Текст книги "Неотразимый незнакомец"

Автор книги: Линда Каджио

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 12 страниц)

Линда Каджио
Неотразимый незнакомец

ПРОЛОГ

– Подумать только – сегодня я буду в Англии! Даже не верится! Волнующее событие!

– Надеюсь, вылет состоится точно по расписанию, в десять пятнадцать. После бессонной ночи сборов я буду спать в самолете как сурок…

Эта беседа привлекла внимание мужчины, и он немедленно повернул нос к двум разговорчивым особам. Одна была высока и стройна, другая – пониже ростом и полненькая. Обеим было лет под тридцать, а может, чуть за тридцать. Выглядели они так, как и полагалось выглядеть им, туристкам. Но вот что самое главное: полненькая держала в руке небольшую сумку, точно такую же, как у него. На сумке не было видно ни карточки с именем, ни красочных дорожных бирок, ни предательских гостиничных ярлыков. Нет, то была новенькая синяя дорожная сумка, только что из магазина. Таких повсюду миллионы, и, несомненно, найдется еще две-три похожих у пассажиров этого рейса из аэропорта Кеннеди до Хитроу. Он сделал на это ставку. И еще на суматоху, которая всегда царит в одном из самых перегруженных аэровокзалов мира.

Все, что потребуется, – лишь небольшой трюк, и «Адамс» минует контроль гладко как по маслу и уже никогда не выйдут на его след.

Учитывая меры безопасности, принимаемые в аэропорту в связи с поиском бомб и наркотиков, он не мог пронести объект сам. Слишком рискованно. Безопасность полета – это, конечно, великое благо. Впрочем, его товар уж точно не взорвется. В этом он нисколько не сомневался и все-таки не мог взять это на себя.

Он стал в очередь к контролерам сразу за этими дамочками, рассчитывая совершить подмену уже по ту сторону, когда после просвечивания интроскопом все сложат багаж в одну большую кучу. Однако высокая поставила свою, совершенно неподходящую, сумку между идентичными сумками, которые принадлежали ему и ее спутнице. Мужчина тихо выругался от упущенной возможности.

И тут высокая засмеялась.

Он обратил внимание на ее смех совсем с другими мыслями. Смех был густой, горловой, вызвавший у мужчины дрожь животного магнетизма. Такой смех хотелось слушать еще и еще. В постели. Позанимавшись любовью.

Он одернул себя, понимая, что испытывать какие-либо чувства к своей жертве или к ее спутнице – это ошибка. Ни к чему хорошему не приведет.

Между тем высокая, продолжая издавать свой удивительный смех, проговорила:

– Гэрри, помнится, когда в последний раз у тебя было предчувствие, что в твоей жизни появится мужчина, ты на следующий день подобрала котенка.

– И разве я оказалась не права? – торжествующе спросила ее «мишень». – Кстати, я взяла его с собой в путешествие. Взяла для тебя, Лесли.

Высокая фыркнула и направилась в ворота металлоискателя.

Мужчина, проходя вслед за ней через детектор, улыбнулся служащей аэропорта. Уголком глаза он наблюдал за своей сумкой на экране интроскопа. Внутри находились обычные туалетные принадлежности и прочие предметы, необходимые пассажиру.

И «Адамс» в том числе.

Он не упустил следующий случай, представившийся, когда высокая скрылась в дамской комнате, а полненькая – по имени Гэрри – заглянула в ближайший киоск подарков. Миловидная женщина – а Гэрри, несомненно, была таковой – поставила свою сумку на пол, чтобы расплатиться за журналы и талисман – хранитель путешественников. Он поставил свою сумку рядом и начал сжимать и разжимать пальцы, будто ноша ему тяжела.

– Как я вас понимаю, – проговорила Гэрри, обращаясь к незнакомцу. – Моя тоже весит, наверно, тонну.

Он надеялся, что на самом деле это не так. Улыбнувшись ей, он сказал:

– Сочувствую.

Затем он попросил газету, отсчитал мелочью точную сумму и пододвинул по прилавку киоскеру. Потом взял сумку и направился к выходу, но не устремился, а просто торопливо пошел, как и положено пассажиру, который не хочет опоздать на самолет. В дверях он столкнулся с высокой подружкой Гэрри. Та на него даже не взглянула.

Он юркнул в комнату отдыха для мужчин и переждал в кресле некоторое время, пока женщины не оказались по ту сторону выхода к самолетам. На сумке все-таки висел небольшой красивый ярлычок производителя. Он потянул его вверх и с большим удовлетворением прочитал то, что его интересовало. Выйдя из мужской комнаты, он миновал зал ожидания и приблизился к выходу, где скрылись женщины. Они уже были в накопителе вместе с сумкой, которая мирно стояла у ноги одной из женщин.

Довольно посмеиваясь, он подошел к телефону-автомату и набрал номер. Дождавшись ответа, сказал:

– Гэрри О’Хэнлон. «Американ Эйр». Рейс шестьсот сорок три.

«Адамс» начал свой путь.

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Она пристрелит Гэрри О’Хэнлон в первую же секунду, чуть только вновь ее увидит.

Лесли Мари Клослоски швырнула сумочку на одну из парных кроватей, недобро взглянула на вторую и, негодуя на свою спутницу, пнула покрывало. Гэрри – и это уже в который раз – приняла свое дурацкое предчувствие любовной интрижки всерьез и весь семичасовой перелет профлиртовала с соседом. В закатный час она сошла с трапа под ручку с этим субъектом и, небрежно бросив: «Увидимся!», оставила Лесли одну.

– Увидимся, сучка, – пробормотала Лесли, безмерно разочарованная подругой.

Они с Гэрри планировали эту поездку загодя. Отпуск, который должен был превзойти все прежние отпуска. Да, Гэрри порой оказывалась ненадежной – особенно когда на горизонте возникал мужчина, – но раньше она никогда не вела себя столь безответственно. До такой степени, как сейчас.

Лесли видела в Гэрри только один серьезный недостаток: с годами та все сильнее боялась состариться и остаться в одиночестве. Тридцать три – это, конечно, не возраст, но и Лесли, несмотря на то, что сама она прошла через брак и развод, тоже порой не могла одолеть внезапный приступ страха при мысли, что в преклонном возрасте она останется одна. И тем не менее это не извиняет Гэрри за то, что она убежала, бросив ее на произвол судьбы. И притом свалила на Лесли заботу о багаже!

Лесли мрачно взглянула на синюю дорожную сумку и большой чемодан такого же цвета. Следовало бы сдать их в аэровокзале в бюро находок. Пусть потом Гэрри заявляет о пропаже. Это послужило бы ей хорошим уроком.

В животе у Лесли заурчало, и это явилось напоминанием о том, что весь перелет над Атлантикой она спала и поэтому пропустила все кормежки в самолете. Необходимо подкрепиться. Лесли решила не ждать Гэрри, а пойти в ресторан. Кроме того, Гэрри наверняка будет обедать с тем мужиком. Впрочем, вид у него вполне порядочный, вынуждена была признать Лесли. Похож на невзрачного бухгалтера. В остальном же Лесли надеялась на то, что Гэрри не потеряет голову.

Отель «Колумбия» представлял собой великолепный образчик староанглийского стиля: узкие коридоры и невероятно тесный лифт. Лесли еле протиснулась в дверь, недоумевая, как раньше ей удалось войти сюда с багажом. Второму человеку здесь не поместиться. Ей и правда было немного не по себе в этой узкой ловушке. Быть может, было бы лучше спуститься с пятого этажа пешком? По мраморной, с красной ковровой дорожкой, лестнице – воистину роскошной…

Двери стали закрываться раньше, чем она успела принять решение, но чьи-то руки не дали им сомкнуться и, наоборот, раздвинули. Вошел высокий мужчина, занял свободное место – и заполонил все пространство.

– Еще чуть-чуть – и не успел бы, – сказал он с отчетливым американским акцентом.

Взгляд Лесли оказался прикованным к незнакомцу. Она ничего не могла с собой поделать. Мужчина был так высок, что пригибал голову под низким потолком лифта. Густые темные волосы были давно не стрижены, набегали на воротник сорочки и упруго упирались в песочный пиджак. Он был худой, почти тощий, и это лишь подчеркивало его высокий рост. Из-под втянутых щек выпирали скулы. В нем легко угадывался серьезный, озабоченный человек, и только черепаховая оправа круглых очков смягчала его черты как раз настолько, чтобы придать ему сходство с профессором колледжа. И притом с очень строгим профессором. В его голубых глазах не сквозило никакой нежности, для этого они были слишком прозрачны и светлы.

Она почувствовала уверенность, словно снимаешь с вешалки знакомое платье, про которое знаешь, что он тебе к лицу и будет великолепно сидеть. Ощущение уверенности тонуло в сладострастии. Она будто предчувствовала нечто.

Лесли прогнала эту мысль. Предчувствия – это по части Гэрри.

Створки с трудом закрылись. Лифт довольно долго висел неподвижно, потом где-то над головой что-то звякнуло, и, нещадно скрипя, он начал медленно спускаться. Лесли чувствовала, как в ней возрастает страх, но она решила не поддаваться панике. Даже если им не суждено выбраться отсюда невредимыми, перед незнакомцем она обязана держать свои опасения при себе.

Пока лифт не достиг первого этажа, в кабине стояло неловкое молчание. Лесли понимала, что следует что-то сказать, но язык у нее словно отнялся. Она забилась в угол и буквально срослась со стеной. В гробу и то просторнее, подумала она и тут же отругала себя за мрачное сравнение. Воздух был словно наэлектризован.

Однако ему, казалось, не было ни душно, ни тревожно. Вместо того чтобы испытывать беспокойство, он вытащил трубку, прикусил ее пожелтевшими зубами и начал хлопать себя по карманам, ища, очевидно, табак и спички.

Лесли задохнулась от гнева, когда поняла, что он собирается курить в лифте. Нет, он, видимо, шутит. Одна затяжка – и концентрация канцерогенов в воздухе превысит все допустимые нормы. Она даже закашлялась, вообразив себе эту жуткую картину.

Он покосился на Лесли, затем сделал вид, будто забыл что-то. Вытащил трубку изо рта и сунул ее на прежнее место, в карман. Она вздохнула с облегчением.

Двери открылись, и он, явно желая продемонстрировать хорошие манеры, сделал знак рукой, предлагая ей выйти первой.

Она оценила узкий, не более десяти сантиметров, проход между ним и стенкой и решила, что ей все же удастся протиснуться.

Это оказалось ошибкой.

Лесли старалась, как могла, распластаться по стенке кабины, но все-таки они потерлись бедрами.

– О Боже! – воскликнула она вполголоса, затаив дыхание от столь интимного контакта с незнакомым мужчиной. Хуже того, у нее запылали щеки, но это не имело ничего общего со стыдом – а только со сладострастием.

Не могла же она влюбиться с первого взгляда? Лесли отчаянно противилась настоятельному желанию продлить момент соприкосновения. Любовь с первого взгляда – это по части Гэрри. Она-то всегда вела себя рассудительно и благоразумно. В детстве матери ее подруг отпускали с ней своих дочерей со спокойным сердцем, потому что «Лесли такая серьезная девочка». Даже в замужестве она была рассудительна и благоразумна. Поэтому-то Джим и бросил ее ради более возбудимой дамы. И поэтому то, что происходило сейчас, казалось ей странным. Рассудительные и благоразумные женщины не влюбляются с первого взгляда в незнакомцев, которых встречают во время отпуска. Они практикуют безопасный секс с такими же рассудительными, благоразумными мужчинами.

Тем не менее с ней творилось что-то безрассудное и легкомысленное. Незнакомца же подобные мысли, казалось, не мучили. Он просто стоял и терпеливо ждал, когда она пройдет, чтобы выйти следом.

И тогда мгновенно вспыхнувшее влечение моментально съежилось и превратилось в униженность.

Лесли высвободилась из лифта за рекордно короткое время. У нее тряслись руки, когда она в прямом смысле слова мчалась по вестибюлю. Кружилась голова, и ей мнилось, будто она опять в лифте, потому что тело ее взлетало и проваливалось, но теперь уже по собственной дурости.

Самолетный синдром, догадалась она. Никакая это не любовь с первого взгляда, просто последствия многочасового перелета. Ее давний недуг.

В ресторане было пусто. Официантка заканчивала убирать со столов. Лесли устало прислонилась к ярко выкрашенному фризу вдоль стены. В желудке было так пусто, что начинало подташнивать. Она знала, что если не поест – то заработает мигрень. У нее всегда начиналась головная боль, когда не удавалось насытиться и утолить жажду.

– Извините, – сказала официантка, заметив Лесли, – но ресторан сейчас закрыт.

– Прошу вас, – начала Лесли, готовая вымолить пищу на коленях, если потребуется, – я только что с самолета из Штатов. Я очень голодна. Мне неловко вас беспокоить, но нельзя ли принести немного яичницы с ветчиной и что-нибудь еще? Все равно что. Кашу с молоком. Бутерброд. Несвежий рулет. Гнилой латук. Я съем все, что дадите. Заплачу вдвойне.

Официантка насупилась, не поверив сначала, а потом улыбнулась и жестом пригласила пройти.

– Шеф еще не ушел. Сейчас узнаю, что осталось для вас и вашего супруга.

– Супруга? – удивленно обернулась Лесли и увидела того незнакомца из лифта. Он стоял в нескольких шагах поодаль. Официантка приняла его за ее мужа, потому что он уверенно вошел в зал ресторана вслед за Лесли. Он шел как бы с ней. Лесли повернулась к официантке и сказала:

– Это не мой муж.

– О! – смутилась добрая женщина. – Простите, тогда…

– Но…

– Благодарю вас, – сказал мужчина. У него был приятный голос, не слишком густой и не визгливый.

– Но… – опять попыталась возразить Лесли, а официантка тем временем уже скрылась за раскачивающимися дверями в кухню.

Ее попутчик по лифту взял ее за руку. Его прикосновение вновь вызвало то же моментальное наваждение. Ее тело мгновенно отозвалось – как в лифте, когда она старалась протиснуться мимо него, – но не столь остро. Медленнее и глубже. Пока незнакомец вел ее к столику на двоих, она пыталась выровнять дыхание.

– Если она догадается, что мы не имеем друг к другу никакого отношения, то может и не обслужить нас обоих, верно? – промолвил он. – А остаться без еды я позволить себе не могу, уж поверьте.

– Я тоже, – сказала она, и голос ее предательски дрогнул. Не может быть, чтобы Гэрри оказалась права, подумала она. Гэрри? И права? Да скорее луна свалится с небес.

Лесли даже показалось, что звон в ушах – это свист падающей луны. Потом она поняла, что это шумит кровь. Мир лишь слегка покачнулся и вновь обрел равновесие. Ну не может, не может она так реагировать на мужчину – словно горячий, тяжеловесный секс подавил все прочие чувства. Кто угодно – только не она. Не Лесли Клослоски.

Когда они сели напротив друг друга, она заставила себя расслабиться. К сожалению, у нее не получилось сосредоточить взгляд на его лице. Она то смотрела на него, то отводила глаза, опасаясь, что он поймет, какое смятение царит в ее душе.

Возьми себя в руки, женщина! – сказала она себе. И постаралась улыбнуться, но почувствовала, что ее верхняя губа словно приклеилась к зубам, придав ей выражение черепахи Тортиллы. А все Гэрри с ее дурацкими предсказаниями, подумала она. Фраза подруги засела у нее в голове, и теперь голова вела за собой тело. Незнакомец, казалось, ничего не замечал, и Лесли не знала, что ей делать: быть ему за это благодарной или нахамить.

Он сказал:

– Вы американка. И я американец. Майк Смит из Филадельфии. – Он ухмыльнулся. – Кому-то надо носить и такую фамилию.

– А я выросла в Роксборо, – назвала она пригород Филадельфии. Слова наконец стали слетать с ее уст твердо. Она была горда собой. – Я – Лесли Клослоски.

– Мир тесен, Лесли Клослоски.

Она кивнула, подумав про себя: а может, предсказание Гэрри все-таки сбудется? Потом отбросила эти мысли. Американцев можно встретить в любом крупном европейском городе. Может быть, даже в каждой гостинице. Так чего же удивляться? Даже то, что они оба из Филадельфии – простое совпадение, а не судьба, не рок, не карма, не перст Божий и прочая романтическая чепуха. Ей тридцать три, она – женщина в разводе, видала виды, прошла огонь и воду. Ей ли не быть умнее? Поэтому Лесли хотелось одного – чтобы ее женское естество послушалось мудрых мыслей.

– Этот старинный отель – прелесть, – сказал Майк, снял очки и начал полировать линзы салфеткой.

– Чудесный, – согласилась она. От нее не укрылось, с каким изяществом он неторопливо протирает стекла очков.

– Я останавливаюсь тут не впервые, – продолжал он. – Здесь чувствуется очарование Старого Света, вы не находите?

– Пожалуй, да, – опять согласилась она и поняла, что такой способ поддержания беседы отнюдь не свидетельствует об ее блестящем уме. У Тарзана и то получилось бы лучше. Она с трудом оторвала взгляд от его рук и добавила: – Я здесь первый раз, но я довольна, что мой агент не заказал мне номер в «Хилтоне».

– Отели всемирной сети – это прекрасно, но в них теряется ощущение страны, чего не бывает в независимых гостиницах.

– Однако вы хорошо представляете себе, что вам нужно от гостиниц.

Известно что, добавила она про себя. Ей не хотелось дорожного романа. Здесь она пробудет всего лишь два дня, а женщиной на одну ночь она не была никогда в жизни. И теперь не время начинать – как бы ее к нему ни влекло.

Возвратилась официантка.

– Вам повезло, – сообщила она. – Шеф приготовил специально для вас яичницу с беконом. Кофе пить будете?

– Мне – чай, – отозвался Майк. Он выжидательно смотрел на Лесли.

– А я с удовольствием выпью кофе.

Итак, он любитель чая, подумала она. Что-то новенькое для турпоездок, в которых любвеобильные ребята вечно одалживаются у попутчиц кофейком и сулят им Париж. О, Лесли, Лесли, сказала она себе, помни об опасности!

Он сунул в рот курительную трубку, похлопал ладонями по карманам, потом посмотрел на нее долгим взглядом. Вынул трубку изо рта, но не убрал, а начал вертеть ее в руках.

Лесли наблюдала за его пальцами с еще большим восхищением, чем в первый раз. Ладони у него были крупные и с виду неуклюжие. Наверно, он мог переломить трубку пополам без особых усилий. А пальцы – пальцы такие длинные и тонкие… Интересно, каково чувствовать бег этих пальцев по женскому телу?

По ее телу…

Он опять сунул трубку в рот, но не раскурил. Лицо ее пылало жаром. Лесли старалась вести себя как ни в чем не бывало. Наверно, станет легче, если продолжить разговор.

– Давно вы здесь? – поинтересовалась она.

Он нахмурился.

– Мы же вместе спустились в лифте, разве не помните?

– Я имею в виду, в Англии.

– А!.. В Англии. Недавно. А вы?

– Только что прилетела. – И вот ей уже впору возвращаться. Ни подруги, ни здравомыслия нет и в помине. Лучше было сегодня утром вообще не вставать с постели. Тогда ничего этого не случилось бы.

– У вас… несчастный вид, – вымолвил он.

– О, нет, – возразила она с хрипотцой, раздосадованная, что ее проблемы, видимо, отражаются у нее на лице. Ее к нему, конечно, тянет, но выкладывать все как на духу она не готова. И опять она почувствовала прилив горячей крови к щекам. – Все отлично, просто я немного устала. Сегодня мы вылетели рано утром.

– Вот как? Почему же не захотели лететь ночным рейсом? – спросил он, вскинув брови. – Многие предпочитают лететь ночным, чтобы легче было адаптироваться к новой часовой зоне.

Лесли рассвирепела. Она слышала этот довод ото всех – кроме агента в бюро путешествий.

– Разумно прибыть на место вечером и сразу лечь в постель, как бы приспособившись к местному времени. А если вы прилетаете утром, то вам придется весь день провести на ногах, чтобы привыкнуть. Для меня это сущая пытка.

Он пожал плечами.

– Я сплю в самолете, поэтому всегда прилетаю сюда бодрым и отдохнувшим.

– Я тоже спала…

– Тогда и вы должны быть бодрой и отдохнувшей. И все-таки вам надо было лететь ночным рейсом.

Лесли стиснула зубы. Очевидно, он не понял юмора, и снова возвращаться к этому – пустая трата времени. Если кто-то и знает что-нибудь о потере времени – так это она, консультант по вопросам его организации. Такая уж у нее профессия.

Официантка принесла чай и кофе. Лесли шумно отхлебнула. Вкус был какой-то незнакомый, однако это не умалило бодрящего эффекта, который на нее всегда оказывал кофе. Она сразу почувствовала себя лучше. Этот Майк Смит, конечно, прав: лететь в Европу утренним рейсом – одна морока. Она обстоятельно продумала это путешествие, и все шло по плану, пока Гэрри не спутала все карты. Гэрри вечно непредсказуема в поступках – потому-то и интересно с ней дружить, – но на сей раз она проявила непростительную безответственность.

Лесли насупилась. Так можно всю поездку провести в мрачном расположении духа, зря потратить деньги, не говоря уж о времени. Гэрри сейчас обедает с тем, кого подцепила в самолете. В конце концов, это ее право.

И это единственное, что не мешало бы поправить, подумала Лесли.

Майк налил себе чаю и сделал глоток.

– Значит, вы взяли тур?

– И да, и нет. – Тело ее взмыло на три этажа, затем опять опустилось на землю, благодаря временному действию кофе против головокружения, вызванного самолетным синдромом. Она надавила пальцами на виски, бормоча: – Мы… Я… Мы присоединимся к группе в Шропшире.

– А! Парень из Шропшира! «По долинам Они и Клана, и прочих ручьев и рек, край для души желанный, спокойней не сыщешь вовек».

– Простите? – не поняла Лесли.

Майк уставился на нее так, словно перед ним сидела полная дура.

– Это Хаусман[1]1
  Альфред Эдуард Хаусман (1859–1936) – английский поэт и ученый-латинист. Выше цитируется начало пятидесятого стихотворения из сборника «Парень из Шропшира» (1896).


[Закрыть]. Поэт. Он обессмертил Шропшир в своих стихах.

– А! Вообще-то я собираюсь осмотреть аббатство в Шрусбери.

Майк озадаченно сдвинул брови, поэтому Лесли пришлось назвать своего любимейшего персонажа популярной детективной серии.

– Брат Аларик, средневековый монах-сыщик… Сочинение Элиаса Петерсона.

– Не знаю, не слыхал…

Лесли почувствовала, что у нее снова начинает пылать лицо. В обществе этого человека она за час краснела столько раз, сколько не доводилось за все годы девичества. Почему она должна стыдиться того, что хочет своими глазами увидеть места, вдохновившие писателя на создание книг, которыми она восхищается? Это не смертный грех, Бога ради, нет! Но это подтверждало одно: она и мистер Любовь С Первого Взгляда имеют не больше общего, чем волк и карбюратор. И ему не следовало выпячивать то, что читать детективы – это ниже его достоинства.

Пришла официантка с обедом. Поставила перед ними тарелки Лесли взглянула на блюдо, скудно гарнированное двумя половинками жареных помидоров. Бекон на вид не внушал подозрений, но подгоревшие яйца имели желтки странного оранжевого цвета. Желудок ее опять начал судорожно дергаться, но на сей раз не от самолетного синдрома.

Майк тем временем с жадностью взялся за еду, нанизывая на вилку бекон вперемешку с яйцом.

А я не могу, не могу, подумала она, закрыв глаза.

– Мне почему-то казалось, что вы смертельно голодны, – заметил Майк.

– Это так.

Она понимала, что, если не заставит себя приступить к еде, положение ее станет еще труднее. Она начала с бекона, и желудок возвратился в нормальное состояние – зверского аппетита. Когда она перешла к яйцам, то уже была готова расправиться и с желтками. В отличие от кофе они оказались недурны, хоть и слегка непривычны на вкус. По крайней мере, ее желудок явно не взбунтовался. Майк молчал, увлеченный поглощением пищи.

При этом Майкл Джек Смит краем глаза наблюдал за соседкой по столу. Лесли Клослоски не принадлежала к типу женщин, к которым его обычно тянуло. Прежде всего, она чересчур высока. Он предпочитал женщин пониже, хоть разница в росте не однажды доставляла ему большие неудобства. Но Лесли… что ж, в случае с Лесли было что-то иное.

Ее черты сперва его не поразили, к тому же вид у нее был чересчур серьезный, но, чем дольше он за ней наблюдал, тем больше несовместимых подробностей выступало на первый план. Брови ее безупречно изгибались над глазами цвета моря в погожий день, придавая ей многозначительность. Кожа имела кремовый оттенок, бледнее, чем обыкновенно бывает у брюнеток. На носу и щеках – россыпь веснушек, последнее напоминание о девичестве, которое никогда не уходит бесследно. Губы у Лесли становились припухлыми – когда она позволяла себе расслабиться. А вот сейчас она стянула их в ниточку, словно сосредоточившись на еде. Грудь ее медленно поднималась и опускалась с каждым вздохом. Под кофточкой топорщились смотревшие вверх острые соски. Узрев это, он почувствовал, как кровь застучала в жилах. И все остальное в ней тоже будто точеное. Она грациозна, но не резка в движениях. Он уже довольно долго наблюдает за ней, чтобы это понять. А что она вытворяет с чувствами мужчин…

Он едва не начал раздеваться в этом причудливом лифте, но она успела выскользнуть. Вот стыду бы было, да и Лесли напугалась бы до смерти, если бы он стал расстегиваться. От одного ее взгляда у него отказывали тормоза.

– Ну, как вам здешняя кухня? – спросил он, понимая, что если и дальше станет хранить молчание, то будет выглядеть полным идиотом. У него сложилось впечатление, что дураков она не жалует.

– Отличается от штатовской, но вполне съедобно.

Типичная туристка, подумал он с умилением. Всегда-то им хочется, чтобы было как дома. Зачем тогда путешествовать, если нет желания изведать новые ощущения?

– Dis-moi се que tu manges, je te dirai ce que tu es.

Она уставилась на него в замешательстве.

– Простите, что?

– Скажи мне, что ты ешь, и я скажу, кто ты, – повторил он по-английски. – Так сказал Брилла-Саварен. Некоторые называли его величайшим поваром на земле.

– А я думала, что это – сорт кофе, – пожала она плечами. – Ладно, вы доказали, что я – тупая американка. Принято.

– Не стоит желать привычного в новой стране, это я вам точно говорю. Особая прелесть – питаться тем, что едят местные жители.

– Мой желудок наверняка с вами не согласится.

Он прыснул, услышав ее горестный тон.

– Он приспособится, уж поверьте.

– Последний раз я это слышала от мамы, когда она кормила меня рыбьим жиром.

Он засмеялся в голос, обожая ее искаженное чувство юмора. И все же он знал, что это влечение – на самом деле отвлечение, которое в данный момент совершенно излишне. Сколько неимоверных словопрений потребовалось, чтобы добиться академического отпуска, и он не должен тратить время зря.

Когда через несколько минут принесли счет, Лесли поняла, что она попала в беду. Она не успела поменять валюту. Наверно, можно будет записать на свою гостиничную карточку, но не оставить на столе чаевые для официантки, которая проявила такую услужливость, – это гадко. Быть может, Майк окажется джентльменом и заплатит…

Подняв глаза, она опять обнаружила его в муках поиска: он хлопал себя по карманам, извлекая отовсюду мелочь и сооружая на столе столбик из монет. Стало ясно, что этот человек организован не лучше голубиной стаи, покой которой был внезапно нарушен котом. Лишнее свидетельство того, что на сей раз Гэрри прокололась со своим предсказанием.

Такой субъект довел бы до белого каления консультанта по вопросам организации рабочего времени за какую-нибудь пару часов.

– Заплатите мне свою половину, – потребовала она, протягивая руку.

Он замер в процессе разворачивания скомканной пятифунтовой банкноты.

– Что?

– У меня нет пока английских денег. Дайте мне вашу долю, а я попрошу включить счет полностью в мою карточку.

– Но почему вы должны платить за то, что съел я?

– У меня нет наличных, – повторила она.

– Ну и что?

– Я хотела дать официантке чаевые наличными, а не включать их в счет. Это гадко. Поэтому дайте мне вашу долю, и тогда я смогу дать чаевые.

– А как же я?

Он был искренне озадачен. Она не могла понять, дошли ли до него ее слова сквозь непонятную пелену, окружавшую его. Должно быть, то был дым его трубки.

– Я оставлю ваши чаевые имеете с моими, – ласково улыбнулась она, продолжая протягивать руку. Если он не даст деньги в течение трех секунд, она вцепится в его длинную шею и удавит, это решено. Интересно, какое в Англии полагается наказание за убийство, совершенное во время обеда?

– Понимаю, – сказал он. – Вернее, ничего не понимаю, но держите.

Он подвинул деньги по льняной скатерти. Лесли подписала счет, указав номер своей комнаты, аккуратно сложила монетки в столбик и оставила рядом со счетом, затем вышла из-за стола.

– Эй! Вы хотите оставить ей все?

Этот трубный глас прокатился по всему залу.

– Да, – прошипела она, ужаснувшись тому, что их могут услышать. – Она заслужила это за все те хлопоты, что мы ей причинили. А теперь живо поднимайтесь!

– Парень, помни, что ты филадельфиец.

И с этими словами он встал и последовал за ней к выходу.

Он не отставал от нее и пока они шли по вестибюлю. Лесли чуть не стонала при мысли, что рассматривала этого как возможную кандидатуру. Да, он недурен собой, но и всего-то. У них совершенно нет ничего общего. Ничегошеньки. Хорошо, что она недолго задержится в Лондоне. А сколько здесь пробудет Майк? – тут же подумала она. Интересно, у него тоже отпуск?

– Вы здесь проводите отпуск? – спросила она и немедленно пожалела, что позволила любопытству взять верх. Ей не полагается проявлять интерес. К сожалению, кроме разума, все остальное в ней с трудом усваивало эту истину.

– Нет, – ответил он. Я преподаю английскую литературу в Темпльском университете. Сейчас у меня академический год. Я приехал сюда изучать творчество Бена Джонсона[2]2
  Бен Джонсон (1572–1637) – английский драматург, представитель классицизма, автор трагедии «Падение Сеяна» (1603).


[Закрыть].

– Звучит!

– Что вы имеете в виду? – спросил он.

– Ничего, – ухмыльнулась она. – Итак… Итак, вы – человек рассеянный, как любой профессор. Верно?

– Вы находите?

– Нахожу.

Они протиснулись в знакомую дверь лифта. Лесли подавила внезапное острое воспоминание о том, как они уже ехали в нем. Противоположности часто сходятся, но долгие отношения из такого теста не лепятся.

– Я не рассеянный… – Очевидно, Майка задели ее слова. – И потом, мы знакомы всего лишь пять минут, как же вы можете говорить такое?

Она улыбнулась.

– Ну, положим, не пять минут, а полчаса. И часто этого оказывается вполне достаточно.

– Но я никогда не забываю, например, что у меня лекция. Всегда вовремя прихожу на прием к дантисту, хоть и ненавижу у него бывать. Вряд ли это признаки рассеянности. Ну да ладно, а чем занимаетесь вы?

– Я – консультант по вопросам организации рабочего времени.

– Вот это на самом деле звучит. Теперь мне все понятно.

– Что вы имеете в виду? – ощетинилась она.

Он довольно улыбнулся. Двери открылись, он вышел первый со словами:

– Как вы изволили выразиться, иногда вполне достаточно нескольких минут.

Она вышла следом. Скорее, вылетела, но ей было плевать. В нем чувствуется нерв, подумала Лесли, а она ведет себя как суетливая старая дева. К счастью, он шел в ту сторону, где располагался ее номер, поэтому она могла с полным правом идти рядом с ним.

– А я иногда опаздываю к своему парикмахеру, – высказалась она в свою защиту. – Я ненавижу домашнее хозяйство, поэтому никогда этим не занимаюсь. Мой принцип: «Живи и давай жить другим», если это никому не идет во вред. Как вы могли вбить себе в голову, будто у меня все расписано по минутам?

– У вас весьма устоявшиеся представления, взять хотя бы чаевые.

– А вам недоступно логическое мышление.

– А вы едите словно выполняете предписания врача. Сначала бекон, потом яйца.

Лесли ничего не ответила. Вместо этого она вперилась в мужскую фигуру в конце коридора, возившуюся с дверной ручкой.