Текст книги "Абсолютно ненормально"

Автор книги: Лора Стивен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 16 страниц)

27 сентября, вторник

10:34

Вышеупомянутый «огарок свечи» радует меня не так долго, как можно было бы надеяться. Во-первых, первым уроком у нас математика. И почему Пифагору не жилось спокойно? Ведь теперь из-за него все ненавидят обычный треугольник. Это же наплевательское отношение к другим.

Думаю, из-за многократного повторения слова «гипотенуза» большая часть класса погружается в состояние невероятной скуки, которая развеивается только шуточками над кем-то. Конечно, этот кто-то – я, из-за моих бесстыдных сексуальных пристрастий и, как правило, веселого нрава; и теперь приходится терпеть все их грубые шуточки. Например, у меня появилось новое прозвище – Герпес МакСыпь. Школьники в наши дни не очень-то изобретательны.

Как правило, я спокойно отношусь к шуткам надо мной. Трудно удержаться в повороте, если вы сильно разогнались и потеряли управление, поэтому я вчера подписала свою домашнюю работу «Г. МакС.» и тут же забыла об этом. Неудивительно, что мистер Вонг, раздавая нам проверенные работы, хмурится и спрашивает:

– Кто такой Г. МакС.? У нас новый ученик?

Класс взрывается хохотом. Может, я больная, но мне нравится смеяться. Комик во мне готов бросить свою гордость под автобус, если из-за этого кто-то захихикает.

Но мистер Вонг не дает отвертеться от объяснений и настаивает, чтобы я рассказала, что означают эти инициалы. Он из тех учителей, которые воображают, что у них приятельские отношения с учениками. Это вовсе не так. Крутым парнем его не назовешь.

– Сэр, – говорит Аджита, как всегда приходя мне на помощь, – я считаю, что это намек на болезни, передаваемые половым путем, которыми якобы заразилась моя подруга согласно блогу «Иззи О’Нилл – шлюха мирового класса». Вся информация из анонимных источников. Сделать для вас сноску или оформить ссылку в библиографический список?

Даже я не удерживаюсь от хихиканья. Люди вокруг меня просто валятся под столы, как будто сейчас умрут от смеха, а мистер Вонг изо всех сил старается сохранить на лице ухмылку в стиле «Я с вами, друзья», хотя видно, что ему до усрачки противно.

А знаешь, кто единственный выглядит так, словно ему под нос подсунули тухлую рыбу? Дэнни. Он с пренебрежением смотрит на меня, стиснув зубы.

И от этого я снова чувствую себя грязью.

13:04

В обед все шутки крутятся вокруг скамейки в саду. Ну, ты же помнишь ту фотографию, на которой я занимаюсь сексом именно на скамейке в саду. Целый ассортимент шуток о стертых коленках.

Мы в столовой, где удивительно тихо, потому что девятиклассники отправились на экскурсию на какое-то предприятие. Сегодня на обед спагетти и фрикадельки, но повара, видимо, забыли о том, что народу будет меньше, поэтому все, кто пришел, набрали огромные порции.

Парень, вроде бы из школьной команды бега по пересеченной местности (понятно, что он психопат; кто в здравом уме побежит куда-то, только если ему не приставили пистолет к голове?), подходит к скамейке, на которой сидим мы с Аджитой. Она размышляет о достоинствах и недостатках нашей нелепой двухпартийной политической системы, поэтому не очень рада, когда ее перебивают.

– Эй, Иззи, – говорит бегун-психопат с вызывающей тошноту усмешкой и странным, притворно-озабоченным, выражением на лице. – С тобой всё в порядке? Может, сбегать к медсестре за аптечкой?

Я вздыхаю.

– Хорошо, давай я тебе подыграю. Зачем мне аптечка?

– Ну, – говорит он взволнованно, потому что у него появилась возможность закончить шутку, – чтобы обработать ссадины, которые появятся у тебя на коленях, пока ты будешь скользить назад и вперед на этой скамье. Назад. И вперед. И…

– Да, да, конечно. Спасибо, – говорит Аджита, делая глоток сока «Капри-Сан». [В этот раз это именно «Капри-Сан». Даже Аджита не пьет пиво в школе. Впрочем, всё еще впереди.] – До свидания.

Он удаляется, по пути ударяясь кулаками со своими друзьями-психопатами из команды бега по пересеченной местности.

Аджита допивает сок и сминает коробочку.

– Эй, я кое-что сделала для тебя.

Она бросает коробочку в мусорный бак на расстоянии, но промахивается, а затем начинает копаться в своем рюкзаке, пока с торжествующим видом не вытаскивает глянцевую карточку.

Это распечатанное фото с садовой скамейкой, но она превратила ее в произведение искусства! Думаю, она применила какой-то из фильтров в «Фотошопе», отчего изображение стало напоминать витраж. Но все же это смешно и в стиле Аджиты.

Я сжимаю ее руку.

– Спасибо. За… ну ты знаешь.

За поддержку. За то, что заставляешь смеяться. Что позволяешь почувствовать, будто я смогу пережить это испытание, хотя я слишком горда, чтобы просить о помощи.

Она прижимает меня к себе.

– Знаю. Пожалуйста.

16:23

Девушка, которая вроде бы ходит со мной на математику, направляется ко мне на перемене перед последним уроком. Она на инвалидном кресле, с мышино-каштановыми волосами и в маленьких круглых очках. По-моему, ее зовут Мэг.

– Иззи?

Я изо всех сил стараюсь сохранить невозмутимый вид, потому что процентов на девяносто пять уверена, что она будет издеваться надо мной.

– Эмм, я…

– Если ты собираешься выдать мне очередную шутку о скамейке в саду, постарайся сделать это побыстрее, а то я опаздываю на географию, и, господь не даст соврать, всё, что занимает сейчас мои мысли, – это скальные породы. А последний урок закончился на невероятно интересном моменте, как в фильме «Скалолаз». [Понимаешь? Скалолаз! Скальные образования! Стоит объяснять только лучшие шутки.]

– Нет! – яростно качает головой она. – И даже не собиралась. Я хотела… хорошо, я хотела сказать, что считаю тебя невероятно крутой. И смешной. Ты действительно рассмешила меня сегодня утром на математике. Ну, с инициалами Г. МакС. Мне бы хотелось быть такой же забавной, как ты. – Она неистово краснеет.

Огромная улыбка расплывается на моем лице. И я ничего не могу с ней поделать. Слова Мэг так умиляют меня, что я совсем забываю про маску равнодушия, за которой хотела спрятаться.

– Это так приятно слышать, Мэг! Ты должна как-нибудь прийти и потусоваться со мной и Аджитой. Мы делаем отличные начос.

– Омойбог, правда? – лучезарно улыбается она. – Мне бы этого хотелось!

Я записываю ей свой номер телефона и направляюсь к классу географии, чувствуя необычайную радость: в школе есть хоть немного хороших людей.

17:16

Какого черта? Дэнни заваливается на репетицию «Великого Гэтсби» с кучей тюльпанов и коробкой моих любимых конфет [ «Ферреро Роше». Да, мой вкус в кондитерских изделиях неразумно притязателен, учитывая мое финансовое положение]. А с учетом того, что его последние слова, адресованные мне, были «Да пошла ты», я поначалу (и по глупости) думаю, что это всего лишь извинение. Увы, но по следующим событиям я понимаю, что это не так.

Он легким шагом двигается по проходу между сиденьями. И все поворачиваются в его сторону. Мы только заняли свои позиции, чтобы отрепетировать первую сцену, и нам прекрасно видно, как он идет к нам, хотя его лицо скрыто огромным букетом цветов. В зале повисает жуткая тишина.

Миссис Крэннон совершенно не знает, как поступить. Так что я соскальзываю со сцены и подхожу к Дэнни.

– Пожалуйста, скажи, что это не для меня, – шепчу я, молясь про себя, чтобы они не решили, что я эгоцентричная идиотка.

– Я думал, что ты любишь тюльпаны и мажорные шарики с «Нутеллой», – недоуменно нахмурившись, отвечает он.

– Так и есть. Но… зачем?

И я жду от него признания, что он вел себя как полнейший мудак и что, конечно же, просит прощения.

Но он сует подарки мне и неуклюже засовывает руки в карманы.

– Да просто так. Я хочу начать все сначала. Можешь забыть последние несколько недель? – Не дождавшись от меня ответа, он продолжает: – И… ну. Я хотел показать тебе, как может быть здорово. Если мы начнем встречаться.

И вот тогда я наконец-то понимаю. Это не извинение. А взятка. Я принес подарки. Пожалуйста, стань моей девушкой и взорви мой мир своими умениями в сексе. Что-то в этом роде.

– О, – говорю я. – Благодарю. Наверное.

А что я еще могу сказать на виду у толпы больших любителей драмы? Кроме того, я все еще очень обижена, что он послал меня со злобным видом.

– Пожалуйста, – с неуверенной улыбкой отвечает Дэнни. – Я завоюю тебя. Вот увидишь.

На мой взгляд, это нереально. Хотя неискушенному зрителю это может показаться милым. Я так и представляю, как он говорит: «Мне наплевать на твое решение не трахаться со мной, и я, черт возьми, буду давить на тебя, пока ты не передумаешь».

Но тут, конечно же, раздается один ленивый хлопок (спасибо Эвану Маклину), который перерастает в продолжительные аплодисменты, поскольку каждый из них [как и Аджита] считает, что это проявление романтики и привязанности, а не тонко завуалированное мужское доминирование и окончательный отказ от звания моего друга.

Я оставляю свои «подарки» на первом ряду [я наплевательски отношусь к личным вещам, кошельку, телефону и другим пожиткам, поэтому перед каждой репетицией просто оставляю их где-нибудь за кулисами] и возвращаюсь на свое место, чувствуя, как скручивает желудок. А Дэнни с вызывающим отвращение застенчивым, но невероятно гордым видом выслушивает вздохи девушек и терпит, пока парни хлопают его по плечу.

Р-р-р. Я же сказала ему, что меня не интересуют романтические отношения.

Неужели этого мало?

20:02

К концу репетиции я измучена и немного раздражена, поэтому все, чего мне хочется, – это вернуться домой к остаткам макарон с сыром и литрам горячего какао. Но нет! Это было бы слишком просто!

У школьных ворот меня поджидает Вон, перекатываясь с пятки на носок, словно торговец наркотиками. Только я собираюсь сказать, что меня интересует травка, как он с силой хватает меня за руку и бормочет:

– Мы можем поговорить в роще?

Прижимая к груди возмутительные подарки Дэнни, я следую за ним, пока мы не доходим до поляны.

– Если за нами увяжутся какие-нибудь детективы, то это точно станет похоже на неудавшуюся покупку наркотиков, – говорю я.

Он смотрит на меня так, будто у меня неожиданно вырос еще один нос. Я провожу рукой по своему лицу, чтобы убедиться, что это не так.

Вон скрипит зубами. И в этот момент, честно говоря, мне кажется, будто он не совсем удачно имитирует крупный рогатый скот. Я бы сказала ему об этом, но он и так, похоже, не слишком мной доволен.

– Это не смешно. Прекрати шутить.

– Прости. Просто я такой человек.

Только я собираюсь спросить, о чем он хочет поговорить, как наши телефоны одновременно пиликают. Это впечатляет. Но как часто два телефона невероятно синхронно издают один звонок? Разве это не должно доставить некое удовольствие? [Мой послужной список подсказывает, что должно.]

Но радость и веселье тут же испаряются, когда я вижу сообщение.

Кто-то разослал всем фотографию, где я в обнаженном виде. Ту, что я отправляла Вону.

Каждый сантиметр моего тела. Она разошлась по интернету, где ее сможет увидеть каждый.

Нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет, пожалуйста, нет.

Кто бы это ни сделал, он подставил вместе со мной и Вона, потому что его имя видно сверху.

А значит, это скриншот сообщений.

И он отправлен с моего телефона. Потому что в синих пузырях – мои сообщения. Тут же и его уговоры, и фотография его члена, и остальное. Но все, что я сейчас вижу, – это мое обнаженное тело.

Дерьмо, дерьмо, дерьмо, дерьмо, дерьмо, дерьмо, неееееееееееееееееееет.

[Извини за ругательства, но больше ничего сейчас на ум не приходит.]

Мои сиськи и вагину теперь может увидеть весь мир. Я чувствую себя омерзительно.

Грудь стягивает, а сердце сжимается. Этого не может быть. Меня трясет так сильно, что, вероятно, это можно измерить по шкале Рихтера.

Вон хлопает ладонью по стволу дерева. Уверена, он пожалеет об этом сегодня вечером, потому что не сможет дрочить.

– Это ты, не так ли? Ты слила фотки. Решила, что это послужит неплохой рекламой для сценария? Ничего так не способствует карьере, как секс-скандал, верно? – Его зрачки расширены от ярости и/или наркотиков.

– Уверяю тебя, я не настолько умная, – ошеломленная, отвечаю я.

Безумная ухмылка делит его лицо пополам. [Не в буквальном смысле.]

– Ты хоть представляешь, что сделает мой отец, когда узнает об этом? Он убьет меня. – Вон выглядит так, будто сейчас заплачет. – Как заставить это исчезнуть? Как заставить тебя отвязаться от меня? – Он практически выплевывает последние слова.

А затем выхватывает тюльпаны Дэнни из моих рук, бросает на землю и начинает втаптывать их в землю, словно тараканов.

Я наблюдаю за ним, наверное, секунд тридцать, но потом все же спрашиваю:

– Чего ты пытаешься этим добиться?

Вон тут же замирает.

– Ты хоть представляешь, как все это на меня давит? Поддержи отца, поступи в юридическую школу, добейся успеха! Будь охренительно идеальным сыном с охренительными качествами и охрененно прекрасной жизнью!

– Нет, не представляю, – говорю я. – Потому что мои родители мертвы. – В ушах гудит. – И ты так меня разозлил, что я лучше уйду. Найди меня, когда успокоишься, и мы придумаем, как разобраться со всем этим. Я буду либо здесь, либо в Мексике – пока еще не решила.

20:54

Новый план: пойти домой и рассказать Бэтти о катастрофе, в центре которой я оказалась. Возможно, купить по дороге каких-нибудь овощей и съесть их, чтобы исключить хотя бы цингу из всего, что мне грозит в этой ситуации.

21:28

Бэтти выглядит сильно уставшей после двойной смены в закусочной и, честно говоря, пропахла картофелем фри, но я все равно крепко стискиваю ее в объятиях, когда она возвращается домой. Ее одежда промокла от дождя, что к лучшему, так как она не замечает следы моих слез на шерстяном желтом кардигане.

– Малышка! Ты чего? – спрашивает она. Мы замираем в дверях, ее сырой зонтик валится рядом со стойкой для обуви, а я вцепляюсь в нее, как пиявка в водоеме. – Не подумай, мне нравятся внезапные и волнующие проявления любви. Но это на тебя не похоже.

– Прости, – фыркнув, отвечаю я и наконец отстраняюсь.

Бэтти закрывает дверь, запирает ее на замок и вешает цепочку, не отрывая от меня крайне озабоченного взгляда.

На ее очках капли дождя, но, вместо того чтобы вытереть их, она продолжает смотреть на меня, словно в калейдоскоп.

– Тяжелый день?

– Точно.

Она отводит меня на кухню и там сразу же берет чайник и наполняет его водой. Этого тяжеленного монстра Бэтти унаследовала от своей бабушки и с трудом поднимает его, несмотря на суперсилу Попая[29]29
  Моряк Попай (англ. Popeye the Sailor) – герой американских комиксов и мультфильмов, который становится суперсильным, съев банку шпината.


[Закрыть], которую получила после десятилетний физической работы.

Поставив его на плиту, она садится за стол рядом со мной. На нем остались крошки от наших утренних сэндвичей с беконом. Я рассказываю Бэтти про выходку Дэнни, но почему-то, как только дохожу до фотографий, попавших в интернет, слова тут же застревают у меня в горле.

– Как мило, что Дэнни купил тебе цветы, – говорит она, упуская из виду причину его поступка.

– Нет, это не так.

На плите свистит чайник, и Бэтти собирается встать, но я жестом останавливаю ее. Она и так весь день провела на ногах. Потом я наливаю чай в самые большие кружки, которые смогла найти.

– Так почему нет? – спрашивает Бэтти, поднимая ноги на стул, с которого я только что встала.

Перемешивая молоко и три ложки сахара, добавленные в каждую чашку, я вздыхаю.

– Этим он хотел утвердить свое мужское превосходство надо мной как женщиной, наплевав на мой отказ от романтических отношений с ним. Разве ты не читала книгу «Феминизм для новичков», которую я подарила тебе на Рождество?

– Там не описывался подобный сценарий.

Я переставляю кружки на стол, сажусь и укладываю ноги Бэтти к себе на колени. Дамблдор обнюхивает пол, надеясь отыскать кусочек бекона или на худой конец маршмеллоу из какао, которое мы пили вчера вечером, хотя, вероятно, сегодня он обнюхал здесь все уже сотню раз. Его я тоже поднимаю к себе на колени, чтобы он погрел ноги Бэтти. Несколько секунд он неуклюже ерзает, но вскоре замирает в странной позе, принимая мои нежные поглаживания его мягкой коричневой шерстки.

– Это не самое важное, – отвечаю я. – Просто это все измучило меня. Школа. Дэнни. И… кое-что еще, – невнятно бормочу я.

Не знаю, почему именно мне не хочется рассказывать Бэтти о блоге или фотографиях. Мне кажется, что я не хочу волновать ее, особенно когда она чертовски устала. Но на самом деле меня снедает вина за то, что я собираюсь ей жаловаться, хотя она стольким пожертвовала, особенно здоровьем, чтобы я выросла и пошла учиться в школу, а не работать.

Но, похоже, она не особо прислушивается к моим словам. Бэтти обводит морщинистым пальцем край чашки, пристально всматриваясь в пар. Похоже, она собирается сказать что-то душещипательное, но обычно ей нужно собраться с мыслями для такого, поэтому я не трогаю ее.

– Послушай, малышка, – начинает она хриплым голосом, который часто бывает у нее после долгой смены. – Мне бы хотелось, чтобы твоя мама увидела тебя сейчас. – Ее голос дрожит. – Ты очень умная и не боишься это показывать, ведь так?

Глаза ее наполняются слезами.

«Нет, это не так, – хочется закричать мне. – Если бы родители появились здесь, то увидели бы мои откровенные фотографии в интернете!»

Но я не говорю этого. Не могу. К тому же Бэтти слишком устала, чтобы затевать этот разговор. Поэтому я меняю тему.

– Спасибо, – говорю я, не обращая внимания на боль, которая в сравнении с бабушкиными жертвами кажется незначительной. – А теперь расскажи, как прошел твой день.

22:01

Как только я остаюсь одна, тут же загружаю блог «Шлюха мирового класса». Не для самобичевания, а чтобы разобраться в происходящем, так как случившееся с Воном в лесу помешало мне. Каким бы безумным экстравертом я ни была и как бы ни любила находиться в гуще событий – когда происходит что-то важное, мне нужно обдумать это в одиночестве.

Умывшись и почистив зубы, я натягиваю доисторическую пижаму, выключаю свет в комнате и ложусь в постель. Затем приступаю к созданию кокона из одеяла и подушек, прячусь в него с головой и сворачиваюсь в позу эмбриона. Я не уверена, что это как-то поможет. Будь я каким-нибудь ученым, могла бы предположить, что это связано с желанием воссоздать утробу матери. Но, увы, меня совершенно не интересует наука. [Напомни спросить об этом у Аджиты.]

Загрузка сайта на телефоне занимает несколько секунд, но мне их не хватает, чтобы морально подготовиться. Хотя я точно знаю, чего ожидать, все равно чувствую, как перехватывает дыхание, когда перед глазами появляется скриншот.

Мои сиськи и вагина на виду у всего мира. Прямо под фоткой пениса Вона, который чуть длиннее и чуть тоньше среднего, а еще слегка отклоняется влево. Но я на сто четыре процента уверена, что его не будут критиковать так же, как меня.

Я смотрю, и смотрю, и смотрю на свою фотографию, чувствуя, как скручивает кишки. Дело не в том, что я стесняюсь собственного тела. Это не так. Но, можете считать меня старомодной, мне нравится самой решать, кому показывать свои сиськи и другие части тела, а не демонстрировать их семи миллиардам пользователей. Можешь посчитать это неразумным, но это правда.

Боже мой, боже мой, боже мой. Мурашки бегут по коже: так это унизительно. Будто я сижу в полицейском участке в той камере с зеркалом, через которое все тебя видят, а ты не видишь никого. Я словно обнаженный экспонат, выставленный перед каждым подростком в школе – черт, в городе.

Повторюсь, я не стесняюсь своего тела. Но некоторые его части слишком… интимные. Мне даже трудно решиться показать их семейному врачу. Пару лет назад я нащупала странный комок в груди, и, даром что это оказалось пустяком, я все еще смущаюсь от мысли, что меня трогал мужчина средних лет, от которого пахло кофе, пока я безуспешно пыталась завести разговор о курсе доллара.

Сейчас я чувствую тот же стыд, но умноженный на тысячу. И я все еще ничего не понимаю в девальвации.

01:14

Черт. Что мне теперь делать?

28 сентября, среда

08:05

Ужасная тревога охватывает меня при мысли о появлении в школе сегодня. Я проснулась невероятно рано, поэтому решила написать скетч о том, как сенатор и его сын попадают в мусоросжигательную печь, как в весьма травматичной сцене в «Истории игрушек-3». Не то чтобы у меня возникают мысли о насилии или чем-то подобном по отношению к семье Вона.

По крайней мере, с бровью наблюдается некоторый прогресс. Аджита одолжила мне свой карандаш, и я попыталась дорисовать им недостающее, но он оказался на пять оттенков темнее, чем мне нужно. Поэтому мне пришлось подкрашивать и вторую бровь в том же месте. Теперь кажется, будто у меня на лбу сидят две светло-темные гусеницы, а взгляд поразил бы поклонников в каком-нибудь бьюти-влоге.

Я больше не лезу на сайт «ШМК», потому что опасаюсь реакции, которую вызвало мое фото. Одно дело фотография меня с Воном на скамейке, но эта… слишком откровенная. Всякий раз, когда я вспоминаю о ней, примерно каждые две целых три десятых миллисекунды, мне кажется, будто желудок куда-то проваливается, словно я на большой скорости проезжаю через «лежачего полицейского». Меня мучают мысли о тех, кто смотрит эти фотографии – где я голая, открытая, восемнадцатилетняя – и осуждает меня за это. Оценивает мое тело, мой выбор, мою жизнь.

Я понимаю, что это когда-нибудь закончится. Но пока все похоже на ад.

09:01

Мы с Аджитой и Дэнни подходим к школьным воротам, где столпились девятиклассники, направляющие камеры смартфонов прямо на меня. Как только я оказываюсь в шести метрах от них, они начинают фотографировать и снимать видео, а парочка школьников даже ведут прямые трансляции для своих подписчиков, которые не вылазят из соцсетей. Дэнни обнимает меня за плечи. Я не знаю, как расценивать этот жест в свете того, что произошло между нами, но в данный момент я благодарна ему за поддержку – как эмоциональную, так и физическую. Она придает мне сил.

А затем кто-то выкрикивает:

– Боже, О’Нилл, ты и с Уэллсом спала?

И в этот момент Аджита снимает свой рюкзак, вытаскивает из него несколько перезрелых киви и бросает их в девятиклассников. Зеленая мякоть разлетается в разные стороны. Выглядит потрясно. А затем она тянет меня за руку, уводя нас с Дэнни, и мы ни разу не оглядываемся.

– У нас закончились яйца, – спокойно говорит Аджита, когда замечает, как я с недоумением смотрю на ее руки, перепачканные соком киви.

09:14

За последние полчаса я уже больше пятисот восьмидесяти семи раз услышала саркастическое замечание: «Хорошие сиськи».

09:37

Ох, дерьмо, и merde, и scheiß, и на всех остальных языках мира. Только Дэнни решил забыть о своей влюбленности и поддержать меня в этом испытании, как наткнулся на смятые тюльпаны в рощице. Ну конечно же! Мне же мало проблем! Я же сценарист – и должна была догадаться, что тюльпаны, как чеховское ружье, выстрелят в третьем акте. [Я понимаю, что пока еще второй акт, но и ты не из литературной полиции, правда?]

Он нашел их грязные и поломанные останки перед уроками. Просто вышел прогуляться на свежем воздухе [я пыталась объяснить Дэнни, что важность свежего воздуха переоценена, но он даже не стал слушать. Вот если бы люди чаще ко мне прислушивались, то реже оказывались бы в расстраивающих их ситуациях]. Проветриться. И бум – он замечает под ногами израненные цветочные трупы.

А так как он любит раздувать драму, то вместо того, чтобы просто оставить цветы там и не доставать меня, он собирает их в бумажный пакет, возвращается в школу и высыпает мне на стол перед химией.

– Видимо, ты забыла их вчера.

Это ужасно мелочно, ведь я изо всех сил стараюсь не сходить с ума из-за недосыпа и отсутствия энергии, и при этом все мои мысли занимает моя откровенная фотография из блога.

– Это сделала не я, – пытаюсь я оправдаться.

Дэнни трясет головой и с понурым видом опускается на стул передо мной.

Мда. Как же он жалеет себя прямо сейчас. Если бы его действительно заботило эмоциональное состояние лучшей подруги, которая была выставлена во всей своей обнаженной красе на потеху миру, то он отложил бы свои обиды в сторону.

Но нет. Его состояние важнее, впрочем, как и всегда. Он даже представить не может, что проблемы есть не только у него, думает лишь о собственных чувствах. Вот что значат его цветы: ему стало больно, что его отвергли, поэтому он решил исправить это. Чтобы почувствовать себя лучше. И плевать на мои чувства, плевать, что я все еще хочу остаться друзьями.

Я устала от этого дерьма. Но, к сожалению, сейчас мне нужны те друзья, которые у меня еще остались.

15:56

Итак, все в школе в деталях рассмотрели мою леди. Черт бы их побрал.

Чувствую себя Серсеей Ланнистер в той откровенной сцене [спойлер], где она идет голой по улицам Королевской Гавани, пока крестьяне кидают в нее овощи и кричат: «Позор». [На мой взгляд, это расточительно и определенно излишне. Те люди явно голодали, но при этом бросались едой, как шимпанзе.] И благодарна, что никто не обстриг мне волосы, как ей, потому что я последний человек в Северной Америке, кому бы пошла короткая рваная стрижка. Мои уши слегка напоминают слоновьи, поэтому мне не обойтись без волос как у пугала, чтобы прикрыть их.

[Как обычно, я отвлекаюсь. Как бы научиться вести связный и последовательный рассказ?! Это было бы круто!]

Время до конца уроков превратилось в настоящий кошмар. Куда бы я ни пошла, школьники всех возрастов и достатка показывают на меня пальцем, шепчут и смеются, а по коридору вновь и вновь разносится: «Шлюха», «Шалава» и «Герой». Последнее относилось к двум парням, которые переспали со мной. Вот они – двойные стандарты школы и всего мира. На какой-то из перемен я вижу в коридоре Праджа. Он один, но не здоровается со мной. Просто прижимает подбородок к груди и проносится мимо, будто меня не замечая.

Я понимаю, почему он так поступает. Когда ты чувствуешь, что тебя сторонятся, то последнее, что ты станешь делать, – это общаться с тем, кого действительно сторонятся, и выбиваться из толпы еще сильнее. Но мне все равно обидно.

В обед в школе появляется отец Вона и практически вытаскивает его за школьные ворота, возможно, чтобы подготовить заявление для прессы о том, что его сын не виновен в случившемся, а слухи о его участии – всего лишь треп. Честно говоря, мне уже все равно. После того, как он растоптал цветы и устроил представление в стиле «Горе мне, горе», я пожалела, что спала с ним.

Я надеялась, что вокруг меня сплотятся школьницы, чтобы проявить свою поддержку мне и феминизму, но, увы, этого не произошло.

Сразу после обеда я иду в туалет.

– Неудивительно, что она сюда бегает, – доносится до меня голос какого-то ужасного существа с посредственным чувством юмора. – Беременные всегда много писают. Ха-ха-ха.

Серьезно. Как кто-то может быть настолько несмешным? Это уму непостижимо.

Стоит отметить, что ее подруга не поддерживает эту вялую шутку.

– Не думаю, что она беременна. Она просто шлюха. С разноразмерными сиськами и талантливыми ручонками, – говорит она и тоже хихикает.

Восхитительно.

Я со всей серьезностью заявляю, что не виню школьников за их бурную реакцию. Уверена, нездоровый интерес к личной жизни других людей заложен в человеческой природе. По той же причине я люблю смотреть на чьи-то драмы. Думаю, то, благодаря чему время тянется не так уныло, неизменно будет у всех на устах. Так что да, я не виню их за это пристальное внимание ко мне.

А если вы еще глубже покопаетесь в себе, то поймете, что вас тоже мучает нездоровый интерес, даже к событиям в вашей собственной жизни. Это чувство появляется из-за волнения, которое охватывает вас в первые несколько секунд, пока реальность вас не затопит. Когда я в первый раз открыла тот блог, то – прежде чем осознала реальность происходящего – почувствовала странный… трепет. Трагедии возбуждают, ты знала?

Понятия не имею, почему так. Может, потому что людям просто скучно. И мы постоянно изобретаем новые технологии, надеясь, что именно они помогут нам избавиться от скуки. Думаю, именно поэтому мы так любим смартфоны. И готова поспорить, многих преступников – серийных убийц, поджигателей, хакеров, – скорее всего, подталкивало на злодеяния именно желание ощутить этот нездоровый интерес. Черт, наверное, поэтому кто-то создал блог «Шлюха мирового класса». Возбуждение. Желание поразвлечься.

Как бы то ни было, пора заканчивать с рассуждениями о мотивах убийц. Меня тянет поразглагольствовать, когда я расстроена. Поехали дальше.

Вечером я договариваюсь потусоваться с Аджитой и Дэнни. Интересно, насколько он зол из-за цветов? Может, свидетельство моего публичного позора заставит его немного пожалеть меня? Обычно меня бесит, если кто-то мне сочувствует, но сейчас я, как уже говорила, приму любое проявление доброты.

И раз уж об этом зашел разговор, Аджита решила показать, что заботится обо мне. И я снова смеялась! Да, я все еще на это способна. Она пришла ко мне с красиво обернутой коробкой, к которой была прикреплена карточка. На ней рукой ее брата было каллиграфически выведено: «На случай, если наступят тяжелые времена. С любовью ХО».

А внутри лежали веревка и мыло! Она понимает меня, как никто другой.

[Извиняюсь, если мои двусмысленные шутки про самоубийство тебя задевают. Возможно, ты заметила, что для меня юмор – как эмоциональный костыль. Я дважды всерьез задумывалась об этом, но расскажу в другой раз. Я просто кладезь уморительных и в то же время душещипательных историй. Тебе несказанно повезло. Купить/украсть эту книгу было отличным решением.]

16:08

Сообщение от Карсона:

«Привет, Из. Извини, что пропал с радаров в последние дни: семейные дела. Но если ты хочешь встретиться и поговорить на тему того, что происходит, пиши. Сегодня баскетбольный матч, но завтра я весь день свободен. К».

Почему мое сердце трепещет, словно я влюбленный подросток?

Шутки в сторону. Мы же говорим о Карсоне Мэннинге. Шуте класса! Известном блуднике! Почему моя нелепая любовь к нему лишь крепчает, несмотря на все происходящее?

Но я чувствую облегчение. После того как Дэнни ударил шкафчик, после появления блога «ШМК» и особенно публикации фотографии с моим обнаженным телом я опасалась, не перестанет ли Карсон общаться со мной. Знаю, что в принципе он хороший парень, но вокруг меня так много драмы, что это у кого угодно может отбить желание со мной связываться. Да и мало кому хотелось бы, чтобы весь мир узнал, что на одной из пьянок ты продержался в спальне лишь тридцать секунд. По непонятной причине парни слишком переживают о таких вещах, будто от этого зависит их мужественность.

Нет, ты только посмотри на меня! Мое достоинство бьется в мучительной агонии, а я переживаю о репутации какого-то засранца. Мне бы стоило прочитать Дэнни Уэллсу лекцию о чуткости. [Упс, снова прозвучало как-то заносчиво. Получается что-то вроде эгоистичного альтруиста.]