Текст книги "Литературная Газета 6354 ( № 2 2012)"

Ясно, как день

Ясно, как день

ЯЗЫК МОЙ – ВРАГ МОЙ

Как новояз становится нормой

Как-то услышала на одном из собраний: «Наш учебный процесс шёл бы прекрасно, если бы не студенты». Прелестное предположение, приложимое к любой сфере деятельности: «Наш торговый процесс был бы просто конфетка, если бы не покупатели», «А наш транспортный процесс вообще был бы загляденье, если б не эти противные пассажиры[?]».

Вот и язык, как процесс, тихо и спокойно существовал бы себе, не атакуемый и совершенно сохранный, если бы не его носители, т.е. те, кто говорит на нём и пишет, ну и мыслит (хочется надеяться). Но так не бывает! Без «носителей» процесса нет. Значит, надо как-то уживаться и искать разумные компромиссы. Что-то, мешающее «идеальному процессу», да, приходится принять. Как принял, например, наш язык разветвлённый и даже упорядоченный по разным уровням сленг. Но есть вещи, которые принять невозможно! По отношению к языку это – наступательная и самодовольная безграмотность, нелепые эксперименты, некомпетентность «ответственных за язык», небрежение к его логике, ясности и чистоте.

Штампы, как фактор, наиболее и часто наносящий удар по письменным текстам, уже хорошо известны и пишущим и читающим и в каких-нибудь пособиях, очевидно, даны списком по алфавиту. Тут и «золото» всех цветов («нефть – чёрное золото»), и серебристые птицы (понимай самолёты), и изумрудный, золотой и серебряный наряд леса, и золотой ковёр листьев, и ветер дальних дорог, и мудрый и усталый взгляд, и снежное покрывало, и полёт мечты. Здесь и синтаксические перевёртыши, вроде «власть денег» – «деньги власти», и перифразы пословиц – «в каждой шутке есть доля шутки», и много другого, «богатого и красивого». Заштампованное мышление продуцирует и удивительные метафоры: «рогатые красавцы» (олени) и «бумажники стран ЕС» (работники бумажной промышленности, а не кошельки).

У этой испытанной гвардии есть и младший отряд: фразочки, ещё не ставшие полноправными штампами, но уверенно продвигающиеся по этому пути.

Наступить на горло собственной песни; хотели как лучше, а получилось, как всегда; дорогого стоит; озвучить; стоят (лежат) – есть не просят; конь в пальто; одна шестая часть суши; пришла никакая; себя любимого; до кучи; не в теме; однозначно; абзац; не корысти ради; на блюдечке с голубой каёмочкой; догонят и ещё дадут; мало не покажется; на какой-либо мове, вернёмся к нашим баранам; а был ли мальчик; впереди планеты всей; некто отдыхает, нечто и в Африке нечто, и многое др. А также неистребимый «блин» и таинственный «ясный перец».

Об армии только – «несокрушимая и легендарная», о русском языке – только «великий и могучий».

Большинство слов и словосочетаний, выделенных курсивом, в целом остроумны, ёмки, иногда имеют весьма достойный генезис, употребляются в речи среднего (т.е. лучшего во многих отношениях) класса и ничем себя не опорочили, кроме того, что употребляются слишком часто. И вот что интересно: в устной речи – пожалуйста! А вот в письменной[?] Не то что запрещено, не то что не рекомендуется, но просто человек с литературным вкусом и языковым чутьём всё же постарается этих клише избежать.

В Германии среди пишущих ходит по рукам статья «Как бороться с редактором». Надо бы добавить «с плохим редактором», но по умолчанию они все такие: топтатели порывов, подрезатели крыльев, ничегонепониматели, исказители самобытных авторских лиц. «А я вот как писал то-ли и зелённый, так и буду писать! Где-нибудь да напечатают».

Герои статьи – плохой автор (не умеет писать) и плохой редактор (не умеет редактировать), и вот – кто кого. А хорошие редакторы ох как нужны! И новичкам, и мастакам, в смысле маститым. У целой стайки московских писательниц есть милые, устоявшиеся ошибки: камушки, зверушки, убраться (в квартире), выброси, выкини, выни (т.е. «вынь»), почисти, представляет из себя, три пары брюк (т.е. получается шесть брюк), сводные братья и сёстры (в значении – единокровные и единоутробные), переживать (без указания, что именно), а также нечаянное переименование героев, – и всё это беспрепятственно путешествует из романа в роман под благостными взглядами художественного, технического и просто редакторов, а также одного-двух корректоров.

И если в журнале, где есть и редактор, и корректор, даётся реклама «пояса-карсета», следовательно, вся цепочка, причастная к этому «изделию», никогда не держала в руках ни одного приключенческого романа XIX века, где этих «корсетов» множество. А в другом издании некая собака имеет собственную красивую, вероятно, итальянскую фамилию «Баскервилли». Понятно: даже нетрудно читаемый Конан Дойль просвистел мимо на большой скорости. И опять же, заметьте, – и для автора, и для редактора, и для корректора.

Хотя по части Шерлока Холмса это ещё не предел. На одном американском интеллектуальном телешоу был ка-а-верзный вопрос: «А вот кто таков автор рассказов о детективе Шерлоке Холмсе»? Ну понятно, зал замер. Попросили помощь извне – ноль. На кону дрожали хоро-о-шие деньги. Напряжение достигло предела. И вот – первая поднятая в зале рука, и долгожданный, не побоимся этого слова, блистательный ответ – «Розовая Пантера»! Так что наша собачка-то ещё ничего!

Язык наш действительно велик и прекрасен, но не так уж могуч, напротив, он раним и – ранен. И не богатейшими регистрами сленга, не разветвлённой системой разговорной речи, – это-то как раз богатство, нет, он ранен бескультурьем и безграмотностью, нахрапистыми и торжествующими.

В письменных объявлениях по-прежнему: «Просьба иногородних не звонить» – т.е. просят сами иногородние, это их просьба. В речи политика: «Так он учил побеждать русских солдат». Учил, видно, вражью стаю. Программа «Вести»: «Давайте послушаем это из первых рук». Телепередача «Поединок», выступает писатель (!) Т.: "И как вопрошал Лермонтов – «А судьи кто?». Для защиты Лермонтова подойдёт отмазка Деточкина: «Я ничего такого о судьях не говорил».

Спрашиваю на остановке: «Скажите, троллейбуса давно не было?» Две обезжиренные девушки на 10-сантиметровых каблуках (обычная рабочая обувь) и в такой же длины типа-юбках, не обзаведшиеся пока «меринами», – прыснули. Скоро стала понятна причина: они все говорят «тралебас», вот им и смешно. Как если бы кто-то обратился к парню, что стоит рядом, в пирсинге и с бананами в ушах – «Ваше степенство».

А вот г-н полицейский сообщает телезрителям: «В результате преступных действий (каких же ещё?) из данной кассы преступниками (кем же ещё?) была похищена денежная масса в размере (не понравилось, исправил) объёмом до трёх миллионов рублей. В данный момент по факту нач[?]ты и проводятся (если проводятся, так уж точно нач[?]ты) розыскные мероприятия». И несокрушимой колонной наступают на нас «слесаря[?], шофёр[?], инспектор[?] и примкнувшие к ним киллер[?]» и несут они «торт[?] с крем[?]ми». А за ними, со скромным достоинством, идут редактор[?] и корректор[?] и несут договор[?][?] На новые, хорошо оплачиваемые издания.

Etcetera, etcetera[?] «Наступив на горло[?]», ну вы знаете продолжение, – надо наконец поставить точку, потому что у каждого редактора «не счесть таких алмазов в каменных пещерах». Как представитель классической московской университетской школы (что не значит ретроградской), не нахожу ни одного пункта в так называемой реформе русского языка, который можно было бы одобрить и поддержать. Это или узаконивание бескультурья и малограмотности (обнару[?]жение, догов[?]ренность, брачащиеся, д[?]суг, горячее кофе, йогу[?]рт, си[?]роты, совестли[?]вый), или «имитация бурной деятельности», например, полная и окончательная победа над дефисом, даже в сложносоставных словах, типа авиаконструктор, сверхдержава, постмодернизм, экстраординарный. А также успешное истребление  е д и н с т в е н н о г о  исключения – на Украине (ох, трудно было запомнить!). Теперь в Украине и т.д.

Узаконивание бескультурья «объясняется» требованиями «прецедентной лингвистики», которую призвали на помощь изворотливые «реформаторы» – многие, мол, так говорят. Чем заниматься преподаванием и просветительством (хлопотное, знаете ли, дело), куда проще – узаконил безграмотность – и всё!

Смелые «инновации» и экспериментирование в отношении нашего терпеливого языка подвигнули заняться этим и «смежников». В одном психологическом журнале пропечатан ценный совет: слово «подруга», ясный перец, унижает женское достоинство из-за наличия в нём чем-то нехорошей приставки по-. А потому рекомендуется заменять его новыми, этически безупречными лексемами: «дружка» – для незрелых особей и «другиня» соответственно – для зрелых. А что, не исключено, через пару лет и этот новояз станет нормой. Язык ведь, как и культура, сам за себя постоять не может.

Анна ЦАЯК, кандидат филологических наук

Действительно, подобных речевых «алмазов» не счесть и перечислять их нет смысла. Но в чём причина обеднения и выхолащивания языка? Только ли русского языка коснулась эта беда или это глобальная проблема? Можно ли противостоять натиску «простоты», и если да, то как? Приглашаем к разговору писателей, лингвистов, педагогов, всех тех, кто хотел бы употреблять эпитеты «великий и могучий» по отношению к русскому языку и в будущем.