Текст книги "Хэппи Энд (СИ)"
Автор книги: Лилия Хайлис, Александр Зевелев
Жанр:
Прочие детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 11 страниц)
Паша, я в ужасе. Не могу больше. Пойду хоть госпитали обзвоню. А если Кирилл ещё сядет за руль, тут-то мне конец и придет.
Клара. 15 июля, суббота, 11-45
Кирилл явился в районе трёх утра. Пропитанный алкоголем и табаком, весь какой-то заплёванный... Сперма, что ли... Но я рада, что пришёл и живой.
Он ещё спит. А я стала собирать стирку... Вошла тихонько к нему в комнату просто, чтобы подобрать его вещи... Вечно валяются, где попало... Разбросанные... И нашла письмо. Из джинсов высунулся кончик. От Марго. То самое. Я вытащила, не стирать же его вместе со штанами, в конце концов.
Паша, можешь надо мной смеяться, судить меня, как хочешь, только я не сдержалась и письмо это прочитала. И в голове образовалось такое, что решила сунуть письмо в скэннер и послать тебе. Пусть я тысячу раз не права, но я должна с тобой поделиться, иначе просто лопну от избытка чувств. Прочти и напиши, что ты об этом думаешь. И не забудь стереть немедленно после того, как прочтёшь. Обязательно сотри, слышишь?
"Кирилл.
Я знаю, что была тебе плохой матерью, то есть, что я – совсем никакой. Сейчас вот пытаюсь исправить, а в моих силах не так уж много. И слишком поздно. Ты – взрослый человек, с устоявшимися желаниями и стремлениями. Мне не остаётся ничего другого, как решиться на этот последний, отчаянный шаг. Или отчаявшийся? Вот смешно: русский язык позабыла.
От всей моей заблудшей души надеюсь, что моя смерть спасёт тебя. Значит, я должна сделать то единственное, что ещё могу.
Я искала тебя в ту ночь. Хотела поговорить. Узнать, каким ты стал без меня. Крутилась вокруг палатки Олега, потому что видела раньше, как ты отправился туда отдыхать. Понятно, наши песни вряд ли могут тебя заинтересовать... Спать же на природе, должно быть, приятно. Я видела, как ты выскочил из палатки. По дороге ты как будто чистил какой-то твёрдый предмет мягкой тряпкой... Потом с ужасом сообразила: это был пистолет. Ты пытался впихнуть его во что-то... Шапку, что ли... Сначала я не была уверена, ни что за предмет, ни в том, шапка ли это, ни в том, серая ли. Всё-таки темень стояла глубокая. Ну а утром поразмыслила хорошенько и, в конце концов, обо всём догадалась. Совсем недавно... Сопоставив факты, вдруг всё поняла.
А тогда, там... Через некоторое время в похожей шапке вдруг увидела Мишку. Он сказал, что вытащил из моей сумочки. У меня ничего серого вообще никогда не бывает, просто не к лицу мне серый цвет. Мишка был в стельку в ту ночь, а после сболтнул, что всё знает, поскольку видел, кто убийца. Я постаралась убедить его, что ему померещилось спьяну.
Любые вещи, которые видишь в ночной тьме, кажутся неубедительными, а уж при таких-то обстоятельствах... Всё, что произошло, выглядело миражом, вернее, ночным кошмаром, пьяным бредом... Поэтому я пошла обратно к тому месту, едва дождавшись рассвета. Как будто чёрт меня гнал. Увидала расплывшееся по боку палатки кровавое пятно. Костистая ледяная рука сжала горло изнутри... Несмотря на страх, я заглянула в палатку. Да, пуповина, связывавшая меня с тобой когда-то, давно перерезана, тем не менее связь существует, да ещё какая крепкая! Не беспокойся, понимаю: тебе не до моих эмоций, поэтому продолжаю о фактах. Значит, обнаружила два трупа. Руки женщины сжимали серый шарфик, той же выделки и того же материала, что шапка на Мишке, которую, по его утверждению, он вытащил из моей сумки.
Не надо было быть великим мыслителем, чтобы угадать, кто сунул мне в багаж злосчастную шапку. Я поняла, что, когда ты застрелил женщину, она, сползая, нащупала последнюю соломинку – твой шарфик – и стянула его. А вытащить потом этот шарфик из её рук ты не смог, поэтому решил избавиться и от шапки. Ну, и заодно – утопить человека, которого ты ненавидел в жизни больше всех других людей. То есть, меня. Значит, ты слышал ругань твоего отца и той ведьмы в мой адрес, когда якобы ушёл спать. И, безусловно, понял, что я и есть твоя мама. Всё просчитал ещё до моего решения явиться с признаниями к этой... твоей... опекунше. От Мишки узнала, что ты у неё, и отважилась. Между прочим, алкаша несчастного не бойся: он ничего не помнит. К тому же я написала следствию такое письмо, что они должны мне поверить и закрыть это дело. Ну, и шапка, разумеется... Из моей сумки...
Что ж, долги надо платить. У меня их – хоть поварёшкой хлебай. Но ты – самый главный, самый огромный, самый греховный. Жаль, что приходится это делать вот так. Да ведь я только теперь и осознала, что люблю тебя. Всегда любила, помнила, страдала.
Прости меня, если возможно меня простить. Жизнь моя непутёвая. Вот и смерть дурацкая. Но твоя жизнь продолжается. Даю тебе её второй раз. И опять оставляю на произвол судьбы. Вот какая я безалаберная. Но, может, у тебя всё ещё будет хорошо. Как бы я этого хотела!
Прощай, сын. Теперь уже навсегда и бесповоротно.
Твоя мама.
Любопытной Варваре
Длинный нос оторвали,
Улыбнувшись коварно,
Намекнули на нары,
А пока, что есть прыти,
Пусть уносит копыта,
А не то будет битой
И ни-ни любопытной.
На базаре Варвару
Ни за грош продавали,
А лихие гусары
Растерзали гитару
И с улыбочкой дикой,
Чтоб до нервного тика:
Будешь знать, как пиликать,
И вообще не чирикай.
Беспощадно Варвару
Потребили на пару
И в занюханном баре
Прокатили на шару,
И дурили со смехом,
И чинили помехи,
Тыча мордой в огрехи,
И валя на орехи.
В общем, бедной Варваре
Наяву, не в кошмаре,
Все бока обломали,
Душу вдрызг измотали,
Задурманили пивом
И напели фальшиво:
– Не родись мол красивой,
А родись, блин! – счастливой.
Марго, Сан-Франциско, 7/2000"
Всё, Павел. Вся в слезах и соплях. Заканчиваю, иду взглянуть на Кирилла. Как там он... И всё-таки нужно постирать.
Клара. 15 июля, суббота, 12-25
Паша, не могу до тебя дозвониться. Ты висишь в паутине... интернета, то бишь... Телефон занят. У сотового, по-видимому, села батарейка. Ничего, кроме писанины, не остаётся..
Значит, происходит у нас следующее.
После того как я отправила тебе предыдущее послание, я совсем было собралась в прачечную, чтобы хоть мозги чуть-чуть отдохнули. Необходимость, наконец... Так вот, у меня в кладовке стояла пачка, в которой оставалось немного стирального порошка. Когда взяла эту коробку в руки, удивилась: мне показалось тяжеловато для той горсти, которая там оставалась. Заглянула, а внутри что-то чёрное.
Короче, Паша, в этой пачке оказался пистолет. Тот самый? А разве упоминались в этом спектакле другие? Мальчишка есть мальчишка. Другого тайника, посерьёзнее, конечно, не нашёл.
Руки у меня затряслись, я пошла будить Кирилла. Стояла, вопила и размахивала пистолетом, пока сонный разгильдяй не пришёл в себя. Ну, выхватил он этот кошмар из моей руки, буквально вытолкал меня из комнаты и заперся. Я, естественно, стала ломиться обратно. Через которое время дверь распахнулась, Кирилл выскочил, уже одетый, и ушёл. Он не сказал мне ни одного слова.
Он ушёл, Паша! Ушёл молча. Что делать, не знаю.
Я готова на всё, только бы спасти этого несчастного мальчика.
Клара. 15 июля, суббота, 12-50
Паша, ты сойдёшь когда-нибудь с интернета?
Кирилл позвонил мне, почему-то по сотовому и сказал: – Не бойся. ЭТО у тебя уже не найдут. Я и раньше хотел перепрятать, но ещё просто не успел.
После этого, он бросил трубку.
Бедный мальчик... Что мне делать, Паша? Отзовись уже, наконец. К компьютеру я близко не подойду. Позвони мне. А то я из дома уходить боюсь, вдруг Кирилл вернётся. В полицию, сам понимаешь, звонить не могу. Что делать? Я вся извелась.
Павел. 15 июля, суббота, 14-11
Я вот почему тебе пишу: не понравилась ты мне по телефону. Совсем не понравилась. Все твои обещания успокоиться и не сходить с ума звучали неубедительно. А я действительно хочу, настаиваю, требую, чтобы ты успокоилась и не сходила с ума. Ну и что – письмо Марго? Ну и что – пистолет? Ну и что – Кирилл-убийца? Никакой он не убийца, чушь это все, а его биологическая мамаша-истеричка даже после смерти его достает. А заодно и тебя. И меня тоже.
Лучше подумай, где он сейчас может быть? Свихнувшийся от всего этого мальчишка с пистолетом по городу мотается – сюжет, достойный пера Петрарки или, скорее, Фрейда. Не к друзьям-подружкам же он с ним, с пистолетом этим, пойдет! Кстати, ты не посмотрела, был ли он заряжен? То есть, были ли внутри патроны: там, в барабане должно было быть видно. Если не было, то пусть себе бегает, как ковбой по прерии, реклама сигарет "Марлборо", а вот если были – это уже серьезно. Не знаю, чего бы я натворил, будучи на месте Кирилла да при заряженном пистолете... Клар, он не сказал тебе, что вернется? Не сказал, когда вернется?
Значит, так: я еду сейчас к нему, к Кириллу, домой. А просто не знаю, куда еще! Ну действительно, не в полицию же! Но ведь и по паркам да по пляжам бродить смысла не имеет. Поеду к нему, то есть к покойной семье его, домой – у меня со времен дележа наследства ключи остались. А вдруг он там? Ежели что, пожалуйста, лови меня по сотовому. И еще раз: пожалуйста, успокойся и не сходи с ума. Ты нужна – живой и здоровой – и Кириллу, и (не смейся) мне тоже.
Павел. 15 июля, суббота, 15-48
Сижу у Черных в доме. Кирилла тут, конечно, нет. Не знаю, ждать тут или ехать искать? А куда ехать? И ты не звонишь... Значит, надо полагать, и у тебя новостей нет. Ненавижу неопределенность и собственную беспомощность! Телефон тут уже не работает. От нечего делать включил компьютер и обнаружил с удивлением, что связь с интернетом еще действует. Ну вот и пишу тебе.
Обошел дом. Все как было. Только пылью все покрыто. Удивительно, как неживая природа, пыль то есть, чувствует, что в доме никого нет! Всего несколько дней прошло, а все в пыли, как в старинном замке с привидениями. Я, когда в отпуск уезжаю, каждый раз возвращаюсь домой в предвкушении необходимости пылевытирания, и знаешь, нет, совсем немного пыли собирается. А тут... Нет, ну откуда пыль знает, что можно вот так безнаказанно хозяйничать?
Кирилл... Мальчик с лучистой улыбкой и бездонными глазами. Ты говоришь о нем как об испорченном, развращенном существе. И я знаю, что ты права. Во-первых, потому, что ты всегда права. А во-вторых, потому, что ты его гораздо дольше и лучше знаешь. Но для меня он – ангел. Он сам или некий образ его, который я сам себе нарисовал... не знаю, не важно. Не сотвори себе кумира... Прости меня, Моисей, пророк-путеводитель, предтеча Ивана Сусанина, и позволь мне сотворить-таки себе кумира. Не из золотого тельца, не из девы Марии с ее подозрительным голубем, не из Ленина или Сталина, а из очаровательного несчастного существа по имени Кирилл.
Клар, что мне делать: сидеть тут, ехать домой, ехать к тебе или еще куда-нибудь ехать? Откликнись! Посоветуй!
Клара. 15 июля, суббота, 18-48
Паша, я то выбегаю, то заскакиваю. Oт Кирилла никаких известий.
Ко всему прочему, мой сотовый отключён: за всеми делами я, конечно, забыла заплатить. Даже, по-моему, счёта не видела. В общем, сейчас не до этого, но без сотового чувствую себя беспомощной. А занимать домашний надолго не хочу: вдруг Кирилл объявится, а второй же линии нет, так и не собралась заказать, теперь просто загрызла себя за безалаберность.
Да, нашёл же ты, у кого спрашивать совета. Откуда мне-то знать, что тебе делать, когда понятия не имею, как самой себя вести.
Пока бегала, обезумевшая, по улицам Ричмонда, выискивая Кирилла, в голове складывался ответ на твоё эссе. Не всё, разумеется, не до пыли...
Конечно, Кирилл испорчен и озлоблен. Конечно, обладатель лучистой улыбки и бездонных глаз. Безусловно, я не считаю его развращённым, но спровоцировать что-нибудь, из ряда вон, – это он может, исключительно любопытства ради. Небось, опять повторяюсь?
И, в чем у меня никаких сомнений, он не убийца. Тебе может показаться странным, но кто убийца Олега – я, кажется, догадываюсь. А про Зинку знаю точно. Неужели ты до сих пор ничего не понял? А я в деталях представляю себе, что произошло в ту ночь.
В полицию тем не менее идти не собираюсь. Сейчас объясню, почему.
Помнишь, я когда-то говорила насчёт некоего табу, встроенного в организме человека именно с целью не позволять убийства себе подобных.
Так вот, у некоторых людей это табу отсутствует, то есть, Бог, или, если угодно, природа, по отношению к ним допускает ошибку (иногда, я даже думаю, что это не ошибка, что природе зачем-то нужны люди, у которых этого табу нет или оно на них не действует). Эти люди ужасны: убийцы, палачи, садисты, – они приносят вред другим, сеют страх, и мне кажется, что общество имеет право ограждать себя от таких при помощи смертной казни. Впрочем, такой подход тоже под большим вопросом: лично я ссылала бы таких "профессионалов" на необитаемый остров, откуда не выбраться, и пусть они там убивают и мучают друг друга.
Но случаются ещё убийцы, так сказать, по необходимости. Которые не хотят убивать, просто так складываются обстоятельства. Как в истории с Олегом и Зинкой. Вот Зинка, между прочим, была именно тем профессионалом, для которого не только не существовало человеческой морали, но даже и мысли о возможности наличия таковой не приходили в голову. То есть, тот или те, кто убили этих двоих, – обыкновенные люди, действовавшие в большей степени в целях самозащиты (или защиты другого, беззащитного). Значит, совесть должна замучить их так, как не сможет казнить никакой человеческий суд. Поэтому полицию отстраняю. Кроме того, ненавижу адвокатов и законников, поэтому не желаю давать им заработать. Без меня обойдутся. Прости, что изъясняюсь немного путано: тороплюсь.
Да, вот ещё. Я понимаю, о чём ты сейчас думаешь. Моя любимая Агата утверждает, что человек, уже совершивший убийство, не остановится перед вторым. Уже без особых мук совести он уничтожает, например, свидетеля, шантажиста... Потом выясняется, что видел или догадывается кто-то ещё, тогда новый очевидец уничтожается, в свою очередь. В результате убийца не только становится "профессионалом", но убийство само по себе начинает приносить ему удовольствие. Палач сознательно ищет новых жертв, уже просто потому, что жаждет крови. Так вот, я не знаю, возможно, это так и есть, но и тут наверняка не обойдётся без своих исключений. Я не считаю нашего убийцу (или убийц) опасным для общества. Я даже знаю, что в этом случае совесть казнит и не допустит. Вероятнее всего, казнит уже.
Я очень боюсь за Кирилла. Вечно он во всё суёт свой нос. Но я не думаю, что из своего пистолета он выстрелит. Мальчишка все-таки добр от природы.
Всё. Я согрелась (уж эти мне июльские морозы в Сан-Франциско), отдохнула маленько и попутно напилась чаю. Теперь еду в Голден Гэйт парк, чтобы объездить аллеи. Просто так, вдруг он там, наш глупыш. Потом начну объезжать, что смогу. Поскольку мой сотовый не работает, пиши. Всё же это надёжнее, чем автоответчик.
Павел. 15 июля, суббота, 19-32
Позвольте-позвольте! Эдак ба-бах! по башке – и в парк покататься поехала. Почему не в горы? Одиночное прочесывание местности не есть лучший способ обнаружить пацана в большом городе. Да и стемнеет скоро. Или я чего-то важное прозевал, например, бензин резко подешевел, и тебе надо потратить отпущенный на него бюджет? Ну покатайся, покатайся. Знаменитый парк по вечерам особенно красив. А когда все-таки вернешься домой, будь любезна, поясни свою последнюю и-мейлу. Потому что мне не все там понятно. Например, о чем ты «догадываешься» в связи с Олегом и что ты «знаешь точно» в связи с Зинкой? Никто ничего ни про что точно знать не может, за исключением того, кто, собственно, убил. В этом мы с тобой только что убедились на примере Марго, которая «точно знала», что убийца – Кирилл, и в результате такого вот «точного знания» совершенно напрасно поторопилась на встречу с вечностью. И если ты, как ты утверждаешь, «знаешь точно», то, выходит, что Зинку убила ты. Ты? Это же бред! А тогда – не извольте голову морочить! И если не ты и не Кирилл, то – кто? И наконец, уже даже просто из любопытства, про кого это ты «догадываешься»? Их, значит, как минимум, двое было, тех, кто стрелял?
Надоело мне тут сидеть. Выключаю компьютер, запираю дом и еду к себе. Сделаю на скорую руку какой-нибудь салатик и – напьюсь. А то ведь уже вот и суббота прошла, и впереди – очередная трезвая неделя. Надоело все. Устал. Звони или и-мейлу настучи, ежели какие новости будут. А может, не поленишься объяснить раздавленному вспышкой вашего провидческого дара, что именно в деталях произошло в ту ночь? Интересно, ты чего-то не договариваешь или наоборот, переговариваешь, то есть блефуешь, выражаясь по-научному (совершенно непонятно, зачем передо мной-то блефовать)? А может, просто заговариваешься? Тогда сходи к доктору. Или на недельку на Гавайи.
А давай вдвоем на Гавайи?
Павел. 15 июля, суббота, 20-53
Спокойно! Кирилл здесь. У меня дома. Ждал меня. А я, дурак, еще задержался: за пивом заехал. Я его (не пиво, конечно, а Кирюшку) ни о чем еще не расспрашивал.
Пишу тебе просто, чтобы ты не волновалась. Позже напишу еще и, может быть, с какими-нибудь подробностями. Если он будет в настроении вообще о чем-либо со мной разговаривать.
В любом случае, пожалуйста, не забудь отписать с пояснениями. Я жду.
Клара. 15 июля, суббота, 21-15
Слава Богу, что нашёлся. Сейчас уж звонить не хочу, потому что, во-первых, ты напустишься с вопросами, а во-вторых, мне сложно общаться (или не общаться?) с Кириллом. Я только рада, что он в порядке. А пистолет всё ещё у него, ты не знаешь?
Глупо, конечно, было переться в парк и прочёсывать по аллеям сотню гектаров, а я это проделала очень досконально. Но надо же было действовать. Kак некий поэт Бездомный... Помнишь, у Булгакова? По велению внутреннего голоса... Называется, обезумевши метаться. Красив ли парк Золотых Ворот вечером? Чуден ли водопад у Стоу Лэйк при какой-то там погоде?
Никаких пояснений не будет, можешь не намекать. Раз уж включили Агату, то объяснения в конце. Используйте, говаривал Эркюль Пуаро, свои серые клеточки. И, пожалуйста, без намёков.
Вообще, дайте отдышаться.
Считай, что я ничего не говорила.
Что касается Марго, то ещё поборемся. И Кирилла не брошу. Хочет он побыть у тебя – пусть. Я сама по себе не уйду прежде, чем сделаю всё возможное, чтобы искупить хотя бы часть того зла, которое нанесли Кириллу близкие, в том числе и я.
Спокойной ночи.
Павел. 15 июля, суббота, 21-49
За «спокойной ночи» – отдельное спасибо. Очень надеюсь на спокойную ночь. После такого беспокойного дня. Честно говоря, не знаю, кого за эдакий денек веселенький больше благодарить: Кирилла или тебя?
Начну с Кирилла. Он пахнет куревом, но не алкоголем. Снизошел до салатика с креветками и потом употребил баночку йогурта (откуда у меня в холодильнике йогурт, когда, кроме пива, там никогда ничего не бывает – ума не приложу, может, подбросил кто?). Теперь сидит в традиционной своей позе – по-турецки, с ногами на диване – смотрит очередную серию мультика про Симпсонов. Если не знаешь, это весьма "взрослый" мультик, мне он тоже нравится, но – не сегодня. Не до мультиков мне. Да и Кирилла хочу одного оставить. Его одного оставить или себя от его присутствия освободить – не знаю, просто чувствую, что сегодня, именно сегодня, мне лучше держаться от него подальше. Надеюсь, что это только сегодня я себя так чувствую. За едой мы с четверть часа поболтали ни о чем, он не рвался излить душу, а я и не напрашивался. Устал я. Смертельно. Все мы устали, а уж ему-то досталось! Да, самым первым делом он мне пистолет вернул. Лежит теперь, игрушечка, на обеденном столе как ни в чем не бывало. Я его, конечно, уберу куда-нибудь, в письменный стол например. А прятать не буду. От кого прятать? От Кирилла, который сам мне его вручил? А от себя прячь – не прячь... Завтра буду стирать Kирилловы джинсы и куртку. То есть сделаю то, чего тебе сегодня утром не удалось. Следов спермы не заметно, но общий вид тот еще!
Теперь – о тебе. Еще не далее как вчера в это время ты была о-кей. Покушали мы с тобой, выпили, почесали языки, поперемывали косточки знакомым – короче, достойно провели вечер. Что же это такое сегодня с утра с тобой приключилось? Что это все за намеки с полунамеками, а потом вроде как и не говорила ничего? Если так, то и вправду не надо было ничего говорить. Но раз уж начала, то не изволишь ли договорить? Какой я тебе Эркюль Пуаро? Во-первых, у меня этого серого вещества существенно меньше, и не буду я его напрягать, ибо его, вещества, остатки, они мне слишком дороги. А во-вторых, я же не со стороны, как он, я изнутри, я во всем этом завяз по уши и не могу себя заставить бесстрастно наблюдать из высей горних за этими твоими "знаю – не знаю", "догадываюсь – не догадываюсь", "скажу – не скажу". И так весь день! Хочешь изображать из себя загадочную роковую женщину – позвони своему шпику Лэрри, при чем тут я! И после этого желаешь мне спокойной ночи? Ну, ну... Тогда и тебе – спокойной ночи.
Клара. 15 июля, суббота, 22-35
Что мы все устали – это действительно так.
За "веселый" день благодари Кирилла, в крайнем случае, самого себя. Я-то тут при чём? Или ты считаешь, что проблему с Кириллом я не имела права перекладывать на тебя? В таком случае, как говорят американцы, экскьюз муа. Я-то грешным делом надеялась, что друзья для того и существуют, чтобы помогать в трудные минуты, уж упрекать тебя не стала бы. Во всяком случае, сейчас так думаю. Ладно, прости. Я не только устала, но ещё очень раздражена и измучена.
Ты пишешь: "Да, самым первым делом он мне пистолет вернул". Что это значит? Что пистолет всё-таки твой? А из письма Марго выяснилось, что Кирилл, несмотря на все твои заверения, был на полянке. Что же из всего этого следует?
Права я была, когда не хотела раскрывать свою версию до того, как. Не понимаю только, почему тебя так сильно волнуют мои измышления. Может, поделишься? Или чисто женское любопытство тебя, мой друг, замучило?
Паша, из твоего пистолета совершено убийство. Разве не понимаешь? Выбрось ты проклятую игрушку. Или дорога тебе, как воспоминание о счастливых деньках твоей жизни? Избавься ты от этой опасной забавы, ради Бога, в которого ты не веришь, а он всё равно есть. Чувствовала же я, что выстрелит ружьё. А что, если оно выстрелит опять? Вдруг тебя обыщут? Я тебя умоляю, в океан, куда угодно, только выкинь ты этот пистолет к чертям собачьим.
Неужели тебе ещё мало? А я в ответ на это перестану изображать ту самую женщину, которую, ты говоришь, я изображаю.
И начнём всё сначала. И Кирилл вернётся домой. То есть ко мне. И всё будет хорошо. Боже мой, неужели что-нибудь когда-нибудь где-нибудь ещё будет хорошо! Ах, да, хэппи энд обеспечен... Или состоится? Помнится, у нас стобой намечалась целая дискуссия по поводу хэппи эндов. Ну-ну.
Павел. 16 июля, воскресенье, 3-16
«Так тебе еще мало» – спрашиваешь ты? Отвечаю: нет, не мало. Достаточно. Предостаточно. Более чем достаточно. Я дошел до точки. Что за точка такая и что из этого должно воспоследовать – я не знаю.
Да, пистолет мой. Да, из него совершено убийство. А может, два убийства. Вот он лежит, игрушечный такой и совсем не страшный. Впрочем, я его действительно не боюсь. Я уже вообще ничего не боюсь. Электрический стул я заработал – чего ж еще в этой жизни бояться? И вот только что, в качестве довеска, чуть было не нарвался на пожизненное заключение за совращение несовершеннолетнего. Клар, ты не знаешь, можно ли пожизненно заключить то, что только что соскребли с электрического стула? В склеп разве что...
Итак, вот тебе чтение на утро, Постараюсь обойтись без эмоций.
Около одиннадцати постелил Кириллу. Он отправился под душ, и давешняя история повторилась: дверь в ванную оставалась открытой. А у меня уже ни эмоций, ни чувства юмора после всего не осталось, и я не купился на этот его призыв, а мирно сидел на кухне, тянул пиво и читал, точнее, пытался читать. Потом он пришел ко мне на кухню, полураздетый, с капельками влаги на плечах, и мы выкурили по сигаретке. Он, кстати, впервые при мне курил открыто, но я помню, ты писала, вы с ним вдвоем уже как-то покуривали. Что ж, курение не есть самый страшный грех. У меня снова такое впечатление, что он хотел что-то сказать мне, о чем-то спросить, и что-то не давало ему этого сделать. А я, в который раз, не стал ему помогать. Короче говоря, покурили мы, помолчали и около полуночи разошлись по своим постелям.
Несмотря на выпитое пиво, лучшее естественное снотворное всех времен и народов, я еще с час ворочался, не мог заснуть. А потом вроде заснул. Провалился в дремоту, в грезы дурацкие какие-то, в полукошмары. И вдруг проснулся. От ощущения того, что я не один в комнате, что рядом на кровати кто-то сидит. Старая шутка: угадай из одного, кто это был. Неужели угадала? Он сидел на краю кровати, завернутый по уши в одеяло, и улыбался мне. Как мне показалось в темноте, улыбался он загадочно... Увидел, что я открыл глаза, улыбнулся еще шире – ты знаешь, как он это умеет – и сказал, что ему холодно одному и он пришел ко мне погреться. А теперь угадай еще раз, как я поступил. А никак. Просто подвинулся. Он лег и прижался ко мне всем телом. Клар, на нем ничего не было. Ничего! Даже этих его бессменных и безразмерных трусов-плавок, которые до колена – ты знаешь, о чем я, униформа на все случаи жизни американских подростков. Поворочался, потерся об меня, повздыхал, потом закинул мне руку на плечо и, наконец, уснул. Сколько времени прошло (пять минут или вечность), прежде чем я позволил себе вдох и выдох? Сердце выскакивало наружу. Я не был уверен, что он спит, потому что спит он очень тихо, – и ждал еще минут пять (а может, вечность). Потом вылез из-под его руки, встал и – сбежал, прикрыв за собой дверь в спальню.
И вот сижу в тишине и темноте, включил компьютер и решил написать тебе. Ты вольна думать обо всем, что я пишу, что хочешь, а мне просто некому, кроме тебя, рассказать, а не рассказать, не выпустить пар я просто не могу. Сижу в пижаме, стучу по клавиатуре, рад до смерти, что не поддался, не сделал того, чего он от меня хотел, и о чем я сам мог только мечтать, но на что не имел права. И больше всего боюсь, что он сейчас проснется, выйдет ко мне, соблазнителен в своей обнаженности и доступности, и чего я тогда натворю (или не натворю) – кто же заранее скажет? Я не верю в судьбу, предначертанность, карму и тому подобное. Я знаю, что я отвечаю сам за себя. А вот если я сам за себя, за свои слова и свои поступки не отвечаю – вот тогда действительно плохо... хуже некуда.
Да, вот и пистолет. Он уже доказал, что вполне исправен, и патронов у меня к нему – целая коробочка. В конце концов, мой единственный кумир и пророк – Володя Высоцкий – ушел в свои сорок два. Кто сказал, что я обязан его пережить?
Павел. 16 июля, воскресенье, 4-06
С добрым утром еще раз!
Не спится. Коктейль из водки с пивом ("ерш" называется, если забыла советские реалии) не действует. То есть действует, конечно, но не усыпляет. А я с детства боюсь бессонницы, слишком часто болел, слишком часто изучал потолок по ночам: и дома, и в больницах. Да и куда ложиться? Постель занята юным гейшем. На диванчике – так одеяло унесено, а не укрывшись фиг заснешь.
В последнее время меня преследует чувство вины. Не так, как тебя. Не перед гладиаторами и наложницами и не перед историей человечества, а перед моими живыми современниками. Вины перед мальчиками, через которых я сам, будучи мальчишкой, легко переступил. Вины перед мамой, у которой я единственный сын и которая никогда не дождется внуков. Вины перед этими самыми нерожденными внуками моей мамы. Перед девочками и женщинами, которые влюблялись в меня, а я неизменно спускал это на тормозах. Вины перед Кириллом, которому покойница Зинка открытым текстом объяснила, что я хочу с ним переспать – и, что ужасно, сказала чистую правду. Другое дело, что между "хочу" и "буду" – дистанция огромного размера. Но ему всего пятнадцать, он этой дистанции может и не ощущать. Вот ее нет уже, Зинки то есть, а сегодняшняя ночь, то, что делал Кирилл – это все она, Зинка, я чувствую ее ядовитое хихиканье. Записав его громогласно в партнеры старого педераста, она открывала себе путь к его душе и его телу. Я в этом более чем уверен. И если бы погиб только Олег, а Зинка осталась жива, то я присягнул бы, что Олега убила она. Пусть не своими, пусть чужими руками, но – она. Избавляясь от мужа, она получала в свое полное владение дом, страховые выплаты, активы в обороте и – что, возможно, самое главное – Кирилла. В полное свое владение. Клар, не врал он, Кирилл, насчет не запирающегося душа и всего остального. Просто при Олеге она, Зинка, не могла зайти дальше. И следующий шаг ее в направлении овладения мальчишкой мог быть связан только с "исчезновением" Олега. А и вправду – зачем ей Олег? Для личной жизни у нее есть влюбленный Мишка-менестрель и объект охоты – Кирилл. Мавр (Олег, то есть) сделал свое дело: грабительский бизнес поставлен и крутится, дом куплен... Чего еще? Сударь, вы свободны! А сударь этого не понял, и приходится помочь ему уйти.
В последнее время Зинка сделала все, чтобы заставить меня остерегаться Олега и заставить Олега возненавидеть меня. Добилась ли она поставленной цели? Судите сами, сударыня. По-моему, даже перестаралась И вот мы пережили то, что пережили, а сейчас в моей кровати лежит голый мальчик и ждет, что я приду и... А я не приду!
Господи, только бы пережить эту ночь!..
Павел. 16 июля, воскресенье, 4-35
Процесс продолжается. Процесс употребления ерша и выпускания пара. Заметь: я уже даже не пытаюсь извиняться за околесицу, которую несу.
Двенадцать дней назад моя жизнь окончилась. Та жизнь, которую я не спеша проживал от рождения: рос, учился, дружил, ссорился, обижался, ел, пил, спал, работал... Это все позади и никогда уже не вернется. Двенадцать дней назад одним движением указательного пальца правой руки я ее перечеркнул, эту жизнь свою. Нет, не так – не только свою, но и свою тоже. И ведь что любопытно: дуло-то должно было быть направлено не на Олега, а на меня самого. Это было бы только справедливо. Тогда я бы не мучился так, как мучаюсь все эти последние двенадцать дней. Но в тот момент мне казалось, что я защищал ее, эту свою жизнь. Зачем? Не знаю...
Центральное событие наших традиционных пикничков на природе – тот самый "большой костер", у которого "гитара по кругу". И поскольку это не концерт, люди не боятся экспериментировать и поют то, что на концерте петь не стали бы. За эту демократичность "костра" я его всегда любил. Все последние годы, что мы вместе, нашей веселой компашкой. За исключением этого последнего Дня Независимости.