Текст книги "Воин мочика"

Автор книги: Лин Гамильтон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 18 страниц)

Пока я размышляла о расцветах и падениях цивилизаций, мне вдруг подумалось, что куда как полезнее было бы поразмыслить о событиях не столь отдаленных. Кажется, последнее время, с тех самых пор, как я обнаружила в магазинчике полубесчувственного Алекса и истерзанное тело Ящера, голова у меня работала не так четко и ясно, как хотелось бы. Особенно после мрачной находки в нью-йоркской галерее «Дороги древности».

Я могла сколько угодно смеяться над мрачными пророчествами Ягуара насчет «покалипсиса» и дремлющих в гробницах проклятий, но с абсолютной уверенностью ощущала: все те ужасы, что произошли за последнее время, каким-то образом связаны с древним изделием индейцев мочика. Вспомнить хотя бы, что неприятности начали обрушиваться на меня после того, как я приобрела так называемые реплики. Более того, почти со всеми, кто имел к этим репликам хотя бы косвенное отношение, рано или поздно случалось что-то плохое, а подчас и с летальным исходом. Даже А. Дж. Смиттсон, покойный владелец Смиттсоновской галереи, который даже не успел приобрести их, умер мучительной и кровавой смертью.

Все дело в том, что я абсолютно не верю в проклятия.

И вот я сидела в автобусе, направлявшемся в Кампина-Вьеха, то самое место, где якобы была изготовлена одна из этих реплик, похищенная ваза. От Трухильо меня отделяло три часа езды на автобусе, от Лимы – четыреста или пятьсот миль, а от людей, которых я любила, – целая жизнь.

«Все это полный бред, – думала я. – Возвращайся домой. Ты сумеешь убедить Роба, что ни ты, ни Алекс ни в чем не виноваты. Да, он сейчас очень зол, но злость пройдет – и он тебе поможет».

– Кампина-Вьеха, – объявил водитель.

К добру ли, к худу ли, но я прибыла к своей цели.

Я вылезла из автобуса. Двое моих молодых приятелей – тоже.

Стив Нил обещал, что будет поглядывать на остановку – и сдержал слово. За те несколько минут, что мне пришлось подождать, я успела слегка оглядеться по сторонам. Кампина-Вьеха оказалась не таким уж и мелким городом. Прямо напротив раскинулся рынок, где вовсю кипела торговля. Юные хиппи – иным словом их не назовешь, хотя термин этот, безусловно, устарел, – тем временем искали, на чем бы добраться до коммуны.

Похоже, излюбленным средством передвижения в Кампина-Вьеха являлось мотоциклетное такси. Ягуар с Пачамамой тщательно пересчитали мелочь – они явно сидели на мели, даже больше, чем я, – и попытались сторговаться с одним из водителей рядом с автобусной остановкой.

Им приходилось несладко: по-испански они не говорили, а место назначения было не то неизвестно таксистам, не то туда просто никто ехать не хотел. В результате ребята вскинули на плечи рюкзаки и отправились пешком. А скоро подкатил и Стив на сером грузовичке-ниссане.

Следующие полчаса-час Стив колесил по городу, выполняя всякие мелкие поручения и на ходу показывая мне, где что находится. Мы забрали четыре здоровенные пластиковые цистерны с водой, баллон пропана, бидон с керосином, и наконец, снова выбравшись на Панамериканскую магистраль, покатили из города. Через пару миль я увидела впереди, на обочине, ребят из автобуса. Оба с головы до ног пропитались пылью, и виду них, особенно у девушки, был довольно-таки усталый.

Как ни досадно было мне продолжать это знакомство – обитатели коммун, ждущие конца света, не по моей части, но материнский инстинкт, обычно беспробудно спящий, внезапно взыграл во мне с невероятной силой. Уж больно жалко выглядели эти бедолаги. Я рассказала про них Стиву, и он притормозил в нескольких ярдах впереди. Я высунулась и замахала, а эта парочка бросилась к нам бегом.

– Стив, – представила я, – это мои новые друзья, Ягуар и Пачамама.

Уголки губ Стива дрогнули в улыбке, но он сумел сдержаться.

– Приятно познакомиться, – серьезно произнес он, по очереди пожимая им руки. Я объяснила, куда они направляются, а Ягуар примерно показал направление.

– Забрасывайте рюкзаки в кузов, а сами лезьте сюда, – пригласил Стив, махая рукой на заднее сиденье. – Правда, нам надо еще кое-куда заехать, но это вам по пути.

Ребята благодарно заулыбались.

Ягуар уселся впереди вместе со Стивом, а мы с Пачамамой сзади. Девушка оказалась не очень-то разговорчивой, а вот Ягуар принялся развлекать Стива карточными фокусами, что, должно быть, не слишком-то помогало сосредоточиться на дороге.

Через несколько миль Стив свернул на грязный проселок между двумя строениями. Перед одним из них стояла худенькая смуглая женщина, вся в морщинах. На голове у нее красовалась коричневая фетровая шляпа, похожая на старый абажур. Из-под коричневого замшевого жилета виднелась вышитая блузка, а из-под пышной юбчонки темно-синего цвета торчали тощие ноги в чулках и черных тяжелых ботинках. Иссиня-черные, густо пронизанные сединой волосы были забраны в две длинные толстые косы. Рядом на земле стояли две внушительные плетеные корзинки из ярких – розовых, зеленых и оранжевых прутьев. Стив притормозил грузовичок, поставил корзинки в кузов и помог женщине забраться туда же.

– Инес Кардосо, – сообщил он, возвратившись в кабину. – Наша кухарка. С нашим обедом.

Еще через полмили он снова свернул – на сей раз на проложенную телегами ухабистую дорогу, что вела к небольшой рощице. Рядом виднелось несколько самых примитивных хижин. Хлопало развешенное сушиться белье. Чуть поодаль чахли под солнцем несколько жалких побегов кукурузы.

– Ну вот и коммуна, – сообщил Стив.

Мне стало до боли жаль незадачливых юных хиппи.

Мы все вылезли из машины, Ягуар со Стивом вытащили из кузова рюкзаки ребят. Я поймала на себе пристальный взгляд Инес и улыбнулась ей. Она не улыбнулась в ответ.

Мы с ребятами обнялись. В припадке щедрости я сунула Ягуару перуанский эквивалент двадцати долларов. Ребята направились к хижинам. Я проводила их взглядом.

– Не забывайте, что я вам сказал, – крикнул вдруг Ягуар, оборачиваясь. – Про тридцать первое декабря.

Ну, как тут забудешь, когда решительно все только об одном и напоминает?

– Не забуду. И спасибо за совет.

Мы снова уселись в грузовик. Инес, хотя спереди теперь было сколько угодно места, предпочла остаться в кузове.

– Спасибо, что подвезли их, – поблагодарила я Стива.

– Да не за что. Они не многим старше моих разгильдяев. Сын у меня в колледже, дочка как раз школу заканчивает. Знаю, что выставлю себя последним папашей-занудой, но мне очень бы не хотелось думать, что моя дочь попала в такое место. – Он глянул на меня. – Кстати, я заметил, что вы сделали. – Я изобразила святую наивность. – Что, у вас деньги лишние завелись?

– Нет, – покачала я головой. – Напротив, сижу на мели. Но все относительно. У меня-то вашими заботами будет крыша над головой и хлеб насущный. Как-нибудь переживу.

Стив вздохнул.

– Не нравится мне, что они будут тут жить, – повторил он.

– Да ладно, что с ними случится? – отозвалась я, хотя уже и сама засомневалась. – Или думаете, им грозит что-то посерьезней простых бытовых проблем?

– Да нет, в общем, – ответил он чуточку быстрее, чем следовало, и поспешил сменить тему. – Кстати, я уже говорил вам, до чего рад, что вы к нам присоединились? Ничуть не шучу. Я полевик, ученый, а не делец. Просто руки чешутся, как хочется снова попасть на раскопки. Но слишком уж много всяких организационных вопросов, которые нужно решать, а у тотемного столба я второй. Реально главой проекта является Хильда, доктор Швенген, хотя мы с ней и называемся содиректорами. Вы о ней слышали? Нет? Она высшая жрица археологии в этой части света. По рождению австрийка, но в ранней молодости эмигрировала в Штаты. Провела потрясающую работу на инкских раскопках, чуть ли не в одиночку, отбиваясь от всех местных бандитов, расчистила целый город в горах. Наша Хильда – живая легенда. А теперь она увлеклась мочика. Правда, до сих пор нам не слишком везло.

– Вы здесь первый год? – спросила я, в свою очередь, меняя тему.

– Четвертый, – сказал Стив. – И последний, если нам не удастся найти что-нибудь уж совсем выдающееся. В этом сезоне грант на проведение раскопок как раз заканчивается. И если мы не заручимся поддержкой какого-нибудь спонсора, а лучше двух – в этом году у нас есть один, но довольно скромный, – работам конец. Я пробовал поговорить с парой перуанских банков, но спонсоры хотят получить за свои деньги что-нибудь пошикарней того, что попадалось нам до сих пор. Хотя наши находки довольно-таки интересны: мы обнаружили кладбище ремесленников и деревушку, где они, по всей вероятности, жили.

– Но это же просто здорово! – перебила я.

– Ну да, – согласился он. – Но не сенсация. Мы узнали много нового о раннем периоде культуры мочика, но спонсорам подавай зрелища поярче. Тем более что они знают – такое вполне возможно. Чуть к северу отсюда было сделано несколько потрясающих находок. В Сипане, например. Потрясающие гробницы. Конечно, я малость пристрастен, но, по-моему, они достойные соперницы египетским пирамидам. А золота и серебра хватило бы осчастливить самого Креза. Мечта любого спонсора. Впрочем, я и сейчас убежден, у нас тут тоже есть что-то грандиозное. И Хильда того же мнения. Я, во всяком случае, просто-таки нутром чую: в этом сезоне мы обязательно что-то такое отыщем. Все приметы сходятся. Короче, я надеюсь – столь же ради Хильды, сколь и ради себя.

– С ума сойти, – восхитилась я.

– Вот именно. Только должен предостеречь вас насчет нашего спонсора. Некий Карлос Монтеро. Брат мэра и владелец одного из крупнейших в городе предприятий.

Я навострила уши, а Стив продолжал:

– Вообще-то их тут не так много. Несколько ферм, рыболовецкая артель. Да еще вот Карлос и мы. Что же до Карлоса… – он несколько секунд помолчал. – Скажем так: политкорректность еще не добралась до северных прибрежных равнин Перу. Подобно большинству местных мужчин, Карлос считает любую одинокую женщину честной добычей. На вашем месте я бы не стал показываться по вечерам в барах без спутников. Участницам нашей экспедиции Карлос уже изрядно поднадоел, сразу предупреждаю, он ведет себя ужасно навязчиво. Мы особо следим, чтобы не оставлять наших женщин надолго с ним наедине.

– А чем этот самый Карлос вообще занимается, когда не пристает к женщинам и не чванится родством с мэром?

– Заправляет одной местной фабрикой с довольно смешным названием «Fabrica de Artesanias Paraiso», что, как вы, верно, уже поняли, переводится как «Фабрика райских изделий», – сообщил Стив. – Они изготавливают реплики изделий индейцев мочика и продают их по всему миру.

«Вот это уже интересно», – подумала я про себя.

– Монтеро поддерживает наши работы, – тем временем говорил Стив. – Без него нам бы едва ли удалось свести концы с концами. Каждый год делает нам какое-нибудь пожертвование, а время от времени выручает рабочими и инструментами. Кстати, грузовик я арендовал тоже у него. С нас он запрашивает не слишком много, что весьма любезно с его стороны, однако свою выгоду тоже имеет. Так что у нас вполне симбиотическое сотрудничество. Он помогает нам материально, а мы позволяем ему посмотреть все наши находки до того, как их отправят в Лиму, и закрываем глаза на то, что он фотографирует кое-какие детали, чтобы первому выпустить копии на рынок. Большинство сувениров подобного рода, что продаются в округе, выпущено на его фабрике.

– А он связан только с вашими раскопками? – поинтересовалась я.

– В этом году – да. Несколько лет кряду он еще спонсировал одну немецкую экспедицию чуть южнее. Там нашли несколько премилых вещиц. Монтеро преимущественно занимается керамикой. У него есть мастер, который способен сделать форму прямо по фотографии, а уж потом фабрика штампует их сотнями, если не тысячами. А целая сеть мелких торговцев продает. Знаете, этих надоед, что крутятся вокруг туристов: «Хотите часы, мистер? Купите сувенир жене и детишкам». С виду – у каждого свой мелкий бизнес, а на деле в половине случаев это люди Монтеро. Теперь он подумывает, не взяться ли еще за золотые и серебряные вещицы, потому что немцы, везет дуракам, нашли гробницу жрицы мочика. – Он на миг умолк и улыбнулся. – Полагаю, вам кажется, что во мне говорит профессиональная зависть?

Я засмеялась.

– Может, самую капельку. Но продолжайте.

– Хорошо. Боюсь, кое-какие изделия Монтеро весьма сомнительны, так что мне неприятно брать у него деньги – но не до такой степени, чтобы и впрямь не брать. В прошлом году немцы снялись с лагеря и в этом сезоне больше не появлялись, так что мы остались единственным объектом монтеровской благотворительности. На юге еще ведутся кое-какие работы по мелочи, но в принципе больших проектов, кроме нашего, сейчас в этих краях нет.

– А помимо обычных копий, Монтеро делает точные реплики? – спросила я как можно более небрежным тоном.

– Не исключено. Он за что угодно возьмется, лишь бы зашибить побольше. Просто-таки одержим желанием переплюнуть всех в городе: самый большой дом, самая шикарная машина, все в этом роде. Должно быть, с детства привык соревноваться с братом, который сейчас выбился в мэры. – Стив покачал головой. – Однако реплики – слишком уж качественный и дорогостоящий товар, сами знаете. Лично мне Монтеро представляется скорее массовым производителем всякой дешевенькой дряни.

От дальнейших расспросов я удержалась, хотя они буквально рвались с языка. Ваза, якобы произведенная в Кампина-Вьеха, отнюдь не казалась мне дешевенькой дрянью, но приставать к Стиву было бы не слишком разумно. Я и так задала более чем достаточно вопросов о Монтеро и его фабрике. Если этот тип и впрямь такая важная шишка в городе, следует вести себя как можно осмотрительнее.

– А почему немцы в этом году не вернулись? – полюбопытствовала я.

– Думаю, из-за климата. Вы слышали об Эль-Ниньо?

Я кивнула. Так называли периодическое изменение в климате, связанное с тихоокеанским течением. Название «Эль-Ниньо» этот феномен получил в честь младенца Христа, ибо всякий раз проявлялся примерно под Рождество. А когда такое теплое течение омывает берега гораздо дольше положенного срока, это влечет за собой резкий подъем температуры воды в океане и самые серьезные климатические изменения не только в Перу, но и по всему миру.

– Так вот, в этом году Эль-Ниньо разбушевался не на шутку. Едва ли те из нас, кто родился и вырос в больших североамериканских городах, по-настоящему осознают, какие климатические, а как следствие, и социальные катаклизмы влечет за собой такой феномен, как Эль-Ниньо, – сказал Стив. – Разве что самую малость ощущаем полную свою уязвимость во время засух на Среднем Западе и наводнений или ледяных бурь в других местах, но по большей части мы все-таки защищены от погодных буйств. Здесь же все совсем иначе.

В пустыне мы и в самом деле брошены на милость стихии. Во время последнего Эль-Ниньо тут были жуткие наводнения, люди гибли в грязевых потоках. А вслед за наводнениями идет холера. Замечу, что, по сути, в этом нет ничего принципиально нового. Археологами найдено немало записей о таких событиях. Возможно, как раз сходные климатические явления и нанесли роковой удар по империи мочика. Как бы там ни было, грядет очередной Эль-Ниньо, так что мы ожидаем соответствующих погодных и социальных пертурбаций. Косяки рыб уходят от берегов. Вода становится теплее, чем обычно, что губит водоросли и всякую мелкую морскую живность. Один из перуанских рыбаков подсчитал, что улов падает примерно на восемьдесят процентов. А значит, у людей, которые этим зарабатывают на жизнь, начинаются трудные дни. Иные из них пытаются даже возделывать землю, чтобы хоть как-то продержаться. Но вместе с Эль-Ниньо приходят и засухи, так что люди поневоле снимаются с насиженных мест. Иногда такие переселенцы самовольно захватывают участки земли у самого побережья и заводят хозяйство там.

Нечего и говорить, что местные не очень-то жалуют чужаков – они называют их invasores, захватчики, – особенно учитывая, что хороших земель тут мало, а рыба сейчас не ловится. А чужаки, к несчастью, нередко являются с оружием в руках, так что у нас тут уже было несколько очень неприятных случаев, открытых столкновений. В такие времена люди доходят до крайности.

Хорошо еще, пока здесь дождь не начался. Помните, ведь в Перу сейчас зима. В нормальный сезон мы как раз успеваем все начать и закончить посуху, но в этом году в Чили уже сейчас полило. Очень может быть, нам придется сворачиваться куда раньше, чем мы планировали. Вот почему в этом году мы здесь единственная экспедиция. Остальные решили годик пропустить. Признаюсь, отчасти поэтому я еще так волнуюсь за тех двух ребят, которых мы подвозили. Не думаю, что campesinos, местные крестьяне, обрадуются этим молодым invasoresбольше, чем чужакам из центральных районов. Наши друзья, сами того не желая, могут оказаться меж двух огней.

Мы и сами-то стараемся вести себя как можно осмотрительней. Вне раскопок держимся только группками, а на гасиенде всегда остаются по крайней мере двое дежурных. Она, как вы сами увидите, стоит слегка на отшибе.

Надеюсь, я вас не запугал? Просто надо соблюдать меры предосторожности, только и всего. И, кстати, в этой бочке дегтя есть и своя ложка меда – когда столько народа ищет работу, нанять поденщиков на раскопки куда как проще. Как нас ни мало, а кажется, археология становится главным источником рабочих мест в этом городе, если учесть, что наш проект и фабрика Монтеро стоят, в каком-то смысле слова, через дорогу.

Несколько минут мы сидели молча, пока я переваривала услышанное. Слева от дороги тянулась широкая, несколько сотен футов в ширину, траншея. Присмотревшись хорошенько, я поняла, что это пересохшее русло реки. Лишь в самой середине сочился тоненький ручеек. Время от времени на дороге кто-нибудь встречался, например, одинокий путник на ослике, но по большей части кругом было совершенно безлюдно.

Протрясясь на ухабах несколько миль, мы добрались до полоски леса. За ней свернули направо, проехали несколько сотен ярдов, перемахнули облицованный бетоном оросительный канал и поднялись на невысокий холм.

Никогда не забыть мне того первого взгляда на гасиенду Гаруа. Стив сказал, что она стоит на отшибе, но выбрал не самое подходящее слово, чтобы описать исходящее от нее чувство всепоглощающего одиночества и заброшенности некогда величественного, но обветшавшего здания. Из окон открывался красивый вид и на море вдали, и на поросшие травой дюны за рекой. Широкая парадная дверь двухэтажной гасиенды была украшена великолепной резьбой, но теперь дерево все растрескалось. Ставни на огромных окнах первого этажа были почти везде прочно заперты, но в паре окон оторвались и теперь болтались на ржавых петлях, хлопая на ветру.

Насколько я могла судить, некогда дом красили желтой охрой, однако краска давным-давно выцвела и пооблупилась. Перед парадной дверью стоял безмолвный сухой фонтан: каменный купидончик с витой раковиной в руках. Справа, на опушке леса, виднелись развалины какого-то маленького домика – должно быть, павильона, местечка, где можно насладиться «жизнью на природе». Теперь же все кругом превратилось в пустую раковину, ряд арок и проходов, ведущих в никуда. Стив притормозил во дворе, вокруг поднялась туча пыли.

Над гасиендой витала атмосфера затерянного, призрачного города, хотя я и знала доподлинно, что здесь живут самые настоящие люди из плоти и крови. Приближаясь к двери, я почти всерьез ожидала услышать потусторонний хор голосов, звон хрусталя и серебряных приборов давно отшумевшего парадного приема прошлого века. Однако меня встретили лишь собачий лай да отдаленное пенье петуха. Я застыла перед крыльцом, осматриваясь по сторонам, буквально придавленная к месту всеобщим запустением и одиночеством. Стив начал разгружать кузов и помогать Инес с ее корзинами.

Я медленно и, должна признать, даже неохотно прошла через высокую дверь и оказалась во внутреннем открытом дворике. Если у домов может быть свой характер, то этот был явным интровертом, обращенным исключительно внутрь себя. Должно быть, внешняя суровость объяснялась тем, что все лучшее этот дом хранил для внутреннего убранства. Двор был вымощен большими полированными плитами, наверное мраморными, щедро припорошенными пылью. Иные из них тоже потрескались или сильно протерлись. Со всех четырех сторон дворик окружали полуоткрытые веранды, приподнятые над уровнем мраморных плит на три ступени, тоже мраморные. По второму этажу тянулась открытая галерея, поддерживаемая колоннами в итальянском стиле и огражденная витыми железными перилами. Когда-то ее красили той же желтой охрой.

Судя по числу выходящих на веранды и галерею окон и дверей, по всем четырем сторонам первого этажа и трем сторонам второго шли жилые комнаты. Дальняя же сторона второго этажа, напротив парадного входа, была открыта насквозь, чтобы пускать во двор свежий ветер, и за колоннами просматривалось серое, низко нависшее небо.

Внезапно сзади послышались шаги.

– Руки вверх. Повернитесь, но только медленно, не то стреляю, – прорычал угрожающий голос.