Текст книги "Литературная Газета 6355 ( № 3 2012)"
Автор книги: Литературка Литературная Газета
Жанр:
Публицистика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 12 страниц)
Посол татарской культуры в Европе
Посол татарской культуры в Европе
ЭПИТАФИЯ
В Лондоне на шестьдесят первом году жизни скоропостижно скончался Равиль Раисович Бухараев – поэт, переводчик, прозаик, математик, философ, культуролог, знаток многих языков, а главное – наш давний друг по московской литературной жизни.
Он родился в Казани 18 октября 1951 года и осенью прошлого года красиво отмечал своё 60-летие. В Лондоне, где он жил, в родной Казани, где к его юбилею было издано сразу несколько книг, в Москве – и не где-нибудь, а в Пушкинской гостиной Музея Пушкина на старом Арбате. Весть о смерти Равиля была неожиданной и одновременно вероятной: несколько лет назад он прошёл операцию на шунтирование сердечных сосудов.
Первая книга стихотворений Равиля Бухараева «Яблоко, привязанное к ветке» вышла в Казани в 1977 году. Там же, в Казани, его приняли в Союз писателей СССР. После выхода первой книги из года в год он выпускал новинку за новинкой и удивлял своих читателей разносторонними интересами и творчеством в самых разных жанрах.
Все годы своей жизни Равиль напряжённо работал. Он не жалел себя. Ещё в советские годы выучил венгерский язык и написал на этом языке первый в истории венгерской литературы венок сонетов. Также он воссоздал этот венок сонетов на русском, английском и татарском языках! Он писал на русском, но с годами довёл до совершенства своё знание татарского языка, на котором тоже легко писал: переводил с татарского и сочинял стихи на этом, тоже родном, языке. Около пятнадцати лет Равиль Бухараев был сотрудником Русской службы Би-би-си. Естественно, прожив и проработав много лет в Англии, Равиль прекрасно знал и английский язык.
Верующий мусульманин, Равиль исповедовал ту ветвь ислама, которая называется «просвещённым исламом» и призывает к миролюбию и толерантности все религии мира. Он и был, по сути, одним из просвещённых представителей России в Человечестве. Его просветительская деятельность была отмечена орденом ООН, в которой он работал экспертом последние годы после ухода с Би-би-си.
Человеком Равиль Бухараев был замечательным: лёгким, душевным, отзывчивым. Он любил литературу, свою семью и особенно сына Василия. Смерть Васи в возрасте всего тридцати лет стала ещё одним ударом по сердцу Равиля. Вася оставил отцу любимую внучку. Равиль Раисович прожил со своей женой – известной поэтессой и культурологом Лидией Григорьевой – около сорока лет. Редкий случай постоянства в истории писательских семей.
У Равиля в течение десятилетий его творческой деятельности одна за другой выходили книги. Его стихи. Проза. Он впервые в истории российской словесности перевёл на русский язык «Поэзию Золотой Орды».
Поэт ушёл из жизни утром 24 января. Известие о его смерти стало шоком для тех, кто его знал и любил.
Равиль Бухараев останется в памяти друзей светлым и талантливым человеком. Творчество писателя будет радовать его читателей много лет на всех четырёх языках, на которых он творил.
Юрий Поляков, Марина Кудимова, Сергей Мнацаканян, Леонид Колпаков
Соболезнования в связи с кончиной Равиля Бухараева выразили президент Республики Татарстан Р. Минниханов и первый президент РТ М. Шаймиев . Похороны пройдут 3 февраля в Казани.
«ЛГ» выражает глубокие соболезнования родным и близким покойного, особенно его вдове – многолетнему автору нашей газеты поэтессе Лидии Григорьевой.
Пятикнижие
Пятикнижие
ПРОЗА
Максим Осипов. Крик домашней птицы . – М.: Астрель: CORPUS, 2011. – 256 с. – 5000 экз.
Писателю полезно быть врачом. Это делает его терпимым к людям и неспособным к самолюбованию. Осипов из тех писателей, кто умеет закладывать подтекст без вычурности. Глубина его создана не сложной системой зеркал, на которые сразу и натыкаешься при ближайшем рассмотрении, – глубина Осипова природная, мутноватая; она такова, что, даже почувствовав дно, знаешь, что можно этим удовлетвориться – или искать дальше. Герой рассказов, которые вошли в сборник «Крик домашней птицы», – провинциальный русский врач, тот, кого, по заверению Осипова, поверхностные люди, не знающие провинции, почитают «несчастным». И это в лучшем случае. Но врач Осипова – и провинция его – не таковы. Они смятенны, невеселы, значительно хуже счастливых людей знают, что правильно, а что нет, – и всё же они не вызывают жалости. Ведь нельзя искренне жалеть самого себя, особенно если знаешь, что тем же свойствам ты обязан редкими вспышками счастья.
ПОЭЗИЯ
Из варяг в греки : Стихотворения. – Выпуск второй. – Великие Луки: Рубеж, 2011. – 88 с. – 150 экз.
Поэты, чьи стихи вошли во второй выпуск сборника «Из варяг в греки», не получали крупных литературных премий. Они не живут в Москве, и сборник их стихотворений издан тиражом всего 150 экземпляров. Однако эта маленькая и тщательно составленная подборка расскажет о нынешнем бытии русской поэзии лучше, чем книга маститого столичного литератора. Во-первых, это хорошие стихи. Лучше всего им подходит определение «душевные». Во-вторых, их авторы живут в разных уголках России и не собираются уезжать. По крайней мере этот мотив в их творчестве не слышен. А вот искренняя, умная, зрячая любовь к своей стране слышна. Следует пожелать сборнику «Из варяг в греки» и его авторам значительно более крупных тиражей – и того же нам, их читателям.
ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИЕ
В.В. Полонский. Между традицией и модернизмом . Русская литература рубежа XIX-XX веков: история, поэтика, контекст. – М.: ИМЛИ РАН, 2011. – 472 с. – 1000 экз.
В 1908 году Александр Блок так охарактеризовал недуги современной ему артистической среды: «приступы изнурительного смеха, который начинается с дьявольски-издевательской, провокаторской улыбки, кончается – буйством и кощунством». Спустя сто лет эта оценка не кажется устаревшей. Вадим Полонский написал книгу о времени, откуда многие исследователи выводят нашу нынешнюю литературу; в связи с этим даже случается спор: допустимо ли считать его Серебряным, не вторично ли по сравнению с золотым? Но книга Полонского – не о споре, а об истоках. О влиянии на Серебряный век Пушкина и Гоголя, Данте и Гамсуна. О сложности Чехова, который соединил два века, но не был достойно оценён модернистами. О жанрах и символах эпохального порубежья. Книга написана академическим языком, что затрудняет возможность рекомендовать её широкому кругу читателей. Кроме того, она неоднородна по структуре, не производит цельного впечатления. Однако богата фактами и интересна.
МЕМУАРЫ
Леонид Андреев. Далёкие. Близкие . – М.: Минувшее, 2011. – 480 с. – 1000 экз.
Сборник подготовлен к 140-ле[?]тию со дня рождения Л.Н. Андреева. Это материалы к биографии писателя, воспоминания самых близких ему людей: в книгу вошли переписка Андреева с матерью, выдержки из дневника его второй жены А.И. Денисович, автобиографическая повесть его дочери Веры «Дом на Чёрной речке», переписка младших сыновей. Это материалы глубоко интимные, раскрывающие картину семейной жизни Андреевых. Исторический интерес представляет некролог, который написал брат писателя, Андрей Андреев, служивший в армии Колчака и не знавший, что незадолго до смерти Леонид Андреев пытался примириться с большевиками. Сборник, составленный внучкой писателя Ириной Андреевой, отчасти вступает в полемику с автобиографической книгой «Детство», написанной Вадимом, старшим сыном Леонида Николаевича, не жаловавшим мачеху. О первом браке писателя известно многим – о втором поверхностные жизнеописания умалчивают. Ирина, дочь Веры Андреевой, задаётся целью передать тепло воспоминаний, которые бережно сохранены в их семье, и надеется, что когда-либо удастся восстановить знаменитый дом на Чёрной речке.
ДЕТЛИТ
Современные писатели – детям / Р. Алдонина, М. Дымова, И. Наумова и др. – М.: РОСМЭН-ПРЕСС, 2011. – 136 с. – 4000 экз.
Сборник «Современные писатели – детям» – итог конкурса «Новая детская книга», проведённого издательством «Росмэн». Перед нами писатели-победители, и необходимо отметить, что книга несёт на себе печать всех достоинств и недостатков такого авторского отбора. Здесь есть яркие, несомненные удачи – прежде всего в детской поэзии. Это стихи Риммы Алдониной, Нины Саранчи, Дины Бурачевской (можно перечислить почти всех поэтов); многие из них сразу хочется учить наизусть и, смакуя, читать «с выражением». Удачей можно назвать забавные, цельные рассказики про принцессу Морковку Константина и Юлии Снайгала; интересна сказка Марии Дымовой про оживающие колыбельные песни. Но есть в сборнике откровенно слабые, сырые места, по которым плачет редакторский карандаш. Можно ли править победителей, если в их замысле есть драгоценное зерно, но исполнение подкачало? Опыт росмэновского сборника говорит, что нужно.
Книги предоставлены магазином «Фаланстер»
Главчит Татьяна ШАБАЕВА
Обсудить на форуме
Причина дождя и улыбки
Причина дождя и улыбки
КНИЖНЫЙ
РЯД
Светлана Хромова. Память воды . – М.: Воймега, 2011. – 60 с. – (Серия «Приближение»). – 500 экз.
Первое ощущение от стихов Светланы Хромовой – зыбкость. Прохладное струение, утекание, ускользание. Сначала пытаешься нащупать позвонки конкретных смыслов, но потом понимаешь, что это не главное. Главное – плыть и плыть по влажным, акварельным, написанным очень тонкой кистью стихам, плыть, угадывая сквозь толщу воды остовы затонувших кораблей: вот прошедшая любовь, вот вчерашний день, вот дорогая тень навсегда уснувшей собаки. Всё это реально ровно настолько, насколько ты поверишь в увиденное, насколько тебе станет больно. Вода неспокойна, она взволнованна и вместе с тем светла, плыть в ней уютно и одновременно зябко. И не поймёшь, какие ощущения сильнее: домашней защищённости или абсолютной океанской беззащитности. А может, и не надо понимать. Ведь не думаешь же о причине улыбки или дождя, когда любуешься ими[?]
На моей земле вовсю гуляют туманы,
Небо расстаётся с дождём.
За руки кусают пустые карманы,
И поёт вода обо всём.
Вода для автора – понятие метафизическое. Причина и исход всего в мире. Она вездесуща. Она живая настолько, что её становится жаль.
Больно, когда по тебе корабли?
Страшно, когда вокруг ветер?
Не бойся, ты у меня в крови,
Мы рядом на этом свете.
Здесь уже не вселенский сквозняк, а вселенское течение. Временны[?]е промежутки в стихах Хромовой столь же огромны, как водные пространства, которые пересекает её душа: века, миллионы лет, вечность. Как вода не признаёт твёрдых очертаний, она обтекает их, словно делая незримее, так же и автор часто использует слова, свидетельствующие о неопределённости вещей, событий, дат, ощущений. Что-то, какой-то, почему-то – частые гости в этих стихах.
Если попытаться определить интонацию, то, пожалуй, можно сказать так – нежная жуть. Жуть абсолютно беспредметная и беспричинная, но явственно ощутимая. Удивительнее всего то, что ей хочется довериться, без всяких объяснений, на уровне интуиции.
Высоко-высоко облака летят,
Я открываю твой чёрный зонт.
Дождь идёт сто веков подряд,
Небо уходит за горизонт.
А дорога уходит за край земли,
Что бы ни было там и тут,
Пусть снега земные нас замели
И извилист любой маршрут,
Я иду, ты идёшь, мы идём, все идут.
На каком-то там рубеже
Мы придём, чтоб остаться тут,
На каком-то там этаже.
Главное в стихах Светланы Хромовой – не мысль, не чувство, а состояние. И состояние не как что-то оформившееся, а как возникающее по ходу чтения и долго потом не исчезающее, переходя в иное, но столь же зыбкое.
Если угодно, можно назвать творческий метод Хромовой интуитивным символизмом, хотя вряд ли к стихам автора вообще подходит слово «метод». Волнообразные рефрены, звукопись, ритмическое нащупывание смыслов – вот то, что создаёт интонационное своеобразие «Памяти воды».
Стихотворения эти – водоговорение, водочувствие, водомыслие. Быть может, никто и никогда не понимал водную стихию лучше, чем автор «Памяти воды».
Творческое объединение «Алконост» после самых заметных поэтов – Ольги Нечаевой и Алексея Тиматкова – представило автора с уникальным – тихим, но убедительным голосом, с непохожим ни на чьё другое мироощущением.
Читайте – вдыхайте нежную жуть.
Сойти давно пора: с пути, с ума,
Так с неисправных рельсов поезд
Когда-то сходит. Если повезёт,
Железным боком ляжет на траву,
И всё, что с ним потом произойдёт,
Рассеется в берёзовом дыму.
Анастасия ЕРМАКОВА
Обсудить на форуме
Помощник добровольный, профессиональный и необязательный
Помощник добровольный, профессиональный и необязательный
КНИЖНЫЙ
РЯД
О редактировании и редакторах : Антология. Сборник-хрестоматия / Сост. А.Э. Мильчин. – М.: Новое литературное обозрение, 2011. – 672 с. – 2000 экз.
Кто в ответе за написанное и опубликованное: автор или редактор? Нужен ли автору редактор? Должен ли редактор заниматься корректированием грамматики и уточнением фактов, не правя стиль и уж тем более не пытаясь поколебать святая святых – авторский замысел? Споры об этом велись бурные – ещё бы, ведь обе противоборствующие стороны владеют пером и имеют возможность выступить в печати. Можно даже сказать, что спор между авторами и редакторами в XX веке, будучи относительно свободным, неподзапретным, стал прототипом той дискуссии, что совершается нынче в средствах массовой информации по любому громкому поводу, который позволяет теоретикам остаться теоретиками.
Но антологический сборник-хрестоматия «О редактировании и редакторах», составленный Аркадием Мильчиным, интересен не только тем, что отмечает вехи выступлений книжников о книгах, – это объёмное и незаурядное пособие по истории русской литературы, и в таковом качестве может использоваться не только профессиональными филологами и историками, но и заядлыми книголюбами. Сборник составлен удобно: есть и тематический список литературы, и предметно-тематический указатель, и именной, и алфавитный указатель содержания. Внутри разделов соблюдён хронологический принцип. Здесь собран материал о редактировании художественной и отраслевой литературы, публицистики и переводов. Поэтому составленная Мильчиным книга – это не только антология, но ещё и добротный справочник. Интересно проследить, к примеру, как протекали обсуждения на страницах «Литературной газеты» – от XIX века и борьбы сотрудников пушкинской «ЛГ» за права просторечия до коллективного обращения с просьбой признать редактора деятелем литературы в 1948 году, от дискуссии на страницах издания о причинах «серости и ремесленничества в литературе» до полемики о том, вредоносна или благотворна редакторская правка для авторского текста.
Немецкий учёный и публицист эпохи Просвещения Георг Лихтенберг замечал, что во многих произведениях какого-либо писателя «охотнее прочитал бы то, что он вычеркнул, нежели то, что он оставил». Некоторые статьи сборника дают читателю такую возможность: случалось, что писатели прислушивались к редакторским советам, и порой тексты их от этого выигрывали. По крайней мере так иной раз считали сами писатели – среди них Чехов и Трифонов. Но прошло время – и либо редакторы измельчали, либо авторы возмужали. Либо же авторам кажется, что они возмужали, а редакторы не имеют веса и силы духа для того, чтобы поколебать это мнение. Так или иначе, все положительные замечания о художественном редактировании в антологии Мильчина обрываются на Твардовском.
Надобно сказать, что привлекать этот сборник к изучению истории русской литературы следует преимущественно в том случае, если речь идёт о ХХ веке. Подборка из XIX века значительно бледнее: помогает узнать отдельные интересные факты, но вряд ли – привести знание в систему. Через весь XX век тянется дискуссия об ответственности редактора и писателя, причём тот и другой в своих выступлениях примеряют на себя роль страдательную: каждая сторона считает, что главную ответственность за качество литературы при существующем порядке вещей надо бы возложить на другого. Разница лишь в том, что редакторы полагают, что у них для такого серьёзного дела не хватает полномочий, а писатели возражают, что, наоборот, полномочия редакторами узурпированы и используются неблагородно. Подспудно и постепенно из этой взаимной истории болезни выпадает главный оценщик – читатель. К тому же с конца восьмидесятых годов жаркий спор об ответственности сменяется другим – прохладным и язвительным разбором грехов советского периода. Ответственность перед читателем постепенно размывается как не релевантная в условиях свободы и капитализма.
Писатели и теперь в принципе готовы рассматривать редактора как помощника добровольного (право автора самому выбирать редактора), профессионального и необязательного. Этот набор ценных свойств изложил ещё Ю. Тимофеев в 1963 году, но с течением времени акцент всё больше смещался на последнее. На современном материале рассуждений о том, имеет ли право редактор вмешиваться в стиль и замысел автора, вообще не ведётся, как если бы это был вопрос решённый: нет, не имеет. Это, кстати, не означает, что такого редакторского вмешательства не существует – а значит лишь то, что оно закрыто и не обсуждаемо.
Собранные Мильчиным материалы последних двадцати лет посвящены преимущественно воспоминаниям о ханжестве и косности советского редактирования. Предполагается, что из этих свойств произрастают и нынешние проблемы, – хотя, например, назвать вопиющую редакторскую небрежность в проверке фактов наследием советской эпохи у кого повернётся язык?
В книге подробно разбирается история некоторых малоупотребительных слов – хотя бы глагола «довлеть», – но ни слова не сказано о значительно более объёмных и вредоносных, искусственно стимулируемых процессах: к примеру, о неразличении на письме букв "е" и "ё", которое усугубляет неразличение их в речи.
Весьма вероятно, что эти слабые места присущи не субъективной подборке Мильчина, а самому литературному процессу. Но если антология – правдивое его отражение, то такая концентрация взглядов и мнений тем более позволяет сделать выводы о «белых пятнах», зонах молчания в нашем нынешнем свободном обсуждении.
Татьяна ШАБАЕВА
Фонтан любви, фонтан живой…
Фонтан любви, фонтан живой…
ЛИТПРОЗЕКТОР
Борис Акунин и его учебник изрядной порядочности
Лев ПИРОГОВ
Борис Акунин. Любовь к истории . – М.: Олма Медиа Групп, 2012. – 304 с. – 100 000 экз.
Это не вполне книга. Это распечатанные на бумаге выдержки из интернет-блога Бориса Акунина. Понятно, что успешный писатель должен присутствовать на телевидении. А ещё он должен вести блог, то есть публичный дневник. Или альбом. Ну вот как у девиц в позапрошлом веке были альбомы. Этакое зеркало души напоказ.
Как и собственно литературное творчество Бориса Акунина, блог этот ни о какой не истории, разумеется. Он о том, как надо себя вести. Вернее, о том, как надо хотеть себя вести. О «порядочности».
Порядочно желать счастья и процветания своему народу, каковые наступят, если выпустить из застенка Михаила Борисовича Ходорковского, негодовать по поводу кошелька, подсунутого Глебом Жегловым в карман уголовника Кирпича, и вообще быть за всё хорошее против всего плохого.
Но порядочность – штука диалектическая.
Например. Сначала автор долго и убедительно объясняет, как важно уважать человека (даже если это пресловутый Кирпич), а потом вдруг бросает походя: «Когда у Жанны Бичевской уехал терем[?]» Чувствуете? Где тот Кирпич – и где дурёха Бичевская, тьфу.
Называется книга «Любовь к истории», потому что размышления о порядочности проиллюстрированы в ней, во-первых, картинками, а во-вторых, разными забавными историческими анекдотами.
Скажем, возмутило Акунина употреблённое когда-то Никитой Михалковым выражение «свободная лояльность» (это когда человек лоялен к государству и власти не по принуждению или в силу ангажированности, а по своему внутреннему выбору), и тут же следует анекдот о том, как некий бонапартовский чиновник подарил жене шаль, обмоченную (в плохом смысле) Жозефиной. Вот, дескать, свободная лояльность – никто же не заставлял!.. Смех в зале.
Хотя писатель, много рассуждающий о японских самураях, не может не понимать разницы между преданностью и подобострастием. Или между самоотречением или самоуничижением, которое паче гордости.
Ну так ведь порядочность – штука диалектическая.
У порядочности холодная голова, чистые руки и тёплые ноги. Последнее особо способствует комфорту её носителей. Они редко в чём-либо раскаиваются, потому что раскаиваться им, как правило, не в чем. Редко имеют бледный вид, потому что обычно имеют глупый. А какой ещё вид может иметь совершенный человек в несовершенном мире? Или бледный – или самодовольный. Чаще наблюдаем второе.
Таким людям нравится думать, что порядочность – это совсем-совсем рядом с честью. Оно и правда так, но разница есть.
Честь связана с готовностью жертвовать. Легко пожертвовать (в уме) своей жизнью – а вот чужими жизнями? Легко пожертвовать (в уме) достатком – а как насчёт того, чтобы достоинством? Не всегда «дело чести» – твоё личное дело. Нередко оно совсем не твоё.
«Порядочный» не станет военачальником (посылающим на смерть), разведчиком (перманентно лгущим и предающим), правителем (делающим и то, и это), да и просто «служилым человеком», не склонным тетёшкать свои рефлексии. А если всё-таки станет – пользы делу не принесёт, и хорошо ещё, если не навредит. Поэтому в извечной российской борьбе двух зол: врагов внутренних (будь то лень, пьянство, мздоимство, дураки и дороги) и врагов внешних (будь то поляки, американцы, инопланетяне и мировой сионизм) – порядочные раз за разом оказываются на стороне врагов внешних.
Неудивительно, что патриотизм в список добродетелей порядочного человека не входит и без аккуратных, как пинцетик, кавычек не употребляется.
Что, например, объединяет сегодня человека эталонной порядочности Григория Шалвовича Чхартишвили с человеком эталонной гражданской совести Виктором Анатольевичем Шендеровичем? Ну не порядочность же!.. Объединились против внутреннего врага[?]
Кстати, о злобе дня. Нынче Борис Акунин – активный политический деятель. Носит белую ленточку, интервьюирует Навального, выступает на митингах, того и гляди получит в оппозиционном Кабинете министров какой-нибудь культурный портфель. А лет десять назад, когда ничем подобным ещё не веяло, он написал в одной из своих книг примерно следующее (цитирую по памяти, извините): «Так уж устроено, что в нашей стране на стороне добра выступают негодяи и мерзавцы, а на стороне зла – герои и романтики».
Интересно, на чьей же стороне выступает писатель сегодня и, соответственно, кем является?
Поскольку быть негодяем и мерзавцем порядочному человеку порядочность не велит (а вот героем и романтиком – ничего, можно), то[?] получается интересно.
Помнится, Лев Толстой в предисловии к фильму Бондарчука «Война и мир» сказал (цитирую по памяти, извините): «Если плохие люди с лёгкостью объединяются для свершения своих отвратных делишек, то почему бы хорошим людям тоже не объединиться, чтоб заштырить этих плохих?»
Действительно, почему? Может быть, потому, что в соответствии с Принципом неопределённости Гейзенберга, как только хороший человек осознаёт свою хорошесть, так сразу быть хорошим и перестаёт?
Известно ведь: когда хочешь показать себя наилучшим образом, наружу лезет всё худшее. И наоборот. Когда вертолётчик Мимино курит сигару в заграничном такси по пути в «Европа-центр», вид у него дурацкий, а когда хочет выпрыгнуть из самолёта от раскаяния и тоски, – нормальный вид. Выходит, когда «жизнь удалась», это значит, что она не удалась, а когда не удалась, значит, что удалась? И как с этим жить?
Ответ: «тяжело». Жить с этим – трудно и непонятно. Следование принципам должно усложнять жизнь, а не облегчать её. Как только мы почувствовали, что от соблюдения того или иного принципа жизнь наша стала чуточку легче, так мы сразу сами себе шаль и презентовали-с.
Это что касается главного, теперь о второстепенном. По-читательски книга мне не очень понравилась. Думаю, и сам автор ею не особо гордится (если читал). Торопливо, легковесно, болтливо. Будто из одной бочки с каким-нибудь «А. Шляховым» наливали. Ну да тут уж, видно, как учил К. Прутков (по памяти), «если у тебя есть фонтан – побереги его, дай отдохнуть фонтану».
Обсудить на форуме
