Текст книги "Литературная Газета 6531 ( № 44-45 2015)"
Автор книги: Литературка Литературная Газета
Жанр:
Публицистика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 12 страниц)
Лимоновский элизиум теней
Лимоновский элизиум теней
Книжный ряд / Библиосфера / Объектив
Баранов Юрий
Теги: Эдуард Лимонов , Кладбища. Книга мёртвых-3
Эдуард Лимонов. Кладбища. Книга мёртвых-3: Очерки. – СПб.: Лимбус Пресс, ООО «Издательство К. Тублина», 2015. – 256 с. – 3000 экз.
В издательской аннотации не совсем верно указывается, что автор нарушает принцип «о мёртвых либо хорошо, либо ничего». Такого принципа никогда не было, вернее, он действовал лишь в течение погребального пира, тризны. Иначе было бы невозможно писать более или менее объективные мемуары. Подобно всем мемуаристам поступает и Лимонов. И действительно, с какой стати он должен был бы писать «хорошо», например, о такой антиподной для него фигуре, как Андрей Вознесенский (а нас по понятным причинам в его книге интересуют прежде всего литераторы). Он и пишет, иронически именуя своего персонажа Андрюшей, о «ветреном золотом мальчике советской литературы, которому всё дозволено и его ни за какой проступок не прибьют и не посадят». Почему же? Лимонов чётко аргументирует свою точку зрения: «Его творчество мне всегда представлялось легковесным. Все его «Треугольные груши», «Антимиры», стихотворная поэма о Ленине «Лонжюмо», рок-опера «Юнона и Авось» поражали разве что абсолютной банальностью. В биографии его – модного советского эстрадного поэта – никогда не было трагизма…»
Как тут не вспомнить великого Достоевского, который сказал представленному ему четырнадцатилетнему вундеркинду, сочинителю стихов Дмитрию Мережковскому: «Чтобы хорошо писать, молодой человек, надо много страдать». Эти слова можно было бы отнести и к другим знаменитым в своё время «шестидесятникам», которых тоже не жалует Эдуард Лимонов. Главку о них он заканчивает так: «Они сочиняли пресные стихотворные фельетоны большей или меньшей убедительности, в то время как существуют простые и верные слова и интонации, лежащие рядом. Найти такие интонации и слова у них не было сил. Их младший современник, Иосиф Бродский, такие слова нашёл. Он разительно отличается от них».
Без ритуального почтения пишет Лимонов и о некоторых других собратьях по перу. Например, о встречах на Будапештской писательской конференции 1987 года. «…Выступил советский Витя Ерофеев, тогда ещё сообразительный, хитрый и ловкий молодой человек, заготовивший «весьма актуальный» по времени доклад на острую тему… У него всегда был дар эксплуатировать рискованные темы, делать вид, что рискует, но ничем не рискуя. Такой же дар за поколение до Вити Ерофеева был у Евгения Евтушенко, тот щекотал модные темы: из гроба у него телефонировал Сталин. Потом была Братская ГЭС и мама и водородная бомба, и Евтушенко никогда ни за что не страдал. Так и Витя Ерофеев». Жёстко отозвался мемуарист о нобелевском лауреате польском поэте Чеславе Милоше – за его примитивный антисоветизм – и о режиссёре Юрии Любимове (в бытность его эмигрантом) – за мещанское брюзжание по поводу того, что в Советском Союзе якобы нет сметаны.
Разумеется, большая часть книги посвящена не писателям, а политическим фигурам и личным знакомым мемуариста. Ну, страницы, посвящённые многочисленным его жёнам и любовницам, вряд ли привлекут внимание широкого круга читателей. Но вот, скажем, зарисовки о нацболах – активистах национал-большевистской партии, созданной Эдуардом Лимоновым (впоследствии она приняла название «Другая Россия»), – наверняка будут интересны многим – где ещё прочтёшь об этих людях. Один из них – Александр Долматов, инженер-конструктор оборонного предприятия, житель города Королёва. Не раз его задерживала полиция за участие в несанкционированных митингах, около года он просидел в Бутырской тюрьме. В 2012-м, после событий на Болотной площади, участником которых он был, опасаясь очередного ареста, бежал через Украину в Голландию. Лимонов приводит свидетельства правозащитников, что российским инженером-оборонщиком заинтересовалась американская разведка. Очевидно, Долматов отказался сотрудничать с ней и был убит в амстердамской тюрьме…
Интересны страницы, посвящённые такой одиозной фигуре, как Валерия Новодворская. Лимонов категорически не согласен с распространённой точкой зрения, что эта патологическая русофобка была психически ненормальной. Он видит в ней юродивую. «Некрасивая, ну жаба просто, – пишет он, – отёчная женщина эта обладала бешеным желанием внимания. Она только его и хотела, чтобы иметь это внимание, изобрела себе позу. Враждебности. Враждебности к власти, к личностям в политической и культурной иерархии страны, и наконец, и это вершина нигилизма, её поза включала в себя презрение к народу. Сколько раз эта каракатица оскорбляла русский народ, не поддаётся подсчёту. У меня нет сведений, что народ обижался на неё, грозил ей. Скорее всего, он даже и не знал о её враждебном отношении. А если бы и знал, то, наверное, отнёс бы Новодворскую к категории юродивых. Юродивым многое прощали даже цари…» Но, продолжает он, «Новодворскую определили по разряду «политиков», что изрядно испортило общий портрет политика-оппозиционера. Черты, свойственные Новодворской, стали переносить на всю оппозицию… Я рано понял, что пребывание с нею в одном радиоэфире или на одном телеэкране наносит непоправимый ущерб, и стал отказываться участвовать, если была приглашена она…»
Но не только жёсткие, часто жёлчные зарисовки о встреченных на жизненном пути людях включил Эдуард Лимонов в третий том своих пристрастных воспоминаний. Большой удачей представляется написанная совершенно в иной тональности заключительная главка – «Умерла моя Укра¿на». Автор вспоминает, как в одиннадцатилетнем возрасте ездил на каникулы из Харькова, где тогда жила его семья, в «западенское» село у самой границы с Польшей. Вспоминает прекрасных добрых людей, живших в колхозе, добрые сельские нравы, неторопливый сельский ритм, общий труд, немощёные дороги, по которым ещё не сновали автомобили…
«Я поехал отдыхать, – пишет он в заключение книги, – но не отдохнул, зато расширил свой мир, и теперь в него входила Укра¿на. Харьков же был для меня Россией, товарищи-господа, вот так… Почему я помещаю этот текст в Книге мёртвых? Потому что та, цветная, медовая, молочная рiдна Укра¿на в платочках и брылях, умерла. И где же ей место, как не в Книге мёртвых?»
Тройной удар Купера
Тройной удар КупераОн не стал капитаном, но стал адмиралом газетных полос
Литература / Библиосфера / Событие
Фото: Игорь ИВАНДИКОВ, «Вечерняя Москва»
Теги: литературный процесс
Творческий вечер Александра Куприянова, пишущего под псевдонимом Александр Купер, стал заметным событием в художественной жизни Москвы. В этом году увидели свет три его романа: «Надея», «Не мой день» и «Таймери». Такой «тройной удар» нельзя было не заметить, даже в наше трудно проницаемое время. Тем более что романы Александра Купера настолько своеобычны, что, начав чтение, гарантированно закончишь его.
Сам Куприянов, репортёр с огромным стажем, лучше, чем кто-либо, знает, какое значение имеет форма, как она способна выгодно представить содержание или наоборот, попросту говоря, угробить интересные сюжетные идеи. Наверное, поэтому творческий вечер был выстроен как художественное произведение со своими интригами, кульминациями и неожиданными ходами. Началось всё с шоу барабанщиков, которое своей неуёмной энергией буквально вынесло виновника торжества на сцену. Ведущие Руслан Орехов и Наталья Шумак объявляют вечер открытым… Все понимают, что сейчас перед ними развернётся грандиозное действо. Скажи мне, кто твой друг, и я скажу, кто ты… В пору зрелости это утверждение вернее верного. Ведь друзья всю жизнь формируют тебя, а ты формируешь их. Купер первым делом представил своих товарищей, которые собрались разделить вместе с ним его триумф. Всё это мегаперсоны отечественной журналистки и культурной жизни. «Представлю наших гостей: мой первый редактор Нина Лошкарёва, писатель Валерий Шульжик... С моей дальней родины – гордость нашего дела Борис Резник. Владимир Мамонтов, Владимир Крысин, Геннадий Бочаров... Я горжусь, что когда-то работал с этими людьми», – сказал Купер. Также поздравить Купера с выходом книг пришли Юлий Гусман, Леонид Жуховицкий, Валерий Зеленогорский, Бари Алибасов, Владислав Фронин, Игорь Коц. Они, как и другие гости вечера, посмотрели фильм об Александре Куприянове, где тот высказал свои главные мысли о смысле жизни и творчества. «Свой человек – это человек, который никогда не предаст тебя, человек обязательный, – уверен писатель. – Свой человек всегда знает, когда нужно прийти на помощь, его не нужно звать. Кроме того, друзьям – настоящим – не надо объяснять, что такое «чёрное и белое», они понимают сразу, интуитивно».
Когда артист театра и кино Антон Шагин вышел на сцену, стало очевидно, что пришло время послушать прозу Купера. Действительно, прозвучал отрывок из романа «Надея». Проза на слух – это всегда лакмусовая бумажка, тест на музыкальность. Проза Купера его прошла успешно.
Выступившие на вечере делились своими ощущениями от творчества и личности Купера, от его журналистской и редакторской деятельности, от многолетнего общения с ним. Лев Новожёнов подчеркнул, что возглавляемая Куприяновым «Вечерняя Москва» какая угодно, только не скучная. И это безусловная заслуга её руководителя. Максим Замшев высказал предположение, что самая сильная сторона прозы Купера – это вызываемое в читателе сострадание героям, даже к не самым симпатичным. Борис Резник удивился тому, что язык романов Купера совсем не газетный. Геннадий Бочаров уточнил, что этот качественный отрыв от репортёрского стиля Купер обретал с годами. И последние романы доказывают, что он его окончательно обрёл. Прекрасным подарком всем собравшимся стал романс на стихи Екатерины Рощиной, иллюстрирующий события романа «Надея». Вышедший на связь из поезда Юрий Лепский пожелал, чтобы творческий вечер скорее перешёл в творческую ночь и творческое утро. Добавим о себя: пусть это повторяется бесконечно. Ведь в непрерывности творчества – подлинная писательская жизнь…
Никита КУТУЗОВ
Сквер нобелиата
Сквер нобелиата
Литература / Библиосфера / Событие
Теги: литературный процесс
В Год литературы и в ознаменование 145-летия со дня рождения И.А. Бунина – первого лауреата Нобелевской премии в области литературы – в Москве произошло знаковое для отечественной культуры событие: по инициативе советника управы Пресненского района ЦАО г. Москвы Натальи Захаровой правительством Москвы было принято решение о наименовании сквера на Поварской улице именем Бунина.
В Институте мировой литературы РАН им. А.М. Горького прошла пресс-конференция, посвящённая этому событию, на которой Наталья Захарова рассказала о своей работе по пропаганде творчества Бунина во Франции и об истории наименования сквера его именем в России.
Буниновед, старший научный сотрудник ИМЛИ РАН С.Н. Морозов сообщил журналистам интересные и малоизвестные факты из жизни юбиляра, после чего участниками пресс-конференции были возложены цветы к памятнику писателю, и буниновед провёл увлекательную экскурсию по центру бунинской Москвы, по Скатертному и Столовому переулкам, где жил и бывал на литературных вечерах будущий лауреат Нобелевской премии. Здесь когда-то стояли особняки семьи Муромцевых, сохранился доходный дом братьев Армянских на пересечении Гранатного переулка и улицы Спиридоновки, где в квартире писателя Бориса Зайцева на литературном вечере Иван Бунин познакомился со своей будущей женой Верой Муромцевой.
На Поварской улице, дом 26, Бунины жили с декабря 1916 по май 1918 г. В этой квартире была написана первая часть знаменитых «Окаянных дней». Отсюда Бунины уехали в Одессу, а в начале 1920-го эмигрировали за границу. Больше писатель никогда не увидит Россию.
В честь юбиляра 30 октября в зале Библиотеки им. И.А. Бунина прошёл концерт с участием известных звёзд: солистки Московской филармонии и советника Президента РФ по культуре Екатерины Мечетиной, народных артистов, лауреатов государственных премий России Евгения Князева и Алексея Мочалова, лауреатов международных конкурсов Татьяны Поклад, Александра Иванова, Надежды Гулицкой, Алексея Кириллова, Вадима Пьяных. Были исполнены произведения А.Н. Скрябина, С.В. Рахманинова, русские народные и французские песни, стихотворения И.А. Бунина.
В исполнении Натальи Захаровой – лауреата всероссийских и международных конкурсов артистов-чтецов – прозвучал рассказ И.А. Бунина «Лёгкое дыхание», названный А.М. Горьким жемчужиной европейского рассказа.
Зрители также увидели уникальные кадры хроники награждения Ивана Бунина Нобелевской премией в 1933 г. и день его 80-летия в 1950-м. Услышали редкую запись стихотворений 1909 г. в исполнении автора.
Е.Г. Дуванова – замглавы Пресненской управы – поздравила собравшихся с 145-летним юбилеем писателя, чьё творчество навсегда войдёт в сокровищницу русской и мировой литературы.
Соб. инф.
Свадьбы не будет!
Свадьбы не будет!
Книжный ряд / Библиосфера / Литпрозектор
Артамонов Владимир
Теги: Алиса Ганиева , Жених и невеста
Алиса Ганиева. Жених и невеста: Роман. – М.: АСТ: Редакция Елены Шубиной, 2015. – 190 с. – 2000 экз.
Чем известна писатель и критик Алиса Ганиева? Правильно, тем, что пишет о Дагестане. За первую крупную вещь – повесть «Салам тебе, Далгат!» – получила молодёжный «Дебют», с тех пор активно участвует в премиальном процессе, придерживаясь «национальной» темы. Однако не так-то просто покорить литературные пики – «Нацбест» и «Большая книга» подпускали Ганиеву только на расстояние лонг-листа. Но она вновь берётся за ориентальную прозу. И теперь уже новый роман о малой родине претендует на «Русский Букер».
Итак, о чём «Жених и невеста»? Правильно, про двух влюблённых. В чётных главах рассказывается о Марате, он московский адвокат, в нечётных сама за себя говорит девушка Патя, Патимат, она делопроизводитель в московском суде. Их истории до поры разворачиваются параллельно, друг с другом они не знакомы. Оба молоды, наслаждаются столичной жизнью и не спешат себя связывать узами Гименея. Но заботливые родители, понятное дело, вынашивают матримониальные планы, причём собираются «окольцевать» чадушек в добровольно-принудительном порядке. Молодого человека вызывают в родное село, потому что уже снят банкетный зал на 600 человек, теперь ему на месте надлежит поторопиться с выбором суженой – такая вот семейная тирания. Не менее авторитарны и домашние Пати, они убеждены, что девушка в свои двадцать пять рискует стать старой девой, и вообще московские нравы развращают, пора домой – выбирать себе достойного джигита.
Видать, чуяло беспокойное родительское сердце: Патя в Москве времени зря не теряла. Приехала на год, но стоило вырваться из отчего дома, как пошло-поехало: невинные свидания с мужчинами-земляками чередовались поездками к богемным друзьям, где юная дагестанка с привычной беспечностью кружила головы направо и налево. Впрочем, привередливой Пате не везло, претенденты как на подбор оказывались не в её вкусе: глупые, старые или вовсе с приветом, ещё и уродливые, как кунсткамерные экспонаты.
Москва ли с её свободными нравами способствовала ускоренной эмансипации девушки или природная своенравность толкала на авантюры, но Патя с первых страниц опасно близко подпускает к себе мужчин, явно рискуя девичьей честью: «Он обернулся ко мне своим беззащитным лошадиным лицом, на котором в сером вечернем свете сверкали серо-голубые радужки. Мы чокнулись. А потом он медленно забрал у меня бокал, нагнулся, поставил оба бокала на пол, снова разогнулся, обхватил меня руками и начал всё так же медленно опрокидывать на диван. Я почувствовала, как покрываюсь мелкими дрожащими мурашками немого страха, но в голове при этом было совершенно пусто. Я упала навзничь и лежала так, таращась в потолок. Ринат придавил меня сверху и тоже не двигался, только дышал спокойно и глубоко, как будто спит. Мелькнула и пропала мысль, что кто-то может подняться, заглянуть и раздуть сплетню, но страх ушёл. Пересиливало странное космическое спокойствие. Меж тем я чувствовала, как тело продолжало мелко дрожать». Вернувшись домой, Патя навещает подруг, скептически относясь к их семейному опыту: «Все кругом только и делают, что женятся, женятся. Как будто нет других занятий». Замужние товарки видятся столичной «штучке» сплошь запуганными толстухами, она их жалеет, им, пустоватым болтушкам, и впрямь не позавидуешь, поэтому Патю и страшит участь вновь оказаться пленницей традиционного мусульманского уклада.
Без этнографических «фишек» текст остался бы на уровне заурядного бульварного «мыла». Вообще Ганиева, отстаивая передовые гуманистические принципы, не скупится на мрачные краски в изображении современного – по её мнению, ещё недостаточно светского – кавказского быта: бесправные женщины рожают детей, непременно раздаваясь вширь, мракобесы из мечетей промывают мозги гоповатой сельской молодёжи, которая слушает попеременно ваххабитов и косноязычных политиканов, а коррумпированная власть закрывает на всё это глаза. Радостного мало, кто бы спорил, но слишком всё однозначно у Ганиевой. Получается, она за всё хорошее и против всего плохого. Трудно реализовать подобный сюжет, используя ходульных персонажей. Те, кто покрутился в Москве, выступают обличителями косности и ханжества, но не веришь этим до приторности положительным Дафнису и Хлое. Слишком уж безлики и Марат с его «чайными» глазами, о котором мы и знаем-то только, что он успешный адвокат, занимающийся делом убитой правозащитницы, и едкая Патимат с её европейскими повадками, которая так любит поиздеваться над недалёкими женихами и их убогим миром с мещанской триадой: дом в селе, квартира в городе, «Лада Приора» под окнами.
Марат и Патя предсказуемо встретятся ближе к концу книги, но для проформы они должны отбраковать навязываемых невест и женихов, карикатурных, однозначно непривлекательных. Сюжет не упирается в напрашивающийся хеппи-энд, но и ганиевская развязка угадывалась: свадьба, назначенная на 13-е число, сорвалась...
Рябиновые костры Вампилова
Рябиновые костры Вампилова
Искусство / Искусство / Театральная площадь
Пешкова Виктория
Теги: искусство , театр
Международный фестиваль современной драматургии имени Александра Вампилова пересёк рубеж 20-летия. Программа юбилейного, десятого по счету форума, как капля воды – океан, отразила нынешнее состояние отечественного театра, со всеми его страстями, поисками и терзаниями.
В Иркутск! В Иркутск!
Поэтические метафоры оспаривают редко. Но справедливость порой этого требует. И весьма настоятельно. Костёр красной рябины может согреть очень многих людей. На его свет каждые два года в конце сентября съезжаются в Иркутск театры из разных – ближних и дальних – краёв. Алые кисти терпких ягод – символ фестиваля современной драматургии имени Александра Вампилова. Жаркая сладость пронзительной горечи – в какую эпоху ни вглядись, более точную метафору для российской действительности подобрать трудно.
Вампиловский фестиваль – явление для отечественного театра нетипичное. Он появился на свет не по решению «сверху», как это нередко бывает, когда чиновникам от культуры нужна «галочка» в отчёте – у всех есть, пусть и у нас свой фестиваль будет. Придумали его сами иркутяне, чтобы сохранить память о выдающемся земляке: в 70-е пьесы Вампилова шли практически в каждом любительском театре, а их в Иркутске и окрестностях в ту пору было много – хороших и разных. Он мог так и остаться фестивалем народных театров – делом тоже нужным и важным, – но история распорядилась иначе. Водоворот, в который затянуло и страну, в которой мы жили, и всё, чем мы в этой стране дорожили, и нас – всех вместе и каждого в отдельности, – вышвырнул всё, что уцелело в том роковом коловращении, в совершенно другой мир. С этим прекрасным новым миром мы остались практически один на один. Потребность понять, каков он и каковы теперь мы сами, вызвала к жизни драматургию, которую иногда называют поствампиловской.
Поначалу её разоблачительный пафос был вполне конструктивен. Казалось, что наследники Вампилова, как и он, озабочены тем, что происходит с душой человека, не имеющего сил противиться искушениям, которые, увы, стали и разнообразнее, и изощрённее. Но очень скоро выяснилось, что, в отличие от Вампилова, живописание процессов распада и тления увлекает их гораздо больше, нежели поиск средств, способных повернуть эти процессы вспять или хотя бы приостановить. Ликвидировав демаркационную линию между добром и злом, упразднив законы, на которых зиждилось искусство драматургии, они ринулись на завоевание творческих свобод, предоставив зрителю барахтаться в зловонной жиже, поглотившей наши театральные подмостки.
Казалось, что вампиловская традиция оборвана, фестиваль утратил смысл, как и театрально-литературные праздники «Встречи у Вампилова», которым он передал эстафету в начале 90-х. Проще простого было впасть в отчаяние. Но все эти годы новодрамовского беспредела, возведённого в ранг эталона, на сцене Иркутского драматического театра имени Охлопкова шли «Утиная охота», «Прошлым летом в Чулимске», «Старший сын». Камертон звучал! Директор театра Анатолий Стрельцов (потом он станет и директором фестиваля) искал единомышленников. Идею поддержал Валентин Григорьевич Распутин. Сдаваться никто не собирался.
Свой нынешний облик фестиваль обрёл в 2001-м. География его довольно быстро переросла всероссийский статус. Перечисление городов и стран будет выглядеть внушительно, но атмосферы фестиваля не передаст и природу происходящих тут больших и маленьких чудес не прояснит. Притягательность Вампиловского фестиваля – в этот раз из 100 спектаклей-претендентов в афишу отобрали только 16 – особого рода.
Не корысти ради
Коллекционирование фестивальных регалий у российских театров стало чем-то вроде национального спорта: отливающие серебром и золотом рамочки стройными рядами висят на стенах худруковских и директорских кабинетов, статуэтки разной степени оригинальности теснятся на полочках представительских шкафов. С некоторых пор именно они объявлены основным критерием художественных достоинств постановки и таланта её создателей. Не признание публики, не количество сыгранных спектаклей и даже не касса, которую они делают, а вот эти красиво отпечатанные листы бумаги и фигурки из стекла и металла. Тот факт, что они, при всей своей помпезности, подлинной жизни театра не отражают, б ó льшую часть нашей театральной общественности давно уже не смущает. Б ó льшую, но не всю. Анатолий Стрельцов убеждён – в Иркутск едут не за лаврами:
– Мы изначально отказались от идеи фестиваля-конкурса с местами-премиями-званиями. Сравнивать постановки между собой – занятие неблагодарное, поскольку бесперспективное: критерии сравнения субъективны. Насколько спектакль – обладатель Гран-при лучше того, что получил приз за лучшую режиссуру? На три минуты аплодисментов? На десять взрывов искреннего смеха? Ещё один незыблемый принцип: мы отбираем не экзерсисы в так называемом фестивальном формате, созданные исключительно для того, чтобы пустить пыль в глаза, а спектакли, на которых держится репертуар того или иного театра. А театры существуют в очень разных условиях, которые определяются размерами города, вкусами его публики, масштабом режиссёрских притязаний, составом труппы и массой других параметров. Соревнование объективно только при равных стартовых условиях для всех участников, но в мире театра это недостижимо в принципе.
В России сейчас чуть ли не в любом мало-мальски амбициозном городе свой фестиваль: ты ко мне приедешь – я тебя лучшим режиссёром назову, я к тебе приеду – ты моей актрисе приз за лучшую женскую роль дашь. Вот так и ездят друг к другу в гости лучшие спектакли, актёры, режиссёры. Нужно ли нам сегодня столько однотипных фестивалей? Пусть лучше их будет десяток, но разных по тематике и, главное, дающих возможность приехать театрам со всей страны, а не только из соседних регионов, как это обычно происходит.
Цель Вампиловского фестиваля – не раздача слонов, а анализ того, насколько современная драматургия адекватна реалиям нашей жизни. В состоянии ли ответить на те вопросы, которые не дают покоя людям, каждый вечер заполняющих зал. Какой вектор движения задаёт она отечественному театру. Мы прекрасно отдаём себе отчёт в том, что простых и однозначных ответов на эти вопросы ждать не приходится, но не задавать их не можем.
Вампилов и другие
Без постановок вампиловских пьес этот фестиваль, конечно же, немыслим. Их созвучность сегодняшнему дню режиссёры доказывают разными методами. Григорий Козлов (театр «Мастерская», Санкт-Петербург) в «Старшем сыне» сделал акцент на вопросе, который рано или поздно задаёт себе каждый: для чего нужны родители взрослому человеку? Худрук московского театра «Амфитрион» Александр Власов с помощью музыки Сен-Санса и Чайковского превратил «Утиную охоту» в… балет и всю философию сосредоточил на «пятачках» пуантов Галины. Московский Новый драматический театр, представляя «Провинциальные анекдоты», дал «полный газ» машине времени – ретро нынче в моде. Увы, провинциальность на сцене била ключом, создателям спектакля (как и одному из самых колоритных его персонажей) явно не хватило «либо инвентаря, либо образования». А вот «Воронья роща» (первоначальный вариант «Истории с метранпажем» из тех же «Провинциальных анекдотов») в исполнении артистов Монгольского государственного академического театра драмы им. Д. Нацагдоржа прозвучала неожиданно свежо и современно (на фото).
«Школа драматического искусства» славится умением тактично осовременивать классику: режиссёр Константин Мишин сделал из поэмы «Мцыри» пластическую драму, буквально «расстроив» главного героя – на сцене одновременно действуют Мцыри-романтик, Мцыри-борец и Мцыри, потерпевший поражение в битве с жизнью. А вот незабываемая гуркинская пьеса «Любовь и голуби», по мнению Сергея Ковальчика, в режиссёрских новациях не нуждается: «Современный художественный театр» из Минска сделал ставку на безусловную зрительскую любовь к этому произведению.
Увы, светлые, мудрые и чуть наивные мелодрамы в русском стиле, столь любимые публикой, нынешние драматурги писать в большинстве своём не умеют, и если театр ищет в этом жанре чего-то незаезженного, порой выручают инсценировки прозы. Черемховский драматический театр им. В. Гуркина привёз на фестиваль инсценировку повести А. Васильевой «Моя Марусечка» – историю женщины, несущей по жизни тяжкий крест утешительницы несчастных, заступницы за обиженных. Получился эдакий «Диккенс по-русски» – святочный рассказ без счастливого финала.
Но если очень постараться, можно найти и беспримесно современную пьесу, построенную с соблюдением всех законов драматургии. Иркутский академический драматический театр им. Н.П. Охлопкова представил первый самостоятельный опыт актёра и режиссёра Алексея Орлова (I) (уточнение необходимое – в театре служат два полных тёзки, которых пришлось «пронумеровать» в соответствии с хронологией прихода в труппу) – спектакль по пьесе Олега Антонова «Смертельный номер» о судьбе таланта, осознающего небеспредельность своих возможностей. Микширование жанров – клоунада, гротеск, мелодрама – затея рискованная, но у начинающего режиссёра это получилось.
Нашлось в фестивальной афише место и для новой драмы. Вампиловский фестиваль доверяет мнению своего зрителя: есть эмоциональный отклик – спектакль удался, нет – не обессудьте. «Лёгкий способ бросить курить», изобретённый Михаилом Дурненковым и продемонстрированный Братским драмтеатром, у неохочей до эпатажа иркутской публики вызвал недоумение. Неудивительно – пьесу, до такой степени не соответствующую вампиловскому духу, ещё поискать надо. Видимо, слишком велико было у отборщиков желание наглядно показать, какой разрушительной энергетикой обладает «новая драма». Демонстрация удалась.
Разговоры начистоту
Вампиловский фестиваль интересен не только тем, что происходит на сцене. Дискуссии, кипящие в кулуарах, зачастую не менее драматичны. Круглый стол «Театр и ТВ» стал яркой иллюстрацией к старой мудрости: кто хочет достичь своей цели – ищет способы, кто не хочет – доказательства её недостижимости. Российское телевидение (канал «Культура» – исключение) делает вид, что такого искусства, как театр, на свете не существует. Передачи о театре «нерейтинговые», их зритель не является целевой аудиторией: стандартные отговорки призваны хоть как-то замаскировать алчность теледельцов, прекрасно отдающих себе отчёт в том, что такой публике оччччень не понравится, если сцену свидания Ромео и Джульетты прервать рекламой средства для повышения потенции.
Заставить раскошелиться потенциальных спонсоров тоже непросто. Они без всякого стеснения признаются, что в театр не ходят, поскольку абсолютно уверены, что там скучно. Откуда такая уверенность, господа, если последнее, что вы там смотрели, – это «Три поросёнка»? Причина явно надуманна, но поисками подлинной никто не заморачивается – плетью обуха всё равно не перешибить. А вот во Франции не так давно провели любопытное исследование. Оказалось, что все дело в… самолюбии: я не хочу идти в театр, потому что это искусство не для всех, и я боюсь оказаться некомпетентным, не понять, что там происходит, а выглядеть дураком даже перед самим собой не хочу. То есть театр как таковой, в сущности, ни при чём! Самоуважение принадлежит к числу базовых потребностей человека, и чтобы его не утратить, он предпочитает избегать ситуаций, в которых оно может пострадать. Именно телевидение могло бы помочь убедить сомневающихся, что театр – это и не скучно, и совсем не страшно. Так может, и к самим теледеятелям стоит поискать более тонкие ключики?
Круглый стол «Театр: Границы дозволенного», как нетрудно догадаться, обеспечил участникам самую высокую дозу адреналина, хотя начался довольно мирно: границы дозволенного, с одной стороны, определяются творческим кредо режиссёра, а с другой – мировоззрением критика, и именно он может перемещать эти границы в театральном пространстве, разделяя или не разделяя взгляды художника. Эффект так называемого окна Овертона, безусловно, имеет место: то, что позавчера было абсолютным табу, с подачи критика сегодня становится возможным, завтра – желательным, а послезавтра – необходимым условием актуальности произведения искусства (не только театрального).
Но аудитория такой ракурс освещения темы сочла слишком узким. Как защитить зрителя от оскорблений и провокаций, на которые так щедры сегодня театральные новаторы? Насколько реально появление официальной цензуры и будет ли она эффективной? Какими методами можно воздействовать на творцов, не считающих для себя обязательным соблюдение этических и нравственных норм? Должно ли государство поддерживать любой театр или только тот, который «работает на государство»? Страсти накалились очень быстро – позиции были диаметрально противоположны: одни защищали право художника на полную свободу, другие требовали «железной руки». Оптимум, и это признавали многие, находится между этими крайностями: творцы, жаждущие свободы, должны быть свободны от… государства. Как это имеет место быть на столь милом сердцу многих отечественных театральных деятелей Западе.
