Текст книги "Мой невыносимый телохранитель (СИ)"

Автор книги: Лина Манило

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 10 страниц)

6 глава

Я натягиваю до подбородка тонкую простыню, пахнущую морем. Жмурюсь, шевелю пальцами на ногах, прислушиваюсь к своим ощущениям. Хорошо всё-таки. Действительно хорошо. Но душу царапает мысль, что Тимур не вернётся. Да, он ушёл принять душ после своих сантехнических подвигов, после того, что случилось между нами. Да, ему это было необходимо, но… вдруг наваждение схлынуло и он сейчас поймёт, что лучше всего будет уехать? Прислать вместо себя кого-то и больше никогда-никогда в моей жизни не появляться?

Поднимаюсь резко, но с кровати не встаю. Сижу голая, обмотанная простынёй, и жду. Нет, Тимур не такой. Он же… он же сам этого захотел. Зачем отступать?

Его слова, сказанные совсем недавно, растекаются тёплыми волнами во мне. Он ходил ради меня! Не только ради папы! Господи, это же правда? Я не верю, что Каиров решил обмануть меня. Он не умеет врать – об этом даже папа часто повторяет, восхищается этим качеством в Тимуре.

Вдруг слышатся шаги. Я напрягаюсь всем телом, ерошу волосы, чтобы казаться ещё красивее, и не знаю, что мне делать. Но в образовавшемся дверном проёме показывается Тимур в обмотанном вокруг бёдер голубом полотенце, и мои губы расплываются в улыбке.

– Не одной тебе меня провоцировать, – криво усмехается и кладёт руку на дверной косяк.

– Тебе идёт, – чувствую, как краснею. Прикладываю руки к пылающим щекам, простыня сползает до талии, и я вижу проходящую по лицу Тимура тень.

– Встань, – приказывает, и я снова не могу ослушаться. Тяну за собой простыню, внезапно вспомнив о скромности, но Тимур качает головой. – Нет, выкинь тряпку.

Оставляю простыню на кровати, остаюсь абсолютно голой. Я разделась, когда ушёл Тимур, а сейчас жалею, что не надела хотя бы бельё. “В женщине должна быть тайна и загадка, а полуобнажённость лучше полной наготы”, – вспоминаю один из миллиона советов с сайтов “для настоящих роковых красоток”.

– Через окно плохо было видно? – нахожу в себе силы кокетничать, даже смотрю на Тимура сквозь ресницы и зачем-то облизываю губы.

– Мутновато было, – короткий смешок слетает с его губ. Тимур кладёт руку себе на талию чуть повыше каймы полотенца, а я глотаю вздох восхищения.

Всё-таки он очень красивый.

Мы стоим в нескольких метрах друг от друга, и воздух вокруг наэлектризован и пахнет озоном. Мурашки разбегаются по телу, я провожу рукой по предплечью, а Тимур делает шаг ко мне.

Мне не хватает кислорода, и хочется скорее оказаться ближе. Плевать, я не хочу и не могу сдерживать своих порывов. Потом буду о них жалеть, но сейчас я в три шага оказываюсь напротив. Кладу руки на широкую грудь, смахиваю влажные капли с плеч, зарываюсь пальцами во влажные волосы, забываю напрочь о стыде и скромности.

– Я могу сделать тебе больно. И сделаю.

Не успеваю понять: о душевных он муках или о процессе лишения девственности, как меня уже затягивает в водоворот поцелуя. Прикосновения стекают вниз по позвоночнику, к талии, ягодицам. Пальцы замирают на мгновение, чтобы в следующее сжать с силой. Будто бы Тимур хочет показать: вот, Элла, смотри, каким жестоким я могу быть, одумайся, дурочка. Но я льну ближе, потому что больше не могу сдерживаться. Не хочу останавливаться.

Я сама этого хочу! Слышишь, Тимур? Сама. И я ни о чём не пожалею.

Я глажу его спину, царапаю кожу, но так и не могу решиться сорвать с него полотенце – это кажется чем-то всё ещё очень запретным. Действую на инстинктах, а Тимур хрипло смеётся в мои губы.

– Не бойся, Элла. Там нет ничего страшного.

– Разрешаешь?

Тимур толкается бёдрами в мою сторону, а я всё-таки срываю с него это несчастное полотенце, и чувствую его обнажённый орган, упирающийся в мой живот. Всё, последние покровы сброшены и вот-вот случится то, что изменит мою жизнь, разделит на “до” и “после”.

Маленькая трусиха внутри меня сжимается в комок. Я боюсь, что такая неопытная только насмешу взрослого Тимура.

Мы разрываем поцелуй, и я упираюсь пылающим лбом в ключицу Тимура. Сквозь ресницы смотрю на член, ох, внушительный такой член. Сглатываю вязкую слюну и делаю то, чего от себя никогда не ожидала: касаюсь тёмной глянцевой головки.

– Чёрт, – сквозь сцепленные губы. – Проведи рукой вниз.

Господи, какой он горячий, большой. Под пальцами бугрятся вены, я ласкаю пальцами плоть, а Тимур подталкивает меня к кровати. Ощущаю, как сильно вздымается и опадает его грудь от тяжёлого дыхания. Он на пределе, и его эрекция тому подтверждение.

Я падаю на спину, Тимур следует за мной. Одной рукой упирается в кровать рядом с моей головой, удерживает вес своего тела, а второй убирает волосы с моего лица.

– Красивая, очень красивая, – бормочет, миллиметр за миллиметром исследуя взглядом, пальцами моё лицо.

Обхватываю ногами его талию. Пятками в упругие, словно железные, ягодицы. Тимур хрипло смеётся и кусает моё плечо. Серией острых поцелуев прокладывает себе путь к груди, а жадный взгляд ни на секунду не отпускает меня. Прямо в душу заглядывает!

Господи, я романтическая дурочка и наверняка придаю огромное значение всему происходящему, но я верю, что это нечто большее, чем просто секс.

Выгибаюсь в пояснице, когда Тимур обхватывает губами острый сосок, прикусывает его, обводит по кругу языком, играется с ним и ласкает. Вторую грудь устраивает в своей ладони, сминает, и я вспоминаю ту дурацкую избитую поговорку об идеальном размере, который обязан помещаться в руке мужчины.

Моя помещается, надо же.

На теле не остаётся ни одного не зацелованного сантиметра, и я чувствую, как между ног становится слишком горячо и влажно. От стонов саднит горло, а Тимур снова нависает сверху и низким голосом сообщает:

– Просто не думай ни о чём, хорошо? Доверься мне.

И упирается головкой в разгорячённое всеми его предыдущими манипуляциями лоно. Я смотрю в глаза Тимура, киваю часто-часто и чуть-чуть ёрзаю, от чего по лицу Каирова снова проходится тень.

– Если так продолжишь, я за себя не ручаюсь. А тебе пока нельзя, ты ещё очень хрупкая.

– Я сильная!

Закатывает глаза и затыкает мне рот поцелуем. На плечах, груди бугрятся мышцы, наша кожа влажная, и Тимур начинает осторожно двигаться. Вперёд, ещё немножко, шипит на чужом языке тихонько, а влажные волосы чёрными волнами на лбу.

– Тимур, – всхлипываю и громко ойкаю, когда он входит полностью.

Слёзы текут из глаз, я молочу его пятками по пояснице, мотаю головой туда-сюда, что-то бормочу совсем глупое, а Тимур покрывает поцелуями мои плечи и шею.

– Тихо, ромашка, тихо.

Боже мой, больно-то как! Лучше б я девственницей умерла, честное слово. Но спазм постепенно стихает, оставляет после себя тянущий дискомфорт.

Тимур похоже чувствует всё, что происходит со мной, потому что стоит боли уйти, начинает медленно двигаться. Выходит почти полностью и снова входит до упора с пошлым шлепком. Ох ты ж… как так-то?

Забудьте всю ересь, о которой я только что думала. Это… хорошо.

Он двигается плавно, неторопливо, и лишь пульсирующие на висках жилки показывают, насколько ему сейчас сложно.

– Тимур, не сдерживайся, я… я порядке.

– Глупая, – кривая вымученная ухмылка и новый медленный, сводящий с ума толчок. – Я же убью тебя, если возьму сейчас так, как хочется.

– Ти-им… я…

– Успеется, ромашка. Всё успеется.

Он мучает меня своей размеренной плавностью и диким огнём взгляда. В нём столько обещаний, столько того, что Тимур никогда не сможет сказать вслух. Потому что не сможет, потому что я люблю его таким – немногословным сухарём.

Тимур просовывает руку между нами, находит мой клитор и ритмично в такт своим движением надавливает на него. Это что-то точно за гранью моего понимания, такого ни в одной самой взрослой моей фантазии не было.

И боже ты мой, я на небе. Действительно в раю.

С глухим рычанием Тимур изливается в презерватив, сжимая пальцами мои бёдра, причиняя острую боль, растекающуюся внутри меня сладостью.

7 глава

Всё-таки для меня слишком много потрясений.

Я едва-едва нашла в себе силы, чтобы дойти до ванной комнаты и то, без помощи Тимура, который последние несколько метров пронёс меня на руках, не справилась бы. Обмякла, разнежилась, превратилась в кусочек тающего на солнце желе.

На пути обратно Тимур даже не стал разбираться: просто схватил в охапку, замотанную в огромное полотенце, и отволок обратно. Я хотела что-то ему сказать, о чём-то попросить, спросить. Хотелось знать понравилось ли ему, было ли Каирову так же хорошо, как и мне. Но мысли плыли, язык стал ватным, и сон сморил меня, стоило коснуться головой подушки. Слишком, слишком много потрясений за последние сутки.

С этой мыслью я засыпаю, а просыпаюсь в холодном поту. Мне приснилось всё это! Не было ничего, и Тимур мне привиделся. За окном ночь, в комнате тишина, а постель рядом пустая. Сердце колотится в груди слишком сильно, и грохот его заглушает адекватные мысли. Где он? Куда делся? Не остался спать рядом? Ему… ему не хотелось? Или просто не привык?

В глупой надежде я шарю по постели рядом, сминаю в кулаках простынь, тут же разглаживаю заломы, зато окончательно убеждаюсь, что Тимура нет. Разве мы не должны были, как герои любовных романов проснуться в обнимку, переплетённые руками и ногами? Эх, всё-таки не надо было их вообще читать, даже на пушечный выстрел к романтическим книжкам подходить нельзя было.

Когда сон окончательно слетает с меня, смеюсь. С самой себя и своей дурости. Всё хорошо, и даже если станет плохо, было ведь прекрасно – мой первый раз запомнится, как что-то невероятно искрящееся, радостное. А дальше уже будь что будет.

Я плюю на поиски одежды, и, как есть, выхожу из комнаты. Мне некого стыдиться и не от кого прятаться. В этом доме есть только я и Тимур, а остальным сюда хода нет.

В коридоре тоже тихо, и я бреду наощупь, ёжусь от прохладного воздуха. Ночью в этих краях зябко. Вниз по лестнице в просторный холл. Верчу головой, но далеко уйти мне не удаётся.

– Я и привыкнуть могу, – раздаётся голос Тимура, а за ним смешок шелестящий. – Но ты всё-таки одевайся, когда из комнаты выходишь. Мало ли.

– Почему ты не спишь? – оборачиваюсь, нахожу в темноте Тимура, обвиваю его руками. Зрение привыкает, и вот передо мной самое красивое лицо на свете, самое любимое.

– Не сплю, – и больше никаких ответов. В этом весь Тимур: не любитель долгих разговоров и пояснений.

Я трусь носом о голую покрытую редкой тёмной порослью грудь, вдыхаю запах, лащусь точно кошка. Стальные мышцы под пальцами перекатываются при малейшем движении, и мне даже страшно представить, сколько труда вложено в такой торс и такие кубики. Я десять лет спорту отдала, только из-за травмы и бросила и до сих пор тоскую по гимнастике.

Потому да, в нагрузках я кое-что понимаю, и упорство Тимура – ещё один повод для восхищения.

– А ты зачем встала? Ночь на дворе.

– Не знаю, – пожимаю плечами и молчу о своих страхах. Тимур рядом, его сильные руки обнимают меня, медленно гладят кожу на пояснице, и та мгновенно покрывается мурашками. И в коконе его объятий мне хорошо. – Может, ну… если мы уже не спим, может быть, кофе выпьем? Или чай твой любимый, зелёный заварим? Ты же помнишь, я вкусный делаю, тебе всегда нравилось.

– Ты делаешь отвратительный чай, – смеётся, а я хлопаю его по плечу. Дурачусь, но именно так мне хочется. – Но мне нравилось.

– Зачем тогда пил, если невкусный? Ещё и хватил.

Тимур действительно за вечер в нашем доме выпивал не менее трёх чашек моего чая, и каждый раз лично просил сделать ему ещё чашечку. Однажды, пока отец общался с кем-то супер важным по телефону в своём кабинете, зашёл на кухню и долго-долго следил за моими манипуляциями, убивая мои нервные клетки своим молчанием, а и без того хрупкое самообладание разрывал на кусочки своим тёмным тяжёлым взглядом.

– Зачем пил? Ну… наверное, я немного мазохист.

Мы больше ни о чём не говорим, пока не оказываемся в кухне. Зажигается верхний свет, и я вдруг чувствую себя немного глупо. Тимур-то в штанах спортивных, а я с голой попой, но… но Каиров обжигает меня взглядом, обливает желанием с головы до пяток, что всякое стеснение пропадает.

Чувствую себя первобытной женщиной, для которой нагота – самое естественное состояние.

– Я ещё есть хочу. Тут же есть еда?

– Тут есть еда, – усмехается и разминает мышцы шеи. – Разве Сергей допустил бы, чтобы его принцесса голодала?

– Знаешь, когда ты говоришь так, убить мне тебя хочется больше, чем поцеловать, – бурчу, а Тимур смеётся.

Распахивает дверцу, рассматривает забитые продуктами полки и машинально трёт поясницу. Морщится, а я смотрю на белеющий под пальцами круглый шрам.

– Это… он после ваших войнушек остался? – кладу руку поверх его пальцев, будто бы могу принять на себя часть его дискомфорта, но Тимур и тут не слишком радует меня откровенностью. Только смотрит через плечо и чуть заметно кивает. – У папы такой же, только на плече.

– Наши шрамы ровестники, – усмешка трогает уголки его губ, и Тимур на мгновение притягивает меня к себе и целует в растрёпанную макушку. – Но всё, до рассвета без папы твоего обойдёмся, его и так многовато в наших жизнях.

– Давай я приготовлю что-то? – неловко тему перевожу, а взгляд Тимура теплеет. – Я умею. И я готовлю вкусно!

– Вот готовишь ты правда вкусно, ну а чай, какой мне нравится, научу тебя заваривать. Будешь тогда совсем молодец. А мясо, прости, я тоже готовить буду сам, не женское это дело.

– Да ты шовинист, Тимур Русланович!

– Разве что, когда дело касается мяса.

Он достаёт большой кусок говядины, обёрнутый вощёной бумагой, кладёт на стол и под моим восхищённым взглядом, поигрывая мышцами, нарезает на стейки. Раз-два-три, и вот уже мясо шипит на раскалённой сковороде в компании со сливочным маслом и розмарином.

– Ты прям как Гордон Рамзи, – смеюсь и нарезаю овощи на летний салат. Через пять минут алые томаты, хрустящие огурцы пускают золотистый сок в большую красивую миску.

Мы ходим по кухне, словно только ради этого момента и родились на свет. Иногда Тимур касается меня, гладит то по руке, то по бедру, а то и вовсе, пользуясь небольшой паузой, накидывает мне на шею белое полотенце, притягивает к себе, чтобы поцеловать.

– Мне кажется, ты мне снишься, – признаюсь, а Тимур обхватывает ладонями моё лицо и смотрит в глаза туманно-внимательно. Что-то ищет на их дне, вытягивая взглядом на поверхность все самые-самые глубокие страхи и моё извечное одиночество в толпе.

Тимур зарывается пальцами в мои волосы, массирует затылок, прижимает к своей груди. Я слушаю ритмы его сердца, пытаюсь понять, что будет и как будет между нами дальше. Но сейчас ловлю кайф от его прикосновений, и больше мне ничего не надо. Только желудок предательски урчит – слишком насыщенные и яркие ароматы плывут в воздухе.

Дальше мы едим, сталкиваясь длинными ногами под столом, о чём-то разговариваем – о ерунде какой-то, и она даже в памяти не остаётся. Просто болтаем, жадно выбирая эти крошечные светлые моменты, впитываем их в себя, будто ничего подобного никогда больше не повторится.

После идём спать, и теперь Тимур действительно, что тот герой из девичьей грёзы, оплетает меня руками и ногами, прижимает к своей груди и бережно укутывает.

Мы засыпаем, чтобы утром проснуться уже в другой реальности. Жестокой и непредсказуемой.

8 глава

На этот раз я просыпаюсь не потому, что во мне живут глупые страхи. Я просыпаюсь от ощущения, что кто-то смотрит на меня. Медленно открываю глаза, а в голове мелькает опасная, как лезвие бритвы, мысль: папа пришёл и всё узнал. Мы даже не успели ничего подготовить! Никакого плана не придумали.

Но на меня смотрит Тимур. Каиров полностью одетый, словно собирается куда-то, сидит напротив кровати и смотрит на меня внимательно.

– Ты напугал меня, – силюсь улыбнуться, а он поднимается со стула и, засунув руки в карманы, отходит к окну.

Поворачивается спиной, совсем не смотрит на меня, а плечи его напряжены.

– Прости, ромашка. Я не хотел тебя будить.

– Но разбудил. Что-то случилось? Тимур, ты…

– Элла, мне нужно уехать, – обрывает меня и оборачивается, смотрит через плечо, ощупывает взглядом. – Давно уже нужно было, но я не хотел тебя будить.

– Что-то с папой случилось? – паника хватает за горло железной хваткой, и я дышу через нос, чтобы снизить градус подступающей истерики.

– Я всё равно тебе ничего не расскажу, ради твоей же безопасности. Но нет, с ним пока всё в порядке.

– Пока, – выдыхаю это страшное слово. – Тимур, это надолго? Ты надолго уезжаешь?

Он проводит рукой по лицу, пальцами приглаживает тёмные волосы, но после совместной ночи они упорно не хотят его слушаться, словно что-то в Тимуре безвозвратно изменилось. Как и во мне – в нас обоих. И этого уже не изменить.

– Я постараюсь вернуться к вечеру. Телефон тебе оставлю, – он достаёт из ящика стола аппарат и кладёт на крышку ноута. – Он новый и его номер знает только один человек. Элла, я очень тебя прошу: никуда не звонить, звонки от неизвестных абонентов не принимать, сообщения не читать. Это важно.

Тимур проводит инструктаж, а я только успеваю кивать. Хочется съязвить, чтобы перестал наконец меня глупой и маленькой считать, способной ослушаться, но молчу – Каиров сейчас не в том настроении, чтобы оценить мой юмор.

Он снова превратился в собранного и деловитого, готового отразить любую атаку, предупредить всякую угрозу. Вон, как собой накрыл, когда труба взорвалась в подвале.

– Это всё ещё самое безопасное место из возможных, потому ничего не бойся.

– Тимур, ты вернёшься? Ты обещаешь мне?

Я становлюсь на колени, позабыв обо всём, а Тимур оказывается рядом. Я утыкаюсь носом в его грудь, обнимаю руками за талию, дышу, словно сумасшедшая и ещё немного и начну рыдать.

– Я очень постараюсь, ромашка. Не в моих правилах давать бессмысленные обещания, но стараться я буду точно.

Он толкает меня на кровать и нависает сверху.

– Мы в полном дерьме, Элла, и надо бы остановиться, но я устал врать самому себе.

И впивается в губы злым поцелуем. Внутри вихрем возбуждение – только от одного факта, что Тимур так сильно хочет меня, из-за власти над этим большим и немногословным мужчиной. Все страхи мгновенно растворяются, а язык тела говорит больше слов. То, что невозможно выразить, выливается в прикосновения, укусы, поцелуи. Кажется, от нахлынувших эмоций я могу получить разрядку прямо так, без всяких дополнительных манипуляций, но я срываю с Тимура одежду, потому что очень хочу почувствовать на себе жар его тела, сгореть в нём и запомнить надолго.

Мы целуемся бесконечные минуты, трогаем, исследуем, осознанно шагаем в этот ураган. Я оказываюсь сверху, распластанная на его груди, и влажные волосы липнут ко лбу. У нас совершенно нет ни на что времени, Тимуру нужно уезжать, но и оторваться друг от друга мы не можем. Внизу живота ноет сладко, возбуждение свивается в морские узлы, и я стону, когда головка члена упирается в меня.

– Без защиты нельзя, – качает головой, когда толкаюсь невольно.

Я снова лежу на спине, но очень скоро Каиров возвращается. Снова усаживает сверху, а потемневший взгляд Тимура выжигает на мне клеймо. Начинаю двигаться в такт какому-то внутреннему ритму, раскачиваюсь, раз за разом задевая чувствительные точки – не только свои.

Тимур рычит, крепко хватает меня за бёдра и приподнимает над собой. Но вдруг останавливается в жалких миллиметрах:

– С тобой… с тобой всё в порядке?

Я понимаю, о чём он спрашивает, и такая скупая в чём-то даже растерянная забота умиляет. Упираюсь руками в его грудь, наклоняюсь к самому уху и прикусываю мочку. Поясняю:

– В порядке, но будет плохо, если не сделаешь что-то со мной.

Он улыбается и, закусив губу, словно ему больно, медленно опускает на себя. Так медленно, что успеваю прочувствовать каждую точку внутри себя, и к финишу меня буквально потряхивает от неудовлетворённого желания.

– Сильнее, Тимур, – прошу, сама не ведая, что творю. Просто мне хочется чувствовать его полностью, впитать в себя каждую каплю текущего по его венам жидкого огня.

Тимур ловит мой взгляд, фиксирует рукой затылок и кусает нижнюю губу. Сейчас он похож на дикого зверя, которому всё труднее сдерживать свои порывы, а я тону в его страсти и не хочу всплывать на поверхность.

Толчки становятся настойчивее, а во взгляде всё больше голода. Тимур подбрасывает меня вверх и раз за разом силой опускает на себя. Комната наполнена смесью острых ароматов и нашими стонами, но Каиров, получив разрешение, даже не собирается сбавлять темп или заканчивать.

На очередном толчке меня простреливает первым спазмом. Я хватаю ртом воздух, цепляюсь за плечи Тимура и слышу хриплый смех. Кажется, я потеряла сознание, и лишь способна наслаждаться тем, как удовольствие растекается по телу.

– Смотри на меня, Элла, – приказывает, и сквозь дурман вижу его горящие дикие глаза. И стоит нам схлестнуться взглядами, как Тимур с гортанным рыком кончает.

Мне так хорошо, что я прикусываю его плечо. Оставляю на его теле свои метки, делаю своим, помечаю.

Отголоски оргазма стихают, пока Тимур медленно гладит меня по бёдрам, спине. Молчит, а я малодушно пользуюсь этой паузой в глупой надежде, что Каиров никуда-никуда не уедет. Но реальность иначе устроена.

– Прости, у меня нет времени обниматься, – с сожалением, а лицо снова становится той самой непроницаемой маской, ледяным панцирем.

Я изо всех сил пытаюсь казаться взрослой и мудрой. Надо уезжать? Значит, пусть едет.

Вместо того, чтобы пускать сопли, я встаю, раскрываю створки шкафа и ищу какую-то одежду. Перебираю вешалки, пока не понимаю, что мне плевать, что будет на мне надето. Платье? Ну, пусть будет платье.

– Давай, Тимур Русланович, не копайся, – притворно возмущаюсь и хлопаю в ладоши, глядя на одевающегося Тимура. – Время не ждёт!

Тимур смотрит на меня, сощурившись, но всё-таки улыбается облегчённо. Неужели действительно думал, что я буду рыдать и хватать его за штанины? Нет уж, меня воспитал вечно занятый отец, я прекрасно знаю, что существуют дела, которые нельзя отменить. Даже если твой ребёнок выбил коленную чашечку и сейчас плачет от боли и одиночества.

И неважно, что сейчас сердце бьётся глухо и причиняет боль. Разве это не моё лишь дело?

До двери доходим молча, Тимур распахивает её, но выходить не торопится. Берёт меня за плечи, легонько встряхивает и цепко фиксирует мой взгляд:

– Элла, трубку снимать только, если я позвоню. В холодильнике полно еды, есть вода в кулере, книги, даже выпивка в баре. Будь благоразумной, мы справимся.

И, поцеловав меня в губы – легко и невесомо – выходит за порог. Машет на прощание рукой, хмурится и ныряет в салон незнакомой чёрной машины.

Только возвращайся. Пусть даже не ко мне, но возвращайся.

Я буду ждать.