Текст книги "Сердцеед (ЛП)"

Автор книги: Линда Ховард

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 13 страниц)

– Ты моя, – властно сказал Джон, и его голос прозвучал грубо и низко. Он приподнялся на одном локте, а другой рукой расстегнул эти две кнопки на ее талии, распахивая платье так, как некоторые раскрывают вожделенный подарок. Шелк пристал к бедрам, прижатый его собственным весом. Джон отодвинулся, распахнул края платья, обнажая ее ноги, чтобы ничего больше не отделяло его от нее. Он смотрел на Мишель, понимая, что вот-вот взорвется. Она никогда не носила ни лифчиков, ни комбинаций, шелковое платье на подкладке весь день успешно скрывало от него тот простой факт, что под этой легкой тканью не было ничего, кроме колготок и обрывка кружев, притворяющегося трусиками. Если бы Рафферти знал, что ее грудь ничего не прикрывает, кроме платья, он бы ни за что не удержался от того, чтобы не развести в стороны отвороты воротника и дотронуться до шелковистой кожи – и сейчас он уж точно не мог себя остановить. Грудь Мишель была высокой, с атласной кожей и маленькими сосками цвета коралла, сейчас она была покрыта бисеринками пота. С грубым рычанием Джон наклонил голову и втянул сосок в рот, лаская губами сливочную, атласную плоть. Другой рукой он мягко ласкал вторую грудь, большим пальцем потирая сосок. Высокий, задыхающийся крик вырвался из горла Мишель, она выгибалась под его губами, руками, зарываясь в его темные волосы, прижимая его голову к себе. Ее груди были такими упругими, что казались почти твердыми, и это возбудило его еще больше. Он должен был попробовать все, погрузиться в сладкий горячий аромат ее плоти. Мишель выгнулась под ним, вытягивая рубашку из его брюк, чтобы избавиться от преграды между ними. Она должна была чувствовать жар его обнаженной кожи под своими руками, на своем теле. Его губы мучили ее грудь, сводя с ума от удовольствия, и Мишель уже не могла управлять собой настолько, даже чтобы снять рубашку. Каждое прикосновение его языка заставляли огненные ручейки лавы бежать по нервным окончаниям, от сосков к пояснице, и Мишель была бессильна против этого блаженства. Джон на мгновение оставил ее, поднимаясь на колени, чтобы сорвать рубашку и сбросить ее. Ботинки, носки, штаны и нижнее белье последовали за рубашкой, отброшенные не глядя, далеко от кровати. Обнаженный, он встал на колени между ее распростертыми бедрами и начал снимать колготки и трусики, оставляя Мишель открытой для его проникновения.

Теперь Мишель чувствовала страх. Слишком давно она не занималась этим, да и в ее нелегком браке секс был, мягко говоря, не слишком приятным. Джон наклонился над ней, разводя ее ноги шире, и Мишель ощутила первый шок от его плоти, которая находилась у ее лона. Он был очень большим, его мускулистое тело подавляло ее. Мишель знала из своего печального опыта, насколько беспомощна женщина против силы мужчины. Джон был сильным, очень сильным мужчиной, и он был полон решимости заняться с ней сексом. Он был квинтэссенцией мужественности, самой сущностью мужского превосходства и сексуальности. Паника охватила Мишель, она начала отталкивать его, пальцы скользнули во вьющиеся темные волосы, покрывавшие его грудь. Страх становился все сильнее. Голос девушки был тонким, и словно молил о пощаде:

– Джон, не делай мне больно, пожалуйста.

Он замер, готовый войти в Мишель. Ее теплое, сладкое тело звало его, влажные глубины были готовы к вторжению, но ее глаза умоляли. Она ожидала боли? Милостивый Боже, почему? Кто мог причинить ей боль? Семена ярости зародились глубоко в душе, заставив на время позабыть о яростном желании. Сейчас, он должен утешить ее, успокоить, заставить доверять ему.

– Нет, малышка, – сказал он мягко, и его голос был столь теплым и нежным, что страх в глазах Мишель исчез. – Я не сделаю тебе больно.

Он подсунул одну руку под нее, опираясь на локоть, и приподнял Мишель, таким образом, что ее соски прижались к волосам на его груди. Снова Джон услышал ее вдох, неосознанный звук удовольствия. Их взгляды встретились. Ее – туманный и мягкий, его – горячий, словно огонь. Очень медленно и осторожно Джон начал входить в нее. Мишель задрожала и обхватила ногами его бедра. Неконтролируемый крик вырвался из ее горла, и Мишель прижала свою руку ко рту, чтобы заглушить звук. Взгляд его черных глаз опалял.

– Нет, – прошептал Джон. – Убери руку. Малышка, я хочу слышать тебя. Позволь мне услышать, как тебе хорошо. Он продолжал погружаться в нее медленными горячими толчками, и Мишель вновь запаниковала. Казалось, он слишком велик для нее.

Паника опять охватила ее.

– Хватит! Джон, пожалуйста, остановись! Ты… я не могу …

– Шшшш, – успокаивал он, покрывая поцелуями рот, глаза, прикусывая мочку уха. – Все хорошо, малышка, не волнуйся. Я не сделаю тебе больно.

Джон продолжал успокаивать ее поцелуями и мягким шепотом, и хотя инстинкты вопили, требуя погрузиться в нее по самую рукоятку, он сдерживал себя, собрав последние крупицы самоконтроля. Больше всего на свете он боялся причинить Мишель боль, снова увидеть страх во влажной глубине ее зеленых глаз. Ее плоть была настолько тугой и шелковистой, сжимая его, что Джон мог чувствовать нежную пульсацию плоти, которая открывалась ему. Он прикрыл глаза от удовольствия, потрясшего его. Мишель возбудилась, но недостаточно. Джон ласкал ее со всем чувственным опытом, которым обладал, покрывая ее рот глубокими поцелуями, в то время как его руки мягко гладили ее.

Наконец, он начал медленно двигаться внутри Мишель, сдерживая себя, несмотря на то, что каждое движение внутрь этого восхитительного тела распаляло его все больше. Он словно умирал от наслаждения. Мишель поняла, что уже не контролирует себя, но это ее не испугало. Контроль не имел значения, ничто не имело значения, кроме жара, пожирающего ее тело и сводящего ее с ума. Сейчас она была только женским телом, извивающимся под всепоглощающей мужественностью. Мишель охватило напряжение, которое, соединившись с обжигающим жаром, захлестнуло ее. Джон, почувствовав ее состояние, опустил руку между их телами, начал ласкать сосредоточие ее желания.

Мишель словно взлетела на мгновение на гребень большой волны и, задрожав, ощутила небывалый взрыв чувств. Джон держал ее в кольце своих рук, пока Мишель билась в конвульсиях, а потом начал глубокие и сильные движения, даря ей все удовольствие, на которое только был способен. Когда ее тело перестало сотрясаться, Мишель обмякла в его объятиях, и разрыдалась.

– Я не представляла, – прошептала она отрывисто, и слезы покатились по лицу.

Джон пробормотал что-то, на мгновение сильно ее сжав, но теперь он был глубоко в ней, и не было никаких сил сдерживаться. Обхватив руками ее бедра, он погружался внутрь глубокими сильными толчками. Теперь она держала его, качая в колыбели своего тела, ее руки обнимали его. Джон издал глубокий и хриплый звук, оглушенный волной огромного, ослепительного удовольствия.

Долгое время они лежали в абсолютной тишине. Джон лежал сверху, размякший и пресыщенный, он не мог даже пошевелиться, чтобы выйти из Мишель. Лишь когда она пошевелилась, задыхаясь под его весом, он приподнялся на локтях и посмотрел на нее сверху вниз. На его лице было написано удовлетворение, смешанное с нежностью и определенной долей мужского превосходства. Он убрал с ее лица спутанные пряди волос, погладил пальцами нежные щеки. Мишель выглядела бледной и опустошенной, но это было чувственное истощение женщины, которая была полностью удовлетворена любовником. Губами он очертил форму ее изящных скул, его язык, проникнув в ее рот, снова принес новую волну возбуждения.

Когда Джон снова поднял голову, в его взгляде горел вопрос.

– Ты никогда не испытывала такого прежде, не так ли?

Щеки Мишель залил румянец, и она отвернулась от него, сосредоточив внимание на лампе.

– Полагаю, это очень приятно для твоего эго.

Она отдалялась от него, и это было последней вещью, которую Джон собирался ей позволить. Он решил оставить на время вопросы, на которые непременно получит ответы, но позже. Сейчас она была в его руках, ослабевшая от любовных ласк, и он не собирался отпускать ее, пока она не привыкнет к мысли и не примет как факт то, что теперь не одинока.

Теперь она принадлежит ему.

Он будет заботиться о ней, даже баловать ее. Почему нет? Она рождена для этого. За последнее время она показала себя совсем с другой стороны, работая на ранчо, и не отступая перед трудностями. Джону нравилась эта новая Мишель, но она не была создана для такого труда. Она должна понять, что ей больше не придется бороться за выживание, что он позаботится о ней. Мишель должна успокоиться и принять это как должное. У него нет денег, чтобы тратить их впустую на причудливые поездки, или осыпать драгоценностями, но он может дать ей комфорт и безопасность. Ну и конечно, он может гарантировать, что простыни в их постели не остынут. Даже сейчас, не успев выйти из нее, Джон чувствовал, что желание возвращается. Без слов он снова начал ласкать ее, унося за собой в темный лабиринт желаний и наслаждений. Глаза Мишель были закрыты, тело выгибалось от удовольствия в его умелых руках. Еще много лет назад она инстинктивно чувствовала, что близость с Джоном будет восхитительна, но все ее воображение отступало перед реальной силой его страсти. В его руках она потеряла саму себя и теперь навеки принадлежала только ему.

Глава 5

Мишель проснулась с первыми лучами солнца, проникшими в комнату. Она привыкла спать одна, но ее короткий сон был на удивление глубоким, без сновидений. Непривычное чувство от присутствия мужчины в ее постели окончательно заставило Мишель проснуться. Взглянув на Джона, она глубоко втянула в себя воздух – он лежал на животе, одна рука обнимала подушку, а другая лежала на обнаженном теле Мишель.

Как легко он добился ее. Мишель было больно признаться себе в этом. Она осторожно сползла с кровати, стараясь не разбудить Джона. Наверное, он проспит еще не один час, ведь ночью времени для сна у него было немного.

Ноги Мишель дрожали, когда она встала, боль в бедрах и глубоко в теле напомнила о прошлой ночи, как будто ей требовалось какое-то дополнительное подтверждение ее памяти. Четыре раза. Он брал ее четыре раза, и каждый раз казалось, что удовольствие становится все сильнее. Даже сейчас Мишель не могла поверить, что ее тело отвечало ему так неконтролируемо и дико, от удовольствия, словно взлетая ввысь. Но Джон контролировал их обоих, подстраивая ее под заданный им ритм, чтобы оттянуть момент наивысшего удовольствия. Сейчас Мишель знала, что все сплетни о нем не были преувеличены, а мужественность и мастерство были даже преуменьшены.

Каким-то образом она смирилась с неприятным обстоятельством, что позволила себе стать последней в его списке «женщин на одну ночь». Самым тяжелым фактом, с которым она столкнулась, было не ее легкое соблазнение, а собственное острое сожаление, что этот экстаз не повторится. Джон, конечно, может вернуться… но не останется. Со временем ему станет скучно с ней, и он обратит свой хищный взгляд на какую-то другую женщину, как всегда делал это раньше.

А она будет любить его так же, как и всегда.

Стараясь не шуметь, Мишель достала чистое нижнее белье из комода и халат из смежной с ее комнатой ванны. Сейчас она предпочитала принять душ в ванной на первом этаже, так как не хотела, чтобы звук воды разбудил Джона. Сейчас ей нужно время, чтобы побыть одной, и собрать остатки самообладания до того, как придется встретиться с Джоном. Мишель не представляла как ей теперь вести себя с ним.

Обжигающе горячая вода немного облегчила болезненные ощущения в мускулах, хотя при любом движении, оставшаяся боль напоминала ей о силе Джона. Приняв душ, Мишель спустилась на кухню, чтобы приготовить свежий кофе. Прислонившись к шкафчикам, она наблюдала, как черный напиток капает в кофейник, когда звук мотора привлек ее внимание. Повернувшись, она посмотрела в окно и увидела, как два грузовика с ранчо Джона въехали во двор. Тот же мужчина, что был здесь вчера, выбрался из кабины и толкнул своего приятеля в бок, указывая на замеченную им машину Джона, припаркованную напротив дома. Даже с такого расстояния Мишель слышала смех мужчин, и ей не сложно было представить их комментарии. Босс снова одержал победу. Весь округ будет знать об этом через двадцать четыре часа. Как и все мужчины, оба гордились и немного завидовали сексуальным похождениям их босса, и, конечно же, любили обсудить эту тему не единожды. Оцепенев, Мишель повернулась обратно к кофемашине. Когда кофе был готов, она наполнила большую кружку и обхватила ее холодными пальцами, чтобы согреть их. Должно быть, от нервного напряжения ее руки стали такими ледяными. Тихо поднявшись наверх, она заглянула в свою спальню, чтобы посмотреть спит ли еще Джон.

Он не спал, хотя, несомненно, проснулся лишь секунду назад. Он приподнялся на одном локте и запустил руку в свои взъерошенные черные волосы, сузив глаза в ответ на ее твердый взгляд. Ее сердце болезненно кольнуло. Он был похож на пирата: взъерошенные волосы, темная, из-за отросшей за ночь щетины, челюсть, обнаженный смуглый торс со стальными мускулами, которые вряд ли можно увидеть у бизнесмена. Мишель не знала, что надеялась прочесть на его лице: возможно, желание, даже любовь. Но что бы она не хотела увидеть, там этого не было. Лицо Джона было суровым, как всегда. Он оценивал ее с привычным прищуром глаз, который заставлял смущенно поеживаться. Мишель почувствовала, что он ждет от нее какой-нибудь реакции: движения или слов. Она вошла в комнату на подгибающихся ногах, но умудрилась не пролить ни капли кофе. Ее голос был лишь слегка напряжен:

– Поздравляю. Все сплетники не отдают тебе должного уважения. Боже мой, ты действительно на высоте, когда решаешь победить: я даже и не подумала отказать тебе. Можешь идти домой, и сделать еще одну зарубку на столбике своей кровати.

Его глаза сузились еще больше. Джон сел, не обращая внимания на то, что простыня упала с бедер, и протянул руку за чашкой кофе. Взяв у нее кружку, он повернул ее и отпил с того места, откуда пила она, затем вернул ей, не сводя с нее глаз.

– Сядь.

Мишель вздрогнула, так как его голос был резким и скрипучим с утра. Он заметил это небольшое движение и взял ее за запястье, из-за чего кофе оказался в опасной близости к ободу кружки. Нежно, но непреклонно он заставил ее сесть лицом к нему на край кровати. Он держал свою руку на ее запястье, огрубевшим большим пальцем поглаживая изящные косточки и тонкий узор вен.

– Хочу заметить, что я не делаю зарубки на столбцах кровати. Из-за этого ты такая злая с утра?

Пытаясь защититься, Мишель слегка пожала плечами, не глядя в его глаза. Она снова отдалилась от него. Лицо Джона помрачнело, когда он наблюдал за ней, вглядываясь в ее лицо. Он вспомнил ее страх прошлой ночью и хотел бы знать, кто стал причиной его. Раскаленные до бела угли ярости вспыхнули при мысли, что какой-то ублюдок оскорбил ее в постели, сделал больно. Женщины уязвимы во время секса, и особенно Мишель, слишком хрупкая, чтобы защитить себя. Он должен заставить ее заговорить, или она полностью закроется от него.

– Это было долгое время для тебя, не так ли?

Мишель вновь слегка пожала плечами, словно прячась за движением. Джон повторил, наблюдая за ее лицом:

– Ты раньше не получала удовольствие от секса. – Это был не вопрос, а утверждение.

Наконец-то ее глаза, настороженные и возмущенные, посмотрели на него:

– Что ты хочешь? Рекомендаций? Ты знаешь, что это был первый раз, когда я… наслаждалась этим.

– Почему тебе не нравилось это раньше?

– Возможно, мне всего лишь нужно было завлечь в постель жеребца, – дерзко ответила она.

– Черт возьми, не называй меня так, – выкрикнул Джон с отвращением. – Кто тебя обидел? Из-за кого ты теперь боишься секса?

– Я не боюсь, – воскликнула Мишель, в ужасе от мысли, что из-за Роджера почти возненавидела секс. – Это было лишь… ну, это было так давно, а ты крупный мужчина… – Замолчав, она внезапно покраснела и отвела взгляд.

Джон внимательно наблюдал за ней. Учитывая то, что он узнал о Мишель прошлой ночью и этим утром, удивительно, что она не вбила ему в глотку его предложение и половину зубов, когда он предложил ей стать его любовницей взамен выплаты долга. Джон также не сомневался, что ее участие в распаде брака Майка Вебстера раздуто со всех сторон. В конце концов, женщина, которая не получает наслаждения, занимаясь любовью, вряд ли с легкостью прыгает из постели в постель. Возможно, это было эгоистичным, но Джон был рад, что ни один мужчина не удовлетворял ее раньше. Значит, у него есть способ удержать Мишель рядом с собой. Он использовал бы любое средство для этого, так как ночью осознал, что не может отпустить ее. Раньше он считал ее высокомерной, вздорной и упрямой, но теперь разглядел в ней совсем другие качества, и понял, что заблуждался на ее счет. Мишель была ранимой, смелой. Она была гордой и скрытной, пытаясь окружить себя каменной стеной, чтобы держать его на расстоянии, как принцесса, которая сторонится бедного крестьянина. Но когда они занимались любовью, не было принцессы и крестьянина. Лишь мужчина и женщина, извивающиеся, напряженные, стонущие от удовольствия. Никогда раньше Джон не желал женщину так страстно, и никто и ничто теперь не сможет удержать его вдали от Мишель. Похоже, она думает, что прошлая ночь была случайностью с его стороны, и рассвет, так или иначе, завершил ее. Ее ждал сюрприз. Сейчас, когда она отдалась ему, он не собирался отпускать ее. Он научился бороться и беречь то, что принадлежит ему, но его целенаправленное стремление построить самое большое ранчо по выращиванию рогатого скота во Флориде было ничто по сравнению с тем, что он чувствовал к Мишель. Наконец, Джон отпустил ее запястье, и Мишель немедленно встала, удаляясь от него. Она сделала небольшой глоток из кружки, которую продолжала сжимать в руке, и посмотрела в окно:

– Твои парни отлично повеселились, увидев, что утром твоя машина все еще здесь. Я не думала, что они вернутся, после того как починили ограду.

Не заботясь о своей наготе, Джон отбросил простыню и встал с кровати.

– Они не закончили. Они доделают оставшуюся работу сегодня, а завтра перегонят стадо на восточное пастбище. – Он подождал, а потом спокойно спросил, – тебя беспокоит то, что они узнали?

– То, что они будут обсуждать это за бутылкой пива, раздражает меня. Это еще немного поднимет твой имидж, но я буду лишь последней в твоем длинном списке «подруг на одну ночь».

– Что ж, все равно все узнают, когда ты переедешь ко мне, не так ли? – нагло бросил ей Джон, проходя в ванную комнату. – Сколько тебе нужно времени, чтобы собраться?

Ошеломленная, Мишель резко повернулась, чтобы посмотреть на него, но он уже скрылся в ванной. До нее донесся звук воды. Пойти за ним? Если и был предел наглости Джона, то она его еще не увидела! Она села на край кровати и стала наблюдать за дверью ванной в ожидании его появления, борясь с тревожным чувством, что скользит все дальше и дальше вниз по крутому склону. Она потеряла контроль над своей жизнью и не знала, сможет ли остановить это. Это было не только из-за того, что Джон был таким властным, хотя это действительно так. Проблема была в том, что она чувствовала себя совершенно беспомощной рядом с ним, хотя отчаянно мечтала, чтобы все было не так. Ей хотелось быть смелой, позволив себе расслабиться в сильных объятиях Джона, опереться на него, и позволить ему уладить все ее проблемы. Она так устала, физически и морально. Но если она позволит ему полностью все захватить, то, что будет, когда она ему надоест? Мишель вернется к тому, с чего начала, но ко всем ее проблемам прибавится еще и вдребезги разбитое сердце. Звук воды затих. Она мысленно представила себе Джона: гора обнаженных мощных мускул, по которым стекают капли воды. Вот он вытирает себя полотенцем, наполняя ванну мужским запахом и своим присутствием. Он не выглядел немужественно или глупо в ее очень женственной ванной в бело-розовых тонах, его также не волновало и то, что он воспользовался душистым мылом. Он был таким мужественным, что женская обстановка только подчеркивала это.

Она задрожала, вспомнив, что он делал ночью, как заставил ее чувства ожить. Мишель не знала, что ее тело может испытывать такие ощущения, что она способна испытывать такое пронзительное удовольствие, когда он овладевал ею. И не смотря на устарелое представление, что мужчина может физически «овладеть» женщиной, именно это и случилось. Она чувствовала это, подсознательно и глубоко, каждой своей косточкой.

Джон неторопливо вышел из ванной, прикрытый лишь полотенцем на бедрах. Толстая и мягкая белая ткань резко контрастировала с бронзовым цветом его живота. Его волосы все еще блестели от влаги. Несколько капель воды мерцали на широких плечах и завитках волос, что темнели на широкой груди. Во рту у Мишель пересохло. Волосы на его теле росли в форме дерева, начинаясь от подмышек и простираясь завитками поперек груди, затем линия сужалась, спускаясь к животу, и снова расширялась возле паха. Он был великолепно сложен, словно троеборец, и она жаждала прикоснуться к нему, провести ладонями по всему его телу.

Он посмотрел на нее тяжелым непреклонным взглядом:

– Хватит стоять. Собирайся.

– Я не еду. – Мишель попыталась вложить максимум уверенности в эти слова. Когда она поняла, что произнесла это слишком тихо, то успокоилась тем, что ее голос, по крайней мере, был ровным.

– Тебе придется нелегко, если не будет ничего, что можно надеть, кроме этого халата, когда я внесу тебя в свой дом, – тихо предупредил Джон.

– Джон… – Мишель замолчала, затем расстроено взмахнула рукой. – Я не хочу увлечься тобой.

– Немного поздно думать об этом сейчас, – заметил он.

– Я знаю, – прошептала она. – Прошлая ночь была ошибкой.

– Пошло все к черту, женщина, это должно было случиться давным-давно. – Раздраженный, он бросил полотенце на пол и поднял свои трусы. – Переехать ко мне – единственная разумная вещь. Я обычно работаю по 12 часов в день, а иногда и больше. Временами я на ногах всю ночь. Также занимаюсь бумажной работой по вечерам; черт, ты знаешь, как это – управлять ранчо. Когда мы сможем видеться? Раз в неделю? Будь я проклят, если соглашусь на случайные короткие встречи.

– А как же мое ранчо? Кто позаботиться о нем, пока я буду у тебя под рукой для удовлетворения твоих желаний, когда тебе приспичит?

Он коротко рассмеялся:

– Детка, если ты будешь ложиться каждый раз, когда я почувствую желание, то проведешь весь год на спине. Я всегда становлюсь твердым при взгляде на тебя.

Невольно Мишель опустила глаза вниз по его телу, и волна тепла накрыла ее, когда она увидела доказательство его слов, набухшее под белой тканью белья. Она резко отвела свой взгляд, сглотнув, чтобы избавиться от сухости в горле.

– Я должна приглядывать за своим ранчо, – упрямо повторила она, словно это были волшебные слова, которые защитят от него.

Джон натянул штаны, от раздражения линии вокруг его рта углубились.

– Я присмотрю за твоим ранчо. Спустись на землю, Мишель. Тебе нужна помощь. Ты не справишься сама.

– Может, и нет, но я должна попытаться. Разве ты не понимаешь? – Отчаяние проскользнуло в ее голосе. – У меня никогда не было работы, я никогда не делала ничего, чтобы обеспечить себя, но сейчас пытаюсь этому научиться. Ты унаследовал все от отца и теперь управляешь сам, но что будет со мной, когда ты устанешь от меня и пойдешь к другой женщине? Я все равно не буду знать, как обеспечить себя!

Джон застыл с расстегнутой молнией на штанах, и свирепо посмотрел на нее. Черт возьми, неужели она думает, что он выставит ее за дверь со словами: «Нам было хорошо, но я устал от тебя»? Он удостовериться в том, что она самостоятельна и что ранчо приносит прибыль, в тот день, когда посмотрев на нее, не почувствует прилив желания. Хотя поверить в то, что такой день наступит, было сложно. Страсть к ней поглотила его, как раскаленное до бела пламя, спрятанное ото всех, но никогда не угасающее, сжигающее его тело и разум. Он желал ее и сейчас, и тогда, восемнадцатилетнюю и слишком юную, чтобы удовлетворить его.

Джон справился со своим гневом и просто сказал:

– Я позабочусь о тебе.

Мишель натянуто улыбнулась:

– Конечно.

По своему опыту она знала, что люди сами о себе заботятся. Родители Роджера не позволяли ему бросить тень скандала на их фамилию. Ее собственный отец, которого она любила таким, каким он был, игнорировал ее мольбу о помощи, так как не хотел думать, что его дочь несчастлива. Для него было удобней считать, что она преувеличивает. Ее жалобы исчезли, так как какой-то судья посчитал очень выгодным подружиться с могущественными Бекманами. Экономка Роджера считала иначе, так как любила свою хорошо оплачиваемую работу. Мишель не винила их, но научилась не ждать помощи и не доверять свою жизнь другим людям.

Джон подхватил рубашку с пола, его лицо потемнело от ярости.

– Ты хочешь письменный договор?

Мишель устало потерла лоб. Джон не привык, чтобы кто-то не подчинялся ему, когда он выкрикивает свой приказ. Если она согласится, то подтвердит его первоначальное мнение, что ее тело можно купить. Возможно, он даже хочет, чтобы она согласилась: тогда она будет полностью под его контролем, куплена и оплачена. Но она лишь сказала:

– Нет, это не то, что я хочу.

– Тогда, что ты хочешь, черт подери?

Только его любви. Провести остаток дней с ним. Это все. С таким же успехом она могла желать получить луну с неба.

– Я хочу все делать сама.

Его лицо смягчилось:

– Ты не сможешь.

Правдивость его слов сильно ударила ее.

– Я могу попытаться.

И что больше всего бесило Джона, так это то, что он уважал ее за эти слова, даже не смотря на то, что природа и логика говорили, что она не справится. Чтобы справиться с работой, Мишель недостаточно сильна, и у нее нет нужной суммы денег. Она начинала с такого огромного нуля, что была обречена на провал с самого начала. Она превратится в скелет, возможно, поранится, но, в конце концов, все станет на круги своя и ей нужен будет кто-то, кто будет заботиться о ней. Все, что ему оставалось, так это ждать, стараясь приглядывать за ней и быть рядом, чтобы прийти на помощь, когда все обрушится на нее. К тому времени она будет рада опереться на сильное плечо и занять свое место в его жизни. Но Джон не собирался отступать и позволить ей притвориться, что между ними ничего не произошло прошлой ночью. Она теперь принадлежала ему и должна понять это до того, как он уйдет. Осознание этого должно въесться в ее тело, также как и в его, и возможно, нужен урок при свете дня, чтобы заставить ее поверить в это. Джон уронил рубашку и медленно расстегнул молнию на штанах, наблюдая за Мишель. Перед тем как уйти, он оставит свой след на ее теле и свой вкус на ее губах, чтобы она чувствовала его, вкушала его, думала о нем все время, ложась в постель без него.

Ее зеленые глаза расширились, и румянец проступил на щеках. Нервно она быстро посмотрела на кровать, затем снова на него. Его сердце начало тяжело биться о грудную клетку. Он хотел снова ощутить упругость ее груди в своих руках, как ее сосок затвердеет во рту. Мишель прошептала его имя, когда он сбросил свои штаны и встал перед ней, положив руки на ее талию, которая была такой тонкой, что ее можно было сломать, если быть неосторожным.

Когда он склонился к ней, голова Мишель запрокинулась, словно она стала слишком тяжелой для ее шеи. Он немедленно воспользовался преимуществом ее уязвимого горла, и ртом выжег дорожку вниз по ее шее. Она хотела противостоять силе того, что произошло, но ее тело возбужденно отвечало на его прикосновения, устремляясь к нему в поиске безумного экстаза, который он подарил ей перед этим. Она больше не могла игнорировать это. Джон был наркотиком, на который она уже подсела. Когда он перенес ее на кровать, накрыв своим горячим обнаженным телом, она и не думала о том, чтобы остановить его или себя.

***

– Ты принимаешь противозачаточные таблетки?

– Нет.

– Черт. Когда у тебя должна быть следующая менструация?

– Скоро. Не беспокойся. Сейчас не подходящее время.

– Популярная фраза. Тебе лучше сходить к врачу за рецептом.

– Я не могу принимать таблетки. Я пыталась, но от них меня тошнит весь день как беременную.

– Значит, мы придумаем что-то другое. Ты сама об этом позаботишься или хочешь, чтобы я сделал это?

Недавняя беседа все еще прокручивалась в ее голове. Джон абсолютно ясно дал понять, что собирается продолжить отношения с ней. Само собой, это не было зарегистрировано, но теперь она поняла, что её покорное "Я согласна" признавало его право заниматься с ней любовью. Это дошло до Мишель только тогда, когда он, поцеловав ее, уехал. При этом его глаза удовлетворенно сверкали, демонстрируя отличное самочувствие после ночи, исполнившей все его желания.

Мишель предстояло сделать кое-какую бумажную работу, и она заставила себя сконцентрироваться на ней, но это только еще сильнее разволновало ее. Пачка неоплаченных счетов все росла, и она не знала, как долго сможет удерживать кредиторов. Ей нужны были деньги, очень. Перед тем, как продать скот, необходимо его откормить, а у нее нет денег на зерно. Снова и снова она пыталась приблизительно подсчитать, сколько будет стоить корм, обдумывала, сколько прибыли можно ожидать от продажи крупного скота. Опытный фермер знал бы это, но ей приходилось полагаться на документацию отца, а Мишель не знала, насколько она являлась точной. Отец был очень увлечен своим ранчо, но в управлении зависел от советов старшего работника.

Мишель могла попросить Джона, но он использует это как еще один шанс сказать ей, что сама она не справится.

Зазвонил телефон, и Мишель машинально сняла трубку.

– Мишель, милая.

Острый приступ тошноты скрутил желудок, и она ударила по кнопке, разъединяя звонок. Когда она положила трубку телефона, руки дрожали. Почему он не оставит ее в покое? Прошло два года! Несомненно, у Роджера было время, чтобы покончить со своей больной навязчивой идеей, его родители должны были применить какое-то лечение. Телефон зазвонил снова, пронзительный, назойливый звук раздавался снова и снова. Застыв, Мишель считала звонки и размышляла, когда же он сдастся? Или ее нервы сдадут первыми? Что если он будет продолжать звонить? Она должна покинуть дом или превратится в сумасшедшую. Мишель ответила на восемнадцатый звонок.

– Дорогая, не вешай трубку, пожалуйста, – прошептал Роджер. – Я так сильно тебя люблю. Мне нужно поговорить с тобой или я сойду с ума.

Это были слова любви, но Мишель тряслась, словно от холода. Роджер сошел с ума. Сколько раз он шептал ей слова любви, но в моменты после вспышки гнева, когда она была застывшей от ужаса, а ее тело болело от побоев? Но потом он извинялся за то, что причинил ей боль, снова и снова говорил, как сильно любит ее, что не может без нее жить.