Текст книги "Дом у Русалочьего ручья"
Автор книги: Линдсей Лонгфорд
Жанр:
Короткие любовные романы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 9 страниц)
Глава третья
Сжав в кулаки в карманах шорт, Фиби ждала. Она ждала смертного приговора. Сжатые губы Мерфи, ясно говорили, что ей лучше убраться из этого дома.
Она разжала кулаки – и пусть. Если он начнет ее гнать, она все обратит в шутку, скажет, что только хотела подразнить его. Она не даст ему заметить страх, который не давал ей дышать, – будет все отрицать, смеяться, лгать, скажет, что он попался на удочку.
А потом она кинется прочь из его дома, как если бы за ней гнались адские монстры. Переночует на автобусной станции или попросит приюта в церкви, ведь должна же быть в городе хоть одна церковь. Они не захлопнут перед ней двери. Ей живо представился симпатичный пожилой священник, сочувственно распахивающий перед ней двери храма…
Конечно, ни один священнослужитель не прогонит беременную женщину с четырехлетним ребенком на руках.
Разумеется, нет. Они должны помнить знаменитую историю о девственнице, которая смогла найти приют для своего новорожденного ребенка только в хлеву.
Озноб пробежал у нее по спине и Фиби задрожала.
– Ты беременна? – Мерфи сел, скрестив ноги и откинувшись на спинку кресла, так что его лицо оказалось в густой тени. – Вот так сюрприз. – Он не повышал тона, но его голос прозвучал как отполированное серебро. – Я думал, ты развелась с Тони. И кто же отец ребенка? Хотя, это, конечно, не мое дело, крошка.
– Да, не твое. – Язык с трудом ей повиновался. И зачем она только сказала? Не надо было злить Мерфи, во всяком случае, не сегодня вечером. – Мы с Тони развелись, когда Берд было два года. То есть, мы начали разводиться, но все растянулось еще на два года.
– Долгое расставание.
– Да. – Она стиснула пальцы. Она не хотела разводиться – развод означал поражение, гораздо проще было разъехаться и формально оставаться замужем. – Я… Это я не торопилась.
– Правда? – Этот серебристый голос и легкое колебание теней были единственными признаками присутствия Мерфи на крыльце. – Понятно, ты хотела привыкнуть к мысли о разводе. Так советуют все журналы. Постепенно все должно образоваться, прийти к логическому концу, так, что ли? – Его глаза блеснули гневом.
– Не знаю, я была занята, а время летело быстро.
– А сейчас? – Он пошевелился, кресло заскрипело. – Время вообще всегда летит довольно быстро.
– Говорю тебе, я была очень занята.
– Напряженный график жизни, да?
– Я вернулась в колледж. Когда доучилась последние три курса, нужно было писать итоговую работу и сдавать экзамены на получение диплома преподавателя.
– Ах ты бедная пчелка-труженица! Значит, развод оказался последним в длинном списке дел. Понятно.
Он был весь понимание и сочувствие. Надо было прожить жизнь рядом с Мерфи, чтобы уловить убийственный сарказм его интонации. Кресло снова скрипнуло – Мерфи устроился в нем поглубже.
– Развод не был… не был в моем списке дел. Для меня это уже не имело особого значения.
Это было неправдой. Все отговаривали ее выходить замуж за Тони, но она настояла на своем. Потом, когда все пошло не так, как мечталось, она даже самой себе не боялась признаться, что совершила ошибку, и, уж конечно, не хотела, чтобы другие догадались, что жизнь у них не заладилась с самого начала.
Она становилась взрослым человеком, а Тони был все тем же безответственным, взбалмошным юношей, за которого она выходила замуж.
– Странно, Фиби, с какой стати цепляться за брак, если ясно, что все кончено?
– У меня были свои причины, – упрямо повторила она.
– Разумеется, у тебя всегда найдутся причины. – В его жестком голосе прозвучало обвинение, смысл которого остался ей непонятен.
Чего он добивается? Чтобы в конце концов сказать, что ничем не может помочь? Прекрасно, она облегчит ему задачу, избавит их обоих от унизительной и неловкой сцены.
Внезапная и резкая трель пересмешника заставила ее вздрогнуть Фиби сделала несколько шагов по крыльцу и пустилась в объяснения:
– Ладно, я все расскажу, если хочешь. Вот моя история, дурацкая, сентиментальная и нелепая. Однажды ночью… Это было в апреле, вскоре после развода, Тони заявился ко мне… – Она задохнулась от раздражения, снова вспомнив, как все происходило. – Просто пришел, и все. Предварительно не позвонив, не прислав хотя бы открытку. Я понятия не имела, что он в городе.
– Он никогда и не стал бы этого делать – планировать что-либо заранее вовсе не в его стиле и привычках.
– Я открыла дверь, а он просто стоит на пороге, насквозь промокший от дождя, с улыбкой до ушей, и заявляет, что пришел проведать свою бывшую жену. Захотелось ему вспомнить прекрасные старые времена. Получил новый импульс, так он выразился. А вдруг получится помириться, – что-то похожее на еще один шанс.
Ей совсем не хотелось рассказывать Мерфи, что произошло дальше. Проще было пройти босиком по битому стеклу! Поражение до сих пор казалось ей нестерпимо горьким, болезненно-острым!
– У нас и до этого был миллион возможностей помириться, но ни одна не сработала… Но я вбила себе в голову, что должна попробовать еще раз… Что-то другое, дать еще один шанс надежде… Старый фокус, Мерфи. Не стоит этому верить, никогда не срабатывает!
– Ну, не знаю. Что касается меня, я живу реальным. Синица в руке и прочее.
Фиби не могла понять, куда направлен его взгляд и говорит ли он серьезно. Поколебавшись, она неловко умолкла.
– И что же было потом, Фиби? После того, как смеющийся мальчик позвонил в твою дверь? Вы стали обсуждать возможность примирения?
– Да. – Фиби покачала головой. – Кроме того, он хотел повидаться с Берд. Он не виделся с ней с тех пор, как мы разъехались.
– А до того он был, конечно, страшно занят, да?
Она не могла понять, почему он так язвителен. Его неприязнь к бывшему мужу казалась такой личной, что Фиби поспешила защитить Тони.
– Он сказал, что был бы очень рад, что страшно соскучился, но Берд уже спала. А я… Мне не хватало сил выставить его за дверь. – Она с силой сжала виски. Ей до сих пор больно думать, что она никогда больше не увидит сияющих, веселых глаз Тони. С трудом сглотнув, она закончила: – Я не смогла прогнать его прочь.
– Тяжелый груз прошлого.
– Только из-за Берд. – Как ей заставить Мерфи понять, что случилось той апрельской ночью? Какой одинокой она себя чувствовала, и как жалко ей было дочери, растущей без отца… – И вот Тони и я… Ну…
– Дождливый вечер, поздно… А Тони, как обычно, такой очаровательный…
Холодные слова Мерфи падали, как серебряные монеты.
– Тони всегда был очень обаятельным. – Ее легкий смех растаял в ночной тьме. – Он родился таким, небрежным, удачливым, невероятно обаятельным. Этот шарм и убил его.
– Что? – Кресло пронзительно заскрипело от резкого движения Мерфи. Он встал и сразу оказался рядом с ней. – Тони умер? Когда? Что случилось?
На мгновение ей показалось, что сейчас Мерфи обнимет ее и крепко прижмет к груди, и, видит Бог, она не стала бы возражать.
– Потом… На следующее утро он отправился прыгать с парашютом. Рано утром, до того, как я и Берд проснулись. Еще один импульс… Он совершил роковую ошибку и…
Фиби часто заморгала. Лицо Мерфи поплыло у нее перед глазами, превращаясь в бледное пятно.
– Не понимаю… Какую ошибку?
– И я тоже, наверное. Я тоже совершила ошибку… Три недели спустя оказалось, что я беременна.
– Фиби! Что он сделал? Как он погиб?
Он положил руки ей на плечи, но продолжал стоять так далеко, что она все равно не смогла бы прижаться к нему, обхватив посильнее его крупное, сильное тело. В эту минуту она поняла, почему в отчаянии устремилась за помощью именно к Мерфи – ей показалось, что их с дочерью жизни напрямую зависят от его стойкости. Он был такой надежный и сильный, совсем не похожий на переменчивого и блистательного Тони. Фиби вытерла щеку, с изумлением обнаружив, что она мокрая.
– Хорошая первоапрельская шутка, да? Я осталась в дураках – беременная, без гроша и крыши над головой.
Резкий голос Мерфи прозвучал как оплеуха.
– Ну хватит, Фиби, прекрати паясничать. Что случилось с Тони?
Раздражение вмиг высушило ей слезы. Лицо у Мерфи было твердым и совершенно спокойным, как безмятежная гладь воды.
– Он взял с собой видеокамеру. Стал снимать, отвлекся и забыл вовремя дернуть шнур парашюта. В этом и была его ошибка. Что ж ты молчишь, Мерфи? Дурацкая смерть, да? – Ее голос сорвался до верхней ноты, и в ту же секунду руки Мерфи сжали ей запястья.
– Я этого не говорил, Фиби, ты сама так сказала, но это правда, и ты знаешь это не хуже меня.
– Но он отец Берд! Был…
– Ему бы следовало больше заботиться о вас и поменьше витать в облаках. Возможно, если бы он больше думал о своем долге…
– Хватит, Мерфи, не будь таким жестоким, ведь он умер.
Она безуспешно пыталась высвободиться.
– Теперь ты беременна, а его нет. Вместо того, чтобы заботиться о тебе, о Берд и о будущем ребенке… И почему же это я не должен считать поведение Тони глупым, дурацким, как ты сама сказала? Может, объяснишь?
Он остановился. Где-то вдалеке ухала сова, и слова Мерфи эхом отдавались в голове Фиби, только усиливая тоску и гнев. Как убедить в том, во что не веришь сама? Она молчала.
– Иногда стоит взглянуть правде в глаза, Фиби. И бывает, что правда оказывается жестокой. – Он шагнул вперед и теперь стоял так близко, что его горячее дыхание обжигало ее. – Твои родители рассказывали мне, какие безумные поступки совершал Тони. Они беспокоились о тебе и не хотели, чтобы ты выходила за него.
– Знаю. – Она выдернула руки и отвернулась, чтобы не видеть его обвиняющих глаз, не чувствовать жар его тела. – Все я знаю, знаю! Но я так решила!
– Потому что ты влюбилась в него. Потому что ты всегда добивалась всего, чего хотела. Поэтому ты бросила колледж и сбежала.
– Да, именно так все и произошло. – Она обхватила голову руками. – И я не жалею о том, что сделала, ни одной секунды не пожалела, ясно тебе, Мерфи?
– Я хорошо слышу, Фиби. Чем не пожертвуешь ради настоящей любви, правда? – Его рука легла ей на затылок. Осторожным, нежным движением, точно и сам не осознавая своих поступков, он принялся ласкать ей волосы, шею, смягчая убивающую ее головную боль. – Правда же, Фиби? Ведь он был твоей настоящей любовью, да?
– Я его любила, – ответила она, чувствуя только потребность оправдаться. – Конечно, любила.
– Неужели? – Его сильные пальцы сжали ей шею. – В самом деле?
Господи, помоги ей! Чувствовать его пальцы, теплоту его руки… Она не могла собрать разлетающиеся мысли.
– Он был отцом Берд, – беспомощно повторила она. – Я все ему прощаю за то, что он подарил мне Берд. И я сама виновата не меньше него.
– Понятно.
Фиби испугалась, что Мерфи понимает гораздо больше, чем ей этого хотелось бы, но было уже слишком поздно – сказанного не вернешь. Какая теперь разница, даже если Мерфи и догадается, насколько пустым оказался этот брак? Да и вообще, какое теперь значение имеют ее чувства к Тони! Оно не проходит, это горькое раздражение из-за того, что Тони оказался не способен выполнять роль отца, и злость на то, что он выбросил свою жизнь в пустоту. Этим чувствам тогда было не место в ее сердце, иначе они разрушили бы ее жизнь, заставляя бесконечно страдать в тишине долгих одиноких ночей. Нет, она простила его, освободилась от гнева и этим спасла себя!
А чувство вины? За то, что она его не любила. Да, это чувство еще было живо сейчас, разъедающее и коварное, как змея, притаившаяся в глубинах подсознания.
Сначала она была уверена, что любит Тони, и только потом, уже в своей замужней жизни поняла, что приняла за любовь гремучий коктейль желания и возбуждения. Отрезвление наступило довольно скоро.
Так за что же ей винить Тони? В конце концов, она не чувствовала к нему ничего, кроме странной смеси сострадания и радостного изумления перед его способностью вытворять всякие нелепости. В худшем случае он вызывал у нее раздражение, и не более.
Нет уж, похоже, она сама во всем виновата. Это она приняла влечение и детскую любовь за настоящее чувство. Это она оказалась дурой!
Фиби отступила назад, подальше от ласковых рук Мерфи. Почти одновременно он тоже сделал шаг назад и облокотился о перила крыльца. От его позы веяло странным напряжением.
– И ты решила вернуться в родные места? Ко мне, на Русалочий ручей?
– Да. Берд сказала истинную правду – нам больше некуда идти. Ты не можешь приютить нас, пока я не найду работу? Только на время, клянусь тебе.
Мерфи не был бы Мерфи, если бы тотчас набросился на лакомый кусочек, который она ему предложила. Нет, он не спешил, разглядывая ее из темноты, и как всегда, задал вопрос, которого Фиби меньше всего ожидала.
– Если ваш развод не был окончательно оформлен, разве тебе не положена страховка после смерти Тони? А какие-нибудь социальные пособия на Берд у тебя есть?
– Мерфи, пожалуйста, не говори об этом! – Она отвернулась. – Все это не имеет значения.
– А я полагаю, имеет. – Он протянул руку и дотронулся до ее плеча, как будто удерживая от побега. – Почему у тебя не осталось никаких денег, Фиби?
Она отпрянула от его руки и быстро подошла к двери, намереваясь уйти. Однако остатки гордости истаяли от отчаяния, Фиби всплеснула руками и снова повернулась к нему лицом.
– Хорошо, я тебе расскажу и это. У меня нет пособий, потому что Тони за все время так и не удосужился проработать где-либо достаточно долго. Десять тысяч, которые я получила от страховой компании, я истратила на его похороны и на выплату его долгов. Он всем был должен, и я обязана была расплатиться. У меня совсем ничего нет, потому что незадолго до этого я потеряла работу и проела выходное пособие, естественно, не подозревая, что все так получится, понимаешь? Теперь ты доволен?
– Бред какой-то. – Он так незаметно подошел к ней, что она почувствовала, что он рядом, только когда его теплая сильная ладонь легла ей на плечи. – У тебя один из твоих приступов головной боли, да?
– Не старайся быть добреньким, Мерфи. – Горло ей сжал мучительный спазм. – Сейчас я не смогу этого перенести.
– Полегче, малышка. – Его пальцы снова принялись осторожно массировать ей шею. – У меня сегодня такое настроение, хочется побыть немного добреньким. Теперь мой ход.
– Так ты позволишь нам остаться? – Она подняла лицо к темному небу, чувствуя, как немилосердный обруч, сжимавший голову и грудь, ослабевает. – Правда ведь позволишь?
– Конечно, оставайтесь. – Его руки беспомощно повисли вдоль тела. – А теперь иди спать, Фиби, завтра мы все обсудим. В ванной в шкафчике есть лекарство от головной боли – прими таблетку или даже две. Спокойной тебе ночи.
Прислонив голову к прохладному стеклу входной двери, Фиби произнесла:
– Я знаю, ты вовсе не хочешь, чтобы мы здесь оставались, Мерфи. Не хочешь, чтобы я была с тобой.
Он ничего не ответил. Фиби открыла дверь, вошла в дом и поднялась наверх по лестнице в комнату, где сладко спала Берд, засунув в рот большой палец. Завтра. Мерфи сказал, они все обсудят завтра. А Мерфи всегда держит свое слово. Всегда.
А до завтрашнего дня она, впервые на этой неделе, может спать, ни о чем не думая, ничего не опасаясь и не страшась. Спать – глубоко, без снов. По крайней мере, она так на это надеется.
* * *
Раскаленное солнце Флориды ворвалось в ее сон, в котором Мерфи уходил прочь от нее, отвернув лицо. И только его издевательский смех долетал до ее ушей. Увидев, что мать проснулась, Берд взгромоздилась ей на грудь и прижала носик к носу Фиби с ликующим воплем:
– Ну давай же, мама! Вставай! Нам пора идти.
Фиби со стоном отвернулась и, чтобы не видеть ни солнечных лучей, ни сияющего лица дочери, спрятала лицо в подушку.
– Ох, Берд, пожалуйста! Сегодня нам не надо никуда идти. Может, немного попозже, но сейчас оставь меня в покое.
– Но нам всегда надо было куда-то торопиться.
– А сегодня не надо. Потом я пойду искать работу, но не сию секунду, понятно? Мы немножечко побудем здесь.
– Ладно! – Берд подпрыгнула на груди у Фиби. – Мне понравилось спать на полу. Мне понравился дом Мерфи. И его двор тоже. Мне понравилось…
– Хорошо! – прервала ее Фиби, садясь. – Тебе все понравилось у Мерфи.
– А тебе, детка? Тебе тоже у меня все понравилось? – Фиби подняла голову. Мерфи стоял в дверном проеме с чашкой чарующе ароматного кофе в руках. – Мне это важно знать, потому что мне-то у тебя все понравилось.
Его немного насмешливый взгляд обволакивал невидимой паутиной ее полуобнаженное тело, едва прикрытое шелковой ночной рубашкой, и Фиби в смятении ощутила, что это возбуждает ее.
– Хочешь кофе? – продолжал он, как ни в чем не бывало. – Без кофеина.
Она торопливо схватила простыню, натянула ее на себя, укрываясь чуть ли не до бровей.
– Да, хочу. Очень кстати… Поставь там… на полу. Без кофеина, да? Просто замечательно.
Берд, маленькая кокетка, подбежала к Мерфи.
– Привет, Мерфи! Я тоже хочу кофе.
– Правда? – Он поставил кружку с кофе на пол и, послав Фиби одну из своих обольстительных улыбок, повернулся к девочке. – Пошли-ка посмотрим, что можно найти в моей кухне.
Берд протянула ему руку и важно ответила:
– Пошли. Но я не могу начать день без своей обычной чашки кофе.
– Неужели? Дочка, оказывается, вылитая мама, да?
Фиби застонала, и Берд ответила за нее:
– Полагаю, что да. Ну, пошли, Мерфи, найдем все, что у тебя есть.
– Хороший план, малышка. – Он снова посмотрел на Фиби. – Ты в порядке?
– Да, план у вас чудесный. Давайте-ка идите.
Мерфи продолжал стоять в дверях, забыв о Берд, повисшей у него на руке. Проницательный взгляд его серых глаз внимательно изучал Фиби, пока он сочувственно выговаривал:
– Так ты в порядке, детка? Если у тебя жар, не надо спускаться вниз. По-моему, ты кошмарно обгорела, ты вся красная. Будет ужасно, если ты заболеешь.
– Нет, – Фиби заскрипела зубами, – у меня нет температуры, и я не заболела. Я чувствую себя великолепно и буду чувствовать еще лучше, если побуду одна хотя бы пару минут.
– Ну, разумеется. – Он повернулся к Берд. – Твоя мама всегда такая ласковая по утрам?
Девочка кивнула и еще сильнее сжала руку Мерфи.
– Да, пока не выпьет кофе. Женщины семьи Макаллистер всегда нуждаются в кофе.
Фиби натянула простыню на голову и прошипела:
– Идите оба отсюда. Быстро!
– Маме будет лучше после кофе.
– Надеюсь, что так! Мне жаль, что ты не в духе, Фиби. Наслаждайся своим кофе, хотя он и без кофеина, и своим одиночеством. Пошли, Берд.
В его голосе звучала ирония, и Фиби знала, что если высунется из-под простыни и посмотрит на него, то покраснеет, как мак. Ему всегда удавалось оконфузить ее!
А он определенно задался этой целью, чтобы… Она не знала, зачем. Однако его поведение по отношению к ней явно и значительно изменилось, после того как они вчера расстались на крыльце.
– Увидимся внизу.
Дверь наконец захлопнулась, и Фиби поднялась за кружкой кофе. Усевшись по-турецки на голом полу, она поднесла чашку к носу и с наслаждением втянула аромат. Какое наслаждение! Каким бы ленивым ни был Мерфи, кофе он сварил мастерски!
Внезапно дверь снова приоткрылась, и появилась голова Мерфи.
– Ты в порядке? Не тошнит или что-нибудь в этом роде?
– Я тебя ненавижу, – спокойно ответила она, снова с наслаждением вдыхая запах кофе.
– Пей, пей, детка. Ты будешь обожать меня, когда увидишь дно этой чашки. И, кстати сказать, это твое красное неглиже слишком большое испытание для мужского глаза.
– Кофе спас твою жизнь, Мерфи, но все равно, не забывайся. – Она сделала большой глоток. Виноват был божественный напиток или Мерфи, она не знала, но чувствовала себя, как котенок на солнцепеке, так что с трудом могла удержаться, чтобы не потянуться, лениво и с наслаждением. – Я уже месяц не пила кофе по утрам. По-моему, тут все же есть немного кофеина.
– Ни грамма.
– Мерфи!
– Иду, Берд, не спеши. – Его глаза по-прежнему неотрывно смотрели на Фиби. Только взгляд этих серых глаз был сегодня очень теплым.
Сердце Фиби отчаянно забилось, а руки задрожали.
– Мерфи, не смотри на меня так.
– Мне нравится смотреть на тебя. – Его голос прозвучал глухо, точно исходил из самых потаенных глубин его души. – Я не могу не смотреть на тебя так, Фиби.
– Не надо. – Горло ей сжал спазм. – Это как…
– А как я смотрю на тебя, Фиби?
– Ты сам знаешь, – прошептала она едва слышно.
Горло у нее пересохло от желания, которому не было места в этом доме и вообще в ее жизни. Желание осталось там, в ее прошлом. Она так думала.
Оказывается, ошибалась.
И чем дольше Мерфи смотрел на нее потемневшими глазами, тем настойчивее Фиби спрашивала себя, как она сможет жить в его доме, рядом с ним, еще две недели.
А она-то надеялась, что ей удастся справиться с Мерфи!
Да ей не под силу теперь справиться даже с собственными чувствами!
Она вцепилась в кружку дрожащими пальцами.
– Как же все-таки я смотрю на тебя? – снова спросил он и, пошире открыв дверь, сделал шаг в комнату.
Она видела, как на его щеки медленно наползает темный румянец.
В этот момент снизу, из кухни, донесся слабый смех Берд.