355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Литературка Газета » Литературная Газета 6273 ( № 18 2010) » Текст книги (страница 3)
Литературная Газета 6273 ( № 18 2010)
  • Текст добавлен: 9 октября 2016, 17:56

Текст книги "Литературная Газета 6273 ( № 18 2010)"


Автор книги: Литературка Газета


Жанр:

   

Публицистика


сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 14 страниц)

Несомненно, перечисление ошибок российской политической элиты можно было бы продолжить, но именно отмеченные представляются нам наиболее значимыми, а главное – требующими скорейшего исправления. Без этого немыслимы возрождение России, её дальнейшее поступательное развитие, предполагающее творческое созидание качественно новых общественных форм, коренным образом меняющее сложившуюся тревожную ситуацию.



Прокомментировать>>>

Общая оценка: Оценить: 3,7 Проголосовало: 6 чел. 12345

Комментарии: 13.05.2010 07:56:12 – Валентин Иванович Колесов пишет:

Тов. Керимов, вам ответил Миронов

Ответил в этом же номере ЛГ, нас, говорит, не сбить с избранного пути. И здесь Вера Александровна отметила главное: надо менять всю систему. Переворотом без крови. К сожалению, Миронов обходит вопрос об Абрамовиче, а ведь при социализме по Миронову глумливая улыбка Абрамовича будет попрежнему сиять нам. А я этого не хочу. http_ ://lit.lib.ru/k/kolesow_w_i/ http://lit.lib.ru/o/osxkin_i_w/

12.05.2010 17:24:17 – кондратьев олег пишет:

Нет у нас никакой элиты.

12.05.2010 15:54:15 – Николай Григорьевич Степанов пишет:

Пример Греции.

Господа и Вера Александровна! Давайте вспомним, каким образом в 1974 году власть в Греции перешла от военного комитета к парламенту? Да, после референдума. Чем же Россия хуже Греции? Николай.

12.05.2010 15:20:10 – полкан полканыч полкан пишет:

российская элита

з. Бжезинский сказал вы ошибаетесь когда считаете российскую элиту своей– это наша элита -США. все ее финансы а это сотни миллиардов долларов в наших банках они имеют на территории запада тысячи дворцов квартир и др.имущества. россия т.о. колония запада и управляется оттуда.такого грандиозного предательства история человечества еще не знало.

12.05.2010 14:40:10 – Александр Трофимович Климчук пишет:

Ау, интеллигенция!

Всё правильно, но интеллигентов то на сегодняшний день нетути. А со вчерашней эпохи Алфёров, Капица, Янин... не подходят для капитализма. При капитализме, где одна часть населения пьёт кровь у другой, нет Бога, нет нравственных устоев, интеллигент просто лох – это аппендикс, без него можно прожить. Если он появится его тут же сожрёт действительность. Но нашей-чужой власти всё равно, что творится на ТВ, что и как преподают в школах, университетах. Незыблемые законы нравственности сегодня похерены, а ведь в царской России и при социализме они были нужны, только потому, что тогда нужны были люди-человеки, а не дерьмо человеческое. Многие за бугром сожалеют по кончине социализма в России, она держала весь мир всё таки в каких-то рамках приличия. Только потеряв такого противника, они это поняли.

12.05.2010 09:14:14 – Вера Александровна данченкова пишет:

ах, если бы это были ошибки. это– планомерная их работа. и кто будет менять политику властей– те же, кто вросли, как акульи зубы рядами, во власть ? нет, без переворота, без крови ничего не изменить.


Карточный довод

Новейшая история

Карточный довод

ВОПРОС–ОТВЕТ

Господа!

В «ЛГ» № 14 на странице 2 опубликован шеврон войск США, размещённых на авиабазе в Манасе. Обращаю ваше внимание, что на нём изображена карта Казахстана, а не Киргизии. Хотя надпись на нём свидетельствует, что это шеврон войск США, расположенных именно в Киргизии. Если это «ляп» Министерства обороны США, то это смешно, но вдруг это какой-то ваш недосмотр?

С уважением А.Н. Шаров, ваш постоянный читатель

Прочитав письмо читателя, мы бросились изучать американский шеврон – будь он неладен! – и географические карты. Скрупулёзное сравнение контуров двух государств вынудило сделать однозначный вывод: читатель А.Н. Шаров прав на все сто. Написано на американском изделии Киргизстан, а карта – Казахстана. Не зря предупреждал многомудрый: не верь глазам своим!

В общем, наш недосмотр. Недоглядели за Пентагоном, доверились ему, а зря. Впредь обязуемся все документы, исходящие из указанного ведомства, а также ЦРУ, Госдепартамента и ФБР, отсылать неукоснительно для строжайшего изучения в редакционное бюро проверки. Где работают люди ответственные, не чета всяким там пентагонам!

Что же касается непосредственно причин подобных поступков заокеанского ведомства, то объяснений тут может быть два.

Первое – лежащее на поверхности. Как известно, у американцев не самые лучшие отношения с географией. Мир уже привык, что их президенты путают Боливию с Бразилией, Иран с Ираком, Литву с Латвией… Издалека действительно различить трудно. Да и какая в конце концов для американца тут разница!

Второе объяснение – геополитическое и конспирологическое. Подразумевающее наличие тайных умыслов и замыслов.

Уже который год та база существует, но американцы, похоже, и не намерены исправлять столь очевидную ошибку. Так, может, тут просто весьма прозрачный американский намёк на то, что аналогичная база может вскоре появиться и в Казахстане?.. Во всяком случае, весь Среднеазиатский регион ещё в 1999 году был включён в сферу ответственности войск США в бассейне Персидского залива. Что же касается военных баз, официальные представители США не раз заявляли, что, дескать, для более эффективного «миротворчества» в Афганистане базы в Казахстане и Туркмении были бы как нельзя кстати. Недавно помощник американского президента по вопросам России, Евразии и Кавказа Майкл Макфолл заявил, что «США вскоре детально рассмотрят предложение Казахстана о создании на его территории новой транзитной базы вместо центра транзитных перевозок (таково официальное название военной базы США в Киргизии), базирующегося в Манасе».

Впрочем, упомянутая американская формулировка – «вместо» Манасской базы – призвана, скорее всего, успокоить Россию и соседний Китай.

А вот где конкретно может быть размещена аналогичная база в Казахстане – официально пока не уточняется. Хотя некоторые казахстанские СМИ утверждают, что её разместят невдалеке от Киргизии – либо вблизи Алма-Аты, бывшей столицы Казахстана, либо напротив той же Манасской базы, находящейся в 20–25 км от киргизско-казахстанской границы.

Надо отметить, власти Казахстана разрешили использование воздушного пространства страны для переброски американских войск и военных грузов в Афганистан.

В самом Казахстане тема создания авиабазы США на территории страны уже вовсю обсуждается.

Одни уверены, что если авиабаза станет реальностью, это однозначно испортит отношения с Россией и Китаем. Другие утверждают, что речь идёт не о создании авиабазы на территории Казахстана, а только о транзите американских военных грузов через воздушное пространство страны. Третьи уже считают, сколько денег может появиться в бюджете страны за аренду авиабазы. И даже намекают, что через неё будет происходить обмен технологическим опытом. Правда, об этом лучше спросить киргизов, которые тоже, может, и хотели повысить технологический уровень, да не смогли, потому как не имели права доступа на авиабазу.

Так что, может, американцы не так уж «ошиблись» с упомянутым шевроном. А просто действовали, что называется, на опережение. Уверенные, что чему быть, того не миновать.

Алексей БАЛИЕВ


Прокомментировать>>>

Общая оценка: Оценить: 5,0 Проголосовало: 1 чел. 12345

Комментарии:

Вкус – последнее прибежище критика

Литература

Вкус – последнее прибежище критика

ДИСКУССИЯ

Василий ШИРЯЕВ, пос. ВУЛКАННЫЙ, Камчатка

Молодой камчатский критик Василий Ширяев, звезда которого взошла в прошлом году в журнале «Урал», отвечает на статью Льва Пирогова «Дубина хорошей прозы» («ЛГ», № 14). Похоже, наша дискуссия о «новом реализме» обретает новое измерение. Существуют ли критерии «хорошей» и «плохой» литературы?

Можно ли измерить «общим аршином» такую разную прозу Павла Крусанова и Олега Павлова, Виктора Пелевина и Олега Зайончковского, Людмилы Улицкой и Веры Галактионовой? Если нет, то о какой же единой национальной литературе может идти речь? Приглашаем к продолжению разговора.

Когда меня просят выбрать между плохой и хорошей прозой, я выбираю прозу. И, рассказывая анекдот, всегда поясняю, что именно в нём смешно, где смеяться и почему.

Ну вот я, например, читаю книгу. Сижу себе читаю, на обложку не смотрю, сколько до конца осталось, нервно не проверяю. Разве что карандашиком непонятное отмечаю. Я в чтении. Скажите, на кой мне знать, хорошая эта книга или плохая? Мне это знать совершенно не нужно.

Следовательно, кому нужно знать, хороша книга или плоха? Это необходимо знать тому, кто книгу не читает. И читать не будет. И вообще он, может, функционально неграмотный. Человек устной культуры. Который делает вид, что читает книжки, чтобы их обсудить с теми, кто также имитирует чтение.

Зачем «вычленять миллион технических критериев»? Не поддавайтесь на московские разводки. Проза – всё, что не стихи. Стихи – всё, что в рифму или в строчку. Литература – всё, что написано. Остальное от лукавого.

Когда в тайной провинции Поднебесной все узнают, что есть «литература», появляется и «нелитература», «плохая литература», «паралитература». Когда в Особом Районе все узнают, что такое «проза», появляется «плохая проза», «трэш», «чернуха» и т.д. Когда в Срединной все узнают, что такое «поэзия», возникает «графомания», «апоэзия» и «стихира». Поэтому совершенномудрый критик опустошает сердца читателей и укрепляет их кости.

Лучший писатель – о котором даже неизвестно, существует ли он. Хуже – тот, которого ругательски ругают. И хуже всех тот, которого все хвалят.

Совершенно всё равно, какую книгу читать. Я однажды задался вопросом: почему писатели пишут непонятно и сложно? Да элементарно – чтобы их книжки можно было читать подольше, а потом перечитывать. Многоразовые книги. Сие зачем? Элементарно – потому что раньше книжек было мало. Вот и следовало растянуть дефицит на подольше. Читал же кто-то у Гаспарова «Фрегат Паллада» вверх ногами, чтоб надольше хватило.

Недавно в Живом Журнале одной писательницы был рассказан хороший старый анекдот:

«Беседую я с литературным критиком по скайпу. Критик не то чтобы особо знаменитый, но так – умеренно заслуженный. Из тех, что регулярно публикуются в СМИ и советуют простым смертным, что читать, а что не читать.

Вздыхая, критик журит меня за корявость слога:

– Понимаете, Эльвира, так нельзя писать, это сразу выдаёт профессиональную незрелость.

Я тоже вздыхаю:

– Странно. А я училась у Ивана Шмелёва. Помните его знаменитого «Человека из ресторана»? – Отправляю критику отрывок из классики. – Разве мой текст не созвучен этому фрагменту?

– Ну о чём вы говорите?! Вам таких высот никогда не достичь. Ведь тут вот, вот и вот… (подчёркивает достоинства шмелёвской прозы).

Драматическая пауза.

– Вы не поверите, но этот фрагмент написал не Шмелёв, а я…

Связь в скайпе сразу начинает барахлить».

Реакции – протокольные: негодования за «двойные стандарты». Но критику тоже надо ведь выкрутиться, сохранить лицо и всё остальное. Есть два способа выбраться из этой дилеммы.

1. «Если это написал Шмёлёв, это хороший текст. Если этот текст написали вы – это плохой текст». Никаких «двойных стандартов» тут нет, в общем-то. Зачем нам ещё один Шмелёв?..

2. «А что Шмелёв, есть и другие». Сие значит: и один Шмелёв – уже слишком. Толстого читать некому.

Когда критик не может ничего сказать по существу дела, он начинает гнать про Время: дескать, товарищ Время всех расставит по местам – и так далее в этом роде. Это потому, что критик как интеллигентный человек не может открытым текстом сказать писателю: «Писатель, поскольку ты не оплатил чтение своих книг, я бы устроил тебе неприятности. По не зависящим от меня обстоятельствам я таких неприятностей создать уже не могу. Но и читать тебя никто не будет. Не потому, что книга твоя неправильно (плохо) написана, а потому, что читать уже никто не умеет. Поэтому давай по-хорошему, оплати чтение своих книг и валяй пиши дальше».

Но последнее прибежище критика – это вкус. «Это же бред, бред!» – как говорил Гармаш в фильме «12». Никакого вкуса нет и быть не может. Есть предпочтения конкретных авторитетных читателей, критиков и т.д. Многократные поминания слова «вкус» – способ навязать эти предпочтения. Когда критик запугивает «временем» – это нытьё с традиционными формулами, вроде наёмных плакальщиц. Пугают временем – а мне не страшно. Когда критик запугивает вкусом – это жанр пьяной истерики в стиле «Ты меня уважаешь?». Тут много фиоритур, но логика точь-в-точь вертикальная.

«– Я понял, – сказал Бувар, – прекрасное – это прекрасное, а возвышенное – ещё более прекрасное. Только как их различить?

– Чутьём, – ответил Пекюше.

– А чутьё откуда?

– От вкуса.

– А что такое вкус?

– Короче, вкус – это вкус. Только непонятно, откуда он берётся».

(«Бувар и Пекюше», Флобер.)

Проницательный читатель подумает: «А какие предпочтения ты нам собираешься по-тихому навязать, уважаемый?» Так я вам отвечу, что предпочтений я навязывать никаких не буду, потому что не имею таковых. Только читатель и книга – всё. Учитесь читать. А лучше учитесь также и писать.

«Я люблю читать. Это почти как секс –

ты должен идти до конца или ничего не получится». (Квентин Тарантино.)

Prosa – богиня правильных родов. (Римская мифология.)

Хорошая проза не нужна, потому что много стало не только прозы, но и хорошей прозы. Всего стало много. Писателей больше не нужно, в общем-то. Сейчас литература похожа на сочинение взяткоёмких законопроектов. Писатель пишет, чтобы убедить себя, что он писатель.

Никаких критериев хорошей прозы нет, потому что нет «хорошей» прозы, есть просто проза. Предложения должны быть короткими, а слова – понятными.

Завязывайте читать авторов и книги. Читайте слова: существительные, прилагательные, глаголы. Я глаголы люблю, например. Кто-то прилагательные. А тот, кто читает авторов или книги, ведётся на вкус и референтную группу. Никаких авторов и книг нет – есть только слова, слова, слова и ещё раз слова. Их и надо читать.

Для чего я вам всё это говорю? Роман и рассказ – это мёртвые жанры, потому что считается, что там есть какие-то правила. А критика – жанр живой, поэтому пишите критику. Вы же читаете книжки, чтобы их потом обсудить, не так ли?..

Весь пресловутый литературоцентризм (буквоедство) – это имитация устной культурой культуры письменной, классическое «писатель пописывает, читатель почитывает». Пора им устроить рокировку, ибо писатель, который пишет, но не читает, превращается в графомана, а читатель, не умеющий писать, перестаёт понимать прочитанное.

Критика стала тем, чем была литература.

Прокомментировать>>>

Общая оценка: Оценить: 3,7 Проголосовало: 3 чел. 12345

Комментарии:

Много хорошего – тоже нехорошо

Литература

Много хорошего – тоже нехорошо

РЕПЛИКА

Продолжаем публиковать отклики на дискуссию о «новом реализме» («ЛГ», № 9–17). Реализм – это простота, для понимания которой нужна душевная опытность. Для тех, у кого её нет, эта простота оборачивается «скудостью выразительных средств». К этой мысли подвигает участников дискуссии наш читатель и автор Александр Титов.

Под словом «реализм» подразумевают подлинность изображения литературных сюжетов, «обрамление» событий художественным словом.

Реалистом был Гомер, воссоздавший в «Илиаде» войну и сопутствующие ей страдания. Великие романисты Лев Толстой, Герман Мелвилл, Михаил Шолохов изучали фактический материал, обрабатывали его и часть этой документальной реальности вложили в свои великие произведения. Порой документальность кажется избыточной, например, в «Моби Дике».

Гегель в своей статье «Жизнь Христа» с немецкой точностью воссоздал географически точный, как в газете, репортаж о пути Христа от рождения до Голгофы.

Смысл реализма настолько древний, что его уже трудно освежить приставками типа «новый», «метафизический», «мифологический» и невозможно затемнить оппозициями типа «номинализм», «модернизм» и т.д.

Те, кто жил в 60-е годы, помнят бум итальянского нео-реализма, которому подражали кинематографисты многих стран; по молодёжным изданиям тех лет прокатилась волна «исповедальной» прозы.

У реализма есть главное достоинство, отличающее его от прочих жанров, – он обладает могучим воздействием на сознание читателя: это было, так могло быть. Только реализм может всей своей мощью произвести переворот в душе читателя, греческие философы называли такое внутреннее преображение человека «катарсисом».

Для массового читателя слово «реализм» мало что означает, однако он полагает, что в книге всё должно быть «как в жизни», в наше время особенно популярны тексты, имеющие документальную основу.

Из огромного потока публикаций глаз выхватывает прозу Захара Прилепина и Романа Сенчина. Их книги «Санькя» и «Ёлтышевы» вполне можно отнести к реалистическому канону; тот факт, что критика подвёрстывает их под определение «новые», вытекает лишь из их злободневного содержания.

И всё же у Прилепина мне больше нравятся вещи, в которых он достигает глубин человеческого сознания (рассказ «Сержант»), у Сенчина – его «доёлтышевская» проза, глубоко экзистенциальная, идущая от внутреннего «Я» (повесть «Вперёд и вверх на севших батарейках»).

В Курске живёт писатель огромного реалистического дара – Борис Агеев, я читал практически всю его прозу. Это «чистый» реализм, пишет Агеев добротно, в духе русской классики.

В Туле работает ещё один замечательный прозаик – Александр Кузнецов, его без всяких натяжек выдающийся роман «Язычник» я перечитал дважды от корки до корки. К сожалению, этот шедевр не был по-настоящему замечен и, насколько я знаю, не получил ни одной премии.

За публикациями этих писателей я слежу, других «новых» пока не заметил.

Держаться за статус «художника» и «чистого» реалиста в наше время трудно, возникает ощущение, что повести и рассказы не нужны ни издателю, ни читателю.

Увы, большинство современной прозы написано торопливо, авторы не ставят перед собой высоких художественных задач, не отображают подводных течений современной жизни.

«Новые», особенно интернет-реалисты, торопливы в письме, переживания персонажей поверхностны, хотя время давно уже требует острой социальной прозы.

Много в периодике прозы искусно сделанной. Хорошие, порой интересные работы. Но в данном случае поговорка «хорошего много не бывает» не срабатывает.

Александр ТИТОВ, село КРАСНОЕ Липецкой области

Прокомментировать>>>

Общая оценка: Оценить: 4,5 Проголосовало: 4 чел. 12345

Комментарии:

Читать или жить?

Литература

Читать или жить?

ОБЪЕКТИВ

Лев ПИРОГОВ

Александр Морев. «Изгои»: Повести    и рассказы. – М.: Вагриус, 2009.

Игорю Фролову

Заспорили мужики: пересказ содержания – это нищета критики или просто тупость?..

Если позволите.

Бывают вещи, которые надо объяснять, а бывают – которые объяснять не надо. Вот, например, молоко. Оно бывает по 50 рублей за литр, а бывает по 28 (цены московские). Что по 28 лучше – объяснять не надо, это и так понятно. А то, что лучше по 50, потому как «социальный лифт» (тогда как по 28, напротив, удар по почкам и антисанитария), это приходится объяснять. Для этого нужна «критика».

Или вот искусство. Раньше, когда художники рисовали в основном сражения или голых женщин, критика была не очень нужна. Любой хам (королёк, купчишка) сам мог себе по вкусу выбрать картину. То ли дело теперь…

Я это всё к тому, что молоко по 28 до сих пор бывает в природе, а произведения Александра Морева как раз из тех, что сами говорят за себя, и пересказом их не сильно испортишь. Вот только два из них.

Повесть «Ультиматум Ляпикова». Нормальный мужик Егор Ляпиков (самогон пьёт, не чудик) спьяну заснул в сугробе, а кот приблудный стал царапаться, разбудил. И втемяшилось Егору, что это душа его. Пить бросил, зачудил, всё с котом этим тетёшкается.

Другого пути «повстречаться с душой» у

него пожалуй что не было: вместо церкви и прочих надстроешных излишеств в селе – магазин. Хозяйка его (а также молочной фермы, половины колхоза и – посредством магазинной водки – всех колхозных душ) убивает кота, Егорову душу. Фирма (магазин) стремится к естественной монополии: почто кот изгадил магазинщицкие цветочки?

Ляпиков подаёт на магазинщицу «заяву»: жестокое отношение к животным, до года принудиловки. Вся деревня с удовольствием идёт в свидетели, потому что мироедшу не любят.

И тут уже она становится героиней повести. Беженка с двумя детьми, мужа убили, старшему три годика, младшей два, жила у родственницы, та выгнала осенью с детишками. Так её председатель колхоза нашего на дороге и подобрал:

«…Вначале проехал мимо, но чем дальше отъезжал, тем назойливей перед глазами маячила увиденная картина: чемодан на обочине, ребятня на нём, один другого меньше; ветер, злой, промозглый, – какой всегда бывает в октябре, так и треплет яркие шарфики на детишках. Чуть в стороне женщина, голова опущена, смотрит не то под ноги, не то в себя пытается заглянуть. Сын с дочерью сидят молча, совсем не канючат, терпеливо ждут, что решит мать. На первой же развилке Солдатов развернулся и погнал назад».

Я плакал на слове «шарфики».

Дальше понятно: колхозники ждут зарплаты, а она согласна взять землёй, коровой с колхозной фермы. У колхозников убывает, у неё прибывает. Те-то сперва настроились её жалеть, как оно у русских людей принято, но она не дала: «я отработаю» всё бубнила. Ну они и плюнули – отрабатывай. Год у всей деревни в батрачках ходила, в очередь на неё бабы у магазина записывались: кому постирать, кому что. Потом, когда она посчитала, что отработала всё до последней дарёной кастрюли, люди аж растерялись как-то: самим теперь стирать, что ли… А та ещё богатеть пошла. Удивительно ли, что Данишевскую (такая, с подвывертом, была у неё фамилия) не любили?..

Прознав про заявление, мироедша закрыла магазин на ремонт – опля.

Сельчане почесали затылки и свидетельства свои позабрали, водка дороже. И на Ляпикова давят: забери заявление, козёл! А то самого, как кота…

Тот, понятно, насмерть за душу стоит. Дело за малым – чтоб проснулась эта самая душа в Данишевской. Не то быть беде.

И тут главным героем становится председатель колхоза – тот, что подобрал её тогда, Пётр Васильич Солдатов. Он один в селе любил Данишевскую: сперва как человека (вырастил же, в самое проклятое время не спасовала), потом как женщину, ибо мужчина же. Стал позволять себе. Она молчала, терпела, потом говорит: я вам, Пётр Васильич, дам, но при одном условии. Сразу потом пойду и всё вашей жене скажу. Он оторопел: чё ж не заранее? Она: а зачем, раз ничего не было? Вы человек хороший. Во как.

А жена председателева болеет, с палочкой ходит. И говорит мужу: помереть бы. Ты ещё справный мужик, у тебя вон теперь Люська есть (Данишевская то есть), мне за тебя не страшно. Заплакал тут Солдатов, в ноги упал к ней. Я тоже поплакал ещё раз…

В финале магазин открывается: пей, русский человек, гуляй, никто не умер.

Пронзительный рассказ «Подсолнуховый лес». Герой мальчиком-трёхлеткой должен был погибнуть, когда поезд эвакуированных попал под бомбёжку. Мать его погибла, а он нет. Попал в детдом, вырастили, стал жить. И вдруг пробило: приснился сон, как малышом заблудился в подсолнухах. Поле-то огромное, а он маленький совсем человек. Кто-то тогда вывел его, а он не помнит, мучительно не помнит, кто. Помнит только лес, из которого ходу нет.

И жизнь становится для него таким лесом. Он вербуется на целину, потом на Дальний Восток, живёт как в бреду: утром встал, пошёл на работу, вечером лёг. Мимо жизнь какая-то, иногда он её замечает, чаще нет (мы больше него понимаем, как и почему меняется эта жизнь). Умирает уже «в наше время», видит подсолнуховый лес и слышит мамин голос: сыночек, иди сюда. Это она тогда вывела.

Он идёт за нею – туда, где должен был оказаться семьдесят лет назад, да и оказался, наверное, а всё им якобы прожитое: стены построенных им домов, то расцветающие детскими колготками, то проваливающиеся гнилыми окнами, яростный стройотряд, собрание акционеров, – ерунда всё это. Было две точки: ребёнок потерялся и ребёнок нашёлся – а между ними сон, морок.

Не дай Бог этого ничьим детям.

Ну и последнее. Пишет автор совсем плохо. Его герои обожают «повышать голос» и «задавать вопросы», вместо обычного «в этот день» спотыкаешься о подобострастно-протокольное «в этот день недели».

Однако все эти плохо рассказанные истории почему-то очень легко представить рассказанными хорошо. Может быть, потому, что это ХОРОШИЕ ИСТОРИИ.

Они пробуждают хорошие чувства.

В конце концов продираются же миллионы людей сквозь не самое безукоризненное письмо Дарьи Донцовой. Почему я должен быть «лучше», а на самом деле слабее их?

Потому что у меня «вкус»?

Разве «вкус» – это то, что лишает воли?

Скажем, если я рассчитываю переменить свою жизнь, доскрестись до души, должен ли я прислушиваться исключительно к тем, кто «делает мне приятно», или должен уметь благодарно принимать пинки от тех, кто нисколько о моём комфорте и моих привычках не беспокоится?

И нет ли высшего назначения «вкуса» в умении преодолеть его?


Прокомментировать>>>

Общая оценка: Оценить: 4,5 Проголосовало: 4 чел. 12345

Комментарии:


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю