355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Лин фон Паль » Полная история тайных обществ и сект мира » Текст книги (страница 26)
Полная история тайных обществ и сект мира
  • Текст добавлен: 11 сентября 2016, 15:53

Текст книги "Полная история тайных обществ и сект мира"


Автор книги: Лин фон Паль


Соавторы: Глеб Благовещенский,Виктор Спаров

Жанры:

   

История

,

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 34 страниц)

2. Во всяком случае поворачиваться, если в том встретится надобность, направо, по солнцу, в ознаменование правого их пути.

3. За делосвое святоене страшиться ни темниц, ни уз, ни даже самой смерти, и тайн общества не открывать ни в каком случае.

4. Удаляться обращения с женщинами вообще, особенно же с неверными, не принадлежащими к обществу, и отвращаться от них, как от гнусной скверны.

5. Не употреблять никаких горячих напитков, также табаку, и не есть мяса, а питаться только молочным, рыбою и растениями.

6. Никогда не произносить никаких непристойных и ругательных слов, равно имени „диавола“, называя последнего, в случае надобности, врагом.

7. Не петь мирских песен, не слушать сказок и всяких вымышленных повестей и удаляться соблазнительных бесед и собраний.

8. В обращении со своимиизбегать всякой ссоры, и не укорять друг друга ничем, кроме разве суетою.

Получив это наставление и дав обещание исполнять его свято до конца жизни, новопринятый, в ознаменование отречения своего от всего мирского, по приказанию главного старшины собрания, произносит прощальные слова: „ Прости меня Господи, прости меня Пресвятая Богородица, простите меня Ангелы, Архангелы, Херувимы, Серафимы и вся Небесная Сила, прости небо, прости земля, прости солнце, прости луна, простите звезды, простите озера, реки и горы, простите все стихии небесные и земные!“ После того, его приветствуют и называют заграничным воином Небесного Царя, наследником Царствияи пр. Обряд заключается обыкновенно радениемили общим молением собрания. Для многих этот обряд составляет уже конечное приобщение к секте, вследствие предварительного оскопления из собственной ревности. Но другие посредством его только лишь вводятся в братство, может быть даже не зная еще, какой жертвы потребуют от них впоследствии. Впрочем, такая неизвестность обыкновенно продолжается недолго. Почти тотчас же новопринятому объявляют, что всего исполненного им недостаточно еще для полного спасения души, что для этого необходимо сохранение девственной чистоты, которая достигается только посредством оскопления. Страх операции побеждается ласками собратий, убеждениями, лживыми примерами, уверениями в Божией помощи, обещанием всех благ земных и небесных; и новый член братства решается на так называемое огненное крещение, и делается скопцом вполне, по духу и по плоти».

Скопцы пользовались тайным языком, с характерными для посвященных словами. Свое братство они именовали кругом или кораблем, а учителей и пророков – кормчими, само оскопление носило названия огненного крещения и царской печати, отнимаемые части тела назывались суетою, грехом или лепостью, а молитвенные собрания – радениями. Особым было и устройство домов скопцов. Они их ставили таким образом, чтобы «посторонним людям не было в них свободного доступа и чтобы вообще скрыто было все в них происходящее; даже самое расположение комнат составляет для соседей тайну. Разумеется, что это относится только до скопцов зажиточных в городах. Все домочадцы и прислуга их состоят из скопцов же, или из хлыстов, или из других верных и приверженных людей. Никогда скопец не пускает к себе жильца постороннего, и большие домы их в столицах заняты исключительно ими и людьми их секты. Высокие заборы, окна на двор, темная комната посреди дома, удаленная от взоров и слуха любопытных, каменная особенная палатка во дворе, куда никому нет доступа, различного рода тайники, чердачки и подвалы, отделанные для жилья, составляют принадлежность такого дома. Ворота в домах сих всегда заперты, как в замках средних веков, и вход для непосвященных заказан. В Гатчине, Софии, Славянке и в самом Петербурге, есть такие дома: что в них делается – этого никому неизвестно; а ходит молва о подземных подвалах, где совершается над обреченными жертвами телесное искажение, где вылеживаются эти несчастные, если им суждено жить, и где зарывают трупы их, если жертвы не переносят операции. Даже у крестьян-скопцов есть нередко так называемые „тайники“ для укрывательства беглых, устроенные между накатом и обшивкой потолка, или в подпольях. В одном из таких вертепов, у содержателя моленной, открытой в доме Глазунова, домоприказчика Никифора Васильева Царева, взят еще особого склада и вида паспорт, написанный церковно-славянскими буквами, в котором между прочим значится, что он выдан от града Вышнего, от самого Бога, с изображением Божией печати, …а в 1831 году, при производстве следствий по скопчеству в Моршанском уезде Тамбовской губернии, отобрана была самая печатьлже-искупителя, вместе с его одеянием. Отысканные у него вериги были железные и свинцовые, большого веса, и по устройству их видно, что их носили на поясе, панцыри сделаны из мелких медных колец, для надеванья на голое тело, под рубаху. Последние вещи доказывают, что фанатизм скопцов не удовлетворяется страшным самоизуродованием, этою ложною жертвою в пользу своего спасения; но что они подвергают себя и другим истязаниям».

В середине XIX века скопческая ересь делилась розыском на три оттенка: «Одни, присваивающие себе преимущество, держатся совершенно точно учения, которое здесь изложено, со всеми его внутренними и наружными нелепостями. Другие, в догматах учения и обрядах богомоления согласные с первыми, не принимают оскопления, и Лже-Христа Селиванова почитают не вновь сошедшим на землю Спасителем, а тем самым Иисусом Христом, который родился от Девы Марии, живущим на земле до сих пор, в течение 1844 лет, и претерпевающим страдания между людьми за общее спасение: последователи этого толка называются от первых Постным Кораблем, потому что они не едят не только мяса, но и рыбы. Третий толк принимает оскопление и все правила и обряды ереси, но отвергает в Селиванове Божество, почитая его только великим учителем и руководителем на пути ко спасению».

Вывод, который был сделан: изуверская и политически опасная секта, отрицающая как церковную, так и светскую власть. Удивительно, но именно эти особенности скопцов, духоборов и хлыстов пытались использовать большевики. Непримиримые в борьбе с официальной церковью, они видели в скопцах… народных революционеров, не обращая внимания на явное членовредительство и эсхатологический фанатизм. Ленин даже возложил на скопцов доставку его детища – газеты «Искра» – через румынскую границу! И скопцы исправно крамольную газету возили. Специалистом по сектам и тайным обществам был в партии Бонч-Бруевич, ему-то мы и обязаны налаживанием связей между разными тайными братствами. Бонч-Бруевич пытался слить все религиозные диссидентские движения, чтобы они тоже поработали для дела революции. Сектанты, писал он, «удивительно терпимы и находят, что революция в России неизбежна и чем скорее она произойдет, тем лучше». Удивительное единодушие и единство взглядов! Одно время даже выходил «Рассвет» – агитационный листок для сектантов. Правда, большинством партийных голосов его скоро прикрыли. Но ностальгическая любовь к хлыстовским Христам и пророкам осталась. Бонч-Бруевич так и описывал удивительные и нужные для революции качества хлыстовского Христа: «такой „пророк“ своим простым, понятным, остроумным словом всегда сумеет ответить запросам массы, всегда сумеет влить в ее недра достаточно бодрости, подкрепить во время несчастий, поднять малодушных и заставить всех и все поверить, что приближается время „суда Божия“». А о Кондратии Малёванном, мнение о котором доктора Бехтерева нам уже известно, высказался так: «несмотря на его огромный талант властям удалось затушить поднятый им народный пожар». Качество этого пожара с трупами и всеобщим эсхатологическим бредом было старому большевику по душе. Впрочем, кроме великого дела объединения всех раскольников большевики видели в старообрядцах и отличный источник дохода: спонсором партии был старовер Савва Морозов. И наверно не случайно после прихода к власти большевики опубликовали воззвание К сектантам и старообрядцам, живущим в России и за границейс призывом получить в пользование землю, чтобы на ней трудиться. Замечательные были там слова: «Рабоче-Крестьянская революция сделала свое дело. Все те, кто боролся со старым миром, кто страдал от его тягот, – сектанты и старообрядцы в их числе, – все должны быть участниками в творчестве новых форм жизни. И мы говорим сектантам и старообрядцам, где бы они ни жили на всей земле: добро пожаловать!»

Кого же призывали строить новую жизнь коммунисты? Бонч-Бруевич приводит названия этих «голубей» революции: «корабли Старого Израиля и Людей Божиих (те, кого ранее ругали хлыстами), скопцы различных оттенков, мормоны и другие, а также из старообрядцев – крайние ответвления Спасова согласия, те, кого в просторечии называют нетовцами, бегунами, скрытниками и прочие тому подобные; духоборцы, молокане всех толков, начало века, иеговисты, новоизраильтяне различных течений, штундисты, меннониты, малёванцы, еноховцы, толстовцы, добролюбовцы, свободные христиане, трезвенники, подгорновцы, некоторая часть евангельских христиан и баптистов».

«Общая черта, принадлежащая всем им, – убеждал соратников по партии Бонч-Бруевич, – это твердая трезвость, хозяйственность, примерное, страстное трудолюбие, стремление к культуре, к новшествам в работе, к машинизации труда и общему светскому просвещению и обучению молодежи».

Однако те, к кому взывал большевистский мечтатель, так и не вписались в новый быт. И скоро, очень скоро, с установлением режима твердой руки, стали они считаться не «голубями революции», а врагами народа. Ибо стоявшие у власти строили новый мир на земле, а раскольники так и остались верны своей главной идее – царству Божию на небесах.

3. В ожидании Апокалипсиса

Впрочем, ожидание апокалиптических событий характерно не только для русских староверов. Многие западные и восточные религиозные движения тоже живут в ожидании «последних дней мира». И, как правило, эти движения считаются во всех странах не самыми желательными, поскольку люди, которые в них попадают, быстро поддаются общему настроению, и с этой минуты все, кроме идей движения и безоговорочного авторитета их вождя, перестает их интересовать. В каждом таком движении, конечно, существуют свои особенности, но можно выделить и общие черты: мир они считают источником грязи и греха, человеческую природу – испорченной и требующей совершенствования, земную жизнь – только ступенью к жизни будущей, и у них абсолютно отсутствует страх перед смертью. Поэтому движения, которые обычно именуют тоталитарными сектами, богаты на трагедии. Их история – это огромный список трагедий. Многие считают виновниками бед лидеров таких движений, но в этом всего лишь часть правды. Конечно, можно обвинять этих лидеров в манипулировании сознанием своих подопечных, но вопрос лежит глубже. Ни один из лидеров не строил своей организации изначально для того, чтобы убить ее членов, то есть они объединялись все же не для того, чтобы умереть, а для того, чтобы войти в совершенную будущую жизнь. Смерть в этом аспекте рассматривается всего лишь как ступенька к прекрасному новому миру. Очевидно, суть в том, что религиозные и мистические переживания в таких братствах и сестринствах оказываются «несоразмерны» веку, как мы видели это на примере катаров или скопцов. И единственное, в чем можно обвинить лидеров подобных сообществ, – в фанатизме. Все они искренне и неколебимо верят, что избраны нести идеи лучшего мира в этот, полный греха и мрака. Все они считают себя посланцами неба. И все они имеют харизму – вот без этой детали ничего бы у них попросту не получилось. Удалось же раскольничьей монахине Виталии убедить хуторян в близком конце света и лучшем выборе в таких жутких обстоятельствах – добровольном уходе из жизни? Удавалось же скопцам убедить своих неофитов, что полное очищение для жизни будущей возможно и на земле… при помощи простого хирургического вмешательства? Так почему бы верующим в торжество духа над плотью не убедить своих приверженцев, что такое торжество может наступить быстро и легко – если человек добровольно выберет отделение души от тела? В этом-то и есть фокус подобных сообществ: не желая приносить зло, устраняясь от участия в жизни общества и его политике, они теряют границу между реальным и будущим миром. И часто смерть становится тем идеалом, к которому они стремятся.

Двадцатый век с его грозными и тяжелыми событиями, конечно, дал толчок к появлению эсхатологических настроений. К тому же мистические ожидания еще больших трагедий всегда рождают крайние умонастроения. Так что совсем не удивительно, что появились пророки грядущего – такие как Кореш, Джонс, Асахара. И неудивительно, что у них появились последователи. С Ветвью Давидовой, Новым Храмом, Храмом Солнца, АУМ Сенрике, нашим отечественным Белым Братством связана череда массовых самоубийств, которые чаще всего те, кто пишет о тоталитарных сектах, пытаются представить как череду убийств с виной, возлагаемой только на самих лидеров. Это не совсем так, точнее – совсем не так. Хотя от харизматической личности действительно зависит немало, но все же есть один существенный момент. Те, кто не был готов принять идею добровольного ухода из мира, нашли в себе силы покинуть сообщество. Их нет в списке погибших. Умерли лишь те, кто был к этому готов. Я расскажу об этих «готовых к смерти» подробнее, поскольку иначе нельзя объяснить особой привлекательности таких объединений. Сами подумайте: если в этой организации, которую вы называете сектой, настолько плохо, что нужно изымать заблудшие души, то почему эти души никак не хотят изыматься, а некоторые, даже изъятые, отказываются жить в том совершенном мире, который им предлагают родные и друзья? Может быть, дело все же в другом? Не в массовой истерии, не в жесткой обработке сознания, не в подавляющем волю авторитете лидера, а в основном принципе древней симпатической магии – подобное тянется к подобному? По этому принципу одни люди безусловно выбирают тотальный контроль государства и принудительно-добровольный труд на общество, а другие – поиски своего «я» и смерть по собственному выбору. Это мое замечание может вас шокировать, еще бы – я сравниваю нормальную жизнь и жизнь в предвкушении всеобщей катастрофы, за чем обычно следует выбор смерти. Но кто вам сказал, что жизнь в нормальном мире – это правильная жизнь? И что жизнь – это вообще единственный свободный выбор? Как только вы зададите себе такой вопрос, то вы начнете немного больше понимать тот внутренний дискомфорт, в котором живут люди, прежде чем они уходят из нашего нормального мира в какое-то особое сообщество. Человека, который в нашем нормальном мире счастлив, никто и никогда не заманит ни в какую секту. Человека, который в этом мире подавлен и очень несчастлив, но мечтает о некоем счастливом светлом мире, потянет к бритве, пистолету или открытому окну, и если он обретет по пути к этим опасным предметам сообщество, где его понимают, то он обретет свой совершенный мир, может быть, ненадолго, но он его получит здесь и сейчас. И поэтому, когда о самоубийце говорят, что «он был таким счастливым и одаренным и так любил жизнь», о нем говорят неправду. Никогда нельзя быть уверенным, что этот портрет достоверен. Люди вообще умеют скрывать свои истинные чувства и мысли. Раскрывают их они только в обществе единомышленников, вот поэтому они и приходят в такие закрытые коллективы, как религиозные или мистические сообщества, в те самые, которые вы упорно называете тоталитарными сектами.

Народный Храм

18 ноября 1978 года принесло невиданный смертельный урожай. В джунглях крошечной Гайаны погибли 912 человек разных возрастов, все – члены странного религиозного движения «Народный Храм». Мировые газеты вышли тогда с жуткими фотографиями на первой полосе – множество мертвых тел, которые лежат посреди земного рая, который строил для своих последователей Джеймс Джонс. «Массовое самоубийство или убийство?» – таков был вопрос, который задавали все, кто знакомился с материалами уголовного дела сообщества «Народный Храм». Проще всего было обвинить Джонса в создании тоталитарной секты и приписать ему умышленное убийство своих последователей. Так, собственно говоря, и поступили американские власти. Однако все куда сложнее. И чтобы разобраться в этом, стоит попристальнее взглянуть на лидера и жертв «Народного Храма».

Джеймс Джонс был по сути ребенком Великой Депрессии. Он родился в 1931 году в рабочей семье, отец скоро оставил дом, и мальчика воспитывала мать, которая все чаще прикладывалась к бутылке, так что заботу о нем взял на себя сосед, который стал приводить ребенка на службы христиан-пятидесятников. На этих проповедях Джим и вырос. В сентябре 1954 года и сам Джонс стал проповедником, его пригласили даже принять участие в церковном съезде пятидесятников в Индианаполисе. Была у Джонса какая-то особая манера речи, искренность и душевность, которые сразу завораживали слушателей. Но религию он не считал единственным достоянием человечества. Его весьма интересовала политика. И чем больше он вникал в политические вопросы и в систему устройства американского государства, тем больше ему не нравился мир, в котором он родился и вырос. В этом мире были бедные и богатые, в нем была расовая сегрегация, в нем только декларировались равные возможности для каждого американца. Джим Джонс это знал наверняка. Он читал оппозиционную коммунистическую прессу. Он все больше склонялся к мысли, что существует только одна свободная страна – о, не смейтесь, уважаемые читатели, – Советский Союз. В священном писании бедняга видел пропаганду социализма, в Апокалипсисе – крах капиталистического мира, а в СССР – идеальную модель государственного устройства, в котором каждому человеку обеспечены равные возможности. Самой честной газетой мира Джонс считал «Правду», ради ее чтения он даже стал учить русский язык. После индианапольского съезда он решил создать небольшую коммуну, которую назвал «Крылья Избавления», а через год организация выросла и получила имя «Народный Храм». Джиму Джонсу было всего 24 года. Он был хорошим христианином, прирожденным борцом за права обиженных и идеалистом. Таким, собственно говоря, он остался и до самой своей смерти в 1978 году, там, за американской границей, в Гайане. На момент гибели ему было 47 лет.

В Индианаполисе к новой религиозной организации отнеслись с интересом и подозрением. Все дело в том, что Джонс открыл двери перед всеми желающими последовать за ним по пути к светлому будущему. И он не ставил расовых ограничителей. Треть членов «Народного Храма» были чернокожими. Это обстоятельство возмутило обывателей Индианаполиса. Дело не в том, что в его сообществе были негры, а в том, что в нем оказались и белые, и негры одновременно. Индиана была все же расистским штатом, и Джонсу пришлось вместе с последователями перебраться в Калифорнию. К тому же шли шестидесятые годы, по всей стране строились атомные бомбоубежища на случай ядерного удара, и Джонс… Словом, он посчитал, что в случае ядерного удара Калифорния пострадает менее всего! В 1965 году группа из 80 человек поселилась в Северной Калифорнии и основала там коммуну: они возвели церковь, административные корпуса, дома для престарелых и очень много внимания стали уделять воспитанию подрастающего поколения. Джонс видел в детях надежду на лучший мир. В его общество стала вступать богатая и образованная белая молодежь, все доходы шли на развитие социальных программ. Джонс заботился о бедных, он считал это своим обязательством перед человечеством. Эта его работа привлекла внимание калифорнийских политиков, которые решили использовать Джонса в своих рекламных целях. Сохранились снимки, где он стоит рядом с губернатором Калифорнии и улыбается в объектив фотокамеры. О его программе заговорили. Но в то же время Джонс понимал, что США – не лучшее место на Земле, он мечтал построить коммунизм… Кто бы ему это позволил в Америке? Так что в 1974 году ему удалось арендовать участок джунглей в соседней Республике Гайана. На этих 4000 акрах и был основан город будущего – Джонстаун, названный так по фамилии Джонса. К 1977 году в Джонстауне жили уже 50 человек.

Условия, с которыми столкнулся Джонс в Гайане, были сложными. Во-первых, пришлось осваивать землю, практически целинную, а во-вторых, с сельским хозяйством у его коммунаров было плохо. Но Джонс верил в успех. И Джонстаун рос. Скоро там было уже много его последователей. Они возводили дома, обрабатывали поля, они трудились как проклятые. Не стоит обвинять Джонса, что он заставлял трудиться своих коммунаров в тяжелых условиях. Они сами выбрали этот путь. Тот, кто не справлялся, просто уезжал. Это потом уже были выдуманы истории, будто Джонс не разрешал уезжать, удерживал детей, промывал мозги. Все было не так. Он стоил… маленький кусочек СССР в джунглях Южной Америки. Именно поэтому, как только появились первые дома, больница, школа, столовая и прочие необходимые постройки, Джонс засадил свое население изучать русский язык. Джонс мечтал, что в один прекрасный день, когда они узнают о Советском Союзе больше, жители Джонстауна получат русские визы и прекрасные самолеты увезут их прочь из капиталистического мира. Гайана потому и была выбрана для основания Джонстауна, потому что была страной социалистической. Но на эту прекрасную программу нужны были огромные средства, чтобы закупить самолеты, которые перенесут общину через океан. Поселенцы трудились на полях, изготавливали сувениры и прочие ремесленные изделия и возили товар в соседний Джорджтаун, до которого было совсем не так просто добраться по плохим дорогам. Основатель Джонстауна изучал мировую прессу, и все чаще ему начинало казаться, что Джонстаун – крохотный кусочек земли, затерянный во враждебном мире. Чтобы быть спокойным и уверенным в себе, он стал принимать фенобарбитал, но результат был плачевным: теперь он стал испытывать приступы отчаяния, когда дела шли не так хорошо, как хотелось. За ним стали замечать говорливость, больше похожую на бред.

Странное пристрастие к СССР вызвало в самой коммуне неоднозначное отношение. Некоторые из последователей, занимавшие в ней высокие посты, покинули Джонса. Это очень огорчило Джонса, но более всего его добило, что бывшие соратники стали писать критические статьи о Джонстауне, и отношение к Джонсу в США переменилось. Его стали обвинять в похищении детей (а детей в коммуне было очень много), ему приписывали какие-то сатанинские поступки, которых он не делал, и словно бы все ополчились против его Города Солнца, все хотели его разрушить. В Джонстаун стали присылать комиссии, то с врачебной проверкой, то с педагогической, то приезжали общественные наблюдатели, то журналисты, и все что-то искали. Джонс стал понимать, что ищут они зацепки, чтобы отнять у него Джонстаун. Тим Стойен, один из бывших соратников, теперь бегал по родственникам членов «Народного Храма» и убеждал их, что их родные оказались вовлеченными в страшную секту, а Джонстаун – просто концентрационный лагерь с рабским трудом. По ночам Джонс плакал от отчаяния. Он не знал, как бороться против лжи. Конечно, Джонстаун не был пятизвездочным отелем для бездельников, но он не был и казармой за колючей проволокой. Он был странным сочетанием свободного социалистического общежития с апокалиптическим христианством. Детищу Джонса была объявлена война. На сторону покинувших очаг коммунизма предателей, а иначе их Джонс не рассматривал, встали официальные власти Калифорнии. Самую непримиримую позицию занял конгрессмен Лео Райан. 14 ноября 1978 года вместе с репортерами службы новостей он вылетел в Гайану, чтобы привезти в США разоблачительный материал. Гостей впустили на территорию коммуны и разрешили общаться с поселенцами, задавать им любые вопросы. Вместо униженных и забитых заключенных лагеря перед конгрессменом оказались усталые, но вполне здоровые жители Джонстауна, которые улыбались и водили репортеров на экскурсию. Райан пытался агитировать людей, чтобы они покинули Джонстаун. И тут стоит сказать следующее. Сама поездка была задумана, чтобы увезти из коммуны тех, кого родственники считали похищенными, и сделать это конгрессмен собирался, не считаясь с мнением людей, ведь похищенными были объявлены дети, имеющие «спорное» происхождение, то есть кто-то из родителей был против их пребывания с Джонсом. Так что трагедию, которая затем и произошла, и стоило ожидать.

18 ноября, собираясь покинуть коммуну, Райан предложил всем, кто хочет вернуться из тропического «ада» в Штаты, присоединиться к нему. Таковых нашлось 16 человек, они и до этого дня уже планировали отъезд. Но не эти семьи интересовали Райана, он решил силой забрать «спорных» детей. Тут-то один из несогласных с таким решением родителей и напал на конгрессмена с ножом, не желая терять своего ребенка. Сторонники Райана забрались в грузовик и выехали на дорогу к аэропорту Каитама. Там их ожидали два небольших самолета. Следом за ними отправилась группка жителей Джонстауна. Когда сопровождающие конгрессмена стали садиться в самолеты, случилось нечто странное. По официальным сведениям, жители Джонстауна открыли огонь по людям Райана. И якобы именно эта перестрелка и стала причиной гибели конгрессмена, одного поселенца и троих журналистов.

Именно эту версию событий использует в своей книге Джон Бойл. Вот как выглядит у него нападение на самолеты: «Машина добралась до взлетно-посадочной полосы только в четыре тридцать. Самолета не было. В ожидании самолета сотрудник „Эн-би-си“ Дон Харрис готовился сделать еще одно интервью с Райаном. Наблюдая, как угасает день, остальные продолжали взволнованно обсуждать нападение на конгрессмена. Фотограф из сан-францисской газеты достал свой фотоаппарат и стал снимать все подряд. Над верхушками деревьев показался самолет. Все вздохнули с облегчением, увидев знакомый девятнадцатиместный „Оттер“. Следом за ним летел еще один самолет, „Сесна“, на шесть мест. Один за другим самолеты-спасатели коснулись земли и, подпрыгнув раз-другой, остановились на взлетно-посадочной полосе. Райан со своей помощницей Джекки Спир организовали посадку пассажиров, составив списки улетавших первым рейсом и тех, кому придется подождать до следующего раза. „Сесна“ была укомплектована полностью. Райан стоял теперь перед „Оттером“, подсаживая других пассажиров. Лейтон настаивал на том, чтобы Райан летел с первой группой. Райан не успел ответить: раздался крик. На дороге показался трактор, тащивший на прицепе фургон. Он остановился между самолетами. Из фургона выпрыгнули трое подручных Джонса с автоматами и без предупреждения открыли огонь. Те, кто не успел сесть в самолет, пустились бежать или бросились ничком на землю. Дуайер, представитель правительства Гайаны, был убит первым. Патриция, дочь Эдит Паркс, упала у самой двери „Оттера“, обезглавленная бешеной пулеметной очередью. Один из бандитов выстрелил в упор, прямо в лицо, Грегу Робинсону, фотографу из Сан-Франциско, который до последней минуты не выпускал из рук фотоаппарата. Журналист из „Кроникл“ Рон Джаверс упал, раненный в плечо. Репортеру из „Вашингтон пост“ Чарльзу Краузе пуля раздробила бедро. Действуя хладнокровно и методично, убийцы обошли вокруг самолета и нашли оператора „Эн-би-си“ Роба Брауна, который из своего укрытия продолжал снимать. Его ранили в ногу, и он упал рядом с камерой. Один из джонсовских головорезов подошел к оператору вплотную, приставил дуло автомата к его виску и выстрелил. Райан и Харрис попытались спрятаться за толстыми колесами самолета, но и там их настигли пули. Один из палачей нашел их и, уже мертвых, расстрелял в упор. На всякий случай он выстрелил и в убитого Робинсона. Затем бандиты забрались обратно в фургон и уехали. Самолет „Сесна“ с теми, кто уцелел, все-таки сумел взлететь, но „Оттер“ не смог, он был сильно поврежден. Вокруг оставались лежать убитые – Райан, Харрис, Браун, Робинсон и одна из сбежавших от Джонса женщин – и одиннадцать раненых. Корчась и крича от боли, оставшиеся провели всю ночь под открытым небом, пока наутро их всех не забрал самолет, прилетевший из Джорджтауна». Бандиты – это, конечно, люди Джонса. И Джонс, конечно, исчадие ада, решивший уничтожить нежелательных свидетелей и не позволить поселенцам убежать из Джонстауна.

Однако эта версия выглядит очень сомнительно. Дело в том, что независимые свидетели рассказывали, что около посадочной полосы в Каитаме появились люди в камуфляжной форме, и огонь на поражение вели именно они. Учитывая, что использовались разрывные пули, в это проще поверить, чем в то, что жители Джонстауна сошли с ума или в то, что у них было оружие армейского образца. Известно, каким оружием располагали в коммуне: это были старенькие винтовки и дробовики, несколько пистолетов: основное оружие, которым поселенцы намеревались оборонять коммуну, были… мотыги и лопаты. Общее количество оружия в лагере было 39 единиц, ни одного, заметьте, автомата, и уж тем более – патронов дум-дум. Сохранилась и пленка, на которой заснят момент нападения. Лиц нападавших не видно, но двигались они в привычной манере спецподразделений. Скорее всего, визит конгрессмена использовала армия, чтобы покончить с Джонстауном и вопросом о визах, которые тот требовал для своих подопечных, чтобы отправиться всей коммуной в СССР. Джонс уже провел какие-то переговоры с советскими представителями, и ему обещали, что весь Джонстаун возьмут жить в СССР. Недаром он упоминал, что интересы Джонстауна будут защищаться Советским Союзом, о чем есть договоренность, что колонисты скоро получат возможность учиться в советских университетах, что они будут жить в СССР своей общиной, что против фашистского государства США у русских есть надежные атомные бомбы. Джонс вместе с делегацией коммунаров собирался посетить СССР в декабре, он мечтал увидеть страну своей мечты, он должен был увидеть ее совсем скоро. Но для того, чтобы этот план осуществился, коммуна Джонстауна не могла ставить себя вне закона, перестрелка в Каитаме сделала ситуацию крайне опасной. Убийство конгрессмена и журналистов развязывало армии руки. Теперь можно было проводить полицейскую операцию, арестовывать джонстаунцев и отдавать самого Джонса под суд.

Именно это и понял Джонс, когда немногочисленная группка отправившихся следом за конгрессменом вернулась в коммуну. Группа в ужасе сообщила, что на конгрессмена напали и была стрельба. «Все, это конец, – сказал Джонс, – теперь нас не оставят в покое. Кто стрелял? – в отчаянии спрашивал он. – Я никого не велел убивать. Нас подставили. Теперь русские нас не примут. На нас теперь черная метка, зачем мы им с такой отметиной?» Абсолютно ясно, что Джонс ничего не знал о стрельбе, это засвидетельствовала магнитофонная лента, на которой записана стенограмма чрезвычайного собрания коммуны. Слышно, как люди задают отчаянные вопросы: что теперь делать, что будет? Кто-то предлагает срочно связаться по радио с посольством СССР и попросить… самолет для эвакуации в Россию. На что Джонс печально поясняет, что для эвакуации требуется время, а времени у них нет, совершенно нет времени. Скоро сюда придут те, кто устроил расправу с конгрессменом, и они убьют всех, лучше… лучше убить себя самим, это хотя бы не так мучительно…


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю