Текст книги "Пленники (СИ)"
Автор книги: Лилия Гаан
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 19 страниц)
Глава 10. Криста.
Устало опустившись в кресло, я прикрыла глаза, наслаждаясь покоем. От усталости ломило все тело. Надо бы поужинать, но сил совсем нет.
Четвертый день я живу дома у школьной подруги. Ну, как живу, скорее пашу как лошадь за еду и крышу над головой. Но я не против, все лучше, чем быть рабыней чудовища или бомжевать.
Встав, я медленным шагом поплелась в спальню. Душ немного освежил меня, и, улегшись в кровать, я забылась усталым и таким желанным сном.
Хорошо. Приятно. Ощущаю поглаживания по голове. Это мешает спать, но дарит такое наслаждение…
– Мама, дай еще чуть-чуть поспать, – бубню я, утыкаясь в подушку.
– Это не мама, котенок.
Услышав этот голос, голос из моих ночных кошмаров, я резко села на кровати. Напротив меня сидел Адриан Джонсон и прожигал меня взглядом голубых глаз. Как он тут оказался? Этого не может быть! Это сон, просто сон, разбудите меня кто-нибудь!
– Вот я тебя и нашел, – его улыбка была холодной, а взгляд не обещал ничего хорошего.
– К-как, ты тут оказался? – от ужаса я даже заикаться начала.
– Очень просто, дверь открыли, я вошел, – дьявольски ухмыльнулся он.
Синтия и ее семья! Господи, хоть бы с ними все было хорошо!
– Что ты сделал с людьми, которые живут в этом доме? – спросила я, не помня себя от страха.
– Ничего, – пожал плечами Адриан, – Сейчас твоя подружка хлопочет по кухне, готовит мне кофе. Но я бы не стал называть другом человека, который меня продал.
Что? Что за чушь он несет? Кто кого продал?
– Ты о чем? – прошептала я, так как в голову закрались ужасающие мысли.
– Твоя подружка продала тебя. Ей ее дом оказался важнее, – от его слов в горле встал ком.
Я была в курсе плачевной ситуации, в которую угодила Синтия и ее семья. Когда ее муж попал под сокращение, стало нечем платить кредит за дом. Сумма до полного погашения оставалась ничтожная, но в банке ничего и слышать не желали. Судебные приставы приходили к ним уже дважды… Но я не могу поверить, что подруга могла так поступить! Отдать меня в лапы этому чудовищу, она же знала, через что я прошла, она не могла. Или могла?
На автомате я натянула одежду, и Адриан буквально выволок меня из комнаты. А когда мы спустились вниз, и я встретилась с Синтией глазами, то поняла всю ужасающую правду. Он сказал мне правду, меня продали. Предали.
– Криста, прости, – просила Синтия, – Ну, ты же знаешь, в какой я ситуации. У меня не было выбора! Я не могла потерять дом…
– И решилась на предательство? – спросила я мертвым голосом, – Как ты могла? После всего, что мы пережили вместе, после всего, что я тебе рассказала?
– Прости, пожалуйста, прости! – в ее глазах стояли слезы, но они меня не трогали. Предательство убило во мне все эмоции. Неужели, она не понимала, что отправляет меня в ад или даже на смерть?
Я отвернулась от той, которую много лет считала подругой. И покорно поплелась за Адрианом. В машине царила мертвая тишина, которая позволила мне подумать над ситуацией.
А собственно, над чем тут думать? Я изначально знала, что не могу пойти к родителям, там меня мигом обнаружат. Они, конечно бы, ни за что не отдали меня в лапы монстра, и это могло бы закончиться трагедией.
Направляясь к Синтии, я надеялась, что обрету надежное укрытие и дружеское плечо. Ведь мы с ней не виделись с шестнадцати лет, кто бы мог подумать, что меня будут искать у нее.
Предательство. До чего же это больно! Невыносимо сознавать, что человек, которому ты доверял, просто продал меня. Нет, я не так глупа, чтобы полагать, что в случае отказа Синтии, Адриан не забрал бы меня, но сам факт… Как она могла так поступить? И зачем этому ублюдку тратить деньги, когда он мог получить желаемое актом небольшого насилия и запугивания?
И тут гадкая догадка пронзила меня. Он это сделал в стремлении причинить душевную боль, и у него это блестяще получилось. Мои чувства и эмоции можно описать как – боль, пустота, отчаяние. Как ни странно, страха сейчас я не ощущала. Смирилась с неизбежным? Возможно.
А что меня собственно ждет? Насилие? Это не ново. Вопрос лишь, каков будет размах действа, хотя я не против, чтобы в запале он меня убил.
Мне вспомнилась старушка, которая назвалась его бабушкой, и отпустила меня, давая надежду на счастливое, свободное будущее. Что с ней? Надеюсь, он не сделал ей ничего серьезного.
– Просыпайся и выметайся из машины, – услышала я злой голос и поняла, что и вправду заснула в дороге. – Быстро!
Выкарабкавшись из автомобиля, я окинула равнодушным взглядом особняк, ставший мне тюрьмой. Меня проводили в уже привычную комнату в подвале, и я вновь стала пленницей. Те же четыре облезлые стены, с остатками бледно-зеленой краски, тот же грязный, вонючий матрац на узкой койке, та же цепь… Все как в моих кошмарах, которые я вижу каждую ночь.
Дверь открылась, и на пороге появился хозяин этого проклятого места. Он был без рубашки, в одних лишь джинсах. «Красивое тело» – равнодушно отметила я, пребывая в какой-то прострации.
– Вот ты и снова в моих руках, Криста, – он улыбнулся, но улыбка была больше похожа на оскал и не обещала ничего хорошего. – Знаешь, я привык, чтобы то, что я считаю своим, было всегда под рукой. И представляешь, неделю назад одна из особенно дорогих мне вещей, любимая игрушка, пропала.
Я истерично усмехнулась. Каждым своим словом он пытался меня задеть, надеялся унизить, но мне было абсолютно все равно. Для меня все его слова были набором звуков, не больше.
– Тебе смешно? – рыкнул он.
Я молчала, глядя на мужчину в упор. Похоже, мое безразличие и молчание, разозлили его еще больше. А чего он ждал? Что я на коленях буду молить его о прощении? Что же, мечтать не вредно.
– Кто тебе дал право разговаривать с моей бабушкой? – взорвался он, я же продолжала молчать. – Что ты ей наговорила? Отвечай!
Инстинкт самосохранения молил сделать что-нибудь, дабы утихомирить мужчину, но я его игнорировала. Я устала. Устала бояться. Пошел он к черту. И поэтому просто игнорировала его истерику. Если он хочет причинить мне вред, то все равно это сделает, так какой смысл унижаться?
Потеряв терпение, он со всей дури схватил меня за волосы и заорал, гладя мне в глаза:
– Отвечай на вопрос!
– Всего лишь правду, – рассмеялась я.
Со всей силы он швырнул меня на пол, и я болезненно приземлилась, обдирая кожу на руках и ногах.
– Ты посмела убежать от меня. Из-за тебя моя бабушка ненавидит меня, из-за тебя я лишился некоторой суммы денег, – перечислял он, расстегивая ремень. – Все, Криста, я устал с тобой любезничать. Сейчас, я тебя накажу, чтобы впредь тебе и в голову не пришло выкинуть что-то подобное.
Подняв меня с пола резким рывком, чуть не вывернув мне руку, он срывал одежду, ни грамма не заботясь о сохранности вещей. Когда он посмотрел мне в лицо, то рассвирепел еще больше, потому что не увидел там привычного ужаса и слез. Я и сама не понимала своих реакций, эмоции как будто ушли куда-то.
Заломив мне руки за спину, он кинул меня лицом вниз на койку и привязал мои запястья к изголовью. Я, ожидавшая грубого изнасилования, как это было в первый раз, невольно вскрикнула, когда мою только-только начавшую заживать спину обожгло ужасной болью. Раз. Я стиснула зубы. Два. Зажмурилась. Три. Предательские слезы стали подступать к глазам. Надо терпеть. Не нужно показывать слабость. Ни за что. Нет. Четыре. Две соленые капли упали на матрац. Пять. Шесть. Семь. К концу экзекуции я уже перестала считать. В голове билась лишь одна мысль – я должна вытерпеть.
Больно. Слишком больно. Все тело один оголенный нерв. Мой мучитель взял пальцами меня за подбородок и стер нежным касанием одну из влажных дорожек, но показная нежность не обманула меня.
– Терпишь? – вкрадчиво спросил он. – Решила бороться, показать силу характера? Зачем оно тебе, Криста? Попроси прощения, но как следует, от души, признай мою власть над собой, и я прекращу это.
– Пошел ты, – еле слышно прошептала я.
В глазах вспыхнули фейверки, когда он наотмашь ударил меня по лицу.
– Сука, – прорычал он голосом, полным бешенства.
На какое-то время Джонсон исчез из моего поля зрения, а когда вернулся, уселся на меня сверху и ножом сделал довольно глубокий надрез на руке.
– Посмотрим, что ты на это скажешь, – с этими словами он прислонил к ранке смоченную какой-то жидкостью тряпку. Боль была так сильна, что я взвыла сквозь стиснутые зубы, а из глаз неудержимым потоком брызнули слезы. Казалось, что раненное место огнем жгут.
Я не сразу поняла, что тряпка пропала, и боль стала слегка терпимее. И пока я хватала ртом воздух, новая боль сильнее всего того, что я чувствовала раньше, пронзила меня. Адриан ворвался в мой задний проход, буквально разорвав мое тело. И я закричала, так, как не кричала никогда. Крик оглушил меня, оставляя звон в ушах. Насильник не обратил на этого никакого внимания и продолжал истязать меня, толчок, еще толчок, и еще и еще…
Кровь облегчала ему движение, и, когда он, наконец, достиг разрядки, я могла лишь болезненно стонать, уставившись пустым взглядом на стену. Я не заметила, как он освободил мои руки, и лишь как будто издалека, сквозь шум крови в ушах донеслось:
– Привыкай. Теперь это будет твоей каждодневной реальностью.
Я осталась одна, ощущая в душе только пустоту, а в измученном теле боль. Я больше не могу. Я старалась, видит Бог, я старалась! Старалась выдержать, старалась быть сильной, но оказалась слишком слаба.
Все надежды стать когда-нибудь счастливой – рухнули. У меня никогда не будет семьи, любимого мужа и детей. Я не построю карьеру, не найду друзей, с которыми буду встречаться по выходным, не увижу родных… Я никогда не буду свободна…
Если я убегу, он меня найдет и вернет в ад. Бесполезно бегать, негде прятаться. Он везде найдет. Да и вряд ли он даст мне новую возможность.
Каждый день будет наполнен болью и одиночеством. Я не хочу. Не могу. Сломалась. Нет больше сил бороться. Но я не позволю ему выиграть…Он меня не получит. Он не победит.
От принятого решения душу наполнила легкость. Скоро все это прекратиться. Больше не будет страданий и отчаяния.
Превозмогая боль, я сползла с койки, нащупав рукой острый камень, который использовала для чистки грязи под ногтями, и сцепив зубы стала вскрывать вены… Скоро не будет боли. Ничего не будет. Главное успеть…
Глава 11. Адриан.
Янтарная жидкость играла с кубиками льда и притягивала взгляд. Если бы меня спросили, сколько я уже вот так сижу, ответить я бы не смог. В голове была удручающая пустота, пришедшая на смену ярости, которая недавно буквально ослепила меня.
Тут я чуть ли не подскочил на месте, сейчас, когда голова прояснилась, произошедшее виделось мне до одури мерзким. Я, конечно, планировал наказать Кристу, ну не до такой же степени! Я должен пойти и посмотреть как она, вот только я не был готов встретиться лицом к лицу с последствиями своего помешательства. Черт. «Не будь трусом, Адриан» – сказал я себе и направился в сторону подвала. Ей, наверное, понадобиться врачебная помощь, и поэтому я набрал доктору Хофману.
Осторожными шагами я подошел к металлической двери и замялся, откровенно труся открыть дверь. Я стал противен сам себе, давно ли я стал такой неуверенной в себе размазней?
Распахнув дверь, я осмотрел помещение и ужаснулся, когда мои глаза нашли девушку. Она лежала на залитом кровью полу, раскинув руки в стороны, на запястье левой руки была отвратительная, глубокая рана, на правом запястье травма была не так ужасна. Но самое кошмарное ее лицо, совершенно белое с застывшей торжествующей улыбкой.
Тошнота подкатила к горлу, и я прыжками выбежал из помещения, и в первой же ванной комнате меня вырвало. Блядь! Этого не может быть! Это чертовски ужасный сон. Она не могла так поступить! Не этого я хотел. Я просто хотел, чтобы она была моей, слушалась меня, и даже мысли не было от меня бегать. А теперь она мертва, и ничего уже не исправить…
За дверью послышались голоса, и я, ополоснув лицо холодной водой, вышел к людям. Надо решить, что делать с телом. А уж потом заниматься самобичеванием. Я вышел и увидел, как двое моих парней на носилках выносят девушку, вокруг которой суетится доктор. Не в силах смотреть на последствия своего «подвига», я отвернулся. Не сразу я осознал, что Хофман зычным голосом раздает приказы, требуя принести ему необходимое медицинское оборудование.
– Но ведь, она… – начал я.
– Пока еще жива, и я надеюсь, так и будет, – отрезал врач. – А сейчас уйди куда-нибудь подальше.
Я послушно скрылся в кабинете и, наконец, осушил забытый стакан, чувствуя, как огненная жидкость согревает пищевод. Мои мысли невольно вернулись в прошлое, в день, который я запретил себе вспоминать. Вновь перед глазами был тот ужас, я снова слышал тот мерзкий смех и крики боли, даже спина начала болеть, будто, я действительно вернулся назад во времени. Чувство отчаяния и беспомощности душили, и душевная боль ломала ребра изнутри… Огромным усилием воли я стряхнул с себя воспоминания, ощущая мерзкое послевкусие. Какого черта они вернулись?
– Я закончил, Адриан, – устало сказал доктор, отвлекая меня от мрачных мыслей.
– Как она? – задал я животрепещущий вопрос.
– Жить будет, но вот, что станет или уже стало с ее душой, одному Богу известно, – пожилой человек бросил на меня взгляд, который четко говорил все, что он обо мне думает, и ничего лестного там не было. – Главное, чтобы она пережила эту ночь. И я бы советовал поместить ее в нормальную комнату. Я приду завтра утром.
С этими словами он ушел. Выйдя из кабинета, я отдал распоряжение расположить ее в одной из спален. Но не в комнате «любви», а другой. Надеюсь, ей понравится, если она останется жива. Она должна остаться жива!
***
Шел четвертый день с момента трагических событий. К моему, просто, небывалому облегчению Криста выжила, и даже пришла в себя. Вот только она стала другой, лишь призраком самой себя, молчаливой тенью.
От взгляда на покалеченное тело девушки становилось не по себе. Я неоднократно наносил врагам куда более серьезные увечья, не моргнув глазом, но вот только те были кончеными ублюдками, которые и сами загубили множество жизней, а сейчас передо мной была невинная девушка, и от этого становилось мерзко на душе. Но убивало меня другое, ее глаза. Прекрасные серые глаза, в которых больше не было жизни. Пустой, неосмысленный взгляд, устремленный в пустоту. И это с ней сделал я…
Каждый раз, глядя на стеклянные глаза, я просто ненавидел себя за то, что свершил. В попытках достучаться до девушки, я пробовал с ней говорить, пробовал кричать и даже пугать. Все бес толку. Было такое чувство, будто она просто отгородилась невидимой стеной от внешнего мира и ничего не слышит.
Это было невыносимо. Видеть всегда такую сильную и дерзкую Кристу такой сломленной и осознавать, что это сделал с ней я. Мерзкие щупальца вины опутали душу, заставляя глядеть на ситуацию под другим углом. Это не Криста пыталась сломать меня, используя физический и эмоциональный садизм. И в моей ссоре с бабушкой больше моей вины, нежели девушки, ведь, это я довел ее до точки. Но вот только человеческий эгоизм – штука очень мощная, а мой, так и вовсе монументален. Я много лет воспитывал и взращивал его в себе. Людям вообще свойственно перекладывать свои ошибки на плечи окружающих, всегда легче свалить вину на кого-то, чем сказать:" да, я не прав. "
Вот и я поступил так же. Ослепленный стремлением подчинить себе девушку, во чтобы то ни стало, я медленно и верно ломал ее душу и психику. И естественно, когда она во мраке своей жизни встретила человека, от которого можно получить чуточку тепла и участия, она не выдержала и сорвалась. Излила душу, что для меня имело не самые приятные последствия. Все шесть дней, что удалось скрываться девушке, я лелеял и взращивал злобу и мстительное желание наказать ее за свои неприятности, и достиг в этом деле совершенства. Когда Криста попала ко мне в руки, у меня просто сорвало крышу, а ее молчаливое непослушание, лишь добавило масла в костер моей ярости. И я потерял контроль. Абсолютно и полностью. Движимый желанием причинить ей как можно больше боли, я зашел слишком далеко, и чудо, что вовсе не убил ее там.
Похоже, это стало для девушки окончательной точкой срыва. Грань ее терпения и выносливости была превышена, и она, утратив веру, решилась уйти за черту. У меня холодела душа, когда я думал, что если бы я пришел позже или вовсе решил не беспокоить ее до утра? Ответ один – она была бы мертва.
Но сколько бы я об этом не думал, задавая себе вопрос – «согласился бы я отпустить ее из своей жизни, знай что будет? Смог бы я отказаться от своей ублюдочной линии поведения?» Я не мог ответить – да, конечно. Эта девушка стала для меня наваждением, лишившим меня покоя. И сейчас мои чувства и эмоции находились в таком раздари, что я не находил себе места, искал в четырехугольной комнате пятый угол.
Доктор Хофман буквально вытащил ее с того света, вот только не похоже, чтобы она была благодарна. Ее отрешенность от мира пугала, и я сотни раз на дню задавался вопросом – что делать?
Хофман, который являлся многопрофильным специалистом, в том числе неплохо разбирался в психологии, предполагал, что девушка может пойти на контакт с кем-то, с кем у нее связаны теплые воспоминания. Но где я возьму такого человека? Не могу же я привезти ее родных и признаться, что плачевное состояние их дочери, моих рук работа? А друзей у девушки нет, да и не хотелось вмешивать посторонних в это дело.
Долго думая над этим, я пришел к тому, что мне нужно просить помощь бабушки, ведь она единственная, кто был добр к девушке в этом доме. Но, черт возьми, если она меня не ненавидит сейчас, то точно возненавидит, увидев состояние Кристы.
Переминаясь с ноги на ногу на пороге дома, в который поклялся никогда не возвращаться, я испытывал душевный дискомфорт, предчувствуя непростой разговор. Глубоко вздохнув, я, наконец, нажал на звонок.
– Что ты тут делаешь? – услышал я, когда дверь открылась.
В простом хлопковом халате, с чуть растрепанными волосами и сжатыми зубами, родной мой человек радовала меня тем, что я просто ее вижу.
– Мне нужна твоя помощь, – тихо сказал я. – Пустишь?
Прищурившись и немного подумав, женщина кивнула и отошла в сторону, пропуская меня внутрь. Оказавшись в доме, я задышал быстрее. Тут ничего не изменилось, все было так же, как и девять лет назад. И это просто взрывало психику, терзая душу воспоминаниями.
– И что же тебе, «Хозяин города», потребовалось от простой, честной, старой женщины? – саркастично поинтересовалась бабушка.
– Бабуль, не надо, – простонал я, раненый ее словами и тоном.
– А что надо? Что ты натворил?
Ощущая себя последним дерьмом, я выложил, как есть, события последних дней. Когда я закончил, мне хотелось испариться, только бы не ощущать презрительный взгляд светло-голубых глаз.
– И ты хочешь, чтобы я попробовала достучаться до несчастной? – спросила она, и я кивнул. – А зачем? Чтобы, когда она придет в чувства, ты продолжил над ней издеваться?
Слова старушки поставили меня в тупик. Я, если честно, и не задумывался над тем, как себя вести, если девушка придет в себя, слишком поглощенный работой и проблемой ее нынешнего состояния.
– Вот ответь мне на вопрос. Зачем ты это делал? Зачем мучил бедняжку? Какую цель преследовал?
– Мне хотелось, чтобы она была моей, – тихо ответил я, – Чтобы она слушалась меня.
– Господи! – покачала бабушка головой. – И в кого ты такой недалекий?
Что? Недалекий? Меня еще никто не называл таким словом. Подонок, ублюдок, чудовище, но недалекий?
– В смысле? – спросил я, растерянно хлопая глазами.
– Да в прямом. Насилие в таких вопросах неприемлемо. Ты хотел ее себе и пытался сломать ее, подавить ее волю? – я кивнул изумленный проницательностью женщины. – И что из этого вышло? Сам видишь, ничего хорошего. Знаешь, Адриан, есть птицы, которые неспособны жить в неволе, вот и Криста такая же. Не может такая девушка жить в клетке. Для нее лучше смерть, чем жизнь в рабстве.
– Что ты имеешь в виду? – поинтересовался я, не совсем понимая, к чему клонит бабушка.
– А то, что девушек добиваться надо не насилием, а лаской и нежностью, – закатила женщина глаза, – Ты настолько глубоко завяз во всей своей грязи и жестокости, что не понимаешь элементарных вещей.
Да это она не понимает! Мне не нужны капризы и споры. Мне нужно подчинение, полное и безоговорочное!
– Вот, теперь ты добился того, что можешь делать с девушкой все, что твоей душе угодно, но разве ты рад? Она твоя полностью? Но разве этого ты хотел?
Второй раз за несколько минут ей удалось загнать меня в угол. Конечно, нет. Я хотел не этого.
– Нет, – покачал я головой после недолгого молчания. – Но и вечное противостояние мне не нужно.
– Ты ведь так и не понял, что я хочу сказать? – я отрицательно помотал головой. – Если с женщиной правильно обращаться, то она сама, абсолютно добровольно сделает, все, ну или почти все. Я примерно представляю, чего ты хотел добиться, но ты должен понять, что не все поддаются дрессировке. И у тебя есть выбор, иметь дело с полностью безвольной куклой или с живой девушкой, у которой есть мысли, чувства и желания, которые могут не совпадать с твоими. И есть еще третий выход.
– Какой? – прошептал я.
Я был подавлен, когда бабушка носом меня ткнула в факты, которые я сам не замечал. Просто не хотел видеть.
– Ты можешь отпустить ее. Сделать свободной, – произнесла она, – Потому что в сложившейся ситуации, это мне кажется единственным разумным выходом.
Отпустить? Навсегда лишить себя ее? Почему-то одна эта мысль вызывала приступ тошнотворной паники.
– Я не могу, – тихо ответил я, – Просто не могу.
– Ну тогда ласка, нежность и бережное обращение, – фыркнула бабушка, – Хотя боюсь, уже слишком поздно. То, что делал ты – непростительно. И я не смогу судить ее за девушку за невозможность забыть твои «подвиги».
Отчаянно помотав головой, я начал мерить шагами маленькую кухню. Каждое слова бабушки было истиной, но меня такой расклад не устраивал.
– Ты же знаешь, мне чужды эти сопли, – огрызнулся я, наконец.
– Не повышай на меня голос! Оставь ее в покое, если не способен по-человечески обращаться. Если в тебе не осталось ничего светлого, – голос был ледяным, как арктический ветер. – А сейчас, я так и быть поеду с тобой. Но не ради тебя, а ради несчастной души, которую ты покалечил своими лапами.
Оставив меня наедине с собой, бабушка пошла собираться. Меня просто душили, разрывали на части противоречивые мысли и эмоции. Я не мог ее отпустить, просто не представлял себя без нее. Мне была совершенно непонятна такая зависимость. Как и когда эта девушка превратилась в мой наркотик? Но и все те сопливые нежности, о которых говорила бабушка, были не про меня. Я на корню задушил, убил в себе все, что было с этим связано девять лет назад. Я просто не способен на это. Да и не хочу. С другой же стороны, мысль о жизнерадостной Кристе, которая соглашается на мои причуды, была слишком сладкой и притягательной. Что же мне делать?
