Текст книги "Поплачь о нем, пока он живой"

Автор книги: Лилия Батршина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 7 страниц)

Любава тихо улыбнулась. Пусть знает. Пусть знает…

…Смолка встретила хозяина удивленным фырканьем. Бьёрн похлопал её по холке, потом обнял за шею и уткнулся в гриву. "Боги, что со мной происходит?.. Почему я не могу спокойно относиться к ней, к её поступкам, почему меня трогают её слова?.."

Смолка насмешливо фыркнула: "Получил? От любви никому не спрятаться…"

…Следующие две недели были для Любавы сущим кошмаром. Она в буквальном смысле сходила с ума от тревоги, она жутко волновалась за Бьёрна, страшно по нему скучала… Боги, боги! Могла ли она подумать раньше, что когда-нибудь будет по нему скучать?.. Тоска и тревога измучили девушку совсем, в конец; по ночам её преследовали кошмары, от которых она просыпалась в холодном поту. Только на вторую неделю она более-менее успокоилась, но улыбка все равно была редким гостем на её побледневшем лице…

Она часто ходила на скалу за замком, подолгу сидела там, глядя на закат, на море, на птиц. Она вспоминала, как они стояли здесь с Бьёрном… И именно здесь, в момент особо острой тоски у нее вспыхнуло в голове это слово – «люблю». "Люблю, – повторила про себя Любава. Положила голову на руки. – Я… его… люблю…"

Надо ли говорить, что запрет Бьёрна заходить в его комнату не подействовал. Любава пришла туда в конце второй недели, когда терпеть стало совсем невмоготу, надо было чем-то отвлечься. Оглядела царивший в комнате бедлам, вздохнула и начала потихоньку прибираться. "Бьёрн вернется – убьет", – подумала она и улыбнулась. Груду на столе она тронуть не решилась, подняла валявшееся на полу, аккуратно сложив все на подоконнике, разобрала и расправила кровать. Затем смахнула пыль отовсюду, подмела пол – а то под ногами аж песок хрустел и, как перекати-поле, катались комочки пыли – и, встав на стул, открыла окно, чтобы проветрить. Из него послышался обычный шум на дворе, звон мечей, крики птиц и… и ещё далекий топот копыт. Любава замерла, прислушиваясь, потом высунулась в окно по пояс. Над дорогой к замку появилось облако пыли, из которого вскоре вынырнули всадники. И один из них был до боли знаком…

– Бьёрн… – прошептала Любава. Не сдержав радости, подпрыгнула и чуть не свалилась со стула, воскликнув: – Бьёрн!

Вихрь унес девушку из комнаты вниз, на крыльцо…

…Бьёрн спрыгнул на землю и похлопал по холке какую-то незнакомую Любаве лошадь, совсем не Смолку. Потом бросил слугам пару слов про обоз с ранеными, который должен подойти ближе к вечеру, и помог спешиться Гилрэду. Парень был как-то бледен и непривычно молчалив и серьезен. И тут взгляд Бьёрна натолкнулся на Любаву…

За эти две недели он многое понял, покопавшись в себе. Бессонные ночи, проведенные в одиночестве у костра, помогли расставить все по местам, найти нужные слова, которые удивляли и… и одновременно пугали. Разве мог он когда-нибудь подумать, что этот брак, брак по расчету, станет для него чем-то большим? И не эту ли цель преследовали Дунгром и Гилрэд, когда говорили, что жениться ему просто необходимо?

Любаву как будто пригвоздило к месту. Ноги стали ватными, в глазах поплыло, она оперлась на перила, чтобы не упасть. Она так долго ждала… и дождалась. Он вернулся…

Бьёрн поднялся на крыльцо и остановился на несколько ступеней ниже девушки, будто поджидая отставшего Гилрэда. Он шел медленно и с трудом, но помощь отвергал.

– Здравствуй… – тихо сказала Любава. Держась за перила, спустилась к нему, остановилась выше на ступеньку, так, что стала вровень с ним. Её зеленые глаза были полны нежной радости, она как будто осторожно трогала взглядом его лицо, как боялась и стеснялась тронуть рукой. – Как хорошо, что вы вернулись…

– Здравствуй, хозяйка, – кивнул Бьёрн. – Мы вернулись с победой. Десяток погибших и два десятка раненых – это не такая большая цена.

Любава улыбнулась – светло и радостно.

– Я рада, – произнесла она. – Дом тебя ждет, хозяин. Вам нужен покой и отдых, а я… распоряжусь о трапезе праздничной в честь победы?

Бьёрн снова кивнул и, оглянувшись на Гилрэда, попросил:

– Сделай ты с ним что-нибудь, чтобы он к лекарям пошел! Меня не слушает…

– Да? – Любава вскинула брови и глянула на Гилрэда. Тот останавливался на каждой ступени, но упорно шел. – Что с ним? Он ранен?

– Да. И причем довольно серьезно. Но считает, что одной перевязки достаточно, – Бьёрн обошел девушку и скрылся в доме.

– Гилрэд, да ты с ума спятил? – Любава спустилась к нему, быстро оглядела – парень едва заметно кривился на правый бок, прижимая к нему руку, словно защищая. Девушка покачала головой. – Я к тебе лекаря пришлю. И не смей спорить, а то сама перевязкой займусь да лечением!

– Все в порядке, княжна, – сквозь зубы процедил он, споткнулся, едва не упал и до боли закусил губу, судорожно вцепившись в перила.

– Да уж вижу, – скептически кивнула Любава. Подошла, помогла выпрямиться, взяла за руку. – Хочешь – не хочешь, а к лекарям пойдешь. Я не Бьёрн, я с тебя с живого не слезу, пока по-моему не сделаешь, понял? Рана тяжелая, опасная наверняка, а ты все хорохоришься! Вот заразу подцепишь какую-нибудь да помрешь, вот весело будет! Хочешь Бьёрна без друга единственного оставить, да меня без подмоги?

Это все она тараторила, таща его наверх. Парень покорно плелся следом, похоже, даже не слушая ее, уже ничего не соображая и не в силах сопротивляться… Наверху Любава сдала Гилрэда с рук на руки лекарям, и они увели его куда-то. Девушка вздохнула, быстро распорядилась насчет обеда и пошла к себе – переодеваться.

Она только-только успела стянуть платье, как вдруг дверь без всякого предупреждения распахнулась и на пороге появился Бьёрн с началом какой-то гневной тирады, но, увидев ее, застыл как вкопанный. Любава взвизгнула, схватила платье и прижала к груди.

– Ты… ты… – девушка не могла найти слов, потом вдохнула поглубже и возмущенно выдала: – Ты с ума спрыгнул? Тебя стучаться никто не учил? Отвернись сейчас же!!!

– А я тебя о чем просил, а?! – вдруг прищурился Бьёрн. – Что я тебе про мою комнату говорил, а?! Или память потеряла?!

Любава попятилась от него, огляделась и спряталась за занавеску.

– А что, разве хуже стало? – послышалось оттуда. Голосок её был лукавым и вызывающим. – По-моему, только чуть-чуть чище. Да с полу кавардак вверх поднялся. Все равно уже сегодня так же будет, нет разве?

Бьёрн в сердцах плюнул и ушел, хлопнув дверью. Любава выглянула из-за занавески и засмеялась. "И что я не так сказала? Что на правду-то обижаться?" – подумала она и, улыбнувшись, переоделась до конца. "Вернулся хозяин, – мелькнула невероятно удовлетворенная мысль. – Все как раньше…" Любава надела венец замужества, пригладила волосы и вышла из комнаты, сияющая радостью и счастьем – проследить за подготовкой трапезы.

…Луна светила сквозь приоткрытую ставню, вычерчивая на полу яркую дорожку и отражаясь от серебряной руны на груди сидящего на стуле мужчины. Он сидел в пустой гостиной, около окна, напротив пустого кресла, наполовину повернутого к двери. Наверное, это было игрой теней, но создавалось впечатление, что в кресле сидит неясная фигура…

Казалось, мужчина прислушивается к шорохам засыпающего замка, но в действительности ему не было до этого никакого дела…

"Я снова вернулся, мама. Прости, что в этот раз так долго. Они продвинулись далеко и держались упорно. Но с нашей стороны погибших мало, а я не получил даже царапины. Но я боюсь, что скоро без помощи мне будет не обойтись, совет был прав… Любава… Я же рассказывал уже тебе о ней… Она… Она очень сильно изменила мою жизнь… Я… я не могу ей не довериться… Я пытаюсь оттолкнуть её от себя, но у меня не получается. Обижая ее, я чувствую себя виноватым и не могу жить с этим… Да, ты права. Так жить нельзя. Но я не умею по-другому, ты знаешь… Если бы вы с отцом были живы, вы бы научили меня доверять, но… Но даже теперь я начинаю понимать… – он наклонился, спрятал лицо в ладонях. – Я начинаю понимать, что люблю ее, мама… И я… Я боюсь этого… Я не знаю, что делать… – он выпрямился, возвращаясь в прежнее положение. – Я боюсь, что она меня просто жалеет. Скажи, разве меня такого, какой я есть, можно за что-то любить? Меня можно только ненавидеть или, как она, поняв, жалеть…"

Вдруг где-то наверху скрипнула лестница, и мужчина вскинул голову. На верхней площадке стоял освещённый луной белый призрак. Призрак положил едва различимую руку на перила и быстро слетел вниз…

– Ой, – неожиданно сказал призрак голосом Любавы. Вышедшая из-за туч луна осветила заспанные, полузакрытые глаза, и взъерошенные со сна волосы, и легкий белый плащ, окутавший тонкую фигуру до самого носа. – А ты что… не спишь?

– Как видишь, – Бьёрн снова отвернулся к окну и тяжело вздохнул. Несмотря на всю усталость, сон не шел, и он, побродив по замку, пришел сюда… – А ты чего гуляешь?

– Да… – Любава слабо махнула рукой и, уткнувшись носом в плащ, зевнула. – Проснулась, заснуть не смогла… Приснилось что-то… нехорошее… Проснулась мокрая, как мышь, в горле наждак, решила за водой быстренько спуститься… А ты… чего?

Она чуть попятилась назад и сморгнула сонную пелену, успокаивая бешено забившееся сердце: ей показалось, что в кресле напротив Бьёрна шевельнулась какая-то темная тень…

– Не знаю, – он пожал плечами. – Не спится просто…

– Ммм, – многозначительно протянула Любава. Потерла одной рукой слипающиеся глаза. – Я пойду, попью, ладно? Горло ни говорить, ни дышать не хочет…

Бьёрн кивнул, Любава, улыбнувшись ему рассеянно-сонной улыбкой, повернулась и на цыпочках пошла в сторону кухни: пол был каменный, холодный, а на ногах у нее были лишь тоненькие тапочки без подошв. Через несколько минут она вернулась в гостиную и застала Бьёрна все в той же позе. От прогулки и холодной воды девушка несколько проснулась и сообразила, что что-то тут неладно.

– Бьёрн, – осторожно позвала она. – Бьёрн, все в порядке? Может, случилось что-то?

– А что могло случиться? – пожал плечами он. – Все нормально. С чего ты взяла, что что-то не так?

– Да… просто… – девушка неуверенно пожала плечами. – У тебя вид странный какой-то…

Бьёрн зябко передернул плечами и ничего не ответил. У него почему-то было какое-то глупое ощущение, что девушка слышала весь его разговор с матерью…

Любава тихонько подошла к нему, заглянула в глаза. Из-под белого плаща появилась белая в лунном свете рука, осторожно погладила его по волосам.

– Пойдем спать, – предложила девушка, чуть улыбнувшись. – Утро вечера мудренее.

Бьёрн неопределенно хмыкнул, но все же поднялся и потянулся: тело затекло за несколько часов сидения на одном месте.

– Вот, завелась тут хозяюшка! – в шутку пробурчал он. – Даже меня, как дите малое, гонять начала!

– А ты и есть дите временами, – улыбнулась Любава и взяла его за руку. – Пойдем. Тебе делами нужно заниматься, а такое только на свежую голову делать надо.

Бьёрн ничего не сказал, и Любава, сама зевая на ходу, потянула его за руку к лестнице. И вдруг… То ли луна злую шутку сыграла, то ли воображение девушки, только она на миг совершенно ясно перед собой увидела лицо красивой молодой женщины, которая как будто с интересом заглядывала ей в глаза… Любава вскрикнула, в ужасе отшатнулась и прижалась к Бьёрну.

– Боги, что такое?! – опешил он. – Ты чего орешь-то?.. Весь замок перебудишь!!..

– Там… там… – Любава осторожно оглянулась. Перед ней была только лестница. Девушка прерывисто выдохнула. – Показалось, наверное… Призрак как будто… Женщины…

Бьёрн вздрогнул и посмотрел девушке в глаза.

– Как… Как она выглядела? – с трудом выдавил он.

– Я не… не рассмотрела… Красивая очень, глаза большие, ресницы длинные… Волосы волнистые, ниже плеч… Венец с… – Любава вздрогнула и, отодвинувшись, посмотрела Бьёрну на грудь. Глаза её округлились. – С руной…

Он отшатнулся от девушки и зажал руну в кулак.

– Мама?.. Ты… Ты её видела?..

– Да… Наверное… Да… – глаза у Любава были такими огромными, что казалось, будто на её лице не осталось ничего, кроме глаз. Она сглотнула, судорожно, словно проталкивая сквозь горло, и прошептала: – Бьёрн… Это была… твоя мать? Но как же… Зачем?

– Не знаю… – сказал он. – Я иногда прихожу сюда, разговариваю с ней…

Он опустил голову и немного помолчал.

– На самом деле легче становится, будто с живым человеком поговорил…

– И сегодня… говорил? – Любава медленно подошла к нему, заглянула в глаза сквозь свесившиеся волосы.

Он вскинул голову и посмотрел ей в глаза.

– Да.

– Поэтому она и здесь… – произнесла Любава, говоря скорее не Бьёрну, а самой себе. Её передернуло: холодом прошлось по спине ясное ощущение чьего-то пристального взгляда, так что Любава даже невольно оглянулась. Но позади нее не было никого… – Зачем же она на меня смотрела… Знаешь, так, как будто высматривала, искала что-то во мне… Наверное, потому что чужая я здесь, да?

– Если помнишь, ты моя жена, Любава, – хмыкнул Бьёрн. В последний раз оглянулся на кресло и пошел к лестнице. – Вот и смотрит, какова ты на самом деле…

Любава пошла вслед за ним. Оправившись от страха, она даже смогла улыбнуться.

– Смотрины вторые, – тихо сказала она. – Да не страшны они мне, не со злом я здесь, сердце чисто у меня… А ты спать?

– Ну ты же меня вроде именно туда гнала, – хмыкнул Бьёрн. – Что мне остается делать?

– Ну я же тебе не указ, – улыбнулась девушка, запахнув плащ поплотнее, и пошла вслед за ним. Обогнала, поднялась на несколько ступеней вверх. – Спокойной ночи тогда.

– Спокойной, – эхом отозвался Бьёрн.

И только когда Любава скрылась из глаз, он разжал руку, выпуская руну, и поднял ее на ладони к лицу. Руна… Амулет, сберегающий его род много веков… Почему же не сберег этот амулет его мать?.. Бьерн зажмурился, давя душевную боль, тряхнул головой и быстро поднялся наверх.

…Девушке снился сон… Она стояла в гостиной, на том самом месте, где сидел недавно Бьёрн, а перед ней… Кресло в этот раз не пустовало. В нем сидела та самая женщина, лицо которой она видела. Её волнистые, цвета воронова крыла волосы едва не доставали пола, внимательные голубые глаза испытывающее смотрели на Любаву. Рядом с женщиной стоял мужчина, облокотившись рукой о спинку кресла. Он был очень похож на Бьёрна лицом, с точно такими же чёрными глазами, только вот его волосы были каштановыми и коротко постриженными.

– Береги его… – донесся до слуха девушки шепот, и видение растаяло в первых лучах рассвета…

…Любава подскочила на кровати. Её трясло, как в лихорадке, она глубоко и прерывисто дышала, словно вынырнув из-под воды. Медленно сползла на пол, подошла к окну, прислонилась лбом к холодному стеклу. Что это было? Сон? Видение? Или что-то большее?..

Ей на лицо упал первый, розовато-золотистый солнечный луч. Девушка подняла глаза и, глядя на поднимающееся солнце, прошептала – с той же решимостью, с какой произносят клятву:

– Сберегу…

… – Таааак… Приехали… – Бьёрн свернул свиток и посмотрел на Дунгрома. – На границе снова смута начинается. Не защищаем мы их, видите ли! Придется ехать, разбираться. Думаю, десятков двух людей будет достаточно, а ты в замке останешься, за Гилрэдом присмотришь, да заодно Любаве поможешь. У меня почему-то такое ощущение, что эта парочка от меня так просто не отстанет…

– Кто от тебя не отстанет? – появившаяся на пороге комнаты Любава весело улыбнулась. – С добрым утром! Ты собираешься куда-то? Куда? Надолго?

– О разогналась-то, а! – покачал головой Бьёрн. – С добрым, собираюсь, не далеко, не думаю. Устроит?

– Нет, а меня возьмешь? – тряхнула волосами и лукаво глянула на него Любава.

– О! Я же говорил! – Бьёрн погрозил девушке свитком. – Дома сидеть будешь, и без возражений!

– Знаю, знаю: слово мужа, а тем более короля – закон, – закатила глаза девушка. Всплеснула руками. – Бьёрн, ну я же так всю жизнь взаперти просижу! Я же помру со скуки! А ты знаешь, что случается, когда мне становится скучно! – девушка лукаво подмигнула и рассмеялась.

– Я сказал, нет, что не ясно?! – нахмурился Бьёрн. – Вот когда поеду просто так, на проверку какую-нибудь или на праздник, тогда тебя возьму. А сейчас сиди дома спокойно!

– Куда ты едешь-то, так и не сказал ведь, – Любава заметно сникла и расстроилась. – И зачем. И когда.

– Еду на границу. На другую в этот раз, не допустить начинающийся бунт. Когда? – Бьёрн задумался. – У меня здесь дела ещё… завтра с утра. Все? Я могу быть свободным?

– Конечно, ваше величество, – Любава подчеркнуто торжественно поклонилась, поправила сползший от этого венец, улыбнулась и вышла из комнаты.

Едва скрывшись от глаз, она прислонилась к стене и горестно вздохнула. Снова разлука, снова тоска… Неужели так всегда будет?..

…Бьёрн швырнул свиток на стол (благо в рабочем кабинете порядок поддерживался и он не канул в неизвестность, скатившись на пол вместе с целой грудой такого же барахла) и задумчиво посмотрел в окно. Ещё предстоял тяжелый разговор с Гилрэдом, который, только услышав последние вести, заявит, что рана полностью зажила и он готов ехать, да ещё и Смолка, получившая стрелу в плечо и сейчас хромающая на правую ногу, будет обиженно фыркать и отворачиваться от предложенного угощения…

– Леший знает что! – пожаловался он Дунгрому. – Они обижаются, а мне что, из дружины лазарет делать надо?! Да ещё и Любава на рожон лезет!..

…Был уже вечер, когда Бьёрн в замешательстве остановился в гостиной. У кресла его матери сломалась ножка. Его предупреждали?.. Но о чем?..

– Ой! Ты здесь? – Любава, вернувшаяся со своей обычной прогулки по лесам с Громом, вбежала в гостиную и замерла на пороге: увидеть здесь мужа она не ожидала. – А я думала, ты в кабинете у себя, как всегда.

Глаза её сверкали как-то особенно живо, щеки раскраснелись от холодного ветра и скачки, и она машинально прижала более холодные ладони к лицу.

Бьёрн обернулся и задумчиво посмотрел на Любаву.

– Мимо просто проходил.

– Ммм, – кивнула девушка. Она уже научилась разбираться в его настроении, и теперь поняла, что его что-то очень беспокоит. Любава сдвинула брови и подошла ближе. Кресло с подломленной ножкой бросилось в глаза сразу. – Что случилось?

– Будто ты не видишь, – Бьёрн кивнул на кресло. – Похоже, меня хотят предупредить…

Минуту Любава молчала, не отводя взгляда от кресла. Она вглядывалась в него напряженно, с каким-то тревожным вниманием, и наконец, как в забытьи или в трансе, проговорила:

– Тебе не нужно ехать, Бьёрн. Что-то случится. Обязательно что-то случится. Что-то страшное.

В её голосе не было обычного ехидного упрямства, в нем звучала такая святая уверенность в своих словах, что ни у кого бы не повернулся язык обратить их в шутку.

– Не думаю, – Бьёрн покачал головой. – Скорее… мне кажется, должны напасть на замок… Так… Я прикажу усилить охрану, предупрежу Дунгрома…

Он глубоко вздохнул и пошел прочь, бросив через плечо:

– Не бойся, все будет хорошо…

Любава кивнула, но вид у нее при этом был совершенно потерянный. Когда Бьёрн скрылся из глаз, она развернулась и, подойдя к окну, открыла его, давая доступ свежему воздуху. Ветер тут же затрепал рыжие волосы, откинул назад плащ, прошелся по-хозяйски по комнате. Любава вздохнула, покачала головой. Тревога её не оставила, наоборот, усилилась, как будто в словах Бьёрна было что-то неверное…

Вдруг сзади раздался какой-то звук, и Любава оглянулась. С одной из полок свалилась книга. Девушка улыбнулась и подошла к ней, протянула руку, чтобы поднять её с пола, но тут ветер со всей силы ударил по её листам и перелистнул на середину. Любава сдвинула брови и вчиталась.

"Было ему знамение, но не внял ему и отправился в поход; и встретила его засада, и перебили всех, кто был с ним, и убили его самого…"

Любава в ужасе отшатнулась, закрыла рот рукой, обвела потрясенным взглядом комнату. Она поняла предупреждение, но что она могла сделать? Бьёрн её не послушает, ей было нечем его убедить… Но отпускать его одного Любава не могла. Ведь она же обещала его беречь…

Девушка присела, подобрала книгу, поставила её на место и ушла в свою комнату. Ей надо было приготовиться…

…Бьёрн с досадой отряхнул пожеванный Смолкой плащ, покосился на окна комнаты Гилрэда, тот так обиделся, что не вышел провожать, и наконец вскочил в седло.

С самого утра все, что только можно, мешало ему и лезло поперек дороги, была ли это кухарка или швабра в сарае. Но он упорно гнал от себя все нехорошие мысли, что его не хотели, именно не хотели отпускать…

Любава выскочила на крыльцо в последний момент, когда уже собрались отъезжать. Она махнула рукой и крикнула: "Бьёрн!" Муж остановился и подъехал к крыльцу. Девушка сбежала к нему вниз, остановившись так, чтобы быть с ним вровень, и, тяжело дыша, проговорила:

– Едва-едва успела, – и, подойдя ещё ближе, протянула ему руку. В ладони у нее лежал небольшой резной амулет на шнурке. – Возьми его, Бьёрн. Это амулет-хранитель, он сбережет тебя в пути.

Он покачал головой, но взял.

– Спасибо. Я вернусь скоро, а ты слушай Дунгрома и не влезай никуда, особенно если вдруг нападут.

– Хорошо, – послушно кивнула девушка, а сама спрятала глаза, чтобы озорной огонек её случайно не выдал.

Бьёрн молча развернул лошадь и поскакал догонять отряд…

Любава подождала, пока облачко пыли скроется за следующим холмом, и бросилась в конюшню. Надо было торопиться, пока отряд ещё не ушел слишком далеко и Дунгром не хватился ее. Ещё со вчерашнего вечера она собрала походную сумку и перенесла её в стойло Грома, а сегодня под верхней накидкой на ней был надет походный темно-зеленый костюм. Тенью проскользнув к Грому, девушка быстро скинула ненужную накидку, застегнула походный плащ, приладила на пояс свой любимый меч – подарок Горыни, и, никем не замеченная, вывела Грома окольными путями из замка. Десять минут спустя конь уже мчался во весь опор знакомыми лесами, а Любава временами поглядывала на прихваченную с собой карту, прикидывая путь.

"Я пойду параллельно им, лесом, неподалеку, – думала она. – Бьёрн не заметит, а мне спокойнее…"

…Лошади шли ровной рысью по знакомой дороге, дружинники привычно переговаривались, пересмеивались, а Бьёрн по традиции молчал. Но в этот раз не расслабленно и лениво прислушиваясь к досужей болтовне, а с всё нарастающим напряжением оглядываясь кругом. Сломанная ножка кресла и слова Любавы не выходили у него из головы. Что-то должно было произойти, и, может ему действительно не стоило никуда ехать?..

На лес спустились сумерки, и в отряде уже начали поговаривать о том, что неплохо бы и остановку сделать, но Бьёрн как будто не слышал, да и ещё словно назло, приказал дружинникам надеть броню. Многие усмотрели в этом только издевательство, но нашлись и те, кто понял и насторожился… И наверное именно это спасло отряд от мгновенного уничтожения, когда со всех сторон на них полетели стрелы. Кто-то всё же упал, кто-то прикрылся щитом, кого-то спасла кольчуга, но едва иссякли стрелы, как из придорожных кустов с гиканьем и улюлюканьем стали появляться воины. Хорошо вооружённые, в дорогой броне… Явно не разбойничья шайка. А ещё их было в два, если не три раза больше, чем людей Бьёрна, так, что становилось ясно: поредевшему отряду не выстоять.

Пешие кинулись на не успевших перестроиться конников, безжалостно врубились в их ряды, и в какие-то две минуты всё смешалось: крики людей и жалобное ржание раненных лошадей, лязг и звон стали и свист стрел…

Вскоре Бьёрн понял, что остался один. Весь его отряд, все верные ему люди лежали на земле, и среди них, похоже, было больше мёртвых, чем раненых. Ну что ж, и ему, похоже, не долго осталось: силы были уже на исходе, а рукоять меча стала скользкой от крови и грозилась вывернуться из ослабевшей руки. Как глупо получилось! Он все эти годы искал смерти, ждал её, надеялся избавиться от своей боли, и… и нашёл вдруг кое-что получше, нашёл то, на что не смел и надеяться, то, что вдруг вернуло смысл его жизни, растопило его вечное холодное одиночество… нашёл любовь. И вот теперь!.. Теперь смерть сама пришла за ним… И Любава в который раз оказалась права…

– Прости меня… – неслышно, одними губами прошептал он, прежде чем уронил меч да и сам упал со спины лошади, казалось, потратив на эти слова последние силы…

"Бьёрн!!!"

Любава зажала рот рукой, закусила губу до боли, чтобы задавить невольный крик. Гром плясал рядом, дергал узду, норовя броситься в схватку. Но девушка буквально повисла на нем, удерживая: сейчас она ничем не могла помочь мужу… Одна против многих – слишком глупая смерть…

"Что же делать… Что же делать…" – лихорадочно думала девушка, наблюдая сквозь ветви деревьев, как победители обирают трупы и утаскивают Бьёрна. Он был ранен, едва двигался, его тащили, как мешок, по земле… "Что же делать…"

Но ведь эти воины – люди же, правильно? А на дворе ночь. Им нужно будет стать на привал… На ночь они выставят часовых, но их убрать поодиночке будет нетрудно…

Растерянный ужас сменился глухой ненавистью. Любава сузила глаза и вскочила на Грома. Отряд уже собрался и двинулся куда-то, Любава осторожно последовала за ним. "Не отдам я вам Бьёрна. Не получите вы его. Никогда…"

…Сильный удар о землю выбил из груди весь воздух и невыносимой болью отдался в ранах. Бьёрн плотнее сжал губы, не давая невольному стону вырваться наружу, и закрыл глаза. До этого он пытался понять, куда его тащат, но не мог сфокусировать взгляд, да и, честно говоря, не соображал, где они находятся: рядом с местом битвы или с момента его падения с лошади всё же прошло какое-то время и они успели отъехать?.. У него в голове всё смешалось, всё перепуталось, время потекло в какой-то странной последовательности, не так, как нужно, а так, как ему хочется, сливая все события в один бешеный водоворот, перемешивая всё, что было в его памяти: лица матери и Любавы, отца и человека, некогда бывшего его другом, волшебный город Иснарэл и разорённые дома северных деревень, тёмное полузабытьё тех дней, когда он был в плену, и неожиданный, несмелый поцелуй его жены…

– Вот он, – громом прозвучал над ним незнакомый мужской голос. То ли люди в отряде раньше молчали, то ли его сознание решило отозваться именно на него…

– Живой?

– Леший его знает… Вроде дышал недавно…

– Остолопы! Я вам что говорил?! Бьёрн мне нужен живым!!! Повторяю, живым!!! Привезём его на границу да покажем народу, какой у них на самом деле защитничек, что сам за себя постоять не может! Глядишь, и правда смута начнётся, а там уже и замок взять легко!..

– Так и мёртвого показать можно!

– Ты сам с трупом возиться будешь, бестолочь! И спать с ним рядом!

Кто-то наклонился к нему, проверил кровеносную жилу на шее: бьётся ли сердце?

– Да живой он, живой. Не кипятись, господин.

Бьёрн открыл глаза. Голос этого «господина» казался ему странно знакомым, и… и он не ошибся. Это был именно тот, кому не следовало оставлять жизнь, после того, как он отбил замок своего отца, тот, кому не следовало доверять…

– Живой, – удовлетворённо отметил он. – Тогда связать. Знаешь, Бьёрн, ты как был глупцом, так им и остался. Нельзя же всему верить на слово! Уберите его отсюда…

…Среди ночи Бьёрн снова очнулся, но на этот раз оттого, что что-то острое и холодное прикоснулось к его рукам. Секунду спустя веревки ослабли, и чьи-то мягкие ласковые ладошки тронули его лицо.

– Бьёрн… – послышался совсем близкий шепот. – Бьёрн, очнись…

Он с трудом открыл глаза и безуспешно попытался сфокусировать взгляд на сидевшей перед ним фигуре. Настолько разбитым он себя, наверное, не чувствовал никогда. Тело не хотело слушаться, голова бессильно свесилась на грудь, он зажмурился, с тоской понимая, что это, похоже, конец.

– Бьёрн… Бьёрн, очнись, пожалуйста… Это же я, Любава… Бьёрн… – девушка подвинулась ещё ближе, прижалась к груди, несколько раз поцеловала. – Это же я… Бьёрн, очнись, нам нужно идти… Слышишь? Нам нужно идти…

Он снова открыл глаза и помотал головой, за что тут же поплатился головокружением, и не слушающимися, пересохшими губами прошептал:

– Любава…

– Тише, – девушка прикрыла ему рот ладонью, осторожно погладила рукой по щеке. – Тише. Услышат, я одна не отобьюсь. Нам надо идти, Бьёрн. Тебе нужно встать.

Встать? Она, похоже, издевается. Мысль о том, что девушка здесь вообще делает, мелькнула мимолетом. Сейчас не время об этом спрашивать.

– Бьёрн, надо встать. Я прошу тебя, пожалуйста, – Любава с мольбой посмотрела на него. – Я одна тебя не вытащу…

Бьёрн кивнул. Он, конечно, это понимал, но от понимания легче не становилось. Он оперся рукой о дерево и осторожно поднялся на ноги. Его тут же повело в сторону, но он смог устоять. Сил было ужасно мало, он не был уверен, что сможет пройти и несколько шагов.

Любава нырнула ему под руку, подперла, обняв.

– Идем, – прошептала она. – Гром тут недалеко, метров пять пройти. В сумке у меня бинты есть, лекарств немного, только ты дойди, пожалуйста…

Бьёрн ничего не ответил. Каждый шаг давался ему с трудом, но ещё больше сил уходило на то, чтобы сдержать боль в ранах, чтобы не закричать… Эти пять метров показались ему бесконечными…

Но вот и Гром. Любава, тяжело дыша, привалила мужа к дереву, по которому он немедленно сполз вниз, и подбежала к коню. Из сумки она достала бинты и какие-то баночки, флягу с водой и бросилась обратно к Бьёрну.

Через десять минут все раны были перевязаны. Немного пришедший в себя Бьёрн кое-как вскарабкался на коня, Любава села впереди него и тронула поводья.

…Голова прояснялась медленнее, чем хотелось бы, но уже через полчаса Бьёрн задал наконец давно мучивший его вопрос:

– Ну и как ты здесь оказалась, объясни мне, пожалуйста!

– Ты сердиться будешь, но я поехала за вами параллельной тропинкой, – Любава улыбнулась и погладила коня по холке. – Я знала, что случится что-то страшное, и не смогла тебя отпустить одного.

Бьёрн только головой покачал.

– Хорошие у тебя предчувствия, – вздохнул он. – Я тебе теперь дважды жизнью обязан…

– Сочтемся, – рассмеялась девушка. Вздохнула. – Не предчувствия это мои, а родители твои. Они меня предупредили тогда, когда ты ушел, не поняв, что они тебе говорят…

Бьёрн молча склонил голову. Да, Любава в который раз оказалась права…

Они ехали до самого рассвета. Только когда солнце тронуло своими золотыми лучами верхушки деревьев и края облаков, они позволили себе остановиться на одной из полянок, дружно решив, что уехали уже достаточно далеко. К тому же, Бьёрн едва ли не падал с коня от слабости, валился вперед, на Любаву, так что продолжать путь стало невозможно. Да и не спавшая ночь Любава засыпала на ходу…

…Девушка проснулась под вечер, когда уже спустились сумерки. Некоторое время ей потребовалось, чтобы вспомнить, что произошло, а потом – как это так случилось, что она лежит, положив голову Бьёрну на плечо. Последнее так и осталось для неё загадкой. Любава приподнялась и осмотрела мужа. Он спал очень крепко, беспробудно, натужно дышал; повязки были сплошь пропитаны кровью. Любава покачала головой и собралась уже заняться перевязкой, как вдруг…