Текст книги "Влюбленная Пион"

«Книга ритуалов» учит нас, что предназначение брака состоит в рождении сына, который будет кормить родителей и заботиться о них, когда они уйдут в загробный мир. Никто, кроме него, не сможет выполнить эту обязанность. Брак также нужен для того, чтобы соединить две семьи и увеличить их благосостояние благодаря обмену выкупом за невесту и приданым. Он также помогает установить взаимовыгодные связи. Но в «Пионовой беседке» говорится совсем о другом: о тяге к человеку другого пола и физической страсти. Линян была застенчивой девушкой, но благодаря любви она расцветает, а став призраком, становится откровенной и чувственной. Она умерла девственницей и унесла с собой в могилу неутоленное желание. Когда я заболела от любви, доктор Чжао сказал, что дождь и облака излечат меня. Он был прав. Брачная ночь вернула бы мне здоровье, если бы я дожила до свадьбы. А теперь мои желания, которые я долго скрывала и подавляла, когда находилась на Наблюдательной террасе, стали такими же жадными и алчными, как мой желудок. Я не была страшным, злобным или хищным существом; просто я нуждалась в сочувствии, защите и прикосновениях моего мужа. Я желала Жэня так же сильно, как в ту ночь, когда мы впервые встретились. Моя страсть была могущественной, как Луна; она пробивалась через облака и водные толщи, заливая ясным светом мужчину, который должен был стать моим мужем. Нет, конечно, у меня не было такой силы, как у Луны. Я не могла напрямую обратиться к Жэню, и потому мне пришлось использовать Цзе. Сначала она сопротивлялась, но как живая девушка может противостоять существу из загробного мира?

Призраки, как и женщины, принадлежат стихии инь – холодной, темной, земной, женственной. Я сильно облегчила себе жизнь, месяцами оставаясь в спальне Жэня. Теперь мне не нужно было беспокоиться, что внезапно начнется рассвет, или раздумывать о том, как преодолеть острый угол. Я просыпалась к жизни ночью. Днем я располагалась на балках дома или, свернувшись калачиком, лежала в углу. На закате я начинала вести себя свободнее: словно наложница, я раскидывалась на кровати моего мужа, ожидая, когда он и его вторая жена придут ко мне.

Я отказывалась покидать комнату и благодаря этому проводила с Цзе меньше времени. Ее приданое повысило достаток семьи У (поэтому овдовевшая мать Жэня и согласилась на брак), но это вряд ли помогало им смириться со сварливым характером Цзе. Как я подозревала еще несколько лет назад, она выросла злобной и мелочной. Днем я часто слышала, как она жалуется на то или это, сидя во дворе. «Чай совсем безвкусный! – бранила она служанку. – Ты взяла чай из дома? Больше никогда не делай этого. Отец прислал мне самый дорогой чай, чтобы я пила его. Нет, я не разрешаю тебе заваривать его для моей свекрови. Подожди! Я тебя еще не отпускала. Чай должен быть горячим. И не заставляй меня повторять это еще раз!»

После обеда она и госпожа У возвращались в женские покои. Там им следовало читать, рисовать и вместе писать стихи. Цзе никогда этого не делала; она также не любила играть на цитре, хотя ее считали искусной исполнительницей. Она была слишком нетерпеливой, чтобы вышивать, и она не раз швыряла свою работу об стенку. Госпожа У пыталась увещевать ее, но это только озлобляло ее сноху.

– Вы мне не указ! – как-то закричала Цзе на свою свекровь. – Вы не можете приказывать мне, что делать. Мой отец – императорский церемониймейстер!

В обычных обстоятельствах Жэнь был вправе отослать Цзе в родительский дом, продать ее другой семье или даже избить до смерти за непочтительность по отношению к его матери, но Цзе говорила правду. Ее отец был важным чиновником, и он дал за ней богатое приданое. Госпожа У не стала бранить Цзе или жаловаться сыну на поведение его жены. В женских покоях редко царила тишина, но если такое случалось, воздух казался тяжелым от горечи и упреков.

Я слышала, как Цзе разговаривает в библиотеке Жэня таким громким и визгливым голосом, что ее можно было слышать даже в спальне. «Я целый день ждала тебя, – пилила она мужа. – Что ты здесь делаешь? Почему ты вечно сидишь один? На что мне твои слова и стишки? Мне нужны деньги! Сегодня торговец принесет образцы шелка из Сучжоу. Я не прошу себе новых платьев, но ты же видишь, что занавески в главном зале никуда не годятся! Если бы ты больше работал, нам бы не пришлось рассчитывать только на мое приданое».

Когда слуги накрывали стол к обеду, она продолжала придираться: «Я не ем рыбу из Западного озера. Она слишком мелкая. Есть здешнюю рыбу – все равно что жевать землю». Она стала тыкать палочками в жареного гуся с лимонами, но не обратила внимания на цыпленка, сваренного в двойном бульоне с семенами лотоса. Жэнь ел семена, потому что они, как известно, имеют свойство разжигать страсть, и положил их в тарелку Цзе, но она словно не заметила их. Только я знала о том, что она втайне жгла листья лотоса и ела пепел, чтобы не забеременеть. Одно и то же растение, а действует по– разному. Я была рада, что Цзе не хочет рожать. Если бы у нее был сын, ее положение в семье укрепилось.

Каждый брак рождает шесть чувств: любовь, привязанность, ненависть, горечь, разочарование и ревность. Но где же та любовь и привязанность, которые должна испытывать Цзе? Ее слова и действия оскорбляли свекровь и мужа, но Цзе было все равно. Они не смели возражать ей, потому что дочерям важных людей позволено издеваться над мужьями и унижать их семьи. Но разве такое назовешь браком?

Приехали погостить родители Цзе. Она кинулась им в ноги и стала умолять забрать ее домой.

– Это была ошибка! – кричала она. – Я живу с низкими людьми. Их дом слишком беден для меня! Я была фениксом. Так почему же ты выдал меня замуж за ворону?

Так вот кем она считала моего поэта? Значит, из-за этого она вечно придиралась к нему?

– Ты отвергла все предложения, – холодно ответил чиновник. – Я давно вел переговоры с сыном судьи в Сучжоу. У них прекрасный дом и сад, но ты не желала даже слышать об этом. Долг отца состоит в том, чтобы найти дочери хорошего мужа, но ты сама решила, за кого хочешь выйти замуж, когда тебе было девять лет. Какая девушка решится выбрать себе мужа, заглядывая сквозь щелку в ширме? Но ты хотела – более того, требовала обычного мужчину, живущего в обычном доме. Почему? Понятия не имею. Но я исполнил твое желание.

– Но ты же мой отец! Я не люблю Жэня. Выкупи меня обратно. Устрой другую свадьбу.

Чиновник Тан был непоколебим.

– Ты всегда была тщеславной, избалованной и упрямой. Во всем виновата твоя мать.

(По-моему, это было несправедливо. Мать может избаловать девочку, если она слишком к ней привязана, но только у отца есть власть и возможность покупать ей то, что она захочет.)

– Ты всегда, с самого рождения была болезненным наростом на древе нашей семьи, – продолжил он и оттолкнул ее носком туфли. – День, когда ты вышла замуж, был счастливейшим для меня и твоей матери.

Госпожа Тан не стала возражать или вступаться за дочь.

– Встань! Хватить глупить! – с отвращением сказала она. – Ты хотела выйти замуж и вышла. Ты сама выбрала свою судьбу. Ты должна вести себя так, как подобает жене. Помни – от тебя ждут послушания. Ян на вершине, инь внизу.

Цзе поняла, что ее мольбы и слезы никого не трогают, и пришла в ярость. Ее лицо покраснело, и из ее рта полетели ужасные слова. Она, словно первый сын, была уверена в том, что ее положение дает ей право требовать. Но чиновник Тан даже не шелохнулся.

– Ты не заставишь меня потерять лицо. Мы сделали все, что от нас зависит, и вырастили тебя для семьи твоего мужа. Теперь ты стала ее частью.

Чиновник и его жена стали поучать свою дочь, а затем преподнесли госпоже У подарки, словно в награду за то, что ей приходится терпеть выходки их неуправляемой дочери. Наконец они уехали. Но Цзе не успокоилась. Более того, ее настроение только ухудшилось. Днем, когда она с нескрываемым презрением кричала на людей, живущих в усадьбе, я не вмешивалась. Но ночи принадлежали мне.

Сначала я не знала, как нужно действовать, и Цзе часто удавалось мне противостоять. Но я была намного сильнее ее, и Цзе ничего не оставалось, кроме как повиноваться. Совсем другое дело – научиться доставлять удовольствие Жэню. Я пробовала снова и снова, делая ошибки и добиваясь успеха. Я начала прислушиваться к его намекам и повиноваться вздохам, внутреннему трепету и едва заметным движениям тела, помогавшим мне найти чувствительное место. Я водила пальцами Цзе по его мускулам. Я заставляла ее ласкать грудью его кожу, губы, язык. Ей приходилось повиноваться моим приказам и касаться влажным ртом его сосков, живота и паха, возбуждая его. Наконец, я поняла, что имел в виду Тан Сяньцзу, когда говорил об умении Линян «играть на флейте». Сильнее всего Жэнь желал темную, влажную часть тела Цзе, и я позаботилась о том, чтобы она была открыта и доступна для него в любой момент, когда ему это будет угодно.

Все это время я нашептывала ему на ухо мысли о браке, которые почерпнула в «Пионовой беседке», рассказывала ему о том, что жена должна быть «послушной, услужливой и податливой». Когда я слушала в детстве бесконечные поучения и наставления своих матерей и тетей, я никогда не думала, что стану такой же, как они. Я хотела избавиться от прошлого, забыть об этих уроках, о неумолимых традициях и обычаях. Я хотела принять современный образ жизни, но как все девушки, которые стали невидимы, оказавшись в доме своих мужей, я подражала своим родственницам, полагаясь на все то, что отвергала раньше. Если бы я была жива, то наверняка, в конце концов, стала бы носить замки в карманах и наставлять моих дочерей в исполнении Трех Обязательств и Четырех Добродетелей. Я бы превратилась в свою мать. Это ее голос слышался из моих уст и проникал в уши Цзе.

– Не стоит все время следить за мужем, – поучала я. – Ни одному мужчине это не понравится. Не ешь слишком много. Мужчины не любят прожорливых женщин. С уважением относись к заработанным им деньгам. Быть щедрым не означает делать пустые траты. Только наложницы смотрят на мужчину как на станок для изготовления денег.

Цзе постепенно стала прислушиваться к моим урокам, я же переросла девическую мечтательность, которая привела к тому, что я заболела от любви. Я поверила, что настоящая любовь – это плотская любовь. Я получала удовольствие, видя, как мой муж терзается от вожделения. Я часами придумывала способы продлить его агонию. Я свободно использовала тело Цзе, не испытывая ни сожалений, ни раскаяния, ни угрызений совести. Я заставляла ее делать то, что должна делать жена, смеясь и улыбаясь, смотрела на то, как мой муж находил утешение в ее объятиях, прикосновении губ и сокровенной расщелине. Я любила его безраздельно. Теперь я знала, что величайшее желание моего мужа состояло в том, чтобы держать в руках перебинтованные ступни Цзе, облаченные в красные вышитые туфли, и наслаждаться их хрупкостью, ароматом и болью, которую она испытала, чтобы доставить ему это удовольствие. Когда я увидела, что Жэнь хочет сделать с ними что-то еще, я запретила Цзе отдергивать ноги. Проникнув в нее, я испытала плотскую любовь.

Меня не беспокоило, что она ничего не чувствует. Не волновало меня и то, что я не могу прочитать ее мысли. Даже когда она была уставшей, испуганной, смущенной, я толкала ее вперед и использовала ее. Ее плоть была создана для того, чтобы Жэнь мог пробовать, ласкать, дразнить, щипать, прижиматься и проникать в нее. Но вскоре я заметила, что ее безразличие и отстраненность беспокоили моего мужа. Каждый раз, когда он спрашивал Цзе, что доставит ей удовольствие, она закрывала глаза и отворачивалась от него. Несмотря на все мои усилия, в постели она была от него дальше, чем во время первой брачной ночи.

Жэнь все чаще оставался в библиотеке и читал допоздна, пока Цзе не уснет. Когда он приходил в комнату и залезал в постель, он никогда не обнимал ее, чтобы ощущать во время сна ее тепло и находить утешение, прижимаясь к ней. Он лежал на своей стороне постели, она на своей. Сначала я была очень этому рада, потому что благодаря этому могла окутывать его своим бесплотным телом, словно саваном. Так я лежала всю ночь, повторяя его движения, наслаждаясь тем, как тепло его тела согревает мой холод. Но когда он потребовал плотно закрыть окна и принести одеяла, я опять вернулась на балку, висевшую над кроватью.

Он стал посещать чайные домики на берегах Западного озера. Я следовала за ним и оставалась рядом, пока он играл в азартные игры, пил вино, и, наконец, когда он стал предаваться развлечениям с женщинами, чья профессия состояла в том, чтобы приносить мужчинам радость и удовольствие. Я зачарованно наблюдала за ними. Мне удалось многому научиться. Мне было ясно, что и в этом Цзе не желала заботиться о другом человеке. Она думала только о себе. Почему она не делала того, что должна делать каждая жена и женщина? Разве она ничего не испытывала? Разве ее тело было бесчувственным? А если забыть об удовольствии Жэня, то неужели она не понимала, что он мог влюбиться в одну из этих женщин и сделать ее своей наложницей?

Ночью, после того как они с мужем заставляли дождь пролиться из облаков, я вместе с Цзе путешествовала в ее снах. Она больше не навещала живописные места, как в первую брачную ночь. Чаще всего она видела ночь, туман и тени. Она пряталась от лунного света, не зажигала свечи или фонари. Меня это устраивало. Я пряталась за деревьями и колоннами или в темноте пещер и углов. Я следовала за ней по пятам, запугивая и поучая ее. На следующую ночь она осталась лежать в постели. Она была бледной, ее тело дрожало. Когда муж пришел к ней, она сделала все, что я ей говорила, но выражение ее лица по-прежнему не радовало его.

Наконец, когда однажды ночью она вошла в приснившийся ей сад, я сделала шаг из тени и встретилась с ней лицом к лицу. Конечно, она закричала и кинулась прочь, но куда ей было бежать? Даже во сне она чувствовала усталость. Я же никогда не уставала. Такого просто не могло быть.

Она упала на колени и стала тереть голову, надеясь, что возникнут искры и свет напугает меня. Но это был сон, и я совершенно не боялась того, что она делала.

– Оставь меня в покое! – кричала Цзе. Она изо всех сил кусала третий палец, надеясь, что из него пойдет кровь. – Уходи! – Она наставила на меня палец, словно обвиняя меня. Она знала, что призраки боятся свежей и запекшейся крови. Но это был сон, и ее зубы были слишком слабы, чтобы прокусить кожу. Заклинания были бессильны в мире снов, хотя на земле они могли бы причинить мне немалый вред.

– Прости, – дружелюбно сказала я, – но я всегда буду следовать за тобой.

Она закрыла рот руками, чтобы сдержать крики ужаса. Нет, ужас – неподходящее слово. Казалось, ей пришлось нос к носу столкнуться со всеми страхами, которым она боялась взглянуть в глаза.

Я была призраком и знала, что происходит с ней на земле. Она металась в кровати и стонала.

Во сне я отошла на несколько шагов назад.

– Я не причиню тебя зла, – успокоила я Цзе. Я протянула руку и послала в ее сторону вихрь лепестков. Я улыбнулась, и вокруг нас стали распускаться цветы. Я плавно полетела к ней, отсылая прочь тени и темноту. Наконец, мы, две красивые девушки, оказались в саду в погожий весенний день.

Цзе, лежащая в кровати, стала дышать ровнее. На ее лице появилось умиротворение. Здесь, во сне, ее волосы блестели на солнце, а губы обещали блаженство. Руки были тонкими и белыми, а «золотые лилии» крошечными. Даже мне они казались соблазнительными. Я не могла понять, почему на земле она скрывала свою истинную сущность.

Я опустилась рядом с ней.

– Люди говорят, что ты думаешь только о себе, – сказала я. Она закрыла глаза, словно для того, чтобы не слышать правду, а на ее лице опять появилась гримаса. Но я хочу, чтобы ты думала о себе. Я хочу, чтобы ты думала о себе здесь, – я протянула указательный палец к вместилищу разума в ее груди. Я почувствовала, что она словно открывается мне навстречу. Я отвела палец и вспомнила о женщинах из увеселительных заведений. Это придало мне смелости, и я обеими руками коснулась ее сосков, спрятанных под одеждой. Я почувствовала, как они напряглись под кончиками моих пальцев. Цзе перевернулась в постели. Я подумала о том, какое наслаждение испытала, когда Жэнь ласкал меня цветком пиона. Это был сон, и Цзе не могла убежать от меня, и тогда я провела пальцем вниз, вниз, вниз, туда, где, как я знала, находился источник наслаждения. Я почувствовала тепло, рождавшееся под одеждой из шелка. Цзе вздрогнула и вздохнула. В постели она тоже дрожала.

– Думай о себе, когда занимаешься этим, – прошептала я ей на ухо. Потом я вспомнила, что говорила об облаках и дожде моя мать, и добавила: – Женщины тоже должны получать удовольствие.

Перед пробуждением я заставила ее дать мне обещание.

– Не упоминай о нашем разговоре и о том, что ты меня видела. – Она должна была молчать, чтобы наша связь не прекратилась. – Никто, и в особенности твой муж, не захочет слушать о твоих снах. Жэнь подумает, что ты глупа и суеверна, если ты будешь болтать всякую ерунду о его первой жене.

– Но он мой муж! Я не могу ничего от него скрывать!

– У всех женщин есть секреты от мужей, – сказала я. – И наоборот.

Правда ли это? К счастью, Цзе была так же неопытна, как и я, и потому она не стала спорить. Тем не менее она все еще колебалась.

– Мой муж хочет иметь современную жену, – вставила она. – Ему нужен друг.

Эти слова напомнили мне о том, что когда-то говорил мне Жэнь. Они заставили меня затрепетать от темной нечеловеческой ярости. На минуту я стала страшной – уродливой, мерзкой, вселяющей отвращение. После этого Цзе не осмеливалась возражать мне. Я посещала ее каждую ночь, и больше она не оказывала сопротивления.

Так Тан Цзе стала второй женой моего мужа. Я каждую ночь ждала, лежа на балке, когда она придет в спальню. Каждую ночь я соскальзывала со своего насеста на супружескую постель, заставляя ее двигать бедрами, выгибать спину, помогая ей открываться навстречу своему мужу. Я наслаждалась каждым стоном, который срывался с ее уст. Мне нравилось мучить ее не меньше, чем его. Если она сопротивлялась, я протягивала руку и касалась того или иного места на ее обнаженном теле, чтобы в нее проникло нестерпимое тепло, и наконец она сдавалась на волю чувств, ее прическа распускалась, гребешки и заколки рассыпались по кровати, она таяла от наслаждения, и проливался дождь.

Внезапная страсть Цзе заставила ее мужа позабыть об увеселительных заведениях. Он полюбил свою земную жену. На каждую ласку, которую она ему дарила, – а их было немало, потому что я все время придумывала новые разнообразные способы доставить ему удовольствие, – Жэнь отвечал с присущим ему мастерством. На теле Цзе было множество чувствительных местечек, жаждущих прикосновения, и он нашел их все. Она не сопротивлялась, потому что я не позволяла ей этого. Теперь, когда она выходила из комнаты, я никогда не слышала ее жалоб, придирок и злых слов, которые раньше разносились по всей усадьбе. Она приносила Жэню чай в библиотеку. Его интересы стали ее интересами. Она стала относиться к слугам с добротой и справедливостью.