Текст книги "Мой невыносимый телохранитель (СИ)"
Автор книги: Лина Манило
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 10 страниц)
Мой невыносимый телохранитель
1 глава
Тимур распахивает дверь в мою комнату резко, входит в неё стремительно, совершенно не беспокоясь одета я или нет.
Чёрт, надо было дверь закрыть изнутри! А теперь поздно – Тимур внутри и прогнать его вряд ли получится.
– Собирайся, – рявкает, а я забираюсь на кровать и отползаю подальше. Плевать, что в кедах, в одежде прогулочной – сейчас во мне лишь протест и нежелание подчиняться.
– Не поеду я с тобой никуда. Не хочу. Не заставишь!
Всеми силами пытаюсь добавить в голос льда, но Тимур всё ближе. Большой, грозный, злой до крайности. Его скулы сжаты, челюсть каменеет – никогда его таким не видела и немножко боязно.
Кажется, я его довела окончательно.
– Элла, это приказ твоего отца. Он не обсуждается.
Каждое слово чётко отделяет от другого, в каждом властные ноты. Тимур говорит с весомыми паузами, и мне бы послушаться, потому что так правильно, только рядом с ним я сама на себя не похожа.
– Я не хочу слушать его приказы!
– Придётся.
– Тимур, я останусь с ним. А вдруг его убьют? Не хочу уезжать, хочу ему помочь чем-то.
– Ты ему поможешь, если сейчас без лишнего писка поднимешься и поедешь со мной.
Мотаю головой, меня накрывает тенью. Тимур упирается коленом в кровать, на которой я лежу. Наклоняется, а мне больше некуда отступать. Я в ловушке: за спиной стена, впереди Тимур, и вот-вот моему хрупкому детскому сопротивлению сломают хребет.
Тимур подавляет своей силой и превосходством, от которых у меня всегда мурашки по коже. Но я сопротивляюсь – не хочу быть послушной куклой.
– Элла, это не шутки, – меня обдаёт его горячим дыханием, хотя Тимур и не пытается нарушить моё личное пространство. Только всё равно нарушает: своим запахом, голосом, взглядом. – Тебе грозит опасность, смертельная опасность. Я единственный, кто может тебе помочь.
О смертельной опасности, которая мне грозит, я слышу уже несколько дней. У отца большие проблемы, и мне нельзя оставаться в этом доме, потому что в любой момент сюда может нагрянуть человек, нанятый врагами нашей семьи. Никто не знает, на что он будет способен, окажись я на его пути.
Отец боится, боюсь и я.
У меня хватает мозгов понять, насколько это всё серьёзно, но я не хочу никуда ехать именно с Тимуром. Не могу. С кем угодно другим, но не с ним. Он… мне нельзя оставаться с ним наедине. Я не смогу. Боюсь, что рано или поздно проболтаюсь о своих чувствах и тогда…
Он не любит меня. Я ему даже не нравлюсь. Наверняка кажусь ему глупой и досадной мошкой. Раздражаю – это видно даже сейчас, по хмурым бровям и тяжёлому взгляду, в котором больше усталости и нежелания со мной возиться, чем чего бы то ни было. Но он обещал отцу, что спрячет меня, пообещал помочь, потому и не плюнул на мои фокусы до сих пор.
В его взгляде нет теплоты, о которой я так мечтаю, и от осознания своей глупости хочется забиться в самый дальний угол и не высовываться.
Моя первая любовь – напрасная. Но и не любить не получается.
– Элла! – Тимур не выходит из себя, не кричит и не требует. Но в его голосе столько давления, что инстинктивно сжимаюсь. – Шутки кончились. Тебе придётся поехать со мной, – повторяет и, подхватив меня на руки, прижимает к себе.
Я не могу устоять: обвиваю его мощное тело руками и ногами. Схожу с ума от его близости, теряю самоконтроль.
Тимур – самый красивый мужчина из всех, кто мне встречался в этой жизни. Единственный и неповторимый. Сильный. Самый лучший.
– Поцелуй меня, тогда поеду, – выдаю очередную глупость.
Уверена: сейчас он рассмеётся мне в лицо. Сбросит с рук, как досадное недоразумение, обложит матюгами и просто уйдёт. Оставит одну. У отца много охраны, меня в безопасное место может отвезти любой. И пусть бы любой, не могу рядом с Тимуром быть, это унизительно. Терпеть его холодность – унизительно. Я три года терплю его игнор, больше, кажется, не выдержу.
Но он смотрит в мои глаза. Бесконечно долго, а моё тело вспыхивает огнём от его близости. Щёки пылают, жар стекает к груди, соски становятся невероятно чувствительными. Всего лишь взгляд, а у меня уже крышу срывает.
– Где ты взялась на мою голову, девочка-ромашка? – его голос грубый, хриплый. Никогда такого не слышала, не думала, что услышу. Не мечтала. Боялась мечтать. – Напросилась.
Он целует. Впивается в мой рот, проталкивает горячий язык, трахает им, владеет. Даёт понять, что в этой игре он – главный. Устанавливает границы. Я растекаюсь киселём. Стону в рот Тимура, царапаю его плечи, прижимаюсь к широкой груди крепче. На мне лишь тонкая спортивная майка и крошечные шортики, и эта одежда сейчас кажется лишней.
Ещё секундочку, пожалуйста. Ещё мгновение.
– Тимур, – выгибаюсь навстречу, а сильные руки ставят метки на моей коже.
Тимур кладёт меня на кровать, нависает сверху, такой большой и сильный. Самый любимый. Единственно любимый. Стремлюсь к нему навстречу, прогибаюсь в пояснице. Мои ноги на его талии, руки сжимают в кулаках чёрную футболку, хотят её разорвать.
– Пожалуйста, – из груди вырывается стон, жадные губы в поиске, ищут, стремятся поцеловать глубже, сильнее. Урвать ещё кусочек вдруг ожившей мечты.
А хронометр внутри отсчитывает секунды до взрыва.
– Мать его, – рыком из горла, стоном из глубины души.
Тимур теряет над собой контроль, а я плыву от его напора, растекають по кровати, расплываюсь озером под ним. Внизу живота пожар. Пламя, которое не хочется тушить. Хочется, чтобы было острее, сильнее, жёстче.
– Возьми меня… пожалуйста, трахни.
Господи, о чём я? Кто я? Лишь влюблённая дурочка, о чувствах которой правая рука моего отца даже не догадывается. Я идиотка, но я так сильно хочу, чтобы Тимур был со мной. Пусть всего лишь на пять минут, но со мной. Моим.
– Ты сумасшедшая, – горячим выдохом в мою шею. Страстью по нервам. Наждаком по коже. – Нам нельзя, ты же понимаешь это?
Его голос на редкость спокойный в этот момент, а во взгляде тёмных глаз миллионы вопросов. Но я подаюсь вперёд, трусь грудью, выгибаюсь, предлагаю себя.
Как последняя шлюха, но я так люблю его.
– Я люблю тебя, Тимур, – выдаю то, что боялась озвучить вот уже три года. Я пьяная от его касаний, смелая, влюблённая.
Ничего не контролирую. Просто хочу этого мужчину, как никого и никогда. Только его и хотела, только с ним и хочу. Потом обязательно пожалею, но так хочется говорить об этом.
– Блять, – рычанием у уха, и влажные горячие губы на виске. Рука на горле, подчиняющие, подавляющие. – Я же не сдержусь.
– Не сдерживайся, Тимур. Не надо, – почти умоляю и обхватываю ногами его бёдра. Смыкаю их крепче на талии, толкаюсь вперёд. Плюю на все правила приличия, на то, что нас могут застукать. На всё плюю, лишь бы Тимур никуда не уходил. Лишь бы так и оставался диким, необузданным.
Моим.
– Ты глупая. Ничего не понимаешь.
Тимур целует меня. В этом нет нежности —лишь желание доказать, как я неправа. Предупреждение, предостережение. Опасность.
– Я не глупая. Я люблю тебя. Ты же хотел меня спасти? Спасай. Только сам, не потому что папа попросил.
Тимур рычит, кусает мою шею. Срывается с тормозов, несётся вперёд, позабыв о долге, предназначении, обо всём на свете. Целует горло, покусывает губы, бормочет что-то нечленораздельное в мой рот.
Но вдруг отстраняется, смотрит на меня туманно и испытующе. Сама себе кажусь разбитой вдребезги, но с честью принимаю этот ментальный бой.
С Тимуром я не всё согласна.
– Ты хотела, чтобы я всего лишь поцеловал? Поцеловал. Теперь поднимайся и пойдём. Пора в дорогу.
Вздрагиваю. Такая резкая смена настроения. Стена между нами снова плотная, толстая, сложенная в ширину из тысячи кирпичей. Непробиваемая.
– Надо уходить, Элла. Пора. Если тебе дорог твой отец, не создавай ему проблем, – и чуть подумав, добавляет: – Себе тоже не создавай.
И не дав мне времени на возражение, снова подхватывает на руки и, водрузив себе на плечо, уходит прочь из комнаты.
2 глава
– Пристегнись, – Тимур вталкивает меня на заднее сиденье неприметной серой легковушки. Пыльной, с заляпанными номерами, совсем убогой. Но внутри чисто и даже пахнет приятно. Тимуром.
Господи, какая же я дурочка. Но на зацелованных губах улыбка, и я касаюсь их кончиками пальцев, вспоминаю вкус дыхания Тимура, а на коже всё ещё горячие метки его прикосновений.
Мне больше не хочется спорить, потому делаю, как было велено. Смотрю за окно, а Тимур останавливается возле машины, бьёт носком ботинка по покрышкам, хмурится. Он всегда такой – всё обязательно проверит, всё учтёт, обо всём подумает, ни одной мелочи не пропустит.
Щёлкает замок ремня безопасности, в груди слишком много воздуха. Дышу ртом, носом – чем угодно, лишь бы снять напряжение. Но Тимур садится на место водителя, громко хлопает дверцей, и даже не смотрит на меня. Он весь закупоренный в себе, снова похожий на робота. Мне хочется коснуться его. Погладить по плечу. Сделать хоть что-то, чтобы он перестал быть таким холодным и далёким. Но что-то останавливает меня. Возможно, внезапно проснувшаяся гордость.
Тимур заводит мотор, и машина трогается с места. За спиной остаётся наш дом. Мой дом, в котором я родилась и выросла, в котором планировала провести ещё ни один год. Там, внутри, мне дорога каждая мелочь, каждый угол хранит воспоминания, и расставаться с домом в такой ситуации – больно. От неизвестности кружится голова, от волнения за отца и его будущее страшно. По-настоящему, и я сжимаюсь внутренне в комочек, цепляюсь пальцами за обшарпанную обивку сиденья и крепко зажмуриваюсь.
– Куда мы едем, Тимур?
Мне нравится повторять вслух его имя. Если не хочет больше меня касаться, так хоть так буду ближе.
– В надёжное место.
Вот и весь ответ. Сидит, смотрит только на дорогу – ответственный. Машина мчится вперёд, рассекает рассветный туман. Тимур напряжён – никогда его таким не видела. На шее проступают жилы, на руках бугрятся мышцы, делают сильные предплечья ещё красивее.
Наслаждаться рассматриванием любимого мужчины, похоже, мой способ избавиться от стресса и тяжёлых мыслей.
– Тимур, всё очень плохо?
– Скверно.
– Папу… его убьют?
– Твой отец – крепкий орешек.
В голосе уверенность, и мне хочется верить ему. Кому, если не Тимуру, мне верить?
Дорога петляет. Тимур сворачивает то в один переулок, то в другой. Срезает расстояние, молчит. Мимо проносится родной город, но бесполезно вглядываться в знакомые места, когда перед глазами от волнения всё плывёт. Внутри салона тесно – моим длинным ногам не хватает места. Но я знаю, что так надо – главное, быть незаметными. Сейчас это самое важное.
Время детского бунта подошло к концу, пора становиться взрослой.
Сворачиваем на пригородную трассу, ещё чуть-чуть влево, после прямо и направо. Оказываемся на просёлочной дороге. Не узнаю этих мест – вокруг запустение, тишина.
– Глушь какая, надо же.
– Привыкай, принцесса.
– Это деревня, что ли?
– Самая настоящая, – хмыкает Тимур, и целое мгновение смотрит на меня искоса.
– Я не принцесса.
– А кто? Королевишна?
Это обидно.
– Ты меня совсем не знаешь! – взрываюсь. – Я не избалованная девица!
– Не избалованная, говоришь? Вот и проверим.
Мне кажется или на его губах усмешка? Словно не верит в меня. Правильно, кто я для него? Докучливое недоразумение. Папина дочка, которую он вынужден прятать, потому что игры больших мальчиков зашли слишком далеко.
Только разве целовал бы так, будь я ему совсем безразлична?
Мысли о том, что случилось в комнате, придают сил. Я берусь за ручку двери и выхожу на улицу вслед за Тимуром.
– Хорошо, что я не на каблуках, – неловко шучу и поддеваю носком комок грязи.
Тимуру не смешно, а я, чтобы скрыть неловкость, снова ковыряю придорожную грязь. Мой рыцарь подбрасывает ключи от машины на раскрытой ладони, а после размахивается, а мне остаётся, раскрыв рот от удивления, следить за их полётом в самые дальние кусты.
– Радикально.
– Пойдём, принцесса.
– Ты не собираешься мне ничего объяснять?
– Меньше знаешь, дольше проживёшь.
– Ты меня пугаешь.
– А ты не бойся.
Тимур не смотрит на меня. Уходит вперёд – вдоль незнакомой улицы, мимо чужих домов. Покосившиеся, обветшалые, они напоминают, что всему есть свой срок.
Мне приходится практически бегом догонять Тимура, но я не тороплюсь становиться с ним плечом к плечу – слишком уж нравится смотреть на его спину. Красивая линия коротко стриженого затылка, могучая шея, широкие плечи. В дорогу он оделся не в ставший уже привычным для меня строгий тёмный костюм. Сейчас на нём чёрная футболка и низко сидящие на крепкой заднице джинсы. Узкая талия и бёдра, длинные тренированные ноги – Господи, помоги мне. Он слишком красивый… а ещё умный, сосредоточенный. И холодный.
Чёрт возьми, Тимур, какой же ты холодный. Айсберг в океане, честное слово. Неужели ты теперь всегда таким будешь? Окончательно закроешься, потому что вбил себе в голову тысячу табу?
– Элла, живее, – оборачивается, смотрит на меня, нахмурив тёмные брови, а я кажусь себе нашкодившей первоклашкой, забывшей дома сменную обувь. – Каждая минута на счету.
– Ты грубиян и ледышка, – бурчу, а Тимур усмехается.
– Налево.
Вот и всё. Больше я не достойна ни единого слова. Только Элла Протасова так просто не сдаётся. Берегись, Тимур Каиров!
Мы сворачиваем в один из переулков, шествуем по другой улице. Ждановская, читаю я на первой попавшейся табличке, но это мне ровным счётом ничего не говорит. Никогда здесь не была и не думала, что побываю когда-то.
– Здесь тебя точно никто искать не будет, – поясняет Тимур, наверное, прочитав что-то на моём лице. – Безопасное место.
– Как думаешь, когда это закончится? – спрашиваю, а Тимур вместо ответа нервно поводит плечами.
Молчит.
– Если даже ты ничего конкретного сказать не можешь, то дела плохи.
Сверкает в мою сторону чёрными глазищами, недовольный чем-то. А я наслаждаюсь эмоциями, на которые удалось его вывести. Так-то, Тимур! После нашего поцелуя, его горячих прикосновений никак не могу перестать о них думать. И хочу повторения. И добьюсь его, что бы мой холодный принц об этом не думал. Как бы не сопротивлялся.
Неужели для него это ничего не значило? Не верю.
Мы сворачиваем снова в какой-то переулок, минуем несколько улиц, петляем и кружим по сонному посёлку, пока не выходим на пологий холм. Мои ноги слегка побаливают, кроссовки натёрли пятки, но я мужественно терплю все лишения. Потому что, как бы не сопротивлялась на словах, жутко боюсь, что все угрозы моему отцу его враги выполнят.
– Зачем отец вообще решил баллотироваться в мэры? Хорошо же было, спокойно, а теперь… – бурчу, взбираясь вверх.
– Власть – сильный наркотик.
– Дай мне руку, – прошу, а Тимур тяжело вздыхает. – Пожалуйста. Я устала.
Кажется, он снова назовёт меня принцессой, смерит насмешливым взглядом, но к моему удивлению ничего этого не происходит. Его широкая ладонь протянута ко мне, я вкладываю в неё свою руку и обмираю от затаённого счастья. Я знаю, я дурочка. Но я люблю его.
– Пришли, – говорит Тимур и пытается разжать руку, но я цепляюсь в него, что тот клещ.
Ничего, Каиров, потерпишь. Я не заразная. И ты целовал меня, так что поздно назад сворачивать.
Но от всех этих мыслей меня отвлекает открывшийся перед глазами вид. Большой каменный дом за высоким забором, ярко-зелёная крыша, беседка, увитая гирляндами плюща, цветущий вдалеке сад и простор изумрудного поля вокруг. А чуть дальше лес и ни единой живой души на горизонте. Иллюзия свободы и безопасности.
– Какой красивый дом, – выдыхаю, не сумев сдержать эмоции, а Тимур хмыкает. Как-то очень самодовольно, но уже через мгновение на его лице снова эта ледяная маска.
– Пойдём, принцесса. Моей гостьей будешь.
Тимур распахивает створку калитки и пропускает меня внутрь.
– Я не потеряюсь и не сбегу.
– Я в этом не сомневаюсь.
– Какой же ты… сухарь.
Тимур пропускает мою реплику мимо ушей, а я вхожу в просторный двор. Он ухоженный, с идеально подстриженным газоном, на который так и тянет прилечь. Чуть дальше по курсу кусты смородины. Они усыпаны яркими горошинам ягод, налитых и даже по виду сочных. Воздух пьянит свежестью, и я вдыхаю его полной грудью, ёжусь от прохладного ветерка. На голых бёдрах толпы мурашек, руки мёрзнут и я растираю предплечья ладонями, согреваюсь.
– В доме теплее, – снова угадывает мои мысли Тимур и указывает рукой в сторону дома.
– Это… это твой дом? – спрашиваю, а Тимур кивает.
– Фамильное гнездо Каировых. Очень безопасное место.
Тимур запирает ворота. Его жесты размеренные, плавные, в них ни капли лихорадки.
Каиров так близко сейчас, так невыносимо близко, и я не сдерживаюсь – касаюсь его предплечья. Под пальцами жар мужского тела, гладкая смуглая кожа. Тимур остаётся спокойным, только смотрит на меня испытующе. Давит тяжестью взгляда. Облизываю губы, вмиг пересохшие, и каждый миллиметр тела покрывается мурашками.
– Ты играешь с огнём, – заламывает бровь насмешливо.
– Он не жжётся.
– Сгоришь же к чертям, – на мгновение сбрасывает ледяную маску, обнажая свою горящую огнём суть. – Всё это глупости, Элла. Забудь. Ты ребёнок.
– Тебе так кажется, Тим. Я уже давно взрослая, просто ты этого видеть не хочешь. Боишься.
– Никогда не смей брать меня на слабо.
Подаюсь вперёд, но Тимур отступает. Обливает меня ледяным взглядом, втягивает носом воздух, и ноздри трепещут. Он же борется с собой! Я же вижу это. Мне не показалось!
И вот, когда мне верится, что он приблизится, снова станет таким, каким был в моей комнате, он отступает на шаг и пятится.
– Твой отец доверил мне свою любимую дочь.
Как вердикт. Как приговор. Неужели то, что случилось в комнате, больше никогда не повторится? Сейчас, когда смотрю в ледяные глаза Тимура, легко проверить, что всё мне приснилось. Не было этого. Показалось. Но губы покалывает, а на спине остались горячие метки его касаний.
– Я тебя поняла, Тимур Каиров. Поняла.
– Умница, – улыбается как-то устало и идёт к дому. Знает, что не сбегу. Куда я от него денусь?
– Располагайся. Не хоромы, но это лучший вариант.
Конечно, это не дом отца, не привычные мне стены и комфорт. Но это дом Тимура – мужчины, которым я брежу вот уже три года. И мне здесь…
– Нравится. Очень красивый дом.
– Маленькая лгунья, – усмехается и потирает пальцами идеально выбритый подбородок.
– Ты недоверчивый сухарь!
– Ты же говорила, что любишь меня. Терпи.
– Не издевайся.
Тимур растягивает губы в ленивой улыбке, закладывает руки в карманы и молчит. О чём-то думает, но у меня не получается “прочесть” его эмоции – лицо остаётся бесстрастным. Как бы хотелось залезть к нему в голову, понять, что в ней творится. Но больше всего хочется узнать, есть ли в ней место мыслям обо мне. Оставила ли я в ледяном сердце свой след?
Наивная дура! Влюблённая идиотка! Мысленно бью себя по щекам, бужу снова уснувшую гордость, но глупое сердце рвётся к Тимуру. Наваждение какое-то. С первого взгляда самое настоящее наваждение.
– Тут будешь жить, – припечатывает словами, а я не знаю радоваться мне или биться головой об стенку.
– Мне нужны будут мои вещи. Компьютер, телефон… одежда. Я ведь не успела собраться.
– У тебя было много времени, теперь поздно.
– Но как мне без своих вещей? – обвожу рукой своё озябшее тело в тонкой майке и микрошортиках. Ночью я бегала вокруг дома, пыталась привести в порядок мысли, но у меня так и не получилось придумать что-то, что поможет отцу. – Хотя бы ноут и телефон можно?
– Исключено, – отрицательно качает головой, сжимает губы в тонкую нитку. – Всё необходимое тут есть, тебе хватит.
– Но мой телефон… там вся моя жизнь! И компьютер, – пытаюсь вразумить неуступчивого Тимура, объяснить, но он лишь снова качает головой.
– Потерпишь пока без разговоров с подружками и без женихов своих, – твёрдо, и я понимаю, что бесполезно настаивать. – Не будь дурой, Элла. Не та ситуация, чтобы глупости делать.
– У меня нет никаких женихов! – взрываюсь, готовая от бессилия топать ногами и метать яркие молнии.
– Твоя личная жизнь – последнее, что меня сейчас волнует. Моя обязанность – твоя безопасность, а всё остальное оставь себе. Если бы не твой отец, я бы никогда не возился с тобой. Но я ему должен, он мой друг, потому приходится наступить себе на горло.
Ну вот как он так может? Почему жестокий такой?
– Ты не просто сухарь. Ты слепой сухарь! – выкрикиваю и принимаюсь остервенело развязывать шнурки на кроссовках. Чёрт, ноги всё-таки растёрла. Гадство. Ещё и этот… сухарь! Довёл, честное слово, довёл.
– Ванная налево по коридору. Там есть аптечка. Разберёшься, не маленькая.
Разувается, даже не глядя на меня, а мне плакать хочется. От бессилия, того, что творится вокруг меня в последние дни, всей ситуации с этими угрозами. Отец уже неделю мечется раненным зверем, злой, что тысяча чертей, бледный и взъерошенный. Никогда его таким не видела, а ещё Тимур… Заноза в каждой точке моего тела и души.
Ванную нахожу почти сразу. Просторная, оборудованная всем необходимым. Господи, тут даже биде есть! Кто бы мог подумать. А ещё говорил, что не хоромы.
После душа становится немного легче, словно со всей дорожной пылью сумела смыть и часть переживаний. Их закрутило воронкой, унесло в водосток. Вот пусть там и остаются. Упаковка пластырей лежит на полочке в пластиковой настенной аптечке, и пока клею тонкие телесные полоски на пятки, думаю, что без компьютера и телефона я точно взвою в этой глуши. Чем заниматься тут в одиночестве? Надеюсь, хоть книги тут есть – согласна даже “Капитал” штудировать, лишь бы не подпускать к себе дурные мысли. А они обязательно будут, если останусь наедине с тишиной.
Интересно, Тимур ещё не уехал? Вряд ли. Рука тянется к просторному махровому халату, в котором утонуть можно, но вдруг шальная мысль посещает голову. Глупость, но мне хочется посмотреть на реакцию моего ледяного телохранителя. Хе-хе, Каиров, держись. Элла Протасова выходит на охоту.
Хватаю голубое полотенце с полочки и, не дав себе времени одуматься, заматываюсь в него так, чтобы оставить достаточный простор для фантазии, но и не открыть лишнего.
Элла, ты же воспитанная скромная девочка! Что ты творишь? Но я заглушаю занудный голос разума и, последний раз глянув на свой чистое и посвежевшее после душа отражание, распахиваю дверь.
Так, интересно, где тут кухня?
Дом довольно большой, построенный кем-то для огромной семьи. Интересно, почему тут никто не живёт? Я ничего не знаю о Тимуре и его жизни вне моей орбиты, но теперь вопросы теснят друг друга в голове.
В коридоре я осторожно касаюсь стены. Останавливаюсь, закрываю глаза, пытаюсь хоть так быть немного ближе к неприступному Тимуру. Безразличному. Жестокому. Ведь только жестокие мужчины после признаний в любви делают вид, что ничего не было.
Ещё и издевается, гад.
Хочу понять его, попробовать просочиться в его мысли, словно я героиня пошлого сериала о паранормальном и способна видеть сквозь стены, умеющая чувствовать. Имеющая возможность проникнуть в сознание того, кто мне дорог.
Но стены остаются глухими к моим страданиям, потому я решаю: жалеть себя буду как-нибудь потом. Когда спать лягу, например.
Кухня, кухня, где же ты? Пить хочется очень, а ещё в животе урчит. Любовные печали – это здорово и интересно, но на пустой желудок даже о любимом думается плохо.
Вдруг откуда-то издалека доносится голос Тимура, и я иду на него, следую как змея за дудочкой укротителя. Кручу головой, прислушиваюсь, шагаю вперёд, пока не попадаю в просторную кухню.
Тимур в ней. Стоит спиной ко входу, прижимает к уху телефон, а во второй руке держит большую чашку. Наверное, с чаем – я помню, он его любит больше кофе. И желательно зелёный. Господи, сколько раз заваривала для него чай, обмирая от мысли, что он может хоть так, глоток за глотком, почувствовать мою любовь.
Сейчас он не видит меня, а я останавливаюсь в дверях, чувствуя вдруг себя самой глупой на свете. Не решаюсь сделать хоть шаг вперёд, боюсь побеспокоить такого занятого Тимура.
Вот за что я его люблю? Постоянно всех парней отшиваю, никого видеть рядом, кроме этого сухаря, не могу. Не хочу. Хотя встречались очень удачные кандидаты – приятные, влюблённые, пылкие. Готовые на многое ради меня, но в голове был и есть только Тимур, и изменить это ни разу не получилось.
Люблю за то, что он самый красивый на свете? Да нет, внешность ведь не главное.
Или за то, что сильный? Надёжный? Верный? А как он стреляет… однажды я пробралась в тир во время тренировки охранников отца. Папа попросил Тимура провести её, обучить всему своих бойцов, а я…
Я целый час, наверное, смотрела, раскрыв рот, только на Тимура. Спряталась в нише и любовалась, боясь вздохнуть. Он стрелял так, что у меня под ложечкой сладко сосало. А потом неделю видела непристойные сны, чёрт бы этого Тимура побрал!
А ещё он мастер спорта по рукопашному бою, бывший военный – сослуживец отца, – и в его силах уложить на лопатки любого, кто не вовремя сунется под руку. Господи, миллионы достоинств!
– Да-да. Я понял… машина осталась далеко. Нет, никто не видел. Ты же знаешь, у меня все ходы записаны. Валеру не присылай, я сам подъеду.
Я делаю шаг в комнату, а Тимур резко разворачивается ко мне. Рука с чашкой замирает, во взгляде мелькает что-то, что мне никак не удаётся определить. Смятение? Боже, нет. Это же Каиров! Железный человек. Какая уж тут растерянность? Тогда что?
– Кхм… Я слушаю, конечно. Прости, птичка мимо окна пролетела, задумался. Да, никому не нужно знать. Остаться? Думаешь, разумная мысль? – снова длинная пауза, за которую Тимур успевает трижды пройтись взглядом по моему слабо прикрытому телу. – Ну, если ты так считаешь. Конечно, твоя дочь и её безопасность превыше всего. Отбой.
– Это был папа?! – вскрикиваю, позабыв о том, что стою практически голая перед мужчиной своей мечты.
Но нам с папой так и не удалось попрощаться, и сейчас я очень волнуюсь. Но Тимур игнорирует мой вопрос, словно у меня не голос, а жужжание мухи, летающей над ухом.
– В ванной есть халат, – замечает, слегка наклонив вбок голову.
Смотрит на меня так, что коленки трясутся, и на каждом миллиметре кожи – огненные метки. Клейма.
– Халат сложно было не заметить, – задираю подбородок, смотрю на Тимура с вызовом и завожу руки за спину. Сплетаю пальцы в замок, перекатываюсь с пальцев на носки и изо всех сил стараюсь не потерять зрительного контакта.
Пусть видит, какая я смелая.
– Но ты выбрала полотенце.
– Оно удобнее.
Тимур подносит чашку к губам, смотрит на меня, сощурив глаза до тонких щёлочек.
– Не провоцируй меня сделать то, о чём сама же потом и пожалеешь.
– Я ни о чём не пожалею.
– Элла, я не принц из девичьих грёз.
– Я знаю.
– Найди себе парнишку, который будет тебе песни под балконом петь, цветы дарить и вот этой всей чепухой заниматься. У меня нет на это ни времени, ни желания.
– Хотела бы, давно нашла, – с вызовом, решительно.
Только эта решимость у меня и осталась. А ещё страх – очень детский, отчаянный какой-то. Удушающий. За папу, за жизнь свою привычную, за то, что никогда-никогда самый лучший мужчина не полюбит меня. Не увидит во мне женщину.
Так много страха, и от него мурашки по коже. Хочется свернуться калачиком и долго-долго плакать, но такой роскоши сейчас себе позволить не могу. Не на ту напали! Элла Протасова так просто не сдаётся и не раскисает.
– Зря, что не нашла, – как приговор, с которым мне отчаянно не хочется мириться. – Придумала себе любовь и веришь в неё. Не надо, Элла, потом хуже будет.
– Спасибо за совет, Тимур Русланович, но я взрослая и сама разберусь, что мне делать и в кого влюбляться.
– Глупый маленький цветочек, – вздыхает и сжимает пальцами переносицу. – Иди, Элла… оденься. Твоя комната на втором этаже, первая справа.
С громким стуком Тимур ставит чашку на мойку и быстро выходит из комнаты.
