Текст книги "Без жалости"
Автор книги: Лоис Гилберт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 16 страниц)
«Эми будет счастлива», – мысленно дала я себе слово.
Как бы я ни стремилась уехать, я знала, что прежде следует выяснить обстоятельства смерти Эдварда. Хотя мой отец не хотел меня знать и я ничем не была ему обязана, я чувствовала, что, пока не узнаю, как он закончил свои дни и кто его убил, приступить к переустройству собственной жизни не смогу.
Ждать, когда приедет полиция, продолжит расследование и сообщит, кто убийца, мне было невмоготу. Мне надоело выслушивать истины из уст других. Я хотела действовать самостоятельно и выяснить, кто прав, кто виноват, не прибегая ни к чьей помощи.
Комната Винсента находилась рядом с моей. Сейчас его там не было.
Я вышла в коридор. Мой внутренний голос говорил мне: «Оставь все это, не входи, не твое это дело». Рациональное в моем сознании восставало против затеянного мной расследования, так как его результаты были непредсказуемыми. Могло статься, что я докопалась бы до крайне печальных для меня и моих родственников истин, но я сказала себе: «Пусть самое страшное, но правда», – повернула ручку и толкнула дверь.
Первое, что я увидела, был экземпляр «Уолл-стрит джорнэл», лежавший на покрывале его кровати. Я взяла журнал и увидела, что он помечен вчерашним числом. Мне казалось, что с тех пор, как Винсент у нас поселился, прошла вечность, но на самом деле он находился на ферме не более двадцати четырех часов.
Его чемодан был открыт и лежал на полу рядом с кроватью. Я стала исследовать его содержимое, перебирая носки, трусы, футболки и несессеры. Вынув из чемодана футляр для бритвы, я положила его на кровать и расстегнула молнию. К большому моему удивлению, он был набит всевозможными таблетками и пилюлями – в бутылочках, коробочках и в прозрачных пакетиках.
«Зачем ему столько? – подумала я. – И какая, интересно, болезнь его гложет?»
Взяв в руки бутылочку, к которой был приклеен рецепт, я захотела узнать, что же такое прописал Винсенту врач, но в этот момент дверь распахнулась – в дверном проеме стояла Эми. Ее взгляд не предвещал ничего хорошего.
– По-моему, устраивать обыски уже вошло у тебя в привычку, – хмыкнув, сказала она.
Мне, признаться, до смерти надоели едкие замечания дочери, но я не хотела вступать с ней в перебранку, тем более сейчас.
– Винсент сидит на наркотиках. Я ему не доверяю.
– Ты никому не доверяешь.
– Сейчас у меня нет времени с тобой пререкаться, – сказала я, укладывая бутылочку в футляр. – Если хочешь мне помочь, давай искать вместе.
Эми не двигалась, но в глазах у нее проступил интерес к происходящему.
– Что же, интересно знать, ты ищешь?
– Оружие, к примеру. Его чековую книжку, дневник с детальным описанием событий последних дней – такой дневник, кстати, устроил бы меня как нельзя лучше.
– Так ты думаешь, что это он убил твоего отца?
Я пристально посмотрела на дочь.
– Да, я так думаю.
В зеленых глазах Эми промелькнула тревога. С минуту помолчав, она сказала:
– Он тебя убьет, если застанет здесь.
Я ничего на это не ответила, оставила чемодан и вытащила из шкафа большую синтетическую сумку на молнии, которую Винсент не позволил мне нести, когда мы вносили его вещи в дом. Эми с любопытством наблюдала за тем, как я, расстегнув молнию, один за другим извлекла из сумки два мужских костюма: один – темно-синий, другой – черный. В нагрудном кармане темно-синего костюма я обнаружила счет из гостиницы «Холидей инн», что в Итаке. В счете были проставлены даты: двадцать четвертое, двадцать пятое и двадцать шестое ноября, то есть вторник, среда и четверг прошедшей недели.
– Ну и о чем это говорит? – спросила Эми.
– Это говорит о том, что он солгал, – сказала я. – Он был в Итаке в тот день, когда убили Эдварда. – Я протянула счет Эми. Она просмотрела его и вернула – я же сунула его в карман.
Забыв на время о сумке, я вернулась к встроенному шкафу и вытащила висевший на плечиках роскошный халат Винсента из толстого шелка в полоску, подбитый более тонким шелком светлого оттенка, с воротником из черного атласа. В кармане халата я нашла маленькую золотую коробочку, наполненную белым порошкообразным веществом. Я лизнула палец, сунула его в коробку и осторожно попробовала порошок на вкус.
– Что это? – спросила Эми.
– Кокаин, – ответила я.
– Нам надо отсюда выбираться, мама, – сказала Эми. Она склонилась над чемоданом Винсента, засунула в него все те вещи, что выложила я, и закрыла крышку. О том, что чемодан был открыт, я дочери не сказала. Какой смысл? Винсент все равно узнает, что у него кто-то побывал.
– Брось это, – сказала я. – Иди к себе в комнату и сиди там. Я же тем временем поговорю с твоим дядей.
Я заметила в глазах у дочери страх: она боялась за меня, а это означало, что она во мне нуждается. Я протянула руку и коснулась ее щеки.
– Не волнуйся. Все будет хорошо. Закройся у себя в комнате и никуда не выходи. Я приду к тебе позже: нам с Райаном надо кое-что обсудить.
Когда я вернулась на кухню, то застала там брата, который вставлял вымытые тарелки в сушилку. Он встретил меня мрачно. Я подошла к стойке и с самым беспечным видом оперлась о нее.
– Взгляни, – сказала я, протягивая Райану счет из гостиницы в Итаке. – Ты знал, что Винсент был в городе?
Райан просмотрел его, вернул и покачал головой:
– Нет, не знал.
Я ему поверила. Мы обменялись с ним взглядами, в которых к страху примешивалось облегчение. Конечно, гостиничный счет был лишь косвенной уликой, но и ее было довольно, чтобы немного разрядить напряжение, сковывавшее Райана.
– Прошу тебя, Бретт, ничего ему не говори, – сказал Райан. – Я боюсь за тебя. Я боюсь за всех нас.
«Как странно, что все мы замешаны в деле об убийстве, о возможности которого еще вчера даже не подозревали», – подумала я.
Вдохновленная находкой, обелявшей до определенной степени Райана, я уже хотела бросить обвинение в убийстве Эдварда прямо в лицо Винсенту, но потом подумала, что Райан прав и раскрывать свои карты перед Винсентом раньше времени не стоит. Мне вовсе не улыбалась перспектива окончить жизнь, как Эдвард.
– Как думаешь, бабушка нашла завещание? – невинным голосом спросила я у Райана.
– Поскольку она все еще на конюшне, то думаю, что нет, – ответил он.
– Не хочешь пойти и помочь ей?
Он пожал плечами.
– Я начинаю думать, что отец уничтожил завещание и разыскивать его нет никакого смысла.
Райан взял из миски яблоко и стал его чистить. Я наблюдала за этим процессом, а сама задавала себе вопрос: почему брат так легко отказывается от денег? Ведь прежде он любил красивые дорогие вещи и хорошую еду. А как он разбирался в винах! Он был в состоянии отличить на вкус бургундское урожая 1947 года от бургундского 53-го.
Я сделала вид, что поверила в его слова.
– Я рада, что ты решил отказаться от поисков.
Райан нарезал очищенное яблоко на кусочки и высыпал их в сковородку для приготовления соусов, стоявшую на конфорке. Потом он взялся за другое. Его движения были точными и размеренными, как у робота. Когда он заговорил снова, я поняла, что мое замечание ему отчего-то не понравилось и он решил сменить тему.
– Мне не хватает Билли.
Я тоже скучала по нему, но никак не могла взять в толк, зачем он затронул эту тему именно сейчас.
– Он разбежался с адвокатом, с которым в последнее время водил дружбу. – Райан тяжело вздохнул и покачал головой. – Но это вовсе не значит, что он предложит мне вернуться в наш старый дом. Я его не виню. Последнее время я вел себя как форменный идиот.
Я не стала возражать. Развивать эту тему мне не хотелось. У меня накопилось к брату множество вопросов, и не терпелось задать их, пока никто не мешал.
– Ты знаешь что-нибудь о Ноа?
– Почти ничего. Знаю только, что он из какого-то местечка в Нью-Мексико.
– Он предоставил тебе какие-нибудь рекомендации?
– Да, кое-какие у него были, но я не стал их проверять. Думаю, его бумаги до сих пор валяются где-то у меня в офисе. Я узнал, каков он в деле, когда перевязывал на конюшне Стаггер Ли. Ноа так ловко ее стреножил, что она во время перевязки даже не шелохнулась. Других рекомендаций мне не потребовалось. Этот парень знает о лошадях все или почти все.
«Как это в духе Райана, – подумала я. – Он, разумеется, выше того, чтобы проверять рекомендации человека, которого берет на работу. Это, видите ли, для него слишком мелко. Но чему удивляться? Он и денежные счета никогда не проверяет».
Неожиданно я поняла, как мало мы знаем о Ноа и с какой легкостью приняли за чистую монету все то, что он о себе рассказывал.
«Опять же ничего удивительного, – сказала я себе. – Кажется, кто-то говорил, что крупные, сильные мужчины внушают доверие с первого взгляда, – или я ошибаюсь?»
– Мне бы хотелось, чтобы ты отыскал эти рекомендации и позволил мне их просмотреть, – попросила я Райана.
– Если тебе это так важно, я тебе их отдам, когда найду.
– Как думаешь, что сделает банк с нашей фермой?
Райан помешал в сковородке яблочный соус, повернулся и сказал:
– Как что? Нарежет землю на участки и будет продавать с аукциона. Лес, разумеется, спилит, а древесину продаст. Короче, что захочет, то и сделает. Это же будет его собственность, верно?
Яблоки шипели, наполняя кухню специфическим пряным ароматом. Это был запах осени. Запах дома. Я понимала Райана, но принять того, что он говорил, не могла. Все-таки удрать на время с родной фермы – это одно, а поверить в то, что угодья будут распродавать по частям, – совсем другое.
– Извини меня, Бретт, – сказал Райан. От пара его очки запотели, и я не видела его глаз. – Но так уж случилось, что нам всем скоро придется отсюда убираться.
– Ты знал, что наша мать покончила жизнь самоубийством?
– Знал. Это я первым обнаружил ее тело.
– Господи, Райан! Почему ты мне об этом не рассказал?
– Тебе тогда было два годика! Как я мог сказать крохотной девочке, что ее мать покончила с собой, приняв огромную дозу нембутала?
– Мне теперь тридцать два. Как ты мог держать меня в неведении тридцать лет?
– Думаешь, если бы ты все узнала, тебе бы от этого лучше жилось? И когда, скажи на милость, мне нужно было тебе об этом рассказать? В детстве? Или когда ты училась в школе? Или когда была беременна Эми? Не бывает удобного времени, когда нужно рассказать о таком. Я очень скоро это понял и решил сохранить семейную тайну. Я думал, что смогу защитить тебя от прошлого.
Я не сомневалась, что бабушка испытывала те же самые чувства, что и Райан. Вот почему я была лишена прошлого, или, хуже того, памяти. А раз так, то какой мне смысл находиться рядом с людьми, которые меня всего этого лишили? Если уж бабушка решила остаться на ферме и сражаться за нее до конца, то какое отношение имею к этому я? Оставаться здесь и помогать ей в этой борьбе мне уже не хотелось – тем более что бабушка передала все права на ферму Райану. Теперь, как мне думалось, она до конца прочувствует последствия своего поступка. Совершила ошибку она – и уж кому-кому, но не мне ее исправлять. Что же касается моего отца, у меня почти не оставалось сомнений, что его убил Винсент. Какой смысл тогда шнырять по углам, выискивая доказательства, подтверждающие эту версию, если мне лично для достижения душевного покоя достаточно того сознания, что я знаю, кто убийца?
Решение пришло мгновенно.
– Мы с Эми уезжаем с фермы, – сказала я.
Райан озадаченно спросил:
– Когда?
– Как только позволит погода и немного стает снег.
Брат некоторое время смотрел на меня в упор, потом выгнул бровь и произнес:
– Эми не захочет расставаться с отцом.
Райан угодил в точку. Я знала, что загвоздка именно в этом. Дэн, узнав о нашем отъезде, придет в ярость, но, если удастся уговорить Эми уехать со мной, он не сможет этому воспрепятствовать. Нужно только согласие Эми.
Райан вернулся к чистке яблок.
– Тебе пришла в голову неплохая мысль, Бретт, – сказал он, не поднимая на меня глаз. – Отсюда пора уезжать.
– В таком случае я начну паковать вещи, – сказала я.
Уж лучше что-то делать, а не сидеть сложа руки, дожидаясь, когда кончится буран. У нас в погребе лежали картонные коробки, и я решила спуститься за ними.
Райан кивнул и стал помешивать тушившиеся на сковородке яблоки.
Спускаясь по шатким ступеням, я почувствовала затхлый запах земли и плесени. Стены погреба были сложены из камня, пол в нем был земляной, а уж темнота в нем стояла непроницаемая – как в склепе. Я на ощупь нашла выключатель, щелкнула и зажмурилась от резанувшего по глазам яркого света.
Подслеповатые оконца под потолком погреба были полностью заметены снегом. Вдоль стен шли массивные деревянные полки, на которых хранились запасы картофеля, турнепса, лука и свеклы. Сверху стояли ряды стеклянных банок с консервированными томатами, сливами, грушами, яблоками, бобами и пикулями.
Картонные ящики были свалены в углу – в том месте, где находился бойлер. Напротив стояли канистры с газолином и металлическая бочка с керосином. Когда в доме гас свет, мы пользовались керосиновыми лампами. Я отметила про себя, где стоит бочка. Так, на всякий случай – вдруг понадобится.
Подхватив три коробки, я с трудом поднялась по лестнице и оказалась на кухне в тот самый момент, когда туда вошла бабушка, но я ее не заметила.
– Что, скажи на милость, ты собираешься делать со всеми этими ящиками? – спросила она, неслышно подходя ко мне.
У меня от неожиданности чуть не остановилось сердце, и я выпустила коробки из рук.
– Собираюсь паковать вещи.
Волосы у бабушки были взлохмачены, и выглядела она так, будто только что закончила генеральную уборку.
– И куда же ты собралась?
– Нам всем надо паковаться, ба, – заметил Райан. – Жить здесь нам уже не придется.
Бабушка сделала попытку пригладить волосы. Рука у нее при этом дрожала.
– Да не глупите вы. Мы обязательно отыщем это проклятое завещание. Уж если Винсент не сомневается, что оно здесь, стало быть, так оно и есть.
– Даже если ты его найдешь, мы с Эми все равно отсюда уедем, – заявила я.
Бабушка сделала вид, что не расслышала, взяла меня за подбородок и, повернув лицо к свету, внимательно осмотрела синяк.
– М-да, Бретт, синячок что надо.
Я дернула головой и бросила:
– Ничего, переживу как-нибудь.
– Я не обыскала только две комнаты в доме – твою и комнату Эми, – сказала бабушка. – Ты у себя в спальне уже искала?
– Да, но ничего не нашла.
– В таком случае давай поднимемся вместе к Эми и попросим разрешения осмотреть ее комнату.
– Не думаю, что это удачная мысль, ба.
Бабушка покачала головой.
– Что бы ни произошло между вами, завещание все равно надо найти. Слишком многое поставлено на карту. Кроме того, пора поставить девчонку на место. И не смей ее больше защищать. У меня нет ни малейшего желания оскорблять или унижать Эми, но это великовозрастное дитя совершенно вышло из-под контроля. То, что она тебя ударила, – недопустимо, и ей необходимо основательно вправить на этот счет мозги.
– С Эми я разберусь сама.
– Но меня тревожит не только ее склонность к насилию, детка. С тех пор как она сюда переехала, мы с Райаном не раз замечали, что в доме стали пропадать вещи и деньги. У меня, например, пропало несколько ювелирных украшений и около двухсот долларов. Райан, не ты ли говорил мне на прошлой неделе, что недосчитался некоторой суммы?
Райан не смолчал.
– Это верно, Бретт. У меня из ящика стола исчезло восемьдесят долларов.
Бабушка взяла меня за плечи и легонько тряхнула.
– Слышала? Мы не можем позволить, чтобы такое продолжалось и впредь. Игнорировать это – значит, в каком-то смысле наплевательски отнестись к девочке. Она должна наконец понять, что ее поступки предосудительны и что мы на нее обижены.
Я покраснела.
– С ней сейчас происходит то, что в детской психологии называется фазой компенсации.
– А что, если Винсент считает, что завещание у Эми? Что, если она выкрала документ у него из комнаты? Если это так, ей угрожает большая опасность.
– Не думаю, что Винсент причинит ей вред, – выпалила я, хотя нисколько не была уверена в своей правоте.
– Он причинит вред кому угодно – только бы наложить лапу на завещание Эдварда. Нам с тобой, Бретт, необходимо поговорить с Эми – для ее же блага.
– Я отказываюсь, – сказала я. – Она и так уже через многое прошла.
– В таком случае я поговорю с ней сама, – сказала бабушка не допускающим возражения тоном. Выпрямив спину и еще раз пригладив волосы, она вышла из кухни и, шурша платьем, быстрым шагом направилась через гостиную к лестнице.
Мы втроем стояли в коридоре у двери в комнату Эми. Я постучала.
– Эми, открой. У меня важное дело.
Дверь распахнулась. Эми одарила нас холодным взглядом, а потом вернулась к своей постели, на которой улеглась слушать свой плейер.
– Эми, нам надо с тобой поговорить, – сказала бабушка.
– Ну так говорите, – промолвила Эми, приподнимаясь на локте, чтобы лучше видеть бабушку. Ее лицо было бесстрастным, как античная маска.
До чего же она похожа на Эмили, подумала я. У нее такой же уверенный взгляд и выражение лица, которое невозможно разгадать. Черт, они друг друга стоят.
Голос бабушки был мягким, как бархат, но под этой мягкостью скрывалась железная решимость.
– Твой дедушка, Эми, перед смертью завещал все свое состояние Райану. Очевидно, что существует всего один экземпляр завещания. Если мы не найдем его до того, как его найдет Винсент, у нас отберут за долги ферму.
– А какое это имеет отношение ко мне? – холодно спросила Эми. Казалось, известие о потере фермы нисколько ее не удивило. «Уж не подслушивала ли она, чего доброго, под дверью, когда Райан рассказывал нам о закладной? – подумала я. – Или она просто не хочет, чтобы бабушка заметила ее удивление и испуг?»
Бабушка присела на кровать.
– Я волнуюсь за тебя, Эми. Если завещание у тебя, Винсент может на тебя напасть.
– Так вы думаете, что завещание Эдварда у меня? – спросила Эми, посмотрев мне прямо в глаза. Потом она откинулась на спинку кровати и улыбнулась. Определенно, смущение, которое я испытала в тот момент и не сумела скрыть, доставило ей немалое удовольствие.
– Мы все заметили, что в последнее время в доме стали пропадать кое-какие вещи, – продолжала говорить бабушка. – Но воровать у нас – одно дело, а выкрасть завещание у Винсента – совсем другое. Пойми, ты можешь оказаться в чрезвычайно опасном положении. Тебе необходимо передать документ нам.
Я заметила, как на бледных щеках Эми проступили два ярких розовых пятна – признак смертельной обиды. Оскорбления жгут нас тем сильнее, чем больше имеют под собой оснований.
– Идите вы все к черту! – заявила Эми.
Бабушка продолжала говорить негромко и мягко – почти нежно:
– Я просто пытаюсь тебя защитить.
– Мне не страшна ни ты, ни твои намеки, Эмили. Выметайтесь отсюда – все! Сейчас же!
– Райан, Бретт, – сказала бабушка. – Выведите Эми отсюда. Я намереваюсь обыскать ее комнату.
– Нет, – сказал Райан.
В эту минуту я любила его больше, чем когда-либо.
У бабушки гневно блеснули глаза.
– Ты сделаешь это, Райан, – ради меня, – медленно, чуть ли не по слогам произнесла она.
– Нет, – снова сказал Райан. – Так дела не делаются.
Бабушка вскочила с места и бросилась к двери. Задержавшись в дверном проеме, она повернулась и посмотрела на свою правнучку.
– Мне нужно это завещание, Эми, – сказала она, но уже совсем другим голосом. Теперь в нем слышалась мольба.
– Пошла ты! – заявила Эми. Хотя в ее голосе не было страха и в нем отзывалось холодное спокойствие видавшего виды человека, лицо ее с каждой минутой все больше наливалось кровью: все-таки эта сцена затронула ее чувства, и основательно.
Бабушка выскочила в коридор и, сердито стуча каблуками, быстрым шагом двинулась к себе в комнату.
– Пойдем отсюда, Бретт, – предложил Райан, дергая меня за рукав. – Похоже, Эми не очень-то хочет нас видеть.
– Ты иди. А я останусь. Мне необходимо с ней поговорить.
Райан посмотрел сначала на меня, потом на Эми. Эми кивком дала ему понять, чтобы он уходил.
Я молчала, собираясь с мыслями и подыскивая нужные слова. Они всё не приходили, и молчание стало затягиваться. За это время Эми успокоилась, жаркий румянец у нее на щеках исчез и лицо приобрело прежнее бесстрастное выражение.
Я подошла к ее кровати и присела на краешек.
– Тебе не кажется, что ты слишком уж напустилась на бабушку? – спросила я.
– А что – мне надо было сказать ей, что завещание у тебя? – с сарказмом произнесла Эми.
Я храбро выдержала ее колючий взгляд и снова обратилась к ней с вопросом:
– Скажи мне, Эми, где ты взяла завещание? Поверь, мне очень важно это знать.
Эми поморщилась, отвернулась и стала смотреть в окно. За бесстрастной маской, которая скрывала ее мысли и чувства, и обличьем зрелой девицы на мгновение проступили сомнение и неуверенность, свойственные маленькой девочке, какой она когда-то была.
– Прошу тебя, скажи мне правду. Обещаю, что не стану тебя наказывать, что бы ты ни натворила.
Эми опустила голову.
– Тебе это не понравится, – пробормотала она.
– Понравится, не понравится – не важно. Мне нужно знать правду.
– Я хотела увидеть труп, – сказала она, нервно покусывая кончик ногтя.
– Помню. Но тебе же запретили. Даже твой отец не дал на это согласия.
– Запретили, да. Но я его видела.
– Не может быть, – пролепетала я. Мысль о том, что она видела тело Эдварда, развороченное картечным выстрелом в упор, показалась мне ужасной. Даже я, повидавшая на своем веку немало мертвецов, не могла смотреть на полуразложившийся труп, в котором уже завелись черви.
Эми заговорила снова. Голос у нее был такой тихий, что мне, чтобы услышать хоть что-нибудь, приходилось напрягать слух.
– Я оседлала Каледонию и проехала к тому месту напрямик, через лес. А потом, обогнув водопад, вернулась кружным путем.
– Значит, ты оказалась там раньше нас? Ну и скачку же ты устроила. Летела как на крыльях.
Эми пожала плечами.
– Каледония любит скачку. Я отпустила поводья и предоставила ей возможность показать, чего она стоит. Труп оказался в том самом месте, на какое ты указала. Лежал прямо посреди тропы. Ну, я слезла с лошади и осмотрела его.
– Ты взяла бумажник Эдварда? – спросила я, стараясь не выдавать охватившего меня волнения.
Эми пристально посмотрела на меня.
– Да.
Я закрыла лицо руками.
– О Боже!
– Я не собиралась оставлять его себе, – сказала она. – Просто хотела выяснить, кто этот человек. Но потом услышала голоса людей, испугалась и ускакала. У меня не было времени, чтобы сунуть бумажник ему в карман.
– Значит, завещание находилось у него в бумажнике?
– Да. Но тогда я об этом не знала. Я заглянула в него позже, когда вернулась в дом. Обнаружила завещание и стала его читать. Ну а потом появилась ты… Но повторяю, когда я потрошила бумажник, я не знала, что это бумажник Эдварда. Я всего лишь хотела выяснить, кто этот человек и откуда сюда приехал. Я очень тебя прошу – не говори об этом отцу.
– Даже и не знаю, смогу ли я выполнить твою просьбу, – пробормотала я, прикидывая в уме, сколько лжи мне придется нагромоздить, чтобы скрыть поступок Эми. – Бумажник-то у тебя остался?
Эми вспыхнула.
– Я швырнула его в пруд до того, как началась буря и пруд замерз. В бумажнике, кроме завещания, находилось еще несколько кредитных карточек.
– Наличность ты, конечно, оставила себе?
Эми утвердительно кивнула. При этом у нее порозовели уши.
– Послушай, Эми, почему ты воруешь деньги? Или есть какая-нибудь вещь, которую ты очень хочешь купить?
– Я хочу купить себе машину, – едва слышно произнесла Эми.
– Но у тебя даже нет водительских прав. Ты ведь еще несовершеннолетняя.
– На прошлой неделе я ездила в транспортную полицию и проходила тесты. Ты, возможно, этого не знаешь, но существуют особые правила для подростков, которые живут на удаленных фермах. Им разрешается получать права в пятнадцать лет. Между прочим, тесты я успешно прошла и права получила.
– А зачем, скажи на милость, тебе понадобилась машина?
Губы у Эми задрожали, а ее глаза наполнились слезами.
– Я хотела куда-нибудь отсюда уехать.
У меня словно рот забило пеплом.
– Ты хочешь сказать, что собиралась вернуться к отцу? Или ты намеревалась сбежать из дома?
Она покачала головой. Я сразу подметила, что дочь гложет какая-то душевная печаль.
– Я здесь несчастлива, – пролепетала она. – Я говорила тебе об этом тысячу раз, но ты не обращала внимания на мои слова. Я ненавижу школу. А ферма так далеко от города, что нельзя пойти ни на вечеринку, ни на свидание. У нас даже кабельного телевидения нет.
Я попыталась было что-то сказать, но Эми перебила меня и заговорила снова – быстро-быстро, так, будто боялась, что потом у нее не хватит силы духа все это повторить.
– А что мне здесь делать? Ты бродишь по дому как лунатик и занимаешься только тем, что ходишь на охоту да слушаешь бабушкины запиленные пластинки. Ты же врач, мама. Почему ты не работаешь?
Я задумалась: в самом деле, почему я не работаю? Ответить на этот вопрос было не так-то просто. Прежде чем я успела найти нужные слова, Эми продолжила свою маленькую речь, с жаром излагая точку зрения на мою жизнь и мои поступки.
– Я всегда думала, что взрослые знают, чего хотят, и умеют устроить свою жизнь. Но оказалось, что это не так. Взять хоть тебя, к примеру: ты взрослая, а жизнь у тебя не складывается. Главное же – ты не хочешь ничего делать и почти не разговариваешь со мной.
– Неправда! – воскликнула я. – Я все время пыталась с тобой заговорить, но натыкалась на стену!
– Я не могу общаться с тобой, как прежде. Ты не хочешь больше говорить об обычных житейских вещах. С тех пор как ты вернулась, мои слова об одежде, косметике и музыке тебя раздражают. Ты ненавидишь все, что люблю я: MTV, видеоигры, рок-группы. Если бы ты знала моих друзей, ты бы их тоже возненавидела. Ты даже отца, и того ненавидишь.
– Не понимаю, при чем здесь твой отец?
– Ты сама знаешь, что он по-прежнему тебя любит. И он мог бы – если бы ты только позволила – о тебе позаботиться.
«Ничего-то ты не понимаешь, Эми, – подумала я. – Тех отношений, что связывали когда-то нас с Дэном, уже не вернуть».
– Мы с твоим отцом уже не сойдемся – никогда.
– Конечно, не сойдетесь, особенно если ты будешь трахаться с тем ковбоем, – проговорила Эми.
– Тебе придется с этим свыкнуться, – бросила я.
– Что бы ты, интересно знать, запела, если бы узнала, что я тоже с ним трахаюсь? – спросила Эми. – Он, между прочим, уже не раз на меня поглядывал. Обволакивал, так сказать, взглядом. Так что же ты бы мне сказала, если бы узнала, что я с ним сплю? Порадовалась бы за меня, так, что ли?
При этой мысли у меня болезненным спазмом перехватило желудок, но я не выдала охватившего меня волнения и спокойным голосом сказала:
– Мы с Ноа взрослые люди, Эми. У нас есть право на личную жизнь, пусть мы и сошлись с ним по ошибке.
– Что-то не нравятся мне такие ошибки, – проворчала Эми.
– От твоих я тоже не в восторге.
Некоторое время мы смотрели друг на друга в упор, а потом сразу, как по команде, отвернулись.
Когда Эми заговорила снова, в ее голосе уже не было прежнего холода и отчужденности и у меня сложилось впечатление, что она вдруг помолодела – лет эдак на пять.
– С тех пор как вы с отцом расстались, у тебя в душе как будто что-то надломилось – ведь недаром ты улетела на другой конец земли. Потом, когда ты едва живая оттуда вернулась, я очень боялась, что ты умрешь, но ты, к счастью, поправилась. Теперь я боюсь того, что ты опять соберешься куда-нибудь и умчишься, не сказав мне ни слова. Другими словами, я боюсь потерять тебя снова.
– Нет, детка, – сказала я, испытывая пронзительную жалость к дочери. – Теперь, если я куда и уеду, то только с тобой.
Я пододвинулась к дочери поближе и заключила ее в объятия. Это уже была не та голенастая девочка, которую я когда-то обнимала. Я держала в объятиях взрослую девушку, почти женщину, но от этого мои чувства к ней не становились менее горячими. Ведь это была моя дочь, и я знала, что она во мне нуждается. Эми вела себя тихо, как мышка. Казалось, она даже перестала дышать.
– Дыши нормально, – прошептала я ей на ухо. – Полной грудью.
Дочь перевела дух, а потом ее дыхание участилось и постепенно перешло в рыдания. Хотя она была уже большая девочка, плакала она точь-в-точь как прежде – громко, содрогаясь всем телом и заливаясь горючими слезами. Ее слезы лишний раз напомнили мне, какой дурной матерью я была для нее все эти годы. «Сколько же боли я ей причинила!» – подумала я, и мне стало стыдно.
Эми высвободилась из моих объятий, вынула из пакетика на столе бумажный платочек и высморкалась.
Мне вдруг ужасно захотелось есть. На кровати лежал надкусанный шоколадный батончик. Я взяла его, сорвала фольгу и стала жевать.
– Ты, мам, прямо как маленькая, – сказала Эми и хихикнула.
Я снова пододвинулась поближе к дочери и даже рискнула положить голову ей на плечо.
– Я помню, какой ты была, когда тебе исполнилось шесть, – тихо и доверительно обратилась я к ней. Таким голосом я рассказывала ей в детстве перед сном сказки. – Так вот, когда тебе было шесть, ты казалась существом не от мира сего, выходцем с другой планеты. «Умная не по годам» – как говаривал твой отец. Как-то раз ты забралась в нашу с Дэном постель и прошептала мне на ухо: «Мне приснился сон». Дэн к тому времени уже вовсю храпел.
«И что же тебе приснилось?» – спросила я сонным голосом.
«Мне приснилось, что я – жрица древнего царя, – сказала ты, – и должна освящать молитвой тушки всех животных, которых забивают для его стола, чтобы мясо стало священным».
Эми с улыбкой посмотрела на меня.
– Ты все это сама придумала. Только что.
Я подняла вверх два пальца.
– Клянусь, все именно так и было. Но меня гораздо больше удивило то, что ты сказала потом. А сказала ты вот что: «Однажды я забыла освятить мясо и очень испугалась: решила, что испортила царский пир. Но потом подумала, что ничего страшного, в общем, не случилось и мясо без моих заклинаний не стало менее вкусным».
Эми прилегла на постель, и ее голова коснулась моей.
– Ты сумасшедшая, – пробормотала она, но голос ее звучал тепло.
Я легонько вздохнула и прижалась к щеке дочери.
– Да, детка. В детстве ты часто меня удивляла. Впрочем, почему только в детстве? Ты и сейчас продолжаешь меня удивлять, – сказала я, вспомнив про синяк, украшавший мою скулу, после чего добавила: – Извини, что я дернула тебя за волосы. Это произошло случайно.
– Я сожалею, что ударила тебя, – прошептала Эми.
Я хмыкнула.
– Кто, интересно знать, научил тебя так драться?
– Отец, – сказала она. – Он водил меня в гимнастический зал. – Эми взяла мою руку и переплела пальцы со своими. – Знаешь что? Мне надоело на тебя злиться.
Я удовлетворенно вздохнула: кажется, наши с Эми отношения впервые за долгое время стали налаживаться.
– Мне тоже.
– Знаешь… – протянула Эми, – с тех пор как ты нашла тело Эдварда, наша жизнь стала такой странной… и полной опасностей. Особенно когда приехал Винсент.
