Текст книги "Литературная Газета 6256 ( № 52 2010)"

Редакторская смелость

Коллеги

Редакторская смелость

Главный о главном

Предлагаемый вниманию читателей очерк интересен для нас ещё и тем, что и автор, и герой повествования были главными редакторами «Литературной газеты». Один главный редактор «ЛГ» рассказывает о другом! А говорится в нём, как увидит читатель, о давно забытых, но очень интересных моментах истории «ЛГ».

Валерий Алексеевич КОСОЛАПОВ с 1951 по 1960 год был заместителем главного редактора «Литературной газеты» – сначала К.М. Симонова, затем Б.С. Рюрикова, В.А. Кочетова  и, наконец, С.С. Смирнова, который возглавлял «ЛГ» в 1959–1960 гг. На этом посту его сменил В.А. Косолапов – главный редактор «ЛГ» в 1960–1962 гг.

Воспоминания В.А. Косолапова были написаны в последний год его жизни. Посмертная публикация вышла в журнале «Вопросы литературы» в 1982 году.

Моё знакомство с Сергеем Сергеевичем Смирновым произошло в редакции «Литературной газеты», где я в ту пору работал. Шла его большая статья о поисках безвестных героев. Он был недоволен правкой, которой материал подвергся в редакции. Сергей Сергеевич горячился, то и дело вскакивал с кресла, курил сигарету за сигаретой. Всё, что относилось к так называемой вкусовой правке, мы с ним убрали и восстановили авторский текст. Кое с чем он согласился не споря. Потом вдруг, словно позабыв о лежащей на столе статье, начал увлечённо рассказывать о далеко выходящих за её рамки поездках, встречах с участниками Брестской обороны, о получаемых им письмах…

– Во мне, – сказал Сергей Сергеевич, – всегда, неотступно живут обжигающие душу слова Юлиуса Фучика. Они звучат для меня как наказ, как завещание.

И он почти дословно, по памяти, воспроизвёл известные слова Фучика: «Об одном прошу тех, кто переживёт это время: не забудьте! Не забудьте ни добрых, ни злых. Терпеливо собирайте свидетельства о тех, кто пал за себя и за вас. Придёт день, когда настоящее станет прошедшим, когда будут говорить о великом времени и безымянных героях, творивших историю. Я хотел бы, чтобы все знали, что не было безымянных героев, а были люди, которые имели своё имя, свой облик, свои чаяния и надежды, и поэтому муки самого незаметного из них были не меньше, чем муки того, чьё имя войдёт в историю. Пусть же эти люди будут всегда близки; вам, как друзья, как родные, как вы сами!»

Человека, настолько глубоко захваченного поставленной им перед собой целью, настолько одержимого ею, мне, прямо скажу, видеть ещё не приxодилось. Уже по первой встрече можно было понять, насколько целеустремлённым был он в своём творчестве, в чём видел он свой писательский и гражданский долг, что стало для него – участника Великой Отечественной войны – главным делом его жизни.

Тогда я ещё не знал, что в скором времени судьба сведёт нас очень близко.

***

В конце 50-х годов Сергей Сергеевич был назначен главным редактором «Литературной газеты». Пришёл он в неё уже известным писателем. Автором не только двух добротных очерковых книг о войне – «На полях Венгрии» и «Сталинград на Днепре» (о Корсунь-Шевченковской битве), но и первого издания «Брестской крепости». Его имя было знакомо миллионам радиослушателей по «Рассказам о героизме».

Накануне того дня, когда он должен был переступить порог редакции уже не одним из авторов газеты, а её главным редактором, Сергей Сергеевич попросил меня заглянуть к нему на дачу в Переделкино. Проговорили мы тогда в его рабочем кабинете допоздна. Усадив меня подле большого письменного стола, добрая половина которого была завалена письмами читателей и радиослушателей, сам он крупными шагами мерил кабинет из конца в конец. Расспрашивал о коллективе «Литературки». Хотел знать моё мнение о некоторых из недавних её выступлений. Дотошно интересовался организацией внутриредакционной работы. Потом стал развивать свои взгляды на задачи газеты.

– Сегодня утром, – сказал он, – зашёл ко мне один знакомый писатель. Поздравил с назначением. Затем не без иронии заметил: «Ну что ж, теперь страницы «Литературки» будут заполняться материалами о героизме. Это хорошо. Это можно приветствовать. Только вот куда же теперь податься бедным авторам, пишущим на другие темы?» Я, понятно, как мог, успокоил его. Но ведь, наверное, не он один так думает. И хотя их предположения, конечно же, несколько преувеличены, тебе, поскольку нам с тобой предстоит вместе работать, хочу сразу же сказать: я считаю, что святой долг всей нашей печати, и «Литературной газеты» в том числе, больше писать о подвигах советских людей в годы войны, больше уделять внимания сегодняшней жизни её ветеранов, остро критиковать факты равнодушия к судьбам бывших фронтовиков. Ты согласен с этим?

– Кто же с этим не согласится!

– Ну вот и прекрасно! Считаем, что с этим всё ясно. Значит, так и будем действовать. Пойдём дальше. Думаю, ты согласишься со мной и в том, что одно из центральных мест на страницах писательской газеты, при всей её, так сказать, многопрофильности, многозадачности, что ли, должны занимать всё-таки проблемы собственно литературы. Творческие споры по этим проблемам. Активная поддержка хороших книг. Анализ ведущих тенденций в современном литературном процессе…

Минуту-другую он молча вышагивал по кабинету. Потом заговорил снова:

– Знаешь, главное, чего бы мне хотелось добиться, – это широты взглядов газеты на явления литературы и искусства. Широты, но, конечно, не всеядности. «Литературке», по-моему, широты взглядов подчас ещё не хватает. Нет-нет да и дают себя знать групповые пристрастия, групповые симпатии и антипатии. В редком номере газеты не встретишь словесных призывов к консолидации писательских сил на единой идейной, партийной основе. Правильные призывы, ничего не скажешь. Но призывы призывами, а всегда ли сама газета подаёт пример принципиальной и последовательной борьбы за такую консолидацию? Вот в чём суть…

Я опускаю многие подробности длившегося несколько часов разговора и передаю в кратком изложении лишь те мысли, которые, как мне казалось, особенно волновали Сергея Сергеевича. К ним он возвращался снова и снова. Не берусь, разумеется, утверждать, что сказанное им в тот вечер сумел воспроизвести слово в слово. Воспроизвожу по памяти – на магнитофонную ленту разговор тогда записан не был. Но за точность передачи смысла сказанного могу поручиться.

В коллектив газеты Сергей Сергеевич вошёл быстро. Человеком он был общительным, доброжелательным, весёлым. Сотрудников привлекала его естественная, ненаигранная простота в обращении с людьми, отсутствие позы и менторского тона, деловитость, отзывчивость, готовность поддержать, помочь человеку, если тот попал в беду, если у него горе.

Главным редактором Сергей Сергеевич оказался энергичным, беспокойным. «Заводной» – так за глаза называли его в коллективе. Он появлялся в редакции всегда с какими-то новыми идеями и спешил поделиться ими. Если некоторые из этих идей по тем или иным причинам не получали поддержки редколлегии – огорчался, нервничал, шумел. Потом, поостынув и поразмыслив, обычно на своём предложении больше не настаивал. Был он своего рода «генератором», вырабатывающим темы газетных выступлений, формы подачи материала. Но при этом не подавлял инициативу других. Умел ценить и поощрять её. Радовался, когда чьё-либо предложение приходилось ему по душе. И делал всё от него зависящее, чтобы это предложение «не ушло в песок».

Вскоре после прихода в газету Сергей Сергеевич загорелся идеей – создать из писателей и журналистов выездную редакцию, а быть может, даже и не одну, для работы в районах Сибири. С присущей ему энергией он взялся за практическое осуществление этого начинания. Министерство путей сообщения предоставило в распоряжение газеты купейный вагон, в котором писатели трудились и жили. Они выпускали специальные номера «Литературной газеты», активно выступали в местной печати, провели десятки встреч с читателями в заводских цехах и на полевых станах, в библиотеках, Дворцах культуры и воинских частях.

«Алтайский репортаж» – так называется эта скромная книжка, появившаяся  на свет далеко от Москвы, в Барнауле. Храню её более двух десятков лет. Она дорога мне как память о Сергее Сергеевиче Смирнове, хотя его имя в ней и не упоминается. Это своего рода творческий отчёт выездной редакции «Литературной газеты», в августе – сентябре пятьдесят девятого года работавшей в Алтайском крае.

На титульном листе подзаголовок: «Литературная газета» на целине». Состоит книжка из очерков, стихов, репортажей Бориса Анашенкова, Валерии Герасимовой, Бориса Лихарева, Георгия Радова, Олега Шестинского и других московских и ленинградских писателей, входивших в состав выездной бригады.

Маршрут бригады проходил через Барнаул и Егорьевск, Поспелиху и Рубцовск, Бийск и Горно-Алтайск, Кулунду и Славгород… «Но, разумеется, – писал возглавлявший выездную редакцию член редколлегии «Литературной газеты» Борис Галин, – дело не в километрах пути… Самое главное – и это всего более радует нас – мы сблизились с теми, кто год за годом в суровой борьбе осваивал целину, превращая землю алтайскую в доброе поле человеческого счастья. И какое же это чудесное поле!»

Алтайская – одна из трёх выездных редакций «Литературной газеты», работавших в конце 50-х годов в районах Сибири.

В выездных редакциях дружно трудились писатели и журналисты старшего поколения и творческая молодёжь. Поскольку состав выездных редакций менялся, в трёх маршрутах по Сибири приняли участие немало молодых литераторов. Для них «газета на колёсах» оказалась хорошей школой познания действительности, школой активного вторжения в жизнь.

…Как-то, войдя в кабинет главного редактора, я увидел знакомую, уже привычную картину: Сергей Сергеевич, прижав телефонную трубку к уху, нетерпеливо топтался на пятачке возле письменного стола: шаг в одну сторону, шаг в другую – насколько позволяла длина провода.

– Чтобы напечатать вашу рецензию, никакой редакторской смелости не требуется, – говорил он кому-то. – Несправедливо обругать хорошую книжку – при чём тут смелость? Вы можете не любить автора – это ваше личное дело. Но уж коли взялись писать о его книге, так будьте любезны быть объективным, а не выплёскивать свою неприязнь к писателю на страницы газеты… Нет, печатать вашу статью не будем… И в дискуссионном порядке не будем. Нет тут никакого повода для дискуссии. Собираетесь жаловаться? Что ж, это ваше право… Будьте здоровы!

Положив трубку, обратился ко мне:

– Понимаешь, каков гусь?! Обвинил меня в отсутствии редакторской смелости… А ведь, пожалуй, редакторская смелость – любопытная штука. В самом деле: что это такое?.. Ты знаешь, я думаю, что редакторская смелость – это прежде всего смелость иметь собственное мнение по вопросам, поднимаемым газетой. И готовность отстаивать его во что бы то ни стало. А? Как ты считаешь?

У Сергея Сергеевича собственное мнение было. И отстаивать его он умел. Достаточно вспомнить, скажем, его статью в «Литературной газете» о молодом тогда ещё художнике Илье Глазунове, положительно оценивающую творчество этого талантливого живописца и графика. Напечатана она была в те годы, когда многие наши маститые художники и искусствоведы отказывали И. Глазунову в признании.

И ещё об одном – и далеко не столь уж маловажном – свойстве натуры Сергея Сергеевича. Он любил, понимал и ценил юмор. Это по его инициативе в субботних номерах «Литературки» (она выходила тогда три раза в неделю) регулярно стал появляться «Литературный музей» – прямой предшественник нынешнего «Клуба 12 стульев», популярной шестнадцатой полосы. Именно Сергей Сергеевич объединил вокруг «Литературного музея» талантливых юмористов и сатириков, мастеров литературной пародии, художников-карикатуристов; всегда сам проводил встречи актива «Музея», был в подлинном смысле слова его душой.

Думаю, те, кто находился тогда под редакционной крышей «Литературной газеты», согласятся со мной: работать с Сергеем Сергеевичем Смирновым было легко и интересно. Не хотел бы быть неправильно понятым: слово «легко», как-то само собой соскользнувшее с кончика пера, не следует толковать буквально, то есть в том смысле, что можно было работать без напряжения, кое-как, для галочки. Речь идёт о другом. О том, что в атмосфере доброжелательности, доверия к людям сотрудники редакции и за самые сложные задания брались с охотой, стремились выполнить их с максимальной отдачей, испытывали творческую радость.

Прокомментировать>>>

Общая оценка: Оценить: 0,0 Проголосовало: 0 чел. 12345

Комментарии:

«У попа была собака…»

Коллеги

«У попа была собака…»

Кирилл ПРИВАЛОВ, кавалер французских Ордена искусств и словесности и ордена «За заслуги», корреспондент «ЛГ» во Франции и Италии с 1987 по 1994 год

Звонок был неожиданным и властным. Приехав в Москву всего на два дня для участия в записи новогодней телевизионной передачи, я буквально на несколько минут зашёл в редакцию – и вдруг этот вызов! Меня срочно требовали «на ковёр» к заместителю главного редактора… В его прерогативы руководство международниками вроде бы не входило. Но надо было подчиниться. «Загляни на всякий случай к Прудкову, – посоветовал оказавшийся рядом в эту минуту хитроумный Слава Бэлза, умелый царедворец. – Может, дед в курсе».

Олег Николаевич Прудков, руководитель международной редакции и парторг «ЛГ», однако, упредил меня. Он шёл по коридору в вызывающе бордовом пиджаке, как всегда, слегка втянув голову в плечи, и что-то безмятежно насвистывал. «Что там? – поинтересовался я. – Долго сидеть в конторе я не смогу, у меня этой ночью обратный рейс в Париж». Прудков не ответил. Только взгляд его стал стеклянным: «Мне тоже звонили, так что идёмте. Дело в том, что редакцию посетил какой-то генерал… Вы знаете, что надо делать, когда приходится говорить… – он тщательно подбирал слова, – ну-у-у, с неприятными людьми?.. Я в таких случаях что-нибудь напеваю про себя. Тихонько так, незаметно для других напеваю». Я опешил и задал вопрос, которого Олег Николаевич явно не ожидал: «И что же вы сейчас напеваете?» «У попа была собака, – признался Прудков, разом посерьёзнев. – Скажу вам по секрету, я родом из поповичей».

Так, исполняя в два придушенных голоса народную балладу про попа-собакоубийцу, мы спустились на этаж высоких начальников «ЛГ». И в самом деле перед замом главного сидел молодой, но уже обрюзгший от номенклатурного образа жизни генерал. Судя по иконостасу из всевозможных наград на его широкой груди, разговор должен был идти на темы исключительно возвышенные. «А вот и он, наш герой! – картинно оживившись, воскликнул замглавного. – Ну докладывайте, что вы там натворили!» И показал мне на кресло, стоявшее несколько поодаль от остальных.

Я взошёл на это лобное место и застыл в неведении. Ища поддержки, взглянул на Прудкова, но тот незаметно притулился на самом последнем стуле и задумчиво уставился в телевизор, работающий без звука. Наверное, продолжал свой заочный разговор с попом-графоманом, сочинявшим эпитафию про любимую собаку… Хозяин кабинета же, лаская взглядом чужие ордена, сперва представил гостя: «Это личный помощник министра обороны СССР маршала Дмитрия Тимофеевича Язова», а потом опять принялся меня укорять: «Мы-то думали, что вы стреляный воробей. А вы такую, можно сказать, антисоветчину себе позволяете!.. Кто вам такое безобразие подсказал?»

В общем, имена, адреса, явки!.. Тут до меня стало доходить: речь, видимо, шла о моём недавно напечатанном в «ЛГ» развороте. Я встретился в Париже с известными дипломатами-переговорщиками по вопросам разоружения в Европе Олегом Гриневским и Юрием Дерябиным и сделал интервью о будущем видении континента. И я раскололся: «Помилуйте, идею поговорить с нашими послами-переговорщиками мне дал во время беседы с ним министр иностранных дел СССР Эдуард Амвросиевич Шеварднадзе. А в чём тут, собственно, дело?»

«Как так в чём?! – вскипел замглавного. Он затряс газетой с моим материалом, где многие строчки, как я заметил, были жирно подчёркнуты тревожно красными чернилами. – Министр Язов возмущён! Неслыханно!.. Это что такое? Вы пишете о грядущем неизбежном выводе советских вооружённых подразделений из государств Восточной Европы. Об опасности превращения территории за Уралом в свалку устаревшего советского вооружения и обмундирования. Об угрозе массированного неконтролируемого распространения советского оружия, не утилизированного в странах социалистического лагеря, в третьих, развивающихся, странах… Да и вообще: как вы посмели даже предположить, что Варшавский договор вскоре может распасться? Просто, не знаю, провокация какая-то! С чьей подсказки поёте, слишком давно аккредитованный на Западе товарищ советский журналист?»

Генерал гакнул и тут же рыгнул, запоздало прикрыв рот ладошкой, – устал, наверное, в заботах об укреплении обороны СССР. Замглавного воспринял это как сигнал к завершению расправы: «Пишите объяснительную записку. Будем с вами крепко разбираться!» И тут о себе ненароком напомнил тихий Прудков: «Но он же сказал вам, – Олег Николаевич кивнул в мою сторону, – что встречался с самим министром иностранных дел. Все сведения идут непосредственно из аппарата Шеварднадзе». Само магическое слово «аппарат» как-то охладило пыл, и я воспользовался паузой.

О чём я тогда выспренно говорил в кабинете замглавного, в деталях не помню. Зато знаю, что завершил спич в своё оправдание тирадой о том, что после падения Берлинской стены наступила новая эпоха, векторов которой предугадать мы пока не в состоянии… Странно, но в те мгновения я почему-то совершенно не волновался. Словно смотрел на этот процесс а-ля Кафка откуда-то сверху, издалека. Абсурдность ситуации была настолько велика, что даже не понималось, сон это или явь. То, что для меня и людей моего окружения было совершенно очевидным, представлялось моим «прокурорам» чем-то из ненаучной фантастики. Или они тогда просто умело бутафорили? Держава летела на пятой скорости в тартарары, а они устраивали театр абсурда. Но зачем?

Бравый генерал, учащённо всё это время моргавший, чтобы без сопротивления по всем азимутам не сдаться в плен Морфею, застыл, как скифская баба, пахнущая французским одеколоном и армянским коньячком. Зато мой замглавного продолжал проявлять большевистскую бдительность по полной программе. «А это ещё надо доказать! – Повысил голос хозяин кабинета. – Из какого такого «аппарата» идут провокационные сведения о близком распаде военных блоков? И вообще, при чём тут министр иностранных дел Шеварднадзе, я что-то не пойму».

«При том, при том… – вяло поднял пухлую ручку Прудков. – Телевизор, сделайте погромче телевизор! Ну быстрее же!..» Замглавного поиграл пальцами на пульте «давиловки», и тут – как по заказу трудящихся – заговорил в кинескопе Эдуард Шеварднадзе, делающий срывающимся голосом страшное заявление: Советский Союз стоит на грани военного переворота, нельзя более молчать об углубляющемся кризисе, не в силах противостоять реакции и с целью привлечь к драматическому положению вещей внимание общественного мнения я ухожу в отставку…

Язовский посланец встрепенулся, решив не дожидаться «продолжения банкета».

Замглавного онемел, не веря глазам и ушам своим. Прудков, позабыв о служителе культа и его дворняжке, сам превратился в гончую, готовый бежать к пишущей машинке и далее – к типографским талерам, – чтобы прокомментировать сенсацию в ближайшем номере. Все действующие лица застыли, как в финале «Ревизора». Первым очнулся Прудков, обратившийся не к своему начальнику, а ко мне, своему подчинённому: «Никаких объяснительных не пишите. Возвращайтесь в корпункт и сделайте завтра заметку о том, как видят во Франции отставку министра». Он выдержал мхатовскую паузу и взглянул на уже распрямившегося во весь богатырский рост генерала: «Сдаётся мне, что отнюдь не последнюю отставку».

Происходило всё это в декабре 1990 года. Через восемь месяцев состоится путч, и маршал Язов в числе других гэкачепистов пропишется на шконке в Матросской Тишине. А ровно через год прикажет долго жить и Советский Союз с, казалось бы, непотопляемым Варшавским договором… Больно быть правым, особенно когда эта правда пишется слезами и кровью по судьбам миллионов людей. Олег Николаевич Прудков, битый-перебитый, мудрый из мудрейших, был в «ЛГ» главным политическим провидцем (помнится, он предсказал падение Берлинской стены за два года до факта). Об этом коллеги вспоминали на поминках Прудкова, организованных его вдовой, очаровательной Верой Канунниковой (и ей вечная память!). Был там и тот замглавного. Я спросил его, что же происходило всё-таки в его кабинете в тот студёный декабрьский вечер девяностого: трибунал или водевиль?

Бывший замглавного только отвёл глаза в сторону: «Что поделаешь? Я лишь защищал газету. Время было такое. Кто мог предвидеть, что всё так обернётся…»

Спасибо Прудкову – и я запел про себя, так тихонько и незаметно: «У попа была собака…»

Прокомментировать>>>

Общая оценка: Оценить: 0,0 Проголосовало: 0 чел. 12345

Комментарии:

Назад к карточке книги "Литературная Газета 6256 ( № 52 2010)"