Текст книги "Призрак Мельпомены"

Автор книги: Лора Перселл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Глава 11

Возможно, я проявила малодушие, не сказав Доркас о том, что видела нашего брата. Но мы готовили Берти к поездке в больницу, обнимали его и увещевали быть храбрым мальчиком. Мне не хотелось, чтобы имя Грега произвело эффект пьяного актера, пытающегося перевести внимание на себя.

Королевская ортопедическая больница представляла собой внушительное здание из красного кирпича с белыми окнами. Доркас повела Берти в больницу, а я тем временем в волнении ходила по улице. Миссис Дайер сказала, что процедура довольно простая, но все же мне было тяжело отогнать от себя дурные мысли. Я воображала себе инфекции, всяческие несчастья и приготовилась к тому, что Берти придется ампутировать всю ногу. После всего, что произошло с нами за последний год, я никак не могла расслабиться. Мне нужно было постоянно быть начеку, готовой бороться с очередной бедой.

Наконец дверь открылась, и появился Берти, кое‑как ковыляющий при помощи Доркас. Ботинок, ортопедические скобы и шины были шире, чем обе ноги несчастного ребенка. Вид у него был бледным, но торжествующим.

– Дженни! – закричал он, сразу меня заметив. – Дженни, мне подрезали акулово сухожилие!

Улыбнувшись тому, как он это произнес, я вручила ему мешочек со сладостями.

– Разве это не замечательно? Ты очень славный мальчик. А славные мальчики получают угощение.

– Ура!

– Он вообще не жаловался, – добавила Доркас, когда Берти принялся за конфеты. – Мне и то страшней было!

Я погладила сестру по руке.

– Тебе тоже надо съесть сладенького. Сахар поможет восстановить силы.

– Можно я теперь пойду в театр? Я же смогу взобраться по ступенькам? – спросил Берти с полным ртом конфет.

Неужто я позволю нашему малышу смотреть на жуткую леди Макбет в исполнении Лилит!

– Пока еще нет. Скоро. Полагаю, тебя теперь ждет долгий путь к полному выздоровлению.

– Ему еще и упражнения надо делать, – сообщила Доркас. – Это и впрямь потребует времени, тем более что ты уже большой. Надо следить, чтобы не началась гангрена. Но доктор говорит, что все будет хорошо.

Мне защипало глаза от слез. Мысль о том, что Берти по мере взросления сможет обрести самостоятельность, приносила мне большое облегчение.

– Что ж, это хорошие новости, правда, мой мальчик? – Я подставила Берти локоть. – Давайте-ка поищем экипаж и доставим вас домой.

– Я очень устал, – согласился Берти.

Мы двинулись в сторону проезжей части, и в этот момент перед нами остановился знакомый экипаж. Пар от дыхания запряженной в него вороной лошади клубился на морозном воздухе.

Я чуть не упала, потеряв равновесие. Это был четырехколесный экипаж Дайеров.

Сияющая широкой улыбкой миссис Дайер опустила окно.

– Добрый день, Дженнифер. Отчего это у тебя такой изумленный вид? Ты же не думала, что я допущу, чтобы этот юный герой отправился домой пешком?

– Миссис Дайер… – До меня с трудом доходил смысл ее слов. – Это моя сестра Доркас. А это маленький Берти – Альберт. Я не ожидала…

Миссис Дайер подняла руку.

– Мне прекрасно известно, кто эти милые молодые люди, нет надобности представлять. Любой друг Дженнифер, мои дорогие, это и мой друг тоже. А теперь, юный Альберт, хотел бы ты отпраздновать это событие поездкой в моем экипаже?

У Берти был такой вид, будто сейчас разом наступило Рождество всех минувших лет.

– Мы, наверное, не можем… – начала я, но Джеймс, лакей, уже спустился с козел и распахнул перед нами дверцу.

Миссис Дайер дождалась, когда разложат лестницу, и спустилась на тротуар. Она была уже не в черном. На ней было пальто, плотная пышная юбка из лиловой тафты и туфли «мольер».

– Поднимайтесь. И вы, мисс Доркас, тоже. Я уверена, что ваши нервы выдержали суровое испытание.

Доркас пришла в замешательство. В экипаже уже сидели малышка Рейчел с нянькой.

– Но мы все не поместимся.

– Мы с Дженнифер пройдемся пешком. У нас есть разговор.

Я не представляла себе, как миссис Дайер собирается это сделать в своих туфлях, но, возможно, она намеревалась пройти со мной только часть пути.

Доркас взглянула на меня, ища одобрения. Я кивнула. Она забралась в экипаж, и щеки ее покрылись румянцем, как только она уселась на шикарную обивку сиденья.

Кучер щелкнул кнутом, и экипаж тронулся. Мое сердце упало. Мысль о разговоре наедине с миссис Дайер в восторг меня не приводила. Тема у нашей беседы могла быть только одна.

– Тебе придется показывать мне дорогу, Дженнифер. Я привыкла полагаться в этом деле на Лайтфута.

Я медленно пошла вперед, делая поправку на ее короткие семенящие шажки в пышной юбке. Мимо нас прогремел омнибус с рекламой какао. У проезжей части вокруг уличного кукольного театра собралась толпа ребятишек. Несколькими ярдами дальше расположилась пожилая женщина, продававшая деревянных куколок. Миссис Дайер проследила за моим взглядом и снисходительно улыбнулась.

– Ох, да благословит бог их юные сердца. У детей очень простые радости. – Я не ответила. Мое детство было далеко не радостным. – Маленький Альберт вел себя безупречно. Полагаю, большинство детей выплакали бы все слезы, пока проходили процедуру, с которой пришлось столкнуться ему.

– Да, мадам. С Берти всегда так. Он не плачет, когда этого ждешь, зато поднимает шум по пустякам. – Я ненадолго умолкла. – Мы очень вам благодарны за помощь. Особенно после всего этого… расстройства.

Она ответила только после того, как мы пере-шли улицу:

– Как видишь, я приложила все силы, чтобы сохранить хоть какое‑то подобие самообладания. Сама вынужденно превратилась в трагическую актрису. Хью и не подозревает, что я знаю его тайну. В своем неведении он совершает ошибки, а я наблюдаю за каждым его движением.

Вечно это шпионство. Только ли актерской игрой развлекала себя в печали миссис Дайер?

– Вы уже решили, как поступить в этом… затруднительном положении?

– Ночью я пробираюсь в библиотеку Хью, чтобы почитать корреспонденцию, которую он приносит домой. Я пытаюсь найти этого ребенка.

Это меня удивило.

– В самом деле? Зачем? Вы собираетесь его усыновить?

– Господи, нет! Я хочу выяснить, где он. Тратит ли муж мои средства на поддержание этого жалкого создания. Я должна располагать всей информацией прежде, чем поднять этот вопрос с ним.

Жалкое создание. Я вспомнила младенца на фотографии, кудельку его темных волос, и мои чувства смягчились. Мне было ненавистно то, что этот ребенок собой олицетворял, но, в конце концов, он был лишь малюткой, нуждающимся в заботе так же, как любой другой ребенок.

– Вины ребенка в этом нет… – попыталась напомнить я миссис Дайер.

– Я не могу воспринимать его как маленького ребенка, Дженнифер. Это угроза. Моему браку, репутации нашего театра, непосредственно Рейчел. Предположим, Хью решит составить завещание в пользу этого незаконнорожденного. Представь, что после его смерти все его деньги – которые, как ты знаешь, в большинстве своем мои – должны будут перейти не к Рейчел, а к отродью этой… этой… – Она прикрыла рот платочком.

Внутри меня терзали дурные предчувствия. Секунду назад она с обожанием смотрела на детей возле ширмы кукольного театра. Обычно миссис Дайер была сама щедрость, но как только дело касалось Лилит Эриксон или Юджина Гривза, в ней проявлялись черты некоторой фанатичности.

Повела бы я себя так же, столкнись я с потомством моего па и той женщины, которая отняла его у нас? А с ребенком Грега и Джорджианы? Я понадеялась, что нет. Но сказать наверняка я не могла.

– Это не так‑то просто, – признала я. – Даже если вы изобличите шефа, он не избавится от Лилит. Теперь ни один директор театра в Лондоне не стал бы ее увольнять.

– Нет. – Миссис Дайер тряхнула головой, и ее серьги качнулись. – Нет, дерзкая девица поставила нас в безвыходное положение, на что у нее определенно и был расчет. Каждый вечер у нас полный зал, и билеты разбирают как никогда! Потеря кассовых денег для меня бы ничего не значила, но если мы пригрозим ее уволить… Она располагает сведениями, которыми сможет нас серьезно шантажировать. Живет и дышит доказательством позора Хью. – Губы ее снова задрожали. – Я должна защитить свою семью! Должен быть способ. Какая‑то стратегия, которую мы пока не видим.

Я размышляла над сказанным. Мне вспомнилось, какой королевский вид был у Лилит в переулке и как Грег с Оскаром прекратили драку по ее команде.

– Проблема в ее таланте, ведь так? Он наделяет ее властью. Теперь люди смотрят на нее так, как никогда раньше.

– Возможно, если бы она один-два раза сыграла плохо… возможно, это рассеяло бы ее чары.

Я нахмурилась.

– Возможно. Но есть ли такая вероятность, что она может сыграть плохо?

– Может быть, ты сможешь здесь как‑то помочь. Сделать что‑нибудь такое… чтобы отделаться от нее.

Я перебирала собственные мысли в голове, как страницы пьесы. Звезда Лилит стремительно взошла после того, как у нее появились те часы. Если бы они каким‑нибудь образом пропали… Это наверняка пошатнуло бы ее уверенность.

– Может быть… – начала было я, но миссис Дайер резко остановилась.

– Придумала. Боже милостивый, Дженнифер, мне кажется, я придумала. Способ, чтобы выбить ее из седла, так сказать. Но исполнение будет зависеть от тебя.

В моей голове зазвучали тревожные звоночки.

– Выбить ее из седла? – повторила я.

– Образно говоря. Не беспокойся, я смогу все устроить. – Она вдруг засияла улыбкой. – Конечно. Конечно! И как я об этом раньше не подумала? Но это нельзя устроить немедленно. Дай-ка подумать… Надо в воскресенье. Воскресный вечер, когда театр закрыт, и вокруг никого. – Миссис Дайер просунула руку мне под локоть и зашагала с новой силой. – Эта жалкая актриска считает себя очень умной. Но «Меркурий» – мой театр. Хью – мой муж. Я – героиня этой пьесы, и мне решать, какова будет развязка.

Глава 12

Другие театры готовились ставить пантомимы и рождественские спектакли, у нас же пресловутая игра Лилит не давала упасть спросу на «Макбета». Мы по-прежнему каждое утро разворачивали у кассы разочарованных зрителей, которым не хватило билетов. Было похоже на то, что «шотландская пьеса» не сойдет с афиш по меньшей мере до Нового года.

Возможно, декорации и костюмы не были рассчитаны на такой долгий срок службы. А может быть так, что все были настолько заняты подготовкой к дневным спектаклям, что просто не успевали все привести в порядок. Но у меня создавалось впечатление, что «Меркурий» не процветает на фоне своего успеха. Чем живее и ярче оказывалось действо на сцене, тем более невзрачным становилось все остальное.

Я сидела на диване в гримерной Лилит и чистила щеткой парчовое платье королевы, как мне казалось, уже в сотый раз. У кромки подола образовались маленькие дырочки с черными краями, вроде подпалин, какие джентльмен способен случайно прожечь сигарой. Может, подол каким‑то образом коснулся рампы?

В этот вечер Лилит не смеялась. Ее внимание было приковано к часам. В непривычной тишине я слышала только жужжание и тиканье механизма.

Я внимательно присмотрелась к ее отражению и заметила, что зеркало потемнело: по краям появились черные пятна, хотя я каждый день его протирала. А за тяжелым запахом лилий по-прежнему чувствовался этот отвратительный смрад мертвечины.

Я перевела взгляд на Эвридику. Шерсть у нее была чистой, глаза ясными; было не похоже, что грязь разносила она, но тем не менее какая‑то сила уничтожала в этой комнате плоды моих нелегких трудов. Какого же дьявола здесь творилось после нашего ухода?

– Лилит, – позвала я. Ответом была тишина. Я стиснула зубы. Часто она удостаивала меня ответом только с третьей или четвертой попытки. – Лилит, нам пора одеваться.

Она сидела, опустив глаза.

– Неужели уже пора?

– Сама взгляни! Ты что, часы свои разглядываешь?

Она судорожно захлопнула крышку часов.

– Я не смотрела. Я… слушала.

– Что именно?

– Музу. И нечего воротить нос, Китти. Ты, может, считаешь, что у меня не все дома, но ведь моя вера в Мельпомену вознесла меня на такие высоты, разве нет? – Она вздохнула. – Юджин учил меня, как принимать неудачу, как с достоинством вести себя, когда освистывают, как относиться к плохим отзывам критиков. Но у нас не было ни одного урока о том, как быть с… – она махнула рукой в сторону букетов и подарков, занимавших каждый свободный клочок горизонтальных поверхностей гримерной, – со всем этим. С успехом. Он не думал, что Мельпомена призовет еще кого‑то, кроме него.

– Разве ты не можешь просто радоваться своей удаче?

– Я и радуюсь, – пробурчала она. – Но это не удача. Это судьба. Высокое призвание.

Лампы лихорадочно замигали.

– И все же этой высокой и великой актрисе кто‑то должен расчесывать волосы и застегивать платье. Не забывай об этом.

– Можно подумать, ты мне позволишь. Мельпомена может звать меня ввысь, но ты, Китти, моя сирена, тянущая обратно на землю. Ты так и не разобралась с этими лампами! Какой еще звезде приходится терпеть грозу в собственной гримерной?

Напряженное расписание начинало сказываться на внешности Лилит. Глаза у нее покраснели, кожа стала еще суше, чем раньше. Та седая прядь, что я заметила у нее намедни, сделалась толщиной с палец, и мне приходилось ее закрашивать, а на лицо наносить множество слоев грима. Если бы это был кто‑то другой, то я бы уже обеспокоилась.

Рану на ее руке возле плеча покрывали струпья. Я перестала спрашивать, как она поранилась, но эта загадка продолжала меня занимать. Это была не просто царапина, которую можно было бы получить, по неосторожности зацепившись за декорацию. Это был порез с рваными краями.

В дверь постучался мальчик. На лице Лилит будто появилась маска. Мне вспомнились слова Энтони о том, как актер превращается в персонажа; казалось, будто настоящая Лилит уже встала и вышла из комнаты.

– Сегодня я не буду смотреть, – сказала я. – Надо доделать работу.

Кивнув, она встала и быстро вышла.

Эвридика издала долгий усталый вздох. Я задержала взгляд на ней, ожидая, что она проявит признаки озорства. Ничего подобного. Что бы ни было причиной этого запаха и отметин повсюду, собака ею определенно не являлась.

Подставив стул, стоявший у туалетного столика, я забралась на него, чтобы осмотреть лампы. Они горели без мерцания, и утечек газа заметно не было. Я замерла, словно загипнотизированная танцем мягкого желтого пламени. Чего не знала Лилит, так это того, что на самом деле я не далее как сегодня днем попросила одного из фонарщиков взглянуть на лампы. Он сказал, что с ними все в порядке.

На первый взгляд, ничего странного. Тогда я доверилась обонянию. Вонь усиливалась в той части гримерной, где стоял туалетный столик, и я сунула руку за зеркало. Я могла предположить только то, что между плинтусом и мебелью застряла и издохла мышь.

Спустившись вниз, я ухватилась за туалетный столик и отодвинула его в сторону. Флаконы закачались. Моему взору впервые открылась стена за зеркалом. Я вскрикнула.

На бледно-желтых бумажных обоях виднелся нагар. Где‑то небольшие пятна в форме паука, где‑то большие, величиной с ладонь. Пожара здесь произойти не могло. Мне было бы известно. Я осторожно коснулась стены. Кое-где обои вспучились. Я прямо‑таки чувствовала, как они отслаиваются.

За стеной раздались голоса. Это была смежная стена гримерных двух ведущих актеров. И уж наверняка, если бы здесь что‑то стряслось, у Энтони было бы то же самое. Был только один способ это выяснить.

В коридоре разлеглась полосатая кошка, ее узкие зрачки следили за моими движениями. Я постучала в дверь гримерной Энтони, и оттуда высунулась напомаженная голова Сайласа.

– Лилит здесь? – прошипел он.

Я покачала головой. Не говоря ни слова, он взял меня за руку и втянул в гримерную.

Энтони стоял возле псише [10]10
  Поворотное зеркало на шарнирах.


[Закрыть]. На нем уже был Макбетов дублет, но завязки на рукавах еще болтались.

– Ничего страшного, Сайлас. Не втягивайте в это мисс Уилкокс. Будьте другом, оставьте все как есть.

– Ничего! – словно не веря своим ушам, повторил Сайлас. – Дорогой вы мой, сколько можно терпеть? Пока она не оторвет вам руку?

– Ой, полно.

Я переводила взгляд с одного на другого.

– О чем речь?

Энтони открыл рот, но Сайлас заговорил первым.

– Ваша актриса, мисс Уилкокс, просто переходит все границы. Она взбесилась. Покажите ей, Энтони, покажите же ей, что сотворила с вами эта гадкая женщина.

Энтони потер свои впалые щеки.

– В самом деле, дружище, я бы предпочел…

Он не успел окончить фразы, поскольку костюмер схватил его за запястье и задрал рукав.

– Вот! Что вы на это скажете, мисс Уилкокс? – Мои глаза полезли на лоб. Рука Энтони была фиолетово-черной от синяков. Возле запястья красовались четыре царапины, одна из которых сочилась сукровицей. – И на второй руке то же самое.

Мне сделалось дурно при воспоминании о том, как Лилит стиснула мою руку.

– Это сделала Лилит?

Энтони нервно задвигался.

– Я сомневаюсь, что она это нарочно. В пылу игры, во время сцены… она немного увлекается.

– Это все секундное дело! Он только подбежал сообщить, что король прибыл, и она вцепилась в него и сжала, как в тисках!

Я видела, что она хватает Макбета за руки, как и полагалось по пьесе, но и помыслить не могла, что она сжимает их с такой силой.

– Будьте другом, завяжите мне рукава. Мне через секунду уже произносить следующий монолог. – Энтони замялся. – Раз уж зашло об этом, то после моих слов ко мне подходит леди М. Будет лучше, если замотаете эти места чем‑нибудь дополнительно.

– У меня есть бинты, – сказала я и бросилась за ними. Те же полоски ткани, которыми мы забинтовали рану Лилит, послужат для ран того, кому она их нанесла.

В тот момент это была безумная гонка ради того, чтобы вовремя подготовить Энтони к выходу. У меня не было времени раздумывать над тем, что я узнала, или разбираться в собственных чувствах по этому поводу. Но как только мальчик пришел за Энтони и мы с Сайласом остались в гримерной одни, я поняла, что боюсь.

Мои чувства к Лилит чуть потеплели после того, как она заставила ретироваться Грега. Злость на брата не дала мне разглядеть тревожный знак. Насколько опасна женщина, которая угрожает человеку своей собакой?

– Может, нам стоит сообщить шефу, – тихо предложила я. – Она калечит людей уже во второй раз.

– Девочка моя, он не станет и слушать ничего против нее.

– Тут… происходит что‑то странное, Сайлас. Не только с Лилит. Лампы постоянно мигают, и эти горелые отметины на стене… – Я стала осматривать стену между гримерными. С этой стороны она была чистой. Я приложила к ней ладонь и почувствовала только едва заметное тепло. – Все началось, когда шеф подарил Лилит эти часы.

– Чужое добро впрок не пойдет, – мрачно заметил Сайлас.

– Она считает, их благословила муза Мельпомена, но… как по мне, так это больше походит на проклятье. И я никогда не верила в подобные вещи.

Сайлас задумчиво пожевал нижнюю губу.

– Хм. Может, во всем этом что‑нибудь и есть. Юджин Гривз добился успеха в жизни, но его театр преследовали несчастья. Однажды на бенефисе на публику упала люстра. А потом этот бедолага нештатный актер на показе «Жемчужной нити». Запамятовал, как же его звали. Его зажало во вращающемся кресле цирюльника Суини Тодда. – Он неодобрительно поцокал языком. – Ужасное, ужасное дело.

Эти часы не просто вдохновляли трагических актеров на блестящую игру; похоже, они несли трагедию в себе.

– Сайлас, я хотела у вас кое-что спросить. Вы ведь знаете латынь?

– Да. А что?

– Что значит Homo fuge?

Мой собеседник побледнел.

– Где вы это услышали?

– Это нацарапано на задней крышке карманных часов. Мне эта фраза кажется знакомой.

– Боже милостивый. – Сайлас опустился на стул. Губы его были сжаты так плотно, что просто исчезли под усами. – Пусть это будет предупреждением для всех нас.

– Что такое, Сайлас? Что не так я сказала?

– Эти слова, мисс Уилкокс, велят бежать. Они побуждают любого смертного как можно скорее уносить ноги, пока его не постигло несчастье. Они из пьесы «Доктор Фауст». Вы ее видели? Слова, написанные кровью, появляются на руке Фауста, увещевая не заключать сделку с Мефистофелем.

У меня возникло жуткое ощущение, будто кожа на мне съеживается. Я снова мысленно оказалась на балконе театра «Геликон», и испуганный голос Филипа шептал мне в ухо: «Это все было по-настоящему, Дженни? Дьявол пришел и забрал этого человека в ад?»

– Может… может, это Юджин Гривз нацарапал эти слова на часах? Может, ему нравилась эта часть пьесы? – запинаясь, пробормотала я.

– Или, может, он предостерегал других от сделок с Мельпоменой.

Я убрала за уши выбившиеся пряди волос.

– Нет. Нет, не бывает никакой Мельпомены. Она всего лишь легенда, которую актеры рассказывают друг другу. Так же, как подкова, которой они касаются перед тем, как выйти на сцену. Это придает им уверенности.

– Милое дитя, я работаю в театре дольше, чем вы живете на этом свете. Поэтому смею вас уверить, что за всеми этими суевериями кроется гораздо больше, чем вам хотелось бы верить. Театры отличаются от других мест. Они служат порталом между нашим царством и бесчисленным множеством других.

Вероятно, важнее было не то, что это правда, а то, что в это верили актеры. Изумительное исполнение Макбета Энтони померкло и сошло на нет всего-навсего из-за того, что шеф не смог должным образом его вознаградить. Лилит вела себя так, будто была личностью неприкосновенной, только в силу своего убеждения, что ей помогает Мельпомена. Может быть, хорошая игра актера зависела от состояния его души в неменьшей степени, чем от его образования?

Я вспомнила, слова миссис Дайер о том, чтобы отделаться от Лилит. У нее могли быть свои замыслы на следующее воскресенье, но мне приходилось работать с Лилит изо дня в день. Я знала ее. И мне было ясно, что в итоге должно подействовать.

– Мне хочется забрать у нее эти часы. Это выбьет почву из-под ее ног. Она начнет играть по-другому и тогда, вероятно, немного успокоится. – Я с надеждой взглянула на Сайласа. – Тогда, возможно, Энтони вновь сможет блистать.

Глаза Сайласа вспыхнули интересом.

– Не останавливайтесь на полумерах. Если то, что вы мне сказали, правда, просто забрать часы будет недостаточно. Эта штуковина должна быть уничтожена.

Как и всегда, Сайлас зашел на шаг дальше, чем нужно. Я и думать боялась о том, что сказала бы миссис Дайер, если бы ее обожаемая реликвия оказалась уничтожена.

– Не думаю, что это возможно.

– Разве вы не можете «случайно» их разбить?

– Как? Лилит смотрит на них перед каждым выходом на сцену. – Я инстинктивно потерла запястье, почувствовав прежнюю боль от синяков. – Вы видели, что она сделала с Энтони. Если я разобью ее часы, то не смогу быть уверена, что останусь в живых и буду в состоянии рассказать, как это случилось.

Уперев локти в колени, Сайлас подпер руками подбородок.

– Конечно, – медленно произнес он, – вам уже известно о том, что шеф запланировал на завтра.

Я на секунду задумалась, припоминая.

– Фотографии?

– Кабинетные портреты [11]11
  Стиль фотографии, ставший популярным с 1870 года и пришедший на смену формату визитных карточек, которые обычно вклеивали в альбомы. Кабинет-портреты снимались в кабинете или студии и отличались увеличенным размером. Их чаще размещали не в альбоме, а на специальной подставке на столе или в рамке.


[Закрыть]. Сейчас все просто с ума по ним сходят. Народу хочется обладать чем‑нибудь, связанным с нашими актерами. Там будут раздельные портреты Лилит и Энтони. Но мне достоверно известно, что шеф собирается сделать один-два снимка, где они вместе.

Я не понимала, к чему клонит разговор Сайлас. Все, о чем я могла думать, это то, что бедному Энтони после всех перенесенных от Лилит мучений снова придется стоять рядом с ней.

– Вы и я, – продолжал он, – будем рядом, следить за тем, чтобы все было идеально. Фотоаппарат обнаруживает недостатки, которых не видно на сцене. Нам придется припудривать им лица и поправлять костюмы.

– К чему вы клоните, Сайлас?

– Лилит наденет часы, но внимание ее будет направлено на камеру. Вы говорите, она смотрит на свою безделушку перед каждой сценой, однако я сомневаюсь в том, что она зайдет настолько далеко, что станет рассматривать их между снимками.

– Нет… вероятно, не станет.

– Получается, это просто выдающаяся возможность. Вы наклонитесь, совершенно резонно, чтобы поправить ей юбку, расправить подол, все что угодно. – Он изобразил эти действия, не вставая со стула. – Ловким движением руки отстегнете часы с пояса и спрячете в ладони.

Меня охватило противное, тошнотворное чувство. Смогу ли я проделать это незаметно для Лилит?

– И что потом?

– А потом, моя девочка, вы передадите их мне. Если она заметит пропажу часов, подозрение может запросто пасть на вас, но быстрый поиск покажет, что вы невиновны.

Это утешало. Хотя все равно дело казалось рискованным.

– А что дальше, вы заберете их для Энтони?

– Разумеется, нет! – Он резко вскинул голову. – Великолепие Энтони не зависит от таких эфемерных вещей, как муза. У него просто действительно есть талант. Нет, я просто сделаю вид, что иду наверх в костюмерную. А на самом деле я сделаю вот что: возьму у плотников молоток и разобью ненавистную штуковину. – Сайлас ударил кулаком по ладони.

В его устах все выглядело так просто. Может, так оно и было. Сама мысль о том, чтобы избавиться от часов и больше никогда не видеть эти выпирающие жемчужины, приносила облегчение. Миссис Дайер будет убита горем. Но под вечер того дня я осознала, что владелица театра относится к тем женщинам, что скорее предпочтут увидеть часы уничтоженными, чем в руках соперницы.

– Хорошо, – согласилась я. – Давайте сделаем это завтра.

Воздух пронзил скрежещущий визг. Я испугалась, хотя слышала его уже много раз. Крик совы. Все это, конечно, на сцене. Король Дункан лежал мертвым, а Макбет с этого момента лишался сна.

Сайлас широко улыбнулся мне.

– Это нам знак от самого «Меркурия». Завтра коварная королева падет.