Текст книги "Жажда крови"

Автор книги: Лиза Джейн Смит

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 10 страниц)

29

Мы с Дамоном с нечеловеческой скоростью бежали по улицам Нового Орлеана. Когда мы только приехали, он неохотно следовал за мной, но сейчас мы мчались бок о бок, а кирпичные и саманные строения по сторонам сливались в одно неясное пятно.

Арена изменила наши отношения – я чувствовал это всем своим существом. Что-то мелькнуло в глазах Дамона, когда он посмотрел на меня и отказался атаковать, несмотря на крики толпы. Я думал, как закончилась бы битва, если бы шатер не загорелся. Мы пошли бы на людей плечом к плечу? Или один из братьев Сальваторе закончил бы свою жизнь в луже крови на пыльном полу?

Мелькнуло воспоминание о пылавшей, как огромный факел, церкви Мистик-Фоллз. Горожане спалили церковь и запертых в ней вампиров в ту самую ночь, когда отец убил нас – и вампиршу, которую любил Дамон.

Но мы с Дамоном до сих пор живы, как фениксы, восставшие из пепла былых вампиров. Может быть, из пламени горящего цирка в этом новом для нас городе родится и наша новая близость – как новые побеги поднимаются на полях, в прошлом году выжженных дотла.

В унисон стуча подметками по булыжной мостовой, мы с Дамоном бежали по переулкам и улицам, которые я так хорошо выучил за несколько прожитых здесь недель. Но когда мы повернули на Дофин-стрит, куда мы с Лекси ходили за покупками, я остановился. На витрине швейной мастерской висел грубый набросок, изображавший нас с Дамоном, припавших к земле, с обнаженными клыками. «Битва века» – гласила надпись. Я прикинул, не Келли ли нарисовала это. Может быть.

Дамон наклонился поближе, изучая афишу.

– На этом рисунке ты полноват, братец. Наверное, стоит на время отказаться от официанток.

– Ха-ха, – кисло сказал я и осмотрелся. Со стороны цирка слышались крики. Начало было хорошим, но, если этих афиш столько же, сколько афиш с Дамоном, мы не будем в безопасности, пока не доберемся до дома.

В отдалении высилась колокольня церкви, стоящей по диагонали от дома Лекси.

– Пошли! – Я подтолкнул Дамона к церкви, и больше мы не разговаривали, пока не добрались до старого белого дома.

– Ты здесь живешь? – Дамон кривил губы, пока его глаза перебегали с проваленного беленого крыльца на темные окна.

– Я понимаю, что этот дом не совсем соответствует твоим меркам, но всем нам время от времени приходится чем-то жертвовать, – саркастически сказал я, проводя его к задней двери.

Дверь открылась, бросив на темную землю треугольник света.

Я поднял руки, увидев в дверном проеме Лекси.

– Я помню, что ты запрещаешь приводить гостей но…

– Быстро заходите! – Она закрыла дверь в ту же секунду, как мы пересекли порог. В зале горели свечи. На стульях и кушетках сидели Бакстон, Хьюго и Перси, как будто застигнутые в разгар какого-то собрания.

– Ты, должно быть, Дамон, – кивнула Лекси, – добро пожаловать.

Я знал, что Дамон ее разглядывает, и мне было интересно, что он скажет.

– Да, мадам, – слегка улыбнулся Дамон, – но боюсь, что за все то время, что мы провели в плену, мой брат не удосужился рассказать о вас и вашей – он взглянул на Перси и Бакстона, – семье.

Перси дернулся встать, но Лекси остановила его жестом:

– Я Лекси. Раз Стефан твой брат, то мой дом – твой дом.

– Мы сбежали, – начал объяснять я.

– Я знаю, – кивнула Лекси, – Бакстон там был.

– Правда? – удивился я. – Ты поставил на меня или против?

Дамон усмехнулся. Лекси положила руку мне на плечо:

– Не злись. Он был там, чтобы тебе помочь.

– Вы хотели мне помочь?

Бакстон откинулся на спинку стула:

– Да. Но кому-то пришла в голову блестящая идея поджечь весь цирк, и я убежал, – он сложил руки на груди, как будто бы довольный своим участием в этой истории.

– Это была Келли. Она подожгла шатер, – признался я.

В глазах Лекси мелькнуло удивление:

– Я ошиблась, – просто сказала она, – это должно было случиться.

– Простите, что я вас перебиваю, но у вас есть что-нибудь поесть? – Дамон не отрывался от портрета какой-то старой дамы. – Последние несколько недель выдались довольно трудными.

В первый раз с момента побега я внимательно посмотрел на брата. Голос у него был хриплый, как будто он отвык говорить. Кровоточащие порезы покрывали руки и ноги, одежда висела клочьями, грязные черные волосы свисали на шею. Глаза покраснели, а руки тряслись.

– Конечно. Мальчики, вы, наверное, умираете с голоду. Бакстон, отведи его в лавку мясника, пусть поест до отвала. Не думаю, что в Новом Орлеане хватит людей, чтобы утолить его голод. А вечером он наконец поест по-королевски.

– Да, мадам, – Бакстон слегка поклонился, вставая со стула.

– Я пойду с ними, – я направился к двери.

– Нет, – Лекси схватила меня за руку, – для тебя у меня есть чай.

– Но… – запротестовал я, ничего не понимая. Я почти чувствовал вкус свиной крови.

Бакстон открыл дверь перед Дамоном, который на прощание выгнул бровь, будто бы говоря: «Бедный мальчик». Даже если Лекси видела это, то предпочла не заметить, занявшись чайником. Я рухнул на один из шатких стульев и уронил голову на руки.

– Стать вампиром – это не только отрастить зубы и перейти на новую еду, – стоя ко мне спиной, Лекси разжигала огонь в камине.

– А что еще? – ощетинился я.

– Ты и твой брат теперь не те, что прежде. Вы оба изменились, и, возможно, ты знаешь Дамона не так хорошо, как воображаешь. – Лекси поставила на стол две дымящиеся кружки. – Козья кровь.

– Я не люблю козью кровь. – Я оттолкнул кружку. Говорил я как капризный ребенок, но меня это не волновало. – И никто не знает Дамона лучше, чем я.

– Ох, Стефан, – Лекси ласково посмотрела на меня, – конечно. Но обещай мне быть осторожным. Сейчас опасное время, для всех.

На слове «опасный» в мозгу словно бы что-то щелкнуло.

– Келли! Я должен ее найти.

– Нет! – Лекси снова усадила меня на стул. – Отец ничего ей не сделает, а вот тебя он, скорее всего, убьет, а у тебя сейчас нет сил драться.

Я открыл рот, чтобы возразить, но Лекси меня опередила:

– С Келли все в порядке, ты увидишь ее завтра. А сегодня пей. Ложись спать. Проснешься здоровым и вместе с Дамоном и Келли расставишь все по своим местам.

Лекси вышла, взмахнув на прощание передником и погасив лампу.

Вскоре усталость навалилась тяжелым одеялом, и желание не слушаться Лекси ушло. Со вздохом я поднял кружку и сделал маленький глоток. Пришлось признать, что эта теплая бархатистая жидкость совсем неплоха.

Лекси права – завтра я увижу Келли и попрощаюсь с ней. Но мне нужен отдых. Болело все тело, даже сердце.

«По крайней мере ты знаешь, что у тебя еще осталось сердце», – представил я реакцию Лекси и улыбнулся в темноту.

30

19 октября 1864 года

Мне ничего не угрожает, но я не чувствую себя в безопасности. Интересно, это вообще когда-нибудь случится или я обречен вечно стремиться к невозможному? Привыкну ли я к боли? Через двадцать лет, двести или две тысячи лет вспомню ли я эти недели? Вспомню ли я Келли, ее рыжие волосы, ее смех?

Вспомню. Я должен. Келли спасла меня т дала мне еще один шанс. Она была светом, пролившимся на мою жизнь после тьмы, в которую ее погрузила Катерина. Катерина сделала меня чудовищем, но Келли снова превратила меня в Стефана Сальваторе, которым я могу гордиться.

Я мечтал о ее любви. Мне ничего не нужно, кроме ее счастья. Я хочу, чтобы она жилам хорошо и встретила мужчину – человека, – который оценит ее по достоинству, который будет обожать ее, который навсегда увезет ее от Галлахера в тихий дом у озера, где она сможет учить детей пускать «блинчики».

Может таким, таким я останусь в е памяти: не чудовищем, а просто парнем, который провел с ней теплое летнее утро и научил кидать камни, особым образом поворачивая запястье. Может быть, однажды мы с ней одновременно вспомним это утро. Может быть даже, она научит этому своих детей и их детей, и они все будут знать о человеке, который научил ее пускать «блинчики». Слабая надежда, но хоть что-то. Потому что, пока Келли будет помнить меня, мы будем связаны друг с другом. И, может быть, со временем я научусь довольствоваться этой связью, состоящей из одного воспоминания.

Я проснулся среди ночи – как мне показалось, из-за бьющего в окно града. Несмотря на запреты Лекси, я нашел маленькую дырочку в занавеске и уставился в темноту. Деревья стояли голые, ветки тянулись к небу, как мертвые руки. Хотя луны на небе не было, я разглядел бегущего через двор енота. А потом фигуру, сжавшуюся за одной из колонн беседки.

Келли.

Я моментально натянул рубашку и сбежал по лестнице, стараясь производить как можно меньше шума. Мне совсем не хотелось, чтобы Бакстон или Лекси узнали о человеке, который шел за мной до самого дома.

Дверь за мной хлопнула, и Келли отпрыгнула.

– Это я, – я боялся, смущался и радовался одновременно.

– Привет, – робко сказала она. На ней были синее платье, меховая накидка и низко надвинутая на лоб шляпа, а на плече висел большой саквояж. Она дрожала. Больше всего мне хотелось взять ее на руки и отнести наверх, где мы могли бы согреться под моим одеялом.

– Ты куда-то собираешься? – Я кивнул на саквояж.

– Надеюсь, – она взяла мои ладони в свои, – Стефан, мне неважно, кто ты. Меня это никогда не волновало. И я хочу быть с тобой, – она заглянула мне в глаза, – я… я люблю тебя.

Я уставился в землю. В горле встал комок. Когда я был человеком, то думал, что люблю Катерину, пока не увидел ее в цепях и наморднике, с пеной на губах. Это зрелище не вызвало во мне ничего, кроме отвращения. А Келли видела меня без сознания, истекающего кровью из-за ожогов от вербены, мучимого охранниками, лупящего брата на арене, и она любила меня. Разве такое возможно?

– Можешь не отвечать, – поспешно добавила Келли, – я должна была тебе сказать. И я в любом случае уезжаю. Я не могу оставаться с отцом после того, что случилось. Я иду на вокзал, и ты можешь пойти со мной. Ты не должен. Но мне бы этого хотелось, – лепетала она.

– Келли! – Я прервал ее, приложив палец к губам. Ее глаза расширились – в них был то ли страх, то ли надежда.

– Я пойду с тобой куда угодно. Я тебя люблю и буду любить до конца своей жизни. Лицо Келли расцвело радостью:

– Ты имел в виду, до конца своей не-жизни. – В ее глазах плясали веселые искры.

– Как ты узнала, где я живу? – Я почувствовал смущение.

Келли зарделась:

– Я следила за тобой. Когда ты убежал после первой битвы с вампиром. Я хотела знать о тебе все.

– Теперь знаешь.

Не в силах больше сдерживаться, я обнял ее и наклонился к ее губам, не боясь услышать, как течет кровь или как ее сердце начинает биться быстрее в предвкушении. Она обняла меня крепче, и наши губы встретились. Я жадно целовал ее, упиваясь мягкостью ее губ. Мои клыки не росли; все, чего я хотел, – быть рядом с ней, с человеком. Она была теплая и мягкая и на вкус напоминала мандарины. Я представил наше будущее. Мы уедем как можно дальше из Нового Орлеана, возможно, в Калифорнию, или даже уплывем в Европу на корабле. Мы поселимся в маленьком домике, будем держать какой-нибудь скот, которым я смогу питаться, и вдали от любопытных глаз проживем вместе всю жизнь.

На краю сознания билась мысль: а не превратить ли ее в вампира? Мне была отвратительна мысль о том, чтобы вонзить клыки в ее белую кожу, обречь ее жаждать крови и бояться солнечного света, но я не мог и думать о том, что она состарится и умрет у меня на глазах. Я потряс головой, пытаясь избавиться от этих мыслей. Я подумаю об этом потом. Мы оба подумаем.

– Стефан, – прошептала она, но шепот перешел в стон, и она выскользнула из моих объятий, обрушившись на землю. Мясницкий нож торчал у нее из спины, из раны лилась кровь.

– Келли! – я упал на колени. – Келли!

Я отчаянно рванул зубами вену на запястье, пытаясь напоить ее своей кровью и исцелить. Но прежде, чем я успел прижать запястье к ее губам, невидимая рука дернула меня за воротник рубашки.

Знакомый низкий смех прорезал ночной воздух:

– Не так быстро, братишка.

31

Я обернулся, готовый к удару, и оскалил клыки. Но прежде, чем я успел пошевелиться, Дамон схватил меня за плечи и швырнул через улицу. Я тяжело ударился о мостовую, рука выгнулась под неестественным углом. Я поднялся на ноги. Келли лежала на траве, рыжие волосы рассыпались, под ней темнела лужа крови. Она тихо застонала, и я понял, что это агония.

Я побежал к ней, раздирая собственную рану, чтобы ей легче было пить. Но Дамон загородил мне дорогу и толкнул плечом в грудь. Я упал на землю, снова встал и взревел:

– Хватит!

Я бросился на него, готовый разорвать его на части, сделать то, чего он так долго хотел.

– Правда хватит? А как же обед? – На лице Дамона появилась улыбка. Я в ужасе наблюдал, как Дамон встает на колени, впивается в шею Келли и долго-долго пьет кровь. Я пытался оторвать его, но он был слишком силен. Сколько людей он убил с момента нашего побега?

Я оттаскивал его, чтобы освободить Келли, но Дамон не двигался с места, как будто я дергал каменную статую.

– На помощь! Лекси! – заорал я, и Дамон отбросил меня быстрым ударом локтя.

Я обрушился на траву, а Дамон продолжал пить. И тут я понял, что стоны Келли затихли. – Как и ровное монотонное течение крови, которое я всегда слышал в ее присутствии. Я упал на колени.

Дамон повернулся ко мне. Его лицо было все в крови. В крови Келли. Я попятился, а он только усмехнулся:

– Ты был прав. Вампиры убивают. Спасибо за науку.

– Я убью тебя. – Я снова бросился на него. Я опрокинул его на землю, но Дамон воспользовался тем, что у меня ранена рука, и отбросил меня, так что я упал рядом с Келли.

– Не думаю, что я сегодня умру, спасибо, – сообщил он, – твое время принятия жизненно важных решений прошло.

Он встал, как будто собираясь уйти. Я подполз к Келли. Остекленевшие глаза были широко распахнуты, лицо побелело. Грудь все еще вздымалась и опускалась, но редко.

«Пожалуйста, не умирай», – подумал я, глядя в ее немигающие глаза в отчаянной попытке подчинить ее. Веки дрогнули. Могло ли это сработать?

«Я хочу, чтобы ты жила. Я хочу любить тебя живую», – думал я, вливая кровь из своих ран ей в рот.

Капли падали ей на лицо, а меня вдруг пронзила дикая боль. Я неуклюже растянулся на траве, а Дамон продолжал пинать меня в живот. Его глаза сверкали. Собрав все силы, я откатился на покрытую росой землю подальше от Дамона.

– Помогите! – крикнул я в сторону дома.

– Помогите! – передразнил Дамон ангельским голосом. – Мой маленький братик теперь уже не взрослый мужчина? А как же захват мира? Ты был слишком занят чаепитиями со своими маленькими друзьями и любовью с человеческими женщинами? – Он скривил губы.

Внутри что-то оборвалось. Каким-то образом я поднялся на ноги и пошел на Дамона, обнажив клыки. Я швырнул его на землю и укусил яремную вену, оставив длинную рваную царапину. Он упал, закрыв глаза, из шеи текла кровь.

На какое-то мгновение он стал снова похож на моего брата. Ни налитых кровью глаз, ни звенящего от ненависти голоса. Только широкие плечи и темные волосы, всегда отличавшие Дамона. Но он больше не был Дамоном. Это было чудовище, одержимое жаждой разрушения. Он ни перед чем не остановится, лишь бы выполнить свою угрозу и сделать мою жизнь невыносимой.

Я огляделся и наконец заметил в нескольких футах маленькую ветку, обломанную бурей. Я схватил ее и занес над его грудью.

– Отправляйся в ад, – прошептал я, искренне желая именно этого.

Но, стоило последнему слову сорваться с губ, Дамон вскочил, оскалившись.

– С родственниками так не разговаривают, – усмехнулся он, кидая меня на землю, – а кол так не держат.

Он поднял ветку, и в его глазах что-то сверкнуло.

– Это смерть, которой ты мне не дал. Медленная и мучительная. Я буду наслаждаться каждым ее мгновением, – пообещал он, со всей силы опуская кол.

И все скрыла темнота.

32

– Стефан, – прошептал бесплотный голос.

Я был в лабиринте в Веритас, густая живая изгородь вставала выше моей головы, солнце палило плечи. Воротничок был слишком тугим, шея чесалась – почему-то на мне была лучшая воскресная одежда.

От поворота ко мне шел Дамон. Невинные голубые глаза были широко распахнуты.

– Побежали наперегонки? – предложил он.

Конечно, я согласился.

Мы бежали, пока не начали задыхаться, пока легкие не загорелись от усилий и смеха. Дамон счастливо улыбался, а потом надвинулись тучи, и вокруг потемнело. Черты брата начали меняться. Глаза потемнели, губы стали алыми, как кровь. Он прижал меня к земле и навис надо мной, и это была не игра. Он что-то достал из кармана и ударил меня в грудь, и я лежал на мягкой траве, и мой последний стон постепенно затихал.

Вдруг я увидел нас сидящими на крыльце. Между нами пристроилась Катерина, сверкая озорными темными глазами. Она отрывала лепестки от маргаритки. Ее нога была так близко, что я слегка задевал ее бедром. Она то придвигалась ко мне, то убирала ногу, и я наконец понял ее игру: цветок поможет ей выбрать одного из нас. Когда остался всего один лепесток, ее глаза встретились с моими, и я понял, что выиграл. Она наклонилась меня поцеловать, и я закрыл глаза, готовый к прикосновению мягких губ.

Вместо этого я почувствовал удар кола в сердце. Распахнув глаза, я увидел брата. Он смеялся и загонял дерево все глубже, и цветочные лепестки измялись, когда я упал.

Уронив голову набок, я увидел девушку, которая истекала кровью рядом со мной. Волосы у нее были огненно-рыжие, а кожа под россыпью веснушек – мертвенно-белая.

Келли! Я попытался закричать. Но Дамон заткнул мне рот, продолжая снова и снова вонзать нож в спину Келли.

– Стефан! – снова позвал голос, на этот раз громче. Я узнал это певучее контральто. Лекси.

– Нет, – простонал я. Я не мог допустить, чтобы Дамон убил еще и ее, – убирайся!

– Стефан. – Она подошла ближе, опустилась на колени и поднесла бокал к моим губам.

– Нет, – снова сказал я.

Она грубо потрясла меня за плечи, и я открыл глаза. Стены покрывала потрескавшаяся красная краска, а напротив меня висел портрет в золотой раме. Я сел, ощупал лицо руками, а потом посмотрел вниз. На мне все еще было кольцо. Я потрогал камень – он был вполне реален.

– Лекси? – еще слышно сказал я.

– Да! – Она улыбнулась с явным облегчением. – Ты очнулся.

Я осмотрел себя. Рука все еще болела, под ногтями засохла кровь

– Я жив?

– Не совсем, – призналась она.

– Дамон?

– Мы не смогли его поймать, – тускло сказала Лекси, – он убежал.

– Келли? – Я не хотел этого слышать, но должен был узнать.

Лекси долго рассматривала свои ногти, а потом подняла на меня янтарные глаза:

– Мне жаль, Стефан. Мы пытались… Даже Бакстон пытался ее спасти… Но было уже слишком поздно, – закончил я. Внезапно заболела голова. – Где она сейчас?

Лекси отвела мои свалявшиеся волосы с виска. Ее пальцы внезапно показались очень холодными.

– В реке. Весь город ее ищет, – она осеклась, но я понял все, чего она недоговорила.

Весь цирк знал о моей дружбе с Келли. Если ее ищут, то мое присутствие опасно для Лекси и ее семьи.

Но, даже если бы меня ничто не гнало, я не смог бы остаться. С Новым Орлеаном было связано слишком много боли и воспоминаний, которые я даже не начал еще осмысливать.

Я упал на подушки.

– Сначала ты должен поесть, – прошептала Лекси, помогая мне сесть, и добавила с грустной улыбкой: – Твоя любимая козья кровь.

Я прикоснулся губами к жидкости. Она была мерзкой, совсем не похожей на сладкую и вкусную человеческую кровь, но хотя бы теплой. И в ней чувствовалось нечто такое, чего никогда не будет в человеческой крови: привкус искупления. Чем больше я буду пить, тем меньше человеческой крови окажется в моем желудке. Однако я не был настолько наивен, чтобы полагать, что сумею избавиться от вины. Я убил слишком многих за то короткое время, что был вампиром, разрушил слишком много жизней. И смерть Келли была делом моих рук, хоть я и не пил ее крови. Я должен был отвернуться от нее, сказать, что не желаю ее видеть. Но я оказался слишком слаб.

– Хороший мальчик, – сказала Лекси, когда я осушил бокал.

Чувствовал я себя при этом не слишком хорошо. Я был болен, боялся и не знал, что делать дальше. Дамон все еще ходит по этой земле, и кровь Келли течет в его венах. Желудок сжался.

– Я не знаю, что делать, – признался я, ища ответа в глазах Лекси. Но она молчала.

– А я не знаю, что тебе сказать, – наконец призналась она, – но я знаю, что ты хороший человек.

Я вздохнул, собираясь напомнить ей, что я вообще не человек, а чудовище, но она встала и собрала посуду с тумбочки.

– Хватит разговоров. Отдыхай, – она поцеловала меня в лоб, – и, Стефан, постарайся не видеть снов.

33

Когда я проснулся, уже наступил день – судя по лучу света, пробивавшемуся сквозь щель между занавесками. Я спустил ноги на твердый пол и потянулся к груде одежды, которую Лекси принесла из магазина. Кажется, это было целую жизнь назад.

Я надел новую рубашку, зачесал волосы назад и убрал остальную одежду в импровизированную сумку из рваной рубашки, привезенной из Мистик-Фоллз. Кроме этой рубашки, от моей прошлой жизни ничего не осталось. Я оглядел комнату, останавливаясь на знакомых залежах пыли в углах. Интересно, сколько вампиров побывало в этом доме, и найдет ли Лекси очередного молодого вампира, чтобы взять его под крыло? Я надеялся, ради него и ради нее, что ему в Новом Орлеане будет лучше, чем мне.

Лекси сидела в гостиной, держа в руках портрет брата. Как только я вошел в комнату, она подняла взгляд.

– Стефан.

– Прости меня, – перебил я. И я действительно просил прощения за все. За прибытие в Новый Орлеан. За вмешательство в ее жизнь. За опасность, которую я принес в крошечную тихую гавань, которая еще оставалась у вампиров.

– Ничего. Я горжусь знакомством с тобой. – Ее взгляд стал серьезным. – Мне жаль Келли – и твоего брата.

– Он мне больше не брат, – быстро сказал я.

Лекси поставила портрет на столик.

– Может, и нет. Но ты сам говорил, что он был с тобой всю твою человеческую жизнь. Ты можешь это вспомнить и простить ему все остальное?

Я вздрогнул. Я не хотел вспоминать Дамона. Ни сейчас, ни когда-либо еще.

Лекси пересекла комнату и положила руку мне на плечо.

– Стефан, скучать по людям и своей человеческой жизни больно. Но потом станет легче.

– Когда? – Голос дрогнул.

Она посмотрела на портрет, стоящий на столике:

– Не знаю. Это происходит постепенно. – Она замолчала, а потом засмеялась, так легко и открыто, что мне захотелось сесть и никогда не уходить из этого дома. – Дай догадаюсь. Ты хочешь, чтобы это случилось прямо сейчас.

Я улыбнулся:

– Ты хорошо меня знаешь.

Лекси нахмурилась:

– Тебе нужно научиться терпению, Стефан. У тебя впереди вечность.

Повисла тишина. Слово «вечность» звенело в ушах.

Я рывком обнял Лекси, вдохнул ее запах – запах дружбы, и вышел из дома, не оглядываясь.

На улице я принялся корить себя за сентиментальность. Мне надо было многое сделать, а жалость к себе служила оправданием для того, чтобы отложить дела. Я остановился на том месте, где умерла Келли. Там не было пятен крови – никаких следов того, что она вообще жила. Я встал на колени и оглянулся, прежде чем поцеловать мостовую.

Потом я побежал – все быстрее и быстрее. Вставало солнце, и город просыпался. Мальчишки-рассыльные сновали туда-сюда на велосипедах, солдаты Союза маршировали по улицам, держа винтовки в руках, как детей, уличные торговцы располагались на тротуарах, в воздухе пахло сахаром и дымом.

И, конечно, кровью и железом.

Я быстро добрался до вокзала, где на платформе уже стояла толпа. Мужчины в визитках сидели на потертых деревянных скамьях в зале ожидания и читали газеты, а женщины нервно сжимали свои сумочки. На вокзале царило ощущение праздника, мимолетности. Идеальное место для охоты. Прежде чем я успел что-то сделать, клыки выдвинулись из десен.

Спрятав лицо в ладони, я досчитал до десяти, борясь с охватившим меня голодом и ожидая, когда клыки вернутся к нормальному виду.

Наконец, я присоединился к людям на платформе и встал в дальнем ее конце. Рядом со мной слились в объятиях двое влюбленных. Солдат запустил ладонь в рыжеватые волосы девушки, а она, приподнявшись на цыпочки, вцепилась в его плечи, как будто вовсе не собиралась отпускать.

Я смотрел на них, думая, что в какой-нибудь другой жизни между мной и Келли могла бы произойти такая же сцена. Она могла бы поцеловать меня, провожая на войну, а потом ждать моего возвращения.

Раздался свисток, и поезд вкатил на станцию, выплюнув грязное облако и вырвав меня из моих грез.

Вслед за солдатом я сел в поезд, размышляя, ждет ли их с девушкой счастье. Утешение я нашел в мысли, что даже если и не ждет, то по крайней мере я в этом не виноват.

Я зашел в купе пассажирского вагона.

– Ваш билет, сэр? – протянул руку кондуктор.

Я посмотрел на него, и мне стало отвратительно от мысли о том, что придется воспользоваться Силой.

«Пропусти меня».

– Я показывал его вам, – громко сказал я, – вы, должно быть, забыли.

Кондуктор кивнул и отошел в сторону. Поезд тронулся, унося меня в новую жизнь, где я никогда никого не подчиню себе без крайней необходимости и никогда больше не попробую человеческой крови.