Текст книги "Вестник Силейз (СИ)"

Автор книги: Лиза Бронштейн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 7 страниц)

Когда Жозефина замолкает, ее неожиданно встречают аплодисментами, а эльф целует ее со словами:

– Это было великолепно, Жози.

– Согласен, – оживленно кивает Каллен, противу ожидания не слишком смущенный тем, что у него на глазах целуются леди посол и милорд Инквизитор. – У вас прекрасный голос, а мы об этом даже и не знали.

– Полно, вы меня засмущаете, – улыбается антиванка, обнявшись с возлюбленным.

– Если бы вы с Лелианой давали концерты, можно было бы заработать на них кучу денег для Инквизиции, – смеется Кассандра. – Как вы только могли упустить такую возможность?

– Простите, Ваше Святейшество, – хором отвечают подруги, и все смеются. Командир подливает всем еще вина.

– Странное дело, – говорит он, – но у нас тут и впрямь какое-то… домашнее, семейное застолье. Не хватает только снующих вокруг стола детей.

– Можем Сэру позвать, – предлагает неваррка. Каллен с улыбкой качает головой и продолжает:

– Не знаю, что будет с Инквизицией дальше – не хочу загадывать. Но я рад, что встретил всех вас. Рад, что у нас есть этот дом в Скайхолде. Рад, что мы сейчас вместе – и надеюсь, что это не последний раз, когда мы вот так собираемся.

– Так за что пьем-то? – улыбается Лелиана. – Опять за всех нас?

– За дом, – неожиданно предлагает Жозефина и, глядя на эльфа, прибавляет: – И за всех, кто любит и ждет нас, где бы мы ни были.

– В общем, тост за Жозефину, – смеется Фарель. Их с Калленом уже начинает «развозить», но это никого не смущает. Не относить же назад бутылки, в конце концов.

Потом они поют песню «В Недремлющем море», на удивление быстро запоминая слова, потом Лелиана рассказывает какую-то довольно пошлую историю, потом, кажется, кончается третья бутылка, потом… «потом» антиванка помнит уже плохо. Кажется, потом ее тащат под руки наверх, в ее комнату Инквизитор и Каллен, и они втроем распевают песню Мариден про Сэру. Но это событие уже теряется во мгле и сумраке.

Главное – Жозефина абсолютно счастлива и впервые за долгое время даже не задумывается о завтрашнем дне.

Комментарий к Reunion familiar

Reunión familiar – сбор всей семьи (исп., он же антив.)

Плейлист конкурса караоке: “Зашьем небеса”, “Герой в каждом порту”, “Ин Утенера”, “La Paloma”/”Голубка” (С. Ирадьер), “В Недремлющем море”, “Про Сэру”.

========== Кенрик ==========

Комментарий к Кенрик

Глава содержит кучу спойлеров к DLC “Челюсти Гаккона”.

– Это поистине удивительно. Такое открытие… Возможно, Церковь даже согласится признать наши изыскания. С поддержкой Верховной жрицы Виктории – и с данными о том, что Америдан все же был андрастианином, мы сможем добиться признания добытых сведений истиной… О, Инквизитор, вы даже не представляете себе, насколько я вам благодарен за самую возможность здесь присутствовать, за возможность услышать голос Америдана! Это…

Тут профессор Кенрик все же выдыхается. Найти достаточные слова благодарности так же трудно, как и найти слова, чтобы описать все это в книге. То, что обнаружили они с Инквизитором Лавелланом, переворачивало с ног на голову всю историю Церкви, Искателей, Орлея… и в то же время приносило невероятное счастье, радость осознания правды. Конечно, на месте Брама Кенрика многие ученые предпочли бы даже в своих мыслях следовать официальной версии истории – но Брам Кенрик в их число не входил. Лучше было иметь дело с правдой, чем с выхолощенными умозаключениями многовековой давности. Без этого никакой научный прогресс просто немыслим. И все же…

Ученый благоговейно озирается по сторонам, пытаясь запомнить это место как можно лучше. Двойное святилище Андрасте и… Создатель, как там ее? Гил…? – выглядит довольно странно, но не может не произвести впечатления. Горящий рядом потусторонний зеленоватый огонь (Инквизитор Лавеллан говорит, что он называется «завесным» и по свойствам заметно отличается от обычного пламени, даже созданного магией) заливает пространство необычным светом. От этого пещера-святилище выглядит немного жутковато, но, наверное, разве что на взгляд Кенрика. Инквизитор Америдан избрал ее своим последним пристанищем перед страшным боем с Гакконом Зимодыхом; Инквизитор Лавеллан тоже проявляет к этому месту явный интерес.

Возможно, ему льстит то, что его предшественник тоже был эльфом-магом из Долов и поклонялся одному из их божеств. Ученый не вправе его осуждать: на месте Лавеллана он бы тоже гордился такой преемственностью.

– Инквизитора Америдана можно понять, – говорит профессор, пытаясь запомнить очертания статуи Андрасте как можно лучше. – Это место действительно какое-то… особенное.

– Полностью согласен.

Тон Инквизитора Лавеллана настолько отрешенный, что Кенрик поневоле оборачивается и смотрит на него. Эльф не отводит взгляда от необычного святилища.

– Вас что-то заинтересовало, Инквизитор? – догадывается Брам.

– Да… да, определенно. – Лавеллан тяжело вздыхает. – Можно уточнить у вас кое-что, профессор?

– Безусловно.

Ученый искренне рад его интересу. Приятно знать, что Инквизитор не только способен разделаться с любой угрозой, но и старается пополнить свои знания при любой возможности. Что и говорить, Кенрик не ожидал встретить настолько образованного долийца, но эта неожиданность определенно была приятной.

– Вы говорили, что это святилище построено еще в доцерковную эпоху…

– Именно так.

– Тогда культ Создателя только-только появился… и, вероятно, почитать его наравне с другими богами было нормально?

Что-то в его тоне настораживает профессора. Он встречается глазами с Лавелланом – и поражается, сколько сомнения в его взгляде.

– Полагаю, что так, – пожимает плечами Кенрик. – Честно говоря, я еще никогда не сталкивался с подобным… ммм… вероисповеданием. Не знаю, какова официальная позиция Церкви по этому вопросу, и есть ли она вообще, но… Если вам интересно мое мнение, я не считаю предосудительным то, что Инквизитор Америдан почитал и Андрасте, и… э…

– Гиланнайн, – машинально говорит эльф.

– Да. Простите, никак не запомню.

Повисшая тишина нервирует ученого, и он осторожно спрашивает:

– Полагаю, вам это кажется неприличным?

– Нет. Я скорее… поражен.

Профессор снова пожимает плечами. «Неудивительно, – думает он, – ведь, насколько я знаю, долийцы весьма предосудительно относятся к Создателю и Церкви. Должно быть, Инквизитору Лавеллану иное отношение кажется противоестественным».

Инквизитор задумчиво касается рукава статуи Пророчицы. Снова вздыхает.

– Боги ведь довольно ревниво относятся к своим почитателям, – тихо говорит он. – Только одному Творцу ты можешь вверить себя, только один священный знак можешь принять… если только Творец посчитает тебя достойным и не будет глух к твоим молитвам.

Кенрик невольно вздрагивает. Не словами, но интонацией голоса Инквизитор Лавеллан сейчас очень похож на своего предшественника. Или же это умение говорить с неизмеримой тоской в голосе – характерная черта долийцев?

– Церковь, конечно, совершила много ошибок, – продолжает эльф, – и очень уж ревностно насаждала свои устои. Но у нее красивая легенда… в которую иногда хочется поверить.

– Иными словами… – Ученый старается формулировать фразы очень осторожно, чтобы ненароком не обидеть собеседника. – Вас привлекает андрастианство?

– Как говорит один мой друг, «мне нравится сама идея того, что мир можно спасти песней». – Лавеллан печально улыбается. – Пусть это и не совсем то, чем занимается Церковь.

Он замолкает, и профессор тоже застывает в растерянности. Он не понимает, почему Инквизитор именно его избрал на роль своего духовника – разве что за неимением других кандидатур – и совсем уж не понимает, что плохого в поклонении Андрасте. Впрочем, возможно, если бы какой-то андрастианин вдруг решил начать почитать эльфийский пантеон, Кенрик тоже отнесся бы к этому предосудительно…

– Вас беспокоит факт… предательства вами эльфийских богов? – осторожно интересуется он.

– Да. «Предательство» – очень точное слово. Впрочем, не такое уж непривычное для меня.

Ученый мельком оглядывает Лавеллана. В общем-то, эльф прав: распознать в нем долийца можно только по татуировке на лице. Он одевается по форме Инквизиции, ни словом не упоминает ничего эльфийского, если это не необходимо для дела: даже специфический выговор, характерный для долийских эльфов, у него отсутствует. И профессор впервые понимает, что так, наверное, было не всегда. Впрочем, Инквизитор Америдан тоже казался в первую очередь воином Инквизиции, защитником Орлея, верным соратником императора Драккона – кем угодно, только не долийским эльфом. «Сколько же всего, должно быть, ему пришлось принести в жертву… Если над этим хорошенько подумать, возможно, я смогу создать в своей книге портрет живого Америдана, а не того безликого идеального героя, от которого осталось лишь имя…»

Кенрик вынужденно сбивает себя с мысли, понимая, что Инквизитор Лавеллан все еще стоит рядом. И что ему надо что-то ответить.

– Сказать по правде, я не очень хорошо разбираюсь в таких вопросах, – говорит ученый. – Вы столь многого добились, Инквизитор… как минимум вы уже сравнялись со своим предшественником, а, может, и превзошли его. Вы многое сделали для всего Тедаса – и, думаю, уже в силу этого имеете право верить в то, что посчитаете нужным.

– Потому что сила и власть дают право на все?

Заметно покоробленный этими словами профессор тут же возражает:

– Отнюдь! Я лишь хотел сказать, что вам не стоит так себя осуждать за… интерес к андрастианству. Ваш предшественник, как видите, это предательством не считал.

Эльф переводит взгляд на статуэтки оленей в руках Андрасте и улыбается одними уголками губ.

– Мне далеко до моего предшественника.

– Не сказал бы, – бормочет Кенрик, пытаясь припомнить, чем два Инквизитора не были похожи друг на друга. Вспоминается очень мало. Сходство между Инквизитором Америданом и Инквизитором Лавелланом было почти пугающим: происхождение, служба на благо Церкви, деяния, даже вера… и потрясающая личная скромность. Америдан совершал невероятные подвиги, даже не задумываясь о собственном величии – и едва ли осознавая его: Лавеллан, как две капли воды похожий на него, считает себя недостойным сравнения с предшественником. Ученому приходит в голову крамольная мысль позаимствовать для описания Америдана некоторые черты Лавеллана. Пожалуй, стоит поинтересоваться подробностями его биографии у леди Хардинг. Даже если она посоветует обратиться за этим к самому Инквизитору, все равно это неплохой повод для разговора…

Вдруг эльф громко откашливается, привлекая его внимание, и говорит:

– Извините меня, профессор. Я всю голову вам забил.

– Все в порядке, – не задумываясь, отвечает Кенрик. – Смею надеяться, я смог вам помочь?

– Да… думаю, даже больше, чем вы можете себе представить.

– Тогда нам стоит вернуться в лагерь, вы со мной согласны?

– Всецело.

По возвращении в лагерь профессор успевает заметить, что Инквизитор, Верховная жрица и какой-то странный юноша уходят в неизвестном направлении. Но, по правде говоря, его это мало волнует.

Держа в голове несколько заготовленных вопросов об Инквизиторе Лавеллане, Брам Кенрик сосредоточенно собирает полевые цветы.

Будет неприлично идти к леди Хардинг с пустыми руками.

========== Final ==========

Уже глубокая ночь, а Инквизиция все еще бодрствует. Солдаты бдительно следят за всеми, готовые по команде дать отпор любому врагу; разведчики обыскивают каждый уголок Зимнего дворца на предмет гаатлока или еще какой-нибудь кунарийской гадости. Советники сидят перед элувианом, куда вошел Инквизитор со своим отрядом, и смотрят на его колеблющуюся поверхность. Жозефине кажется, что элувиан живой – и что он пожирает всех, кто к нему прикоснется. Ей страшно.

– Уже столько времени прошло, – бормочет Каллен. – Где же они?

– Подождем еще, – сквозь зубы отвечает Лелиана. Ее пальцы напряженно сжаты в замок. – Если не появятся к утру, отправим за ними подмогу.

– Да я сам туда сунусь, лишь бы не…

– Не говорите ничего, пожалуйста, – тихо прерывает его антиванка. – Не надо.

– Простите.

Они снова смотрят в элувиан. У Жозефины уже рябит в глазах, но она боится отвести взгляд и пропустить счастливое возвращение своего возлюбленного. Если он вернется, то можно будет вздохнуть свободно, перестать дрожать, перестать бояться…

Вдруг привычная рябь закрывается темным пятном. Пятно превращается в человеческую фигуру, которая вырывается из элувиана. Она кого-то несет на руках…

– С дороги! – не своим голосом орет Верховная жрица Виктория. – Скорее!

В глазах Кассандры – неприкрытый ужас, а ведь ее мало что может испугать. Жозефина переводит взгляд на лежащего у нее на руках. Чье-то легкое, безвольное тело, забрызганное кровью, с обилием магических ран – и в до боли знакомой зеленоватой куртке…

– Создатель милосердный! – ахает антиванка, хватаясь за сердце.

– Я усыпила его, чтобы хоть ненадолго избавить от страданий, – высовывается из-за спины неваррки Вивьен. – Не волнуйтесь, дорогая моя, хороший лекарь…

– Да не стойте столбом, Вивьен! – кричит Верховная жрица. – Вам тоже его лечить!

– Я в курсе, дорогая Кассандра, – спокойно отвечает чародейка. – Я иду за вами.

Леди Монтилье, не мигая, смотрит, как Кассандра стремительно уходит, унося на руках бездыханного Инквизитора. Он похож на поломанную куклу…

– Жози!

Чувствуя вцепившиеся в нее цепкие пальцы, Жозефина немного приходит в себя. Подняв глаза, она видит склонившуюся над ней Лелиану.

– С ним все будет хорошо, Жози, – напряженно говорит орлесианка. – Слышишь меня? Все будет хорошо!

– Идите с ними, – советует Каллен, – я побуду с леди Монтилье.

– Хорошо.

– Нет, – упрямо качает головой антиванка, – я тоже пойду к нему.

– Жози, не надо…

Схватив себя за локти, леди Монтилье решительно устремляется вслед за остальными. Каллен и Лелиана идут за ней.

Когда они доходят до нужной комнаты, Жозефина собирается было войти, но ее останавливает жуткий крик, доносящийся из-за двери. Антиванке становится еще страшнее от мысли, что это кричит Фарель.

– Дыхание Создателя, – бормочет командир. – Что с ним такое случилось? Он вроде бы на вид не был серьезно ранен…

Его прерывает череда криков. Жозефина не понимает ни одного слова – Инквизитор кричит на родном языке. Ее настораживает повторяющееся раз за разом слово «динан».

– «Дин’ан»? – вполголоса произносит Лелиана. – Кажется, это означает «смерть»…

– Он хочет кого-то убить? – предполагает Каллен.

– Возможно. Или покончить с собой.

Из комнаты выходит уставшая Вивьен, и советники сразу окружают ее плотным кольцом.

– Что произошло? – сурово интересуется орлесианка.

– В двух словах этого не расскажешь, моя дорогая, – отвечает чародейка. Лелиану ее ответ ни капли не воодушевляет:

– Придется постараться…

– Что с Инквизитором? – прерывает подругу Жозефина. – Он ранен? Ему плохо?

Вивьен смотрит на нее с некоторым сочувствием.

– Он ранен, но не очень серьезно. Его жизни ничего не угрожает. Насколько я поняла, Метка больше не действует.

– Почему это? – снова вклинивается между ними Лелиана.

– Солас нашел способ остановить ее действие… – Оборачиваясь на очередной доносящийся из-за двери крик, Вивьен замечает: – Но, насколько я понимаю, это не очень приятный способ.

– Сейчас не время говорить загадками, Вивьен!

– Моя дорогая, – чародейка смеряет рассвирепевшего тайного канцлера холодным взглядом, – будьте добры, умерьте свой пыл. Я знаю немногим больше вашего. Никто из нас не присутствовал при разговоре Инквизитора с Соласом. Я не имею ни малейшего понятия о том, что произошло между ними. Но сейчас Инквизитору ампутируют левую руку.

– Что?! – ахает антиванка. Она пошатывается, но кто-то – видимо, Каллен – удерживает ее.

– Его рука стала нежизнеспособна, – бесстрастно объясняет Вивьен. – После нейтрализации Метки она висит мертвым грузом, словно окаменев – даже пальцев нельзя разогнуть. Сейчас ее ампутируют до предплечья. Это тяжкая потеря для Инквизитора, безусловно, но иного не избежать.

– А облегчить боль вы не догадались?! – Теперь свирепеет уже Каллен. – Он же с ума сходит!

– О, я не думаю, что это от боли, дорогой мой. Инквизитор начал кричать и стонать, едва его привели в чувство – но еще до того, как началась ампутация. Кажется, Солас его очень расстроил. Но не беспокойтесь, мой цветик, лекари сделают свою работу почти безболезненно…

Из груди Жозефины вырывается надрывный всхлип.

– За что?! – стонет она. – Андрасте, за что ему все это?!

Чародейка вздыхает.

– Крепитесь, дорогая Жозефина, – тихо говорит она. – Вам тоже придется нелегко.

– Где этот Солас?! – Антиванка пытается вырваться из комнаты, но Лелиана и Каллен цепко хватают ее за плечи. – Где он? Вы его убили?!

– Моя дорогая…

– Пустите меня!

– Жози, пожалуйста, постарайся успокоиться, – уговаривает ее подруга.

– Нет! Пустите меня к нему! Я убью этого Соласа!

– Всецело разделяю ваши чувства, моя дорогая, – вполголоса произносит Вивьен.

– Да пустите же меня, наконец! – Жозефина дергается, пытаясь вырваться из крепкой хватки, всхлипывает и дергается еще яростнее. – Хватит!

Лелиана старается покрепче сжать подругу в объятиях.

– Жози, сейчас ничего не сделаешь, – вздыхает она. – Поверь, мы найдем Соласа, мне уже тоже начало хотеться его убить…

– Стоило бы, – ядовито замечает чародейка. – Ведь это он заварил всю эту кашу. Из-за его сферы был взорван Храм Священного Праха; он участвовал в создании Инквизиции; он привел нас в Скайхолд. Все это было подстроено нашим отступником. Он чрезвычайно опасен – и, полагаю, Инквизитор не убил его не из чувства сострадания или миролюбия, а просто потому, что не смог его одолеть. Еще до встречи с Соласом он недвусмысленно высказывал желание убить его лично.

– Я сама его убью! – кричит антиванка, вырываясь из объятий. – Я разорву его на части, я…

Осознавая собственное бессилие, она закрывает лицо руками, опускается на корточки и плачет. Кто-то присаживается рядом и обнимает ее за плечи – наверное, Лелиана.

– За что?!

– Не знаю, Жози, – тихо и печально отвечает тайный канцлер. – Не знаю.

Жозефина снова всхлипывает. Создатель, ну за что им все это?! Она так надеялась, что после этого проклятущего Священного Совета Инквизиция будет распущена, и они с Фарелем спокойно уедут в Антиву; может быть, даже наконец поженятся, благо Варрик наконец подсобил Инквизитору с дворянским титулом… Но нет, надо же было сначала появиться этим кунари, потом какому-то Фен’Харелу, а теперь… теперь антиванке остается только молиться, чтобы ее возлюбленный не сошел с ума.

Она этого не переживет.

Звук открывшейся двери заставляет ее подскочить. Наружу высовывается безликий целитель из свиты Вивьен.

– Ну? – нетерпеливо подается вперед Каллен. – Что с ним?

– Можете посмотреть, сер, – тихонько отвечает лекарь. Советники отпихивают его в сторону и заходят в комнату.

Фарель, непривычно бледный, лежит на кровати и тупо смотрит в потолок. Его глаза покраснели от слез, но выражение лица кажется безжизненным, словно у усмиренного. Пальцы правой руки вяло сжимают одеяло; вместо левой – аккуратно перебинтованный обрубок длиной до локтя.

– Создатель милосердный… – бормочет командир.

– Если вам нужны хорошие новости, – сквозь зубы бормочет Кассандра, яростно умывая руки, – мы остановили кунари. Виддасалы больше нет. Но меня это не очень волнует.

– Querido!!

Жозефина, уже совершенно не заботясь о том, кто и что о ней подумает, сжимает Инквизитора в объятиях и прижимается к нему заплаканным лицом. Эльф обнимает ее уцелевшей рукой – так слабо, что прикосновение почти не чувствуется.

– Это конец, Жози, – еле слышно говорит он. – Атиш’ан халам. Рет халам*.

– Не бойся, querido, – утешает его антиванка, не поняв ни слова, кроме «атиш’ан», – ты жив, все хорошо…

– Лучше бы я умер.

Лелиана слегка наклоняется над ним и участливо интересуется:

– Мы что-нибудь можем для тебя сделать?

– Распустите Инквизицию, – шепотом говорит Фарель, отворачиваясь. – Покиньте Скайхолд. Возвращайтесь к родным. Живите счастливо столько, сколько сможете…

– Что это значит? – недоумевает Каллен. Инквизитор пытается поднять вверх левую руку, но обрубок едва шевелится и, видимо, движение причиняет боль. С ненавистью зажмуривая слезящиеся глаза, он взмахивает правой рукой, и собравшиеся видят Коула.

– Слишком много открытий, слишком много знания, слишком много правды, жжет изнутри, больно, я не переживу… – бормочет дух, видимо, читая мысли эльфа. Тот морщится:

– Ближе к делу, Коул.

Дух с видимым усилием концентрируется.

– Солас и есть Фен’Харел. Сфера Корифея принадлежала ему. Все пошло не так. Он помог Инквизиции развернуться, подарил свой замок – Скайхолд, помог остановить Корифея. Теперь надо вернуться к изначальному плану. Спасти народ. Разорвать Завесу. Уничтожить этот мир и создать новый. Остановили кунари, получили несколько лет передышки. Потом все будет кончено.

– Ма сераннас, Коул, – выдыхает Фарель, шмыгая носом. Жозефина утерла бы ему слезы, но новая информация парализует ее. Остальных, похоже, тоже – даже Кассандра, знавшая больше остальных, в ужасе смотрит на Коула с Инквизитором.

– Так это все… про эльфийских богов, создание Завесы и прочее… правда? – неверяще спрашивает она. Эльф кивает. – Да это же…

– Артефакты, укрепляющие Завесу, – вдруг говорит Фарель. – О которых рассказал Солас. Которые мы запускали. Вспомни, Кассандра…

– Дыхание Создателя! – Верховная жрица в ужасе закрывает рот ладонью. – Так они не укрепляют Завесу, а… Ох! – Она даже приседает на кровать, чудом не приземлившись на Инквизитора. – Так мы ему еще и помогли…

– Распустите Инквизицию, – повторяет эльф, смаргивая слезы. – Покиньте Скайхолд. Раздайте все, что там было. Ничего не оставляйте.

– Неужели Солас тебе это приказал? – удивляет командир и, получив отрицательное мотание головой в ответ, говорит: – Тогда зачем? Это ведь хороший замок, мы вложили в его обустройство столько сил и ресурсов…

– Никогда ничего не брать от богов, – бормочет Коул, видимо, читая очередную мысль без спроса. – Рабские метки саднят, зелень въелась в кожу, в кровь, в мысли. Каждое слово клятвы – ложь. Каждая капля пролитой крови – зря. Метка вырвана с корнем, но след остался. «Ты нас даже за людей не держишь?» Прочь, забирайте свои благословения, свою милость, просто оставьте меня, оставьте…

Фарель взмахивает рукой, прося его остановиться, и дух вдруг поднимает голову и, глядя на остальных, говорит:

– Солас – не такой волк. Он не хочет ему зла. И никогда не хотел.

– А всему миру, значит, хочет! – кричит Кассандра.

– Он его спас. Уберег. Вернул. – Повернув голову к эльфу, Коул сообщает: – Он убрал бы тебе клеймо, если бы ты попросил…

– Хватит, Коул! – неожиданно вскрикивает Инквизитор. Непривычная ярость в его голосе заставляет отшатнуться даже Жозефину. Верховная жрица сурово смотрит на духа, и тот опускает голову:

– Прости. Я думал, ты теперь разрешишь помочь.

– Оружие при тебе, – отвечает эльф. – Вот им и помоги.

– Ни за что! – Антиванка сжимает возлюбленного в объятиях, рискуя задушить. – Не смей, Коул! Не вздумай! Иначе я… я не знаю, что я со всеми вами сделаю!

Встретившись взглядом с Фарелем, она видит в его глазах изумление. Он никогда не видел ее такой – яростной, мстительной, по-антивански порывистой. Возможно, три года назад он бы испугался, отшатнулся от нее…

Но сейчас Инквизитор просто прижимается к Жозефине поближе и дает волю слезам. Леди Монтилье тоже плачет, потому что сказать ей больше нечего. Никто из присутствующих не упрекает их ни словом.

– Мы сделаем все, как ты скажешь, – тихо говорит Лелиана. – Кроме одного. Не надейся, что мы не попытаемся остановить Соласа. И ты не будешь сражаться с ним в одиночку.

Эльф не отвечает, хотя наверняка слышит ее слова. Жозефина чувствует, насколько он ослабел, насколько истощен и раздавлен… а, судя по словам Коула, и того больше. Поэтому она вцепляется в возлюбленного, намереваясь больше не отпускать его ни в какой элувиан и ни к какой опасности.

Он прав: хватит с них Инквизиции.

Комментарий к Final

Final – конец (исп., он же антив.)

* Конец мира. Конец безопасности (эльф.)

Больше сопель богу сопель, блин.

Но ничего, до конца осталось недолго :)

========== Иветта Монтилье ==========

Иветта Монтилье – взрослая и самостоятельная женщина двадцати шести лет от роду – радуется, как ребенок. Наконец-то папа и мама смогли вместе с ней выбраться в Орлей к Жозефине! Наконец-то они все вместе посетят выставку картин Иветты! Возможно, Жози даже возьмет с собой своего очаровательного Инквизитора – они так чудесно смотрятся вместе! Точь-в-точь как Аметиста Куронне и Киль Зебулон из ее любимого романа «Шторма искушения». Инквизитору, должно быть, тоже пошли бы длинные распущенные волосы и кинжал в зубах…

– Иветта! – Голос матери выводит ее из забытья. – Веди себя достойно. Вдруг мы столкнемся с императрицей?

– Да, мама, – бормочет девушка, восторженно глядя по сторонам.

Она всего второй раз в Халамширале: сейчас, три года спустя, Зимний дворец кажется ей еще прекраснее. Эти чудесные фонтаны, зеленые изгороди, изящные скульптуры в парке – все это так замечательно, так по-орлесиански! Иветта всегда была без ума от орлесианского стиля, неукоснительно ему следовала и даже носила маску – правда, в Антиве эту ее привычку все же пришлось бросить после того, как один из ее женихов в ярости ушел со смотрин, не увидев лица будущей невесты. Но сейчас они в Орлее, Иветта снова заказала себе чудесную маску с нежно-голубыми кружевами, в тон любимому платью, и готова покорять сердца.

Солдаты в какой-то несуразной форме косятся на них с подозрением, но все же пропускают вперед. Юркая рыжая эльфийка несется куда-то в комнаты, и вскоре оттуда выходит пара – та самая, что произвела на Иветту неизгладимое впечатление тем летним вечером три года назад.

– Мама!

Всхлипнув, Жози бросается матери в объятия: так вообще-то не принято делать в Орлее, но она не виделась с родителями, кажется, целых четыре года – значит, нарушение традиций позволительно. Папа тоже обнимает ее: он очень соскучился по Жози. Иветта продолжает радостно улыбаться, не забыв сделать реверанс Инквизитору. Поклонившись, она поднимает на него глаза…

«У него же ведь в прошлый раз две руки было?»

Инквизитор все такой же очаровательный – золотистые волосы блестят, словно шпили дворцовых башен, а на левой щеке вьется зеленый узор, похожий на полумаску. Может, долийцы потому и делают эти свои татуировки, чтобы скрывать лица на особый эльфийский манер? В любом случае, это довольно мило… Но, приглядевшись, Иветта замечает странное выражение лица Инквизитора. Он выглядит осунувшимся и уставшим: улыбается, но явно через силу – как будто у него очень сильно болит зуб или голова.

И у него – нет, ей не показалось – левая рука кончается чуть ниже локтя. Дальше ничего нет.

Наконец отлепив лицо от родительской груди, Жози встречается взглядом с сестрой. Иветта отмечает, что та тоже выглядит очень уставшей: осунулась, под глазами пролегли темные круги – да она даже похудела чуть не вдвое! Они с Инквизитором оба одеты в красные мундиры – на взгляд Иветты, вопиюще безвкусные, без единой оборочки – и оба такие худые, что хочется их поскорее чем-нибудь накормить. Кажется, те несуразные солдаты и то выглядели лучше.

– Жози! – радостно восклицает Иветта, обнимая сестру. – Мы все так по тебе соскучились!

– Да… – Старшая сестра улыбается сквозь слезы. – Я тоже по вам соскучилась.

– Очень-очень? – придирчиво уточняет девушка.

– Очень-очень.

Одним движением смахнув следы слез, Жози оборачивается к Инквизитору и говорит:

– Знакомься, querido: это мои родители…

Инквизитор улыбается, но как будто стесняется знакомиться. Улыбка у него уже совсем неестественная: за такое выражение лица Иветте сделали бы строгий выговор на уроках по этикету.

Папа делает шаг навстречу и учтиво кивает:

– Ив Аделард Монтилье. Очень рад познакомиться с вами, Инквизитор.

– Взаимно, милорд. – У эльфа голос тихий-тихий: кажется, в прошлый раз он говорил громче. – Но, боюсь, я уже не Инквизитор. Просто Фарель Лавеллан.

Кивнув, папа представляет маму:

– Леди Беатриса Оливи Монтилье.

– Рада знакомству, мессир Лавеллан, – говорит мама, подставляя руку для поцелуя. Инквизитор – или уже не Инквизитор? – целует ее осторожно и удивительно изящно. Все же Иветта была права: он вылитый Киль Зебулон – такой же учтивый и замечательный… Он подтверждает это сходство, тепло улыбнувшись ей:

– Рад снова видеть вас, леди Иветта.

– Ах, Инквизитор, – от волнения она забывает, что он просил так не называть его, но имя уже выскользнуло из памяти! – я тоже очень-очень рада вас видеть! О вас столько говорят в Антиве!

– Неужели?

Кажется, в его голосе даже промелькнуло нечто, похожее на грусть. Как можно не радоваться тому, что о тебе с восторгом говорит вся Антива?!

– Мама, – Жози говорит с очень серьезным лицом, – я хотела…

– Нет, Жози, – папа мягко, но настойчиво прерывает ее. – Это мы хотели кое о чем поговорить с тобой – и с твоим избранником.

На их лицах отражается испуг – но, впрочем, ненадолго. Жози умеет быстро брать себя в руки: как оказалось, Инквизитор – демон с ним, с его именем, его ведь все называют просто Инквизитором! – тоже.

– Давайте пройдем в беседку, – негромко предлагает Жози и увлекает всех за собой. Иветта своим внимательным взором успевает заметить, что она и Инквизитор, похоже, совсем не рады предстоящему разговору. Их можно понять: мама совсем не хочет, чтобы Жози вышла замуж за эльфа – она ведь старшая дочь и наследница семьи. Правда, предложение Иветты самой выйти замуж за Инквизитора (она ведь младшая дочь, ей ничего не будет!) мама почему-то тоже не оценила…

Они присаживаются в беседке, уютно притаившейся в ветвях деревьев парка. Жози взволнованно сжимает руку Инквизитора. Они, похоже, совсем устали: на лицах обоих видно и волнение, и растерянность.

– Я так понимаю, – папа строго смотрит на Инквизитора, – вы намерены жениться на нашей дочери, милорд Лавеллан?

Эльф, не удержавшись, сглатывает слюну. Но он все равно очарователен, даже и слегка побледневший.

– Если вы не возражаете, – тихо говорит он, – я хотел бы кое-что сказать.

– Пожалуйста.

Инквизитор поднимает глаза на папу. У него очень красивые глаза: светло-зеленые, похожие на тон прошлогоднего летнего платья Иветты. Правда, ее платье не было таким печальным.

– Я очень люблю Жозефину. – Он говорит тихо, но очень внятно: да и в его шепот Иветта вслушивалась бы, затаив дыхание. – Лорд Монтилье, ваша дочь – это настоящее сокровище. Настолько же прекрасной, умной, доброй, замечательной женщины не найдется ни в Антиве, ни во всем Тедасе. – Жози улыбается, и ее щеки заливает легкий румянец. – Я люблю ее всем сердцем. И именно поэтому я не вправе ломать ей жизнь.