Текст книги "Лиза и силовики (СИ)"

Автор книги: Лизанька Сонце

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 16 страниц)

Встреча шестая. Заботливый Марат

Нет ничего досадней, когда чешется, а почесать не можешь. Или руки заняты, или обстоятельства не позволяют. Как, например, потереться о дверной косяк на приёме в высших сферах. В лучшем случае примут за деревенщину.

Сейчас колено зудело так, что Лиза была готова практически на всё, лишь унять противный зуд! Рвать зубами, колоть иголками, резать ножами, да только... Нет, надо держаться, он не услышит от неё и стона!

Чтобы не видеть ненавистное отражение в зеркале на потолке, Лиза крепко зажмурилась. Нечего там смотреть!

Зеркало на потолке сделали специально, она в этом уверилась за долгие часы наблюдений. Чтобы знала и проникалась, кто она есть: голая, распятая на стальной плите, как лягушка на столе вивисектора. Беспомощная, как та же лягушка, даже беспомощнее. Лягушка, по крайней мере, могла умереть со временем, а Лизе её мучители не собирались доставлять такого удовольствия.

И ничего нельзя сделать. Ни сплести заклинания, ни даже прочитать магической формулы! Руки и ноги схвачены жёсткими колодками, пальцы на руках и ногах держат крепкие зажимы, а во рту – брусок-расширитель с отверстием посередине, чтобы дышать. Через эту же дырку Лизу кормили и поили. Как гуся.

О-о-о!.. Как же чешется! Где этот проклятый Марат?!

Мягко чавкнула дверь.

– А вот и я! – радостно сказал Марат. – Соскучилась, зайка?

Мысли он, что ли, читает?

– Ы-ыы!.. – замычала Лиза.

Как она ненавидела себя в эти минуты! За слабость, за то, что полностью, до печёнок зависит от Марата, за то, что попалась, за то, что позволила себе поверить. И кому? Ивану Иванычу! Бандиту! А он её продал.

– Болит что-то? – встрепенулся Марат, наклоняясь над Лизой. – Вот непоседа, ни на минуту нельзя тебя одну оставить!

Лиза яростно, насколько позволял подголовник, замотала головой.

– Чешется? – оскалился Марат. – Здесь?.. Здесь?

Скорее же, что ты догадаться не можешь, сопля чернявая, щуплая, узкоплечая, так бы соплёй-то и перешибла!

– Ы! – выдохнула Лиза.

– Ниже? Ещё ниже?

– Ы-Ы-Ы!!

Проклятье, как же хорошо... Как она его ненавидит!

– Ты можешь гордиться мною, солнышко, – сообщил Марат, оставляя её колено. – Когда ты у нас появилась, мне дали всего лишь два дня на подготовку, и я справился.

Он отошёл в сторону, теперь Лиза его не видела, только слышала чуточку манерный, слащавый голосок. Да мужик ли он?

Марат звякал стеклом, шуршал бумагой и говорил, говорил:

– Хорошо, у меня проект был, я как знал. Оставалось размеры под тебя подогнать, ты, лапочка, девица субтильная, тонкая, не то, что мужики, под которых я это всё изобретал, но мастерская у нас хорошая, и мастера опытные, так что всё сделали. Ну, пришлось ночку без сна провести, зато люлька у тебя – загляденье!

– Сейчас, котёночек, я тебя купать буду, – продолжал Марат. – Так что, если хочешь писать или какать, давай уж сразу, чтобы потом грязь не разводить. У нас с тобой скоро большой человек в гостях будет, не случилось бы конфуза, да, солнышко? Вот и молодец!

Зашумел мотор, плита встала почти вертикально, и Лиза повисла на локтях и запястьях.

– Сейчас, милая, сейчас...

Марат переключил что-то внизу, Лиза ощутила пятками ребристый металл и с облегчением опёрлась на ноги.

– Будешь чистая, шелковистая, – приговаривал Марат и поливал её из шланга тёплой водой. Затем намылил и начал тщательно мыть – везде.

Вот же гад заботливый, думала Лиза, ощущая на себе сильные и аккуратные руки. Вот же сволочь добросовестная, ведь он мнит себя нужным, честным работником, он, наверное, даже любит её – как объект, препорученный его заботам. Да чтоб ты сдох.

Марат тщательно промыл её волосы, стараясь не попасть ни в глаза, ни в рот, потом высушил их феном.

– Ну, вот, – сказал он, оглядывая результаты трудов праведных. – Теперь мы готовы, зайка!

Снова заурчал мотор, плита приняла исходное положение, и Лиза снова увидела своё отражение на потолке. Вот ведь что делают шампунь и вода. После купания даже настроение улучшилось. Она красивая, ведь правда? Даже с разбросанными руками и ногами. А этот Марат, эта тварь! Кажется, рассматривая её, он даже не возбудился и не увидел в ней женщину. Как санитар в морге. И даже губу от обиды не укусить – с такой-то дрянью во рту!

Плевал Марат на её страдания. Фальшиво насвистывая под нос какую-то мелодию, он возился позади Лизы. Притащил и свалил чуть не ей на живот связку проводов. Лиза поёжилась: провода были холодные и возбуждали неприятные предчувствия. На конце одного из проводов болтался полированный медный цилиндрик. Потом Марат намазал лизины щиколотки и запястья спиртом или чем-то похожим, и защёлкнул на них прорезиненные манжеты, к каждой из которых присоединил клемму одного из проводов. Такой же вонючей дрянью он густо смазал цилиндрик – и сунул его Лизе между ног, внутрь.

– Ы!

– Извини, золотая, – пожал плечами Марат. – Придёт большой начальник, ты помнишь? Будь хорошей девочкой, веди себя прилично. Кляп я вынимать не буду, уж извини, видел я твои художества. Так что перед нами встаёт проблема коммуникации, понимаешь? Я – или наш гость, заинька, – станем задавать тебе вопросы, а ты будешь отвечать правду и только правду. Надо сказать «Да», – мигнёшь один раз. Чтобы сказать «Нет», – мигнёшь два раза. Если соврёшь, будет больно, вот так:

И сразу Лизу пронзила острая боль! Она родилась в промежности, поднялась выше и лопнула, словно в животе взорвалась стеклянная граната.

– Ыа!.. Ы-ы-ы-ы!..

– Неприятно, знаю, – печально сказал Марат. – Но ты должна понимать, бриллиантовая, какое будет наказание. Надеюсь, мне не придётся нажимать кнопку. Мы мирно поговорим и разойдёмся, довольные друг другом, – он улыбнулся. – То есть, это наш гость уйдёт, а мы останемся. Я немножко проветрю, ты не против? – внезапно, без перехода спросил он.

Заботливый Марат явно издевался. Конечно, она против! Вдруг её увидят из окна, когда она в таком виде? К Марату она уже как-то привыкла, куда ей деваться-то, но прочие?

– Вижу, ты согласна, – оскалился Марат и ушёл ей за спину.

Потянуло свежестью, и тут Лиза поняла, насколько тяжёлым, спёртым воздухом она дышала все эти дни. Она пила свежий воздух носом, смаковала каждую молекулу, касавшуюся обонятельных рецепторов, но не могла отделаться от мыслей об окне. Вдруг оно выходит на людный проспект? Вдруг каждый прохожий может подойти и полюбоваться на её беззащитную тушку? Заботливый Марат, пришло ей в голову, наверняка берёт за просмотр деньги. Зачем он так часто выходит наружу? Стоит, наверное, у шторки, получает мзду и шторку отодвигает: смотрите, люди добрые, вот голенькая Лиза.

Чушь. Чушь, чушь и ещё пятьдесят раз чушь. Не для того её захватывали, не для того прилетали на вертолёте, чтобы демонстрировать как в анатомическом театре.

Всё это Лиза понимала. Умом. Но, как водится, залезет дурная мысль в голову, ничем её оттуда не выбьешь. Особенно в её положении, когда она не может даже оглянуться!

Сквозняк усилился, у Лизы по коже побежали крупные мурашки. Это могло значить только одно: дверь открыта. Большой человек, о котором предупреждал Марат, явился.

– Что это значит, лейтенант? – раздался незнакомый голос.

– Я н-не понял, господин генерал-лейтенант, – пролепетал Марат. – Что именно?..

– Почему она в таком виде? Накрыть немедленно!

– Есть!

Раздался грохот, Марат так торопился выполнить приказ, что сбил по пути какую-то мебель.

Через минуту Лиза была укрыта простынкой в цветочек. Какой удивительный гость…

Тем временем генерал-лейтенант подошёл и наклонился над Лизой. Вот он какой, Большой человек… Пока генерал, поджав губы, рассматривал Лизу, она, в свою очередь изучала его.

Ничего особенного. Невысокий, седоватый, под острым носом щёточка усов. Натуральный крысюк!

– Она сможет отвечать на вопросы? – посетитель оглянулся к Марату.

– Так точно, господин генерал-лейтенант! – доложил лизин попечитель. – Но… только на простые вопросы. Да или нет. Я бы не рисковал…

– Что?!

– Разрешить ей эээ… говорить, господин генерал-лейтенант, – ответил Марат, вытянувшись в струнку. – Опасно, господин генерал-лейтенант!

– Опасно… – протянул генерал. – Да уж, после всего этого…

Странные метаморфозы происходили с его аурой. Если сперва в ней преобладали решительность и любопытство, то теперь гость был явно раздражён, зол и растерян одновременно. Проще говоря, разочарован.

– Хорошо, лейтенант, – сказал он, – продолжайте заниматься по плану.

Развернулся и стремительно вышел. Щёлкнул замок дверей.

– Занимайтесь по плану, – вполголоса передразнил генерала Марат. – Есть у нас план, золотая?

***

– Никогда здесь не была, – сказала Наталья. – Очень уютно. Правда, я и вообще-то в ресторанах мало бывала. Не то, что ты, Кот.

– Ерунда, Наташа, – Кот передал ей меню. – Некогда мне было по ресторанам ходить. Некогда и не с кем. Выбирай пока.

Здесь Викентий Казимирович немного покривил душой. Рестораны – важная часть службы оперативника. В ресторане клиент неосознанно расслабляется иблагодушествует. Сама обстановка располагает к доверительности и откровенным разговорам. Будь ты хоть какой хитрец, а магия интерьера подействует и на тебя. Генерал это знал, и визави его знали, но он пользовался лучше.

Приятно пахло сельским домом. Облицовка стен, лестницы, колонны, потолочные перекрытия, столы и этажерки с цветами, стойка бара, – всё было сделано из светлого некрашеного дерева. С потолка свисали сплетённые из лозы светильники, к стенам крепились такие же кашпо и бра. Пол выстилал двухцветный – золотисто-салатный – паркет, дополняли ансамбль мягкие кресла в тон паркета.

– Как вошла, думала, тут лавки будут, – сказала, откидываясь назад, Наталья.

– Это было бы слишком, – ответил генерал. – Но лавки тут есть, широкие сосновые лавки. В подвале пивной бар от ресторана. Можем переместиться туда, но там ничего кроме пива. Ну и закуски, рыбка, сухарики всякие, сама понимаешь.

– Нет уж, генерал, – сказала Наталья. – Давай тут. Пива я могу и дома попить.

– Я тоже так думаю, – согласился Кот. – Выбрала?

– Да.

– Девушка! – Викентий Казимирович поднял руку.

Официантка приняла заказ и оставила их одних.

Их стол стоял на возвышении, под галереей. Её поддерживали полированные, уложенные крест-накрест балки из сосны. Между балками располагались полки с цветами, вазами и глиняными фигурками фантастических зверей. Всё вместе создавало иллюзию уединения.

– Хорошо играют, – сказала Наталья.

Напротив, на подиуме, скрипичный квартет в сопровождении арфы наигрывал негромкую элегическую мелодию.

– Да, – согласился генерал.

В полумраке женщина казалась моложе, чем на самом деле. Или, рассудил Викентий Казимирович, при ярком свете она казалась старше, чем была. Так даже правильнее, ведь самые важные слова говорятся именно при таком освещении.

– Что тебя гложет, Викентий? – внезапно спросила Наталья. – Что ты хочешь спросить на этот раз?

– Может быть, я просто соскучился, – ответил Кот.

– Не верю, – помотала Наталья головой. – Ты слишком генерал.

– Зря не веришь, – сказал генерал. – Что, если генерал, то уже и не человек?

– Человек, – произнесла Наталья. – Но очень занятой, очень загруженный и озабоченный человек.

– То есть ты не считаешь, как некоторые, – спросил Кот, – что в генералы пробираются сплошь карьеристы и бездельники?

– Почему я должна так считать? – удивилась Наталья. – У меня, между прочим, отец полковник. Был. Ты что, не знал?

– Откуда?

– И ты не читал моё, как там у вас называется… досье?

Викентий Казимирович смутился.

– Читал, – признался он. – Но забыл. Или не обратил внимания. И вообще, мне куда интереснее ты, чем досье!

– Как мило, – ответила Наталья.

Принесли закуски и горячее. Викентий Казимирович разлил вино.

– Ты зловредный искуситель, – сказала Наталья. – Я растолстею.

– От спагетти с грибами?!

– Ты не представляешь, генерал, как мы, женщины, быстро набираем вес!

Она ловко намотала спагетти на вилку, протянула Коту бокал:

– Дзынь!

– Дзынь, – улыбнулся Кот, протягивая свой.

Они соприкоснулись бокалами. Возник и умер тонкий, печальный звон.

Генерал сделал глоток. Хорошее вино. Надо иногда выбираться в приличное место, иначе зачем жить? Вообще, он возмутительно мало обращает внимание на комфорт. Служба, будь она неладна, заботы об Отечестве.

– Ты его поймал, – сказала внезапно Наталья.

– Кого?!

– Не притворяйся, генерал. Ты его поймал, мага своего. И теперь ты хочешь узнать, что с ним делать.

– Ничего от тебя не скроешь, – пробормотал Кот. – Ты точно колдунья. Вот, полюбуйся, съёмки велись с разных камер, но тут ни капли спецэффектов или компьютерной обработки. Репортаж как он есть.

Он запустил на смартфоне ролик. Плевался огнём дракон, летело кирпичное крошево, когда файерболы врезались в стены, чадил старый тополь. Перед бегущими бойцами разверзались призрачные пропасти, вырастали леса или вздымались горы, – и всё это на обычном картофельном поле! Река, которая не вставала иногда всю зиму, покрывалась толстым слоем льда, и этот лёд так же стремительно пропадал, быстрее, чем в печи.

И маленькая, раскинувшая в стороны руки, фигурка на веранде каменного особняка.

Наталья молча вернула гаджет генералу.

– Что посоветуешь? – посмотрел на неё Кот.

– Да уж, – сказала Наталья , – свалился ты на мою голову со своей магичкой.

– Магичкой?

– Это женщина, – ответила Наталья. – Думал, я не замечу? И вообще, я тебе тут не советчик, сам заварил кашу – сам и расхлёбывай.

– Чисто теоретически… – начал Кот.

– Только не надо про теорию! – фыркнула Наталья. – Теоретически можно было в прошлый раз рассуждать. А теперь… Вертолёт-то она подбила по-настоящему, даже не она сама, а фантом! По уму, её надо с извинениями отпустить и молиться, чтобы не злопамятная была.

– Ага, – хмуро сказал генерал. – Отпустить…

Цугцванг. Как не сделаешь, всё плохо, особенно после всего, что учинил с объектом «Лизавета» старательный идиотик Марат. Генерал поморщился: глупо свои ошибки сваливать на других!.. Не продумал, не проконтролировал, спихнул решение на подчинённых. Вот и получай вместо человека, который может слушать и слышать, злобную оскорблённую фурию. Правда, как говаривал, – если верить писателю Анатолию Рыбакову, – товарищ Сталин, нет человека – нет проблем. Так что…

– Ты о чём это задумался, генерал? – спросила Наталья. – Знаю я вас, вояк, гадость какую-то замышляешь!

– Почему? – вскинул брови Викентий Казимирович.

– Морда у тебя специфическая стала, – сказала Наталья. – Злая. Повидала я такие морды. Так что, если надумаешь её убить, то имей в виду…

– Обижаешь, начальник, – пробормотал Кот.

– Имей в виду, – повторила Наталья. – Телефон свой заберёшь, и никаких консультаций! Прокляну навсегда. Мне, конечно, до этой девочки далеко, но всё равно. Уяснил, генерал?

– Ну тебя, – смущённо сказал Кот. – Развела пропаганду. Не собирался я никого убивать.

– Нет? – ехидно поинтересовалась Наталья.

– Нет, – сказал Викентий Казимирович. – Но у меня, извини, работа такая. Обязан рассмотреть все варианты.

– Вот тебе ещё один, – сообщила Наталья язвительно. – Эта девица такими силами ворочает… Ты её, предположим, убьёшь, а оно как рванёт! Думал об этом?

– Что за тема для разговора? – Кот в раздражении отбросил салфетку. – Убьёшь, рванёт? Почему ты не веришь, что я просто хотел с тобой повидаться? Соскучился, понимаешь?

– Верю я тебе, верю, – сказала Наталья. – Давай вино пить.

– И танцевать? – с удивившей его самого робостью спросил Кот.

– И танцевать, – улыбнулась Наталья.

***

Теперь, когда они «занимались по плану», ненавистный Марат часто и надолго уходил. Лиза без конца пялилась в зеркальный потолок и мечтала о казнях, которым она, освободившись, подвергнет своего заботливого тюремщика. Свобода была близка, достаточно вернуть власть над пальцами хотя бы одной руки, но и недостижима. Марат два раза в сутки, утром и вечером, проверял, не разболтались ли зажимы, подтягивал винты на колодках, и вообще, тщательно следил за своей конструкцией. Он тоже понимал, чем ему грозило любое сплетённой Лизой заклинание.

…Дверь за лейтенантом с шипением закрылась, Лиза снова осталась одна. Да, она ненавидела Марата, её бесило его слащавое многословие! Все эти зайчики, солнышки и цветочки, которыми Марат её титуловал, но его присутствие хоть как-то развлекало. Любому пленнику требуется разнообразие, отсутствие впечатленийугнетает пуще несвободы.

Ах, если бы она умела, подобно мудрецам древности, повелевать стихиям силой мысли! И она сама, и все остальные студенты Академии магии зачитывались «Житиями Великого магистра Деметрида» и подобной литературой, особенно на первом курсе. Однако, мифы или врали, или сильно преувеличивали их способности, не иначе, чтобы разбудить амбиции нерадивых студиозусов. Движение или членораздельная речь, пусть даже шёпот, без этого никак. Увы, по своей воле Лиза могла лишь открывать и закрывать глаза, или двигать языком во рту.

Языком. Двигать!

Лиза зажмурилась, представила себе грифельную доску и попыталась нарисовать языком символ «Алеф». Это получилось с первого раза! От радости и предвкушения у Лизы зачесались кончики пальцев: «Алеф» был первым символом, которому учили будущих магов, им начиналось множество заклинаний. Он значил: начало, начать, взять силу, опереться на силу и так далее, во множестве вариаций. Плоть магии это сила, «Алеф» адресовал её источник, ведь чтобы распорядиться силой, её надо сначала откуда-то получить…

Ну, берегись, Маратик.

Что бы такое соорудить? Нужно нечто простое, но действенное – освободить правую руку хотя бы до локтя. Железная Чума? Никакой чумы, конечно, это заклинание не насылало, но железо рассыпалось ржой. То есть, всё очень просто. Прёт, например, на тебя латный рыцарь, этакая громыхающая гора на замученном коне. В руках – двуручник, за спиной – моргенштерн фунтов на двенадцать. Прёт с целью вогнать в землю по маковку. Плетём Желёзную Чуму, и через мгновение рыцарю уже не до тебя. Во-первых, он голый, поддоспешник так пропитывается эманациями металла, что Чума успешно сжирает и его. Во-вторых, рыцарь безостановочно чихает и кашляет: сотня фунтов сухой ржавчины – это… Мало не покажется.

Зато коню хорошо.

Да, рыцарей сейчас нет, но ведь это только пример, не так ли?

Лиза представила голого мужика, сидящего в куче рыжей грязи. У него было такое глупое выражение лица, что она не выдержала и рассмеялась, вернее, попыталась рассмеяться. Наружу вырвалось противное утробное хрюканье; а вы попробуйте засмеяться, если во рту железный кляп.

Ну, да, железный или из какого иного металла, если учесть кисловатый привкус во рту. Это не так важно, Чуме всё равно, какой металл поедать, если это, конечно, не золото или платина. Вряд ли заботливый Марат сунул ей в рот кляп из золота.

Не наглотаться бы ржавчины, когда заклинание сработает!..

Следующий час Лиза безуспешно пыталась исполнить Железную Чуму. Оказалось, языку далеко до пальцев, тем более в точности, кроме того, его трудно оставить в неподвижности. Сбивало даже дыхание, в этом Лиза убедилась уже через минуту. Дальше – больше. Стоило задержать дыхание, и Лиза не могла сосредоточиться. Мешала мысль о том, что скоро захочется вдохнуть, и что ей делать, если к этому моменту заклинание не будет сплетено до конца? Железная Чума – заклинание средней сложности, двенадцать символов и переходы между ними. Четыре минуты, если тратить на каждый символ столько же времени, как и на «Алеф», и почти ничего на переходы. Не дышать четыре минуты… Сможет ли она?

Лиза решила проверить, отважно задержала дыхание – и сдалась на второй минуте. Поначалу всё шло отлично, но скоро в ушах застучал пульс, а желание вдохнуть стало непреодолимым. Лёгкие жгло, грудь сотрясали спазмы, где уж тут следить за языком!

Отдышавшись, Лиза поняла: всё сложнее, чем она думала. Значит, она должна научиться контролировать дыхание, как это делают ныряльщики. Однажды, уже здесь, она видела по телевизору передачу, там спортсмен пытался побить рекорд – двадцать минут под водой. При камерах, в специальном бассейне с прозрачными стенками, чтобы никто не заподозрил в обмане. Лиза помнила, как она следила, как волновалась за этого человека, особенно когда пошёл второй десяток минут. Вдруг он потерял сознание, вдруг он уже умер, а никто не знает? Но ныряльщик шевелил рукой, показывал большой палец: всё, мол, в порядке. Лиза успокаивалась – на минуту, потом всё начиналось сначала. Причём, она могла в этом поклясться, во всём действе не было ни капли магии. Уж она бы почуяла, даже и по телевизору!

Рекорд состоялся – двадцать две минуты. Столько ей не нужно, вполне хватит пяти или семи. Он научился, сможет и она.

Не откладывая дела в долгий ящик, Лиза начала тренировки – и сразу позавидовала рекордсмену. Под водой можно стиснуть зубы и терпеть, а как терпеть, если закрыть рот нет никакой возможности? Вот он, воздух, под языком, сладко щекочет нёбо, словно сам по себе лезет в горло? И не заметишь, как вдохнёшь.

Ничего, она сможет. Главное, трудиться.

Раз за разом Лиза останавливала вдох – и считала: двадцать два, двадцать два, двадцать два, после каждого десятка делала мысленную зарубку. Главное, уговаривала себя, успокоиться, главное – не нервничать! Ну и что, что организм вопит от страха, ты-то знаешь, что ему ничего не грозит, что можно вдохнуть в любой момент. Осталось убедить пугливые лёгкие и сердце…

– …Что здесь происходит, кисонька?! Ты чего красная такая?

Марат в растерянности прошёлся вокруг, заглянул Лизе в глаза, даже потрогал лоб холодной ладонью.

– Ты что с собой сделала?

Лиза беззвучно, только для себя, смеялась. Ничего он не увидит и не поймёт. Два часа прошли не зря, она смогла не дышать почти две минуты, и это уже в первый день.

– Вроде, всё в порядке… – пробурчал Марат. – Ладно, бельчоночек, хватит бездельничать. Говорить с тобой наш генерал почему-то не пожелал, значит, будем просто изучать. Как думаешь, – он с ехидной улыбкой посмотрел на Лизу, словно надеялся на ответ, – где я отсутствовал так долго? Ни за что не догадаешься! Теоретики разработали специальную процедуру, двести листов, веришь, солнышко? – он потряс пухлой папкой. – Всё, чтобы тебя, лапочка, не вскрывать. Можешь гордиться, как тебя ценят и берегут. А я, значит, буду главный исполнитель. Надеюсь, скучно не будет, заинька!

Он говорил и говорил, сыпал заиньками, солнышками, рыбаньками и золотцами. Мазал там и сям вонючим и холодным, клеил контакты и говорил, говорил, говорил…

Повторяется, со злорадством отметила Лиза, наблюдая в зеркале, как становится похожа на дикобраза или даже фантастического киборга. Кажется, на её тушке не осталось места, где не появилась бы какая-нибудь иголка, нашлёпка из марли, кружок с антенной или ещё что-нибудь научное. Провода вились как змеи, аголова стала похожа на готовый облететь одуванчик.

– Красавица!.. – выдохнул, наконец, Марат. – Знаешь, я, наверное, не буду на ночь это всё с тебя снимать. Долго это и муторно. Ты ведь потерпишь, солнышко? Ну, ладно, приступим!

Редкая гадость – быть подопытным кроликом, даже когда в руках исследователя нет скальпеля; не владеть собственным телом, понимать, что им распоряжается кто-то другой.. Марат шуршал бумагой, бубнил под нос странные фразы, в которых Лиза не понимала ни слова, изредка щёлкал невидимыми тублерами, и тело послушно отвечало. Напрягались мышцы, ломило руки и ноги, кожа покрывалась ознобными пупырышками – только для того, чтобы через секунду стало почти нестерпимо горячо. Один раз Лизу накрыл долгий оргазм, а когда она отдышалась, то внутренности скрутило болью!

– Вот что я скажу тебе, милая, – заявил, оторвавшись от бумаг, её мучитель. – Если верить приборам, ты ничем не отличаешься от обычных женщин. Ну, то есть вообще ничем! Конечно, – он хихикнул, – это только первые опыты, может быть, всё изменится, ну да ничего, у нас с тобой много времени. Начальники вошли в положение и велели работать вдумчиво и последовательно, поэтому я лично никуда не тороплюсь. А ты, зайчонок? – он подождал. – Молчишь? Значит, согласна.

– Ы! – не выдержала Лиза. Какое, к демонам, согласие, о чём он болтает?!

– Не надо так нервничать, – ласково сказал Марат. – Я же вижу, ты жаждешь послужить науке. Значит, послужишь. А я тебе, лапулечка, помогу.

К ночи, когда Марат ушёл, Лиза вымоталась совершенно. Казалось, стоит закрыть глаза, и она провалится в сон, но не тут-то было. Клей или чем там Марат мазал места крепления электродов, окончательно высох, стянул кожу, и Лизу донимала чесотка. Вдобавок, откуда-то прилетел комар, и теперь с писком нарезал вокруг Лизы круги.

Когда же он, наконец, усядется и насосётся? Может быть, тогда кровосос утихомирится, и она сможет уснуть? Но, то ли комариха была сыта, то ли сезон кровопусканий не наступил, в любом случае, гадкое насекомое не собиралось облегчать лизины страдания. Вот... писк… стих, но потому лишь, что тварь уселась Лизе на кончик носа!

Весь мир сжался для Лизы до маленькой точки, до того клочка кожи, где обосновался летун. Что же ты ждёшь, гадина? Кусай уже! Комариха не торопилась, Лиза чувствовала трепетанье её невесомых крылышек, давление тонюсеньких лапок. Скосив глаза, Лиза пыталась, насколько это было возможно при дежурном свете, рассмотреть насекомое, но не увидела, а, скорее, угадала только смутную тень.

Наконец комариха погрузила хоботок в лизин нос. Будто укололи кривой, шершавой булавкой. Нос немедленно и страшно зачесался! Первым побуждением было сдуть противную букашку, но не вышло. Дуй – не дуй, а воздух через кляп шёл только в одном направлении – прямо. Комариха на дрожь кормушки не обратила внимания.

– Ы-ы-ы… – загудела в отчаянии Лиза. – Ы! Ы! Ыыы…

Было невыносимо жалко свою несчастную молодость и хотелось умереть.

***

– Вы позволите?

Несмотря на чистое произношение, это был, конечно, иностранец. Лежала на нём несмываемая печать чуждости, ненашести. Что-то в глазах, в развороте плеч, в манере подать себя. Или его выдавала как раз правильность речи; когда человек говорит на родном языке, он допускает множество неточностей и ошибок, глотает слоги и окончания слов, где-то путает ударения, иногда «съедает» промежутки между словами, и это не считая даже местных говоров и говорков. Он владелец языка, он уверен, что его поймут правильно. Иностранец, если он не вырос в России, всегда подспудно опасается, что попадёт впросак, поэтому говорит чисто, даже нарочито чисто, усреднено, слишком литературно.

А, чёрт с ним!

Аркадий Владленович кивнул в сторону свободного стула: – Прошу.

Иностранец, не чинясь, отряхнул сиденье от крошек, сел и поднял вверх руку:

– Официант!

Подбежал накрахмаленный мальчик с застывшей улыбкой и тоской в глазах.

– Повторить, – заказал иностранец, показывая на Чистова. – Два, э-э-э… – он вопросительно посмотрел на Аркадия Владленовича, тот пожал плечами: почему бы и нет? – Нет, три раза.

Официант убежал. Иностранец откинулся на стуле, достал плоскую сигаретную пачку, закурил тонкую чёрную сигарету.

– Умеете вы делать хорошие сигареты, – сказал Аркадий Владленович. – Очень вкусно пахнет, даже самому захотелось.

– Вы? – переспросил иностранец. – Кто это – вы?

– Европейцы, – ответил Чистов. – Думаю, вы голландец или, что вероятнее, бельгиец.

– Почему вы так решили?

– Это видно.

– Да? Я из Люксембурга, – ответил иностранец. – Меня зовут Мишель Арно. А вас?..

– Зачем этот вопрос, Мишель? Вы знаете, как меня зовут.

Аркадий Владленович сделал глоток пива, кинул в рот орешек, подержал на языке, пока не растворится соль. Он любил эти минуты – самое начало застолья, когда чувствуешь вкус, когда в голове ещё не шумит алкоголь, и можно просто наслаждаться покоем.

– И снова. Почему вы так решили? – удивился Арно.

– Я же не у входа сижу, – пожал плечами Аркадий Владленович. – В зале полно незанятых мест, а вы прошли сразу ко мне. Не просто же так?

– Действительно. Вас не обманешь, Аркадий Владленович. Кстати, – Арно выпустил кольцо дыма, – сигареты я купил здесь. Даже не в Москве. Можете убедиться.

Он протянул Аркадию Владленовичу вскрытую пачку.

– Зачем? – спросил Чистов. – Мало ли, где вы их купили. Важно, где произведено. Лучше вот что мне скажите, – он отхлебнул ещё пива, – вы не боитесь?

– Чего я должен бояться?

– Ну, как же, – усмехнулся Аркадий Владленович, – курение вредит здоровью. В просвещённых европах должны это знать.

Арно поперхнулся.

– Зачем портить мне настроение? – прокашлявшись, сказал он. – Не боюсь. Как говорят у вас, однова живём.

– А что начальство? Не заругает? – развеселился Чистов.

– Нет, – сказал Арно. – Начальство не заругает, начальство само дымит как два паровоза. Что вы так на меня смотрите?

– Вот вам и ответ на вопрос, почему видно, что вы оттуда, – сказал Чистов. – Человек вашего возраста, если он наш, обязательно добавил бы: «туго перетянутых». А если бы он сказал «дымит как тридцать восемь попугаев», то добавил бы «и ещё одно попугайское крылышко».

– Какое крылышко? – переспросил Арно.

– Попугайское, – повторил Чистов. – Но крылышко можно не считать.

– Я всё равно не понял, – сказал Арно. – Что это значит?

– Долго объяснять, – махнул рукой Чистов. – Что вам от меня надо, Мишель Арно?

– Не торопитесь, господин Чистов, – Арно принял у официанта три кружки пива и тарелку с орехами и рыбкой. – Не надо сразу о делах, дайте вкусить, – он сделал долгий глоток. – Да, вот оно, в самом деле, коренное отличие цивилизации российской от цивилизации европейской, и ничего тут не поделать. Рождество скоро, мороз на дворе, а у вас подают холодное пиво! А надо бы подогреть,добавить специй...

– Тогда это будет не пиво, а глинтвейн, – сказал Аркадий Владленович.

– Ничего подобного, – ответил Арно. – Глинтвейн делают из вина, а это будет просто подогретое пиво. Чтобы не замёрзнуть.

– Ещё у нас мороженое зимой на улице едят, – сказал Чистов. – Варвары, что с нас взять.

– Пьяные медведи с балалайками у вас по улицам не ходят? – строго спросил Арно.

– Бывает, – кивнул Аркадий Владленович. – Но редко.

– Ладно, – сказал Арно. – Приступим, если вы не против.

– Вай нот?

– Что? А, да. Я, – продолжил Арно, – журналист. Вы не против журналистов?

– Ни в коем случае. Особенно сейчас.

– А почему особенно сейчас? – спросил Арно.

– Я в отставке.

– Вот как? Это даже лучше. Кроме того, я, в некотором роде, правозащитник, – сказал Арно, доставая планшет. – Меня интересует судьба вот этой женщины.

На экране Аркадий Владленович увидел Лизу. Кадр оказался некачественным, любительским, он был сделан в плохо освещённом помещении, но Чистов слишком часто видел Лизу вблизи, чтобы перепутать.

Мишель Арно мелкими глотками пил пиво и не торопил. Конечно, никакой он не журналист, а натуральный шпион. В других обстоятельствах Аркадий Владленович не стал бы с Арно говорить, но сейчас Чистов был слишком зол, чтобы думать о чести мундира. Зол и обижен, причём не за себя, а за Лизу.