Текст книги "Полная история тайных обществ и сект мира"
Автор книги: Лин фон Паль
Соавторы: Глеб Благовещенский,Виктор Спаров
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 34 страниц)
«Opus Dei»: русские хроники (вместо заключения)
3 декабря 1955 года в церкви св. Стефана в Вене, перед иконой Мадонны Марияпоча св. Хосемария Эскрива сложил и впервые прочитал краткую молитву: «Sancta Maria, Stella Orientas, fïlios tuos adiuva! (Святая Мария, Звезда Восточная, помоги детям Твоим!)». По прошествии времени он распорядился выделить в штаб-квартире «Opus Dei» в Риме помещение под часовню, которую он посвятил Божией Матери – Звезде Восточной. Ей доверил он народы России и Восточной Европы.
Первое упоминание об «Opus Dei» в России – лекции отца Александра Меня (весна 1980 года).
Первая книга св. Хосемарии, опубликованная в России, – «Крестный Путь» (Истина и Жизнь, 1992 г.). За ней последовали «Путь» и «Ближние Господа» (1995 г.), «Святой Розарий» (1996 г.), «Борозда» (1996 г.), «Христос проходит рядом» (2001 г.).
В 1995 году православное издательство «Путь» выпустило короткую биографию св. Хосемарии, а в 2001 – издательство «Океанос» выпустило уже более полную биографию, написанную Евгением Пазухиным.
С 1990 года члены «Opus Dei» регулярно ездили из Финляндии в Москву и Санкт-Петербург, чтобы поддержать духовно членов Дела, работающих в России и их друзей В 2000, 2001, 2002 и 2003 гг. члены «Opus Dei» из Ирландии организовывали рабочие лагеря в Санкт-Петербурге, с целью проведения ремонта квартир малоимущих петербуржцев.
В ноябре 2002 года два испанских священника из «Opus Dei», члены Священнического Общества Святого Креста, о. Александр и о. Франциско, приехали в Россию. С 2004 года о. Александр является настоятелем церкви св. Иоанна Крестителя в Царском Селе, а о. Франциско – его викарием.
С 1 по 22 августа 2004 года группой из 20 энергичных ирландских и польских студентов (естественно, членов «Opus Dei») были проведены подготовительные работы по перестройке православного храма св. Николая близ деревни Садуново. Кроме ежедневной работы, студенты также проводили музыкальные концерты и футбольные матчи в тюрьмах Колпино и Тихвина.
26 июня 2007 года в Москву приехала небольшая группа членов «Opus Dei» с целью открыть в России первые центры этой организации 17 декабря 2007 года в Москве на Старой Басманной улице 5/2 открылся представительский центр «Опус Деи» в России.
PS. В 1934 году, как вы уже знаете, вышел в свет удивительный труд св. Хосемария Эскривы под названием «Путь». Можно сказать, что эта книга – своего рода Евангелие «Опус Деи». Она содержит 999 размышлений (или афоризмов) Хосемария Эскривы на тему того, как посвятить свою жизнь «Божьему делу».
На сегодняшний день книга издана на 43 языках мира общим тиражом в 4,5 млн. экземпляров.
В завершение нашего рассказа несколько избранных афоризмов из нее:
§ 83. Молитва – фундамент духовного здания. Она всемогуща.
§ 121. Нужен Крестовый поход стойких и чистых душ, которые отважатся противостоять всем стремящимся сделать из человека скотину. Этот труд вам придется взять на себя.
§ 122. Среди стихий мира многие живут как ангелы. Почему не ты?
§ 179. Ищи умерщвления плоти, которое не умерщвляет других.
§ 180. Где нет самоотречения – там нет и добродетели.
§ 284. Вот к чему я стремлюсь: стать лучше. Но пусть другие будут лучше, чем я.
§ 359. Исполни свой повседневный труд для Господа – и ты его освятишь.
Часть третья
Самые известные секты всех времен и народов
(Лин фон Паль)
Религии или секты (вместо предисловия)
Водораздел между религией и сектой настолько тонок и неопределен, что, прежде чем рассказать вам о разнообразных мировых движениях, не вписывающихся в общепринятую религиозную систему, придется заметить: не деструктивность, как это принято сейчас называть, отличает религию от секты, а просто… просто малочисленность последователей, что характерно для тех направлений, которые принято считать сектами. Поверьте, истинный православный или католик, уверовавший до фанатизма и сумасшедшинки в глазах, может быть гораздо опаснее мирного мормона или свидетеля Иеговы! Истинно православный, убивающий себя постом и не позволяющий жене вызвать врача к больному ребенку, точно так же деструктивен, как член религиозного движения «Аум Сенрике», решающего вопрос бытия распылением в токийском метро ядовитого газа. И не надо думать, что это особое разрушительное сознание появилось только в наши дни. Оно было всегда и характерно для тех людей, которые абсолютно нетолерантны к другим верованиям. В этом-то все и дело: если ты готов до хрипоты читать проповеди своим не столь занятым поиском духовного пути собратьям и готов умереть за свою веру, ты фанатик. А любой фанатик несет разрушение. Христианство, ислам и даже замечательно мирная религия буддизм могут породить абсолютно разрушительных последователей. И они – по общепринятой системе деления на секты и религию – не будут считаться сектантами. Однако если уж и делить, так не по истинности веры (таковой просто не существует), а по плодам, которые вера приносит. Не всякая ересь становится разрушительной, как не всякая мировая религия, доведенная отдельными индивидуумами до абсурда, – благом. Вот об этом я попросила бы вас помнить, прежде чем вы начнете знакомиться с тем многообразием человеческих верований или заблуждений – как хотите, так их и называйте.
Я не делю верования на религию и секты. Я смотрю на этот вопрос гораздо проще: есть погибшие? Есть изломанные судьбы? Есть разрушенное здоровье? Значит, с верой тут что-то не так. Впрочем, даже самые мирные и прекрасные в идеале движения, которые официальная религия считает сектами и ересями, если поставить их в условия борьбы с внешним миром и официальными властями – светскими и церковными, могут стать опасными и разрушительными, потому что у обреченных людей, загнанных в угол, но обладающих сильной верой, всегда находится один-единственный выход. Он называется смертью. Так погибали первые христиане, принимая мучительный конец как обещание вечной жизни в райских кущах. Так же погибали мусульмане, с мученическим венцом отправляясь в рай, где журчат струи фонтанов и танцуют прекрасные гурии. И чем тогда эта вера или это отношение к смерти отличается от выбора, который делают те, кого принято называть сектантами в наши дни? И чем отличается политика тотального уничтожения инакомыслящих, которая проводилась как христианством, так и исламом, от политики частичного уничтожения тех, кто не желает верить истине, которая для этих людей самодостаточна, в наши дни? Не знаю. Может быть, все дело просто в том, что мы живем в эпоху безверия, то есть даже самые верующие современные люди гораздо больше заняты мирскими делами, вера им нужна лишь для того, чтобы эти мирские дела шли как можно более успешно. Конечно, тогда любой искренне и сильно верующий человек, но не догматично воспринимающий веру, а создающий свое понимание веры, будет казаться носителем деструктивного мышления. Ведь его поведение и его выбор противоречат всему тому, к чему мы привыкли. Вот тогда-то и начинаются разговоры о вовлечении людей в секту насильно, о затуманивании сознания, о тотальном контроле. Нет, в секту не приходят насильно. И в церковь не приходят насильно. Человек, который ищет веру, находит ее и начинает жить по правилам общины, которая его приняла. Хороши или плохи эти правила – вопрос другой. Приятна нам эта вера или неприятна – все зависит только от нашего собственного восприятия. И уж если говорить серьезно, тогда в США целый штат исповедует не правильное христианство, а совершенно сектантскую религию. Они все мормоны. Но эта религия узаконена властями штата и имеет статус официальной. Вот вам, пожалуй, самый яркий пример такого рода. Так что правильная религия от сектантства отличается одним простым признаком: она официально признана, даже будь она совершенно людоедской.
История знает случай, когда совершенно людоедская религия на 12 лет стала официальной религией целой страны – Третьего рейха. Это была странная смесь язычества и расовой политики, однако огромная часть населения Рейха приняла эту религию и считала ее истинной, а лютеранство и католицизм в один день стали религиями второго сорта, практически ересью. Если бы Рейх прожил чуть подольше, то христианская вера скоро стала бы считаться сектантской, а государство стало бы с нею бороться так же примерно, как сегодня власти США борются с саентологией. Видите, все просто зависит от точки зрения и мнения большинства.
Но ведь секта калечит… не всякая и не всегда. Церковь тоже калечит, как это ни прискорбно мне вам сообщить. Но секта отбирает деньги и квартиры… Церковь тоже охотно принимает пожертвования, и никто из батюшек не отказался бы, если в церковной кружке оказалась бы изрядная сумма, вырученная от продажи чьего-то личного имущества. Но они заставляют… Это тоже половина правды. Все зависит от того, кто возглавляет небольшую религиозную общину. Есть движения, в которых не заставляют продавать свое имущество. Есть такие, где это считается обязательным условием приема в члены общины. Большей частью уверовавшие в какую-то высшую истину люди, сами готовы расстаться со своим имуществом. Для их родных это, конечно, шок. Но ведь это личное имущество, и это личный выбор человека. Вряд ли, не исповедуя этой веры, мы можем судить о том, хорошо это или же плохо. В конце концов, не денежными средствами измеряется наша жизнь.
Единственную опасность представляют членовредительские движения, которые практикуют человеческое жертвоприношение или умерщвление плоти. Но наше официальное христианство в этом плане тоже не безобидный барашек. И при догматическом следовании этой вере были и в христианстве те, кто истязал свою плоть хуже, чем в застенках инквизиции, и те, кто сознательно умерщвлял себя строгим постом. Однако… в общепринятой нами вере такие губители собственного тела были признаны святыми мучениками. Зайдите в любой храм, и вы воочию увидите там их святые лица. На иконах. А сколько врагов положили во славу Христа те, кто сражался за свою веру? Чем это отличается от человеческого жертвоприношения? По сути, ничем. Видите, в какой капкан мы себя загоняем, как только начинаем отделять крупные религии от мелких их веточек? Вера сама по себе вещь опасная. Она страшнее ядерного реактора, если попадает в неумелые руки пастыря, который не может справиться с управлением. Вот тогда-то и возникают коллизии, богатые человеческими трупами, искалеченными судьбами и напрасным страданием тех, кто смотрит на этот путь к Истине со стороны.
Поэтому мы уклонимся от вынесения приговора. Любая вера имеет право на существование, даже самая нелепая, поскольку вера не предполагает вмешательства разума, на то она и вера. Мы просто попробуем заглянуть в историю и окинуть взглядом события наших с вами дней. Ведь отголоски истории рождают новые культы. Хорошие или плохие, об этом судить тем, кто их исповедует. Мы же просто наблюдатели. Мы смотрим на веру и страдания людей со стороны.
Лин фон Паль
1. Святая Матерь Божья, катары и Богородичный центр
Святая ЛюбовьКульт Божьей Матери был популярен во все христианские времена. Вполне естественно, что он пользуется не меньшей популярностью и сегодня. Матерь Божья всегда считалась христианами заступницей, для нее возводили храмы, иконы Божьей Матери обладали для верующих особой силой. Достаточно вспомнить, что в дни тяжелых бед проводили крестные ходы, главную роль в которых играла как раз такая икона. Так было не только в нашей стране. В Средние века Божья Матерь почиталась иногда даже больше, чем ее небесный сын. Особой любовью пользовалась она на юге Франции, в Провансе, Аквитании и Лангедоке. Рыцари-тамплиеры, первые из которых были выходцами свободомыслящего и богатого юга, построили огромное множество храмов по всей Западной Европе. И большинство этих храмов было посвящено Богоматери. Они верили, что только чистая и святая любовь способна преобразить мир. Рыцари были романтиками. Сражаясь в жаркой Палестине под двуцветным знаменем, они шли в бой с кличем «Да здравствует наш бог Святая любовь!».
В землях, откуда они были родом, существовал особый культ небесной любви, который получил потом название «альбигойство» (по городу Альба, что в переводе означает «белый, или чистый»), или «катаризм». Впрочем, последним именем последователи культа себя не называли. Они считали себя истинными христианами, но их истину абсолютно не принимала тогдашняя римская церковь, которая стремилась стать мощным институтом власти, чтобы повелевать королями. Катары создали свою церковь, и эта церковь не искала земной власти. Именно это столкновение земного и небесного и привело к трагическим последствиям, о которых речь пойдет ниже.
Южные земли, впоследствии попавшие под власть французских королей, были своего рода оазисом свободомыслия во всей средневековой Европе. Если остальная часть Европы благодаря церкви пребывала во тьме, то тут расцветали науки, рождались литература и музыка. Именно в Лангедоке, а не в Италии, вспыхнула и погасла звезда эпохи Возрождения. Тут были школы, где обучали математике и астрономии, философии и медицине. Тут рождалась идея платонической любви и творили трубадуры. Тут воедино сплавлялось иудейское и арабское знание с античным наследством. Здешние города управлялись по римскому праву, как в Золотом веке Римской империи. Города тут все примечательные – Нарбонна, Авиньон, Монпелье, Безье. И тут абсолютно торжествовали катары. Настолько, что в 1167 году в Тулузе прошел съезд альбигойцев, приехал болгарский епископ-еретик Никита и был создан устав новой веры для всей Южной Франции! Каким-то невероятным образом идея другого Бога и идея процветающей земли соединились, порождая свободомыслие, чего больше нигде вокруг не существовало.
Здесь было, собственно, то, что так хотели построить рыцари Храма на Святой земле – свободное государство, богатое, счастливое, с настоящей, правильной, не католической верой! Южане считали себя истинными христианами, а Рим – той вавилонской блудницей, которая впервые была обличена в Апокалипсисе. Если Апокалипсис удалось как-то втащить в эсхатологическую нишу и сделать практически безвредным, намекнув, что речь там идет о языческом Риме и о конце мира язычников, которые служат Сатане, и недавно приобщенные к духовным ценностям северяне эту баланду скушали, то южане с их смешанным культурным наследием знали точно: речь о том самом Риме и той самой Церкви, извратившей учение подлинного Иисуса Христа. Именно на юге пышным цветом расцвело то, что Римская церковь поспешила обозначить ересью манихеев. Римская церковь называла манихеев еретиками.
Еретики (а ими было большинство жителей юга) воспринимали Римскую церковь крайне негативно. Читая Откровение Иоанна Богослова, южане видели в нем обещание уничтожить эту церковь и очистить само учение, которое, по их вере, было искажено. В наши дни это южное учение назвали бы сектой, нашли бы и повод ее запретить. В те времена южную церковь поименовали ересью и попробовали ее уничтожить. Но что же такое манихейство, которое имело не горстку сторонников, а на самом-то деле целый народ – народ юга? Манихейство было основано в III веке нашей эры персом Сураиком из Ктезифона (218–76), которого называли Мани, или Манес, в переводе – дух. Манихеи были дуалистами и рассматривали мир как битву между силами добра и зла. По этому учению Христос был духом света, и манихеи стремились добиться совершенства, чтобы уподобиться Христу. Тело в этом случае выступало как сила зла, с которой необходимо бороться. На основе ереси Манеса выросли еретические течения богомилов, а также катаров и альбигойцев.
Манес (Мани) погиб мученической смертью, но многие верили, что он не погиб, а вознесся на небо. Поскольку один прецедент уже имелся – Иисус, то и Манеса многие стали считать еще одним воплощением бога. Сведения в ту пору, сами понимаете, доходили нерегулярно и за время путешествия сильно видоизменялись, так что появилось множество учеников Мани, которые свидетельствовали и о последующем чуде воскресения. Наиболее подверженными такому восприятию оказались южные части Европы, Малая Азия и север Африки. В Болгарии появились богомилы, в Ломбардии – патерийцы, манихейство имело огромный успех в Испании и даже в самой Италии, а на юге Франции, смешавшись с иудейским миросозерцанием ессеев, оно приобрело еще более сложную форму и стало называться альбигойством и катаризмом. Между прочим, сколько церковь с последователями Мани ни боролась, но именно благодаря манихеям началась европейская реформация, и уж точно и хорошо всем известно, что манихеями были воины-гуситы, и шли они в бой, возглавляемые Яном Гусом и Яном Жижкой под знаменем Мани, изображавшим Чашу, и девизом Мани – «Бог есть любовь». Этот девиз стал и девизом катаров. А через катаров – девизом тамплиеров, правда, в немного измененной форме – «Да здравствует Бог Святая Любовь!». Отголоском этого девиза и веры южан остались дошедшие до наших дней песни трубадуров. Уж кажется, что такое эти песни: про прекрасных дам, про платоническую любовь, про природу и про красоту. Однако… если дешифровать старинные тексты, окажется вдруг, что свою любовь они посвящали не переменчивым красоткам, а единственной верной и щедрой госпоже – Катарской церкви, которую называли Прекрасной Дамой или – как позже – нашей Дамой, и собор Нотр-Дам-де Пари, возведенный тамплиерами, свидетельствует об истинной вере.
Во что же верили катары? Они считали, что земная жизнь служит только для подготовки к вступлению в Царство Божие и душа человека, заключенная в телесную оболочку, должна достигнуть очищения, чтобы Бог позволил ей вернуться на небеса. Способ достижения этой цели – простая жизнь, уединение, чистота мыслей и поступков, по возможности – отказ от плотских радостей. Конечно, простая жизнь была строгой и аскетической, а уединение было более похоже на отшельничество, нередко с обетом молчания, но если учесть, насколько развращенной и непривлекательной была в то время официальная церковь, то вполне понятно, почему жители французского юга отдавали предпочтение учению катаров – искреннему и одухотворенному. Бог, в которого верили катары, не был тем странным триединым божеством, которое изобрела в ходе долгих дебатов в раннем Средневековье христианская церковь. Это был Бог Света, который не посылал своего сына умирать на кресте. Для катаров сам крест не был священным символом, поскольку использовался как орудие пытки. Бог катаров был добрым Богом, а тот Бог, который бы допустил смерть своего сына на кресте, – Сатана. Просветление, которого добивались катары, не обреталось молитвами кресту и распятому сыну, его можно было достичь только собственными силами, раскрывая свою душу навстречу Единому Богу (а не Троице) путем индивидуального общения с этим Богом-Абсолютом.
СовершенныеКатары считали, что церковь сознательно извратила христианство, и уподобляли ее синагоге Сатаны. По их мнению, между Богом и человеком не должно быть посредника, и все церковные таинства – только способ заморочить разум человека и владеть его душой, отвратив ее от истинного пути просветленных. Они не верили, что души умерших попадают в чистилище, считали ненужными и вредными существование икон и крестов, потому что в них нет ничего святого и они не помогут человеку стать лучше и чище. А уж о взимаемой церковью десятине и речи не шло, поскольку это явное доказательство того, что церковь – власть Сатаны. От зла и греха не может защитить святая вода, потому что она всего лишь вода и нет в ней никакой святой силы. Индульгенции не могут отпустить человеку грехи, потому что он пытается купить чистоту за деньги, а ее нельзя купить, ее можно только достичь. Они выступали против крещения водой, считая, что этого явно недостаточно, а крещение детей и вовсе отрицали, поскольку принятие веры – акт осознанный: «злобная Церковь Римская, распространяя обман и выдумки, говорит о том, что Христос учил крестить материальной водой, как это делал Иоанн Креститель до того, как Христос начал проповедовать. Но это можно опровергнуть по многим пунктам; ибо если крещение, практикуемое Римской Церковью, – это то крещение, которому Христос научил их Церковь, тогда все те, кто не получил их крещения, будут осуждены. Ведь они крестят маленьких детей, которые не могут еще ни верить, ни видеть разницу между добром и злом, но и они без крещения, по их словам, будут осуждены. Кроме того, если крещение преходящей водой приносит спасение, тогда Христос пришел и погиб впустую, ибо еще до Него совершали крещение водой…» Они верили, что крещение, совершенное недостойным человеком, не дает никакой благости (а учитывая моральное разложение современных им отцов церкви, приходилось признавать их правоту – не дает). Они отрицали церковное таинство брака, поскольку брак – это совершенно земное мероприятие и к жизни души отношения не имеет. Но основное разногласие было в признании-непризнании Евхаристии. Римская церковь утверждала, что повторение обряда тайной вечери дает каждому причащающемуся «пресуществление» души. Катары в такую глупость не верили. Да, они освящали хлеб перед едой и разламывали его на части, чтобы достался каждому, но при этом они не нарекали хлеб плотью Христовой, они вообще избегали есть любую плоть, даже и символическую. Вместо всего изобилия церковных таинств они практиковали только крещение Огнем и святым Духом, разного рода такие крещения проводились простым наложением рук. Во власти церкви катары видели то, что и было на самом деле, – огромную машину, стремившуюся подчинить себе всех людей, которые имели несчастье получить крещение. Они воспринимали власть церкви как насилие. В XII–XIII веках вера катаров была первым мощным сопротивлением власти церкви, когда в еретиках внезапно оказалось население огромной территории, причем люди самых разных сословий – крестьяне, горожане, рыцари и даже крупные феодалы. Поскольку официальная церковь заклеймила катаров как еретиков, то они создали систему управления своими сторонниками и систему тайных храмов.
Одетые в белые одежды, со светящимися глазами и одухотворенными лицами «совершенные» настолько напоминали монахов первого века христианства, что их обаянию поддались цистерианцы и бенедиктинцы. Недаром они – немногие из монахов – носили под черным одеянием белую рясу с капюшоном. Белый цвет – цвет чистоты. Этот же цвет избрали для себя тамплиеры, правда, увенчав грудь или левое плечо алым крестом – чего бы никогда не сделал ни один катар. Тамплиерское стремление к совершенству многим напоминает аналогичное устремление катаров. Только, в отличие от рыцарей в белых плащах, катары бы никогда не взяли в руки оружие, предпочитая быть с убитыми, но не с убивающими.
«Число „совершенных“ (perfecti) еретиков, – писал Отто Ран в „Крестовом походе против Грааля“, – вероятно, было небольшим. Ко времени Первого крестового похода (в период расцвета катаризма) их насчитывалось не более семи-восьми сотен. Это не должно вызывать удивление, поскольку их доктрина требовала отказа от всего земного и длительных аскетических занятий, приводящих к подрыву телесного здоровья даже самых физически крепких людей. Намного больше было число „верующих“ (credentes). Вместе с вальденсами (последователями лионского купца XII века Петра Вальдо, желавшего возродить первобытную чистоту христианских нравов) их было больше, чем правоверных католиков, принадлежавших почти исключительно Римско-католической церкви. Конечно же, все сказанное относится только к Южной Франции. Верующих катаров называли также просто „христиане“. Подобно друидам, катары жили в лесах и пещерах, проводя почти все время в богослужениях. Стол, покрытый белой тканью, служил алтарем. На нем лежал Новый Завет на провансальском наречии, открытый на первой главе Евангелия от Иоанна: „В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог“. Служба отличалась такой же простотой. Она начиналась чтением мест из Нового Завета. Потом следовало „благословение“. Присутствующие на службе „верующие“ складывали руки, опускались на колени, трижды кланялись и говорили „совершенным“: – Благословите нас. В третий раз они прибавляли: – Молите Бога за нас, грешных, чтобы сделал нас добрыми христианами и привел к благой кончине. „Совершенные“ каждый раз протягивали руки для благословения и отвечали: „Diaus Vos benesiga“ („Да благословит вас Бог! Да сделает вас добрыми христианами и приведет вас к благой кончине“). После благословения все читали вслух „Отче наш“ – единственную молитву, признаваемую в Церкви Любви. Вместо „Хлеб наш насущный дашь нам днесь“ они говорили „Хлеб наш духовный…“, потому что просьбу о хлебе земном в молитве они считали недопустимой».
«Нет одного Бога, – считали катары, – есть два, которые оспаривают господство над миром. Бог Любви и Князь Мира Сего. По духу, составляющему его величие, человек принадлежит первому, по бренному телу он подчиняется второму…»
«Мир существует вечно, – утверждали катары, – он не имеет ни начала, ни конца… Земля не могла быть сотворена богом, ибо это значило бы, что бог сотворил порочное… Христос никогда не умирал на кресте, евангельский рассказ о Христе является выдумкой попов… Крещение бесполезно, ибо оно проводится над младенцами, не имеющими разума, и никак не предохраняет человека от грядущих грехов… Крест не символ веры, а орудие пытки, на нем распинали людей…»
К Иисусу у них было какое-то глубоко личное отношение. По словам Анны Бретон, «Отец отправил Своего Сына на землю не для страданий и смерти на кресте, а как посланца, принявшего образ человека, но не в отягощенной злом плоти. Словом Евангелия, „Благой Вестью“, пришел Христос напомнить падшим ангелам о потерянном рае и о любви Отчей. И задачей апостолов было нести и распространять это послание пробуждения, адресованное всем людям. Кроме того, перед тем как вознестись, Христос научил апостолов правилам „закона жизни“, то есть „дороги справедливости и правды“ Добрых людей, отказавшихся от насилия, лжи и клятв – а также таинству, обеспечивающему спасение. Прямые наследники апостолов, Добрые Христиане, в свою очередь, претендовали на то, что они являются хранителями дара связывать и развязывать и отпускать грехи, который Христос передал Своей Церкви. Именно это является главным признаком христианской Церкви, и они демонстрировали это наследие, произнося „Отче Наш“, благословляя и преломляя за своим столом хлеб Слова Божьего в память о Христе. Как и протестанты, они не верили в его реальное превращение в тело Христово».
Катары были аскетичны, как первые христиане или отцы-пустынники, – отказывались от мяса, яиц, рыбы, молока, стремясь питаться только растительной пищей или соблюдали очень строгий пост, если получали аналогичное крещению наложение рук (обряд посвящения), то стремились даже избегать прикосновения к женщине, чтобы не оскверниться грехом, молодым людям разрешалось в катарских общинах только однажды зачать и родить ребенка (грех, но мера вынужденная – иначе род человеческий угаснет), а потом друг к другу они не прикасались. Смерть в этом учении воспринималась как освобождение от оков плоти и приветствовалась, вот почему, когда начались гонения на катаров, их мучителей ужасала готовность этих людей терпеть страдания и умереть, но не предать веры.
«Мы с трудом можем представить себе, – писал Генри Ли, – что, собственно, в учении катаров порождало энтузиазм и ревностное искание мученической смерти; но никакое другое вероучение не может дать нам такого длинного списка людей, которые предпочитали бы ужасную смерть на костре вероотступничеству. Если бы было верно, что из крови мучеников родятся семена церкви, то манихеизм был бы в настоящее время господствующей религией Европы. Во время первого преследования, о котором сохранились известия, а именно – во время преследования в Орлеане в 1017 году, тринадцать катаров из пятнадцати остались непоколебимы пред пылающими кострами – они отказались отречься от своих заблуждений, несмотря на то что им было обещано прощение, и их твердость вызвала удивление зрителей. Когда в 1040 году были открыты еретики в Монфорте и миланский архиепископ призвал к себе их главу Джерардо, то последний не замедлил явиться и добровольно изложил свое учение, счастливый, что ему представился случай запечатлеть свою веру ценой жизни».
