая пчелка в их замысловатом улье.
Потому что я их собственность.
Я продал свою душу Дьяволу и теперь я его дозорный. Его приспешник. Пешка в системе, в которой я не родился. Меня взяли и предложили выбор. Мог стать либо палачом, либо жертвой. Поскольку я не скот, которому суждено быть обескровленным и отданным на съедение, я решил присоединиться к ним.
Но мне не удалось стать одним из них. Не совсем. Мне разрешили сохранить свою жизнь, но жизнь, которой я живу, больше не принадлежит мне.
Иногда я задаюсь вопросом, не лучше ли было бы истечь кровью в их роскошном домике в лесу. По крайней мере, кровь, пропитавшая их шикарные деревянные полы, была бы моей собственной. По крайней мере, умер бы свободным.
Рядом со мной висит лом, и один быстрый удар по черепу мужчины останавливает его надоедливые мольбы. Обвязываю толстой веревкой его безвольные запястья и лодыжки, а затем вытаскиваю его из постели. Я не люблю убивать их в постели, предпочитая вместо этого размещать их в роскошных гостиных. Это так иронично – умереть в комнате, в которой ты должен был жить1.
Бросаю его тяжелое тело на кожаное кресло и нажимаю кнопку, чтобы оно откинулось. По крайней мере, умирая, он может чувствовать себя комфортно, полулежа в комнате, заваленной оригинальными произведениями искусства, первыми печатными изданиями и ароматом дорогих сигар.
На столе рядом с нами лежат три пульта дистанционного управления, – я беру их в руки и нажимаю на кнопки, пока динамики под потолком не оживают. Я раскачиваюсь и кружусь вокруг кресла, держа нож у бедра под композицию «Bohemian Rhapsody» группы Queen. В ожидании пока он очнется, успеваю пропеть почти всю песню.
Словно по сценарию, его глаза распахиваются, когда песня достигает крещендо, и мое лезвие вонзается ему в шею сбоку. Нож входит и выходит в такт музыке. Отдаленное бульканье предшествует струе крови из его шеи, которая фонтанирует свирепыми красными брызгами. Даже со стен капает это дерьмо. В последний раз вонзаю нож ему в плоть и сжимаю пальцами его подбородок, опуская отвисшую челюсть так, что кажется, будто он поет слова песни ртом. Моя кровавая марионетка.
Песня достигает кульминации, а затем наступает полная тишина. Кровь разрисовывает стены его безвкусного особняка, словно какая-то абстрактная художественная инсталляция. Жаль, что я не могу наклеить на нее ценник в несколько долларов и продать богатым и скучающим.
Кровь превращается в тонкую струйку и стекает по его испачканной рубашке. Достаю список из кармана и опускаю палец в алую лужицу. Расправив листок на бедре, я нахожу его имя и оставляю на нем красный мазок.
Один готов. Как им и было нужно.
Я выхожу на улицу и слышу мяуканье в кустах возле двери. Присев на тротуаре, мяукаю в ответ, как будто сумасшедший. Маленький серый кот высунул голову из-под густой листвы. Подношу к нему руку, и он недоверчиво принюхивается, прежде чем прикоснуться к моим согнутым пальцам теплой, пушистой щекой. Укол сожаления пронзает мою грудь, задаваясь вопросом, убил ли я только что единственного, кто заботился об этом коте.
– Надеюсь, я только что не убил твоего папочку, – говорю, еще раз поглаживая его.
Вообще-то, никаких признаков присутствия кота в доме я не заметил. Никакой еды. Никаких валяющихся игрушек.
Я пиздец как люблю животных и взял бы этого парня с собой, если бы у меня дома уже не было кого-то, кто скачет по всему дому. Пити, вероятно, вытер бы пол этим самым котом, не могу так рисковать.
Я встаю и оставляю котенка позади. Не могу допустить, чтобы это задело меня. Кошки – главные хищники в пригородах, и этот парень, безусловно, может постоять за себя. У меня нет времени на раздумья, ведь сегодня такой важный день для общества.
Сегодня вечером старейшины «Исхода» устраивают десятичасовую вечеринку в тех же самых горах, куда меня затащили почти десять лет назад. Половину участников волнует не более чем развлечения и секс, но остальные собираются участвовать в старых ритуалах.
Убивают жертвенных ягнят в эту заветную ночь.
Судная ночь – это ночь, когда ты можешь претворить в жизнь свои самые плотские желания, какими бы греховными они ни были. Хочешь трахнуть жену своего друга? Может быть, убить ее? Дерзай. Только до тех пор, пока те, кому ты желаешь навредить, не родились в этой привилегированной группе.
«Исход» не убивает тех, кто там по крови, но такие люди, как я, всегда были и будут легкой добычей. Как и весь остальной город. Любой, кто не успел запереться или убраться из города, может и будет убит любым мужчиной или женщиной, которые предпочитают охоту, а не потрахушки.
Это разделительная линия внутри группы.
В какой-то момент я был бы рад остаться в стороне и трахнуть красивых женщин, которые намного выше моего класса, но поскольку «Исход» сломал меня и превратил в того монстра, которым я являюсь сейчас, я выхожу и убиваю. Мне приходится, даже если я не хочу.
Никто не говорит нет «Исходу».
Уж точно не я.
Я проверяю время на своем мобильном. Моя следующая встреча будет не раньше, чем через тридцать минут, но, по крайней мере, мне не придется никого убивать. Мне просто нужно забрать свой костюм из химчистки. Мелкая работа не должна казаться такой уж неотложной, но мне нужен костюм на вечер, а сотрудники химчистки очень хотят уехать из города. Я еду по извилистым проселочным дорогам, пока не выезжаю на Мейн-стрит.
Химчистка расположена среди нескольких других магазинов. В центре даже есть продуктовый магазин – единственный в городе. Я паркуюсь и забегаю внутрь, потому что не знаю, как долго они будут работать сегодня. Удивительно, что они вообще открыты. Половина магазинов уже закрыты, за исключением прачечной, детского сада и продуктового, которые скоро откажутся от своего девиза «24/7» в пользу раннего закрытия.
Над головой звенит звонок, и прохладный воздух обдувает меня, когда я вхожу в здание. Коренастый старик за стойкой проверяет свои часы, прежде чем поприветствовать меня.
– Чем могу помочь?
– Принеси заказ на имя Нокса Блейкли.
Мужчина роется в контейнерах с одеждой, приходя в ярость с каждым неподходящим пакетом. Лучше бы ему не терять мой костюм. Он единственный, который у меня есть. В этот вечер очень строгий дресс-код, и у меня нет времени ехать в другой город за костюмом. Будь я проклят, если он не сможет его найти.
– Какие-то проблемы? – спрашиваю я.
– Нет-нет, позвольте мне просто проверить, – мужчина уходит и возвращается с биркой в руке. – Он еще не готов. Если вы подождете снаружи, мы сделаем всё за десять или пятнадцать минут.
Я смотрю на часы над столом и вздыхаю. Мне нужно быть в другом месте в это время, но делать нечего. Благодарю мужчину и выхожу на улицу под удаляющийся звук колокольчиков.
Сидя на скамейке возле магазина, мое внимание сосредоточено на вьющихся коричневых цветах, которые медленно гибнут под воздействием осенних ночных температур. Холод окутает город уже через несколько дней, но сегодняшняя ночь должна быть необычно теплой, так что они продержатся как минимум еще одну ночь.
Чего нельзя сказать о многих жителях города.
Шум еле слышной ругани доносится до моих ушей, и я пытаюсь удержаться от того, чтобы не обернуться на звук. Это не мое дело. Но спор становится всё жарче, и я наконец смотрю на парковку.
Пара стоит возле машины. Я не слышу, из-за чего они ссорятся, но судя по враждебному языку тела парня, он расстроен сильнее. У него короткие светлые волосы и самые злобные глаза, которые я когда-либо видел. Особенно глядя на что-то столь красивое, как эта девушка.
Я качаю головой и пытаюсь игнорировать их ссору, но внезапное движение привлекает мое внимание: женщина отворачивается от него. Он хватает ее за волосы, обматывает темные пряди вокруг кулака, а затем тянет ее на землю. Она с криком падает, и я больше не могу оставаться в стороне.
Я встаю и иду через парковку, затем вклиниваюсь между ними и оказываюсь на пути его поднятой руки.
– Не стоит этого делать, – говорю я мужчине.
– Не лезь не в свое дело! – рычит он.
– О, поверь мне, я чертовски старался. Но ты сделал это моим делом, когда ударил ее в общественном месте.
Я наклоняюсь и протягиваю ей руку. Она смотрит на меня снизу вверх своими глубокими темными глазами. Клянусь, я вижу намек на синяк у нее на шее, и это еще больше выводит меня из себя
– Я в порядке. Сэм не хотел сбить меня с ног, – говорит она, поднимаясь на ноги и отряхивая грязь со штанов.
– Сэм определенно хотел именно этого, – говорю я.
Я отодвигаюсь от него, чтобы увести девушку прочь. Когда он пытается последовать за мной, я поднимаю кулак, угрожая. Он отшатывается.
Я останавливаюсь и оцениваю ее.
– Ты в порядке?
Она, конечно, выглядит не в порядке, но заставила себя кивнуть.
– Да, у нас всё в порядке.
– Я не о нем спрашивал.
– Со мной всё в порядке, – говорит она, поднимая подбородок.
Она самое потрясающее создание, которое я когда-либо видел, и ее невозмутимое поведение делает ее еще более привлекательной. Я очень хорошо знаю этот прием «притворяйся, пока сам в это не поверишь». Притворная уверенность. На данный момент это почти мое перманентное состояние.
Я снова обращаю свое внимание на мешок с дерьмом, у которого достаточно мужества, чтобы подобраться к нам поближе.
– Ты невероятно глуп. Так вести себя с такой красивой девушкой? Ебанный стыд, займи свои руки чем-то достойным, чем распускать руки на женщину.
Я оглядываюсь на нее, и она вытирает щеки, пытаясь скрыть любые признаки эмоций, но на данный момент я сделал всё, что мог. Я уже потратил больше времени, беспокоясь о них, чем следовало. Если я не получу свой костюм до того, как хозяин химчистки запаникует и закроет магазин раньше, мне чертовски не повезет в этот вечер.
– Будь осторожна, – говорю я, и она быстро нерешительно кивает.
Я пробегаю через парковку и возвращаюсь к химчистке, как раз в тот момент, когда они меняют знак с «Открыто» на «Закрыто». Захожу внутрь и расплачиваюсь с мужчиной, прежде чем отнести свой костюм в машину и положить его на заднее сиденье.
Мой телефон вибрирует. Я поднимаю его, экран загорается, и имя Адама мигает сверху.
Конечно, да. У таких пешек, как я, сегодня есть истинная цель. Меня превратили в убийцу и дрессировали как их верную боевую собаку. Вначале было время, когда я разрывался между тем, чтобы быть хорошим мальчиком и крушить всё на своем пути, но добра во мне больше нет.
Я читаю текст еще раз. Адам родился в «Исходе». Он избалованный маленький засранец, и я его на дух не переношу. Однако в моем положении нет возможности выбирать себе друзей. Когда Адам решил, что хочет быть моим другом, мне пришлось ухмыльнуться и притвориться, что это меня не убивает изнутри.
Его здесь нет, чтобы видеть выражение моего лица, когда я сажусь в машину, – нет нужды притворяться. Однако мой ответ должен соответствовать его энтузиазму.
Я вытираю лицо и смотрю в зеркало заднего вида. Из моих затравленных серых глаз словно смыло всю жизнь. Черные волосы падают мне на лоб, но я сдуваю их с лица на выдохе. Я поднимаю рукав и смотрю на две дюжины звездочек, бегущих вверх и вниз по моей руке, пересекая мои татуировки. После каждого убийства я испытываю боль. Каждый шрам символизирует человека, которого я убил с тех пор, как меня превратили в пособника.
Порезы, нанесенные самому себе, начались как молитва с извинениями перед Богом, способ перевести мою эмоциональную боль в физическую форму. Но последние несколько порезов? Это был шепот благодарности Дьяволу. Вот кто я сейчас. Вина ушла, что заставляет меня чувствовать себя больше животным, чем человеком.
В любом случае, они всегда этого хотели. Я живое воплощение их цели. Я их безотказный убийца.
Черный список «Исхода» прожигает дыру в моем кармане. Имена тех, кого они хотят устранить во время десятичасовой вечеринки. Пока они трахают друг друга и прекрасно проводят время в хижине, я сделаю за них грязную работу и вернусь к ним со своего рода подарком в память о вечеринке.
Человеком, которого забрали против воли, таким же, каким когда-то был я.
Я возвращаюсь домой, затем направляюсь к своему гардеробу, чтобы убедиться, что весь мой наряд выглядит презентабельно. На мне нет парадного костюма; это для старших. Мы с Адамом, скорее всего, наденем одно и то же: брюки от костюма и черную рубашку. Черное с черным, на черном. Что-нибудь, что гармонировало бы с ночью.
Я достаю из сумки с одеждой отглаженные брюки с рубашкой и вешаю их в шкаф. Мой кролик запрыгивает в комнату и топает своими массивными лапами. Он фламандский великан2, и может свободно перемещаться по всему моему дому. Я наклоняюсь и глажу его плотную черную шерсть. Он достаточно темный, чтобы гармонировать с нашими нарядами.
– Привет, Пити, – говорю я, поглаживая его огромные уши.
Можешь называть меня чудовищем в любое другое время суток, но я становлюсь мягким, как только ты сажаешь меня рядом с этим гребаным животным. Это был мясной кролик, предназначенный на убой, но я украл его прямо «со сковороды» на ферме и нисколько об этом не жалею. Бог будет избегать меня за всё, что я сделал за последнее десятилетие, но, возможно, мы с этим кроликом сможем улыбнуться ему, прежде чем он отправит меня в Ад.
– Я вернусь сегодня поздно вечером. Не жди, – говорю Пити, как будто он меня понимает.
Меня не будет дома, пока не закончится десятичасовой отсчет. Может быть, даже позже, если я задержусь на вечеринке, чтобы для разнообразия трахнуть кого-нибудь кроме своей руки.
Я иду принять душ, чтобы смыть с себя чувство вины, которое попытается поднять свою уродливую голову. Мне не позволено чувствовать такие вещи. Это слабость – признак того, что я терплю неудачу в том, во что превратилась моя жизнь. Этот монстр – тот, кто я есть сейчас. У меня нет возможности стать кем-то другим. Нет возможности вернуть себя прежнего. Он мертв.
И я умру, если когда-нибудь попытаюсь его оживить
Сэм кладет руку мне на бедро и ведет машину вниз по улице. Паника уже охватила город, и большинство витрин магазинов заколочены досками. Некоторые из них были полностью заброшены из-за спешного побега, и лишь немногие владельцы рискнули остаться. Я вижу страх в их глазах, когда они яростно заколачивают фанерой окна.
Грядет «Адская ночь».
Никто точно не понимает, почему это происходит, но местные просто знают, что десятого октября, на улицу лучше не выходить, если вы не хотите, чтобы за вами охотились. Происходит ужасное дерьмо, а полиция не дает никаких комментариев. Меньше, чем никаких. Они утверждают, что это секта или группа серийных убийц, но они слишком хаотичны. То, что они делают, – это полный беспредел. О том, что происходит, они знают не больше, чем мы.
Но я знаю достаточно, а это уже бо̀льше, чем большинство.
Десять лет назад в эту ночь я потеряла отца. Я должна была провести остаток жизни с ним, но его забрали, когда мне было всего десять лет. Они – кто бы они ни были – вбили ему гвозди в ноги, руки и лоб. Знаете, какая самая худшая часть во всём этом? Гвоздь во лбу не убил его сразу. Он вернулся домой, поэтому я нашла его булькающим и хрипящим на крыльце.
Это я вытащила гвоздь из его головы, хотя на это ушли все силы моего крошечного тела. Как только я вытащила металлический стержень, кровь полилась по его лицу, и бульканье прекратилось. Никто прямо не обвинил меня в смерти моего отца, но то, как доктор посмотрел на меня после того, как моя мать поговорила с ним, сказало мне всё, что мне нужно было знать. Неизвестные забили в него гвозди, но именно я убила своего отца.
Мне было десять, блядь. Откуда мне было знать, что гвоздь нужно было оставить на месте? Не существует специального урока или послешкольного занятия о том, что делать, если ваш отец, спотыкаясь, пришел домой с шестидюймовым3 металлическим гвоздем, пробившим ему череп. В любом случае, ничего бы этого не произошло, если бы эти придурки – кем бы они ни были – не вовлекли моего отца в свой маленький косплей с распятием.
Я смотрю на горы, окружающие город. Гигантские вершины, поднимающиеся к небу и рисующие живописную картину. Как что-то настолько прекрасное может существовать в таком уродливом месте?
Я вытираю слезу и открываю косметическое зеркальце, чтобы оценить размазанный макияж, покрывающий мои темные глаза. Зеленые крапинки на радужках были более заметны, когда я была счастлива. С тех пор прошло много времени. Я взъерошиваю каштановую челку, пытаясь придать лицу нормальный вид.
– Всё в порядке, Эллистер, – говорит Сэм, нежно сжимая мое бедро. – Всё разрешится сегодня вечером. Мы узнаем, кто они.
То, как Сэм произносит мое полное имя, заставляет меня вспомнить об отце. Он назвал меня в честь маленького мальчика из «Чудо-женщины». Эллистер. Моя мать жаловалась, что это имя мальчика, и они пошли на компромисс, назвав меня Эллистер, сокращенно Элли. Интересно, знал ли кто-нибудь из них, что однажды я загадаю то же желание, что и маленький мальчик в фильме?
– Прошло целое десятилетие, – говорю я. – Кто бы ни вышел сегодня вечером, вероятно, это будут не те же люди, которые убили моего отца.
– Это не имеет значения. Если они часть системы, все они виноваты. Посмотри, что они делают с этим городом! – он протягивает руку, указывая на пустынные улицы.
Я хочу с ним согласиться, но даже если мы отрубим монстру ноги, они просто отрастут снова. Пока мы не получим доступ к голове зверя, это – бесполезная битва. И всё же я по-прежнему планирую использовать оружие и нанести как можно больше урона.
Несколько человек идут впереди, и я указываю на них. Неужели они не понимают серьезности ситуации? Почему они просто слоняются без дела, как будто у них в запасе всё время мира? Мы проходили этим путем сегодня утром, и, кажется, на улице стало больше людей. Им не стоит здесь находиться.
И нам тоже, но вот мы на этом самом месте.
Сэм притормаживает и останавливается рядом с бездомным мужчиной. Он стоит у кирпичного здания, сжимая в руках коричневый пакет. Открытые участки его кожи покрыты грязью, а волосы превратились в крысиное гнездо из спутанных волос и копоти. Судя по остекленевшему взгляду его налитых кровью глаз, он уже на грани безумия. Возможно, он даже не осознает, в какой опасности находится.
Я опускаю окно и наклоняюсь к нему.
– Сегодня вечером тебе нужно найти безопасное место!
– Что? – он прикрывает ухо, щурится и подносит бутылку ко рту.
– Сегодня десятое октября, десять лет с момента последней серии убийств. Здесь небезопасно! Тебе нужно пойти куда-нибудь сегодня вечером! – повышая голос, я уже почти кричу.
– Мне больше некуда идти.
Он делает еще один глоток того, что скрывается за тонкой коричневой бумагой, смирившись со своей судьбой.
– Приюты? – спрашиваю я.
– Переполнены.
Я смотрю на Сэма, но он только пожимает плечами и начинает отъезжать от обочины.
– Ты его предупредила. Это всё, что ты можешь сделать.
Этого недостаточно. Этот человек наверняка умрет к полуночи, у меня нет возможности его спасти.
Меня начинает охватывать паника. Я настоятельно рекомендую другим укрыться в безопасном месте, но не планирую прислушиваться к собственному совету. Мы с Сэмом идем на встречу опасности, а не прячемся от нее, и более того, у нас есть собственные кровожадные намерения. Мы убьем любого, кто не будет выглядеть напуганным, хотя к тому времени, как мы с ними покончим, они сами будут охвачены паникой.
Я готова умереть за наше дело, но будь я проклята, если сначала не прикончу парочку этих ублюдков. Если я смогу пережить эту ночь, тем лучше.
Это единственный способ перестать так себя чувствовать. После десяти лет вины и страданий из-за случившегося, пролитие их крови – единственное, что компенсирует потерю моего отца. Я буду их пытать, как они пытали его, а потом оставлю хрипеть на пороге их дочери.
Вытащив нож из ножен на поясе, провожу пальцем по лезвию. Острая боль пронзила мою кожу, когда металл скользнул по ней. Кровь просачивается на поверхность, оставляя красную полосу на некогда безупречном металле.
Поднеся палец ко рту, я провожу языком по коже. Металлический привкус ощущается на языке и заставляет меня закатить глаза. Я люблю это. И я буду наслаждаться каждой каплей, которую выжму из того, кого мы поймаем сегодня вечером.
Я вставляю нож в ножны, пока Сэм ведет машину по подъездной дорожке. Мы молча входим в дом, оба зная, что нам нужно подготовиться к тому, что нас ждет. Я захожу в спальню и переодеваюсь во что-нибудь темное.
Сэм чистит свой пистолет, когда я возвращаюсь в гостиную. На окнах висят плотные шторы, закрывающие любой намек на внешний свет или жизнь внутри, но я знаю, что уже темнеет. Вот почему он начал готовится к сегодняшнему вечеру.
Секретность – вот, что делает это таким трудным. Происходит что-то более организованное, чем секта или серийный убийца, но мы не знаем, кто в этом замешан. Мы внимательно изучили новостные статьи, датированные как минимум полувековой давностью. Особенно статьи о смерти моего отца.
«Трагическая случайность унесла жизнь Артура Виота».
Это не была трагическая случайность. Это было убийство.
Сэм в последний раз протирает свой пистолет и снова начинает его собирать. У него нет такой страсти к этому, как у меня. Ему нравится ловить людей, которые терзают город каждые десять лет, но им не движет чувство мести. Никто из тех, кого он любит, не был убит этими таинственными убийцами. Возмездие, в котором я нуждаюсь, для него на втором месте. К сожалению, это не единственный раз, когда мной пренебрегают.
Дело не в том, что он больше не трахает меня – секс у нас постоянный, – но я не кончаю от него уже год. А может, и больше. В конце концов, я перестала следить за тем, как долго у меня был этот период затишья. Если я буду думать об этом слишком долго, я только загоню себя в еще более глубокую депрессию.
Но наши проблемы в отношениях гораздо глубже, чем просто отсутствие его заинтересованности в моем удовольствии. Подобно злому дереву с ядовитыми корнями, проблемы окутывают всё, с чем я соприкасаюсь, и удерживают меня на месте. Насилие началось так незаметно, что я не поняла, что происходит, пока не стало слишком поздно.
Сэм тянет меня к себе на колени.
– Ты готова, детка?
– Я готовилась десять лет, – говорю я.
Он целует меня, и я ловлю себя на том, что думаю о чем угодно, только не о его губах на своих. Лицо незнакомца заполняет мои мысли, и я почти отшатываюсь от Сэма, когда понимаю, что думаю о том парне, который попытался защитить меня этим утром. О его темно-серых глазах. Интересно, каково было бы его поцеловать…
Возможно, после сегодняшнего вечера я найду в себе смелость сказать Сэму, что эти отношения исчерпали себя. Возможно, я смогу освободиться не только от чувства вины, которое испытываю после смерти отца.
Однако думать о будущем почти абсурдно. Я не питаю иллюзий относительно того, что ожидает нас ночью. То, что мы запланировали – очень рискованно. Мы можем столкнуться лицом к лицу с чем-то таким, с чем не сможем справиться. Но я должна попытаться. Сегодня вечером или мы убьем, или убьют нас.
Исторически сложилось так, что люди на улицах подвергаются наибольшему риску. Студенты колледжа, которые не знают, что происходит, потому что школы не хотят отпугивать крупных бизнесменов по эту сторону Колорадо. Иногда жертвами становятся такие люди, как мой отец, который просто возвращается домой с работы. В любом случае, они убивают ни в чем не повинных гребаных людей. Честно трудящихся. Я никогда не видела, чтобы богатого человека замочили прямо на тротуаре.
Сегодня нигде не встретишь высокомерных богатеньких женщин на мерседесах, которые бесцельно слоняются по магазинам.
Это заставляет меня задаться вопросом, что они знают то, чего не знаем мы.
Я беру пистолет Сэма и направляю дуло к потолку.
– Давай выясним, кто убил моего отца.
