Текст книги "У Серебряного озера (На берегу Тенистого ручья)"

Автор книги: Лора Инглз Уайлдер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 11 страниц)

Блестящее облако

Уже совсем скоро можно будет жать пшеницу.

Папа каждый день ходил на нее поглядеть, а каждый вечер он говорил о ней и показывал Лоре несколько длинных тугих колосков. По его словам, погода стояла самая подходящая для того, чтобы зерно поспело.

– Если так и дальше пойдет, – говорил он, – то на следующей неделе можно начинать жатву.

Стояла сильная жара. На высокое бледное небо невозможно было смотреть – оно так и полыхало жаром. Воздух волнами поднимался над прерией, как над горячей печкой. В школе из дощатых стен сочилась клейкая смола, и дети дышали, открыв рты, словно ящерицы.

Утром в субботу Лора вместе с папой пошла взглянуть на пшеницу. Пшеница высотой была почти с папу. Он посадил Лору к себе на плечи, чтобы она могла посмотреть сверху на отяжелевшие, гнущиеся колосья. Все поле было зелено-золотым.

За обедом папа рассказал об этом маме. Он никогда еще не видал такого урожая. Сорок бушелей с акра[3]***, не меньше. А продать ее можно по доллару за бушель. Они теперь богачи. Здесь чудесные места. У них теперь будет все, чего они пожелают.

Лора слушала и думала о том, что теперь папа купит себе новые сапоги.

Лора сидела лицом к открытой двери, в которую лился солнечный свет. Вдруг он почему-то стал меркнуть. Лора протерла глаза и снова посмотрела. Свет действительно померк. Он продолжал меркнуть, пока не исчез совсем.

– Похоже, собирается буря, – сказала мама. – Наверное, это туча закрыла солнце.

Папа быстро встал и подошел к двери. Бурей могло побить пшеницу. Он выглянул на улицу. Потом вышел из дома.

Дневной свет сделался очень странным. Он изменился, но не так, как это бывает перед бурей. И воздух не давил, как перед бурей. Лоре вдруг стало страшно – она сама не знала почему.

Она тоже выбежала из дома. Папа стоял и глядел на небо. Мама и Мэри вышли следом, и папа спросил:

– Что бы это могло быть, Каролина?

Какое-то облако закрыло солнце. Оно было не похоже на обычные облака и состояло из снежинок, только очень крупных, тонких и блестящих.

Ветра не было, не колыхалась даже трава, жаркий воздух был неподвижен, но край облака двигался по небу быстро, как от ветра. У Джека шерсть на загривке встала дыбом. Подняв морду к облаку, он зарычал, а потом заскулил.

Плюм! Что-то стукнулось о Лорину голову и упало на землю. Она взглянула вниз: это был кузнечик – таких больших ей еще не приходилось видеть. И сразу громадные бурые кузнечики посыпались вокруг нее с глухим стуком, словно град, ударяя ее по голове, по лицу, по рукам.

Из облака градом сыпались кузнечики. Само облако все состояло из кузнечиков. Своими телами они закрыли солнце, и оно померкло. Их большие тонкие крылья светились и поблескивали. Шум этих крыльев наполнял воздух. Падая, кузнечики стучали о землю и о дом так, словно шел настоящий град.

Лора попыталась их смахнуть, но они цеплялись своими лапками за ее платье, за ее кожу. Они смотрели на нее выпученными глазами, поворачивая голову туда-сюда. Мэри с визгом убежала в дом. Кузнечики покрыли всю землю; на ней не осталось места, куда можно было ступить. Лоре приходилось наступать прямо на них; под ногами было скользко от раздавленных кузнечиков.

Мама кинулась закрывать все окна. Папа зашел в дом и, стоя в дверях, глядел на улицу, а рядом с ним стояли Лора и Джек. Кузнечики по-прежнему сыпались с неба; вся земля вокруг кишела ими. Их длинные крылья были сложены, они передвигались скачками. В воздухе стоял шум крыльев, а по крыше словно барабанил град.

Потом Лора услышала еще один звук. Этот звук издавало множество крохотных челюстей – кусающих, рвущих, жующих.

– Пшеница! – закричал папа. Через заднюю дверь он кинулся в сторону поля.

Кузнечики ели. Как ест один кузнечик, можно было услышать, только если поднести его поближе к уху и, держа в руке, скормить ему травинку. Но сейчас было слышно, как едят миллионы кузнечиков, как откусывают и жуют миллионы их челюстей.

Папа бегом вернулся назад к хлеву. Лора увидела из окна, как он запрягает в фургон Сэма и Дэвида. Потом он быстро-быстро стал вилами кидать в фургон грязное сено из кучи, приготовленной на удобрение. Мама выбежала из дома, взяла другие вилы и стала ему помогать. Потом папа погнал лошадей к пшеничному полю, а мама пошла за фургоном.

Папа объехал поле кругом, выбрасывая из фургона сено маленькими кучками. Мама наклонилась над одной кучкой, и из нее начала подниматься струйка дыма. Потом дым пошел гуще. Так мама подожгла все кучки одну за другой, а Лора смотрела, пока удушливый дым не скрыл от нее поле, папу с мамой и фургон.

А кузнечики все продолжали сыпаться с неба, и дневной свет по-прежнему был тусклым, потому что они закрывали солнце.

Вернулась мама. В пристройке она сняла с себя платье и нижние юбки, вытряхнула из них кузнечиков и убила. Она подожгла сено вокруг всего поля. Быть может, дым отпугнет кузнечиков и они не тронут пшеницу.

Мама, Мэри и Лора теперь сидели закрывшись в доме. Кэрри была еще слишком мала и все время плакала, даже у мамы на руках. Наконец она устала плакать и заснула. Но и сквозь стены дома они слышали, как едят кузнечики.

Сумерки кончились. Снова засияло солнце. Вся земля была покрыта ползающими, скачущими кузнечиками. Они съели всю мягкую короткую травку на пригорке. А высокая трава в прерии наклонилась и полегла.

– Ох, глядите! – тихонько сказала стоявшая у окна Лора.

Кузнечики объедали кроны ив. Листва на ветках поредела, и торчали голые сучки. Оголившиеся ветки были облеплены кузнечиками.

– Я больше не хочу на это смотреть, – сказала Мэри и отошла от окна. Лора тоже не хотела больше смотреть, но и не смотреть она не могла.

Очень смешно вели себя курицы. Они привыкли, вытянув шею, гоняться за кузнечиками, которых не могли поймать. Теперь каждый раз, когда они вытягивали шею, они хватали кузнечика. Это их удивляло. Они все время вытягивали шеи и пытались бежать сразу во все стороны.

– Что ж, по крайней мере не придется покупать корм для птицы, – сказала мама. – Нет худа без добра.

Зелень на грядках в огороде поникла. Картошка, морковь, свекла, фасоль – все было объедено. Длинные листья со стеблей кукурузы тоже были объедены, а початки и молодые колосья падали, облепленные кузнечиками.

И никто ничего не мог сделать.

Дым по-прежнему окутывал поле с пшеницей. Иногда сквозь марево Лора видела, как там двигается папа. Он ворошил' тлеющее сено, и опять густой дым скрывал его.

Когда пришло время идти за Пеструшкой, Лора надела чулки, башмаки и шаль. Пеструшка вошла в ручей на месте старого брода и стояла, подергивая шкурой и мотая хвостом. Стадо с жалобным мычанием проходило за их старой землянкой. Лора догадалась, что скот не может есть траву, потому что в ней полно кузнечиков. А если кузнечики съедят всю траву, то скотина будет голодать.

Кузнечики набились Лоре под юбку, облепили платье и шаль. Она все время стряхивала их с лица и с рук. Раздавленные кузнечики хрустели под ее башмаками и под копытами Пеструшки.

Мама, надев шаль, вышла подоить Пеструшку, а Лора ей помогала. Но как они ни старались, кузнечики все-таки попали в молоко. Мама взяла с собой салфетку, чтобы накрыть ведро, но оно было открыто, пока в него доили. Поэтому мама выловила кузнечиков жестяной кружкой.

Они принесли кузнечиков в дом на своей одежде. Некоторые даже запрыгнули на горячую печку, где готовился ужин. Мама держала еду закрытой до тех пор, пока они не выловили и не раздавили всех кузнечиков. Потом она сгребла их на совок и кинула в печку.

Папа зашел в дом, чтобы поужинать, пока Сэм и Дэвид ели свой ужин в конюшне. Мама не спрашивала его, что с пшеницей, только улыбнулась и сказала:

– Все в порядке, Чарльз. Мы продержимся, как всегда.

У папы горло саднило от дыма, и мама сказала:

– Выпей еще чашку, и тебе полегчает.

Когда папа допил чай, он снова нагрузил в фургон сено с навозом и отправился обратно на поле.

Ночью, лежа в постели, Лора и Мэри по-прежнему слышали, как едят кузнечики. Лора чувствовала на себе их цепкие ножки. Хотя в постели кузнечиков не было, ей казалось, что они по-прежнему у нее на лице и на руках. Она видела в темноте их выпученные глаза и чувствовала, как они ползают по ней, пока не уснула.

Когда утром она спустилась вниз, папы там не было. Всю ночь он провел на поле, поддерживая дым над пшеницей. Завтракать он тоже не пришел.

Вся прерия изменилась. Трава больше не колыхалась под ветром, она поникла и лежала кочками. Ивы стояли голые. В зарослях сливы на голых ветках осталось всего несколько плодов. И по-прежнему слышен был звук рвущих, стригущих, жующих челюстей.

В полдень из дыма показался папин фургон. Папа отвел в хлев Сэма и Дэвида и медленно пошел к дому. Лицо у него было черное от копоти, а белки глаз покраснели. Он повесил шляпу на гвоздь возле двери и сел за стол.

– Все бесполезно, Каролина, – сказал он. – Дым их не остановит. Они срезают пшеницу будто серпом. И съедают вместе с соломой.

Он оперся локтями о стол и закрыл лицо руками. Лора и Мэри сидели притихшие. Только Кэрри на своем высоком стульчике стучала ложкой по столу и тянулась ручонками к хлебу. Она была еще слишком мала, чтобы понимать, что происходит.

– Не беда, Чарльз, – сказала мама, – бывали и раньше тяжелые времена.

Папа отнял от лица руки, взял нож и вилку. Он улыбнулся, но глаза у него были усталые и тусклые.

– Все в порядке, Каролина, – сказал он. – Мы сделали что могли. Как-нибудь выкарабкаемся.

Тут Лора вспомнила, что папа еще не расплатился за новый дом. Он говорил, что расплатится, когда продаст пшеницу.

За обедом они не разговаривали, а после обеда папа лег на пол и уснул. Мама подсунула ему под голову подушку и приложила палец к губам, показывая Лоре и Мэри, чтобы они не шумели. Они взяли Кэрри в спальню и стали играть с ней бумажными куклами.

Проходил день за днем, а кузнечики все ели. Они съели всю пшеницу и весь овес. Съели всю зелень до последней травинки – весь огород, всю траву в прерии.

– Ох, папа, что же теперь будет с кроликами? – спросила Лора. – И с бедными птичками?

– Оглянись кругом, Лора, – сказал папа.

Не видно было ни одного кролика. Пропали и маленькие птички, которые порхали по верхушкам трав. Оставшиеся птицы ели кузнечиков. Степные куропатки бегали, вытянув шеи, и хватали их.

Так долго не было дождя, что Лора переходила ручей по сухим камням. Прерия оголилась и побурела. Над ней стояло негромкое стрекотание миллионов бурых кузнечиков. Нигде не было ни одной зеленой травинки.

В городе многие собрались обратно на Восток. Кристи и Кэсси тоже уезжали. Лора попрощалась с Кристи, а Мэри – с Кэсси, – это были их лучшие подруги.

В школу они больше не ходили. Надо было беречь башмаки на зиму, а ходить босыми ногами по кузнечикам они не могли. Но все равно школа скоро закрывалась, и мама сказала, что они будут всю зиму учиться дома, чтобы не отстать от своих классов.

Папа работал на мистера Нельсона и за это пользовался его плугом. Он начал распахивать голое пшеничное поле, чтобы будущей весной опять засеять его пшеницей.

Серый кокон

Как-то Лора вместе с Джеком спустилась к ручью. Мэри нравилось сидеть дома и читать или складывать цифры на грифельной доске, но Лора от этого уставала. Однако на улице было так тоскливо, что ей расхотелось играть.

Тенистый Ручей почти высох. Вода едва сочилась сквозь песок с галькой. Голая ива над мостиком уже не давала тени. Под зарослями дикой сливы в воде плавала пена. Старый рак исчез.

Сухая земля была раскалена, солнце палило нещадно, и небо было цвета меди. Стрекот кузнечиков стал частью этой жары. Прерия больше не пахла так хорошо, как раньше.

Лора заметила одну странную вещь. По всему пригорку сидели кузнечики. Они сидели неподвижно, опустив хвостики к земле, и не шевелились даже тогда, когда Лора тыкала в них палкой.

Лора сковырнула одного кузнечика с ямки, на которой он сидел, и палкой достала оттуда какую-то серую штучку. Она была похожа на жирного червя, только неживая. Лора не знала, что это такое. Джек тоже с недоумением обнюхал ее.

Решив спросить у папы, Лора направилась к пшеничному полю. Но папа не работал. Сэм и Дэвид стояли, впряженные в плуг, а он ходил по невспаханной земле и ее разглядывал. Потом Лора увидела, как он подошел и вынул плуг из борозды. Взял в руки вожжи и направил Сэма и Дэвида к хлеву.

Лора знала: только что-то ужасное могло заставить папу среди дня бросить работу. Она со всех ног побежала к хлеву. Сэм и Дэвид были в своих стойлах, а папа вешал их пропотевшую сбрую. Выйдя, он не улыбнулся Лоре. Она медленно побрела за ним к дому.

Мама взглянула на папу и спросила:

– Чарльз! Что еще стряслось?

– Они откладывают яйца, – сказал папа. – Вся земля ими начинена. Выйди на двор, посмотри – всюду ямки глубиной в пару дюймов[4]****. Там зарыты яйца. И так по всему полю. Везде. Вот, взгляни.

Он достал из кармана одну из тех серых штучек и на ладони протянул ее маме.

Это кокон с яйцами кузнечиков. Один такой я вскрыл. В нем тридцать пять – сорок яиц. И в каждой ямке по кокону. И на каждый квадратный фут – восемь или девять таких ямок. И так по всей округе.

Мама опустилась на стул, и ее руки беспомощно упали.

– У нас столько же шансов собрать урожай на будущий год, сколько научиться летать по воздуху. Когда из этих яиц вылупятся кузнечики, в здешних краях не останется ни одной травинки.

– Ах, Чарльз! – сказала мама. – Что же нам делать?

Папа рухнул на скамью и ответил:

– Не знаю.

В отверстие над лестницей свесились Мэрины косы. Потом появилось ее лицо. Она озабоченно смотрела сверху на Лору, а Лора смотрела на нее. Потом Мэри слезла по лесенке и встала у стенки рядом с Лорой.

Папа выпрямился. Глаза у него горели неукротимым огнем, и это было совсем не похоже на то, как они блестели, когда он улыбался Лоре.

– Одно я знаю, Каролина, – сказал он, – никакая мерзость вроде этой не возьмет над нами верх! Мы что-нибудь придумаем! Вот увидишь! Мы продержимся.

– Да, Чарльз, – сказала мама.

– Почему бы нет? – сказал папа. – Мы здоровы, у нас есть крыша над головой, мы обеспечены лучше многих. Собери обед пораньше, Каролина. Я иду в город. Вот увидишь – я найду какой-нибудь выход!

Пока он был в городе, мама, Мэри и Лора задумали приготовить ему вкусный ужин. Мама сделала из простокваши красивые белые творожные шарики. Мэри и Лора нарезали ломтиками холодную вареную картошку, а мама приготовила соус. Еще они поставили на стол хлеб, молоко и масло.

Потом они умылись и причесались. Надели свои выходные платья и завязали косы лентами. Кэрри они надели ее белое платьице, а на шею – нитку индейских бус. Все было готово, когда на пригорке, усеянном кузнечиками, показался папа.

Это был веселый ужин. Когда они съели все до последней крошки, папа отодвинул тарелку и сказал:

– Ну, Каролина...

– Да, Чарльз? – откликнулась мама.

– Я нашел выход, – сказал папа. – Завтра я отправляюсь на Восток.

– Ах нет, Чарльз! – воскликнула мама.

– Все в порядке, Лора, – сказал папа. Он имел в виду, что не надо плакать, и Лора не расплакалась.

– Там сейчас идет жатва, – сказал папа. – Через сто миль к востоку отсюда начинается земля, где снимают урожай. Это последняя возможность получить работу, и много народу с Запада сейчас туда собирается. Поэтому мне нужно поспешить.

– Если ты считаешь, что так будет лучше, – сказала мама, – то, конечно, мы с девочками тут справимся. Но, Чарльз, ведь это такой далекий путь!

– Ерунда! Что такое пара сотен миль? – сказал папа. Однако он посмотрел на свои старые залатанные башмаки. Лора знала: он думает о том, выдержат ли они такую дорогу. – Пара сотен миль – для меня это просто безделица!

Потом он вынул из футляра свою скрипку. Он долго играл в наступивших сумерках. Лора и Мэри сели поближе к нему, а мама неподалеку укачивала Кэрри.

Он сыграл «Диксиленд» и «Янки Дудль». Сыграл «Эй, ребята, все под флаг!» и

 
О, Сю-зан-на, не плачь, не рыдай,
Я еду в Ка-ли-фор-ни-ю,
В золотоносный край.
 

Потом он убрал скрипку. Ему надо было пораньше лечь, чтобы наутро пораньше отправиться в путь.

– Береги скрипку, Каролина, – сказал он. – Она придает мне силы.

На рассвете они позавтракали, потом папа поцеловал их всех и ушел. Чистую рубашку и пару носков он закатал в куртку и закинул за плечо. У брода через ручей он оглянулся и помахал им рукой. После этого он шел не оборачиваясь, пока не скрылся из виду. Джек стоял тесно прижавшись к Лоре.

Еще с минуту никто из них не двигался с места. Потом мама весело сказала:

– Теперь на нас все хозяйство, девочки. Мэри и Лора, берите Пеструшку и ведите ее поскорее к стаду.

Она ушла с Кэрри в дом, а Мэри и Лора побежали в хлев, вывели Пеструшку и погнали ее к ручью.

В прерии не осталось травы, и голодной скотине приходилось есть ивовые побеги, веточки слив и прошлогоднюю сухую траву по берегам ручья.

Дождь

Без папы жизнь стала унылой и скучной. Лора и Мэри даже не могли сосчитать дни, оставшиеся до его возвращения. Они представляли себе, как он уходит все дальше и дальше в своих залатанных башмаках.

Джек уже не был таким резвым псом, как раньше; на морде у него появилась седина. Он часто глядел на пустынную дорогу, по которой ушел папа, вздыхал и ложился, поджидая его. Но он уже не надеялся, что папа когда-нибудь вернется.

Мертвая, объеденная, скучная прерия лежала под жарким небом. С земли поднимались пыльные смерчи. Далекий край земли, казалось, извивался, как змея. Укрыться от солнца можно было только в доме. На ивах и сливовых деревьях не было листьев. Тенистый Ручей пересох, лишь в заводях стояло немного воды. Колодец был пуст, и только из родника возле их старой землянки сочилась вода. Мама ставила там ведро, и за ночь оно наполнялось. Утром она уносила это ведро в дом, а на его место ставила другое, которое наполнялось за день.

Закончив утреннюю работу, мама, Мэри, Лора и Кэрри оставались в доме, слушая, как за стенами свистит обжигающий ветер и как мычит, не переставая, голодная скотина.

Пеструшка так исхудала, что у нее торчали все ребра, а глаза ввалились. Целыми днями она вместе с остальным скотом, мыча, разыскивала что-нибудь съедобное. Они съели весь кустарник по берегам ручья и сжевали на ивах те ветки, что могли достать. Пеструшкино молоко горчило, и с каждым днем она давала его все меньше.

Сэм и Дэвид стояли в хлеву. Они не получали вдоволь сена, потому что заготовленные стога нужно было растянуть до следующей весны. Когда Лора водила их вниз к ручью и по его высохшему руслу к заводи, лошади воротили носы от тепловатой мутной воды. Но им приходилось ее пить. Коровам и лошадям тоже иногда приходится быть терпеливыми.

По субботам Лора ходила к Нельсонам узнать, нет ли письма от папы. Дом у мистера Нельсона был длинный и приземистый, с побеленными дощатыми стенами, и такой же длинный, приземистый земляной хлев с крышей из сена. Они были совсем не похожи на папин дом и папин хлев. Они словно прижимались к земле. Казалось, они тоже говорят по-норвежски.

Внутри дом сиял чистотой. На широкой кровати с пышно взбитой периной высилась горка пухлых подушек. На стене висела красивая картина в широкой золотой раме, изображавшая даму в голубом платье. Сверху она была прикрыта розовой сеткой от мух.

Письма от папы все не было. Миссис Нельсон сказала, что мистер Нельсон снова спросит на почте в следующую субботу.

– Спасибо, мэм, – сказала Лора и быстро пошла по тропинке прочь от дома. Потом она медленно перешла мостик и еще медленнее поднялась на пригорок.

– Не беда, девочки, – сказала мама. – Мы получим письмо в следующую субботу.

Но и в следующую субботу письма не было.

По воскресеньям они надевали свои праздничные платья. Мэри и Лора рассказывали те стихи из Библии, которые они выучили наизусть, а мама читала им какое-нибудь место из Библии.

Однажды она прочла им о саранче. Саранчой назывались бурые кузнечики. А случилось это давным-давно, в библейские времена. Мама читала:

– «И напала саранча на всю землю Египетскую и легла по всей стране Египетской в великом множестве; прежде не бывало такой саранчи, и после не будет такой. Она покрыла лице всей земли, так что земли не было видно, и поела всю траву земную и все плоды древесные, уцелевшие от града, и не осталось никакой зелени ни на деревах, ни на траве полевой во всей земле Египетской».

Лора знала, что все это правда. И, повторяя эти стихи, она про себя думала: «Во всей Миннесоте».

Потом мама прочла им о том, как Бог пообещал хорошим людям вывести их «из земли сей в землю хорошую и пространную, где течет молоко и мед».

– Что это за земля, мама? – спросила Мэри, а Лора спросила:

– Неужели там вместо речек молоко и мед?

Она представила себе, как это неприятно – бродить по колено в липкой, сладкой речке.

Мама опустила Библию на колени и задумалась. Потом сказала:

– Ваш папа считает, что так будет здесь, в Миннесоте.

– Разве это может быть? – спросила Лора.

– Наверное, может, если мы выдержим все испытания, – сказала мама. – Видишь ли, Лора, если бы хорошие дойные коровы паслись на всей этой земле, они стали бы давать целые реки молока. И если бы пчелы собрали мед со всех цветов, что растут на этой земле, то потекли бы реки меда.

– А-а, – сказала Лора. – Хорошо, что не придется бродить в них.

Кэрри принялась колотить по Библии своими маленькими кулачками и кричать:

– Мне жарко! У меня все чешется!

Мама взяла ее на руки, но она оттолкнула маму и захныкала:

– Ты горячая!

У бедняжки Кэрри от жары выступила на коже красная сыпь. Лора и Мэри изнемогали в своих сорочках, панталонах, нижних юбках, в закрытых платьях с длинным рукавом, стянутых в талии кушаками.

Кэрри хотела пить, но скривилась и оттолкнула кружку с водой, сказав:

– Противная!

– Ничего не поделаешь, – сказала Мэри, – я тоже хочу холодной воды, но ее нет.

– Хорошо бы глотнуть воды из родника, – сказала Лора.

– А мне бы сосульку, – сказала Мэри.

Тогда Лора сказала:

– Хорошо бы ходить совсем раздетой, как индейцы.

– Лора! – сказала мама. – Что ты такое говоришь!

А Лора подумала: «И все-таки это было бы хорошо».

От стен дома шел горячий смолистый запах. Из коричневых прожилок в досках капала смола и застывала твердыми желтыми шариками. Свист раскаленного ветра не утихал ни на минуту, и скотина ни на минуту не переставала жалобно мычать: «Му-у-у, му-у-у». Джек перевернулся на бок и вздохнул со стоном.

Мама тоже вздохнула и сказала:

– Кажется, все бы отдала за глоток свежего воздуха.

В эту самую минуту пахнуло свежестью. Кэрри перестала хныкать. Джек поднял голову. Мама только сказала:

– Девочки, вы... – И тут они снова почувствовали прохладное дуновение.

Мама вышла через пристройку и встала в тени дома. Лора тут же очутилась рядом с ней. Мэри вышла следом, ведя за руку Кэрри. На улице было жарко, как в духовке. Горячий воздух обжег Лоре лицо.

В северо-западной части неба они увидели тучку. Она казалась совсем маленькой в огромном небе цвета меди. Но все-таки это была тучка, и тень от нее легла на прерию темной полосой. Казалось, что тень движется, а может, это просто колебался горячий воздух. Но нет, она и вправду приближалась.

– «Пожалуйста, пожалуйста, ну пожалуйста!» – твердила про себя Лора. Все они стояли приложив ладонь к глазам, глядя на тучу и на тень от нее.

А туча все приближалась. Она выросла. Она повисла темным слоем в воздухе над прерией. Ее края клубились и набухали то там, то тут. Волны прохладного воздуха сменялись волнами еще более горячими, чем прежде.

По всей прерии дико метались пыльные смерчи. Солнце по-прежнему раскаляло дом, хлев и изрытую, потрескавшуюся землю. Тень от тучи была далеко.

Вдруг из тучи ударил зигзаг белого огня, потом упал и повис серый занавес, скрыв кусок неба. Это был дождь. Потом донесся раскат грома.

Гроза слишком далеко от нас, – сказала мама. – Боюсь, она сюда не дойдет. Но по крайней мере стало прохладнее.

– А вдруг все-таки дойдет, а, мама? Вдруг дойдет? – сказала Лора. Про себя все они повторяли: «Пожалуйста, пожалуйста, ну пожалуйста!»

Ветер стал прохладнее. Медленно-медленно тень от тучи продолжала расти, а сама туча широко раскинулась по небу. Внезапно тень устремилась через равнину и на пригорок, а сразу за нею стеной двигался ливень. Словно миллионы крохотных ног затопали вверх по пригорку, и дождь хлынул на их дом, на маму, Мэри, Кэрри и Лору.

– Скорее в дом! – воскликнула мама.

В пристройке стоял шум дождя, бьющего по крыше. В душную комнату ворвался прохладный воздух. Мама распахнула входную дверь, отодвинула занавески и раскрыла все окна. Ливень смыл тошнотворный запах, который поднимался от земли. Ливень барабанил по крыше и стекал вниз сплошными потоками. Он промыл воздух, и дышать стало легко.

Потоки воды бежали по сухой, твердой земле. Они заполняли трещины, они кружили, пузырясь, над ямками, где кузнечики отложили свои яйца. В небе вспыхивали короткие молнии и раздавались удары грома.

Кэрри кричала и била в ладоши. Мэри и Лора прыгали, смеялись и танцевали. Джек вилял хвостом и резвился как щенок; он бегал от одного окна к другому поглядеть на дождь и рычал на каждый раскат грома, словно говоря: «Я тебя не боюсь!»

– Похоже, дождь не перестанет до захода солнца, – сказала мама.

Перед заходом солнца дождь ушел дальше. Он спустился к Тенистому Ручью, пересек его и двинулся на восток. Облако стало багрово-красным, а его края по– золотились. Зашло солнце, и появились звезды. Воздух был свежим, сырая земля отдыхала.

Лоре не хватало сейчас только одного – она хотела, чтобы папа был с ними.

На следующий день снова вышло палящее солнце. Небо опять было цвета меди, ветер обжигал. А к вечеру из земли начали пробиваться тонюсенькие побеги свежей травы.

Прошло еще несколько дней, и на бурой прерии появилась зеленая полоса. Там, где прошел дождь и выросла трава, могла теперь пастись голодная скотина. Каждое утро Лора оставляла там на привязи Сэма и Дэвида, чтобы они поели свежей травы.

Скот перестал реветь. У Пеструшки больше не торчали кости. Она стала давать больше хорошего, вкусного молока. Пригорок снова зазеленел, а на ивах показались молоденькие листочки.