Текст книги "Ревность (ЛП)"
Автор книги: Лилит Сэйнткроу (Сент-Кроу)
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 18 страниц)
– Нет. Если ты действительно хочешь, чтобы здесь разверзся ад, Дрю. Но... здесь действительно, кажется, будет безопаснее. Та девчонка просто мелкая сучка. Почему ты позволяешь ей выводить себя из строя?
Кто-то, кто находился здесь, хотел моей смерти. Вот почему мы застряли в той Школе. Вот почему та Школа сгорела дотла. Слова застряли в горле. Я рассчитывала на то, что он захочет пойти со мной.
– Ты не видел ее, – я не могла объяснить яснее, чем это было на самом деле. – Она именно это имело в виду.
Его пальцы скользнули из моих. Я попыталась не чувствовать себя опустошенной. Он двигался по комнате, и следующее, что я осознала, это то, что он толкал меня в сторону и расположился рядом. Он потянулся, повернулся и удобно устроился, руки положил за голову. Его глаза мерцали зелеными отблесками. Я вдохнула его запах – соли и мужчины, привкус лупгару, похожий на серебро в лунном свете.
– Я действительно думаю, что тебе безопаснее находиться здесь. Я учу всю эту фигню. Даже ты сказала, что не владеешь достаточным количеством информации.
– Я знаю, как быть в бегах, – как найти деньги и как оставаться незаметными. Но в чем-то он был прав. Если бы я могла остаться здесь дольше, достаточно обучиться, то когда бы я бежала, я была бы лучше подготовлена.
Или я просто могла уйти отсюда слишком поздно и умереть.
Жаль, что отца не было со мной. Думать об этом – это как расковырять больной зуб. Тонкая нить гнева проложила себе путь внутрь груди. Почему ему пришлось уйти и умереть?
Полагаю, это не было справедливо. Но почему он следовал за Сергеем?
У меня было предположение. Ради мамы. По крайней мере, он скучал по ней так же сильно, как я.
– Не уходи без меня, я серьезно, Дрю. Мы можем выждать лучший момент, если будем слоняться здесь какое-то время. Накопать что-нибудь еще, узнать больше.
Я отодвинулась, поворачиваясь к нему спиной.
– Хорошо.
Он немного подождал.
– Что?
Он что, глухой? Я вздохнула, приподнялась, перевернула подушку и снова опустилась на нее.
– Хорошо. У тебя отличные аргументы. Мы останемся здесь на неопределенный срок, – надеюсь, что доживу до того момента и увижу, как мы убегаем.
Рассуждения о ужасной неудаче могут заставить покинуть сон. Но все то время, что мы находились здесь, на нас ни разу не напали. Я могла просто перестать ходить на заседания Совета и держаться подальше от Анны. Иногда задиры устают от своей работы и оставляют вас в покое на какое-то время.
Не считая того, что я была еще одной девочкой в целой Школе. Я не могла смешаться с толпой. Жаль, что здесь не было девушек-оборотней, но они не придут в Главную Школу. Они или остаются дома, чтобы помочь защитить семьи, или посещают обычные школы, как обычные ученики. Однако это было бы неплохо.
Хотя, учитывая мою удачу, они бы скорее всего ненавидели меня по каким-то причинам. Я бы никогда не была той девушкой, которую любили бы другие девушки.
Грейвс лежал очень тихо.
– Я думаю, что ты единственный человек, который когда-либо слушал меня.
– Другие оборотни тоже слушают тебя, – я закрыла глаза. Заснуть было невозможно, но все мое тело было таким тяжелым.
– Ты знаешь, что я имею в виду, – он беспокойно задвигался. – Дрю?
Теперь, когда я знала, что буду делать дальше, я чувствовала во всем теле тяжесть. Со мной всегда это происходило – меня всегда больше всего раздражало отсутствие плана.
– Что?
– Могу я... то есть, не возражаешь, если посплю здесь? Если возражаешь, то я, гм, понимаю. Я просто...
– Да, – слово выскочило наружу. – Да, пожалуйста. Может, я буду способна заснуть рядом с тобой.
– Хорошо, – он был рад? Он просто устал спать на полу? У него было что-то, ну, более активное в голове? Как, например, еще один поцелуй? Или он боялся, что я восприму это все неправильно, если он попросит поспать здесь и буду ожидать поцелуя?
Иногда наличие довольно активного мозга – совсем не в радость. Потому что он начинает сортировать пятьдесят разных «а что если» для любого действия и выбирать, когда нажать на газ в умственном двигателе, пока тот не износиться.
Мы лежали. Я слушала звук его дыхания. Думаю, что я заснула на какое-то время, убаюканная тем устойчивым вдохом и выдохом. Последняя вещь, которую я помнила, – это его руки, обнимающие меня, и серый рассвет за окном. Он устроился напротив меня. Я вздохнула, и он замер, но потом я полностью расслабилась.
Наконец-то я чувствовала себя в безопасности.
Когда он заговорил снова, это походило на тихое бормотание в темноте.
– Дрю? Не уходи без меня.
Что я могла ответить? Я сказала единственную вещь, на которую была способна.
– Я обещаю.
Глава 15
За ланчем я просканировала кафетерий. Леон был ужасно тихим все утро, включая все сорок пять минут мастерства перевоплощения, где – слава Богу – я не была единственной, кому пришлось сидеть перед классом и заставлять клыки выйти наружу и убирать их по команде, пока учитель читал лекции о физиологических изменениях. Моя очередь была только на следующей неделе, я ненавидела саму мысль о том, что кто-то будет наблюдать за мной, пока место в задней части горла, где жила жажда крови, проснется и все окрасится в красное.
Чертовски трудно сидеть и не двигаться, когда ты можешь чувствовать запах жидкости в жилах каждого. Возможно, в этом был смысл, но мне все равно это не нравилось. Особенно, когда нам выдали ампулы с кровью, и мы начали идентифицировать их согласно плану на наших листках. У других ребят были партнеры. Я все делала сама, и все бросали на меня взгляды, пока я работала.
Не помогло даже то, что это было смехотворно легко. Женщина. Мужчина. Брюнет. Блондин. Кровь оборотня. Кровь дампира. У каждого был свой отличительный запах, «дар» также помогал мне, рассказывая, кому принадлежала кровь. Они сказали нам, что это поможет в слежке и в идентифицировании носферату.
Иногда они предпочитают особый вид добычи.
Время за ланчем всегда приносило облегчение. Хотя первые несколько завтраков было тяжело проглатывать. Я всегда была такой голодной, что как только я вынуждала себя начать есть, все становилось нормальным, но те первые несколько завтраков были на вкус, как песок.
– Здорово, ну и где они? – я встала на носочки, когда мальчики-дампиры обступили меня, их ряды расходились, как волны.
Леон ничего не сказал, просто сложил руки. Вероятно, он тоже был голоден.
И даже если я знала, что он не голоден, я всегда предлагала ему поискать еды.
– Хорошо, продолжай. Сходи поешь чего-нибудь. Рядом со мной миллион дампиров; ничего страшного не произойдет.
– Пожалуйста, – он даже не пожал плечами. – Ты прекратишь говорить это?
Мне нравилось это в нем, если только он не находился на стороне Анны. Какой бы странной ни была эта сторона. Интересно, каждый раз, когда я видела своих так называемых телохранителей, кто был – или были – не на моей стороне. Все? Никто? Только несколько?
Я огорченно вздохнула, закатила глаза и увидела Бенжамина в другом конце кафетерия. Его лицо было твердым, рот плотно сжат, и Грейвс был прямо позади него. На самом деле Грейвс наклонился, его рот двигался, когда он жестоко и тихо говорил что-то в ухо дампира.
Рот Бенжамина искривился. Он что-то сказал в ответ, и если бы я умела читать по губам, я бы была способна понять его слова. Но все, что я поймала, это мое имя, потом он пожал плечами и развел руки. Потом последовало что-то об Анне.
Я напряглась.
Грейвс схватил плечо Бенжамина. На одно мгновение я подумала, что Бен проигнорирует его. Но нет, Бенжамин просто посмотрел на пальцы Грейвса цвета меди, а потом на его лицо. Они смотрели друг на друга долгие, напряженные десять секунд. Затем Бенжамин стряхнул руку Грейвса и кивнул. Сказал что-то еще, но пристальный взгляд Грейвса поднялся и остановился на мне.
Я поняла, что теребила мамин медальон – теплое серебро под моими пальцами. Мои брови поднялись и, должно быть, мое лицо кричало «что, черт возьми, происходит?»
– Они не согласятся, – сказал тихо Леон. – Это не в стиле Бенжамина слушать оборотня, даже принца, как лупгару.
– О чем они спорят? – я имела право знать, не так ли?
Леон только потряс головой.
– Пойдем, найдем что-нибудь поесть. Я проголодался.
И что я могла сказать? Он мог вести уроки вежливой грубости, прямо как Бэббидж.
Я повыше подтянула сумку на плече.
– Отлично, – и прошла к мармиту.
Это должно было удивить меня, но Главная Школа была такой же, как и все школы. Еда появилась из тумана чего-то странного, поднимающийся пар скрывал тени и намеки на формы. Дежурные поставили миски на мармиты. За ланчем все дежурили по очереди.
Все, кроме меня. Я не слишком жаловалась по этому поводу.
Все равно мне хотелось бы увидеть, кто готовит мою еду. Мне все больше и больше не хватало своей кухни. Промышленная еда была неплохой, особенно, когда они не жалели средств на льняные салфетки и свежие ингредиенты. Но я хотела печенья, приготовленного мамой. Я хотела лопатку, которую использовала для запеченного сыра.
Я хотела обратно свою жизнь. Кухонные принадлежности – просто символ той жизни.
Есть вместе с членами Совета – новый уровень неловкости. Главным образом потому, что я наблюдала за дверью, ожидая, что в нее зайдет Анна, и также потому, что они все пялились на меня, как будто я была экзотическим существом. Хорошо, потому что я больше не планировала есть когда-либо с ними снова.
Я чувствовала, что их глаза опять были прикованы ко мне. Неужели они все смотрели на меня?
Вспышка красного привлекла мое внимание. Кир пересек столовую, направляясь к коридору, который вел в учительское крыло. Он слегка склонил голову, отступил в тень коридора и исчез. Он заметил, что я наблюдала за ним?
У меня во рту появился слабый вкус восковых апельсинов.
Что за... Я уставилась на пустую арку, мои пальцы все еще держали медальон. Металл охладился в моей руке. Большой палец терся о непонятные символы, выгравированные на обратной стороне медальона, их края внезапно стали острыми.
Я знала, что он определенно был на стороне Анны. Тогда что это было? Послание? Просто чтобы избавиться от меня или испугать?
Это сработало. Мое сердце заколотилось и ладони вспотели.
Леон издал короткий раздраженный звук.
– Не смотри. Ты думаешь, что только мы наблюдаем за тобой?
– Нет, – я обрела дар речи. – Нет, действительно, я вообще так не думаю, – проглоти. Я снова направилась к мармитам, но произошла удивительная вещь: я потеряла аппетит.
Грейвс и Бенжамин появились тогда, когда я поставила свой поднос на стол, который мы забили на второй день нашего пребывания в Школе. Я пыталась спросить, какого черта происходит, но никто не ответил. Вместо этого они вдвоем так сильно пытались развлечь меня, что я была способна только кричать и позволить им дальше разговаривать друг с другом. Я наколола еду на вилку, и после этого даже не могла вспомнить, что я «не ела».
Глава 16
Прошло несколько недель, а Анна не появлялась. Я стояла так близко к Грейвсу и оборотням, как только могла, и заметила, что некоторые из них – высокие парни с мускулистыми плечами и привычкой опускать голову и отступать в сторону, когда я смотрела на них – появились в коридоре и слонялись поблизости. Бенжамин ничего не сказал, но я заметила, как он и Леон обменивались взглядами. Блондины казались рассеянными, и теперь не скрывали наплечные кобуры под пиджаками.
Я продолжала надеяться на то, что Грейвс решит вернуться в кровать. Но нет. Он спал на полу, в спальном мешке, и каждую ночь передвигал его все дальше до тех пор, пока он не оказался возле двери.
Поэтому я просто ходила на уроки, держала ухо востро, выполняла домашнюю работу и насколько могла терпела мастерство перевоплощения.
Это была единственная школа, где я действительно ждала с нетерпением уроков физкультуры. В другой Школе администрации приходилось останавливать мои спарринги. Это все часть плана: закрыть мне рот и подвергать опасности, а бедный Дилан не знал, что делать. Я не пробыла там достаточно долго, чтобы выяснить, как обойдутся со мной, если я нарушу правила.
Хотя здесь все было по-другому.
Я сильно ударилась о маты и подпрыгнула, тепло распространялось по моему телу, зубы покалывали.
– Очень хорошо! – кричал Аркус, его белые зубы выделялись на темном лице. – Вперед, вперед, вперед!
И я сделала то, что он сказал: инстинктивно выбросила локоть, чтобы отразить удар. Моя рука онемела; его кулак направлялся к моему лицу. Я нырнула в сторону, вместо того, чтобы отойти назад, схватила его запястье неуклюжими пальцами и потянула. Зубы больше не покалывали и не болели, челюсть стала чувствительной, и клыки впились бы в нижнюю губу, если бы мой рот не был открыт, пока я глотала воздух. В воздухе летало волнение, когда я помогла ему пролететь мимо меня, мои колени подогнулись. Удар не имел никакого веса, потому что мне пришлось отступить и вернуть равновесие.
Он развернулся на пятках, второе обличье рябью прошлось по его эбонитовой кожей. Тонкие, темные волосы свободно развевались, выползая из плоти, как ускоренная перемотка роста растений. У него было телосложение футболиста, оно также было довольно изящным. Его широкие ноздри раздувались, делая быстрые, резкие вдохи.
– Нет! Используй свое преимущество, пока можешь!
– Не опирайся на ноги! – я огрызнулась. – Вы бы сбили меня!
– Тогда тебе не следует терять опору, девочка! – он раскинул руки, послышался треск костей, когда он возвращался в человеческую форму, волосы отступали вдоль щек.
Я нервно отступила назад, подняла руки и приготовилась. Затем посмотрела на него.
Он сделал ложный выпад; я не попалась на эту удочку. Я придвинулась ближе, было похоже, что он готов принять удар или несколько ударов, но я исчезла в стороне. Пока у меня было достаточно пространства, я не была так уж плоха. Он не говорил, что я совершенно безнадежна, по крайней мере, я слышала, что иногда он так говорил.
Они ставили меня в спарринг с учителями-оборотнями, потому что веселая фигня в крови светочи – та же фигня, что сделает меня в конечном счете ядовитой для кровососов, после того, как я пройду девчачью версию «становления» – как правило, сводит с ума дампиров, когда попадает в кислород. Конечно, оборотни могут дышать этой фигней, но они не становятся невменяемыми.
Не больше, чем от простой человеческой крови. Которой, должна сказать, всего лишь чуть-чуть. Но я пока что не истекала кровью. И Аркус был осторожен.
Все равно я задавалась вопросом, почему Дилан не поставил мне учителя-оборотня для тренировок. Но он больше интересовался книгами и также был неизлечимо нерешительным. Я не могла заставить его пойти против него самого, ведь он делал правильные вещи и дал мне неотредактированную версию стенограмму.
Ведь он, вероятно, был... мертв.
Я игнорировала и эту мысль. Пока я дралась, я не могла думать о чем-то еще. Это чисто «действие—противодействие», и иногда я даже забывала, что происходило, и думала, что это папа заставлял меня работать усерднее, быть быстрее, лучше думать.
И в конце урока физкультуры я могла украсть десять минут времени для тай-ци в раздевалке, в гулкой сырости затуманенного пространства. Знакомые движения успокаивали меня, и после первых тридцати секунд я не заботилась о том, что тренировалась в ванной комнате. «Делай там, где должен делать» – это был один из папиных девизов.
Или мантра? Это один из тех вопросов, которые сводят вас с ума.
Аркус стал расплывчатым из-за жуткой мелькающей скорости оборотня, и я с трудом опустилась. Но мой кроссовок поднялся, и сильно ударил его в живот, и он упал на меня с коротким рыком удивления. Я откатилась, ставя ноги в неприличном выпаде, и немного отошла назад. Из моей косы высвободился локон волос и упал мне на лицо, в нем появились светлые прожилки, когда теплое, маслянистое чувство трансформации неравномерно затапливало меня.
Это происходило все чаще и чаще в последнее время. Я была ближе, чем когда бы то ни было, к «становлению», и тогда начнется самое интересное. Когда я изменюсь, то стану быстрее, сильнее и меня будет тяжелее убить. Я стану токсичной для кровососов. Я смогла бы даже стать выше или перераспределить вес, что, как я выяснила, было прикольно, потому что можно было бы, наверное, изменить размер груди. Мое лицо также могло измениться. Это могло бы случиться через неделю или около того, а позже начнется самое интересное.
Да. Не могла дождаться. Нет.
Аркусу следовало бы идти за мной, как грузовому поезду. Вместо этого он замер, поднял свой взгляд поверх моего плеча. Я не потрудилась посмотреть, но тишина, заполнявшая длинную комнату без окон, не была нормальной. Обычно этот зал заполнен первокурсниками, изучающими ката или участвующих в легких спаррингах. Маты, покрывающие пол, были в хорошем состоянии, а возле стен находились трибуны, которые выставляли во время баскетбольных игр.
Я слышала, что оборотни очень хорошо играют. Хотя еще и не видела игры. Предполагается, что дампиры играют в поло или лакросс. То есть, что за черт? Я бы лучше посмотрела, как оборотни играют в баскетбол.
Аркус выпрямился. Он одарил меня нечитаемым взглядом, и я была рада видеть, что он тоже немного вспотел. Должно быть, я составила ему хорошую конкуренцию.
Главный учитель физкультуры, дампир с короткими, платиновыми волосами, появился слева от меня.
– Миледи. Минутку?
Я все еще смотрела на Аркуса. «Никогда не спускай с них глаз», – всегда говорил папа, и это был отличный совет. Я с трудом проглотила камень в горле, выкинула мысль об отце и сохраняла свою позицию свободной и легкой.
– Миледи? – учитель казался нервным. Я сделала еще два шага назад. Аркус сделал то же самое, и могу поклясться, оборотни выглядели довольными. Он полностью перешел в человеческую форму, в его зрачках появилась короткая вспышка оранжевого света.
– Что случилось? – я наконец развернулась и обнаружила, что учитель побледнел.
– Мне надо очистить комнату. Вы подождете здесь, – он сделал паузу, его голубые глаза нервно метались из стороны в сторону. – Миледи, – его брови заметно поднялись.
Я бы хотела, чтобы они меня так не называли, но я смерилась с этим. Мой желудок скрутился в тугой узел.
– О, я... хорошо, конечно, – и я ничего не могла с собой поделать: я осматривалась, выискивая Бенжамина. Но не увидела его. Я видела, что Спиннинг пересек комнату, лениво прислонился к стене у двойной двери, направляясь к восточному залу. Челка эмо-бой пересекала его лоб, прикрывая темные глаза, и была даже более неряшлива, чем обычно. – Мне ждать здесь?
Учитель – я помнила его имя, Фридерик – поднял брови, и к нему немного вернулся цвет.
– Да, мадам, – он развернулся на каблуках, и известия распространились через «Сарафанное радио». Мальчики посмотрели на меня с любопытством или с благодарностью и ушли, направляясь в раздевалку. Когда я обернулась, Спиннинга уже не было.
Дерьмо! Кто-то идет. Мне следовало бы отступить к стене. Но я просто стояла на месте. Что бы ни случилось я справлюсь с этим; потом я заберу Грейвса, и мы уйдем отсюда.
Я не могла сказать, что мне было жаль.
Спортзал опустел. Пылинки танцевали в воздухе под лучами флуоресцентного света.
Я чувствовала себя на любопытство обнаженной. Это был единственный раз, когда я действительно была одна, а спортзал был огромным пустым пространством. Раздевалки мальчиков были огромными, по крайней мере, с двадцатью общими ваннами, полными странной, восковой, пузырящейся фигней, которая успокаивала боль и, как сумасшедшая, заживляла различные травмы.
Но по сравнению с раздевалками мальчиков, раздевалки девочек были крошечными, хотя достаточно большими, чтобы можно было заниматься тай-ци. Ни у одного из трех или четырех спортзалов, в которых я занималась спаррингом, было не более трех ван в раздевалке для девочек.
Потому что светочи были очень редкими. Я нервно переместила свой вес и попыталась выяснить, что ей нужно было от меня.
Может, я получу шанс сказать ей, что Кристоф был не в моем вкусе.
Да. Это было действительно забавно. И чем больше я думала об этом, тем больше понимала, что Грейвс был прав. Она не поверит мне.
Из-за пота зудело все тело, поэтому я сняла свою майку. У меня на предплечье рядом с локтем был след ожога от ковра. Или называете его матом, мне пришлось карабкаться по нему, чтобы подняться, пока Аркус...
– Привет, Дрю.
Я полуобернулась, а там стояла Анна в облегающих, розовых спортивных штанах и красной майке. Стройная и красивая, когда она сменила обличье, ее вьющиеся, рыжие крашеные волосы неумело были отброшены назад, клыки упирались в блестящую от помады нижнюю губу. Завитки волос удлинились и высвободились. Она выглядела, как реклама для Victoria’s Secret.
Я ссутулилась. Неаккуратная серая футболка, зеленые вязаные шорты, которые я у кого-то одолжила, и носки были слишком грязными. Они даже выглядели серыми в контрасте с моими ногами, кроссовки были новыми, но уже выглядели изношенными. Я не верю в одежду, которая только выглядит красиво, в противном случае, она порвется: ей придется встретиться с плохим обращением.
Папа всегда одевался для пущего эффекта.
Анна осмотрела меня с головы до ног, и медальон моей мамы охладился на груди. Я спрятала его под футболку, но я никогда не снимала его. Я могла бы заменить цепочку, если бы она порвалась во время спарринга, но я не хотела потерять медальон, оставляя его не пойми где.
Это все, что было у меня. Внезапно мне не хотелось, чтобы ее маленькие, жадные глазенки смотрели на него.
Здесь мы находились один на один. Я не видела ее телохранителей, но я хотела, как черт, чтобы кто-то стоял там позади и наблюдал за всем.
Похоже, что все закончится плохо. Такого рода вещи никогда не заканчиваются хорошо. Я знаю, на что это похоже еще до того, как что-то произойдет.
Как раскаты грома, которые покалывают кожу. Только это чувствовалось подобно урагану, который ищет свое место на побережье.
– Что тебе нужно, черт возьми? – мне не пришлось трудиться, чтобы слова прозвучали недружелюбно. Место в задней части горло, которое предупреждало меня об опасности, расширилось, и на этот раз вкус восковых гнилых апельсинов был перебит сильным медным запахом. Давление клыков на моей нижней губе стало настойчивым. Они были острыми, но я не хотела открывать рот и выставлять их наружу.
Она вышла вперед, и я неосознанно приняла стойку. Вес сбалансирован, руки свободны и готовы, и каждый нерв пробужден.
– Ты рассержена, – наконец сказала она. Широкая, солнечная улыбка коснулась ее блестящих губ, но она не достигла ее глаз. – Ты выглядишь, как твоя мать.
От любого другого это звучало бы, как комплимент. Но она сказала это, как проклятие.
Сон беспокойно зашевелился в моей голове. На сей раз я не боролась, чтобы запомнить этот момент.
– Это злит тебя, не так ли? – мой рот открылся, будто что-то хотело вырваться из него. Я была неопытной в том, чтобы держать мысли в голове. Но если люди снова и снова пытаются убить вас, то это лишает вас чувства такта. Начнем с того, что у меня никогда не было достаточно такта. Он не нужен был мне с бабушкой, и отец не заботился о том, что я говорила, если только не ругалась при нем. – Почему ты так сильно ненавидишь ее?
Анна практически отступила назад, ее вес переместился на каблуки, как будто я толкнула ее. Глаза сузились, лицо исказилось и через секунду разгладилось. Гримаса была настолько быстрой, что я почти сомневалась, что видела ее.
Но та вспышка ненависти в самой глубине ее зрачков оставалась достаточно долго. В этот раз я была уверена в этом. И да, я только что сделала предположение. Но не надо быть гением, чтобы понять, что в личной ненависти Анны, Кристоф и моя мама шли рука об руку. Очко в мою пользу за то, что я угадала чьи-то грязные, ничтожные чувства. Мне даже не нужен был дар, чтобы сделать это.
Так почему я чувствовала вину?
Светоча скользнула в сторону, и я проследила за ее движением так, как учил меня папа: «Когда ты наблюдаешь за одним человеком, ты стоишь на месте и не сводишь с него глаз, дорогая. Не позволяй ему двигаться вокруг себя, но и не отступай».
Боже, если бы я могла не слушать его голос в своей голове, возможно, это не причиняло бы мне много боли.
– Я не ненавижу ее, – звук ее лжи был сладким, переливающимся колокольчиком. У нее такой красивый голос. Просто леденец в яде. – Я просто думала, что ей следовало бы оставить определенные вещи в покое. Те вещи, для которых она не была создана.
– Какого рода вещи? – мой пульс подскочил, двигаясь под поверхностью кожи. Я участвовала во многих школьных поединках и могла отличить их от смертельно серьезного дела. Этот поединок мог пойти в другом направлении, и все зависело от последующих нескольких минут.
Анна находилась вне досягаемости. Еще несколько скользящих шагов и двери будут за мной. По крайней мере у меня было пространство, чтобы уйти.
Это сумасшествие! Она же светоча! Предполагается, что она должна быть на моей стороне.
Но я не верила в это. Учитывая то, как она смотрела на меня. Из-за Кристофа? Потому что она ненавидела мою маму? Какое это имело отношение ко мне? Я не была ни мамой, ни Кристофом; почему она не может просто оставить меня в покое? Я всегда думала, что плохие девочки рождаются из этого. Что это просто какой-то период или типа того.
Полагаю, я ошибалась.
– Различные вещи. Вещи, которые тебе также следовало бы оставить в покое.
Господи. С меня достаточно.
– Ооооо, – я изобразила дрожь. – Как пугающе! Почему бы тебе не пойти играть в свои выдуманные игры в другое место? Я занята важной фигней, – например, выживанием. И пытаюсь выяснить, кто хочет убить меня.
Холодный палец коснулся моего позвоночника. Не считая тебя, конечно же. Ко мне вернулась та же самая противная мысль, которая была в глубине моей головы, но у меня не было времени на то, чтобы проверить ее, потому что лицо Анны исказилось и сгладилось в считанное мгновение. Она сделала еще два шага вперед. Я приготовилась и почувствовала маслянистое тепло трансформации, которое скользило по моей коже.
Анна резко остановилась. Ее клыки нырнули наружу, и мы смотрели друг на друга, воздух стал жестким и причинял боль, казалось, он был полон острых краев. Я слышала мягкое, приглушенное хлопанье крыльев и надеялась, что бабушкина сова не придет и не усложнит ситуацию.
Я проигнорировала маленькие вспышки движения в периферическом зрении. Задняя часть горла саднила, жажда крови беспокойно пульсировала в своем месте. Я почувствовала медь и аромат теплых, густых, приторных духов, который следовал везде за Анной. Было чертовски тяжело дышать той вонью, окружающей меня.
Затем что-то мяукнуло.
Нет, серьезно. Я посмотрела вниз и увидела огромную, черепаховую кошку, скрученную вокруг лодыжек Анны. Она опустила уши назад, ее голова была клиновидной формы, как у змеи, и она зашипела на меня. Голубые искры трещали в ее выглядящих слепыми глазах, и я резко вдохнула.
Это же второе обличье в форме животного! Некоторые могущественные дампиры имели их. Я впервые видела такое.
– Ты очень невежлива, маленькая девочка, – сказала Анна мягким голосом. Я думаю, она хотела быть зловещей, но я была занята, уставившись на кошку. – Тебе следует преподать урок.
Я посмотрела вверх как раз вовремя, чтобы уловить ее кулак возле моего лица.
Глава 17
Но она раньше ударила меня в лицо. Было больно, как ад, но если ты хочешь какого-то отпугнуть, удар в лицо – не лучший способ сделать это. Особенно, если они привыкли к этому или если они знают, что не стоит уделять внимание такому фактору, как синяк. Большинство людей, которые не были обучены, вздрагивали и думали о том, как бы сохранить их симпатичный вид.
Нет, если ты хочешь кого-то отпугнуть, делай удар в живот. Что я и сделала. Моя голова откинулась назад, я расслабила колени и опустилась, затем нанесла хороший удар в живот. Кулак вошел, встречая драгоценное сопротивление, и кошка снова зашипела и завопила. Она согнулась; я подняла колено, и ее нос захрустел под моей костью.
Черт! Неужели это действительно происходило? Если бы я серьезно собиралась остаться в зоне ее радара, мне следовало бы позволить ей ударить меня.
Я отошла назад, шаркая и тяжело дыша, пытаясь избавиться от красной ярости. Мир грозил превратиться в прозрачную, вяжущую массу, которая охватывала все, когда происходило по-настоящему странное дерьмо; вещь, которая замедляла мир так, что я могла двигаться быстрее. Очень трудно бороться с этим чувством, и становится еще труднее, когда вяжущая масса контролирует вас, и мир снова пытается втянуть вас в медлительность и человечность.
Но я остановилась, тяжело дыша. Я не могла вдохнуть полной грудью, потому что возле пустого места в моей груди поселилась темно-красная, бурлящая, кипящая ярость. Каждый мускул в моем теле сжался, когда я боролась с чистой яростью. Только однажды я потеряла контроль: в другой Школе; тогда я могла бы довольно сильно покалечить Спиннинга. Это так напугало меня, что я даже не хотела быть близка к тому состоянию.
Если серьезно, я должна была уложить ее на пол и продолжать пинать. Но так можно убить кого-то, к тому же она была светочей. И мое тело замерло на острие ножа между кроликом, скрючившимся внизу в ужасе, и холодным, пустым местом, которое не беспокоилось о том, кому именно причинить боль.
Черепаховая кошка прыгнула, шипя, прямо на меня. Я резко вскрикнула, и бабушкина сова появилась откуда ни возьмись, выставляя когти, ее желтые глаза пылали. Она с хрустом ударила кошку, звук был похож на столкновение континентов. Анна – ее лицо – маска со сверкающими отверстиями для глаз и с кровавой усмешкой на месте рта под истекающим носом – закричала и прыгнула на меня.
Тогда меня поразил запах. Медный, соленый, с оттенком специй и чего-то противного.
Кровь. Ее кровь.
Мои клыки перестали болеть и стали чувствительными, дрожащими, и я заблокировала ее следующий удар, пренебрежительно сбросила руку и захватила ее локоть. Я скрутила ее, и она вскрикнула. Я слышала хлопот крыльев, когда бабушкина сова отлетела, чем привлекла к себе внимание. Я пихнула ее, и она тяжело упала, шлепаясь на отличный мат, потом она отскочила, как попрыгунчик.
Походило на то, будто я была в двух местах одновременно. Одна часть меня находилась на земле, приближаясь к Анне, когда она наносила удар по моему левому колену. Если бы она обхватила меня, то смогла бы воспользоваться этим: было бы удивительно легко схватить колени и опустить их на землю. Но я избежала этого и перехватила ее неплохой, твердый удар в лицо, в это время в моей голове всплыли папины тренировки, как 22-миллиметровая пуля в бетонной комнате.
