Текст книги "С мамой нас будет трое"

Автор книги: Лиз Филдинг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 9 страниц)

Глава восьмая

– Собственно говоря, Фиц, у меня в машине есть зубная щетка и кое-какая одежда, – парировала она. – Я приехала, рассчитывая остаться в больнице, если буду нужна Люси.

Прежде чем он успел ответить, Брон отвернулась, подошла к столу медсестер, извинилась за пролитый кофе и предложила вытереть пол, Потом пошла помыть руки.

Когда она вернулась в палату и подошла к кровати Люси, то уже полностью владела собой. Фиц поднял голову и посмотрел на нее.

– Сейчас Люси надо постараться немножко поспать. Я хотел пойти перекусить. А ты хочешь есть?

– Самую малость, – призналась Брон. Его вопрос моментально заставил ее желудок шумно вспомнить, что она с самого утра съела только ломтик поджаренного хлеба.

– Что с тобой? – Фиц схватил ее за руку. – У тебя такой вид, будто ты вот-вот грохнешься в обморок.

– Это дурнота от голода, – быстро сказала Брон. – Наверно, «самую малость» было слишком слабо сказано, – добавила она и повернулась к медсестре, которая аккуратно заправляла одеяло Люси под матрас. – У вас в больнице есть кафетерий?

– Есть, но вам он может не понравиться. Лучше поесть в городе. Там есть чудесный ресторан…

– Быстрее будет съездить домой. Ты побудешь тут одна с часок, Люси?

Люси кивнула, крутя в руках наушники от радио.

– Без проблем…

Фиц поднял глаза к потолку.

– И где они только набираются этих выражений?

– Телевидение, – сказала Брон. – Австралийские мыльные оперы.

– Ты ведь тоже их любишь, правда?

– Никогда не пропускаю.

– Наверно, ты ловишь их на свою спутниковую тарелку, когда идешь на веслах вверх по Ориноко.

– Да, когда не пользуюсь ею как сковородкой, чтобы поджарить горсточку жуков на ужин.

– Фу, это же так противно, – простонала Люси.

– Женщина должна питаться, – сказала Брон. Она наклонилась, чтобы поцеловать Люси в щеку, и медленно-медленно подмигнула ей. Люси крепко обняла ее за шею.

– Спасибо, что приехала.

– Мы недолго, Люси. – Фиц взял Брон за руку, и Люси нехотя отпустила ее. – Тебе что-нибудь захватить из дома?

– Мое колье и плеер.

– Будет сделано.

– И всемои кассеты.

Все еще держа Брон за руку, Фиц начал пятиться к двери.

– И мой телек…

– У нее собственный телевизор? – Брон ужаснулась.

– У всех ее подружек собственные телевизоры.

– Прости, я не имею права критиковать.

Он повернулся к Люси.

– Нет, никакого телевизора на одну ночь.

– Ну, тогда мою книгу из библиотеки.

– Книгу из библиотеки. – Он продолжал отступать.

– И персик. – Ее голос преследовал их и в коридоре. – И банку апельсиновой шипучки… и шоколада… и такого, с белыми завихрениями…

Фиц и Брон посмотрели друг на друга и расхохотались.

– С ней все будет в порядке, правда?

– Не будет, если она получит все перечисленное.

– Утром они будут умолять тебя забрать ее домой.

– Тогда нам надо использовать передышку как можно лучше. Где здесь твоя машина?

Брон обвела глазами парковочную площадку в поисках свой старенькой микролитражки. Потом увидела сверкающее чудовище Брук и с неприятным ощущением под ложечкой вспомнила.

– Вот эта.

– Боже мой! – Фиц изумленно посмотрел на машину. – Почему ты вчера ехала поездом, если у тебя в гараже стоял этот зверь?

– Почему? Ну, потому что… Потому что там что-то должен был сделать механик.

– А, понятно.

Он действительно все понял? Ей не нравилась складка задумчивости, пробороздившая его лоб. И зачем только она врет?

Фиц прищурился, увидев, в какое узкое пространство она втиснулась.

– Хочешь, чтобы я помог тебе выехать?

– А ты поможешь? – В ее словах слышалась искренняя благодарность. Она воспользовалась дистанционным устройством на связке ключей, попробовала дверцу. Та не открывалась.

– Ты только что заперла ее.

– Правда?

Брон посмотрела на устройство у себя в руке.

– Нет… – Потом поняла, что произошло. Она не заперла машину, когда заторопилась в больницу, а теперь сделала именно это. – Ой, ее же могли угнать. – Она застонала, неловко завозилась с устройством и уронила его. Завыла сигнализация, и она внезапно оказалась в центре внимания. Посетители больницы оборачивались, узнавали ее и начинали улыбаться. Брон была парализована ужасом. Куда делась та хладнокровная женщина, которая не моргнув глазом завела машину задним ходом в эту парковочную клетку?

Фиц поднял устройство, отпер дверцу, отключил сигнализацию, взял небольшую сумку с ее вещами, которую она бросила на пассажирское сиденье, и снова запер машину.

– Пошли, – сказал он и, взяв ее за руку, твердо повел к своему «рейнджроверу». – Ты не сможешь ехать даже на педальном автомобильчике.

– Это шок, – сказала Брон, показывая свои трясущиеся руки. – Видишь?

– Вижу.

– Через минуту все пройдет.

– Разумеется, пройдет.

Она остановилась.

– Может, ты перестанешь соглашаться со мной?

Он повернулся к ней лицом.

– А ты хочешь, чтобы я с тобой спорил?

– Нет, но…

– Хочешь, чтобы я сказал тебе, что при мысли о том, как ты ведешь это чудовище, кровь стынет у меня в жилах?

– Нет! Я вполне умелый водитель. Я же доехала сюда нормально, верно? Без единой царапинки…

– Ты уже второй раз это говоришь. Как о чем-то исключительном. Обещай мне, что больше не будешь водить эту машину.

– Но я должна…

– Обещай мне!

Они стояли друг перед другом, и он внезапно поймал прядку волос, задуваемую ветром ей в лицо, и заправил за ухо.

– Фиц. – Ее протест был слабым – никчемное сотрясение воздуха, и, когда он, запустив пальцы в волосы, обхватил ее голову, она не могла даже вспомнить, против чего возражает.

– Обещай мне, дорогая… – Эти слова он произнес почти шепотом и, не дожидаясь ответа, заставил ее дать это обещание губами, без сопротивления прижавшимися к его губам; рукой он обнял ее за талию и притянул к себе.

Обещай мне…Она готова обещать ему все что угодно, лишь бы он не прерывал поцелуя. Ей хотелось, чтобы поцелуй длился вечно, не кончался никогда. Потому что, когда Фиц сможет посмотреть ей в лицо, она поймет по его глазам, что он знает правду.

Но когда он поднял голову, то просто коснулся ладонью ее щеки, мгновение с бесконечной нежностью смотрел на нее, а потом обнял за плечи и повел к «рейнджроверу».

И все? Он не заметил?Мужчина не может не заметить разницу между женщиной, с которой у него был серьезный роман, и ее сестрой, как бы они ни были похожи внешне. Потому что во всех других отношениях у нее с Брук нет ни малейшего сходства.

– Фиц? – Когда он повернулся к ней от дверцы, глаза его были лениво полуприкрыты. Но это ее ничуть не успокоило. В Фице не было ничего ленивого, ничего хотя бы в малой степени невосприимчивого. Ей не стоит жаловаться, а надо благодарить судьбу за то, что это сошло ей с рук. И дать себе обещание, что подобной глупости она больше не допустит.

Обещай мне…Ей казалось, она слышит эти слова.

– Что?

Она сглотнула.

– Ничего. Просто… ну, мне надо ехать домой. В Мэйбридж.

– Я скажу, чтобы машину погрузили на транспортер, и сам отвезу тебя домой.

Так просто? Брон почувствовала невероятное облегчение.

– Но это глупо…

– Что ж, вся неделя была такая. – Она подняла на него глаза, не совсем понимая, что он имеет в виду, но его лицо оставалось непроницаемым. Он улыбался, но только одними губами. По глазам ни о чем нельзя было догадаться. – Доверься мне. Я знаю, что делаю. Садись скорее, я проголодался.

Она забралась в «рейнджровер».

– Я умею водить, правда, – сказала она, когда он уселся на свое место рядом с ней. – Прошла тест с первого раза.

– Неужели?

– Да, вот так. – Сестра получила права лишь с третьей попытки. Излишняя самоуверенность, как сказал ее инструктор.

Фиц не ответил на ее негодующее подтверждение – видимо, о чем-то размышлял. Она с тревогой посмотрела на него. О чем он думает? Может, разница между нею и Брук наконец дошла до него?

Они доехали до Старого дома священника меньше чем за десять минут, на протяжении которых никто из них не нарушил молчания. Что ж, может, это и к лучшему. Чем меньше она говорит, тем больше у нее шансов не попасть в серьезную неприятность.

– Ты готовить умеешь? – спросил Фиц, когда остановился перед парадной дверью.

Он жил с Брук – и не знает?

– За один поцелуй ты хочешь, чтобы я приготовила тебе ленч? – уклончиво пошутила она.

– Может, соорудишь что-нибудь простое, вроде парочки омлетов? Мне надо на минуточку заглянуть в мастерскую.

– Омлеты? Ну, не знаю. Это не так уж просто.

– Ладно, тогда не бери в голову. Я сейчас вернусь.

Он опустил сумку с ее вещами на пол, подошел к двери в сад, отпер ее, потом обернулся и сказал:

– Если ты собираешься что-то делать с брюками, то стиральная машина вон за той дверью.

Фиц включил сканер, загрузил программу в компьютер, потом выдвинул ящик стола и выгреб мешанину из бумаг и фотографий. Сверху лежала фотография Брук. Двадцать один год, красивая, жизнерадостная, весь мир у ее ног. С минуту он смотрел на фотографию, потом вложил ее в сканер.

Он должен был понять. С первой же секунды, как только увидел ее. По нахлынувшей на него волне желания, от которой остановилось сердце. К Брук он сначала испытывал вожделение, потом его тронула ее ранимость, потом он просто злился на нее. Но никогда ее не любил. Для этого она была слишком зациклена на себе. Если бы он знал, что у нее есть сестра, то догадался бы обо всем раньше. Но что за игру она ведет, хотел бы он знать.

«Может, помогла бы тетя?» Эти ее слова всплыли у него в памяти. Она же сказала ему. Она хотела сделать так, чтобы Люси получила свой особый день, а потом собиралась вернуться уже в собственном качестве. Если бы он думал головой, а не… Ее изображение появилось перед ним на экране. Изображение Брук. Он выделил частичку под правой бровью и увеличил ее. Никакого шрама. Собственно, и смотреть-то было не обязательно. Его мозг, очевидно, отлучился на обеденный перерыв, но его тело все знало и отреагировало с первого мгновения.

Брон нашла миску, вынула из кухонного шкафа коробку яиц и кусок сыра. Нашла масло и подходящую сковородку. Потом огляделась в поисках фартука. Фартук. Для фартука уже чуточку поздновато. Она посмотрела вниз, на высохшие темные пятна от кофе на чудесных брюках. Наверно, их уже не спасти, но попробовать надо. Но только не в стиральной машине.

Она прошла в хозяйственную комнату, заткнула пробкой раковину и отвернула холодный кран. Потом разулась, сняла брюки, аккуратно сложила их, чтобы не помялись, и опустила в воду. Будь что будет. Она уже не так сильно переживала из-за одежды Брук. Ей более чем хватало других переживаний. Например, из-за Фица.

Кстати о Фице. Он сказал, что задержится ненадолго. Надо скорее надеть джинсы, пока он не вернулся.

Но она опоздала. Должно быть, звук льющейся воды скрыл его возвращение. Брон резко остановилась в дверях, увидев перед собой высокую фигуру. Фиц стоял, прислонившись к кухонному столу и сложив руки на груди, и его вид почему-то испугал ее.

– Брюки, – прокаркала она тупо. – Мокнут. – Не устраивать же девичий визг из-за того, что мужчина увидел ее в одних трусиках.

К счастью, Фиц смотрел только на ее ноги. Ну, они у нее длинные, так что посмотреть есть на что. Длинные, загорелые, покрытые легким, посветлевшим на солнце пушком. Прошла, как ей показалось, целая жизнь, прежде чем он сказал:

– Какие интересные у тебя коленки.

Она стоит полуголая у него на кухне, а он только и нашелся сказать, что у нее интересные коленки? Коленки у нее совсем не интересные. Сплошь покрыты застарелыми шрамами и шишками – ужасными последствиями борьбы за овладение искусством катания на доставшихся ей от Брук роликовых коньках. Она ненавидела свои коленки. Почему он не похвалил, например, ее бедра? Они у нее очень даже ничего. Или ее попку. Ее ягодицы, как и бедра, окрепли за годы беготни вверх и вниз по лестнице. Ее попка определенно заслуживала упоминания… Нет! Надо отвлечь его внимание и придумать, как добраться до сумки и джинсов, не поворачиваясь к нему спиной.

– Коленки? – Она засмеялась. – Ах, коленки… – Ничего не получалось. Как бы между прочим она сказала: – Будь добр, передай мне мою сумку. – С этими словами она медленно отступила в хозяйственную комнату. Он вошел следом, поставил сумку на подставку для сушки. Но вместо того, чтобы повернуться и уйти, подошел к ней еще на шаг. В небольшом пространстве хозяйственной комнаты этого было достаточно, чтобы он оказался так близко, что мог протянуть руку и обнять ее за шею.

Она закрыла глаза и не двигалась. Ей следовало протестовать. Но прикосновение его пальцев к чувствительной коже за ухом заставило ее онеметь.

Еще один шаг приблизил его к ней почти вплотную – достаточно близко, чтобы понять: она не одинока в своем чувстве.

– Фиц… – Протест прозвучал слабо, но все же прозвучал.

– Молчи. Я собираюсь поцеловать тебя, Бронти Лоуренс. Поцелуй номер четыре, раз ты не умеешь считать… – Ее глаза захлопнулись, как только его губы коснулись того самого места под ухом. Настоящее блаженство. Но потом… стало еще лучше. Его пальцы, лежавшие у нее на шее, передвинулись под кромку свитера, а губы медленно заскользили по ее щеке…

Бронти? Он назвал ее Бронти? Она открыла глаза. Он знает?! Тогда почему он?..

У нее вырвался тихий стон наслаждения, когда его пальцы стали гладить ей плечо и спину. Его глаза были закрыты; густые ресницы темными полукружьями лежали на изумительно вылепленных скулах.

Брон боролась с собой. Рассудок приказывал опомниться, потребовать, чтобы Фиц остановился, а потом вымолить у него обещание не говорить Брук, что она ездила на ее машине.

Но сердце – а надо сказать, что Брон думала сердцем, а не головой с того момента, как распечатала письмо Люси, – советовало: молчи и наслаждайся, потому что второго такого шанса у тебя не будет.

Рассудок, будучи более опытным, одержал верх.

– Ты не понимаешь, Фиц… – начала она, но не договорила, а лишь досадливо застонала, когда он слегка отстранился и сказал:

– Нет, я понимаю, можешь мне поверить… – Но тут он снова вернулся к своему занятию, и она блаженно вздохнула, когда губы его повели дорожку из теплых и влажных поцелуев к ее щеке. В это время другая его рука проникла под свитер снизу и обняла ее за талию, а пальцы щекотно прошлись по ребрам. Она содрогнулась от удовольствия, и это движение подтолкнуло ее еще ближе к нему, так что щека оказалась прижатой к его груди, а бедрами она ощущала нарастающую силу его желания.

Неудивительно, что она уже не могла точно припомнить, что собиралась спросить или сделать.

– Фиц…

– И я понимаю кое-что еще. – Его губы теперь приблизились к ее губам; глаза его были так темны, что она видела в них свое отражение; эти глаза больше ничего не скрывали. – Я понимаю, что если немедленно не займусь с тобой любовью, то, скорее всего, умру от фрустрации, и как ты это объяснишь Люси?

– Это же шантаж, – выдохнула она.

От его чувственной улыбки ее интересные колени превратились в кисель.

– Только на тот случай, если ты скажешь, что не хочешь. – Он почти не держал ее, и ей потребовалось бы лишь усилие воли, чтобы отстраниться от него. – Но ты ведь хочешь, Бронти Лоуренс, не так ли?

– Да… – У нее получилось что-то вроде тихого писка, и она еще кивнула головой – для большей ясности.

Он уже нацелился ее поцеловать, но она остановила его вопросом:

– Как ты догадался?

– Брук никогда не краснела… – (Бронти немедленно залилась горячим румянцем.) – У нее прекрасные колени. И у нее нет шрама на этом месте. – Фиц коснулся этого места губами. – И она сдала экзамен на водительские права только с третьей попытки. Она сама мне это сказала.

– Вот как. – Бронти с трудом сглотнула. – Ну, раз уж мы оба знаем, кто есть кто, тогда…

– Тогда что?

– Нельзя ли найти место поудобнее?

Его губы растянулись в улыбке.

– Какие будут пожелания?

Ее воображение непрошено нарисовало образ его прекрасной кровати, но этого она сказать не могла…

Ничего и не пришлось говорить. Джеймс Фицпатрик умел читать ее мысли.

– Что мы скажем Люси? – Брон все еще лихорадило от внезапности случившегося. От неожиданности того, что она любит и любима. От этого чуда из чудес, когда Фиц знает, что она – Бронти, и все равно хочет ее… а не Брук. Она не понимала, почему так получилось, но эти чувства были слишком новы, слишком хрупки, чтобы их прощупывать и допрашивать. Она знала лишь то, что они мчались обратно в больницу, словно парочка провинившихся подростков, которые забыли о времени, загулялись допоздна и должны были получить нагоняй…

– Ничего, все обойдется.

Брон обернулась и удивленно посмотрела на него.

– Придерживайся своего первоначального плана, Бронти. Придумай какой-нибудь предлог, чтобы не ехать во Францию, а потом появись в своем качестве. Ты ведь это собиралась сделать, не так ли? – У них не было времени поговорить, что-то объяснить. Не было времени даже поесть. Была лишь жгучая потребность узнать друг друга, держать друг друга в объятиях, кожей ощущать тепло кожи, показать всю глубину чувств, слишком сильных, чтобы их можно было выразить словами. – Если ты объявишься во Франции и скажешь Люси, что мама попросила тебя приехать вместо нее, то она…

– То она ужасно расстроится.

– Ненадолго. – Он свернул на парковочную площадку больницы. – Ты ее слышала, Брон. Она тебя любит. У тебя может быть другое имя, но человек ты тот же самый, так что Люси будет все так же тебя любить.

– А ты знаешь, что у тебя рубашка надета наизнанку?

Он отстегнул ремень безопасности.

– Нет, но, если ты поможешь, я и с этим справлюсь.

– Повернись-ка, дай я тебе помогу… – Она обхватила его руками, потянула за подол рубашки и стала снимать с него через голову.

– Боже милостивый, женщина, что ты делаешь? Мы же на общественной парковке…

– Если ты войдешь туда в рубашке наизнанку, Фиц, то всем станет известно, что именно я делаю. – Она вдруг перестала смеяться, обнаружив, что она смотрит ему прямо в глаза, прямо в сердце. Он пытается защитить, оградить ее от страданий Люси, от ее гнева. – Мы не можем начинать со лжи, Фиц. Нам придется сказать ей правду.

– Ты не понимаешь, чего просишь. Ты не понимаешь…

Она рукой закрыла ему рот.

– Нет, понимаю, все понимаю. Не ты так поступил, а я. Я и должна ей сказать. Ты для нее опора в жизни. Нельзя разрушать ее доверие к тебе.

– Я хочу, чтобы она любила тебя, доверяла тебе.

– Я тоже этого хочу, Фиц, но должна это заслужить. Сама.

– Ты уверена?

– Больше, чем когда-либо в жизни. Идем.

– Бронти. – Он на мгновение обнял ее, и она приникла к нему. – Не сейчас. Я не хочу говорить ей сейчас – подождем, пока она не вернется домой.

Всем своим существом Бронти хотела покончить с ложью и все-таки понимала, что Фиц прав. Люси надо быть дома, чувствовать себя в надежном месте, в безопасности. Она должна иметь возможность, если захочет, уединиться, чтобы примириться с правдой.

Брон внутренне застонала. Примириться с тем, что ей лгали, ее обманывали те, кому она должна была верить? Люси восемь лет. Она, может быть, и способна на такой вот ужасно взрослый поступок. Но в восемь лет никакой ребенок не может справиться с логическим объяснением подобной ситуации…

– Все будет нормально, Бронти. Она поймет.

– Поймет ли? – Она попыталась представить себе, что бы сама чувствовала на месте Люси. – Остается надеяться, что ты прав.

– Верь мне. Вот, подержи-ка это, пока я извлеку телевизор.

Она взяла сумку, набитую вещами, которые могли, по их мнению, понадобиться Люси.

– Помнится, кто-то говорил: «Никакого телевизора на одну ночь»? – сказала она.

– Меня заело чувство вины. Я подумал, каково ей в больнице без утренних мультиков, когда мы дома так интересно проводим время.

Брон покраснела.

– Я приехала, чтобы побыть с Люси.

– Неужели? – Он погладил ее по щеке. – Ну а кто теперь чувствует себя виноватым?

Она оставила этот вопрос без ответа.

– По части вины я непревзойденный мастер. Она просто прилагается к приобретаемой территории, к отцовству. Она присутствует там изначально: ты десять раз встаешь ночью проверить, дышит ли твое драгоценное дитя; тебя без конца мучает подозрение, что ты плохо справляешься со своей ролью; когда из-за работы приходится оставлять ее с кем-то на день, ты все время думаешь, что нужен ей, что она по тебе скучает. Я и не подозревал, насколько глубоко это во мне укоренилось, пока не поймал себя на том, что стараюсь придумать, как уговорить твою сестру выйти за меня замуж, чтобы исполнилась заветная мечта Люси…

– Ты и раньше делал ей предложение, – быстро сказала Брон, почему-то боясь взглянуть на него, боясь того, что увидит, но он поднял ее голову за подбородок и заставил смотреть ему в глаза.

– Да, ради Люси, но она презрительно высмеяла эту идею. Когда же я повторил свое предложение вчера, то ты не стала смеяться, у тебя просто был вид человека, испытавшего шок. Если бы не мое состояние, я бы уже тогда понял, что ты никак не можешь быть Брук. – Он держал ее подбородок в чаше своей ладони. – Брук не приехала бы на школьный праздник только ради того, чтобы осчастливить маленькую девочку. Брук никогда не отличалась добротой.

– Но ты пригрозил ей.

– Значит, ты приехала только поэтому? Чтобы защитить доброе имя сестры? – рассмеялся Фиц. – Неужели ты думаешь, что ее испугали бы мои угрозы? Она слишком хорошо меня знала.

Конечно, Брук его знала. Ведь она была его любовницей. Она родила от него ребенка и даже сейчас имела какую-то колдовскую власть над ним. Он делает вид, что его это не волнует, но в действительности так и есть. По существу, он занимался любовью с ее зеркальным отражением, пытаясь вернуть невозвратимое прошлое, жить в невозможном будущем.

Именно в этот момент Бронти поняла, что если она живет во сне, то это не ее сон, и ее новый, сияющий мир рухнул.