Текст книги "Воин мочика"

Автор книги: Лин Гамильтон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 18 страниц)

Ну, конечно же!

– Не уходите, я сейчас приду!

Я бросилась во двор, где выронила сумку, когда Хильда наставила на меня пистолет. Вернувшись, я вручила ей фотографию, которую вытащила из шкафа на фабрике «Параисо».

– Очень мило, – сказала она. – Florero.

– Не просто florero, – поправила я. – То самое florero, которое я купила на аукционе. Видите этих змей по краю? Найдя на фабрике фотографию, я подумала лишь, что вот оно, доказательство, что мое floreroи правда из «Параисо», как и сказано в карточке. Но теперь, когда вы рассказали, как настоящие изделия маскируют при помощи намазанного слоя и штампа, меня точно ударило: вот как они это делают. Фотографируют контрабандную вещь и посылают фотографию в «Параисо». Антонио ее срисовывает, потом, в случае, если это керамика, готовят шаблон и обжигают несколько копий, совсем как с обычными копиями. Все их, включая и оригинал, метят штампом «Сделано в Перу» и вместе упаковывают, скорее всего, в ящики с эмблемой фабрики «Параисо». Тогда всякий, кто заглянет туда, решит, что это просто-напросто партия одинаковых копий. А что еще думать, когда перед тобой стоит ряд совершенно одинаковых предметов, пришедших прямо с фабрики?

– Мне это нравится, – вставила Хильда.

– Однако в моей теории имеется одна неувязка, – сказала я. Хильда вопросительно поглядела на меня. Я приготовилась к очередному прыжку в холодную воду. – Карлос Монтеро мертв.

– Мертв! – воскликнула она, неподдельно потрясенная этим известием. – Когда он умер? Как?

Я рассказала ей о своей находке. Хильда пришла в ужас.

– Кто мог это сделать? – Она немного помолчала. – И что это значит? Наверное, вы правы насчет фотографии, но со смертью Карлоса это означает…

– На самом деле, возникает сразу несколько вопросов, – промолвила я. – Например, как вы думаете, может ли все происходящее иметь какое-то отношение вот к этому?

Я вытащила из кармана письмо Ягуара и протянула ей. Хильда принялась читать, и на лице ее очень скоро появилось скептическое выражение.

– Сама понимаю, – поспешила добавить я, – все это кажется полным бредом и парнишка он, мягко говоря, слегка заблуждающийся. Но я хорошо его знаю. Он не блещет умом, зато очень талантливый фокусник и вообще ужасно славный. Я имею в виду, посмотрите только на ту часть, где он пишет, что хочет найти сокровище, чтобы накормить всех голодных детей в мире, – пояснила я, показывая на строчки письма. – И если поговорить с ним, он вовсе не производит впечатление буйного или вообще свихнутого.

– Так что вы считаете? – спросила Хильда.

– А вдруг где-то в окрестностях и правда спрятано сокровище? А если да, то кто о нем знает?

– Лучше спросить, имеет ли ваше сокровище, если оно вообще существует, какое-то отношение к Монтеро и «Параисо»? – поправила меня Хильда. – И я понятия не имею, как ответить на этот вопрос.

– Я тоже, но мне все равно кажется, я верно угадала, как ценности вывозятся из Перу. А вот насчет руководителя, похоже, ошибаюсь. Но если не Монтеро, го кто? Теперь, когда Монтеро мертв, у нас даже кандидатуры никакой не осталось.

– Сегодня ночью, боюсь, мы так ничего и не решим, – промолвила Хильда, осторожно поднимаясь и потягиваясь. – Пора хоть немного поспать. Но вы говорите, что у нас не осталось никаких кандидатур. Это не совсем верно. Есть еще Этьен Лафорет, владелец галереи во Франции, известный скупщик краденых древностей. Он сейчас здесь, в Кампина-Вьеха, крикливый и шумный, как вся их братия. Должно быть, у него есть какие-то очень веские причины, чтобы задержаться в городе на несколько дней. С ним у нас две проблемы. Во-первых, мы никогда не сможем поймать его с поличным, то есть с изделием мочика на руках, ни в дороге – можете мне поверить, перуанские власти не раз обыскивали его, когда он покидал страну, ни в его галерее. Сыщики в штатском бывали там неоднократно. А значит, он, вероятно, работает не один.

В идеале мне бы хотелось подсунуть ему какую-нибудь вещицу, заставить купить, а потом проследить, куда он ее денет – поймать на живца. Что подводит меня ко второй проблеме: у нас нет для этой цели ничего подходящего. Я не рискну отдать ему музейный экспонат. Вот из нашей лаборатории я могла бы что-нибудь позаимствовать, но мы не нашли еще ничего такого, что он бы купил. Он берет только самый первоклассный товар. Мне нечего ему предложить.

Хильда сокрушенно покачала головой.

– О, еще как есть, – ответила я.

16

Над Тихим океаном, вдали от берегов Перу, огромный, теплый массив влажного воздуха начинает медленно двигаться к земле. И накрыв берег, он превращается в garua, туман с моря, клубящийся над песками пустыни. Но здесь он не останавливается. Он ползет дальше, к высокой гряде гор, называемых Андами, и там, высоко в горах, garua становится дождем, яростным и буйным дождем. Сперва медленно, затем все быстрее и быстрее каменные желоба наполняются водой. Вода струится, несется вниз. Водостоки, как древние, так и нынешние, должны отвести эти бешеные потоки, но все тщетно.

* * *

На следующий вечер, едва начало смеркаться, мы с Хильдой уже стояли в тени козырька перед скобяной лавкой, глядя на дом Лафорета. Для пущей маскировки мы обе оделись в темное: она в синий свитер с завернутым воротником и брюки, я – в джинсы и одолженную у Трейси громадную черную ветровку. В доме горел свет, но только не над парадной дверью, вероятно, ради соблюдения анонимности посетителей месье Лафорета. Всем остальным на гасиенде мы сказали, что едем в город звонить бывшей жене и детям Стива.

Странный это был день. Про Карлоса Монтеро мы так ничего и не услышали. Лучо шаркал по дому, как ни в чем не бывало. Полиция к нам тоже не наведывалась. Часа в два Хильда сама съездила в «Параисо» – я объяснила ей, где и что искать.

– Ничего, – сказала она, вернувшись. – Ни шнура. Ни Карлоса. – Она чуть помолчала. – Вы уверены?

– Абсолютно, – твердо заверила я.

– Я зашла внутрь и спросила жену Монтеро, эту робкую малышку Консуэло, где ее муж. Она сказала, в Трухильо. Он оставил ей записку, но напечатанную на машинке. Кто угодно мог напечатать. Машинка стоит прямо там.

Я подумала, что все равно очень скоро должна подняться тревога и из-за Монтеро, и из-за всех остальных. Ведь должен хоть кто-то заметить, что Кампина Вьеха стала этакой черной дырой, утаскивающей людей неизвестно куда. Впрочем, похоже, сегодня так никто и не спохватился.

Мы решили, что к Лафорету отправлюсь я. Хильда уж слишком известна в этих краях и обладает репутацией непримиримого борца за сохранность исторических памятников и археологических находок.

Мы прождали минут сорок пять. Никто не входил и не выходил, а Хильде уже становилось трудно стоять.

– Пора наведаться в логово зверя, – шепнула я ей и скользнула из-под навеса на другую сторону улицы. Ушная подвеска мочика, которую Хильда признала идеальной наживкой, лежала в брезентовой сумке у меня на боку, завернутая в мягкий платок Стива.

Я постучала. Занавески погруженной во тьму комнаты второго этажа качнулись, а потом в прихожей послышались приближающиеся шаги. Дверь немного приотворилась. Кто-то глядел на меня сквозь щель. Я подняла сумку, стараясь принять как можно более испуганно-вороватый вид, что в данных обстоятельствах было совсем не трудно.

–  Entrez, – промолвил мужской голос из глубины дома, сперва по-французски. – Входите.

Когда дверь отворилась шире и я увидела, кто за ней стоит, волна отчаянного страха и дурных предчувствий едва не заставила меня развернуться и удрать. Меня приветствовала молодая женщина, одетая в один из тех сомнительных нарядов, какие так часто носят молоденькие женщины в наши дни. Понимаю, что попадаю в лагерь безнадежно отставших от жизни старых клуш, но, на мой взгляд, такое платье трудно отличить от обычной комбинации – коротенькая штучка из розового атласа на тоненьких бретельках, да еще в сочетании с ажурными колготками. Длинные ногти женщины были выкрашены черным, волосы уложены в замысловатую прическу. Провокационно покачиваясь на высоченных каблуках черных кожаных туфелек, она вела меня в заднюю половину дома. Карла Сервантес, вдова Ящера, и виду не подала, что узнала меня. Да, увидев ее, я испытала невероятное потрясение, зато у меня возникло чувство, будто куски головоломки, хотя я пока не понимаю, ни почему, ни как, наконец-то встают на свои места.

Я вошла в полутемную комнату, кабинет, где стоял письменный стол и горела всего-навсего одна настольная лампа. Она выплескивала небольшое озерцо света на стол передо мной, но скорее сгущала тьму в дальних углах комнаты. На несколько секунд мне показалось, что здесь никого нет, но потом я заметила, что в кресле у дальней стены, спиной ко мне, сидит человек, должно быть, тот самый el Hombre.Поскольку кресло было развернуто к стене, мне приходилось обращаться к его затылку.

– Оставь нас, Карла, – повелительно бросил он по-испански с сильным акцентом. Молодая женщина пожала плечами и вышла, закрыв за собой дверь. Каблучки ее процокали по холлу и затихли на лестнице, ведущей на второй этаж.

– Это вас называют el Hombre? – спросила я. Мы с Хильдой решили, что мне лучше притвориться, будто я не знаю его настоящего имени.

– Меня, – ответил он по-английски. – Зачем вы пришли?

– У меня есть кое-что, – с запинкой пробормотала я, – что я бы хотела продать, а в городе мне сказали, что вы можете это купить.

– Имя? – потребовал голос.

– Я бы предпочла не называть, – ответила я.

Раздался тихий смешок.

– Положите на стол, к свету, – велел он.

Я сунула человечка мочика в круг света от лампы.

Кресло со скрежетом развернулось, и я наконец получила возможность увидеть того, кого называли el Hombre. Строго говоря, я уже видела его. Как и можно было предсказать, учитывая, кто открыл дверь, я оказалась лицом к лицу с тем самым пожилым приятелем Карлы из отеля в Лиме. Я хорошо его запомнила. Весь вопрос – запомнил ли он меня?

Однако на его лице тоже не вспыхнуло ни искорки узнавания. Рука, на которой недоставало двух пальцев – теперь я видела, что они отрезаны, может, даже отрублены по самую ладонь, – протянулась к подвеске. В другой руке он держал лупу. Направив ее на вещицу, он склонился, пристально изучая человечка. С минуту мне только и оставалось, что любоваться лысиной у него на макушке.

– Очень славная вещица, – наконец произнес он. – Где вы ее взяли?

Мы с Хильдой прорепетировали все мои ответы.

– Неподалеку от Серро де лас Руинас, – сказала я.

– Вы живете на гасиенде Гаруа, верно? Вот уж не думал, что они уже нашли что-то интересное, хотя деревянная кровля звучит и впрямь многообещающе.

Я промолчала, хотя мне и сделалось весьма неуютно при мысли о том, как хорошо он осведомлен обо всем, что происходит на раскопках.

– Я сказала, что нашла это неподалеку от Серро де лас Руинас, но не на самом холме. А где именно, я говорить не хочу.

– Однако вы нашли подвеску не вчера, – отозвался он. – Ее уже частично отчистили и восстановили.

Мы с Хильдой втерли в человечка немного грязи, но, конечно, не могли за несколько часов воссоздать разрушительное действие многих веков.

– Ну разумеется, – пожала плечами я. – У нас же там есть лаборатория.

– Вы специалист по реставрации?

– Во всяком случае, знаю вполне достаточно, – едко отозвалась я. По счастью, владевшая мной нервозность вполне сходила за досаду и раздражение. – Так вы берете или нет?

Лафорет снова усмехнулся.

– А вы чувствительная особа! Не сомневаюсь, продаете эту безделушку лишь для того, чтобы помочь больному другу. – Он осклабился в гнусной ухмылке и немного помолчал, вероятно, поздравляя себя с отличным пониманием темных сторон человеческой природы. – Беру. Сколько?

Вот тут начиналась рискованная часть. Мы с Хильдой считали подвеску бесценной, – с академической точки зрения так оно и было. Но существовал еще и коммерческий подход, а вот в нем-то мы и не разбирались. Я не хотела показаться ни специалистом, ни полным профаном.

– Пара таких подвесок, как я слышала, может потянуть аж на сто тысяч долларов, – рассуждала Хильда. – Но одна стоит меньше половины этой суммы, если понимаете, о чем это я. Так что давайте предположим, она оценивается не в пятьдесят тысяч, а в двадцать пять. Просите десять.

– Десять тысяч долларов, – произнесла я.

– Вздор! – Он засмеялся. – Тысяча.

Мы еще немного поторговались и сошлись на двух тысячах. Ну и обдираловка! Мне было даже обидно за моего маленького мочика. Он стоил больше, гораздо больше!

– Наличными! – потребовала я.

– Разумеется.

Он открыл ящик и швырнул на стол две стопочки американских долларов. Но когда я потянулась к ним, его искалеченная рука намертво пригвоздила мою к столу.

– Вы ведь никак не связаны с полицией? – угрожающим шепотом осведомился он. – Потому что если связаны, я о вас позабочусь. Вы меня поняли?

– Ну конечно, не связана, – пролепетала я. – Я все понимаю.

Рука его сползла с моей руки и денег.

– Уходите через черный ход, – велел Лафорет, указывая направо.

На лестнице послышались шаги Карлы. Я сгребла деньги и бегом выскочила из комнаты в коридор, что вел к задней двери. По пути мне пришлось пройти через кухню и я воспользовалась случаем бегло оглядеть ее. Похоже, по прямому назначению ее не использовали, превратив в темную комнату для фотопечати. Окна были наглухо закрыты, рядом висели, сушась, несколько фотографий. Кое-какие из них изображали Карлу в весьма откровенных позах – из того рода снимков, что вы не решитесь доверить фотомастерской на углу. Извращенец, подумала я, выскальзывая через черный ход в маленький садик, благоухавший ароматами ночных цветов, а потом через калитку на улицу. Однако потом мне пришла в голову еще одна мысль касательно фотографических талантов Лафорета, более вписывающаяся в рамки моей теории о контрабанде древностей и того, как это происходит. Отойдя подальше от дома, я на минутку остановилась и глубоко вздохнула, стараясь успокоиться.

В воздухе как-то странно пахло, наверное, озоном, небо прорезала далекая молния. Зарница. Над пустыней дождя не было. Впрочем, вокруг витало какое-то странное чувство, как будто атмосфера неуловимо переменилась. У себя на родине я бы сказала, что надвигается буря.

Я пробралась окольным путем обратно к месту, где ждала Хильда, и отдала ей сумку.

– Верите ли – две тысячи долларов?

Она застонала.

– Лучше нам вернуть подвеску назад. А как вы вышли? Через черный ход?

Я кивнула.

– Думаю, нам лучше сменить наблюдательный пункт и устроиться так, чтобы видеть и переднюю дверь, и переулок, через который я вышла. Хорошо еще, что это тупик, так что выход оттуда только в одну сторону.

Мы чуть подождали, чтобы убедиться, что занавески на окнах не колышатся, а потом устроились чуть дальше по улице. Пока мы ждали, я рассказала Хильде, как проходил разговор, а также про связь Лафорета с Карлой Сервантес, про его мини-фотостудию и про то, как хорошо он осведомлен о работе экспедиции. Обеих нас это сильно встревожило. Еще я рассказала ей, что у Лафорета недостает двух пальцев.

– Интересно, – заметила Хильда. – Он ведь в этих краях живая легенда. Скользкий, как угорь, и всегда умудряется выкрутиться. Даже если его партнеры увязнут по уши. Ходят слухи, один раз он чуть было не попался с нелегальными ценностями в Эквадоре, но сумел ускользнуть, лишившись при этом двух пальцев и оставив своего сообщника одного за все отдуваться. Конечно, не знаю, правда ли это, но вы подтверждаете, что пальцев у него нет, да и вообще такая история о человеке что-то да говорит, правда?

– Уже совершенно неважно, что он за человек, – отозвалась я. – К добру ли, к худу ли, но мы в игре.

Примерно через полчаса парадная дверь дома отворилась и в темноте замаячили два смутных силуэта. Карла и el Hombre. Они сели в «мерседес» и уехали.

Не желая, чтобы наш грузовик заметили неподалеку от дома Лафорета, мы припарковались рядом с многолюдной Пласа-де-Армас, а оттуда шли пешком. Это был вполне рассчитанный риск: мы знали, что у Лафорета есть «мерседес», но рассудили, как выяснилось, ошибочно, что сам он не будет выходить из дома. Поэтому теперь пришлось идти за автомобилем пешком. Мы думали, это безнадежная затея, но удача была на нашей стороне.

В конце маленькой улочки «мерседес» выехал на главную площадь, но там кишела такая толпа, что автомобиль еле полз, и мы успели добраться до грузовичка и подождали, пока роскошная золотистая машина не проедет мимо.

Карла с Лафоретом проехали недалеко, всего пару кварталов, до бара «Эль Мочика». Лично я не стала бы садиться в автомобиль для такой короткой поездки, но с другой стороны, таких высоких каблуков, как у Карлы, я не носила уже лет пятнадцать, а то и больше.

– Ваша очередь, – сказала я Хильде. – Зайдите и осмотритесь. Не думаю, что будет здорово, если они сейчас увидят меня.

Ожидая ее, я не спускала глаз со входа. Вот рядом остановилось мотоциклетное такси, и из него вылез кто-то очень знакомый. Манко Капак, презревший дух товарищества и простую жизнь коммуны, а заодно и свои эпикурейские вкусы ради дымного веселья и немудреных закусок «Эль Мочика».

Минут через сорок пять в грузовик, дыша на меня алкогольными парами, тяжело влезла Хильда. Я испугалась, вдруг она опять ушла в запой, но выглядела она вполне трезвой.

– Я застала нашего Лучо врасплох, – сказала она в ответ на мои расспросы. – Он засел там в баре с парой таких же молодых обормотов. Наверняка планировали какой-нибудь очередной рейд за свободу. Боюсь, он не слишком обрадовался, завидев меня. Кроме него, в баре никого из знакомых не было. Притворилась, что ищу кого-то знакомого, и заглянула в ресторан. Там сидел мэр – этакий хозяин города, кивал всем направо и налево и милостиво со всеми беседовал. Больше я никого не знала, но там был мужчина с молоденькой спутницей, которая забыла надеть платье. Розовая комбинашка, черная помада и черный лак на ногтях. Я рассудила, что это они и есть.

– Да, это Карла, – засмеялась я, – и el Hombre.

Неудивительно, что мне так нравилась Хильда – мы с ней одинаково смотрели на жизнь.

– Они только успели заказать коктейли и просматривали меню, так что, думаю, они там засели надолго, – продолжала она. – Все столики в ресторане были заняты, кроме одного, да и на том стоял знак, что он зарезервирован, поэтому я вернулась в бар, заказала себе виски и попивала его маленькими глоточками как можно дольше. Все время следила за входом в ресторан, но пока я там сидела, никто не входил и не выходил, кроме мэра, который заглянул пожать руку всем знакомым, в том числе и мне. Вот и все.

– А вы случайно не заметили американца, довольно низенького, с большой головой, длинным хвостом на затылке, белой рубашке и джинсах?

– Заметила. Он придвинул табурет к стойке и заказал пиво.

– Он с кем-нибудь говорил?

– Только с барменом. А что? Вы его узнали?

– Манко Капак.

– Манко Капак? Мы говорим о духе первого Инки? Или о призраке какого-нибудь из более поздних инков, также принимавших это имя? Честно говоря, он показался мне вполне материальным.

– Нет, не призрак. Хотя, возможно, не без мании величия. Да и вкусы у него королевские: икра, паштет из гусиной печенки, шампанское. Глава коммуны, где жили Ягуар с Пачамамой. Мне кажется, что все эти тропки каким-то образом все же пересекаются. Вот только никак не пойму, как связаны между собой все замешанные в этом деле люди.

– Согласна, трудно представить, чтобы коммуна имела какое-то отношение к контрабандному вывозу древних сокровищ. И что вы намерены делать теперь? Подождать и посмотреть, куда они поедут отсюда?

– Наверное, да. И посмотреть, не объявится ли тут кто-нибудь, кого мы знаем. Если Лафорет собирается заключать какие-то сделки, неужели он станет заниматься этим в общественных местах?

Хильда пожала плечами, и мы приготовились ждать.

Минут через двадцать у бара появился Пабло с компанией друзей.

– О господи, да здесь просто общий сход, – простонала я. – Не могут же абсолютно все быть в этом замешаны? Силы небесные! Ральф с Трейси тоже тут как тут!

– Ральф! – воскликнула Хильда. – Да он же никогда никуда не выезжает по вечерам!

Однако сегодня выехал. За полквартала от «Эль Мочика» стоял второй экспедиционный грузовичок. Ральф тоже вошел в бар.

– По-моему, мне пора снова пропустить стаканчик, а? – сказала Хильда. – Зайду туда еще разок.

На этот раз она вернулась быстро.

– Кажется, Лафорет с подружкой уже заканчивают. Думаю, скоро выйдут. Сэсар, мэр, сидит в ресторане, Лучо, Пабло, Ральф с Трейси и этот ваш Манко Капак – в баре. Столик зарезервирован для Карлоса Монтеро, и его ждут, хотя, как я поняла, для него бронируют столик каждый вечер, а показывается он отнюдь не всегда. Я поговорила с Ральфом, пока Трейси болтала с барменом. Он говорит, она настояла на том, чтобы поехать в город и позвонить домой, а заодно разведать в «Эль Мочика», не слышно ли каких новостей о Стиве. Говорит, он пытался ее разубедить, но ничего не вышло. Он отвез ее сперва на почту, звонить, а потом сюда. Сам Ральф хочет как можно скорее вернуться на гасиенду, но явно надеется, что мы с вами скоро вернемся и поможем ему сладить с Трейси. Говорит, она всех расспрашивает о Стиве.

– Может, и вернемся, но чуть попозже, – сказала я, показывая на выход из бара. – Вон они идут.

Лафорет с Карлой снова уселись в машину и развернулись в обратную сторону.

– Думаю, они едут домой, – промолвила я. – Наверное, лучше нам пойти пешком, не то как бы они не обратили внимание, что за ними все время едет один и тот же грузовик. Правда, если они куда-нибудь свернут, мы будем связаны по рукам и ногам.

Удача нас не оставила. Срезав дорогу через боковой переулочек, мы оказались напротив жилища Лафорета как раз в ту минуту, когда золотистый «мерседес» остановился перед крыльцом. Парочка скрылась внутри дома. Мы ждали. Прошло около часа. Сперва погас свет на первом этаже, потом и на втором. Весь дом погрузился во тьму. Я зашла за угол и посветила фонариком на часы.

– Половина первого.

Хильда поманила меня обратно к себе.

– Послушайте, – прошептала она. – Мы не можем вместе следить за этим домом двадцать четыре часа кряду. Думаю, они улеглись, но просто на всякий случай я останусь здесь. Полагаю, что прошлую ночь спала чуть больше вас, так что первая смена моя. Возвращайтесь на площадь и возьмите мотоциклетное такси до гасиенды, а грузовик оставьте мне. Вот увидите, в кабине я буду в полной безопасности, а утром вы первым делом заедете сюда и меня смените.

– Ладно, – согласилась я, – если вы уверены, что с вами ничего не случится… Но будем надеяться, нам не придется ждать слишком долго. Потому что долго мы так не протянем.

– Думаю, не придется, – ответила Хильда. – В конце концов, он ведь заполучил настоящее сокровище, верно?

В ту ночь мне приснилось, будто я попала на Серро де лас Руинас. Во сне дело происходило той же ночью. Там были Инес и Томас Кардосо, ее брат, шаман. Он облачился в шкуру ягуара, она – в перья кондора. Инес с Томасом велели мне не подглядывать, но я ослушалась. Сперва я лежала ничком на песке, прикрывая голову руками, но потом приподняла голову и посмотрела на уаку. В небе парил кондор, на вершине рыскал гигантский кот. А затем над уакойпоказалась жуткая фигура. Вначале она походила на краба, потом – на гигантского паука. Паук превратился в человека, но изо рта у него торчали огромные клыки. В руке он сжимал клинок туми – я знала, что это тот самый туми из галереи Эдмунда Эдвардса, – а в другой – отрубленную голову. Я в ужасе зажмурилась. Послышалось рычание, пронзительные крики: разразилась чудовищная битва, борьба добра и зла. Я знала, что сражение идет за власть над уакой. А потом наступила тишина, и я снова оказалась у себя в спальне.

Чуть позже в дверях комнаты возникла Инес Кардосо. Наверное, это опять был сон, хотя мне казалось, что я не сплю. Фигура Инес испускала сияние и чуть расплывалась; наверное, решила я, это и впрямь сон. «Cuidado al arbolado!»– снова повторила Инес, на этот раз очень взволнованно. Берегись леса.

И тут вдруг я поняла, что она пытается мне сказать. Этьен Лафорет. La forkt.Это же по-французски – лес! Надо остерегаться Этьена Лафорета. И тут я осознала, что если он видел одну ушную подвеску, то наверняка захочет раздобыть и вторую. А если уже видел раньше сразу обе, то знает, что свою я нашла не на Серро де лас Руинас. И что же он сделает? То же, что и раньше, когда Ящер отправился в Канаду искать утерянные сокровища. То же, что когда Эдмунд Эдвардс допустил ошибку, скорее всего, просто-напросто от страха потерял голову. Лафорет пошлет за Пауком. О нет, я не залезла в логово зверя, – я сунула руку в гадючью нору.

А на следующее утро на вершине уакивиднелись чьи-то следы. На песке лежало несколько перьев.