Текст книги "Ярче, чем солнце"

Автор книги: Лора Бекитт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 20 страниц)

Глава одиннадцатая

Наступило 6 декабря 1917 года, день, события которого навсегда разделили жизнь Галифакса и его обитателей на две половины, который решил судьбы очень многих людей.

Стояла на редкость ясная погода, видимость в гавани была отличной. Подмораживало, резкий утренний ветер освежал и бодрил. Борта кораблей серебрились, а вода искрилась от солнца.

Дилан не собирался выходить на улицу (если он и делал это, то только по вечерам, в темноте), но ранним утром миссис Тауб постучала в его дверь и, извинившись, сказала, что у нее инфлюэнца, а потому она не сможет принести ему продукты.

Как назло, у него проснулся аппетит, а в доме не было ни крошки еды. Потому Дилан нехотя натянул пальто и, привычно замаскировавшись, вышел за дверь.

В булочной стоял приятный, теплый, свежий запах. Внутри тесного помещения толпился народ, но никто не обратил внимания на внешность Дилана; во всяком случае, не таращился и не ахал. Увидев караваи хлеба с коричневой коркой, посыпанные сахаром сдобные булочки с пылу и жару, пироги с яблоками и пирожные с ванильным кремом, он почувствовал ностальгию. Он знал, что фабрика работает в прежнем ритме, но ему было стыдно оттого, что он взял и бросил дело, которому его отец посвятил всю свою жизнь, по исключительно личным причинам.

Выйдя из булочной, Дилан поднял голову, и солнце осветило его лицо. Не все ли равно, как он выглядит? После любых потерянных лет человек может предпринять попытку начать свою жизнь заново.

Заслышав какой-то звук, он опустил глаза и увидел крохотного котенка: тот сидел на обочине проезжей части и мяукал, открывая рот так широко, что были видны все его мелкие острые зубки. Он был серым с рыжеватыми и темными полосками, мягкими лапками и тощей шеей. Едва ли он потерялся, скорее, чьи-то безжалостные руки просто вышвырнули его на улицу.

Прохожие не обращали на несчастное животное никакого внимания, и только Дилан, нагнувшись, взял котенка и посадил к себе за пазуху. Тот так вцепился в одежду, что, казалось, его невозможно оторвать никакими силами.

Дилан посвятил своему горю целых два года. Пора было позаботиться о ком-то другом, и он подумал, что можно начать с этого малыша.

У Макдаффов не держали животных, хотя Дилан всегда мечтал иметь кошку или собаку. Однако тетушки считали, что домашние питомцы разносят всяческую заразу.

Купив молока, он вернулся в свою комнату, спустил котенка на пол и налил молоко в чайное блюдце. Малыш принялся жадно пить, урча от удовольствия и притоптывая всеми четырьмя лапами. Дилан постучал к миссис Тауб и, тоже извинившись, спросил, нет ли у нее какой-нибудь коробки.

Женщина внимательно посмотрела на постояльца. Она жалела этого молодого человека. Всегда один, ни работы, ни развлечений, ни друзей, ни женщин, ни капли выпивки. Миссис Тауб не знала, кто он (Дилан назвался вымышленным именем), на какие средства живет (возможно, на пенсию?), но догадывалась, что здесь имеет место какая-то глубоко личная трагедия. Наверное, его не дождалась девушка, а то и вовсе бросила, увидев, каким он стал.

– У меня нет, но в подвале полно хлама. Вы наверняка что-то найдете, – сказала она, вручая ему ключи.

Поблагодарив хозяйку, Дилан заметил, что часы на противоположной стене показывают без десяти минут девять.

Войдя к себе, он увидел, что котенок опять мяукает. Он был сыт, но страшился одиночества. Вновь надев пальто (в подвале наверняка было холодно) и взяв с собой котенка, Дилан собрался идти в подвал и тут заметил папку со своими рисунками. Отчего-то она валялась на видном месте, хотя было совершенно ясно, что он больше никогда не возьмет в руки кисть.

Дилан решил убрать ее с глаз долой, отнести в подвал и оставить на куче хлама. Лучше не думать и не вспоминать о прошлом.

С папкой под мышкой, свечой и спичками в кармане и с котенком за пазухой он спустился вниз и отворил железную дверь.

В подвале царила кромешная тьма; он словно угодил в преисподнюю. Дилан зажег свечу. Некрашеные цементные стены в неровностях и царапинах, ящики и какие-то громоздкие предметы, покрытые слоем пыли, поверх которых он небрежно положил папку с рисунками.

Выудив из горы хлама небольшую коробку, Дилан вытряхнул из нее какие-то ветхие и ненужные вещи и уже собирался направиться к выходу, как вдруг стены подвала содрогнулись и все вокруг словно покачнулось и накренилось.

От неожиданности Дилан выронил свечу, и в помещении снова стало темно, как в могиле.

А потом он услышал рокот взрыва, чудовищный гул, звук разрушения, отдавшийся в его теле. Снаружи что-то звенело, грохотало, падало, сотрясалось и сыпалось.

Что это, землетрясение? В Галифаксе?! Едва ли. Артиллерийский обстрел? Снаряды, бомбы? Значит, в город каким-то чудом проникли немцы? Как это могло случиться, ведь всего лишь минуту назад вокруг было тихо и мирно!

Рядом с его сердцем билось крохотное сердце котенка. Дрожащими руками Дилан зажег свечу. Надо попытаться выбраться отсюда, если только вход не завален. Что-то подсказывало ему, что от дома остались одни руины.

Какое-то странное чувство заставило его взять папку с рисунками. Наверное, он понимал, что отныне ничто и никогда не будет таким, как раньше, что любое, тем более вещное напоминание о прошлом станет бесценным. Эти акварели были частью его души, и он не мог оставить их здесь, под землей.

Возле выхода громоздились кирпичи, мусор, обломки штукатурки. Дилан принялся методично разбирать завал, а пока он это делал, вода в заливе забурлила, вскипая, словно в гигантском котле, после чего обрушилась на берег огромной волной, и можно было увидеть то, чего еще никто и никогда не видел: обнажившееся океанское дно. На несколько минут улицы города превратились в бурные реки. Возвращаясь в бухту, потоки воды несли за собой сотни изувеченных тел погибших от взрыва людей.

Нелл шла на работу. До девяти оставалось не так уж много времени, и она спешила изо всех сил: все работники фабрики пробивали карточки на контрольных часах. Но сегодня после завтрака ее одолела тошнота, и она много времени провела в уборной.

Она так и не сообщила о своей беременности никому, кроме Аннели, а внешне пока это было совсем незаметно. Нелл решила работать на фабрике до последнего (если ее не уволят раньше) и старалась понемногу откладывать деньги, что ей не очень удавалось. В отчаянии Нелл думала, что накануне родов можно обратиться за помощью в какую-нибудь благотворительную организацию, если там ее не осудят за то, что она собирается родить ребенка без мужа.

На набережной толпился народ: люди на что-то глазели и что-то громко обсуждали. Кто-то залез на фонарный столб, многие выглядывали из окон, иные даже взобрались на крыши. Нелл поняла, что загорелся какой-то корабль, но пожары в гавани не были новостью: скажем, не так давно огонь уничтожил огромную баржу.

Похоже, сейчас в самом деле происходило нечто необычное: судно, напоминавшее гигантский факел, медленно плыло к пирсам Ричмонда, волоча за собой огромный дымовой шлейф. На его борту то и дело слышались хлопки – там что-то взрывалось, вверх взлетали округлые предметы, напоминающие бочки.

– Настоящая канонада! – услышала Нелл, и кто-то добавил:

– Похоже на фейерверк.

Это было красивое зрелище. Она непременно остановилась бы, если б не боялась опоздать на работу.

Едва она прошла мимо, как загорелся длинный деревянный пирс, а следом заполыхал и склад. В то же время какие-то люди судорожно гребли к берегу, а причалив и покинув шлюпки, с истошными криками стали разбегаться кто куда.

Нелл вздрогнула. Идет война, значит, хорошего не жди! Маслянистый дым, столбом поднимавшийся к небу, яркие языки пламени, толпы народа, завороженные необычным зрелищем: во всем этом таилось что-то тревожное и опасное.

Девушка вошла в здание фабрики в начале девятого. Она прошла по извилистым коридорам, которые будто проделал какой-то гигантский червь, думая о том, что надо рассказать о пожаре Сиене, если только та сама его не видела, и очутилась во внутреннем дворе. Отсюда можно было попасть в цех упаковки, где она работала по сей день.

Едва Нелл сделала шаг к знакомому проходу, как вдруг что-то оглушительно треснуло, все покачнулось, мрак и свет перемешались, а закон земного тяготения загадочным образом перестал действовать, и она ощутила себя летящей по воздуху.

Фабрика развалилась на куски прямо на глазах Нелл; казалось, чья-то гигантская рука разметала огромное здание, словно карточный домик.

Бешено ревел ветер, сверху сыпался каменный дождь. Небо было затянуто ослепительной пеленой, оно будто раскалилось добела. Кругом неистовствовал огонь, в котором сгорали предметы и корчились тела людей, превращаясь в головешки.

Лицо Нелл осыпали колючие брызги – это были осколки стекла. Она инстинктивно зажмурила глаза и в следующий миг врезалась в дерево, а потом, оглушенная, соскользнула вниз. Когда на нее что-то упало, она наконец потеряла сознание.

Несколькими минутами раньше Миранда Далтон, урожденная Фишер, прихорашивалась перед зеркалом, одновременно краем глаза наблюдая за странной картиной, посмотреть на которую вышло не меньше половины города.

Из окна уютной и светлой квартиры, снятой для нее Кермитом, гавань была видна как на ладони. Картину заслонял разве что густой дым, струящийся из жестяных и кирпичных труб домов, окаймлявших набережную.

Миранда так и не окончила курсы стенографии, хотя Кермит и обещал оплатить обучение. Куда приятнее было ходить по магазинам и покупать наряды (благо, муж присылал ей достаточно денег), а потом разгуливать по улицам с гордо поднятой головой. К тому же она ни за что не смогла бы стерпеть, если б ею стал командовать какой-нибудь суровый начальник. У нее есть Кермит, и он ее любит. Она жена офицера и вправе делать все, что вздумается.

Миранда до сих пор не сообщила о себе родителям, так же как не стремилась узнать об их жизни. Отец наверняка по-прежнему пропадал в своей больнице, а Эбби ныла, только теперь уже в одиночестве.

Продолжая наблюдать за тем, что творилось за окном, Миранда застыла в изумлении, когда на горизонте возникло зарево во много раз ярче света восходящего солнца. Казалось, во Вселенной возникло какое-то новое светило. А потом вверх поднялся уродливый черный гриб и неподвижно повис над заливом. Он достигал неба и смешивался с тучами.

Миранде почудилось, будто в нее ударила вспышка огня, и она в ужасе закрыла лицо руками, а потом согнулась пополам от боли, потому что в живот вонзился большой осколок стекла.

Когда Дилан с котенком и папкой – единственным, что осталось от его прежней жизни, – выбрался из завала, города не было, вокруг простирался потусторонний дьявольский мир. Обвалившиеся стены, горы кирпича, обгоревшие стволы деревьев. Лестница, ведущая в никуда или, быть может, в Небо, но только едва ли. Дилан огляделся. В реальности такого не бывает, такое можно увидеть только в кошмарном сне!

От дома, в котором он снимал комнату, ничего не осталось. Миссис Тауб наверняка была мертва, как и сотни других людей.

В воздухе стоял запах пожара и смерти. Кругом были пыль, грязь, копоть, густой дым, серый пепел и алые пятна крови. Сломанные, как спички, телеграфные столбы, голые электрические провода, похожие на клубки змей. На глаза попадались то кусок ванны, то дымящиеся обрывки одежды, то перевернутый покореженный автомобиль, обломки мебели, битая посуда, а дальше – труп, пронзенный железным прутом, будто копьем.

Из почерневшей воды торчали трубы потопленных судов. Облако дыма над заливом медленно меняло свои очертания: казалось, по небу плывет огромный шевелящийся дракон.

Грохота взрывов уже не было слышно, зато кругом звенели колокола. Дилан содрогнулся, готовый поверить в то, что наступил Апокалипсис.

Он побрел по городу. Разрушенные улицы с рухнувшими стенами домов походили друг на друга, как близнецы. Он с трудом понимал, где находится. У него не было ни шарфа, ни шляпы, но сейчас Дилан не считал нужным прятаться: его лицо вполне соответствовало облику Галифакса.

Город будто замер в ожидании чего-то худшего. На улицах не было ни души, и на мгновение Дилану почудилось, будто он остался один в целом мире.

Будто понимая происходящее, котенок замер у него на груди. При мысли об этом маленьком существе, чудом уцелевшем после такой катастрофы, Дилану захотелось плакать. Он решил, что сделает все, чтобы спасти котенка, а если повезет, то и кого-то еще.

Вскоре Дилан увидел похожих на призраки людей, бредущих вверх по холму, скорее всего, в цитадель. У многих из них были опалены волосы, обожжены руки, а лица изранены осколками стекла.

За минувшие полчаса взору Дилана предстало много такого, что запросто могло лишить присутствия духа. Воздух наполняли стоны умирающих и крики отчаяния тех, кто уцелел, но или серьезно пострадал, или не мог найти своих близких.

Ноги несли Дилана к фабрике, точнее, к тому, что от нее осталось. Он чувствовал ответственность за находящихся там людей, если кто-то из них вообще сумел выжить.

Подойдя к семейному предприятию Макдаффов, он испытал настоящий шок. Фабрика была построена на совесть, а теперь от нее остались только железные балки, похожие на некий чудовищный скелет. Десятки цехов и конторских помещений, рухнувших в один миг, погребли под собой триста рабочих и служащих!

Он видел обуглившихся мертвецов, чувствовал запах горелого мяса и слышал жуткий вой одинокого ветра. То, что некогда было оборудованием для выпекания бисквитов, – английские машины, гордость его отца, валялись покореженные, разбитые, превращенные в груду металла.

«Нельзя простить ни сотни жестоких смертей, ни непоправимые разрушения», – сказал себе Дилан и тут же подумал: «А кого в этом винить?».

Во внутреннем дворе его внимание привлек лист железа, выгнутый, подобно арке: из-под него торчали удивительно яркие рыжие волосы.

Вероятно, очередной труп, просто не обгоревший. Он осторожно прикоснулся к шее женщины: она была жива! В следующие минуты Дилан осторожно извлек ее из-под железного листа, по воле судьбы послужившего ей защитой.

Рука женщины была неестественно вывернута, наверное, сломана, а ее лицо изрезано впившимися в них мелкими осколками стекла. Глаза были закрыты, и из-под век сочилась кровь.

– Вы слышите меня? – спросил Дилан, и она прошептала:

– Да.

– Вы можете встать?

Поддерживаемая им, она медленно поднялась на ноги. Ее одежда была изорвана и покрыта копотью, а обувь исчезла. Дилан нашел две палки, оторвал полосу ткани от юбки девушки, как умел, зафиксировал ее руку и только тогда спросил:

– Что у вас болит?

– У меня сильно режет глаза, я боюсь их открыть! А если я ослепла?!

Мягкий, успокаивающий голос выплыл из темноты, в которой она пребывала:

– Все хорошо. Не бойтесь. Не поднимайте веки. Ваше лицо лишь слегка поцарапано осколками; надеюсь, в глаза их тоже впилось немного. Я отведу вас в больницу. Там о вас позаботятся. Когда-то я тоже ненадолго лишился зрения, а потом все прошло. С вами будет то же самое, вот увидите! Что вы помните?

– Я летела по воздуху, а потом упала.

Представив себе эту картину, Дилан сокрушенно покачал головой.

– Что произошло? – спросила она, и он честно ответил:

– Не знаю.

Возможно, то было дело рук немецких диверсантов? Другие версии не приходили в голову.

– Врыв на фабрике?

– Не думаю. Почти весь город разрушен.

– Кто вы? – спросила рыжеволосая девушка, доверчиво опираясь на его руку.

Он больше не желал таиться и перекладывать ответственность на чужие плечи:

– Я был владельцем этой фабрики. Говорю в прошедшем времени, потому что от нее ничего не осталось.

Как ни странно, Дилан не чувствовал ни боли, ни ужаса; он не то чтобы начал привыкать к случившемуся, просто к нему довольно быстро пришло понимание, что дабы как-то выжить в этом новом мире, надо постараться обойтись без паники.

– Значит, теперь у вас тоже ничего нет? – сказала девушка.

Дилан подумал о банковских счетах и акциях, но что-то заставило его ответить:

– Ничего.

Потом он спросил:

– Как вас зовут?

– Нелл Бакер, я работала в упаковочном цехе, укладывала галеты в коробки.

– Похоже, вы – единственная из работниц, кому посчастливилось выжить, – заметил он и представился: – Я – Дилан Макдафф, но если вам не трудно, зовите меня просто по имени. Возможно, вы даже видели меня: случалось, я спускался в упаковочный, до того как… – он запнулся и замолчал.

– Нет, я вас не видела, хотя, конечно, слышала о том, кто вы.

Дилан медленно вел Нелл по неузнаваемым улицам, сжимая под мышкой папку и время от времени поглаживая котенка, чтобы тот не мяукал, и думая о том, что будет дальше. Всем им надо было где-то жить и что-то есть: Дилан не сомневался в том, что особняк на Янг-стрит тоже разрушен. Эта катастрофа в какой-то степени уравняла богатых и бедных: по крайней мере, и те и другие остались без крова.

Увидев женское тело в сапожках примерно того же размера, что и у Нелл, Дилан остановился, осторожно снял их с трупа и помог своей спутнице обуться. Даже если она обо всем догадалась, то ничего не сказала.

Прежде Дилан ни за что не поверил бы в то, что он способен на такое, но сейчас он не мог допустить, чтобы Нелл ступала по мерзлой земле босиком.

Вскоре повалил густой снег, и Галифакс сделался черно-белым, как на фото. Снегопад затушил пламя: природа сотворила то, чего были не в силах сделать человеческие руки.

К тому времени, как Дилан довел Нелл до больницы, там было не протолкнуться и уже не хватало самых необходимых медикаментов. Тут тоже не могли помочь ни деньги, ни имя.

В первую очередь доктора принимали тяжелораненых, остальным приходилось ждать. Врачи, работающие в операционной, были похожи на мясников. Каким-то чудом Дилану удалось найти свободный стул, и он усадил на него Нелл. Лица окружающих были черны от копоти, словно у трубочистов. Многие люди лишились и одежды, и обуви.

– У меня, – сказала Нелл, – есть сестра. Ей всего девять лет. Она жила в приюте. Вы не могли бы попытаться ее отыскать?

– Непременно, но только после того, как вас осмотрят. Если она жива, то жива, а если…

– Выжившие укрылись в цитадели, – вставил какой-то мужчина со сломанной ногой, – на холме разрушений меньше, и многие отравились туда.

Массивное военно-инженерное сооружение, строившееся почти тридцать лет, имело стены трехметровой толщины. Хотя что такое стены, когда от стальных кораблей остались одни обломки!

– Да, я знаю. А вы не можете сказать, что произошло? – спросил Дилан.

Мужчина посмотрел на него в упор. Дилан заметил, что теперь люди не содрогаются при виде его лица и не отводят взгляда, потому что видели увечья и пострашнее.

– Подробностей я не знаю, слышал только, что в гавани столкнулись два судна. Начался пожар, а один из кораблей был нагружен взрывчаткой: вот все и взлетело на воздух!

– Какой же была сила взрыва, если он разрушил весь город!

Мужчина пожал плечами.

– Я тоже об этом думаю.

Когда очередь дошла до Нелл, ее увели в приемную, а Дилан остался ждать в коридоре. Несколько раз проходящие мимо врачи, бросая взгляд на его лицо, спрашивали, не нужна ли ему помощь, и он говорил, что нет. Он попросил удивленную медсестру принести если не молока, то хотя бы немного хлеба и воды для котенка, который снова начал мяукать. Сам Дилан не ел почти сутки, но от волнения совсем не чувствовал голода.

К счастью, сестра достала где-то и молоко, и хлеб. Дилан накрошил мякиш в пустую консервную банку и залил молоком. Поев, котенок свернулся клубочком у него под пальто и заснул. По крайней мере, хотя бы одна проблема на время была решена.

Через полчаса к Дилану вышел один из докторов.

– Это ваша жена?

– Нет, просто случайная знакомая, но я хочу знать, что с ней.

– Перелом не сложный, мы наложили гипс. С глазами похуже. На мой взгляд, есть шанс вернуть ей зрение, но сейчас у нас нет возможности делать такие серьезные операции. Мы просто оказываем первую помощь. Есть повреждения роговицы, но главное, глазные яблоки целы: многие люди вообще остались без глаз! (Дилан вспомнил бесконечные рассуждения врачей о том, как ему повезло.) Будет замечательно, если она отправится в клинику Монреаля или Торонто. И я бы не советовал медлить. Чем скорее вашу знакомую прооперируют, тем лучше. А сейчас вы можете ее забрать.

– То есть как? – опешил Дилан. – Увести из больницы?

– Больше мы ничем не можем ей помочь, а койки нужны для тяжелых больных, – сурово промолвил врач.

– Но куда мы пойдем? Город разрушен!

– Недалеко от больницы сооружают палаточный городок. Постарайтесь найти место там.

Дилан задумался.

– Вы не могли бы оставить мисс Бакер в больнице хотя бы на пару часов? Я должен отыскать ее маленькую сестру.

Врач строго посмотрел на Дилана.

– А вы вернетесь за ней, сэр?

– Да, даю вам слово. К тому же я оставлю ей то единственное живое существо, которое у меня осталось, – сказал Дилан и извлек из-за пазухи котенка.

При виде беспомощного создания сердце пожилого доктора, повидавшего много боли, горя и смерти, смягчилось, и он кивнул.

Дилан нашел Нелл лежащей на койке в огромной палате, освещенной единственной свечой. Здесь все размещались вперемешку – мужчины, женщины, дети. Дилан обратил внимание, что на глаза большинства пациентов наложены повязки. Наверное, эти люди, как и Нелл, получили ранения, когда из окон вылетали стекла.

Хотя Нелл была напряжена, он не мог не признать, что она держится мужественно. Некоторые пациенты в этой палате бились в истерике. Возможно, им сообщили, что их близкие погибли или что они навсегда потеряли зрение?

Без всяких предисловий Дилан сунул в руки девушки живой пушистый теплый комочек, и она вздрогнула.

– Что это?

– Котенок. Я оставляю его вам, а сам отправляюсь на поиски вашей сестры. Как ее зовут и как она выглядит?

– Аннели Бакер. У нее каштановые волосы и серые глаза, – ответила Нелл и назвала адрес приюта. Дилан тут же подумал о том, что теперь в городе нет ни улиц, ни адресов.

Он положил на кровать Нелл папку с рисунками и сказал:

– Я обязательно вернусь.

– Кажется, я так и не поблагодарила вас за то, что вы меня спасли.

– Вас спасли ваши волосы, – смущенно ответил Дилан. – Они выглядели такими яркими и живыми на фоне черно-белого мертвого мира!

– Почему вы заботитесь обо мне? – ее взволнованный голос дрожал.

– Потому что мне больше не о ком заботиться, – честно признался Дилан.

– Ваши близкие погибли?

– Не теперь. Они умерли еще раньше, – ответил он и вспомнил о своих тетушках. Надо было найти их, но почему-то ему казалось, что в первую очередь он должен подумать о Нелл и ее сестре.

Дилан вышел на улицу. Все вокруг было покрыто толстым слоем снега, припорошившим следы смерти. Галифакс словно окутал саван. Тучи висели так низко, что казалось, будто они касаются руин.

Он направился к цитадели. Внутри укрылось много людей, и мало кто из них не был ранен или не потерял родных. Изо всех концов крепости доносились рыдания и стоны.

Дилан подумал о том, насколько война, ворвавшаяся в тыл, отличается от войны на фронте. На фронте ты думаешь лишь о себе и выстрелить могут только в тебя, а здесь погибают целые семьи!

Увидев людей, бродивших по цитадели и выкрикивавших имена своих близких, Дилан принялся делать то же самое. Краем уха он услыхал, что сиротский приют был разнесен в клочья, а тела несчастных детей размазаны о стены. И все-таки он продолжал поиски.

Когда он почти отчаялся, какая-то девочка тихо произнесла:

– Я Аннели Бакер.

На ней было серое платье и черный фартук, у нее были каштановые волосы и серые глаза, синяки и царапины на лице и руках, но – никаких серьезных повреждений.

Дилан склонился к ней.

– У тебя есть сестра?

– Да, ее зовут Нелл.

Он вздохнул с таким облегчением, словно с него свалился вековой груз.

– Она жива, и она тебя ищет!

– Где она?

– В больнице. Я отведу тебя к ней.

Заметив, что девочка колеблется, Дилан сказал:

– Не пугайся моего лица. Я пострадал на войне.

– Я не боюсь. Я вижу, что вы добрый.

Мороз усилился, потому молодой человек снял с себя пальто и набросил на плечи Аннели.

– Разве вам не холодно? – серьезно спросила она.

– То, что чувствуешь ты, гораздо важнее моих ощущений.

По дороге они немного поговорили. Аннели рассказала, что едва раздался звук взрыва, она забралась под намертво прикрученную к полу парту и вцепилась в чугунные ножки. Она была единственной в этом приюте, кому удалось спастись.

В свою очередь Дилан сообщил девочке о состоянии ее сестры и о том, как он ее нашел.

– Вы знали ее раньше? – спросила Аннели.

– Нет. Но она работала на моей фабрике.

– Вы останетесь с нами?

– До тех пор, пока в этом будет необходимость, – пообещал Дилан и добавил: – У меня есть котенок. Будет хорошо, если ты о нем позаботишься.

Аннели заметно оживилась.

– Котенок? А как его зовут?

– У него еще нет имени, но думаю, его надо назвать Галифакс.