Текст книги "Призрак Мельпомены"

Автор книги: Лора Перселл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Не может такого быть.

– Я не… Я не верю в проклятья, – объявила я Сайласу настолько спокойно, насколько было в моих силах. – И если эта пьеса настолько опасна… почему ее продолжают ставить?

– Выйдите, – велел Сайлас.

Я смотрела на него, хлопая глазами. Он определенно не имел полномочий на то, чтобы увольнять меня за подобную мелочь.

– Что, простите?

– Выйдите из комнаты. На площадке три раза повернитесь вокруг себя, затем плюньте и поклянитесь самым дорогим. Постучитесь, чтобы зайти обратно. Это единственный способ остановить проклятье.

Он не мог говорить такое всерьез. Я засмеялась, но потом заметила, что все три пары глаз смотрят на меня выжидающе.

– Миссис Неттлз…

– Вам лучше сделать, как говорят, мисс Уилкокс.

Пылая от стыда, я отодвинула стул назад, вышла из комнаты и закрыла за собой дверь. Я почувствовала себя как провинившийся ребенок. По счастью, никого не оказалось рядом.

Что там сказал Сайлас? Повернуться три раза, плюнуть и поклясться? Я не могла себя заставить. Это выглядело так нелепо.

Я просто стояла перед дверью и прикидывала, сколько времени мог бы занять сей комический фарс. Люди не умирают только потому, что кто‑то произнес название пьесы!

В конце концов мне удалось справиться с одной частью ритуала. Я все же сумела дать клятву.

– Эти люди просто помешанные, – пробормотала я себе под нос и постучала в дверь гардеробной.

Глава 4

Мне не пришлось встретиться с Лилит в свой первый день. Репетиция продлилась на несколько часов дольше назначенного срока, и мне это показалось скорее благословением, чем проклятьем. В общем‑то я осталась довольна тем, как все прошло, и смогла честно ответить Филипу, примчавшемуся с фабрики с вопросом: «Ну, как ты, все благополучно?» По-видимому, он ожидал, что я буду истекать кровью, как доктор Фауст. Бедняжка такое пережил. Да и все мы.

После того как Грег забрал все наши деньги, мы были вынуждены перебраться в квартиру повыше – в мансардное помещение с наклонным потолком и пожелтевшими окнами.

В нашем жилище имелся один стол, три стула, всевозможные сундуки и заставленный глиняной посудой шкаф. Натянутая на куске шпагата простыня отделяла кровать Доркас от кроватей мальчиков. Я спала в пропахшем пылью мягком кресле. В углу, возле очага стоял умывальник с зеркалом. Уборная была общей на всех жильцов дома. Все было не настолько ужасно. У многих не было и того. Но теперь я смогу позволить себе жизнь куда лучшую, и не собиралась откладывать это в долгий ящик.

Что такое эта нелюбезность Оскара или суеверность Сайласа в конечном итоге? Я справлюсь со всем, что уготовано мне этим театром, даже с актрисой, которую боится миссис Дайер, коль скоро это позволит мне содержать семью.

Я постаралась напомнить себе об этой уверенности на следующий день возле гримерной Лилит Эриксон, где стояла, ожидая ее возвращения.

Кроме меня в коридоре никого не было, и меня поразило, что там стояла жуткая тишина, хотя во всем театре царило оживление. Стены были обиты темно-красной парчой, изрядно повыцветшей вокруг ламп. По правой стороне коридора тянулись потертые двери: на первой висела табличка с именем ведущего актера Энтони Фроста, нанесенным золотой краской, а на двери Лилит Эриксон не было ничего. Я предположила, что табличку с именем предыдущей актрисы главных ролей сняли и теперь ждали, как проявит себя Лилит, чтобы впоследствии написать на двери ее имя.

Мимо моих ног прошмыгнула мышь и исчезла в щели за плинтусом. Через несколько секунд в коридоре появилась кошка. Она плавно шествовала с высоко поднятым хвостом. Увидев меня, кошка мяукнула, сменила курс и потерлась о мои ноги.

– Здравствуй. – В тишине мой голос прозвучал неожиданно громко. Кошка снова мяукнула, я нагнулась и приласкала ее. Тут сзади до меня донесся еще какой‑то звук. Тихое постукивание. Моя рука замерла. – Киска, тут что, где‑то еще одна мышь?

Все стихло, а потом откуда‑то раздался низкий гортанный стон. Кошка зашипела и бросилась прочь.

Что‑то колотилось в дверь гримерной изнутри.

Я отскочила в сторону. Дверь тряслась. Какое‑то существо отчаянно скреблось и бросалось на деревянное полотно. У меня перед глазами мелькнул образ несчастного Юджина Гривза, корчившегося в предсмертных муках. В голове прозвучали слова Сайласа: «Теперь на нас могут обрушиться несчастья всех мастей, которые выпустил на свободу ваш длинный язык». Не может быть…

Но я принялась это делать: повернулась три раза, как он меня наставлял. Тут дверь гримерной распахнулась, и оттуда вырвалось что‑то темное и бесформенное. Я успела только вскрикнуть, а в следующий же миг оно сбило меня с ног, и я больно ударилась об пол. Что‑то мерзкое потекло мне на лицо. Я закрыла глаза.

– Эвридика! – по коридору загремел такой звучный голос, каким мог обладать только опытный актер. – Эвридика, прекрати! Сидеть.

Я открыла глаза. Надо мной нависало вытянутое лицо в облаке черных волос.

– Боже мой, – произнесло оно чуть удивленно. – Давайте-ка снова поставим вас на ноги.

Чувствуя себя ужасно глупо, я взялась за протянутую мне руку и поднялась с пола. Помогавшая мне женщина была высокой и гибкой, скорее с поразительной, нежели привлекательной наружностью и выдающимися чертами. Она показала на существо, в действительности оказавшееся обычным пуделем.

– Место, Эвридика. – Собака тут же послушалась и, поджав хвост, потрусила обратно в гримерную. Женщина покачала головой. – Даже подумать не могла, что она сможет открыть дверь. Боюсь, вам придется ее простить. Ужасные манеры.

Не слишком убедительное извинение.

– А разве не хозяин должен учить собаку манерам?

Она пошла следом за пуделем и, подняв бровь, села за трюмо.

– Полагаете, они у меня есть?

Значит, это была Лилит Эриксон. Вызывающая с первой секунды. Мне было ужасно досадно, что она увидела меня валяющейся в пыли. Это сразу поставило меня в невыгодное положение.

– Что ж, зато они есть у меня, – резко ответила я, отряхивая юбки. – Я Дженни Уилкокс, ваш новый костюмер. Рада познакомиться.

Лилит рассмеялась.

– Нет, вы совсем даже не рады! Плохую игру я вижу издалека. Бога ради, входите и прекратите эту пустую трату времени. Нам ведь обеим известно, что это брак по расчету.

В гримерной было как на кладбище. Повсюду цвели лилии: букеты и одиночные цветы, перевязанные лентой. Запах стоял удушающий. Эвридика на меня зарычала.

Лилит открыла эмалированную коробочку и бросила ей конфету, чтобы задобрить.

– Не беспокойтесь. Она опасна, только если я захочу.

Нахальная актриса была плоха уже сама по себе; а теперь мне придется воевать еще и с ее злобным питомцем. Вообще я любила собак, но эта была похожа на мистического Черного Шака из древних легенд. Могу поклясться, что она знала о том, что я пришла шпионить за ее хозяйкой.

– Мне не сказали, что у вас есть собака.

– С чего бы им говорить? Шеф только вчера дал мне выходной, чтобы я за ней съездила. – Она махнула коробочкой в мою сторону. – Мятный леденец?

Я покачала головой.

Из-за всех этих цветов в гримерной было тесно. Большую часть пространства занимали гардероб и большое зеркало. Также там имелись маленький диванчик и портняжный манекен, но они уже едва помещались.

– Так, значит, ты моя новая костюмерша, – продолжала Лилит. – По-видимому, мне нужен такой человек, хотя я всегда прекрасно справлялась сама. Обычно актриса сама выбирает себе помощницу, но миссис Дайер, как следовало ожидать, успела встрять первой. – Она многозначительно посмотрела на меня своими дымчатыми глазами. – Хм. Ты ведь ее маленькая протеже? Шеф двигает меня, а она двигает тебя, так что мы дебютируем вместе в качестве эксперимента. Как, ты сказала, тебя зовут?

– Дженни Уилкокс.

– Именно. У меня ужасная память на имена. Не обижайся, если я буду называть тебя как‑нибудь на свой лад.

Я стиснула зубы.

– Вы и в пьесах так поступаете? Называете на свой лад?

Я ожидала увидеть ее свирепый взгляд, однако она снова рассмеялась.

– Нет-нет. Полагаю, в этом‑то вся проблема и заключается. Моя голова забита сценариями, и там не остается места ни на что другое. – Свет газовых светильников вдруг сделался слабее, а затем снова вспыхнул ярче. Лилит раздраженно цокнула языком и положила в рот мятную конфету. – С ними постоянно такое творится. Поговори с кем‑нибудь, чтобы починили.

Входит ли это в мои обязанности? Я вынула из кармана мерную ленту.

– Вообще‑то я здесь для того, чтобы подгонять костюмы вам по фигуре.

У нее на лице промелькнула паника.

– Ох уж эти подлые костюмеры. Уже успели тебя просветить, что надо делать. У них же есть мои мерки.

– Им уже больше года. – Я сделала несколько шагов вперед и встала позади ее стула. – Они меняются. В особенности если вы едите много конфет, – многозначительно добавила я.

Лилит захлопала своими изящными руками.

– Браво! Я понимаю, что сделала миссис Дайер. Она услышала, что у меня начинается сенная лихорадка от кошек, и поселила одну ко мне в костюмерную.

Значит, она знала, что миссис Дайер настроена против нее; она не дура. Вероятно, Лилит в долгу не останется.

– У вас сенная лихорадка от кошек? И как же вы тут находитесь, когда вокруг столько мышеловов? Я только что видела кошку в коридоре.

– Все не так страшно; я могу находиться с ними в помещении театра. Но это станет проблемой, если эти противные создания будут заходить сюда и лазать по моим вещам. – Лилит кивнула на цветы. – При помощи Эвридики и лилий я не даю им сюда проникать. Теперь и с твоей помощью тоже.

Я посмотрела на отражение Лилит в тройном зеркале. Ее внешность и впрямь могла очаровать. Она идеально подходила на роль леди Макбет; на нее хотелось смотреть, узнавать, что она сделает дальше.

– Что ж, постараюсь, чтобы кошки не подходили к вашим костюмам, – пообещала я. – Но сначала вы должны позволить мне снять с вас мерки.

Лилит сжала губы, посасывая леденец.

– Вот ведь зануда! Неужели нельзя оставить меня в покое хоть на секунду? Хорошенький прием по возвращении домой. Лучше бы я осталась в Саутенде.

– Едва ли можно назвать обременительным снятие мерок, мисс Эриксон. Просто постойте вот здесь, а я все сделаю.

Она неохотно отодвинула стул назад.

– Вижу, покоя мне не видать, пока ты не добьешься своего. Что за проклятая неделя. Сначала я узнаю о том, что умер Юджин Гривз, а потом оказываюсь во власти мучительницы-костюмерши.

При упоминании Гривза я содрогнулась.

– Он был вашим другом? Этот несчастный актер?

Лилит повернулась на стуле и склонила свою темную голову.

– Другом, пожалуй, будет сильно сказано. Когда‑то я служила в труппе Юджина Гривза. Я глубоко им восхищалась, но работать бок о бок с таким талантом невозможно. С тем же успехом можно и вовсе не выходить на сцену.

– Да, – согласилась я, возвращаясь к тем событиям. – Да, не припоминаю, чтобы там были другие актеры.

– Ой, так ты видела, как он играет?

Я облизнула губы. Мне не хотелось навредить миссис Дайер своим рассказом о событиях, свидетелем которых я стала, но я не испытывала такого страха перед Лилит, как она.

– Я видела, как он умер.

Серые глаза актрисы расширились.

– Нет!

– Это было ужасно. Вам нужно возблагодарить свою счастливую звезду за то, что успели уйти в другой театр прежде, чем это случилось. Даже не знаю, как труппа будет работать дальше.

Некоторое время Лилит молчала. По ее лицу пробежала какая‑то легкая тень. Это было не совсем горе или страдание.

– Расскажи мне, Китти, – скомандовала она.

– Меня зовут Дженни, – поправила я.

Она махнула рукой, будто это не имело значения.

– Скажи мне, ты, случайно, не заметила у Юджина Гривза какой‑нибудь безделушки, когда он умер? Например, часов?

Эвридика глухо заворчала. Возможно, за дверью снова проходила какая‑нибудь кошка.

– Да, они у него были. – Миссис Дайер тоже упомянула эти часы с музой, но то была совершенно иного рода беседа. Странно, что Лилит заговорила сразу о них, не осведомившись сначала о последних мгновениях жизни своего бывшего коллеги, не страдал ли он, и все прочие подробности, о которых обязательно спросил бы любой человек, имеющий сердце.

В этот момент в дверь постучали. Эвридика залаяла. Прежде, чем Лилит успела ответить, в гримерную вошел мужчина. Он был уже немолод, однако прямо‑таки лучился обаянием. Одет он был безукоризненно: шелковый цилиндр и пальто с богатой отделкой каракулем. На его висках серебрилась седина.

– Вот она где, боже милостивый! Моя первая леди, моя путеводная звезда! – Он заметил меня и кашлянул. – Вы, должно быть, мисс Уилкокс. Нас не представили. – Мужчина протянул мне руку с кольцом на пальце. – Хью Дайер к вашим услугам. Все здесь зовут меня шефом.

Я пожала ему руку и отвесила реверанс.

– Рада познакомиться, сэр.

Это была ложь: знакомство с ним радовало меня не больше, чем знакомство с Лилит. С какой стати он заходит в гримерную к даме и говорит с ней в столь льстивой манере, хотя у самого дома жена и дочь?

– Я был несказанно счастлив, когда жена сказала, что нашла вас, мисс Уилкокс. Она воистину милосердна. После всего этого грязного дела с вашим братом и Джорджианой… Что ж, давайте больше не будем об этом упоминать. Мы здесь очень вам рады.

– Спасибо, сэр.

– Моя супруга, несомненно, просветила вас относительно огромной важности вашей роли? Начало карьеры мисс Эриксон у нас – это уникальная возможность. У нее выдающиеся способности. Больше, чем у любой другой актрисы из всех, что я когда‑либо встречал.

Лилит не поблагодарила, но и протеста не выразила. Она просто приняла его утверждение как факт.

Я склонила голову, что вполне могло сойти за выражение согласия.

– Не сомневаюсь, что вы в этом деле лучший судья, сэр.

– Это так, – согласился он. – Я в театре всю жизнь. Мой отец служил в театре, а до него и дед. Трагедии – мой хлеб насущный.

– А… чем же мы могли бы помочь вам сегодня, сэр? Я собиралась снять с мисс Эриксон мерки…

– О, конечно, я вам помешал. Мои извинения. Вы ведь пока не осведомлены о том, как мы тут работаем, мисс Уилкокс. Позвольте вам объяснить. – Мистер Дайер пригладил бакенбарды. – Возможно, вы не понимаете, но я некоторое время наставлял Лилит – мисс Эриксон – в актерском мастерстве. Она обучалась, как и все актеры, но на одном формальном образовании далеко не уедешь. Теперь ее учитель я.

– Понимаю.

– Мне приходится часто с нею видеться. Проводить с ней время частным образом, так сказать. – Он сделал небольшую паузу. – Нет ничего более разумного, чем постоянный обмен мыслями артиста и его наставника.

От гнева кровь застучала у меня в висках. Он, должно быть, считает, что я вчера родилась.

– Вам виднее, сэр. Но сейчас мне нужно…

– Прошу проявить снисходительность, мисс Уилкокс. Я постараюсь вторгаться к вам как можно реже. Однако же мне в самом деле необходимо обсудить с мисс Эриксон ее игру во время последней репетиции. У меня есть одна-две мысли о том, как усовершенствовать то, что упустил помощник режиссера.

Я не собиралась оставлять их одних. Если бы шеф распорядился, у меня не осталось бы выбора, но коль скоро этого не произошло, я не двинулась с места. Чувствуя себя непрошеной тетушкой-компаньонкой, я уселась на диванчик.

Прозвенел звонок. Эвридика снова залаяла.

– Уже пора, – вздохнула Лилит, поднимаясь на ноги. – Снова придется сбросить личину и перевоплотиться в леди М. Идемте со мной, мистер Дайер. Вы сможете поделиться со мной вашими мыслями по пути.

– Великолепная мысль. – Он подставил ей локоть. На моих глазах она уцепилась за него, и мое беспокойство возросло. Неудивительно, что миссис Дайер что‑то подозревала.

– Займись чем‑нибудь полезным, – крикнула Лилит, повернувшись ко мне вполоборота. – Погуляй с Эвридикой, пока меня не будет. Наполни коробку мятными конфетами. Да, и не забудь про свет, хорошо? – Я открыла рот, но сказать ничего не успела. – Премного благодарна, Китти.

Дома меня ждала записка от миссис Дайер. Распоряжения оказались краткими и загадочными.

«Завтра. Ложа 6. Три пополудни». Ни подписи, ни даты с адресом.

Доркас заглянула мне через плечо.

– А она чудачка, правда? Твоя новая хозяйка.

– Они все такие, – призналась я. – Даже чуднее Филдингов, а это о чем‑то да говорит.

Ложа под номером шесть находилась на главном ярусе: одно из уединенных местечек, предназначавшихся для богатых посетителей. Я дернула за ручку двери с позолоченным косяком, но она оказалась заперта. Миссис Дайер открыла через секунду и заговорщически посмотрела в обе стороны коридора.

– Осторожность не помешает, – тихо проговорила она. Мне пришло в голову, что она играет в шпионку, причем с тем же удовольствием, что играла в убитую горем поклонницу Юджина Гривза.

Рассудив, что на горизонте чисто, она впустила меня в ложу и заперла дверь. Обстановка в шестой ложе была шикарной: дававшие приглушенный свет лампы, бархатные кресла с латунными заклепками и турецкий ковер. Миссис Дайер расправила юбки и села. Она по-прежнему была в черном.

– Ну что, как тебе нравится? Довольна ли ты своей новой должностью? Надеюсь, в костюмерной тебя хорошо приняли. – Она, как всегда, улыбалась своей дежурной широкой и немного неуверенной улыбкой. Но в глазах читалось нетерпение. Ей хотелось знать не обо мне. Она жаждала собранных мною слухов.

– Приняли хорошо, мадам, – честно ответила я. – Мне нравится работать в таком окружении. Кое-кто из рабочих держится отстраненно из-за брата, но этого следовало ожидать.

– А… твоя актриса? Ты ведь с ней познакомилась? Успела составить мнение о ней?

Здесь я тоже могла быть честна.

– Она мне не нравится.

На ее лице отразилось облегчение.

– Конечно, не нравится! Ведь ты девушка умная. Ты не представляешь себе, как сильно мне хотелось поговорить об этой особе. Порой даже боялась, что схожу с ума от своих подозрений. Но я ведь не ошиблась? В ней есть что‑то… неестественное. Странное, не свойственное женщине. Этот громкий голос… – Миссис Дайер содрогнулась.

Едва ли все обстояло настолько плохо. Конечно, Лилит тщеславна и самоуверенна – это, полагаю, свойственно большинству женщин ее профессии. Но ее лукавство и вызывающее поведение – не могла же она в самом деле считать, что меня зовут Китти, даже если действительно плохо запоминает имена. Совсем ничего общего с Дженнифер.

– Она заставляет меня бегать за собой, чтобы я могла снять мерки. Другие костюмеры говорят, что она вела себя так же и до летнего перерыва. – Я умолкла. Миссис Дайер просила меня говорить без утаек, но все же она была дамой благородного происхождения. Мне показалось бестактным открыто заявлять о беременности. Возможно, было бы лучше подвести ее к этой мысли намеками. – Это кажется мне подозрительным. С чего бы ей избегать снятия мерок? Ей ведь наверняка хочется, чтобы костюмы сидели по фигуре и хорошо смотрелись?

– Как интересно. До того, как Хью взял над ней покровительство, она одевалась сама. – Миссис Дайер задумалась. Глаза ее округлились. – Дженнифер, ты думаешь, она скрывает под одеждой какую‑нибудь жуть? Ужасный шрам или уродство?

Я оказалась права: миссис Дайер была так же наивна, как и большинство представительниц ее класса. Она осталась глуха к моим намекам. Надо было выразиться прямее.

– Лилит может скрывать волдыри. Я узнала, что у нее бывает сенная лихорадка от кошек. Но больше я обеспокоена тем, что в свете всего рассказанного вами о ее нравах…

– Говорят, – перебила меня миссис Дайер, – что у ведьм на коже бывают отметины.

Все, видимо, будет сложнее, чем я думала. Я облизнула губы.

– Возможно, это так. Но меня больше заботит, что Лилит строит глазки шефу и что, как говорит Сайлас, она старается обворожить Энтони Фроста. Сайлас считает, что она просто-напросто хочет соблазнить ведущего актера.

Миссис Дайер переполняли чувства.

– Вне всяких сомнений. Она пытается опутать Энтони своими чарами, как опутывала Юджина Гривза. Ты знала о том, что она взяла и ушла из театра бедняги так же внезапно, как Джорджиана ушла от нас? Прежде всего, именно поэтому у меня и возникло желание за ней приглядывать. Если она предала Юджина Гривза, то может предать и нас.

Я вздохнула. Значит, и об этом ей уже было известно. Чего еще она ждет от меня? От моих наблюдений не будет никакого толку, если она сама не способна ни на какие выводы. К тому же я не располагала никакими доказательствами того, о чем подозревала; только цинизм, порожденный горьким опытом.

– Но, Дженнифер, я бы хотела попросить тебя еще об одном одолжении. – Она достала записную книжку и вынула из нее газетную вырезку. – Надеюсь, ты не сочтешь за чрезмерную дерзость.

Вырезка оказалась объявлением об аукционе. В ней говорилось, что Юджин Гривз умер и у него не осталось ближайших родственников. Поэтому все его имущество продается с молотка. «Среди прочих ценных предметов лот содержит изысканные часы, которыми актер владел более двадцати лет и без которых не выходил на сцену…»

Меня передернуло, по спине побежали мурашки.

– Вы желаете, чтобы я сходила на аукцион?

– Нет, не пугайся! У меня и в мыслях такого не было, аукцион не место для юной леди. Нет, я просто хочу, чтобы ты подбросила это в кабинет Хью, куда‑нибудь, где он точно наткнется на эту заметку. Понимаешь, скоро наш юбилей, – продолжила она. – Двадцать лет в браке. Я хочу оставить ему подсказку о том, что мне хотелось бы получить в подарок… Так что, возможно, ты поможешь мне подтолкнуть его в нужном направлении?

Такой подарок вряд ли можно было бы назвать верхом романтичности. Мне приходилось слышать о туристах, которые едут на поля сражений и разбирают на сувениры кости или зубы; здесь, на мой взгляд, было что‑то похожее. Я не удержалась и спросила:

– Вам правда хочется получить часы покойного на годовщину свадьбы?

Ее лицо прибрело мечтательное выражение.

– Ах, ты не понимаешь. На пьесе Юджина Гривза я познакомилась с Хью. Мы влюбились друг в друга на почве восхищения талантом актера, и муж купит мне эти часы в знак того, что наша связь вечна.

Стала бы она говорить такое, если бы слышала нежности, которыми ее муж осыпал Лилит?

– Я не могу описать тебе, как много значит для меня владение предметом, который вдохновлял самого Юджина Гривза… Это самый исток моей любви к театру и потом уже к Хью! Не так уж мрачно, правда?

Лучше бы она сделала это сама. У нее, несомненно, гораздо больше причин и возможностей заглянуть в кабинет шефа. Но я по-прежнему оставалась новенькой, и мне по-прежнему хотелось ей угодить.

– Если посмотреть на это так, как вы говорите, то нет. Я постараюсь подложить это в его кабинет, мадам.

– И даже не думай, что я прошу тебя об одолжении и ничего не предлагаю взамен. Вот. – Она вытащила кремового цвета карточку и подала мне. На ней было имя доктора и фраза «Королевская ортопедическая больница».

– Для брата, – пояснила она.

Это было то самое место, куда мы хотели отправить Берти устранять его врожденный дефект и на что собирали деньги. В наши дни медицина творит чудеса, но за чудеса надо платить.

– Надеюсь, я не выхожу за границы дозволенного, делая это предложение. Но мне посчастливилось иметь знакомство с парой членов правления этой больницы. Им, конечно, потребуется осмотр. Этот врач будет вас ждать. Как только он установит, какого рода лечение вам необходимо, я с радостью его оплачу.

Я не могла произнести ни слова. Обязательство тяжкой ношей легло на мои плечи. Она была добра, очень добра, но я почувствовала, что задыхаюсь.

– Я… спасибо, мадам. Большое вам спасибо. Это… меняет жизнь. Как же я могу принять…

Она заставила меня замолчать.

– Пожалуйста. Я не вижу смысла в обладании богатством, если его нельзя использовать кому‑нибудь во благо.

После этого мне уже не удалось собраться с силами, чтобы рассказать ей, как шеф увивался за Лилит.

– Может, все это вполне безобидно, – убеждала меня Доркас тем же вечером, когда остальные уже уснули.

Я тихо усмехнулась со своего кресла.

– Значит, не так уж безобидно. Но ты же понимаешь, о чем я. Лилит может дергать вашего шефа за ниточки, не имея серьезного намерения с ним спать.

Это походило на правду, но все равно было мне не по душе.

– Надеюсь. И надеюсь, что Лилит не беременна. Может, миссис Дайер и эксцентрична, и впадает в крайности, но она добрая. Мне не хотелось бы видеть ее сломленной и униженной, как… – я осеклась.

Доркас плохо помнила то время, когда от нас ушел па. Ей было только пять или шесть лет. Мы с Грегори уже понимали, что происходит, и видели, как убивалась мама. Я никогда не забуду ее, такую одинокую, с большущим животом. Мы не высказывали этого вслух, но втайне считали, что нога Берти получилась изуродованной из-за этого потрясения. Она была так уязвлена папиным поступком, что это повредило малышу, которого она носила.

– Держи рот на замке, пока не разберемся с ногой Берти, – посоветовала мне Доркас. – Расскажешь миссис Дайер всю правду потом. Узнав про эту женщину, она тут же выбежит прямо на сцену. Для нас лучше, чтобы она сохраняла здравомыслие и сначала помогла нам с лечением.

Совет был весьма разумным. Я, не мигая, смотрела в скудно освещенную комнату. Филип похрапывал, обняв одной рукой Берти. Это был мой мирок, мои родные, которых я должна была защитить. Не стоило рисковать их благополучием ради одной богатой леди, которая вышла замуж за недостойного человека.

– Ты права, – прошептала я. – Ты права. Я не стану ей говорить. Пока.