Текст книги "Влюбленная Пион"
Автор книги: Лиза Си
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 22 страниц)
Папа говорил мне, сколько денег отложить на те или иные нужды, а я отсчитывала их.
– Ты сегодня сама на себя не похожа, – сказал папа. – Скажи, что тебя беспокоит?
Я не могла рассказать ему о вчерашней встрече с молодым человеком или признаться в том, что теперь раздумываю, стоит ли мне вновь приходить сегодня вечером в беседку Спокойного Ветра. Но папа мог помочь мне лучше понять бабушку, узнать о выборе, который она сделала. Тогда, возможно, я пойму, что мне следует делать сегодня.
– Я думаю о бабушке Чэнь. Она правда была такая смелая? Неужели она никогда ни в чем не сомневалась?
– Мы много раз говорили об этой истории...
– Да, об истории, но не о бабушке. Какой она была?
Папа хорошо изучил меня, и я, в отличие от других девушек, тоже хорошо его знала. За долгие годы я научилась распознавать, что значит то или иное выражение его лица. Он удивленно поднимал брови, когда я спрашивала его о какой-нибудь поэтессе, морщился, если я неправильно отвечала на его вопрос о важном историческом событии, задумчиво поглаживал подбородок, когда я задавала ему вопрос о «Пионовой беседке», на который он не знал ответа. Сейчас он смотрел на меня так, словно взвешивал в ладони кусок серебра.
– Город сдался, и маньчжуры вошли в него, – наконец сказал он. – Но они знали, что встретят сильное сопротивление, когда войдут в дельту реки Янцзы. Они выбрали Янчжоу, чтобы преподать урок другим городам.
Все это я слышала много раз. Мне было интересно, расскажет ли он мне о том, чего я еще не знаю.
– Генералы, до той поры державшие солдат в подчинении, приказали мужчинам забирать у богатых людей все, что только душа пожелает: женщин, серебро, шелк, произведения искусства, животных. Это было наградой за преданную службу. – Отец сделал паузу и внимательно посмотрел на меня: – Ты понимаешь, что я имею в виду когда говорю... о женщинах?
Я ничего не понимала, но все равно кивнула.
– Пять дней город истекал кровью, – устало продолжил он. – Они поджигали дома, дворцы, храмы. Погибли тысячи людей.
– Неужели тебе не было страшно?
– Все были напуганы, но твоя бабушка учила нас быть смелыми. Смелость может проявляться по-разному. – Он опять посмотрел на меня, как будто не решаясь продолжать. Видимо, он решил, что я не заслуживаю этого, потому что взял еще одну связку серебра и стал пересчитывать брусочки. Наконец, не поднимая глаз, он заключил: – Теперь ты понимаешь, почему я предпочитаю окружать себя только красивыми вещами и почему мне так нравится читать стихи, заниматься каллиграфией, читать и слушать оперы.
Но он так и не рассказал мне о бабушке! Он не сказал ничего, что помогло бы решить, как поступить сегодня вечером, или разобраться в том, что я чувствую.
– Папа... – застенчиво сказала я.
– Да, – откликнулся он, даже не посмотрев на меня.
– Я думала об опере и о том, как Линян томилась от любви, – смущенно выпалила я. – Неужели такое могло произойти по-настоящему?
– Разумеется. Разве ты не слышала о Сяоцин?
Конечно, слышала. Она была самой известной девушкой, которая умерла от любви.
– Она умерла очень молодой, – быстро ответила я. – Это произошло потому, что она была так прекрасна?
– Во многом она была похожа на тебя, – заметил папа. – Она была грациозна и от рождения обладала хорошим вкусом. Родители Сяоцин были дворянами, но они лишились своего богатства. Ее мать стала учить других благородных девушек, так что Сяоцин получила хорошее образование. Возможно, даже слишком хорошее.
– Разве можно быть слишком образованным? – спросила я, подумав, как просиял мой отец, когда несколько минут назад я выказала интерес к его книгам.
– В детстве Сяоцин отправилась к одной монашке, – продолжил папа. – За один присест Сяоцин выучила наизусть «Сутру Сердца», причем не пропустила ни одного иероглифа. Но когда она делала это, монашка увидела, что Сяоцин ожидает печальная судьба. Она сказала, что если она прекратит читать, то доживет до тридцати лет. Если же нет...
– Но как она могла умереть от любовной тоски?
Когда ей исполнилось шестнадцать, один человек из Ханчжоу сделал ее своей наложницей и поселил ее недалеко отсюда, – папа взмахнул в сторону окна, – на острове Уединения, чтобы его ревнивая жена не достала ее. Сяоцин часто оставалась одна и чувствовала себя одинокой. Но она нашла утешение, читая «Пионовую Беседку». Она постоянно перечитывала эту оперу, так же как ты. Но она стала одержима ей. Ее охватила любовная тоска, и она заболела. Во время болезни она писала стихи, в которых сравнивала себя с Линян. – Его голос смягчился, а на щеках выступил румянец. Она умерла, когда ей было всего семнадцать лет.
Я и мои сестры иногда говорили о Сяоцин. Мы предлагали друг другу разные объяснения того, что, по нашему мнению, значила фраза «быть рожденной, чтобы доставлять наслаждение мужчинам». Слова папы свидетельствовали о том, что хрупкость и рассеяние Сяоцин волновали и пленяли его. Он не был единственным, кого тронула трагическая история ее жизни и смерти. Многие мужчины посвящали Сяоцин стихи. О ней было написано не менее двадцати пьес. Я поняла, что Сяоцин и ее смерть таили для мужчин глубокое очарование. Может, мой незнакомец чувствовал то же самое?
– Я часто представляю, как Сяоцин проводила дни, предшествовавшие ее смерти, – задумчиво продолжил папа. – В день она выпивала всего одну маленькую чашечку персикового сока. Ты можешь себе такое представить?
Мне стало не по себе. Он был моим отцом, и мне не хотелось думать, что он способен чувствовать и ощущать нечто подобное тому, что происходило со мной вчера вечером, ведь я всегда говорила себе, что они с матерью далеки друг от друга и наложницы не доставляют ему никакой радости.
– Она тоже захотела оставить свой портрет, как Линян, – продолжил отец, не замечая моего смущения. – Художник три раза приходил к ней, чтобы нарисовать его. Сяоцин слабела с каждым днем, но она помнила о том, что ее долг заключается в том, чтобы быть красивой. Утром она причесывала волосы и одевалась в самые лучшие платья. Она умерла сидя и выглядела такой прекрасной, что все, кто видел ее, думали, что она еще жива. А затем злобная жена ее владельца сожгла все стихотворения и вещи Линян, все, кроме одного портрета.
Папа выглянул из окна на остров Уединения. Его глаза увлажнились и наполнились... жалостью? желанием? тоской?
Повисла тяжелая пауза. Наконец я сказала:
– Но не все было утеряно, папа. Перед смертью Сяоцин завернула несколько ювелирных украшений в старую бумагу и отдала их дочери своей служанки. Когда девушка открыла сверток, она увидела, что на листах бумаги записано одиннадцать стихотворений.
– Не могла бы ты процитировать мне одно из них, Пион?
Отец не помог мне разобраться в моих чувствах, но благодаря нему я на мгновение ощутила волнующие мысли, которые, возможно, приходили в голову незнакомцу, ожидавшему встречи со мной. Я набрала в грудь воздуха и начала цитировать:
– «Невыносимо слушать, как холодный дождь стучит в забытое окно...»
– Немедленно замолчи! – приказала мама. Она никогда не приходила в эту комнату, и ее появление заставило меня вздрогнуть. Мне стало не по себе. Как долго она подслушивала?
– Ты рассказываешь дочери о Сяоцин, – обратилась она к отцу, – прекрасно зная, что она не была единственной, кто умер, читая эту оперу.
– Истории учат нас тому, как мы должны жить, – спокойно ответил отец, скрывая удивление, которое он, должно быть, почувствовал, увидев в этой комнате мою мать и услышав ее недовольный тон.
– Неужели история Сяоцин может послужить уроком для нашей дочери? – спросила мама. – Эта девушка быыла худородной лошадкой, и ее покупали и продавали, словно вещь. А наша дочь была рождена в одной из самых благородных семей в Ханчжоу. Наша дочь невинна, а та была...
– Я прекрасно знаю, чем занималась Сяоцин, – перебил ее отец, – не нужно напоминать мне об этом. Но когда я говорю о ней с дочерью, я больше думаю об уроках, которые можно выучить, читая вдохновлявшую Сяоцин «Пионовую беседку». Уверен, от этого не будет вреда.
– Не будет вреда? Ты хочешь, чтобы наша дочь повторила судьбу Ду Линян?
Я украдкой взглянула на служанку, стоящую у двери. Сколько времени пройдет, прежде чем она сообщит об этой ссоре другой служанке (и, возможно, с большой радостью) и весть о ней распространится по всему дому?
– Да, Пион может многому у нее научиться, – ровно ответил папа. – Линян честная девушка, у нее доброе и чистое сердце, она смотрит в будущее, а ее воля непоколебима.
– Baaa! – ответила мама. – Эта девушка упрямо думала только о любви! Сколько девушек должно умереть, читая эту книгу, чтобы ты понял, что она опасна?
Поздно вечером, когда мы с сестрами думали, что никто нас не слышит, мы часто шептались об этих несчастных. Мы говорили о Ю Нян – она влюбилась в оперу, когда ей было тринадцать лет. А в семнадцать лет она умерла, и книга лежала рядом с ней. Великий поэт Тан Сяньцзу был страшно опечален, когда услышал о ее ранней смерти, и написал стихотворение, оплакивая ее. Но вскоре много, очень много девушек, прочитавших его историю, начинали сгорать от жажды любви, подобно Линян, и умирали, надеясь, что истинная любовь найдет их и возродит к жизни.
– Наша дочь – феникс, – сказал папа, – и я хочу видеть, как она выйдет замуж за дракона, а не за ворону.
Его ответ не успокоил мою мать. Когда она была счастлива, то превращала осколки льда в великолепные цветы, но когда печалилась или сердилась, как сейчас, по ее велению темные тучи обращались в полчища жалящих насекомых.
– Слишком образованная дочь все равно что покойница, – объявила мать. – Нам не следует желать, чтобы Пион была одарена талантом. Знаешь, к чему приведет ее увлечение книгами? Может, к блаженству в браке, а может, к разочарованию, чахотке и смерти!
– Я уже говорил тебе раньше, что слова не смогут умертвить ее.
Родители, кажется, забыли, что я нахожусь в этой комнате, и я боялась пошелохнуться, чтобы они меня не заметили. Еще вчера я слышала, как они спорили по той же причине. Я редко видела своих родителей вместе. Обычно такое случалось во время праздников или религиозных церемоний в зале с поминальными дощечками, где каждое слово и движение были определены трансе. Теперь я начинала думать, что они ведут себя так постоянно.
– Как она станет хорошей женой и матерью, если продолжит приходить сюда? – недовольно спросила мама.
А почему бы и нет? – ответил отец, но в его голосе не было уверенности. К величайшему моему удивлению и вящему отвращению матери, он свободно процитировал слова губернатора Ду, который говорил о своей дочери: «Молодая девушка должна понимать литературу, чтобы после замужества ей было о чем поговорить со своим мужем». – Пион должна стать хранительницей нравственности, не так ли? Ты должна быть довольна, что она мало интересуется красивыми платьями, новыми шпильками и румянами. Она красива, но нам нужно помнить, что не лицо определяет ее сущность. Ее красота является отражением добродетели и присущего ей таланта. Однажды она успокоит и утешит мужа, прочитав ему прекрасные слова. Но, главное, мы учим нашу ночь быть хорошей матерью – ни больше ни меньше. Она покажет своим дочерям, как пишут стихи, и поможет им совершенствовать свою женственность. А главное, она будет наставлять в учении нашего внука, пока он не вырастет и не покинет женские покои. Когда он закончит учебу, ее ожидает великий и славный день. В этот день она будет сиять от счастья, и только тогда ее оценят по достоинству.
Мама не стала спорить.
– До сих пор ее увлечение книгами не приводило к нарушению правил, – наконец уступила она. – Уверена, ты не хочешь, чтобы она стала неуправляемой. Но если ты считаешь нужным рассказывать нашей дочери разные истории, то почему бы тебе не обратиться к легендам о богах и богинях?
Отец ничего не ответил, и мама посмотрела на меня.
– Она еще долго будет оставаться здесь? – спросила она отца.
– Нет, недолго.
Затем мама ушла, так же тихо и незаметно, как появилась. Я решила, что отец победил в споре. Во всяком случае, он совершенно спокойно сделал какую-то отметку в бухгалтерской книге, затем положил кисточку, встал со своего места и подошел к окну, чтобы посмотреть на остров Уединения.
В комнату вошел слуга. Он поклонился моему отцу и подал ему письмо с красной государственной печатью. Отец задумчиво повертел его в руках, как будто ему уже было известно, что в нем написано. Мне показалось, что он не хочет открывать его при мне, и тогда я поднялась, поблагодарила его за подаренную копию «Пионовой беседки» и вышла из библиотеки.
Желание
Наступил прекрасный теплый вечер. В женских покоях устроили банкет. Нам подали бобы, высушенные на весеннем солнце и приготовленные на пару вместе с цедрой мандаринов, и красных крабов седьмого месяца – размером они были не больше куриного яйца. Их ловили в нашем озере только в это время года. В тарелки замужних женщин добавляли ингредиенты, которые помогали забеременеть. Те, кто уже носил ребенка или подозревал такую возможность, отказывались от некоторых блюд: например, от мяса кролика, потому что все знали, что его употребление может привести к тому, что дитя родится с заячьей губой, а также от мяса ягненка, так как из-за него дети рождались больными. Но я не была голодна. Я думала о том, что произойдет в беседке Спокойного Ветра.
Когда тарелки и барабаны позвали нас в сад, я спокойно пошла чуть поодаль, стараясь двигаться грациозно и поддерживая разговор с тетями, наложницами и женами гостей моего отца. Я вышла из женских покоев с последней группой женщин. Свободными оставались только подушки, лежащие по краям импровизированного зала для женщин. Я взяла одну из них и огляделась по сторонам, чтобы убедиться в том, что сделала правильный выбор. Да, моя мать на правах хозяйки сидела в центре. Сегодня все незамужние девушки, кроме меня, сидели вместе. Тан Цзе – то ли по своей воле, то ли по настоянию моей матери – оказалась в той части, где сидели девочки ее возраста.
Для этого вечера мой отец выбрал интересные отрывки. В них говорилось о том, что случилось спустя три года после смерти Ду Линян. Лю Мэнмэй, направляясь на сдачу императорских экзаменов, заболел. Старый учитель Линян приютил его в ее гробнице рядом со сливовым деревом. Как только заиграла музыка, я сразу поняла, что теперь мы перенесемся в загробный мир, где Линян подвергнут суду. Сегодня я не могла видеть актеров, и потому мне пришлось воображать страшного судью, который говорил о реинкарнации и о том, как души разбегаются, словно искры фейерверка, когда им присуждают одну из сорока восьми тысяч судеб в чертогах желания, о воплощениях и бесплотных духах на двухстах сорока двух уровнях ада. Линян умоляет судью, рассказывает ему об ошибке, которую она совершила: ведь она слишком молода, чтобы находиться здесь. Она не была замужем и не пила вина, но ее посетила тоска, и она рассталась с жизнью.
Разве так бывает, чтобы люди умирали оттого, что им приснился сон? – грозным голосом спросил судья. Он требовал объяснения от Духа Цветка. Тот рассказал ему о меланхолии и смерти Линян. Затем, сверившись с Книгой Браков, он подтвердил, что ей суждено быть с Мэнмэем, и, поскольку на ее дощечке не было точки, дал ей разрешение на то, чтобы стать призраком и бродить по свету в поисках человека, который должен стать ее мужем. Затем он приказал Духу Цветка позаботиться о том, чтобы тело Линян сохранилось в целости и сохранности. Линян превратилась в призрака и вернулась на землю, где поселилась рядом со своей гробницей у сливового дерева. Старая кормилица Ши Сяньгу* ухаживала за ее гробницей. Она приносила жертвенные дары и оставляла их на столике под деревом. Линян отблагодарила ее тем, что осыпала цветами сливы, воплощавшими собой ее мысли о любви.
Мэнмэй выздоравливал, лежа в гробнице, но вдруг его посетило беспокойство. Он решил прогуляться по саду. Совершенно случайно – если не считать того, что в дело вмешалась судьба, – он находит шкатулку с портретом, нарисованным Линян. Ему кажется, что он нашел портрет богини Гуаньинь. Он относит свиток в комнату и зажигает перед ним благовония. Его восхищают дымка мягких волос Гуаньинь, ее маленький ротик, подобный розовому бутону. Он видит, что между ее бровями спрятано любовное томление, и чем дольше он смотрит на ее портрет, тем больше уверяется в том, что на шелке изображена земная женщина, а не богиня. Гуань-инь плывет по воздуху, а он видит, что из-под полы одежд высовывается крошечная «золотая лилия». Затем он замечает стихотворение, написанное на шелке, и осознает, что это портрет смертной девушки.
Он читает стихи и понимает, что он – это Лю, ива. Девушка на портрете сжимает в руке ветку сливы, словно обнимает Мэнмэя, имя которого означает Сон о сливе. Молодой человек пишет ответное стихотворение, а затем призывает ее сойти с портрета и подойти к нему.
Женщины, сидевшие за ширмой, спокойно ждали, что будет дальше. Темная призрачная сущность Линян поднимается из гробницы, чтобы соблазнить, искусить и прельстить молодого ученого.
Я подождала, пока она постучится в окно. Когда Мэнмэй спросил ее, кто она такая, я встала и быстро удалилась. Мои чувства были так похожи на чувства Линян. Она вилась вокруг ученого, звала его и дразнила. «Я цветок, который благодаря тебе расцвел темной ночью, – слышала я пение Линян. – Я без колебаний отдаю тебе свое тело, подобное тысяче золотых монет. В этой жизни я желаю одного: спать с тобой на одной подушке каждую ночь». Я была незамужней девушкой, но ее желания были мне знакомы. Мэнмэй принял ее предложение. Он снова и снова спрашивал ее имя, но она отказывалась назвать его. Ей было легче отдать ему свое тело, чем признаться в том, кто она такая.
Подойдя к зигзагообразному мостику, который вел к беседке Спокойного Ветра, я замедлила шаг. Я видела, как «золотые лилии», спрятанные под широкой шелковой юбкой, расцветали при каждом моем движении. Я пригладила ткань, провела пальцами по волосам, чтобы удостовериться в том, что все шпильки находятся на месте, а затем на несколько мгновений прижала руки к сердцу, чтобы успокоить его отчаянное, беспокойное биение. Мне следовало помнить о том, кто я такая. Я была единственной дочерью в семье, где уже девять поколений рождались императорские ученые высшего ранга. Я была помолвлена. У меня были перебинтованы ноги. Если случится что-нибудь неподобающее, я не смогу убежать, как девушка с большими ногами, и не смогу уплыть на облаке, как это сделала бы Линян. Если нас кто-нибудь увидит, моя помолвка расстроится. Сложно было придумать что-нибудь хуже этого, чтобы навлечь на семью позор и бесчестие, но я была глупа и безрассудна, а мой разум был отуманен желанием.
Я закрыла глаза и постаралась забыть о том, какую боль это причинит моей матери. Если бы я рассуждала здраво, я бы поняла, как она будет во мне разочарована. Если бы я была способна думать, я бы догадалась, какой гнев рисковала навлечь на себя. Вместо этого я припомнила, с каким достоинством она ведет себя, подумала о ее красоте и гордой осанке. Это был мой дом, мои сад, моя беседка, моя ночь, моя луна и моя жизнь.
Я остановилась между зигзагообразным мостиком и беседкой Спокойного Ветра. Незнакомец уже ждал меня. Сначала мы не сказали друг другу ни слова. Возможно, он был удивлен, что я пришла. В конце концов, этот поступок не свидетельствовал о моей добродетели. Возможно, молодой человек тоже боялся, что нас поймают. Или же он старался вдохнуть мое существо, так же как я стремилась охватить его облик легкими, глазами и сердцем.
Он заговорил первым.
– Портрет не просто изображает Линян, – сказал он. Его о холодная вежливость должна была удержать нас обоих от ужасной ошибки. – Он – залог их общего будущего с Мэнмэем. В ее руке цветущая ветвь сливы, а в стихотворении – обращение к человеку по имени Ива. Он видит свою будущую жену на этом непрочном куске шелка.
Я ждала, что он обратится ко мне с нежными словами. Но я была девушкой и потому приняла предложенный им тон.
– Мне очень нравятся цветы сливы, сказала я. – Этот образ постоянно возникает в пьесе.
– Ты видел ту сцену, где Линян рассыпает лепестки на алтаре под сливовым деревом? – Незнакомец кивнул, и я продолжила: – Как ты думаешь, цветки, рассыпанные призраком Линян, отличаются от тех, что принес сюда ветер?
Он не ответил на мой вопрос, а вместо этого хрипло сказал:
– Давай вместе смотреть на Луну.
Я позволила отваге Линян проникнуть в мое сердце, маленькими шажками пересекла беседку и подошла к нему. Завтра будет видна только четверть Луны, и сейчас в небе низко висела узкая излучина. Вдруг с озера налетел порыв ветра. Из моей прически выбилось несколько прядей волос. Они ласкали мою кожу, и по моей спине поползли мурашки. j
– Тебе холодно? – спросил он, приближаясь ко мне и положив руки мне на плечи.
Я хотела повернуться и посмотреть ему в лицо, заглянуть в глаза, а потом... Линян соблазнила своего ученого, но я не знала, что делать.
Молодой человек, стоявший за моей спиной, опустил руки. Я слегка отшатнулась от него. Мне хотелось убежать, я была готова упасть в обморок, но меня сдерживало тепло, исходящее от его тела. Мы стояли очень близко, и я боялась пошевелиться.
Издалека до нас доносились звуки оперы. Мэнмэй и Линян продолжали встречаться. Он все время спрашивал, как ее зовут, а она отказывалась назвать свое имя. Он часто удивлялся тому что ее шаги так беззвучны. Линян никогда не отрицала того, что она не оставляла на земле следов. Наконец, как-то вечером бедная девушка-призрак пришла к своему возлюбленному, дрожа от страха: она собиралась рассказать ему, кто она такая и как ее зовут.
В беседке Спокойного Ветра стояли двое молодых людей. Они словно оцепенели. Они боялись пошелохнуться, боялись заговорить друг с другом или просто уйти. Я чувствовала дыхание незнакомца на своей шее.
В саду Мэнмэй пропел вопрос: «Ты помолвлена?»
Еще до того, как я услышала ответ Линян, в моем ухе раздался шепот:
– А ты помолвлена?
– Я была помолвлена с детства. – Я едва узнавала свой голос, потому что все, что я слышала, – это кровь, стучавшую мне в уши.
Я услышала вздох за своей спиной.
– Мне тоже выбрали жену.
– Значит, нам не следует встречаться.
– Я могу пожелать тебе спокойной ночи, – сказал он Ты этого хочешь?
Я слышала, как на сцене Линян признается ученому в своем беспокойстве. Она думает, что после того, как они заставили дождь пролиться из тучи, Мэнмэй сделает ее своей наложницей, но не женится на ней. Услышав об этом, я почувствовала негодование. Не только я, придя сюда, совершила непозволительный поступок. И обернулась, чтобы посмотреть ему в глаза.
– Твоей жене следует готовиться к тому, что после свадьбы ты будешь встречаться с другими женщинами?
Он улыбнулся, и я представила, как он крался по нашему саду, и то время как все думали, что он смотрит оперу вместе с моим отцом и другими гостями.
– Мужчины и женщины не похожи друг на друга, но они любят и желают одинаково, – процитировал он
известную пословицу, а затем добавил: – Я надеюсь найти подругу не только для дома, но и для спальни.
– Итак, ты ищешь наложниц, не успев жениться, – резко бросила я.
Браки устраивали родители, и ни невеста, ни жених не имели право голоса, а потому все жены страшились появления наложниц. Мужья влюблялись в них. Они сами выбирали их, у них не было обязанностей, и они могли наслаждаться компанией друг друга, в то время как браком правил долг. Его целью было появление сыновей, которые в свое время будут проводить ритуалы в зале с поминальными дощечками предков.
– Если бы ты была моей женой, – сказал он, – я бы никогда не стал искать себе наложниц.
Я опустила глаза. Странно, но его слова сделали меня счастливой.
Кто-то скажет, что это было смешно, что такого никогда не могло быть. Кто-то припишет случившееся моему ему воображению – фантазии, которая привела к тому, что я стала страстно писать и плохо кончила. А не которые даже скажут, что если все было так, то я заслужила свою печальную судьбу, и что меня стоило бы приговорить к худшему наказанию, чем предназначенная мне смерть. Но в тот день меня переполняла радость.
– Нам было суждено встретиться, – сказал он. – Я не знал, что ты придешь сюда вчера вечером, но ты пришла. Мы не можем противостоять судьбе. Вместо этого мы должны быть благодарны ей за то, что она подарила нам удивительную возможность.
Я густо покраснела и посмотрела в сторону.
Все это время в саду раздавались звуки оперы. Я так хорошо ее помнила, что, несмотря на то что происходило сейчас между мной и незнакомцем, продолжала жадно вслушиваться в рассказываемую историю. Наконец я услышала, как Линян признается в том, что она бесплотный дух, который скитается между живым и загробным миром. Крики ужаса Мэнмэя долетели до беседки Спокойного Ветра, и я опять вздрогнула.
Молодой человек кашлянул и сказал:
– Думаю, ты очень хорошо знаешь эту оперу. Расскажи мне, что ты о ней думаешь.
– Я всего лишь девушка, и мои мысли не имеют значения, – ответила я, стараясь быть скромной, что было довольно глупо, учитывая обстоятельства.
Он насмешливо посмотрел на меня.
– Ты прекрасна, и это доставляет мне удовольствие, но мне бы хотелось больше узнать о том, – он протянул руку и, не касаясь меня, указал кончиком пальца на то место, где находилось мое сердце, средоточие мыслей, – что у тебя внутри.
Его прикосновение словно обожгло меня. Мы оба были смелы и бесстрашны, но если нежные слова Линян и вдохновленные ими действия ученого привели к тому, что они оказались на брачном ложе, то я была живой девушкой и не могла так легко сдаться на волю чувств, не заплатив за это суровую цену.
Тем временем Мэнмэй преодолел страх перед призраками, признался Линян в любви и согласился жениться на ней. Он нарисовал точку на поминальной дощечке умершей Линян, поскольку ее отец, получив назначение на высокий пост, так торопился, что не успел это сделать. Мэнмэй открыл гробницу и достал изо рта Линян кусок нефрита, который положили туда во время похорон. После этого она вновь вдохнула воздух мира живых.
– Мне нужно идти, – сказала я.
– Ты встретишься со мной завтра?
– Не могу, – ответила я. – Меня хватятся.
Мне казалось чудом, что ни вчера, ни сегодня никто не отправился меня искать. Как я могла опять искушать судьбу?
– Завтра, но не здесь, – продолжил он, как будто не слышал моего отказа.
– Может, в каком-нибудь другом месте? Подальше от сада?
– Беседка Любования Луной находится недалеко от берега озера. – Я знала, где она, но никогда там не бывала. Мне нельзя было ходить туда даже в сопровождении отца. – Она стоит в отдалении от сада и от всех других строений.
– Тогда я буду ждать тебя там.
Я надеялась, что он коснется меня, но и боялась этого.
– Ты придешь ко мне, – сказал он.
Мне потребовалось собрать волю в кулак, чтобы повернуться и идти к месту представления оперы. Когда шла по изгибам зигзагообразного мостика, я чувствовала, что он не сводит с меня глаз.
Ни одна девушка – даже избалованная Тан Цзе – не могла встречаться со своим будущим мужем, не говоря уже о незнакомом мужчине, как это сделала я: по собственному желанию и выбору, вдалеке от осуждающих взглядов чужих людей. История Линян заставила меня позабыть обо всем, но она не была живой девушкой, которой придется испытать всю горечь последствий.
Весенняя болезнь летом
Вce девушки думают о предстоящей свадьбе.
Мы боимся, что наши мужья будут холодны к нам, жестоки, безразличны или небрежны, но чаще мечтаем о чудесной и радостной жизни. Как можно отказаться от мечты, когда наша судьба так печальна? Поэтому, когда наступила темнота и запели соловьи, я стами воображать свою свадьбу и будущего мужа, ожидающего меня в своем доме. Я думала о том, что будет предшествовать моменту нашего единения. Правда, на месте мужа, которого я никогда не видела, я представляла красивого незнакомца.
Я представляла, как прибудут последние подарки, составляющие выкуп за невесту. Мне казалось, я вижу блеск, исходящий от шпилек, сережек, колец, браслетов и драгоценных камней, ощущаю в руках их тяжесть. Я думала о шелках из Сучжоу. По качеству они превосходили даже те ткани, которые изготавливались на шелкопрядильнях моего отца. Последней из множества голов домашнего скота, присланных моему отцу в обмен на меня, прибудет свинья. Отец зарежет ее, и я заверну отдельно голову и хвост, чтобы отослать их в знак уважения семье У. Я думала о подарках, которые отец отправит вместе с кусками свинины: ветки полыни, чтобы прогнать перед моим прибытием злых духов, гранаты, символизирующие мою плодовитость, плоды ююбы (это слово по звучанию похоже на выражение «быстро родить детей») и семь злаков (иероглиф, обозначающий зерно, пишется и звучит так же, как слово «наследник»).
Я мечтала о том, как будет выглядеть паланкин, который заберет меня из родного дома, представляла, как впервые увижу свекровь и как она передаст мне заветную свадебную книгу: благодаря ее советам я буду знать, что делать, когда наступит время дождя и облаков Я воображала, как проведу с незнакомцем первую ночь наедине. Я верила, что в будущем мы будем жить без забот о деньгах и чиновничьих должностях. Мы буде наслаждаться каждым днем и ночью, улыбкой, словом и поцелуем. Какие чудесные мысли. Какие бездумные мечты.
Утром дня моего рождения и праздника Двойной Семерки у меня совершенно не было аппетита. Меня переполняли воспоминания о дыхании молодого человека века на моей щеке и словах, которые он прошептал. Я с радостью подумала, что это и есть любовное томление.
Я хотела, чтобы сегодня все, что я делаю, – от момента пробуждения до встречи с незнакомцем в беседке Любования Луной – произошло по моему выбору. Ива развязала ткань на моих ногах. Я наблюдала за тем, как она держит в ладони мою лодыжку. Затем она проворными пальцами положила ткань на мою ногу, просунула ее вниз и обернула вокруг ступни. Ее движения словно гипнотизировали меня. Она положила мои ноги в ванночку с листьями помело, чтобы моя плоть была мягкой и ее было легко бинтовать, а затем смыла отмершую кожу. Ива присыпала порошком из коры корня волчьей ягоды отсыревшие места, смазала квасцами кожу между пальцев, чтобы предотвратить заражение, и закончила процедуру нанесением тонко помолотой пудры с восхитительным ароматом.
Мои перебинтованные ноги были прекрасны. Это была самая красивая часть моего тела, и я ими гордилась. Oбычнo я строго следила за действиями Ивы. Я должна была быть уверена в том, что все глубокие складки хорошо вычищены, мозоли срезаны, сломанные кости, прорвавшие кожу, отшлифованы, а ногти подрезаны так коротко, как это возможно. Вместо этого сегодня я наслаждалась острым ощущением теплой воды и прохладного воздуха. Женские ступни – величайший дар и тайна. Если случится чудо и я выйду замуж за незнакомца, я буду совершать туалет в одиночестве: присыпать их пудрой, чтобы подчеркнуть их запах, а затем туго оборачивать тканью, чтобы они казались маленькими и хрупкими.
