Текст книги "Поплачь о нем, пока он живой"

Автор книги: Лилия Батршина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 7 страниц)

– Да мы вроде больше никуда не собирались, – улыбнулась Любава. Конь под ней заплясал: Смолка, улучив момент, когда хозяин отвлекся, таки кусанула его за ухо. Девушка натянула повод, засмеялась и сверкающими, яркими глазами глянула на Гилрэда. – Ты бы на Бьёрна-то не серчал, это у меня в крови кровь лешего, как выяснилось. Поплутали по лесам окрестным, встретились в крайне теплой дружеской обстановке с тремя страховидлами, познакомились с очаровательным существом по имени Тирлейм, побывали в Иснарэле…

– Где? – глаза у Гилрэда стали такими круглыми, как если бы он вдруг вместо Любавы увидел перед собой морское чудище.

– В Иснарэле, – повторила Любава, смеясь. Вид у Гилрэда был настолько нелепый, что не смеяться было просто невозможно; но потом она чуть погрустнела и опустила глаза. – Песни эльфийские знаменитые послушали… Там нам указали, куда идти – и вот, мы здесь! Отчет такой устроит или потребуешь более подробного описания?

– Естественно, потребую! – воскликнул возмущенно Гилрэд. Удивленно почесал затылок. – Вот вам дела… Княжна, да тебя сами боги умчали, коли вы в Иснарэл пришли!

Любава покраснела, смутившись, и промолчала. Теперь её поступок казался ей самым нелепым действом на свете; но тогда она не знала Бьёрна, как знает сейчас… Девушка вздохнула. Бьёрн не хотел ей доверять, упрямо, гордо отстранялся от нее – боги, неужели в одиночку с болью справляться легче? Но она понимала теперь, что, пережив то, что пережил он, она вряд ли сама стала доверять первому встречному, пусть и – мужу…

Меж тем они втроем вошли в крепость. Гилрэд без умолку болтал, описывая, как они испереживались, пока ждали известий, Бьёрн молчал, о чем-то, видимо, глубоко задумавшись, Любава вертела головой из стороны в сторону, с любопытством оглядывая свой новый дом. Первое, что бросилось ей в глаза – неожиданная мрачность этого бывшего когда-то, видимо, весьма нарядным строения, замок явно был перестроен в более практичную и аскетичную крепость, но кое-где ещё виднелись отголоски былой пышности. Внутри тройных стен, окружавших замок, находился широкий двор, вымощенный камнем под стать близкой скале; чуть справа виднелась широкая площадка, и Любава наметанным глазом безошибочно определила, что это ристалище. "Это мне точно пригодится", – мысленно улыбнулась она; тренировки на мечах она бросать не собиралась, и оставалось только найти подходящего партнера на место Горыни. "Эх, Горыня… – с неожиданной печалью вспомнила девушка. – Нескоро мы теперь с тобой на мечах повоюем… Ярополк, братец… Батюшка… Когда же нам теперь встретиться-то доведется?" Любава закусила губы, сморгнула некстати подступившую влагу, чувствуя, что если так будет продолжаться, без слез этой ночью не обойдется. Поэтому она удвоила внимание к происходящему вокруг.

На заднем дворе замка находились конюшни, мастерские, амбары и тьма других хозяйственных строений. Девушка сразу отметила, что здесь, в отличие от главного двора, растет сплошным ковром мягкая пушащаяся травка, и это сразу подняло ей настроение: теперь она знала, где можно будет проводить время с наибольшим удовольствием. Поглядывала девушка и на скалу за замком, раздумывая, как можно забраться на её вершину. В общем, список ближайших дел был составлен ею с первого взгляда…

Из раздумий её вывел паренек-конюх, ненавязчиво забравший у нее повод Грома. Конь недовольно захрапел при виде чужака, и Любава успокаивающе погладила его по морде – мол, все в порядке. "Да что ж ты будешь делать! Опять в разные стойла ставят!" – с возмущением подумала девушка, увидев, как её Грома отводят ну чуть ли не на другой конец конюшни от Смолки. Девушка прикусила язык, чтобы не закричать: сердце разрывалось, когда она видела тоскливые взгляды Грома и Смолки, но здесь главной была не она… "Ну ничего, – сузила глаза Любава. – Норов у меня тот ещё, прав отец. Я тебя, Бьёрн, достану ещё…" С этой мыслью она ушла в отведенные ей покои.

Они находились в одной из башен замка, видимо, оставшихся от прежней постройки. Бьёрн жил в другой части замка, и туда Любаве было входить строго-настрого запрещёно. Впрочем, пока девушка туда особо не стремилась, хотя любопытство точило, и поход туда был назначен на весьма скорое время. А до той поры ей вполне хватало забот: до самого вечера звенела в каменном темном коридоре её задорная песенка – девушка приводила свои покои в тот вид, к какому она привыкла. Ставни были открыты настежь, мебель полностью поменяла свое расположение, все необходимые для жизни вещи заняли свои места, а благодаря разным милым безделушкам комнаты приняли вполне жилой вид. С Бьёрном Любава почти не встречалась, да и не до него ей было. Только однажды она столкнулась с ним в коридоре, да и то по чистой случайности, и разошлись они молча. Любава посмотрела ему в спину, и глаза её сверкнули кошачьим огоньком в свете факелов: "Завтра ты точно заговоришь…" И она помчалась дальше по своим делам.

…Надо сказать, что окна покоев Любавы выходили точно на ристалище, так что весь день её сопровождал доносившийся снизу и эхом отражавшийся от стен звон мечей. На следующее утро девушке стало совершенно ясно, что долго ей здесь спать никто не позволит: ветер доносил в открытое окно все тот же звон, навязчиво прокрадывающийся в сон и не дающий заснуть снова. Любава сонно подняла голову и потерла глаза. Из-под окна донесся знакомый голос Гилрэда, и она, встав, выглянула наружу.

На ристалище сражались Гилрэд и Бьёрн, Дунгром стоял рядом со стойкой с мечами и протирал свое оружие. Глаза у Любавы загорелись: руки чесались снова взяться за меч, ощутить упругую дрожь рукояти и азарт боя… А раз Дунгром стоял один, можно было попросить его… И пусть Бьёрн увидит, как она сражается! Любава радостно засмеялась и бросилась переодеваться.

Через пятнадцать минут она уже бежала вниз по лестнице во двор, попутно отметив, что Бьёрн тренирует правую руку, и получается у него во сто крат лучше, чем раньше. "Ну вот, а он говорил – зачем пришли в Иснарэл…" – улыбнулась девушка и, выскочив во двор, звонко воскликнула:

– Всем с добрым утром!

Бьёрн даже не посмотрел в её сторону, Гилрэд лучезарно улыбнулся и кивнул, из-за чего едва не пропустил удар Бьёрна.

– С добрым утром, – тоже улыбнулся Дунгром и отложил свой меч. – Что-то случилось, кня… моя королева?..

– Княжна, – поправила Любава. Бросила холодный взгляд в сторону Бьёрна – как стрелу пустила. – Пока что лучше княжна. Так привычнее, – Любава посмотрела на Дунгрома и снова улыбнулась. – Ничего не случилось, что могло случиться? Просто сердце хорошего бойца трепещёт при звоне мечей!

Последняя фраза была из боевой песни, и Любава задорно рассмеялась, увидев удивление Дунгрома, – видимо, не успел пообщаться с Горыней, а если и успел, то не ожидал, что Любава с ним может общаться настолько близко…

Бьёрн снова – ноль внимания, будто никто и не пришел, а Гилрэд весело рассмеялся:

– Не так проста, как кажешься, княжна!

– А я тебе простой казалась? – глаза девушки полыхнули ведьминским огнем колдовства. – Видать, одно только в женщине мужской ум ищет, одно видит, одно находит… Вы заранее женщину капризной, истеричной считаете, глуповатой и слабой, а между тем…

– Хватит! – не выдержал Бьёрн, с неожиданной силой отбил меч Гилрэда и обернулся к девушке. – Если ты сюда пришла языком почесать, то избавь меня, пожалуйста, от своего общества, мне не до того!

Любава резко обернулась. Зеленые глаза копьем пронзили Бьёрна насквозь, кулаки невольно сжались.

– Дунгром, – тихо произнесли побелевшие от гнева губы. – Одолжи меч.

Тяжелая рукоятка легла в протянутую ладонь. Любава сузила глаза и быстро подошла к сражающимся, на ходу сбрасывая верхнюю мешавшую накидку и оставаясь в одном легком платье с короткими рукавами и подолом до колена, из-под которого шли неширокие заправленные в сапоги штаны. Она встала на место опешившего Гилрэда и протянула меч вперед, острием к Бьёрну.

– Я пришла сюда сражаться, – проговорила она железным голосом. – Надеюсь, до этого тебе есть дело?

Но он лишь закатил глаза и опустил меч.

– Этого мне ещё только не хватало! Куда ты лезешь, а? Отдай Дунгрому железячку, а то, глядишь, сама порежешься!

Ответом ему был резкий, по-боевому быстрый выпад, от которого он едва успел уклониться. Любава хищно сверкнула глазами.

– Али забыл, Бьёрн, кто тебя от страховидла спас, когда ты о дерево затылком приложился? – с вызовом улыбнулась она. – Я с детства наравне с воинами дерусь, чтоб ты знал!

Бьёрн ответил ей скучающим взглядом, переложил меч в левую руку, но атаковать явно не собирался, и отвечать на подначку тоже. Тогда, недолго думая, Любава пошла в атаку сама, вызывающе дерзко била, заставляла отвечать, раскрывалась намеренно, чтобы подначить на атаку. И вскоре, видимо, Бьёрн понял, что она достойный противник, он стал собраннее, удары стали быстрее и сложнее, так что Любаве пришлось несладко. Уже на пятую минуту в разгоряченную голову закралась мысль: "Какого лешего я это все затеяла?!" Любава едва-едва ускользала от ударов разошедшегося Бьёрна, ей казалось, что её меч от них непременно развалится на кусочки – такую силу он вкладывал. "Мама родная!" – дрожал у нее на губах вскрик. Да, здесь и Горыня бы хорошо попотел, а уж она… "Блок, удар, связка… Блок, удар… Блок, блок… Удар, атака, блок…" – стучало у девушки в висках. Меч отяжелел в уставшей руке, в глазах начало туманиться от недостатка воздуха – до такого с Горыней не доходило никогда, но Бьёрн её жалеть не собирался…

И вот, в какой-то почти неуловимый миг Бьёрн нанес решающий удар. Любава поставила блок, но удар был столь сильным, что руку девушки унесло назад и меч, выскользнувший из мокрых пальцев, прозвенел по каменному полу, отлетев на добрых три метра назад. В глазах у Любавы потемнело – позор… Она попятилась от Бьёрна, занесшего меч, но каблук сапога попал в щель между камнями, зацепился, и девушка, споткнувшись, почувствовала, что падает…

С детства тренированное тело среагировало само, без всяких указаний девушки. Падая, она выгнулась назад, подставила руки, оттолкнулась ногами – и вместо падения вышло колесо. И ещё одно. И снова – пока под руку не попался меч. Мир закружился перед глазами Любавы; мало что соображая, она подхватила меч и выставила его вперед…

Когда мир прояснился, Любава оторопело увидела, что кончик её меча упирается в кадык замершему перед ней Бьёрну. Секунду девушка соображала, что делать. Потом её глаза полыхнули.

– Не хвались, что победил могучего врага, Бьёрн, – тихо произнесла Любава, не отводя меча. Муж смотрел ей в глаза, держа руку с мечом позади и тяжело дыша. Девушка подняла одну бровь. – Хвались, что смог покорить женщину.

С этими словами она убрала меч, вернула его Дунгрому, подняла накидку и, гордо вскинув голову, ушла в сторону конюшни.

Едва достигнув стояла Грома, Любава без сил рухнула на скамейку рядом. Колени подогнулись, руки пробрала нервная дрожь, она вся сжалась в комочек, будто от холода. Запоздалый страх…

С ристалища до нее донесся веселый смех Гилрэда, грубый окрик Бьёрна, но звон мечей так и не возобновился…

…Вечером, уже после ужина, в дверь комнаты девушки кто-то негромко, но решительно постучал. Любава отвлеклась от только что затеянной вышивки и, накинув поверх обычного платья легкий плащ, – мало ли, кто там, за дверью? – пошла открывать.

Глаза девушки стали в два раза больше, когда она увидела, кто стоит на пороге.

Бьёрн несколько секунд стоял молча, смотря ей в глаза, но потом опустил взгляд и спросил:

– Так и будешь на пороге держать?

В руках у него был объемистый сверток из его собственного дорогого плаща.

– П… проходи, к… конечно, проходи, – заикаясь, проговорила Любава, открывая дверь шире. Бьёрн вошел, она закрыла за ним и воззрилась, не в силах сдержать изумления.

Он опустил сверток на её кровать и развернул. По плащу покатились маленькие комочки четырех котят. С открывшимися глазками, видимо, уже не пьющие материнское молоко, но все равно ещё маленькие и потешные. Один был рыжий с белым пузиком и кончиком морды; один темно-коричневый и пушистый-пушистый, как одуванчик; один – будто голубоватого цвета с темными полосками и один смешной, трехцветный с разными, белым и черным, ушами и рыжей мордочкой.

– Их утопить хотели, когда кошка родила, – сказал Бьёрн. – Я их еле спас. А сейчас кухарка заявила, что они ей мешают, шалят слишком, и чтобы я их унес, а не то она их передавит… Ума теперь не приложу, куда их деть… Ты прости меня, – неожиданно, не меняя тона, не поворачиваясь к Любаве, сказал он, – за то, что я тебе наговорил. И в Иснарэле, и сегодня… Знаю, виноват, и оправдываться поэтому не буду.

– Чудо какое… – прошептала Любава, в восхищении глядя на котят. Подошла к кровати, присела на корточки. Котята испуганно воззрились на нее, но один, видимо, самый смелый, трехцветный, подошел к ней и ткнулся ей в нос мордочкой. Девушка рассмеялась и подхватила котенка на руки. – Чудо какое, Бьёрн! Разве можно их топить? Пусть у меня живут! – и вдруг глянула в глаза – серьезно, с едва уловимой мольбой. – Прощаю, Бьёрн. Только… не надо больше так. Пожалуйста. Прошу тебя.

– Спасибо, – он кивнул и пошел к двери, потом вдруг обернулся. – Я обещаю, ничего подобного больше не повторится. И… я не задел тебя сегодня? Все в порядке?

– Да, все хорошо. Загонял ты меня совсем, – Любава улыбнулась, прижимая котенка к груди, подошла. – Я не буду больше с тобой драться, а то без руки останусь.

– Прости, – он покачал головой. – Ты зря полезла…

– Ты зацепил, я и полезла, – пожала плечами девушка. – Я на удар ударом отвечаю, Бьёрн, ты ж знаешь. Со мной батюшка даже сладить не всегда мог, что уж…

Он криво усмехнулся в ответ.

– Спокойной ночи.

И вышел, не оглядываясь, аккуратно прикрыв за собой дверь.

Следующая неделя прошла на удивление спокойно. Бьёрн и Любава общались совершенно дружески, перепалки и яростная ругань остались в прошлом. Гилрэд нарадоваться не мог: наконец-то все наладилось, наконец-то хоть небольшое перемирие! Дунгрома Любава уломала на тренировки на мечах, так что с Бьёрном она больше в поединке не сходилась. И вообще казалось, что все стало хорошо и в замке воцарились мир и спокойствие.

Любава теперь практически везде появлялась в сопровождении выводка котят: эти маленькие пушистые комочки не отставали от нее ни на шаг и не отпускали от себя. Вот только в свои весьма частые вылазки в лес она их не брала, что понятно. Бьёрн вообще-то не слишком жаловал её одиночных прогулок и, после небольшого препирательства, приставил к ней в сопровождающие Гилрэда. Сам он никогда с ней не ездил.

– Слушай, Бьёрн, – сказала Любава однажды утром. Помялась немного и продолжила: – Слушай, ты не знаешь, на ту скалу, что за замком, можно как-нибудь забраться?

Он вздохнул и посмотрел в окно, на темнеющий внизу лес.

– Я тебе сам хотел предложить, знаю, что все равно полезешь, а без меня шею свернешь. Давай завтра, поближе к вечеру. Там очень красивые закаты…

Сегодня он был как-то странно задумчив, даже немного рассеян. Любава заглянула ему в глаза, но ничего, кроме этой странной рассеянности, не увидела. Подошла к нему, тронула за плечо.

– Бьёрн? – осторожно спросила она. – Что-то случилось?

Он встряхнулся и пожал плечами.

– Ничего. Извини, мне идти надо. Я тут король все-таки, а не так просто дурью маюсь!..

Развернулся и пошел прочь.

Любава всплеснула руками, растерянно глядя ему вслед. Он впервые был такой с момента их приезда в замок, и Любаве стало тревожно: либо что-то случилось, либо сегодня какой-то особый день… В этот момент, на свою беду, в зал вошел Гилрэд, и Любава тут же налетела на него:

– Гилрэд, что-то случилось? Бьёрн как в воду опущенный ходит.

– Ам… Так… А… Э… – замялся тот. – Я тебе не могу ничего рассказать… Меня Бьёрн убьет!!!

– Да откуда он узнает! – Любаве было не до этих запирательств, казалось, она готова схватить парня за грудки. – Гилрэд, мне не до шуток!

– Узнает, узнает! – попятился тот. – У него уши везде! И я не шучу. Чтобы тебе это рассказать, мне нужно тебе рассказать такое, за что меня Бьёрн точно убьет. Мы об этом уже говорили в нашу первую встречу!

– О том, что произошло шестнадцать лет назад? Не надо мне рассказывать, я знаю все! – брови Гилрэда прыгнули вверх, глаза округлились. Любава утверждающе кивнула. – А теперь говори, что сегодня за день?

Он опустил глаза, покачал головой, но все же ответил:

– Не сегодня, завтра. Годовщина того дня. А ты-то откуда знаешь?..

– Вот оно что… – Любава тоже опустила глаза. Сердце подкатило к горлу. "Завтра… – подумала она. – Завтра… А он… Он хочет завтра меня повести на скалу… Неужели он хочет быть со мной в такой день?.." Девушка глянула на Гилрэда. – Он мне сам рассказал. В Иснарэле. Спасибо, что объяснил…

– Я тебе ничего не говорил! – поспешно заявил тот. – И вообще, в замке об этом не говорят, не обсуждают и тризны никакой не будет. Это обычный день… По крайней мере, Бьёрн делает упорный вид, что так оно и есть…

– Хорошо, – кивнула Любава. Грустно улыбнулась. – Скрываете все от меня, будто враг я… Хороша бы я была завтра, если б не знала…

– Ну не знала бы, и голова бы не болела, – пожал плечами Гилрэд. – Ладно, я пошел… А то меня Бьёрн убьет… И не говори, что он добрый и у него рука не поднимется, ещё как поднимется!

– Да уж верю, – улыбнулась Любава и подняла на руки одного из постоянно вертевшихся вокруг нее котят. – Иди, Гилрэд, Бьёрн ждет уже. Дела у него какие-то королевские, мне незнакомые…

С этими словами она удалилась.

На следующий день Любава старалась не показываться Бьёрну на глаза и вообще практически все время сидела в своих покоях. Она вышивала, что-то напевая тихое и протяжное, играла с котятами, читала, но все время прислушивалась к тому, что происходит в замке и на дворе. Голос Бьёрн доносился оттуда как-то глухо, странно, будто из бочки. Любава понимала: сегодня ему особенно больно, и лучше его не тревожить.

Только уже под вечер она решилась выйти и напомнить Бьёрну о скале, но столкнулась с ним в коридоре.

– Ты готова?

– А… минуту, ладно? – и девушка шмыгнула обратно в комнаты.

Вскоре она вышла, уже полностью переодевшись. На ней было короткое платье и штаны, удобные сапоги с мягкой подошвой, волосы были собраны на затылке, чтобы не мешались. В руках она несла перчатки, на плечах висел короткий плащ.

– Теперь готова, – улыбнулась она.

Бьёрн всплеснул руками: мол, надо же!

Дорога оказалась очень сложной, единственное – не вертикальной, они шли около часа по узкой скользкой тропе и наконец оказались наверху. Все это время они молчали. Солнце за этот час успело сесть, спустившись почти к самому морю. Его лучи, из светлых и белых ставшие оранжевыми и красными, зажгли легкие, висевшие над горизонтом облака, превратив их в длинные пурпурные перья сказочной жар-птицы. Само небо потемнело, от низкого солнца расходилось разноцветное сияние, из желтого переходящее в розовый, фиолетовый и растворяющееся в ночной синеве. Скала под последними лучами солнца преобразилась: из черной она стала огненно-красной, как зеркало, отражая свет, так что казалось, словно под ногами горит огонь. Море, спокойное и ровное, непоколебимое, казалось живым, неким вязким существом, тихо дышащим и нежащимся в лучах заката…

– Бьёрн… – Любава задыхалась от восторга, из широко раскрытых, немигающих глаз потекли слезы. Она невольно, почти не осознавая, что делает, взяла его ладонь в обе руки. Дрожащие губы только и могли прошептать: – Бьёрн…

Он осторожно высвободился и подошел к самому краю: ещё шаг – и пропасть. Ветер тут же подхватил его плащ, вылезшие из хвоста короткие волосы.

– Я впервые очутился здесь после того, как убил предателя. Ноги несли куда-то сами, я по сей день понятия не имею, как умудрился добраться сюда живым, я был в таком состоянии… Ничего не соображал… Здесь более-менее очухался, подошел так же к краю и решил прыгнуть. На этом свете меня уже на самом деле ничего не ждало… Но что-то удержало… Не знаю, что… Может, этот отчаянно противившийся ветер… А может, жалобные крики чаек внизу…

У Любавы на секунду подкосились ноги. Что было бы, если бы он тогда прыгнул… Ей вдруг стало страшно, так страшно, как бывало очень редко. Что было бы, если бы он умер тогда?.. Она бы никогда его не узнала, никогда бы даже не догадалась, что, не встретив, уже его потеряла… Девушка подошла к Бьёрну со спины, нырнула под плащ, прижалась, осторожно обняв.

– Как хорошо, что ты тогда не прыгнул…

– Не знаю, – ответил он. – Может, на самом деле надо было… Струсил просто.

– Бьёрн!.. – Любава в ужасе вцепилась в его куртку, будто он прямо сейчас собрался прыгать. – Не смей так говорить! Нельзя так, Бьёрн… Я как подумаю, что ты бы прыгнул… и я бы… не увидела тебя никогда, мне… страшно становится…

Он обернулся, оказавшись лицом к лицу с девушкой, и спросил:

– Зачем тебе это? Зачем? Ты бы осталась дома, жениха бы себе по сердцу нашла…

– По сердцу? А кто тебе сказал, что ты не по сердцу? – Любава отчаянно смело смотрела ему в глаза, вцепившись в его куртку и прижавшись так сильно, как никогда раньше.

Он обнял ее, закрыл глаза. Не хотелось больше ни о чем спорить, ни о чем спрашивать… Солнце тонуло в море, и в этот момент он открывал дверь комнаты, чтобы увидеть, как умирает мать…

Что-то легонько скользнуло по руке Любавы. Девушка вздрогнула и подняла ладонь к глазам. Вокруг пальцев обвилась черная шелковистая лента. Мягкие черные волосы Бьёрна свесились к ней, переплелись с её рыжими, защекотали висок. Любава улыбнулась и прижалась к плечу Бьёрна, сунула ему нос куда-то в ключицу. Ей было так хорошо рядом с ним… И не было важно, что солнце уже почти целиком окунулось в море, сделав горизонт кроваво-красным, что похолодевший ветер рвет назад волосы и продувает насквозь, что небо потемнело и затянулось тучами, в прорехах которых виднелись далекие звезды… Ей было так хорошо, что не имело значения даже время…

Время… Сколько прошло? Час, два, а может, всего десять минут? Сейчас для него это не имело значения. Потому что впервые за шестнадцать лет он не один. Потому что впервые за шестнадцать лет сторонний человек разглядел живую душу за осколками льда, в которое превратилось сердце…

Спустилась ночь. Ощутимо похолодало, но Любаве в кольце рук Бьёрна было тепло и спокойно. Вдруг что-то зашелестело вокруг, и Любава, открыв глаза, чуть приподняла голову над плечом мужа. Что-то тут же капнуло ей на лицо и скатилось по щеке.

– Дождь? – тихо спросила она, снова прижимаясь.

Он вздрогнул, открыл глаза и поднял голову, будто очнувшись.

– Надо в замок идти, а не то хватятся… – тихо сказал он.

– Надо, – согласилась Любава. А как не хотелось… как хотелось остаться здесь, с ним… Она прижалась к его груди как можно крепче, глубоко вздохнула и отстранилась. Руки Бьёрна при этом так и остались у нее на плечах. Девушка улыбнулась и стала осторожно собирать его уже влажные волосы в хвост. – Ну, пойдем… Дорога раскиснет, точно навернемся где-нибудь…

Он кивнул, опустил руки, с досадой провел по волосам, лезущим в лицо, и вдруг с какой-то грустью оглянулся на море…

Любава поморгала, пытаясь привыкнуть к внезапно упавшей темноте. Дождь усилился, волосы намокли, холодные струйки забрались даже под одежду, и девушка поежилась.

– Холодно, – пожаловалась она Бьёрну. – Пойдем? А то продует ещё.

Бьёрн расстегнул фибулу своего плаща, накинул его девушке на плечи и пошел к спуску со скалы, больше ни разу не оглянувшись…

Они вернулись в замок, как раз когда часы били одиннадцать часов. Навстречу им выскочил Гилрэд с началом гневной речи, но осекся тут же, когда увидел Бьёрна и Любаву вместе, да ещё и плащ Бьёрна на плечах девушки. Едва войдя под крышу, оба сделали одинаковое движение – встряхнули намокшие волосы, и Любава, заметив это, засмеялась.

– Держи, спасибо, – девушка сняла плащ и протянула его Бьёрну. С плаща текло ручьем, как и с ее, и с его одежды.

Бьёрн взял плащ, внимательно оглядел и вдруг встряхнул, обдав Гилрэда водопадом брызг. Парень подпрыгнул, отфыркиваясь, чем вновь рассмешил Любаву.

– Ой, ну, пойду я к себе, – улыбнулась она, демонстративно оглядев облепившее её мокрое платье. Глянула на Бьёрна: – Ну, ночи покойной да до завтра? Спасибо за скалу.

Он кивнул, будто и правда не умел улыбаться, и тоже пошел в свою комнату…

…На следующий день в замке начался большой переполох: пришли вести о том, что северные племена снова начали разорять пограничные селения… Все бегали, суетились, к чему-то готовились, даже Гилрэд носился по замку как ошпаренный, раздавая практически всем попадавшимся какие-то указания, только Бьёрна не было видно.

Под такую раздачу попала и Любава, едва показавшаяся из своих покоев. Гилрэд, видимо, спутал её с кем-то и издали в приказном порядке сказал ступать зачем-то на кухню, но, подойдя ближе и разглядев оторопевшую от такой наглости девушку, схватился за голову.

– Прости, княжна, не признал! – повинился он.

– В чем дело? Что за переполох? – спросила Любава, сдвинув брови.

Гилрэд быстро обрисовал ситуацию.

– Ну а где Бьёрн может быть? – спросила Любава.

– Он у себя, скорее всего… – понурился Гилрэд. – Но к нему лучше не входить, когда он сам не просит.

– Я схожу, – решительно сказала девушка.

Парня кто-то окликнул, он обернулся в ту сторону, поморщился и махнул на девушку рукой:

– Делай что хочешь, но я тут ни при чем! Орать и злиться на тебя будет!

И умчался, оставив Любаву в небольшом замешательстве. "Ну и пусть орет… – не слишком вдохновленно подумала она. – Подумаешь… Столько уже орал, привыкла…" И, приободрившись, она направилась в другую часть замка.

Что характерно, коридоры здесь были совершенно такие же, как и в её крыле. И никто на нее из-за угла не выпрыгнул, и вообще ничего страшного не произошло, когда она переступила запретный порог. От осознания собственной наглости на девушку напал веселый азарт, она шла быстро и смело, каким-то победным маршем, по пути не забывая заглядывать в попадающиеся двери. Вскоре она подошла к последней двери в коридоре, огромной, массивной и явно тяжелой. Девушка остановилась, сразу растеряв весь свой пыл. На это надо было решиться, учитывая то, что Бьёрн наверняка был именно там… Собравшись с духом, Любава постучалась. "Да!" – глухо послышалось из-за двери. Любава глубоко вздохнула и, нажав на ручку, заглянула внутрь.

А лучше бы она этого не делала… Назвать то, что творилось в комнате, бардаком, было нельзя. Все было много, много хуже… Все горизонтальные поверхности, включая стулья, кресла, кровать и местами даже пол, были завалены свитками, грамотами, книгами и ещё бог знает чем… На подлокотнике кресла гордо лежала одна перчатка, а груду на столе венчал изготовившийся к оглушительному падению меч. Рядом с кроватью стояла чернильница с пером и кружка с водой. Сам Бьёрн лежал на кровати, поверх покрывала, прямо в сапогах, сдвинув находившийся там хлам на другой конец. Перед ним лежала какая-то книга и карта. Увидев девушку, Бьёрн, мягко говоря, опешил и несколько минут не мог сказать и слова.

– Ой, – первой очухалась Любава. В восхищении выпрямилась и раскрыла дверь целиком. Глянула на Бьёрна и совершенно искренне поинтересовалась: – Слушай, а у тебя тут ужи случаем не водятся?

– Ты не обнаглела ли, а?! – Бьёрн подскочил с кровати, едва не сметя чернильницу, и загородил девушке дорогу. – Я тебе что говорил?!

– Да помню я, что ты говорил! И не ори на меня, – Любава сложила руки на груди. – Думаешь, по своей воле пришла бы? Так всех в замке зашугал, что никто и сунуться не смеет с вестью важной, видишь, мне пришлось! Жена, как-никак!

– О боги… – Бьёрн закатил глаза. – Ты думаешь, я не знаю?! Ты думаешь, Гилрэд просто так по замку бегает, потому что ему размяться захотелось?!

Любава застыла с открытым ртом. Некоторое время в голову не приходило никаких даже намеков на ответ, и она просто смотрела на Бьёрна, в его усмехающиеся глаза. Потом она всплеснула руками и отвернулась.

– Нет, ну это как называется? – спросила она у стены напротив. – А мне он зачем сказал, что ты ничего не знаешь?

– Я его убью… – проникновенно пообещал Бьёрн. – Ей-богу, убью…

– Угу, – мрачно кивнула девушка. – Я тебе помогу. Чем смогу.

– Отлично. Так и будешь тут стоять?

Любава развернулась и пожала плечами.

– Да нет уж, пойду, а то руки чешутся за тряпку да за веник взяться, начну – не удержишь, – с вызовом и хитрецой улыбнулась она.

Бьёрн закатил глаза и покачал головой.

– Мы сегодня выступаем, – неожиданно сказал он.

– О, ну значит, будет время… – начала было Любава, но потом до нее дошел смысл сказанного, и она округлила глаза. Из стиснутого неожиданным ужасом горла вырвалось: – Ч… что?

– Угу, – Бьёрн подошел к столу, подхватил начавший падать меч, застегнул пояс с ножнами, пнул какую-то груду бумаг на полу, выудил из-под нее вторую перчатку, взял ту, что валялась на кресле, и подхватил походную сумку, предварительно сунув туда карту. – И знаешь, я бы хотел, чтобы ты сюда не лазала и я нашел все в таком же виде. Вернемся недели через две, может, позже.

– Б… Бьёрн… – от ужаса Любава стала заикаться. – А… а… Я с тобой!

Бьёрн выразительно постучал кулаком по лбу.

– Сиди дома, куда ты собралась? Ты хоть представляешь, куда и зачем мы идем?! Не возражай!

– Бьёрн, да я ж тут с ума сойду за две недели! Я здесь, а ты… там… – Любава умоляюще посмотрела на него.

– Слово мужа, а тем более короля – закон, – отрезал Бьёрн, не зная, как ещё можно отвязаться от девушки, прошел мимо нее. – Дверь закрой, пожалуйста. И не забудь, что туда тебе путь заказан!

Любава машинально послушалась. Руки дрожали, пальцы не слушались, и дверь скорее захлопнулась от сквозняка, чем от её усилий. "А вдруг… – пронзило девушку. – А вдруг он… не вернется?" И она ничего не успеет… ни сказать, ни… и потеряет его навсегда…

– Бьёрн! – Любава вскинула голову и побежала за ним. – Бьёрн, подожди!

Муж развернулся подчеркнуто раздраженно, хотел уже что-то сказать, но Любава, подбежав, бросилась ему на шею и прижалась губами к его жестким губам.

Он опешил. На минуту замер, будто его пригвоздили к месту, бухнулась на пол сумка из разжавшейся руки…

Любава целоваться не умела, но, наверное, какой-то инстинкт вложили боги от рождения женщине… Почему-то немного кружилась голова, и она вцепилась Бьёрну в рубашку так, словно он был её единственным спасением…

Он шатнулся на шаг назад, не сводя с девушки расширенных от удивления глаз. Потом опомнился, подхватил сумку, развернулся и быстро пошел прочь, пытаясь прийти в себя, собрать путающиеся мысли, осознать, что поизошло….