Текст книги "Призрак Мельпомены"

Автор книги: Лора Перселл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Глава 5

Пусть из меня получилась плохая шпионка, но справиться хотя бы с работой костюмера я была намерена. Моей миссией стало получение мерок Лилит.

Мы с Сайласом спускались из костюмерной в гримерные ко времени, когда актеры должны были вернуться с репетиции. Я намотала мерную ленту на руку, как боксер забинтовывает костяшки пальцев перед боем.

– Что‑нибудь посоветуете? – спросила я у него.

Сайлас пожевал ус.

– Милая моя девочка, я одеваю Энтони сколько себя помню. Этот человек кроток, как агнец. Мне просто никогда не приходилось работать с такими сложными людьми, как… она.

Он еще не закончил говорить, а актеры уже появились в конце коридора. Рука Лилит покоилась на согнутой в локте руке аристократичного мужчины с квадратным подбородком, который, по-видимому, и являлся Энтони Фростом. Остальные актеры шли за ними, как гости на свадьбе за женихом и невестой. Лилит обаятельно улыбалась, глядя снизу вверх на своего главного партнера по пьесе. В нем совсем не было того чванства, что присутствовало у шефа. Энтони опустил глаза, по-видимому, польщенный или даже сконфуженный честью, которой был удостоен. Потом он заметил костюмеров. И порозовел.

– Добрый день. Не ожидал увидеть вас так рано, старина.

– Ясное дело.

Энтони осторожно высвободился из захвата Лилит.

– Эти костюмы целая проблема, не так ли? Кажется, у меня не получается от недели к неделе удерживать толщину талии без изменений. Что у нас сегодня, мой добрый друг? Снова расшитый серебром дублет с разрезом?

Сайлас кивнул, поглаживая перекинутую через руку вещь. Выражение его лица было напряженным, будто он не желал сболтнуть лишнего.

Лилит, глядя на меня, закатила глаза.

– А ты, я вижу, здесь для того, чтобы снова мучить меня своей мерной лентой. Что ж, делай, что хочешь. Я готова.

Такого я не ожидала. Меня почти расстроило, что она сдалась так легко, но дареному коню в зубы не смотрят. Я открыла дверь ее гримерной.

– Только после вас.

Эвридика спала. При появлении хозяйки она застучала хвостом по стене. Я закрыла дверь и принялась разматывать ленту. От запаха лилий мне уже становилось дурно.

– Встаньте, пожалуйста, смирно, мисс Эриксон. Мне нужно, чтобы вы расставили руки в стороны.

– Ты говоришь, как настоящий тюремщик. – Она разогнулась, перестав гладить собаку, но руки плотно сложила на груди. – Я могу сделать это и сама. Оставь свою ленту и листок там, и я исправно запишу все с точностью до дюйма. Клянусь.

Я запротестовала.

– Не говорите глупости! Это моя работа. Мне за это платят.

– В таком случае я делаю тебе одолжение. – Светильники мигнули. Лилит глянула на них. – Разве ты не собиралась что‑то предпринять, чтобы их починили?

Может, я теперь и не соберусь. Может быть, так и оставлю их, чтобы мигали дальше и раздражали ее.

– Позабочусь о лампах после того, как дадите мне себя измерить. Ну давайте же, довольно тянуть время. Или вам есть что прятать?

Лилит засмеялась, но получилось нервно и фальшиво.

– Разумеется, нет.

– Тогда встаньте и поднимите руки. – Она нехотя встала передо мной. Я обошла ее сзади, собираясь развязать шнурки на платье. – Нам надо определить, какое нижнее белье вы наденете под костюм, – сообщила я ей. – От этого будет зависеть, как он будет сидеть на вас. Если хотите, мы можем вшить в платье побольше косточек во время ваших перерывов на отдых.

– Я надену все то же, что и сейчас. И я тебе сказала, что готова и вся в твоем распоряжении, Китти.

Я резко дернула за шнурок.

– Меня зовут Дженни.

– Это возможно. Но у тебя есть коготки, и от одного твоего вида я покрываюсь мурашками. Так что кто же ты еще, как не кошечка Китти?

В другое время я бы вспыхнула, но сейчас прекрасно понимала, чего она добивается. Отвлечь, сбить с мысли. Это побудило меня еще быстрее снимать с нее одежду слой за слоем. Лилит была не из скромниц – в самом‑то деле, она ведь актриса; ее осторожность означала только то, что она определенно что‑то скрывает, и мне показалось, я знаю, что именно.

Я стянула с ее плеч платье, позволив ему соскользнуть на пол. Под ним у нее оказалась сорочка и туго зашнурованный жесткий корсет. Поверх в районе талии и груди она намотала нечто вроде бинтов. Она напомнила мне мумию из Британского музея.

– Что это такое?

– Это для сохранения силуэта, – оправдывающимся тоном пояснила Лилит.

Я приступила к измерению. Ноги у нее оказались полнее, чем я предполагала. На одной голени выступили сосудистые звездочки. Будь здесь миссис Дайер, она бы причислила эти несовершенства к ведьминским отметинам.

Лилит стояла как деревянная, когда я отпустила мерную ленту и принялась записывать цифры. Некоторые из них значительно отличались от предыдущих замеров. Костюмы были бы малы.

Обмеряя талию, я заметила, что один из бинтов ослаб, но, когда потянулась к нему, чтобы снять, Лилит вздрогнула.

– Не тронь меня! – вскрикнула она.

– Не трогаю! Успокойтесь. Здесь бинт плохо держится. – Я нахмурилась, увидев цифру на мерной ленте. Все подтверждало мои подозрения. – Вам точно необходимо обматываться всем этим? Корсет хорошо поддерживает ваши формы. Из-за всей этой обмотки талия у вас получается гораздо толще.

– Все, довольно, – сердито объявила Лилит. – Я пришла сюда не для того, чтобы мириться с твоей дерзостью и чтобы ты обзывала меня толстой. – Она попыталась отстраниться, но мерная лента еще оставалась у нее на талии.

Я схватила ее за плечо.

– Подождите! Я еще не закончила. – Мы начали бороться, пытаясь отвоевать друг у друга мерную ленту. – Лилит, что вы делаете? Отдайте! Что, черт возьми, с вами такое?

Бинты начали разматываться. Лилит вырвала у меня из рук мерную ленту и подняла высоко над головой.

– Не отдам, – завопила она. Глаза ее стали бешеными от отразившегося в них отчаяния. – Уходи! Оставь меня! Эвридика, ко мне!

Собака подалась вперед, обнажив клыки. И тут мой крутой нрав взял верх. Сначала какая‑то актриска украла у меня брата и разрушила мою жизнь, а теперь еще одна собирается лишить меня самой высокооплачиваемой работы, что когда‑либо выпадала на мою долю. Она ведь считала меня кошкой? Так я покажу ей свои коготки.

Я царапнула ее ногтями по груди. Бинты, насквозь влажные, слетели с Лилит. Она вскрикнула и попыталась прикрыться, но опоздала. У меня было двое младших братьев и сестра, поэтому я сразу распознала в пропитавшей бинты жидкости грудное молоко.

– Ты кормящая мать! – бросила я ей. Это было не совсем то, о чем я думала; я предполагала, что она скрывает состояние беременности, а не то, что была беременна в прошлом, но бесчестие от того меньше не становилось. – Родила ребенка и пытаешься это скрыть!

Глаза Лилит сверкали.

– Думаешь, мне есть какое‑то дело до твоего осуждения? Люди воротили от меня носы с момента моего появления на свет.

– Ты давала им повод?

Этот последний удар стал ошибкой. Лилит схватила меня за руку с такой силой, что я почувствовала, как смещаются мои кости. Она клонилась вперед до тех пор, пока ее бледное лицо не остановилось в считаных дюймах от моего.

– Если ты осмелишься обмолвиться об этом хоть единым словом… Если побежишь к миссис Дайер…

В тот момент она походила на ведьму и продолжала надвигаться на меня. Где‑то позади слышалось рычание Эвридики. Лилит стискивала меня все сильнее и сильнее. Это была моя правая рука. Та, которой я шью, мое средство к существованию.

– Мне больно!

– Так и должно быть. Если хотя бы намекнешь на то, что увидела, тебе придется горько об этом пожалеть. Тебе ясно?

Я слабо кивнула.

– Я спросила: тебе ясно?

– Да!

Прошипев это, она отпустила меня и отпрянула. Я прижала свою несчастную руку к груди.

– Хорошо. А теперь убирайся. И забирай с собой свои чертовы измерения.

По моим щекам потекли слезы боли и унижения. Как она смеет? Борясь с инстинктивным желанием наброситься на нее, я отшвырнула ногой собаку и подхватила свою карточку с мерками. Распарывать швы раздавленными пальцами будет сущим мучением.

– Я не скажу никому в костюмерной, что ты шлюха, – припечатала я. – Скажу, что ты просто разжирела.

Неудачный выстрел на прощанье, но на лучшее в таком состоянии я была не способна. Я поспешила убраться из гримерной, пока она не натравила на меня свою псину. Как только дверь за мной закрылась, я прислонилась спиной к стене. Мне придется сообщить миссис Дайер сейчас. Я должна. Именно ради этого меня и взяли на эту работу. Но что тогда сделает со мной Лилит?

– Мисс Уилкокс! Девочка моя дорогая, что произошло? – Из гримерной Энтони как раз появился Сайлас, и сам актер тоже был рядом с ним.

Я вытянула руку. Она выглядела помятой. Я молила Бога, чтобы ничего не было сломано.

– Произошел несчастный случай, – пролепетала я, ругая себя за то, что голос получился таким слабым. – Я поранилась.

– Займитесь ею, дружище, – поторопил Сайласа Энтони. – Я справлюсь и сам. У вас же наверху есть лекарственные мази и прочее?

– Да-да, есть. О звезды и подвязки! [5]5
  Шутливое восклицание при выражении изумления. Уходит своим происхождением глубоко в английскую историю.


[Закрыть] – Кудахтая надо мной, Сайлас положил руку мне на плечо и повел обратно в костюмерную. Я не привыкла к сочувствию. Обычно я всегда заботилась о себе сама.

– Желаю скорейшего выздоровления, мисс, – крикнул нам вслед Энтони.

– Это она сделала, – прошептала я Сайласу, опираясь на него. – Это Лилит. Она нарочно это сделала.

Все, что мне требовалось в тот момент, это его возмущенное выражение лица.

– Как по мне, – тихо сказал он, – так с этой плутовки давно пора спесь сбить.

* * *

Миссис Дайер велела мне ждать следующей записки, но я горела желанием помчаться к ней домой и выложить всю правду сей же момент. На этой неделе Доркас должна была вести Берти на консультацию, так что, возможно, все же лучше подождать? Я никак не могла решить. Чиркнув Лилит по груди, я не только сорвала с нее бинты; во мне всколыхнулись старые чувства, которые я очень надеялась забыть.

Насколько я помнила, проблемы начались с симпатичного личика. Сначала это была просто соседка, женщина, которая мне даже нравилась. Она приносила мне сладости, весело стирала одежду бок о бок с ма, пока мы, дети, играли. Конечно же, я заметила, как па ей улыбается, мы все это заметили. Она была обаятельна, ей-богу.

Бедная ма не могла с ней тягаться. И, видимо, чувствовала это. Когда эти двое сбежали, она сразу сдалась, махнула на себя рукой. Даже очаровательная мордашка новорожденного сына не помогла ей выйти из депрессии; фактически трудные роды исчерпали тот небольшой запас сил, что у нее оставался. Я не отступлюсь от мнения, что мама умерла от горя.

Никогда в жизни не поверила бы, что Грегори тоже может сбежать, но, взглянув на его любовницу Джорджиану Милдмей, я поняла, что она из того же теста: глазу люба, уху сладка и умеет наводить чары. Яблоко от яблони не далеко падает. Шеф, видимо, имел ту же слабость.

Правда уничтожит миссис Дайер. Вместе с ее надвигающейся годовщиной свадьбы… Однако же мысль о том, что она так и останется одураченной пребывать в неведении, приводила меня в ярость. Она была добра ко мне. Должен же быть какой‑то способ ей помочь?

Я поняла, что брожу неподалеку от кабинетов в надежде ее увидеть. Но на глаза мне попался лишь Оскар, который, ссутулившись, тащил на плече моток веревки. Он уставился на меня.

– Что это вы здесь ошиваетесь? Почему прячетесь за углом?

– Просто так.

Он сузил свои темные глаза.

– Я вам не верю. Что‑то вы задумали. Бог знает, почему миссис Дайер считает, что вашему семейству можно доверять.

У меня перехватило дыхание. Откуда столько злобы?

– И что мы такого плохого вам сделали?

– Что вы сделали? – повторил он. – И у вас еще хватает наглости стоять и спрашивать, что вы такого сделали?

Я не была настроена на спокойную беседу. Меня саму распирало от ярости.

– В последний раз, когда я вас видела, вы были другом Грега. Теперь он сбежал, а вы ведете себя так, будто это вы от него пострадали! Он обчистил нас, оставив без гроша, понимаете? По его милости я потеряла работу горничной. Ума не приложу, каким образом он мог обойтись с вами еще хуже и отчего вы вините в этом меня!

Мои слова, видимо, обескуражили Оскара. Он схватил меня за руку и оттащил подальше от кабинетов, где мы своим разговором, несомненно, мешали работать.

– Так вы не знали?

– Не знала чего?

– Я думал… – Он нахмурился. – Та драгоценность. Я думал, это вы ее украли для него. Стащили у хозяйки, чтобы он ее продал.

Я нервически усмехнулась.

– Вы полагаете, я стала бы рисковать собственной шеей ради того, чтобы Грег уехал в Америку со своей любовницей? Оскар, это Грег и украл драгоценности у мисс Филдинг. Он пришел в дом, якобы ко мне, а потом обошелся со мной подобным образом. Мне еще повезло, что я не оказалась в тюрьме. Мне повезло, что никто не смог ничего против меня показать.

– О как, – произнес он не вполне сообразно услышанному. – Я… Мне жаль. Я думал, вы с ним заодно.

– Что ж, это не так. Я осталась в дураках, как и все остальные, а заодно вылетела с работы без рекомендаций. А сейчас ношусь вокруг миссис Дайер и пытаюсь попасть в кабинет к шефу, чтобы оставить там эту дурацкую вырезку. – Здоровой рукой я достала заметку об аукционе. – А ваши обвинения мне в самом деле невыносимы.

Оскар скорчил гримасу.

– Простите. Я… Подождите. Для чего вам нужно в кабинет шефа?

Я показала ему заметку.

– Я должна оставить это у него на столе. Миссис Дайер хочет намекнуть ему, чтобы он купил ей на годовщину свадьбы карманные часы Юджина Гривза.

Правда, что это теперь изменит? Как она тогда выразилась? «Вечная связь». Бедная, несчастная женщина.

Оскар тихо присвистнул.

– О вкусах не спорят. Мне бы и в голову не пришло носить эти часы. Вы слышали о том, как умер Юджин Гривз?

– Я это видела.

– Не может быть!

– Мы сидели на балконе, когда это произошло. Вы себе не представляете, сколько там было крови.

– О как, – снова сказал он. – Я слышал об этом человеке странные вещи. Он был талантлив, но… скажем, если бы у меня был театр, на работу я бы его не взял.

– Да и меня бы тоже не взяли, это ясно.

– Послушайте, мне правда очень жаль. Я был с вами резок. Я боялся… – он не договорил и закусил губу. – Я исправлюсь. Позвольте, помогу вам попасть в кабинет шефа. Но вы должны поклясться, что не собираетесь ничего украсть.

– Я не ворую!

– Хорошо. – Оскар поправил моток веревки на плече. – Я выманю его оттуда и покараулю снаружи, а вы незаметно зайдете. Только быстро.

Я кивнула. Мне было интересно, что он собирался сказать перед тем, как заговорил про кабинет, но я не могла упустить возможность и не воспользоваться предложенной помощью. Сделаю для миссис Дайер хотя бы это, пусть даже в свете мужниной измены это всего лишь мелочь.

Отвернувшись от меня, Оскар подошел к кабинету шефа и постучал в дверь. Я по-прежнему стояла за углом.

– Да? – раздался голос шефа.

– Прошу прощения, сэр, – ответил Оскар. – Вас спрашивает мисс Эриксон.

– В самом деле? Что случилось?

– Она не сказала. Но попросила меня привести вас.

Стало быть, это уже не секрет. Даже Оскар знает, что шеф на побегушках у Лилит. Неужели миссис Дайер единственная, кто до сих пор пребывает в неведении?

– Уже иду.

Я услышала, как начищенные до блеска туфли шефа застучали по полу, торопливо удаляясь. Высунув голову из-за угла, я увидела, что Оскар стоит один.

– Идите же, – поторопил он. – Быстрее.

– Я мигом.

Я прокралась в кабинет. Там стоял запах кожи и чернил. На письменном столе с задвижной крышкой были беспорядочно навалены письма, театральные программки и сценарии. И как, по мнению миссис Дайер, я могу быть уверена, что он заметит вырезку среди всего этого?

По наитию свыше я подошла к вешалке для верхней одежды. На ней бесформенными складками висело пальто шефа. Я запустила здоровую руку в карман пальто. Там тоже обнаружились какие‑то бумажки, одна из которых на ощупь была плотной, как карточка. Я вытащила их из кармана, решив сунуть заметку об аукционе в середину стопки, но тут мое внимание привлекла фотография.

Это была виньетка размером с визитную карточку. Ребенок, сидящий на коленях, должно быть, у своей матери. Женщина была с головы до пят укутана в темную материю, даже лица видно не было. Эффект получился жуткий, будто бедный малютка угодил в лапы старухи-смерти с косой. Но это было не так. Женщиной, видимо, была Лилит: ребенок унаследовал ее густые черные волосы. Я почувствовала пустоту внутри. Фотография была доказательством. Перевернув карточку, я увидела отпечатанные на обороте место съемки и дату. Саутенд-он-Си, этот же год.

Гастролирует с группой актеров? Вздор!

Следует ли мне показать это миссис Дайер? Я подумала о маленькой Рейчел, прекрасно зная по себе, как тяжело ребенку пережить боль разлуки.

В коридоре кашлянул Оскар. Я слишком задержалась. Торопливо сложив бумаги, я сунула их обратно в карман пальто. А фотографию – в собственный карман.

– Что вас так задержало? – спросил Оскар, когда я выскочила из кабинета.

Я покачала головой.

– Ничего. Спасибо за помощь. Увидимся.

Когда миссис Дайер только наняла меня шпионить, я не верила всерьез, что смогу что‑нибудь раскопать. Но теперь мне придется отдать ей эту фотографию и разбить ее сердце.

Что будет, когда она узнает? Возможно, она уволит Лилит, возможно, отменят пьесу… и что тогда будет с моей работой? Миссис Дайер обещала меня опекать, но сможет ли она сдержать свое обещание, если расстанется с мужем? Или она будет держаться за него ради приличий?

Я не видела ничего вокруг и не заметила идущего навстречу шефа, пока он не окликнул меня по имени. Я замерла как вкопанная.

– Мисс Уилкокс, – повторил он, и от звука его голоса по коже у меня побежали мурашки.

– Да, сэр? – выдавила из себя я.

– Я искал вас. У меня только что был разговор с мисс Эриксон.

Чтоб мне провалиться! Она, наверное, рассказала ему о том, что я увидела, пока снимала с нее мерки. Я молчала.

– Мисс Эриксон была обеспокоена вероятным разногласием между вами, касающимся определенного… состояния ее здоровья. – Тут же появилась свойственная ему легкая усмешка, столь неопределенная и привычная, что не означала совершенно ничего. Мне хотелось вырвать у него из рук модную трость и отходить его как следует. – Но я заверил ее, что поводов для беспокойства нет. «Мисс Уилкокс разумная молодая женщина, – сказал я ей. – Она войдет в положение».

– Я прекрасно понимаю, – пробормотала я.

У него не хватило такта даже на то, чтобы принять сконфуженный вид.

– Буду вам признателен за благоразумие в этом деле, мисс Уилкокс.

Я усмехнулась.

– Насколько именно вы будете за это признательны, сэр?

– Простите?

– Как вы оценили бы свою признательность в цифрах? – Я вперила в него свой взгляд.

– Ого! – Шеф вскинул брови, будто увидав впечатляющий фокус в чьей‑то гостиной. – Я понял. А вы сообразительны, не так ли? – Он порылся в кармане жилета и протянул мне маленький кошелечек. – Теперь вы еще больше мне нравитесь. У девушки должно быть разумение.

Где‑то в груди закололо чувство вины. Я взяла кошелечек и сунула в карман, туда, где уже лежала фотография.

– Моя жена в вас не ошиблась, мисс Уилкокс. Я думаю, вы станете ценным работником.

Это меня разозлило.

– Не думаю, что следует пятнать этим имя миссис Дайер.

Маска веселости спала с его лица. Со своей сединой на висках он напоминал старого волка.

– Да. В самом деле, не следует. И я намерен полностью оградить ее от этого дела. А если не получится… Если какие‑нибудь слухи просочатся… – Он наклонился вперед, и я уловила запах сигарного дыма от его дыхания. – Я буду точно знать, кто тому виной. Верно?

Глава 6

Я несла вниз готовые костюмы, осторожно, как новорожденных младенцев. Миссис Неттлз сказала, что платья по-настоящему оживают, только когда их надевают; севшее по фигуре и слегка испачканное платье играет роль само по себе. Но мне не хотелось, чтобы на наши прекрасные творения даже ветер дул. Я потратила столько времени, расставляя платья больной рукой. Хватит уже того, что их будет марать эта наглая девка.

– Дженнифер! Вот ты где. Боже, какая прекрасная работа!

– Миссис Дайер. – Конечно, она оказалась здесь ради премьеры. Я не видела ее с момента своей ужасной находки. Она не написала, а я, видит бог, оттягивала неизбежное, как только могла. И теперь эта встреча с ней огорошила меня, словно удар обухом по голове.

Они с Рейчел были в одинаковых платьях нефритового цвета. И если у девочки оно было простым, то у миссис Дайер открывало плечи и тонкие ключицы. Изумрудное колье скрывало мелкие морщинки на шее. Ее светло-каштановые волосы ниспадали на спину тугими вертикальными локонами. Она выглядела такой хрупкой, такой утонченной, что мне захотелось заслонить ее собой, как наши костюмы.

– Прости, что не уделяла тебе внимания, – улыбнулась она, поглаживая Рейчел по голове. – Совсем закрутилась с делами. Вся эта подготовка… Но нам надо о многом поговорить.

Я буравила взглядом пол.

– Да, мадам. Непременно.

– Не буду тебя задерживать, вижу, что ты сейчас занята. Ты ведь придешь на банкет в зеленом зале после премьеры?

– Там будут танцы! – пискнула Рейчел.

Я постаралась улыбнуться малышке.

– Не знаю, мадам. Ведь дома меня будет ждать Берти…

– Ах да, юный Альберт! У меня совсем вылетело из головы. Дженнифер, доктор написал мне и сообщил прекрасные новости. Осмотр показал, что его можно прооперировать, надрезать пяточное сухожилие на больной ноге. Лечение небыстрое; твоему брату придется носить шины и заново тренировать мышцы. Но, насколько я разбираюсь в таких делах, парнишка сможет лучше двигаться и в будущем его нога будет почти нормальной! Разве это не чудесно?

Это действительно было бы чудесно. Это стало бы просто благословением Божьим, кабы не съедающее меня чувство вины. Она принесла мне такие добрые вести, а что я должна сообщить ей в ответ?!

– Даже не знаю, что сказать, миссис Дайер. Я и не думала… Злые языки записали Берти в калеки с самого рождения. А теперь у него появился шанс.

Миссис Дайер снисходительно кивнула. Она поняла, что от переполнивших чувств я лишилась дара речи.

– Неважно, мы еще поговорим об этом на банкете. Скажи, что придешь.

– Что ж…

– Приходите! – эхом повторила Рейчел, глядя на меня такими же, как у матери, глазами.

– Хотя бы на полчасика, – уговаривала миссис Дайер. – Завтра наша годовщина, и по этому случаю мы угощаем всех работников шампанским «Моэт». Приходи, нам на праздновании будет тебя не хватать.

Как я могла отказать, когда она делала для Берти такое?

– Хорошо. Только ненадолго.

Рейчел захлопала в ладоши. Она бы этого не сделала, если бы знала, что за новости я хочу сообщить и что они способны испортить ей будущее.

Я показала на костюмы.

– Мне надо идти.

– Да! Да, конечно. Твой первый спектакль. Ни пуха ни пера!

Мне хотелось подвернуть лодыжку, провалиться в люк – все что угодно, только бы не идти на этот несчастный банкет, где все‑таки придется рассказать правду.

Дирижер был уже в оркестровой яме. Гудели струны, музыканты настраивали инструменты. На авансцену вышел фонарщик и начал зажигать рампу, а второй тем временем при помощи длинного шеста зажигал люстру. В любую минуту начнут пускать зрителей.

За кулисами то с гримом, то с утюгами носились костюмеры. Статистки причесывали друг друга, до меня донесся густой бас пробовавшего голос Энтони Фроста.

Как только я открыла дверь, залаяла Эвридика. Лилит на меня не посмотрела. Она сидела возле туалетного столика, перед ней лежала роль, и ее губы двигались, беззвучно произнося слова. Она повторяла длинный первый монолог своего персонажа, когда леди Макбет падала на колени и просила вмешательства не руки Божьей, а помощи демонов ради достижения своей цели.

– Уместно, не так ли? – съязвила я. – «Припав к моим сосцам не молоко, а желчь вы пейте»?

Она бросила на меня пристальный и сердитый взгляд.

– Я думала, Хью заплатил, чтобы ты попридержала свой язык.

Теперь уже «Хью»? Больше не нужно притворяться и называть его шефом.

– Он заплатил, чтобы я не говорила о твоем грязном секрете за пределами этой комнаты. А то, что я говорю тебе, не обсуждалось.

Лилит фыркнула.

– Сегодня у меня дебют в главной роли. Ты хоть себе представляешь, сколько я работала, чтобы этого добиться? Я не позволю какой‑то мерзавке испортить своими насмешками мой триумф. Возьми на вечер выходной, Китти. Я лучше сама оденусь.

Я слишком долго трудилась над этими нарядами, чтобы отдать все приготовления в чужие руки. Лилит не знала, как правильно встряхивать юбки и как расправить круглый плоеный воротник, чтобы он расходился ореолом на шее.

– Вот уж и нет. Тебе от меня не отделаться, а мне – от тебя. Ничего не попишешь.

Она подняла подбородок.

– Что ж, прекрасно. Делай что хочешь, я не боюсь.

– Дай-ка загримирую тебе лицо, пока разогреваются щипцы для завивки волос. Платье надену в последнюю очередь.

Лилит откинулась на стуле.

– Предупреждаю сразу: я буду придираться к каждой мелочи. Не вздумай выставить меня дурой на сцене.

Об этом я и не думала. Можно было бы подоткнуть юбки, выставив напоказ ее панталоны, или посадить в шляпу мышь. Но при всем моем презрении к этой женщине мне хотелось выполнить свою работу хорошо. Сегодня не только Лилит старалась показать, чего она стоит.

Я тщательно очистила ей кожу. Лилит была молода, около двадцати четырех, но недавняя беременность лишила ее румянца. Щеки были сухими. На подбородке красовалось пятно. Я аккуратно обмакнула кисть из верблюжьей шерсти в грим и начала наносить его штрихами. Затем при помощи жженой пробки я сделала брови потемнее и нанесла на скулы румяна. Я красила ей губы до тех пор, пока они не стали яркими, как у миссис Дайер.

Волосы Лилит были не в лучшем состоянии. При ближайшем рассмотрении они оказались тусклыми, не блестящими. Я взяла со спиртовки щипцы и постаралась как можно лучше завить локоны.

Первый костюм леди Макбет нравился мне больше всего – наряд, который был на ней в Инвернессе, когда она была еще только женой тана и сжимала в руке его пророческое письмо: сливового цвета юбка плиссе и корсаж с цветочным узором. Лепестки цветов алели, как предзнаменование кровавых пятен, которым было суждено свести героиню с ума.

Когда платье Лилит было зашнуровано, а на голову водружен аттифэ [6]6
  Женский головной убор XVI–XVII веков, представляющий собой чепец на сердцевидном каркасе.


[Закрыть], вид у нее получился великолепный. Я ею гордилась, или, точнее, гордилась своей работой.

Лилит пристально изучила свое отражение в большом зеркале во весь рост и расправила плечи. Никакой нервной дрожи заметно не было.

– Это моя судьба, – объявила она. – Вот увидишь, Китти. Я покорю эту сцену.

* * *

Теперь, оглядываясь назад, понимаю, что именно в тот вечер я и влюбилась в театр. Я всегда знала, что действие театра может быть мощным и даже магическим, но то представление тронуло мою душу на совершенно ином уровне. Я находилась в театре с самого начала подготовки и видела, как усердно работал каждый, чтобы воплотить иллюзию в реальность. Магия почувствовалась еще сильнее, когда я поняла, сколько людей трудились вместе, бормоча заклинания, ради того, чтобы чары получили силу.

На моих глазах декорации, над которыми Оскар корпел много недель, ожили благодаря тщательной установке освещения. Каждая мелочь, от постановочных сражений на мечах до зубчатых стен из папье-маше, была доведена до совершенства. Где‑то в глубине души после «Доктора Фауста» мне было страшно смотреть еще одну пьесу, однако, несмотря на свою мрачность, эта история не наводила на меня такого ужаса, когда я стояла за кулисами. Мне было хорошо известно, чего ожидать и когда. Я лично знала загримированных и переодетых людей.

Застенчивый и кроткий Энтони Фрост перевоплотился в поражающего воображение Макбета. Его мягкий характер скрылся за образом обуреваемого амбициями и чувством вины воина. Лилит, однако же, оставалась собой: то же непреклонное высокомерие, только в большей степени.

Мы дошли до той части, где леди Макбет становится королевой; я переодела Лилит в серо-коричневую парчу и надела на голову служивший короной золотой обруч. Она села за праздничный стол, уставленный бутафорскими фруктами. Когда Макбет шел к своему месту, лампы на короткое время прикрыли голубой тканью. Скрипки в оркестровой яме пронзительно взвыли. На сцену тяжело вышел призрак Банко.

– Блестяще, – шепнула я стоявшему рядом Оскару. У актера, игравшего призрака, на шее была повязана алая лента, напоминавшая о том, как был убит Банко. Лицо было бледным, как мел, а дублет запятнан кровью. – Я его едва узнала.

Мертвец сел на место Макбета. От злобного выражения на его лице по спине у меня побежали мурашки.

– Сказать не можешь ты, что я виновен, – оправдывался Макбет перед человеком, которого сам же приговорил к смерти. – И возмущенно ты кровавыми кудрями не тряси!

Оскар хмыкнул.

– Так‑то бывает, когда предаешь друга. Он возвращается и не дает тебе покоя.

Макбет заходил по сцене, схватившись руками за голову. Призрак Банко встал из-за стола… и исчез в мгновенье ока.

– Как они это сделали? – ахнула я.

– Люк-провал, – пояснил Оскар.

Я присмотрелась к тому, что делается за кулисами. Суфлер в своем углу следил за текстом по книге и в нужные моменты отправлял мальчика за актерами, чей выход был уже близко. Хорас, помощник режиссера, смотрел на сцену, сложив руки возле губ.

– Я думал, Лилит покажет себя лучше, – заметил Оскар. – Недурно. Но я видел, как она играла и получше.

Я ухмыльнулась. Как по мне, так ей и вовсе не требовалось играть, чтобы походить на злобную леди Макбет.

За кулисами появилась еще одна актриса, Клементина Прайс. Ее взяли в труппу вместо сбежавшей Джорджианы Милдмей. Со своими голубыми глазами, длинными ресницами и светлыми локонами она напоминала девушку с рекламы мыла «Пирс», но явно сильно нервничала. Она непрестанно кружилась на носочках и шептала слова своей роли. «Неужто мне спасаться бегством? За мною нет греха. Неужто мне спасаться бегством?»

Кровь застыла у меня в жилах.

– Что… что она говорит?

– Вы не можете просто помолчать и наслаждаться спектаклем?

– Да, но эти слова… Я их знаю.

– Неужто мне спасаться бегством? – снова пробормотала Клементина. – За мною нет греха.

Оскар вытянул шею, чтобы посмотреть.

– Это ведь леди Макдуф? Ее убивают в начале следующего акта.

Я читала пьесу. Но не потому слова показались мне знакомыми.

– Доктор Фауст, – осенило меня. – Он говорил то же самое. «Неужто мне спасаться бегством».

– К чему вы клоните, мисс Уилкокс?

Я покачала головой. У меня никак не получалось найти нужных слов.

– Не знаю. Просто мне кажется… что это меня преследует. У меня такое чувство, что мне уже никуда не деться от этой пьесы.

Оскар смягчился. Он знал о том, что мне пришлось пережить в «Геликоне».

– Не принимайте близко к сердцу, – сказал он. – Теперь все уже в прошлом. – Он осторожно положил руку мне на плечо и показал на сцену. – Смотрите, а то пропустите. Призрак снова возвращается.