Текст книги "Подари мне эту ночь"
Автор книги: Лиза Клейпас
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 22 страниц)
Глава 3
Адди проснулась на рассвете вместе с остальными, она не могла оставаться в постели, когда аромат завтрака незаметно стелился по воздуху, и тихий шум голосов доносился в ее комнату из столовой. Она быстро умылась и оделась, испытывая странное спокойствие, несмотря на долгую и бессонную ночь.
Существовал ли какой-нибудь способ вернуться в Санрайз, которому она принадлежала? Она не знала, как вернуться, хотя прежде всего она не знала, как попала сюда. Что, если она застряла здесь навсегда? Адди передернуло от этой мысли, и она выбросила ее из головы. Нет смысла беспокоиться об этом. Ведь она, по всей видимости, ничего не может с этим поделать. Если все это сон, то он когда-нибудь кончится. А если она сошла с ума, лучше притвориться для себя самой и остальных, что это не так.
Но было и кое-что, о чем ей действительно надо было задуматься. Рассел Уорнер был все еще жив, и она, возможно, единственная, кто может его спасти. Для семьи и всех в «Санрайз», она будет Аделиной. Она узнает, как ей стать той, кем, по их мнению, она являлась. С этого момента никто не заметит за ней ничего странного. И пока он водит всех за нос, она отыщет способ разоблачить Бена и не даст ему убить Рассела. При сложившихся обстоятельствах, Рассел будет убит только после осеннего загона скота. К тому времени ей придется все изменить.
Адди легким шагом спустилась вниз. Войдя в столовую, она изобразила на лице сияющую улыбку.
– Доброе утро, – весело сказала она, усаживаясь рядом с Мэй.
– Отчего, черт побери, ты такая счастливая? – спросил Рассел. Глаза его блеснули.
– Просто так.
Она отклонилась в сторону, когда служанка протянула руку, чтобы налить ей кофе.
– Думаю, это может быть как-то связано с Джефом, – сказала Мэй, радуясь этой мысли. – Так, Аделина?
– Может быть, – согласилась Адди, размешивая сахар в своем кофе. – Должна признать, Джеф просто супер.
Ее заявление было встречено абсолютным молчанием.
– Супер?
Адди поняла свою ошибку и поспешно попыталась ее скрыть.
– Новое выражение. Вы услышите его лет через пятьдесят. Это значит хороший, замечательный.
Рассел усмехнулся.
– Не знаю, зачем молодым надо придумывать новые слова. У нас есть все, что нужно.
– Затем, что молодые всегда думают, что они чувствуют то, чего никто никогда до них не чувствовал, – рассудительно сказала Каролина. – Им просто необходимо выдумывать новые слова.
– Аделина, ты собираешься сегодня снова увидеться с Джефом? – Лицо Мэй светилось таким характерным для всех матерей интересом.
– Ну, мы обсуждали такую возможность.
– Я хочу, чтобы Аделина сегодня пошла со мной, – бесцеремонно вмешался Рассел.
За столом воцарилось недолгое молчание. Затем Мэй заговорила, уголки ее губ опустились, брови сошлись от недовольства.
– Чуть позже ты сможешь взять с собой Кейда.
– Кейд весь день будет в школе, – возразил Рассел, упрямо выставив подбородок. – А мы с Аделиной уже долго не ездили верхом. Она хочет поехать. Так ведь, тыковка?
Адди энергично закивала.
– Да. Идея звучит здорово.
– Мы осмотрим ранчо, приглядим, чтобы все шло как надо, ведь так, милая?
Она широко ему улыбнулась.
– Ну конечно.
– Подождите, – глаза Бена потемнели от раздражения. – Парням ни к чему, чтобы она заглядывала им через плечо и высказывала свое мнение о том, что они делают.
Адди выпрямилась на своем стуле, прямо посмотрев на него.
– Я не скажу никому ни слова.
– Тебе и не нужно, – холодно ответил он. – Один твой вид отвлечет их. – Он повернулся к Расселу, голос его стал мягче, убедительнее. – У нас сегодня очень много работы, и нет времени на ее выходки. Многие из них довольно редко видят женщин, Расс, и не смогут не пялиться. Но чтобы одна из них стояла над душой, когда они пытаются работать, особенно девушка с такой внешностью как у Аделины, это уже чересчур, не думаешь?
Адди нахмурилась, размышляя, был ли это завуалированный комплимент. Было трудно сказать.
– Я рада, что твой работник достаточно умен, чтобы сказать нам, что делать, папочка, – сказала она, невинно округлив глаза. Если бы у нее были кудряшки как у Мэри Пикфорд, она бы накрутила одну себе на палец.
Рассел раздраженно откашлялся.
– Никто не говорит мне, что делать с моей дочерью, Бен. Сегодня она посмотрит со мной ранчо.
– Как тебе угодно, – лицо Бена было спокойным, полностью лишенным каких-либо эмоций.
К тому времени, как Адди и Рассел добрались до конюшни, Бен уже уехал, чтобы организовать рабочих ранчо, которые начали строительство, работы должно было хватить на все лето. Лошади были оседланы и готовы к поездке. Рассел обменялся парой слов с одним из ковбоев, которому поручили фермерскую работу на ранчо: кто-то должен был приглядывать за цыплятами и собирать яйца, убирать люцерну и собирать сено в снопы.
Заготовка сена была нелегкой работой. Требовался опыт, чтобы понять, когда сено хорошо высушилось, когда оно было нужного цвета, сколько оно должно было пролежать в волоках и когда оно достаточно просохло, чтобы его можно было складывать в копны. Именно сейчас оно сушилось на полях и меняло цвет под ярким техасским солнцем. Ничто нельзя было сравнить со сладким запахом хорошо просушенного сена. Казалось, его аромат, наполнял воздух на мили вокруг.
Но ковбои находили мало радости в такой работе.
Им казалось, что ниже их достоинства выполнять такие задачи – ведь это занятие для фермеров, не для ковбоев! А поскольку они безжалостно дразнили друг друга, тех, кому приходилось выполнять фермерскую работу, остальные ковбои искусно высмеивали.
Пока Рассел разговаривал с рабочим ранчо, Адди сбоку подошла к Джесси.
– Доброе утро, Джесси. Вижу, сегодня на тебе нет этого ужасного старого дамского седла. Какая ты красивая лошадка. Да—да, красивая. – Голова Джесси повернулась в ее направлении, выжидающе прядя ушами. – Сегодня у нас не будет проблем как вчера, – продолжила Адди, засунув руку в карман и вытащив кусочек сахара. – Заключим сделку, Джесси , ты знаешь какую ! А это подтверждение моих честных намерений. И поверь мне, если ты выполнишь наше соглашение, там, откуда я это принесла, есть еще.
Джесси наклонила голову и осторожно взяла сахар губами, разглядывая ее настороженными карими глазами. Неожиданно она проглотила его и носом сильно ткнула Адди в ребра, выпрашивая еще.
– Скажу тебе, мы с тобой станем хорошими друзьями, – непринужденно сказала Адди, доставая еще один кусочек сахара и протягивая его лошади. Нос Джесси был мягким как бархат, когда он коснулся ее ладони ища сахар. Она погладила сбоку шею кобылки и показала свои сапожки без шпор. – Видишь, Джесси? Гладкая подошва, как раз для тебя.
Джесси не протестуя терпела, когда Адди просунула носок своего сапога в стремя и уселась в седло. Перекинув ногу через седло, она расправила свои юбки и выжидательно посмотрела на Рассела. Он как раз закончил беседу.
– Я готова.
– Похоже на то. – Рассел забрался на собственного коня, большого белого мерина по имени Генерал Коттон, и они поехали прочь от дома к пастбищам. – Полагаю, ты знаешь, что твою мать все это не обрадовало, – сказал он, походя на мальчишку, которому только что сошла с рук какая-то проделка.
– Не пойму, почему, – отозвалась она с искренним недоумении. – Что плохого в том, чтобы ты взял меня с собой осмотреть ранчо?
– У нее всегда имелись планы на тебя, Аделина. Планы втянуть тебя во что-то, для чего ты не создана. Послать тебя в школу в Виргинии, чтобы ты научилась изысканным манерам и поэзии в надежде, что ты найдешь себе мужа среди восточных юристов или бизнесменов, но я знал, что этого не произойдет. Я знал, что ты захочешь вернуться в то место, которому ты принадлежишь. Кейд и Каролина похожи на вашу мать. Она была рождена не для жизни на ранчо. Она достаточно хорошо вписалась в эту жизнь, но в своем сердце она никогда не перестанет тосковать о людях с востока. Но думаю, ты пошла в меня, Аделина. И ты, и я были рождены для этого. – Он обвел рукой землю перед ними. – Посмотри вокруг. Променяла бы ты все это на жизнь в отеле или городском доме с добрым дядюшкой, которого прочит тебе в мужья Мэй? Тебе ведь не нужен мужчина, разряженный в городскую одежду, кто-то с мягкими руками и белой кожей, боящийся грязи и животных, и всего естественного. Город лишает их мужественности. Наши местные парни грубы, Аделина, но они – мужчины, и они уважают женщину. Слишком уважают, чтобы позволить ей носить в семье брюки и делать их работу. Здешний мужчина знает, как позаботиться о женщине.
Адди слушала его с растущей тревогой. Она не хотела верховодить в доме или держать мужчин под каблуком. Если или когда ее мысли вдруг обратятся к браку, она найдет такого мужа, который позволит ей быть его партнером, его любовницей и другом. Неужели бесполезно надеяться, что однажды она найдет кого-то, кто позволит ей не уступать ему?
– Давай обсудим что-нибудь другое, – сказала она, наморщив лоб, и Рассел любезно начал читать ей лекцию об управлении ранчо. Лошадиные копыта, разбрасывая брызги, прошлепали по узенькому ручью, затем глухо застучали по краю люцернового поля. С одной стороны поля в ряд росли деревья, посаженные для защиты от ветра. С другой, сочная ярко-зеленая трава переходила в коричнево-зеленую траву настоящего пастбища. Адди заметила, что все деревья, мимо которых они проезжали, были подстрижены снизу, словно слишком высоко подобранные юбки.
– Зачем нижние листья всех деревьев так обрезали?
Рассел казался довольным ее интересом.
– Это линия выпаса, милая. Она именно на той высоте, где животные могут достать до веток, когда щиплют траву и жуют листья. Когда видишь такое, знай, что землю стравливают. Вот почему Бен перегнал стадо дальше на более богатую землю. Если бы он этого не сделал, трава совсем поредела бы, и коровам пришлось бы искать еду на бесплодном пастбище.
– Но как долго ты сможешь перегонять стадо, пока не кончится хорошая земля?
– Кончится земля? – Рассел громко расхохотался.
– У нас полмиллиона акров. В ближайшее время нам это не грозит. А если бы земля и кончилась, в Техасе всегда найдется еще.
– Не знаю, настолько ли велик Техас, как ты считаешь. Рано или поздно земля…
– Техас невелик? Да он занимает практически всю страну, кроме маленького участка, который мы отдали другим штатам, чтобы те разделили его между собой.
Они проехали несколько миль засушливых пастбищ, мимо стад лонгхорнов, чьи головы были низко опущены, пока они сонно жевали траву. Лицо Рассела лучилось гордостью, когда он смотрел на животных с их покачивающимися хвостами и смертоносными рогами.
– Красивые, не правда ли?
– Их тут так много.
– Неплохо для человека, который начинал всего с двумя долларами наличными и пустым желудком. Это приятное ощущение для мужчины, Аделина, любоваться тем, что он имеет и знать, что он построил что-то, что сохранится навеки. Знать, что это всегда будет так. Эта земля никогда не станет принадлежать никому кроме Уорнеров, и я был тем, кто взял ее себе.
Адди посмотрела на него и почувствовала прилив жалости. Но когда тебя убили, все это развалилось. Некому было взять обязательства на себя, некому удержать все это. Стада были угнаны или проданы, ранчо разрушено. Кейд был слишком молод, чтобы взять дело в свои руки. А муж Каролины, очевидно, оказался слишком слаб, он не из тех мужчин, за кем пойдут остальные. Это не продлилось вечно.
– Все это мое, – сказал Рассел, смакуя эту мысль. Голос его понизился на несколько тонов. – И однажды все это станет твоим.
– Моим? – повторила она взволнованно.
– Полно, милая, не говори, что ты не слушала, когда я объяснял это тебе совсем недавно.
Адди не имела представления, о чем он говорит. Может, он объяснял что-то Аделине Уорнер. Но не Адди Пек.
– Я не совсем поняла, – осторожно сказала она.
Рассел вздохнул.
– Ох, да неважно. Все равно завещания – мужское дело. Тебе и не нужно ничего понимать, милая. Просто…
– Объясни еще раз, – мягко перебила Адди, следя за ним точно ястреб. – Пожалуйста. На этот раз я постараюсь. Что насчет завещания?
Рассел словно надулся от важности.
– Никто здесь не знает, какое необычное завещание я собираюсь составить. Я послал в Филадельфию за юристом, чтобы тот приехал и все сделал по правилам. Он прибудет в течение месяца.
– А здесь что нет юристов, которые могли бы составить для тебя хорошее завещание?
– Не такие, как молодые умельцы с востока. Когда дело касается закона, они знают каждую мелочь. А я не хочу, чтобы с этим завещанием вышла ошибка.
– Что в нем такого особенного?
– Ну, я много думал о том, что случится после моей смерти. Я, конечно, не стремлюсь к этому пока. Но начинаю задумываться: кто займется делом после меня? Кто присмотрит за «Санрайз»? Каро и Пит ничего не понимают в управлении ранчо. Они говорят о переезде на восток после рождения ребенка.
– В Северную Каролину? – догадалась Адди. Именно там ее мать, Сара, выросла, вышла замуж и через какое-то время умерла.
– Верно. Полагаю, ты слышала, как они об этом упоминали.
Он фыркнул.
– Восток. Пит будет чувствовать себя там как дома, это уж точно. Он не ковбой. Я надеялся, что мы сможем что-то из него сделать, когда они с Каро приехали пожить в «Санрайз». Но он не смог бы заарканить теленка, даже если бы тот стоял перед ним.
– А как насчет того, чтобы оставить ранчо Кейду?
– Кейд может делать все, что пожелает, но его сердце не здесь. Ему уже хочется почувствовать вкус городской жизни, и когда ему это удастся, он не захочет с ней расставаться. А Мэй проследит, чтобы ее сын получил образование в колледже и, в конце концов, оказался в какой-нибудь конторе с очками на носу и кипой книг на рабочем столе. Неприятно это признавать, просто Техас не в его крови. Так что остаешься ты. Но ты не можешь наследовать «Санрайз», милая. Какой бы умной ты ни была, ты всего лишь женщина.
– И я ничего не могу с этим поделать, – лукаво сказала она.
– Так что я собирался поступить как все здесь, после смерти продать ранчо и поделить деньги между теми, кого я оставил позади. Ты стала бы богатой женщиной, если бы я это сделал. У тебя было бы достаточно денег, чтобы ты делала все, что захочешь, всю оставшуюся жизнь. Но затем появился Бен.
Адди внимательно посмотрела на него.
– Какое отношение к этому имеет Бен?
Рассел улыбнулся.
– Он управляется на ранчо не хуже меня. Никакой пыли в глаза. Когда он говорит, что сделает что-то, он это выполняет, так или иначе. Мужчина, на которого можно положиться. Так что я решил назначить его попечителем. Это значит, что я оставляю «Санрайз» тебе, а управляющим будет он.
– Да ты, наверное, шутишь! – воскликнула Адди, округлив глаза.
Она так оскорбилась, словно была настоящей дочерью Рассела.
– Ты вручаешь ему свое ранчо, свои деньги и семью? Он может делать с нами все, что ему вздумается? Все, что у нас есть, будет в его распоряжении? О Господи, он ведь нам даже не родственник!
– Я вставлю несколько условий в завещание, – сказал Рассел, как будто это должно было ее успокоить. – Во-первых, «Санрайз» будет нельзя продать без одобрения семьи.
– Что если Бен окажется плохим попечителем? Мы можем его уволить?
– Нет, это – единственное, чего вы не можете изменить. Он будет попечителем, пока не умрет и не будет похоронен. Но не волнуйся, он будет чертовски хорошим управляющим. Я упокоюсь с миром, зная, что оставил все в его руках.
Тех самых руках, которые тебя задушат! Мысли Адди смешались. У Бена был прекрасный мотив убить Рассела. После того, как завещание будет подписано, все ранчо и огромное состояние окажутся в его руках, если только Рассел Уорнер умрет.
– Папочка, я знаю, что ты ему доверяешь, – сказала она неровным голосом. – Я знаю, что ты рассчитываешь на него и заботишься о нем. Но будет ошибкой наделить его такой властью после твоей смерти.
– Ох, милая, – утешительно сказал Рассел, – я знаю, ты, наверное, разочарована тем, что «Санрайз» окажется в руках попечителя вместо того, чтобы все эти деньги перешли к вам. Но это единственный способ не дать растянуть ранчо по кускам. Бен – моя единственная страховка от этого. Я не хочу, чтобы мое ранчо погибло, просто потому что я умру. Все так просто.
– Ты уже сказал Бену?
– Еще нет.
– Может быть, лучше немного подождать, – пробормотала Адди, и замолчала не услышав ответа от Рассела. Она попыталась сосредоточиться на окружающем пейзаже, чтобы не разразиться тирадой от беспомощности. От этого не будет толку. Позже, пообещала она себе. Она еще обсудит это с Расселом позже, когда сможет привести веские аргументы.
* * * * *
Земля кишела людьми и скотом, воздух был густым от пыли и запаха животных и пота. Тысячи коров лечили от мясных мух и глистов, насекомых, которые заводились в открытых ранах и питались гноящейся плотью. Страдающих лонгхорнов обтирали смесью жира и карболовой кислоты, которая убивала крупных личинок и успокаивала мучительную боль.
Но лонгхорны не знали, что люди пытаются помочь, и яростно сопротивлялись. Сыпля грязными ругательствами, мужчины уворачивались из-под копыт животных, которые бросались на них. Облака пыли клубились, поднимались и оседали вокруг движущихся фигур, засыпая одежду мужчин и прилипая к коже. Животные вокруг них кружили словно красно-коричневые воды бурной реки.
Рассел и Адди остановились посмотреть, стараясь не мешать.
– Тяжелая работа, – сказала Адди, почти про себя. – Жаришься на солнце. Пораниться ничего не стоит. Никаких машин в помощь, и нет времени на отдых. Не понимаю, как кому-то может нравиться нечто подобное.
– Подожди, пока придется спиливать рога самым агрессивным животным, – отозвался Рассел и ухмыльнулся.
– Зачем они это делают? Что заставляет мужчину хотеть стать ковбоем?
– Не знаю, задается ли мужчина этим вопросом. Он либо делает, либо нет, вот и все.
– В этом нет ни капли романтики. Эта работа совсем непохожа на то, как ее описывают в романах или журналах. И уж конечно они получают не так и много денег за то, что делают!
– Черта с два не получают! Я плачу моим ребятам сорок долларов в месяц. Это почти на десять больше, чем они смогут получить еще где-нибудь в нашей стране за ту же работу.
– Я просто не понимаю, что их привлекает.
Рассел не слушал.
– Поехали, милая. Вон Бен вытаскивает бычка из болота.
Она неохотно последовала за ним, проехав дальше по пастбищу в сторону, где два лонгхорна основательно застряли в болотце, пытаясь ускользнуть от туч мух, спрятавшись в глубокой грязи. Один из бычков издавал жалобные звуки, в то время как другой, тихий и изнуренный, не протестовал, пока его тащили, привязав веревками к штырям на седлах нескольких ковбоев.
Адди неприязненно поджала губы при виде Бена, который обвязывал веревками лонгхорна. Его «Ливайсы» почернели от грязи от колен и ниже. Казалось, что он валялся в грязи вместе с коровами. Пот струйками стекал по его грязному лицу и шее, и кончики черных волос на затылке влажно завивались. Именно здесь ему самое место, в грязи.
– Похоже, Бену сегодня пришлось нелегко, – прокомментировала она с заметным удовлетворением.
– Он не боится работы. – Рассел с любовью посмотрел на старшего рабочего. – Мужчины уважают его за это. И они знают, что он не попросит их сделать то, чего не стал бы делать сам. Самое сложное на свете, Аделина, это работать на человека, который ленивее тебя, и столь же легко работать на того, кого уважаешь.
Это не слишком вписывалось в ее представление о Бене Хантере. В конце концов, он ведь убьет Рассела ради собственной выгоды. Легкие деньги. Такие люди не любят работать, разве не так? Ей не понравилось то, что у Бена могут иметься и хорошие качества, это усложняло ее представление о нем, как о беспринципном преступнике. А ей хотелось, чтобы все было элементарно.
Если бы она могла с кем-то о нем поговорить, с кем-то, кто помог бы ей облегчить бремя молчания! Все были так раздражающе довольны Беном. Они восхищались им и уважали его, не зная, что он на самом деле за человек.
Словно почувствовав ее взгляд, Бен повернул голову и посмотрел на нее. Ее поразил яркий цвет его глаз, изумрудов, окаймленных густой бахромой черных ресниц, глубоко посаженных на его загорелом лице. Какую-то секунду она не могла пошевелиться, захваченная в плен его пристальным взглядом. Несмотря на расстояние между ними, казалось, он мог читать ее мысли, и она почувствовала, как ее щеки начинают гореть. Она испытала облегчение, когда, наконец, его внимание обратилось обратно на бычка, пытающегося выбраться из трясины.
Животное пошатнулось на неверных ногах и упало на краю болотца, утратив всякое желание делать хоть что-то, кроме как лечь и умереть. Ругаясь, мужчины подошли к дрожащему лонгхорну и стали тянуть его, пытаясь поднять на ноги. После долгой борьбы мужчинам удалось выполнить задачу, и лонгхорн заковылял прочь в поисках чего бы пожевать. Оставив остальных вытаскивать второго бычка, Бен направился к Расселу и Адди, вытирая руки о свои джинсы. Адди заметила, как заледенела его улыбка, когда он посмотрел на нее, и что-то внутри нее беспокойно сжалось.
– Мисс Аделина. Надеюсь, ругательства тебя не оскорбили. – Он наклонил голову назад и прищурившись поглядел на нее. Как он и хотел, это замечание напомнило ей, что все здесь не ее ума дело, эта сцена была предназначена только лишь для мужчин. Язык, работа, одежда, каждая деталь здесь была абсолютной противоположностью свойственному женщинам окружению. Согласно законам этого мира она должна была торчать на кухне или сидеть за вышивкой, а вовсе не разъезжать по пастбищам с ее отцом.
– Я слышала и худшее, – сказала она.
– Я так и думал.
Бен пытался скрыть свои мысли, разглядывая ее. Он не мог объяснить себе, почему его чувства к ней стали меняться. Они невзлюбили друг друга с самой первой встречи, и с каждым ее визитом домой на время каникул их взаимная неприязнь лишь усиливалась.
Он со страхом ждал дня, когда она вернется из Академии благородных девиц навсегда. Он не выносил игр, в которые она так любила играть, ее капризов, ее способности всех вывести из себя и любого обвести вокруг пальца. С ним она всегда была надменна, пока отсутствие интереса с его стороны не заинтриговало ее, кончилось все это сценой в конюшнях, когда он попыталась его соблазнить. Когда он равнодушно отказал ей, она решила относиться к нему с неизменным отвращением, что его вполне устраивало.
А теперь, это казалось просто невероятным, но она изменилась в мгновение ока. Невозможно было узнать, долго или нет продлится перемена, но эта новая Аделина действовала на него совсем не так, как старая. Бен никогда не замечал, как она красива, какой уязвимой и обезоруживающей она могла быть. Он почти жалел, что отклонил ее предложение в конюшнях. По крайней мере, сейчас он бы не задавался вопросом, каково это чувствовать под собой ее тело. Теперь он этого никогда не узнает, и хотя это того не стоило, он все же был невольно очарован ею.
Адди оглядела пастбище, грязных, небритых мужчин, их одежду, потемневшую от пота, их лица с неряшливыми усами или чересчур длинными бачками. Они исподтишка непрестанно поглядывали на нее. Не будь рядом Рассела, она бы не чувствовала себя в безопасности.
Бен заметил ее неуверенное выражение и ухмыльнулся.
– Алмазы неограненные, все мы. Вы нигде не встретите джентльменов больше нас уважающих леди. Некоторые из присутствующих здесь проехали сотни миль, только чтобы мельком увидеть женщину высокой репутации.
– Включая и Вас, мистер Хантер? – поинтересовалась она, голос ее был убийственно мягок.
– Меня никогда особенно не интересовали женщины с высокой репутацией, мисс Аделина.
Адди внутренне вскипела. О, как ему нравилось делать это едва заметное оскорбительное ударение на ее имени! Как может Рассел просто сидеть на лошади, и не замечать, что Бен искусно оскорбляет ее?
– Какое облегчение знать, что порядочным женщинам не грозят ваши ухаживания, мистер Хантер.
Он лениво улыбнулся, смерив ее взглядом с ног до головы.
– Должен предупредить, время от времени я делаю исключения.
Рассел громко фыркнул.
– Ключ к сердцу моей Аделины, говорить ей комплименты, Бен, много комплиментов. Они очень поднимают ей настроение.
– Только если они искренние, – уточнила Адди. Она выразительно поглядела на Бена. – А я вижу насквозь всех, кто лицемерит.
– Не знал, что вы так высоко цените искренность, мисс Аделина.
– Значит, вы знаете обо мне меньше, чем вам кажется, мистер Хантер.
– Достаточно, чтобы составить определенное мнение.
– Вот и славно. Можете составлять обо мне какое вам угодно мнение, пока мне не приходится его выслушивать.
Глаза Бена сузились.
Рассел расхохотался в последовавшей за этим тишине.
– Вы двое когда-нибудь успокоитесь?
– Я должен возвращаться к работе, – сказал Бен, посмотрев на Адди, и коснулся полей шляпы в жесте, содержащем минимум любезности.
– Он в бешенстве, здорово, – радостно сказал Рассел, пока Адди смотрела, как старший рабочий шагал назад к болотцу.
– Почему тебя это так радует? – спросила она, поджав губы. – И почему ты позволяешь ему говорить такие вещи твоей дочери?
– Во-первых, когда дело касается Бена Хантера, ты можешь постоять за себя лучше, чем это удается мне. Во-вторых, ты бы налетела на меня словно торнадо, если бы я вмешался. Тебе нравится обмениваться с ним колкостями. Проклятье, мне тоже нравится пикироваться. Разница в том, что ты можешь его разозлить, а я нет. Мне нравится видеть его в бешенстве хотя бы иногда. Мужчине полезно время от времени выходить из себя. Его непросто рассердить. На самом деле, похоже, что ты единственная, кому это удается. С тобой он чертовски раздражителен.
– Я делаю это не нарочно, – проговорила она. Бог свидетель, у нее не было причин провоцировать Бена. Это делу не поможет. Если бы только она могла проглотить все те резкие слова, которые соскальзывали с языка, когда Бен заговаривал с ней. Сколько пользы это бы ей принесло, если бы она могла оставаться спокойной и холодной, когда он злился! Но она не могла молчать или держаться невозмутимо, только не когда от одного его присутствия ее переполняло напряжение. Она не могла контролировать свои чувства, когда Бен был рядом. Она ловила себя на том, что говорит вещи, которые не может удержать в себе. Он пробуждал в ней все самое худшее, и, похоже, она пробуждала все самое худшее в нем.
Ее мысли прервал резкий крик Рассела, который наклонился вперед в своем седле.
– Эй! Этот бычок бросился на них, кто-нибудь вырубите его!
Глаза Адди расширились от ужаса, когда она увидела, что произошло. Как только бычок выбрался из трясины, он яростно кинулся рогами на своих спасителей, взбешенный и готовый к бою. Огромные рога угрожающе нацелились на ближайшего мужчину. Бычок с огромной скоростью бросился вперед, мощные мышцы вздулись под покрытой грязью кожей, и все, что могла видеть Адди, это взрыв движения. Последовал короткий вскрик раненого ковбоя. В воздух взвились веревки, чтобы поймать и удержать бычка, но в пыли и отчаянии лассо пролетели мимо цели. Адди закричала, увидев красный блеск крови и как парень, словно тряпичная кукла, упал.
Разъяренный свистом кружащих веревок, бычок метнулся в сторону. Бен бросился к скрючившейся на земле фигуре, ухватил парня за ногу и потащил его подальше от животного. Бык тут же среагировал на движение, его опущенная голова рванулась вперед в погоне за телом, скользящим в пыли.
– Вырубите его! – охрипшим голосом крикнул Бен, но еще одной веревке не удалось поймать лонгхорна за ногу. Бен громко крикнул. – О, черт. – Кто-то бросил Бену винтовку, которая тяжело хлопнула его по ладони. Удерживая ее за ствол, он поднял ее в воздух. Сердце Адди остановилось, когда она поняла, что он собирается сделать.
– Папочка, – прошептала она, удивляясь, почему никто не стреляет в быка. Она не услышала от Рассела ни звука.
Тело Бена изогнулось, когда он поднял самодельную дубину еще выше и резким, жестким движением обрушил ее на голову лонгхорна. Животное беззвучно повалилось на землю, по инерции заскользив вперед, так что Бену пришлось отпрыгнуть назад. Острые рога замерли у его сапог. Бен не двигался, уставясь на поддергивавшегося лонгхорна. На пастбище воцарилась тишина.
– Неужели никто не мог закинуть петлю ему на шею? – наконец спросил Бен, ни к кому в частности не обращаясь, и вздохнув подошел в мальчику, лежащему на земле.
– Ты убил его? – спросил Расс, слезая с Генерала Коттона.
– Нет. Только немного оглушил. Он никому не доставит хлопот какое-то время.
– Как парень?
Адди с трудом успокоила нервничающую Джесси. Как только норовистая лошадь угомонилась, она спрыгнула с нее, отпустив поводья.
– Не слишком хорошо, – мрачно ответил Бен. – Пара сломанных ребер, и рана на голове, могут понадобиться швы. Уоттс, принеси мне иглу и нитку. Остальные за работу. Многим животным еще нужна помощь.
– Папа, – Адди тихо спросила Рассела, – у тебя с собой есть что-нибудь выпить?
– Всегда. – Он вытащил серебряную фляжку с монограммой из одного из многочисленных карманов своего жилета и с ухмылкой протянул ее ей. – Виски сгодится?
– Прекрасно.
Она встряхнула фляжку, пытаясь по плеску определить, сколько виски осталось внутри, и направилась к мужчинам на земле. Бен прижимал кусок ткани к боку лежащего без сознания паренька и нахмурился, увидев идущую к нему Адди.
– Ради Бога, забирайтесь на вашу лошадь, – резко бросил он. – И попытайтесь не упасть в обморок.
– Падать в обморок – это последнее, что я собираюсь сделать, – коротко ответила она, подойдя к мальчику и опустившись на колени рядом с ним. На этот раз она точно знала, как справиться ситуацией. О, как ей хотелось сразить Бена новостью, что она работала медсестрой последние три года! – Вы не попросили никакого антисептика. Виски подойдет.
Он взял у нее фляжку одной рукой, прижимая сложенный платок к ране другой.
– Хорошо. Спасибо за помощь. А теперь не мешайте.
Адди стояла на своем. Она не двинулась с места, отчаянно желая помочь. Каким-то образом, на безбрежных землях ранчо «Санрайз», посреди незнакомцев и их сбивающих с толку сложных традиций, среди раздраженных мужчин и моря животных, она нашла что-то, что знала, как делать. Она знала, как обращаться с раной, она была одной из лучших сестер в госпитале, когда дело касалось неотложной помощи. Никто не мог придраться к тому, как она накладывает повязки и швы. Но Бен этого не знал и собирался ей помешать. Адди придется доказать всем и самой себе, что она может быть полезной. Она могла вписаться в этот мир. Ей только нужна возможность это доказать.
– Я могу помочь, – сказала она. – Я останусь.
Бен бросил фляжку на землю и мертвой хваткой стиснул ее запястье.
