Текст книги "Литературная Газета 6537 ( № 51-52 2015)"
Автор книги: Литературка Литературная Газета
Жанр:
Публицистика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 15 страниц)
Заяц жив!
Заяц жив!
Книжный ряд / Литература / Пародии
Коломейский Анатолий
Теги: пародии
Раз-два-три-четыре-пять, вышел зайчик погулять…
Трагическая история этого зайчика много лет назад вдохновила поэта Юрия Левитанского написать цикл великолепных пародий на своих тогдашних собратьев по перу. Его книжку 1978 года издания «Сюжет с вариантами» и по сей день любят и чтут в «Клубе ДС» как эталон и классику пародийного жанра. Целых 36 долгих лет она была единственной в своём роде и неповторимой. Пока на 37-м году рядом с нею на книжной полке не нарисовался сборник-«сиквел». Кто же его автор, кто?! Кто этот зайцелюбивый смельчак, рискнувший продолжить столь нужное и благородное дело?! У кого хватило задора, таланта и нахальства, дабы… Извините, увлеклись. Больше никаких штампов. Только факты. Итак: название «Варианты с сюжетом»; автор Анатолий Коломейский, челябинец, наш давний автор и друг; обложка и иллюстрации другого талантливого человека, Юрия Черепова; объекты пародии – поэты-современники.
Дело Левитанского живёт и побеждает. Ура! Прочтите и убедитесь.
ПЕРЕСЕЧЕНИЕ
(Тимур Кибиров)
Раз-два-три-четыре-пять-
Шесть-семь-восемь-девять-
десять можно насчитать,
если не фиг делать.
Можно выйти погулять,
уши распуская.
То-то зайцу благодать –
вопли попугая.
Можно пыж забить в патрон
и палить в бутылку.
Шишел-мышел-выйти-вон
можно на развилку,
чтобы, щуря глаз, попасть
в рюмку или блюдце.
Зайчик вышел погулять,
чтобы не вернуться.
Выстрел! Звук взметнулся ввысь –
эха выхлоп резкий.
Две судьбы пересеклись –
вот где – Лобачевский!
Трали-вали-оп-ля-ля
Из лодыжки студень.
В том, что зайцам нет житья,
виноваты люди.
Как идею донести:
зайцев жрать не надо!
Тачка, жвачка, конфетти,
манускрипт, Канада…
ЛЕСНОЕ ПРОСВЕТЛЕНИЕ
(Олеся Николаева)
Можно молчать на латыни или на древнегреческом.
Можно кричать жестами, мимикой громко воя.
Но к зайцам следует относиться по-человечески,
Не доводя никогда отношения до убоя.
Я расскажу историю, суть которой безжалостна.
Борис был в душе охотник – стрелял сигареты ловко.
Но, прочитав Аксакова, хоть проза того и благостна,
Взял в одну руку ружьё, а в другую – винтовку.
Ещё стрелок навострил сапоги болотные,
Вооружился собакой породы «дворовая такса»
И направился туда, куда ходят отнюдь не голодные,
Где под зелень так и просится заячье мясо.
Зайчики – те же люди! (Спросите любого кондуктора!)
Гложут Бориса сомнения: охота бесчеловечна?
Вдруг прозвучало свыше, словно из репродуктора:
«Остановись, убийца!» – И в лоб охотнику ударило нечто.
Внутренне содрогаясь, снаружи – кожа гусиная,
Борис стремительно скрылся в зарослях барбариса.
А утром, выйдя из леса, сапоги теряя резиновые,
Борис постригся в монахи и ходит теперь лысым.
ВЕЧНЫЙ ВОПРОС
(Инна Лиснянская)
Легко ль скакать по жизненному краю?
Наверно, легче вышивать на пяльцах.
Я круглосуточно упрямо размышляю
О встрече той – охотника и зайца.
Случайно ли судьба определила
Прервать прыжок, исполненный так бойко?
Судьба вообще негаданная сила:
Вот муха повстречалась с мухобойкой…
И только ль траекторией ведома,
Стремилась пуля, не в мишень – в живое?..
Зачем зайчишка выглянул из дома?
Ему – прыг-скок, а горе-то какое!
Последствия, увы, необратимы:
Дух воспарил над заячьим обличьем.
Полёты духа – да, необходимы,
Но где права дают на это птичьи?
И в чём решенье вечного вопроса,
Которым испещрён мой ежегодник?
Кто всё-таки тогда остался с носом:
Погибший заяц иль живой охотник?
Литинформбюро № 51-52
Литинформбюро № 51-52
Литература / Литература
Литвыставка
В Уфимской художественной галерее открылась Республиканская художественная выставка «Году литературы посвящается…». Художники Башкортостана покажут посетителям свыше ста произведений живописи, скульптуры, графики, посвящённых жемчужинам зарубежной, отечественной и башкирской литературы. Выставка продлится до 10 января 2016 г.
Литконкурс
Награждение победителей конкурса авторов, пишущих на коми-пермяцком языке, прошло в Кудымкаре. Победителями среди состоявшихся авторов, уже имеющих в своём активе минимум по книге, стали поэтесса Елена Коньшина и прозаик Вера Мелехина. Из начинающих авторов жюри выделило стихи Анны Кривощековой, прозу Людмилы Селиной (дополнительным дипломом были отмечены и её стихи) и произведения в прозе и драматургии Татьяны Савельевой.
Литпремия
Названы победители независимой премии «Дебют» за 2015 год. Лауреатами стали:
в номинации «Крупная проза» – Сергей Горшковозов (Самсонов) (Малое Толбино, Московская обл.) за роман «Соколиный рубеж»;
в номинации «Малая проза» – Глеб Диденко (Ростов-на-Дону) за подборку рассказов;
в номинации «Поэзия» – Владимир Беляев (Санкт-Петербург) за подборку стихотворений;
в номинации «Эссеистика» – Николай Подосокорский (Великий Новгород) за эссе «Чёрная курица, или Подземные жители» Антония Погорельского как повесть о масонской инициации».
Литсалон
В Нальчике, столице Кабардино-Балкарии, в Зелёном театре открылся первый в республике литературный салон. Был организован свободный микрофон, а перед гостями выступили молодые поэты и музыканты.
Литпоезд
По Калужско-Рижской линии метро с 23 декабря начнёт курсировать состав «Читающая Москва», оформленный как библиотека. Объявлять станции и рекомендовать хорошие книги будут известные писатели.
Литюбилеи
Исполнилось 70 лет известному петербургскому переводчику венгерской литературы, члену СП России Сергею Вольскому. Ему принадлежат переводы романов А. Беркеши «Друзья», А. Серба «Ожерелье королевы» и «Призраки замка Пендрагон», «Грёзы любви» Ж. Харшаньи, «Король цирка» Д. Круди, а также стихов, пьес и новелл современных венгерских авторов.
В Санкт-Петербургском театре музыкальной комедии с большим успехом идут оперетты с русскими текстами Сергея Вольского: «Летучая мышь» И. Штрауса, «Фиалка Монмартра» И. Кальмана, «Весёлая вдова» Ф. Легара и «Лето любви» Л. Латайи. Последняя отмечена высшей театральной премией Санкт-Петербурга «Золотой софит».
«ЛГ» поздравляет своего давнего автора с юбилеем.
Поздравляем литературоведа и критика Дмитрия Михайловича Урнова с 80-летием и желаем здоровья физического и духовного!
Место встречи
27 декабря в Малом зале ЦДЛ в 16.00 в рамках цикла «Поэты и барды» начнётся вечер памяти Сергея Есенина «Поэта убивают за стихи…». Ведущая – Наталья Сидорина.
Тёмный день над Москвой новогодней
Тёмный день над Москвой новогодней
Литература / Поэзия
Рейн Евгений
Фото: Фёдор ЕВГЕНЬЕВ
Теги: Евгений Рейн
«ЛГ» поздравляет нашего давнего друга и автора Евгения Рейна с 80-летием и желает здоровья, творческого долголетия и дней, наполненных радостью существования!
30 ДЕКАБРЯ
В новогодних сумерках московских –
чвак и чмок.
Вот бреду я вдоль витрин раскосых
под снежок.
Ты мне говоришь: «Уже недолго –
наш чердак».
Мех намок, и так тепло и колко.
Видишь флаг?
А за ним прожектор в поднебесье?
Но молчок!
А на Патриарших конькобежцы –
чик и чок.
Вот придём и разогреем чаю,
ляжем спать.
Ангел мой, я и сейчас не знаю,
что сказать.
Погоди, наступит год богатый,
схлынет бред.
Завернись тогда в густой, мохнатый
старый плед.
Прислонись последний раз щекою
навсегда.
Я хотел бы умереть с тобою?
Нет и да.
Vita nuova
В полночь во дворике тихо курю,
Спать мне пора, я и носом клюю,
Словно цыплёнок.
Ухнуло где-то на Крымском мосту,
Как меня, бедного, клонит ко сну,
Нету силёнок.
Угомонилось – стоит тишина.
Что ещё надо, какого рожна?
Жизнь отвердела.
Стал я и сам как застывший цемент,
Только усадки заметен процент,
Духа и тела.
Впрочем, всё к лучшему. Этот процесс
Должен был вызвать посильный протест.
Нету протеста!
Прежде обидно – полезно потом.
Лучшие стены – железобетон –
Место артиста.
Всё, что скрывает и пестует плоть,
Тайной надежды надёжный оплот –
Наше подполье.
В этой норе нарастает броня.
Тесно сначала, с некого дня –
Всюду раздолье.
Лучшая выдумка – трактор войны.
Люки и щели, из коих видны
Люди и цели.
Лучший маршрут – напрямик, напролом,
Трактом и боком, огнём и крылом –
Без канители.
Чёрная выдумка – трактор войны.
Впрочем, моей тут и нету вины,
Доля танкиста.
Всё-таки лучше ломить напролом,
Слишком преграда густа и притом
Слишком костиста.
Был я курсантом, нашивки носил,
Денно и нощно прощенья просил,
Жил где придётся.
Всюду пускали и гнали меня,
И окликали и ждали меня,
Что за юродство?
В комнате тесной, с окошком в стене,
На юго-западной жил стороне,
Возле Фонтанки.
Тихо, позвякивал лишь аппарат,
Да в ноябре пробегут на парад
Новые танки.
Радио чешет псалтырь за стеной,
Да в агитпункте удар костяной
Кия по шару.
Утром, бывает, ребёнок всплакнёт,
Свалятся с полки флакон и блокнот.
Это, пожалуй,
Всё, что я слышал и всё, что я знал,
повесть унылую взял и разъял,
но не составил.
Выучил дюжину учеников,
Шесть негодяев, шесть мучеников –
Всё против правил.
Даже Иуда был верен Христу,
Даже Пилат изменился к хвосту
Этих событий.
В Рим был отозван наместник Пилат,
Там был уволен и выпил он яд,
Всеми забытый.
Я же уехал навеки в Москву,
Где поселился на Крымском мосту,
Возле Садовой.
Там я бронёю покрылся до пят,
Там моя бойня, поход и парад,
Выход мой новый.
* * *
Тёмный день над Москвой новогодней,
Опустились на нас небеса,
И куда б ни пошёл я сегодня –
Вся прогулка и та полчаса.
Как оснежены хвойные лапы,
И звезда проступает сквозь дым,
Что же вспомнится мне? Ну, хотя бы,
что когда-то я был молодым.
И такой же раздумчивый сумрак,
И такой же снежок на лету,
И шагов неподкупных, разумных
Привлекательную простоту.
Не уйти мне сегодня от дома,
Я вернусь и закончу навзрыд,
Только жаркая млеет истома,
И звезда в изголовье стоит.
* * *
Послевоенная Москва
Дышала воздухом удачи,
И грабежа, и воровства –
Всё было так, а не иначе.
Когда безногий инвалид,
Рублёвки собирая в кепку,
Знал, от чего душа болит –
Поднять бы только пятилетку.
И на трамвайной «колбасе»,
Кольцом Бульварным опоясан,
Я притулился, как и все,
Ещё нескладен и неясен.
Я понимал: моя страна
Меня спасла и победила,
И будет навсегда верна
Её устойчивая сила.
Пройдут и годы, и века,
Развеется осадок тленный,
Но будет жить наверняка
Тот вздох Москвы послевоенной.
1980
ДРУГ
Был у меня хороший друг
В те ранние года,
Но он пропал внезапно, вдруг,
Навечно, навсегда.
Я ничего не мог понять,
Куда мой друг пропал,
Его искал опять, опять,
Но так и не узнал.
И вот прошло полсотни лет,
Я друга не нашёл,
Быть может, я возьму билет
В вагонный произвол.
И я поеду в те года,
Пойду в последний раз
В леса, где тёмная звезда
Продолжит мой рассказ.
И если я его найду,
То я ему скажу:
«Ну где ты был, твою беду
Я на себя беру».
И он ответит: так и так,
Конец венчает всё,
Я потерялся, я дурак,
Но вышло хорошо.
* * *
Памяти Анатолия Кобенкова
Закат над Иркутском,
Сибирь велика,
И в мареве грустном
Плывут облака.
Огней панорама,
И полюс открыт,
Оконная рама
Беспечно стучит.
Дошёл я до края
Судьбы и земли
И вот повторяю
Всё то, что вдали.
Открытое сердце
Спешит на закат,
И это соседство –
Последний парад.
Ни смерти, ни жизни,
А только полёт.
На слове оттисни
День, век или год.
Останься, останься,
Вернись навсегда
Ты в мареве ясном
Беды и труда.
Закат над Иркутском
Уходит в зенит,
И вечным искусством
Надежда звенит.
ТАРХАНЫ
Нас повели аллеей липовой
В какой-то неказистый храм,
Сопровождающий то всхлипывал,
То плёл чернуху по слогам.
Вокруг плясала чернь нарядная,
Ревело радио с холма,
И предлагалась необъятная,
Недорогая Хохлома.
И по ступеням металлическим,
В подполье проводили нас,
Где свет неяркий, электрический,
То резко вспыхивал, то гас.
И вот в потёмках кто-то выхватил
Фонарик и провёл лучом,
Но через пять минут на выходе
И это стало нипочём.
Автобус мчался к ресторации,
Разыгрывался аппетит,
Экскурсионные старатели
Расписывали всякий вид.
А на краю у безбилетного
Гулянья, закусив губу,
Лежал в подполье бедный Лермонтов
В на вырост слаженном гробу.
Беззащитная беспечность
Беззащитная беспечность
Литература / Поэзия
Портнов Владимир
Теги: современная поэзия
* * *
Ночь начинается,
сон отступается,
шорох в осеннем саду.
Ощупью движется
осень-красавица...
Губы губами найду.
Встретимся с нею под куполом древа,
глянет стыдливо луна.
Осень приходит, как юная дева,
вся беззащитно-скромна.
Осень тебя и меня зацелует,
в голову вскинется хмель,
ветер тихонько споёт аллилуйя,
Выстелит в листьях постель.
Не засыпай, моя страсть утомлённая,
слушай, что шепчет листва,
осень обманная, осень влюблённая,
краткая суть естества.
* * *
Мечтала песчинка: стать бы горой,
Песчинка того не знала,
Что гора, истраченная борьбой,
Сама песчинками стала.
Морозы и вьюги, дождь и жара –
Песчинке всё время снится гора.
А гора до последней кварцевой жилки
Видит во сне дорогие песчинки.
* * *
Чёрным дымом и гарью пропитанный
Шёл маршрут мой сквозь выжженный лес,
И стволами, как чёрными пиками,
Продырявлен был купол небес.
И текла тишина многотонная,
Мёрт-ва-я: даже мышь не шуршит.
Мы собою, как будто понтонами,
Перевозим тяжёлость души.
…И выводим себя из горельника.
Цвет зелёный нам радует взгляд,
Но повинно сгоревшие ельники
В наших душах, как стражи, стоят.
* * *
Все следы обрывает порог.
Все следы тянут цепь от порога,
И неважно – шалаш ли, чертог,
Тропка узкая или дорога.
От порога ведётся судьба,
Но попробуй порогом измерить
Крестный путь от воловьего лба
До распятья – чтоб в смерть не поверить.
…В нашем доме истёрся порог,
Наших судеб истёрлись начала,
Наша повесть всего в пару строк:
Рваный парус и нету причала.
* * *
Полдень хмурый,
Конь каурый,
Солнцем выжженная степь,
Травостой сухой и бурый –
Грустно в близь и в даль смотреть.
Коршун попусту кружится,
Пусто небо, степь пуста,
Словно в схватке джиу-джитсу,
Два шмеля вокруг куста.
Время мало или много…
Бесполезно смысл искать.
…Из безвременья такого
На коне не ускакать.
* * *
Покатый лоб, глаза зверино ярки,
Он грудь на грудь на зверя шёл с копьём
И с жадностью овладевал дикаркой,
И преклонялся только пред огнём.
И так сто лет… и тысячу, и вечность
Брал только силой женщин и еду…
И вдруг… О, беззащитная беспечность –
Одна. У самой речки. На виду.
Обнажена. И блики золотые
На бёдрах плещутся, у ног блестит затон,
И след купанья – капельки литые
Стыдливо гладят тело. Ну а он…
Он крался росомахою к добыче,
От нетерпенья властного сгорал,
Но в миг последний, туго плечи сбычив,
Не взвился он в прыжке, не заорал.
А задержал в груди свой вдох стеснённый,
И весь затих, не шелохнув кусты,
Сражённый в первый раз. И вознесённый
Непостижимой тайной красоты.
И так стоял, колени в землю вмявши,
И узкий взгляд сочился из-под век.
В мученьях умирал дикарь вчерашний,
Восторженно рождался ЧЕЛОВЕК.
Гром небесный телефонного звонка
Гром небесный телефонного звонка
Книжный ряд / Книжный ряд
Теги: юмористическая проза
Ровно 150 коротких новелл, по преимуществу весёлых, вместили две новые книжки Михаила Щербаченко. Если первая из книг – «Краткий курс научного карьеризма» – итожит десятилетнюю службу автора на ответственном государственном посту, то вторая – «Жизнь как искусство встреч» – коллаж блуждающих во времени и пространстве наблюдений рассказчика-публициста. Перед вами – две истории. Захотите большего – обращайтесь в центральные книжные магазины или на сайт litres.ru.
Из книги «Краткий курс научного карьеризма»
Если бы телефонная трубка могла говорить, сколько штрихов к портрету чиновника узнали бы мы, сколькими примерами карьерного роста и низвержения обогатились бы наши представления о государственной службе! Как булыжник – оружие пролетариата, так телефонный аппарат – оружие аппарата бюрократического. Умение правильно пользоваться этим средством связи входит в реестр главных профессиональных навыков управленца. Тут разных приёмов и нюансов не счесть, но сейчас давайте разберём простую с виду, но по-своему поучительную задачку.
Вводные таковы: с вами, руководителем неважно какой структуры, хочет переговорить другой руководитель, назовём его Павлом Григорьевичем. Казалось бы, всех дел-то – один набирает номер, другой снимает трубку. Но между вами находятся два посредника в виде секретарш. И вот его секретарша, получив указание, соединяется с вашей приёмной, и ваша секретарша сообщает вам, кто желает с вами пообщаться. Если Павел Григорьевич выше вас чином-званием, вы тут же поднимете трубку, и его секретарша произнесёт магическое: «Соединяю». Если ниже, ваша умная секретарша скажет: «Соединяйте», и только после того как услышит голос Павла Григорьевича, включит вас.
Уловили тонкость? Тогда вы догадываетесь, что самое интересное – когда в деле участвуют два равнозначных руководителя. Это уже напоминает перетягивание каната, точнее – телефонного шнура. По идее, если Павел Григорьевич звонит вам, значит, вы ему нужнее, чем он вам, и поэтому он подождёт, когда ваша секретарша соединит вас с ним. Но хитрец хочет дать вам почувствовать, что он поглавнее будет, и потому строго-настрого приказывает секретарше включить его, когда вы уже скажете: «Слушаю». Но ведь вы знаете эти аппаратные штучки, вы тоже дали инструкции своей секретарше, и она понимает, что за нарушение вашего указания крепко получит.
И вот две обученные дамы начинают разыгрывать партию. Ваша секретарша, понимая, куда гнёт её противница, говорит, что вы в данный момент общаетесь по другому телефону, и обещает немедленно перезвонить, как только вы освободитесь. В ответ слышит, что Павел Григорьевич с минуты на минуту уедет, и коллега готова подождать на трубке. Сам же Павел Григорьевич, нутром чувствуя, как развиваются события, начинает заводиться и обдумывать, чем он отплатит вам за эти финты. А вы уже в курсе, кто хочет с вами поговорить, потому что секретарша заглянула в дверь и шепнула, и вы подаёте ей знак (мол, ты всё понимаешь, действуй по схеме), но при этом вы тоже начинаете нервничать, поскольку Павел Григорьевич, как известно, мужик обидчивый и мстительный.
Но вечно так продолжаться не может, и не исключено, что Павел Григорьевич не выдержит, возьмёт трубку и скажет вашей секретарше: «Милочка, попросите вашего шефа, очень важный разговор», и она с восторгом соединит вас, и вы запоёте: «Павел Григорьевич, дорогой, тысячу извинений, шеф меня по «вертушке» прессовал, теперь я целиком к вашим услугам». Поздравляю, ваша позиция имеет преимущество.
Но не менее вероятно иное: быстро перебрав в уме проблемы, которые может устроить вам осерчавший коллега, вы смирите гордыню и, чертыхнувшись, поднимете трубку, а там скажут: «Соединяю», потом в телефоне зазвучит музыка, и пока она будет играть (а это зависит от того, сколь глубоко намерен опустить вас Павел Григорьевич), вы сто раз проклянёте себя за малодушие (но повесить трубку уже нельзя, это будет вызовом, почти хамством), пока наконец не услышите: «Дорогой друг, простите ради бога, понимаю вашу нечеловеческую занятость…»
Увы, эта партия не за вами.
Взболтать, но не смешивать
Из книги «Жизнь как искусство встреч»
К приезду отца я подготовился: купил в палатке бутылку виски. «Белую лошадь», как сейчас помню. Папа к алкоголю относился сдержанно, но абстинентом не был и не отказывался пропустить водки, коньяка или грузинского «Саперави» (ничего другого тогда, четверть века назад, и не было, не пить же «Агдам» интеллигентному джентльмену в летах). В общем, сели вечерком, я разлил «лошадку» по стопкам (массивных стаканов для виски ещё нигде не продавали), залпом хлопнули. «Интересный вкус, – сказал отец, причмокнув. – Не пробовал».
Уходя наутро на работу, я поставил недопитые полбутылки в холодильник. Вернувшись, с удовольствием обнаружил, что виски осталось всего на донышке. Отец был весел. «Ничего, что я всё выпил?» – спросил он, пытаясь включить непонятный ему прибор – видеомагнитофон.
Вместо ответа я объявил новый сеанс дегустации и выставил на стол две бутылки – джин и тоник (тогда ещё не было их гадкой смеси в металлических банках), а также диковинные пластмассовые соломки. Продемонстрировал акт слияния. «Хвоей пахнет, – оценил папа. – Освежает».
На следующий день история повторилась – к моему приходу бутылки опустели. Но я уже знал, чем порадую отца на протяжении его недельного визита. После понедельничного виски и вторничного джина-тоника программа выглядела так: среда – сладкие бейлис и португальский (происхождение под вопросом) порт; четверг – чешское пиво, без воблы, но зато с ликёром «Бехеревка», волшебное сочетание; пятница – итальянские (под вопросом) вермуты мартини и кампари с апельсиновым соком; суббота – ещё не осмысленная мной текила, впервые завезённая в палатку, и мрачный немецкий (под вопросом) «Ягермайстер», который, как объяснили, надо пить «после всего»; воскресный обед – французское (под очень большим вопросом) бордо и французский же (под огромным вопросом) коньяк «Наполеон» с таинственными литерами «VS». Далее – проводы папы на вокзал.
Программа была полностью выполнена. Когда прощались на перроне, отец, пребывая в благостно-философском настрое, сказал: «Сколько же я в этой жизни не попробовал! И даже названий не знал. Как-то не так все мы жили».
И в моей голове, помнится, мелькнула чудесная строка Игоря Губермана: «Здравствуй, старость, я рад нашей встрече, я бы мог и не встретить тебя».
Ведь, если вспомнить, что приносило нам сакральные знания о таинственном зазеркалье-забутылье? Картина Пикассо «Любительница абсента», воспетый Хемингуэем коктейль «Дайкири» и пиратская песня из «Острова сокровищ: «Йо-хо-хо – и бутылка рома!». Да, ещё фраза Бонда: «Взболтать, но не смешивать». Но мы упорные, мы наверстали, и теперь отец знает вкус абсента, кальвадоса, шнапса, просекко, глинтвейна, саке, всяческих аперитивов-диджестивов, а также розового сухого вина, получаемого не в результате слияния белого с красным, а вполне естественным путём.
Хотя сейчас он лишь изредка выпивает рюмку водочки. Ну две. Стал консерватором, что в 97 лет простительно.
