Текст книги "Дом у Русалочьего ручья"

Автор книги: Линдсей Лонгфорд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 9 страниц)

– Я отнесу ее наверх. Ей не надо в душ? Знаешь, дети и так очень чистые по своей природе, и они даже растут лучше, если не моются каждый день.

– Да, мама часто так говорила.

Фиби улыбнулась ему, ее глаза были такими же мягкими и мечтательными, как и глаза Берд за несколько минут до того, как ее сморил внезапный сон.

– Мне эта мысль тоже нравилась.

– А я боялась. – Фиби рассмеялась. – Я думала, если не помоюсь, то наутро проснусь, вся заросшая травой и побегами фасоли. Кошмар. Помнишь ту сказку? Мама часто читала нам ее на ночь.

– Рита много чего читала нам на ночь – газеты, рекламу с упаковок… И книги, конечно. Неужели ты никогда не вспоминаешь об этом?

Смутное раздражение, которое охватило Мерфи, странным образом смешивалось с нежностью, овладевавшей им всякий раз, когда он смотрел на Фиби и замечал у нее на лице следы печали и переутомления. Пытаться вырастить самостоятельно двоих детей! Ну как тут не чувствовать себя взбешенным и растроганным одновременно?

А это желание, которое охватывало его при виде Фиби! Он уже достаточно пожил на этом свете, чтобы недооценивать власть желания.

Когда ему было восемнадцать, а ей четырнадцать, он еще ничего не смыслил в таких вещах. Он все время дразнил ее, отталкивал от себя, и ему наконец удалось стать для нее чужим человеком. Он видел боль в ее глазах, но старался не обращать внимания, так же как и игнорировать собственные эмоции. Он боялся не справиться со своими чувствами…

Разумеется, было нереально говорить с ее отцом о тех фантазиях, которые одолевали его при виде Фиби. А Рита? Возможно, она и поняла бы его, но он не знал, как попросить у нее помощи. Или совета…

Поэтому он хранил молчание, стараясь держаться подальше от Фиби, подальше от жизни семейства Чепменов.

Только теперь он начинал понимать, что был не прав, что лишался теплоты семейного очага, обрекая себя на одиночество.

А потом Фиби уехала из дома…

Через два года после ее бегства Рита написала ему, что Фиби вышла замуж, а затем и о том, что родилась Берд. И о разводе Фиби с мужем. Всякий раз, когда он получал письмо от Риты, сердце у него сжималось в ожидании каких-нибудь новостей о Фиби…

Проклятие, он прекрасно знает, что значит желать женщину. Он просто не мог себе представить, что после стольких лет разлуки она снова покажется ему такой привлекательной! Он чувствовал, что по-прежнему сердится на нее. Когда-нибудь, позже, они с этим разберутся… Позже, не сейчас, только когда она придет в себя. Он не станет вести с ней нечестную игру. Она ждет ребенка, до крайности измучена и нервы у нее на пределе. Он подождет, а потом посмотрит, сможет ли простить ее. Он не был абсолютно уверен, что сможет…

Подняв Берд, Мерфи осторожно положил ее голову себе на плечо. Как трогательна эта полная, безграничная доверчивость ребенка…

Сложив грязную посуду в мойку, Фиби принялась мыть, вытирать и укладывать ее в шкафчик. Она показалась Мерфи очень бледной, да и двигалась не так стремительно, как он привык видеть.

– Иди спать, Фиби, я же сказал, что все сделаю сам. – Он знал, что она станет спорить, но ни за что не уступит так просто. – Если ты не будешь меня слушаться, я больше не дам тебе свою машину.

– Какой ты злобный, Мерфи! – Она облокотилась о край раковины. – Ты знаешь, как она мне нравится. Но я же должна здесь все убрать.

– Ты ничего никому не должна. В конце концов, это мой дом, и я никому не позволю наводить в нем порядок. Я сам справлюсь.

– Что же останется мне?

Ее голос прозвучал тихо, но нотки в нем звучали высокие, и он понял.

– Ты о своей гордости, Фиби? Насчет того, что каждый должен нести свой крест? Значит, ты не позволишь мне хоть что-то сделать для тебя и Берд?

Она заколебалась. Усталость и еще какие-то неясные чувства подрывали ее решимость не зависеть от него и не принимать его поддержки больше необходимого минимума.

Мерфи поправил головку Берд у себя на плече и мягко сказал:

– Знаешь, ты ведешь себя довольно эгоистично. Нельзя так сосредоточиваться на собственной гордости и лишать других людей удовольствия помочь тебе.

– Эгоистично?

– Ну конечно! Подумай об этом, детка. Иногда нужно и принимать, давая другим людям радость дарить. И гордость может быть эгоистичной. Человек начинает чувствовать себя униженным, когда он все время только получает и ничего не отдает.

– Вот, значит, что ты чувствуешь, Мерфи. Унижение? – Голос у нее задрожал. – Мы унизили тебя? Я, мама, папа? Ты думаешь, все, что мы для тебя делали, было только унижением? А мы так хотели, чтобы ты был счастлив! Мы так тебя любили, а ты чувствовал себя униженным?

– Да нет.

Он повернулся к лестнице, намереваясь уйти, но она подбежала к нему и схватила за руку, принуждая остановиться.

– Да ты хотя бы понимаешь, как мы тебя любили, Мерфи? Раньше я даже думала, что мама любит тебя больше, чем меня, представляешь? Ты знал об этом?

– Нет, – ответил он, чувствуя, как все его представления о былом зашатались и начали сыпаться.

Ее рука коснулась его лица, нежно погладила щеку и опустилась на шею.

– Мы так любили тебя, Мерфи! Не смей думать, что это не так. Клянусь душой мамы, это правда.

Глава седьмая

В субботу утром Мерфи натянул майку, в которой дыр было больше, чем в куске швейцарского сыра, налил себе чашку крепкого горького кофе и тут же резко обернулся, проливая на себя горячую черную жидкость.

– Какого черта?

– Милая маечка! – сказала Фиби, наматывая край ткани вокруг пальца. Ее карие глаза озорно сверкали, брови лукаво приподнялись. – Это такая новая мода, да? Или это твой оригинальный метод охлаждения во время жары? Мне нравится.

Она кивнула головой, и на Мерфи нахлынула волна ее аромата. Он закрыл глаза и замер, ожидая, пока не успокоится, потом спросил:

– Ты уже проснулась, детка?

Ему нравилось чувствовать ее пальцы на своей груди, нравился ее запах. Если бы он не знал ее так хорошо, то мог бы подумать, что она все это делает нарочно. Нет, она никогда бы не стала специально делать такие вещи…

Не стала бы?

Тогда почему все ее поведение радикально переменилось? Еще вчера она избегала его, как могла, а сегодня…

Он поймал ее руку и пристально посмотрел в лицо.

– Хорошо выспалась?

– Да, – безмятежно улыбнулась Фиби. – Я спала, как сурок, даже не слышала, как ты встал. Кстати, куда ты дел мою дорогую дочь?

– Она в саду, возится с поливальным шлангом. Не волнуйся, с ней ничего не случится, я все проверил, там нет никаких опасных предметов. Она решила кое-что посадить в саду.

– Вот оно что… Мне показалось, я слышала, как льется вода.

Палец Фиби нашел большую дырку в майке Мерфи, проскользнул в нее и защекотал его ребра.

– А что там сажает моя дочь?

– Прекрати, детка!

– Прекратить что? – Ее бархатные карие глаза были воплощением невинности. – Это?

Ее палец скользнул ниже, к его животу, осторожно исследуя все впадины и выпуклости мускулистого торса Мерфи.

– Да, это. – Он вытащил ее руку из майки и отошел на шаг назад, едва не натолкнувшись на стену. – Что с тобой, Фиби?

– Ну, скажем, у меня такое настроение… Да, просто немного игривое настроение.

– Игривое? Что это вдруг?

Он был растерян и по-настоящему смущен. Он решил вести себя с ней честно и дать время прийти в себя, совершенно уверенный, что ей понадобится долгий период покоя и стабильности, чтобы обрести утраченное душевное равновесие. Так было бы лучше для них всех!

Однако то, что она затеяла, лишало его самообладания. Она же не могла знать, о чем он думал вчера вечером, какое потрясение испытал от ее слов, сказанных накануне…

Не могла? Да откуда ему знать! Он никогда не понимал Фиби и сейчас не понимает.

Мерфи попытался выйти из положения с помощью шутки.

– Так вот, значит, как беременность действует на женщин!

– Не думаю.

– С тобой творилось то же самое, когда ты носила Берд?

– Да нет.

Ее руки снова легли ему на грудь, а пальцы осторожно принялись исследовать рельеф его грудных мышц.

– Прекрати, мне так неудобно.

– Да? А мне так приятно. Жаль, что тебе не нравится.

Ее босая нога нежно погладила его стопу.

– Почему ты босиком, детка?

– Я не надеваю туфли, если могу обойтись без них. Я люблю ходить босиком, а ты, Мерфи?

Ее колено дотронулось до его бедра, и это прикосновение обожгло Мерфи даже сквозь плотную джинсовую ткань. Обхватив ее за талию, он приподнял Фиби и поставил ее подальше от себя, но так и не убрал рук – слишком большим соблазном было продолжать ощущать ее теплую кожу под тонким топиком.

– Ну ладно, хватит. Может, объяснишь, зачем ты это делаешь?

– Я же тебе сказала – у меня игривое настроение.

На ее лице появилась обольстительная, ленивая улыбка. Просто сама нежность и теплота… Он никогда не видел, чтобы она так улыбалась.

– Прошу тебя, Фиби, остановись.

– Ну, если ты так хочешь…

Ее пальцы пробежали вниз по его руке, все еще лежавшей у нее на талии…

– Да, хочу. – Он отошел к стене и пристально смотрел на нее, ожидая, когда сердце перестанет колотиться и тело снова начнет ему повиноваться. – Я должен подумать. То, что ты делаешь, не в твоем стиле.

– Не в моем стиле? Что ты знаешь о моем стиле? Последний раз мы общались, когда мне было восемнадцать лет и у меня вообще не было никакого стиля.

Она снова шагнула вперед. Он почувствовал, что весь пылает, и уже никак не мог вспомнить, почему только что пытался остановить ее.

– Но тебе ведь это нравится, Мерфи, правда?

Конечно, ему нравилось.

Она дразнила его так же, как когда-то он дразнил ее, но только он всегда знал, когда следует остановиться, а она… Только не Фиби!

Разумеется, она вовсе не была опытной в делах такого рода и, возможно, сама сейчас не понимала, что делала.

– Ты играешь с огнем, Фиби!

– Ну и хорошо, – пробормотала она, поднимая его майку и прикасаясь губами к его груди. – Мне это нравится, я люблю играть с огнем. – Она звонко рассмеялась. – Попался? Нервничаешь, да?

– Ты так считаешь? – Он тоже хотел бы рассмеяться в ответ. Ее смех был таким задорным, таким легким, что напомнил ему Фиби его юности, его любовь, его мучение. – Ты решила отомстить мне за то, что вчера утром я застал тебя в ночной рубашке и подразнил немного?

– А, за это тебя тоже следовало бы помучить! – Ее волосы щекотали ему щеку, и ему захотелось наклониться ближе к восхитительному изгибу ее уха. – Правда, ты заслужил.

– Возможно. – Он накрыл ее пальцы своими.

Она снова рассмеялась, но ее глаза оставались мечтательными и нежными. Она, казалось, получала настоящее удовольствие от того, что делала.

Нет, он не может, не должен воспользоваться этой случайностью. Хотя, помоги ему Бог, соблазн был очень велик…

Сквозь открытое окно донесся радостный вопль Берд.

– Ну вот, детка, это зов долга! Твоя дочь заждалась, и…

– Ну, не так уж и заждалась, судя по всему, она занята своими делами.

Фиби медленно подошла к окну и выглянула на улицу, а он не мог отвести взгляда от движений ее изящного тела, облаченного в светло-зеленый шелковый костюм – майку и шорты.

– Берд, что там у тебя происходит?

– Мамочка, иди скорей сюда! Здесь такая хорошенькая птичка!

– Господи! – Фиби обернулась к нему. – Если твой дом еще уцелеет к тому времени, когда мы уедем, считай, тебе повезло. Клянусь, я сделаю все, что смогу, но…

– Я знаю, мой дом кажется тебе немного безличным.

– Он не успел стать похожим на тебя.

– Интересное замечание. Ладно, Берд ждет, она…

– Еще только одну минуту. – Она подошла к нему и, поднявшись на цыпочки, прижала губы к его губам.

Шелк. Восхитительный, нежный шелк… Проклятье! Соблазн был поистине непреодолимым! Почтинепреодолимым…

К черту это почти!

Его руки легли на ее обтянутые шелком бедра, готовые притянуть к себе и крепко прижать, однако тихий стон, вырвавшийся из ее горла, остановил его. Это был звук, выдававший ее желание, бессознательный призыв изголодавшегося тела.

Фиби могла думать, будто она играет с ним, играет с огнем, но она и понятия не имела, чем все это может закончиться. Каковы бы ни были ее отношения с Тони, этот ее стон подсказал Мерфи, что в них кое-что отсутствовало. Фиби думала, что дразнит его, но в действительности она спускалась прямо в жерло вулкана.

Она не имела представления, что творится с ним. О желаниях, которые одолевают его. О той жажде владеть ею, какую он сейчас испытывал.

Разум вернулся к нему, его строгий страж.

Пока Фиби медленно ласкала ему волосы, он позволил своим чувствам перегореть и черным пеплом осыпаться к ногам.

Нет, она не понимает, что делает. Было бы бесчестно позволить ей продолжать эту игру хотя бы одной минутой дольше!

Его руки оставались на ее бедрах, и он сражался с желанием прижать ее к себе плотнее, совсем близко.

Он продолжал бороться с собой. Это она установила правила игры, и пока что он намерен их придерживаться.

Глаза Фиби были затуманены желанием и тревогой. Она сама так сильно прижалась к нему, что он почувствовал, как острые косточки ее бедер впиваются ему в тело. На ее лице появилась такая странная улыбка, что Мерфи встревоженно усомнился, действительно ли она не понимает, что делает.

Потом она резко отстранилась и быстро направилась к дверям. Зеленый шелк ее одеяния сверкнул у него перед глазами и утонул в его душе.

Определенно, он заслужил медаль!

За то, что он такой отличный парень и верный друг, который понимает ее лучше, чем она сама. Да, он вполне заслужил медаль!

Но зеленый шелк продолжал будоражить кровь, взывая к его чувствам мужчины, призывая покончить со всеми добропорядочными рассуждениями…

Он пошел за Фиби.

Перемена настроения? Нет, наверное, не только это. Теперь, когда он немного пришел в себя и уже не чувствовал себя повидлом, намазанным на сэндвич, он подумал, что в ее поведении было какое-то настоящее чувство… Казалось, ей действительно было приятно прикасаться к нему… Какое странное чувство он испытывает. Что же происходило между ними?

Берд схватила его руку своей ручонкой, перемазанной в грязи.

– Видишь?

Она показывала на ворону, самодовольно вышагивавшую по земле. Иссиня-черные перья блестели на солнце, отливая фиолетовым. Наклоняя голову, ворона хватала клювом шланг, в оплетке которого уже расклевала несколько металлических волосков.

– Видишь? Она играет со мной в прыгалки.

– Похоже на то, – сказала Фиби, помогая Берд раскачивать шланг взад-вперед, точно скакалку. Ее глаза искоса следили за Мерфи.

Он прокашлялся. Его обязанность – сохранять трезвую голову, даже если все вокруг посходили с ума. Он справится.

– Я не знал, что девочки по-прежнему играют в прыгалки.

– Они играют во все эти игры в садике, и я тоже научила ее играть во все, что умею сама. Скакалка – недорогое удовольствие. Практически бесплатный фитнес.

Темно-карие глаза неотступно следили за выражением его лица. Хотел бы он знать, что творится в ее умной голове! Стараясь ответить ей прямым спокойным взглядом, Мерфи спросил:

– Я готов оклеивать машину, кто-нибудь мне поможет?

– Я! – Берд бросила шланг на землю. – До свидания, птичка!

Маленькими подпрыгивающими шажками она подбежала к нему, раскрывая навстречу объятия. Он поднял ее на руки – легкую, как воробышек, маленькую девочку, которая нашла в нем нечто и потянулась к нему. Сердце у него вновь сжалось.

Мерфи посадил малышку к себе на плечи. Как можно уйти из семьи, бросив такого ребенка? Он еще мог понять, когда мужчины отказывались заводить детей, но оставить на произвол судьбы своего ребенка… Что творилось в душе Тони? Что это был за человек, живший своей жизнью, нисколько не думая ни о Фиби, ни о Берд?

Похоже, Фиби сама зарабатывала на жизнь себе и своему ребенку, но почему она так долго оставалась с Тони? Почему она не заставила его исчезнуть из своей жизни после того, как они разошлись?

Ее пресловутая гордость?

Этот вопрос преследовал его всю прошлую ночь. Необходимость понять Фиби, мотивы ее поступков становилась прямо каким-то наваждением.

Ее гордость не знала пределов. Движимая самолюбием, она могла совершить что угодно!

– Я назвала ее Птичка Берд! – радостно сообщила Берд. – И знаешь что, Мерфи, я еще решила придумать имя для нашего ребенка. Мне понравилось придумывать имена. Я думаю, Армадил будет для него очень красивое имя, правда?

– Армадил? Звучит лучше, чем эрдельтерьер. – Что ж, современные родители изобретают такие невообразимые имена для своих чад, что он вполне мог представить какого-нибудь бедного малыша с именем Армадил. – Только я сомневаюсь, Берд. По-моему, есть такое животное, что-то вроде броненосца. Может, придумаешь что-нибудь более ласковое? Я не силен в именах. Как ты считаешь, Фиби? Тебе нравится Армадил?

– Я думаю, сначала надо взглянуть на младенца. Тогда и решим, справится ли он с таким именем. – Ее лицо исказила гримаса, очевидно, она с трудом сдерживала смех. – Это имя… Слишком большая ответственность называться броненосцем.

– Наш ребенок будет мальчиком, я совершенно уверена! – мрачно отозвалась Берд. – И это очень хорошо. Маленький мальчик будет нам очень кстати, правда же, Мерфи?

Она уперлась подбородком в его плечо и говорила, дыша прямо ему в щеку.

– Наверное. Даже не знаю, что ответить, Берд. Я не очень хорошо разбираюсь в маленьких детях. Они много плачут, смеются, прыгают и балуются, одним словом – с ними куча непонятных для меня проблем.

– Но со мной нет проблем, – ответила она. – Совсем никаких проблем!

Он вспомнил бумажные шарики на полу кухни, крошки и пятна на столе, эту волну детской энергии, которая накрывала его, как волна цунами, и поднял ее высоко над головой.

– Нет, Берд, с тобой нет проблем. Но это потому, что ты уже большая.

– Конечно, большая, и скоро я буду еще больше. Еще до Рождества! Мы будем праздновать мой день рождения у тебя во дворе. Ты можешь прийти, и Птичка Берд пусть приходит, и мы все будем есть мороженое.

– Мы это потом обсудим, Берд! – вмешалась Фиби. – К тому времени мы уже будем жить в нашей собственной квартире.

– Нет, мы будем жить здесь, с Мерфи! Не нужна нам эта квартира!

Ее подбородок снова уперся в плечо Мерфи. Краем глаза он видел, как Фиби покачала головой, потом она выпрямилась и строго сказала Берд, без сомнения, имея в виду и его:

– Я совершенно уверена, Берд, что к тому времени у Мерфи появятся другие планы.

Он вдруг подумал, что ему очень бы хотелось попасть на день рождения к Берд, отпраздновать ее пятилетие…

– Я обещаю, что приду к тебе на день рождения, Берд. Неважно, где ты будешь его праздновать, я там обязательно буду.

Она похлопала его по макушке.

– Я знаю, ты придешь. – Наклонившись ниже, к его уху, она прошептала: – И мы будем праздновать у тебя во дворе.

– Этого я обещать не могу, но я точно буду с тобой в этот день. А теперь давай займемся машиной, потому что я хочу выиграть первую премию на параде.

В глубине участка Мерфи построил большой сарай, где хранил разный хлам и все, что не влезло в гараж.

Отперев замок, он распахнул двери, и густая пыль заклубилась в ярком солнечном свете. Берд чихнула и наклонилась вперед.

– Ух ты! Елочные игрушки! И ракушки! – Она подпрыгнула у него на плечах и изогнулась, чтобы заглянуть ему в лицо: – Мы будем наклеивать это на твою машину? Знаешь, мама сказала мне, чтобы я очень аккуратно обращалась с твоей красной машиной, Мерфи! И я была очень аккуратной.

– Я знаю, Берд.

Он и сам не мог понять, как этой крошке удалось так быстро покорить его сердце. Он никогда не хотел иметь детей и даже всерьез полагал, что их совсем не любит. Но дочь Фиби – другое дело. За ее кипучей активностью, говорливостью и взрослой рассудительностью таились печаль и беззащитность, что будило в нем воспоминания о пятилетнем мальчике, однажды брошенном на заправочной станции, о мальчике, которого он так хотел забыть.

– Я хочу все это посмотреть!

В полутемном сарае прямо перед ними красовался старый черный автомобиль, оклеенный пуговицами, ракушками и пластмассовыми фигурками.

– Это что еще за монстр, Мерфи? Господи, да ей лет тридцать! – Фиби медленно обошла вокруг машины. – Что это, Мерфи?

– Ты же слышала, мама, это машина, которая выиграет парад! – Берд сползла с плеч Мерфи и затопала кроссовками по бетонному полу сарая.

– Откуда такая мысль, Мерфи? – Фиби рассмеялась. – Ну… в общем, это так… необычно. Даже забавно.

– Однажды я смотрел по телевизору репортаж о парне, который оклеил пуговицами всю свою одежду, мебель и машину, уже не помню, зачем. Я подумал, что это будет неплохая идея для парада.

– Теперь понятно, зачем ты облачился в такую дырявую майку. Это будет твоя одежда для праздника? – Она снова просунула палец в дырку.

– Нет. И прекрати это, Фиби. – Он отвел ее руку. – На парад мы оденемся, как подобает, верно, Берд?

– Что значит «как подобает»?

– Это значит, что ты можешь надеть любую вещь, которая тебе нравится и в которой ты выглядишь красиво. Мы это потом обсудим, а теперь пора браться за дело. Машина большая, и к Четвертому июля она вся должна быть обклеена.

– Значит, вот как ты проводишь свое свободное время? – Палец Фиби погладил ракушку, наклеенную на багажник машины.

– Да, – ответил он с некоторой неловкостью. Лично ему эта идея казалась довольно забавной, но, конечно, не все могут разделять его мнение. – Но я занят не только этим.

Он и сам не мог понять, почему для него было так важно, чтобы она поняла его, увидела, какой смешной окажется машина, когда он кончит работу.

Фиби продолжала медленно двигаться вокруг машины, и Берд вприпрыжку скакала за ней. В одном месте они надолго застряли, и Мерфи показалось, что он слышал приглушенный смешок. Наверно, это там, где он наклеил целый хоровод кукол-троллей.

– Ну, что скажете?

– Мне нра-а-а-вится твоя машина!

– Очень приятно, мисс Берд.

– У меня будет свой участок для оклеивания, или ты будешь показывать, что куда клеить? – спросила Фиби, складывая руки на груди. – Я предпочитаю первый вариант. Я уже придумала, что буду наклеивать и как. Мне… мне нужно твое разрешение, Мерфи?

– Да нет, конечно, клей что хочешь и куда хочешь. Но ты меня заинтриговала, детка. Что ты задумала?

Она показала ему язык.

– Это не твое дело!

– Дерзкий ответ! Но ты вполне уяснила себе концепцию оформления? Помнишь наш утренний разговор? Надеюсь, тебе понятно, почему я несколько… хм, озадачен… Раз уж ты решила быть такой… шалуньей…

– По-твоему, я шалила, Мерфи? – Она невинно улыбнулась. – Но теперь это уже неважно! Я решила принять участие в твоем проекте и настаиваю на полной свободе художника. Не потерплю никаких указаний! Я или справлюсь сама, или потерплю полное фиаско. Может быть, кто-нибудь из вас хочет стать моим подмастерьем…

– Ну уж нет! Действуй на свой страх и риск. – Его позабавило, как ловко она уклонилась от обсуждения своего утреннего поведения. Совершенно ясно, она что-то задумала.

Между тем Берд уже залезла в один из ящиков и теперь в восторге извлекала оттуда длинные индюшачьи перья. Фиби воспользовалась паузой, чтобы исчезнуть, но вскоре вернулась с большой коричневой сумкой, содержимое которой категорически отказалась показывать. Потом она принялась ходить по сараю, поднимая с пола и беря со стеллажей разные мелочи – перья, ракушки, старые игрушки. Мерфи с Берд тоже принялись за работу.

Мерфи думал, что Берд будет без конца болтать, как тогда на кухне, но она так увлеклась работой, что от усердия высунула кончик языка.

Он и сам никогда бы не подумал, что такое пустое, в общем-то, занятие может доставить ему столько наслаждения!

Солнце поднялось высоко над горизонтом и стало клониться к западу. Время от времени налетал слабый ветерок и уносился прочь, почти не принося прохлады.

Мерфи подумал было, не принести ли в сарай радио, но тут же оставил эту идею: в сосредоточенности и тишине совместной работы было столько очарования, что не хотелось нарушать его. Только однажды Фиби пробормотала «черт!», но, как и Берд, она трудилась в полном молчании.

Вот она, настоящая жизнь, подумал Мерфи. Его жизнь была бы такой, если бы тогда, много лет назад, он принял бы другое решение. Теперь Фиби и Берд или другая женщина и другой ребенок, похожие на них, были бы его семьей, помогали бы ему в воплощении какого-нибудь безумного проекта.

Он поднял голову, встретил спокойный взгляд Фиби и замер: ему не нужен кто-то другой, похожий на Фиби и Берд.

Ему нужны именно они.