Текст книги "Все изменила любовь"

Автор книги: Лилиан Трэвис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 8 страниц)

Встреча с Джеймсом, разговор о прошлом выбили Эмили из колеи. Накануне поездки в Нигерию ей следовало бы думать совсем о другом, но Джеймс всецело завладел ее помыслами, и она в который раз переживала в памяти те чувства и ощущения, которые испытывала в его присутствии.

Похоже, что с давних времен мало что изменилось. Находясь радом с ним, она всегда чувствовала себя беззащитной. Всегда нервничала и трепетала.

– Я справлюсь одна, – сказала Эмили внятно, давая Джеймсу понять, что в помощи не нуждается. Она давно выросла. Давно стала взрослой женщиной. Женой. И два года назад – вдовой. Если она сумела перенести все эти превращения, следовательно, и вечер в компании Джеймса ей не страшен. – Я присоединюсь к вам, как только освобожусь.

2

Она стояла, по локоть погрузив руки в мыльную пену, когда из-за ее спины высунулась мужская рука и схватила посудное полотенце.

Эмили обернулась и увидела Джеймса.

– Что ты тут делаешь?

Он закатал рукава и, взяв тарелку, энергично принялся ее вытирать.

– Помогаю тебе.

– Кэтрин это не понравится.

– А мы ей не скажем. Она думает, что я в туалете. – Джеймс по-мальчишески улыбнулся.

Его улыбка напомнила Эмили прежнего Джеймса и их совместные летние каникулы. Воспоминания всколыхнули в ней старую боль, и у нее защемило сердце.

Последнее в своей жизни школьное лето они проводили вместе на Канарах, на вилле графа Маккензи, знаменитого британского банкира, отца Берта. Заверив, что без присмотра взрослых подростки не останутся, граф каким-то образом сумел уговорить родителей Эмили Витте и Джеймса Митчела отпустить своих детей погостить к нему на виллу.

Но в Санта-Крус-де-Тенерифе неразлучная троица была предоставлена сама себе и вытворяла все, что заблагорассудится. Полночи они развлекались, потом до обеда спали, а встав, неслись на пляж. Им было бесконечно хорошо друг с другом. Забыв о существовании всего остального мира, они упивались безмятежностью и счастьем. Однако всему приходит конец. Последний день на Канарах до сих пор был для Эмили самым незабываемым воспоминанием.

Яркое солнце слепило глаза, и непрестанный шум накатывающих на песчаный берег волн навевал на нее дремоту. Уютно завернувшись в махровое полотенце, Эмили поёжилась. Все эти дни она жила, как в волшебном сне, и молила Бога, чтобы так продолжалось вечно. Жизнь казалась ей прекрасной и удивительной, а молодость непреходящей.

Вдруг на нее упала тень. У Эмили внутри все сжалось в комок восторга и страха. Прикрыв глаза рукой, она приподнялась, не сомневаясь, что увидит Джеймса. Она обожала его и боялась одновременно, не понимая, как можно испытывать столь противоречивые чувства.

Эмили не ошиблась. Над ней возвышался Джеймс. Его длинные светло-русые волосы были откинуты назад, оставляя открытым высокий лоб. По бронзовой от загара коже, под которой перекатывались бугры мышц, стекали капли воды.

– Ты обалденно пахнешь, Эмми. Так бы тебя и съел.

– Это всего-навсего крем, Джим, не обольщайся. Я невкусная, – ответила она, стараясь не придавать значения тому, как учащенно забилось ее сердце.

– Позволь мне самому судить об этом, – возразил он; сверкнув белозубой улыбкой.

– Может, вы заткнетесь? – пробурчал лежавший рядом с Эмили Берт и недовольно пошевелился.

– Мы что, разбудили тебя, старик? – обратился к нему Джеймс и, подхватив с подстилки полотенце, промокнул лицо.

– Ты очень догадлив, – отозвался Берт, закрывая голову руками.

– Дай попробовать хотя бы чуть-чуть, – прошептал Джеймс, склоняясь к уху Эмили.

В его карих глазах вспыхнули опасные огоньки. Он осознавал, что ведет себя вызывающе, но, насколько мог судить, девушке это нравилось.

– Если только чуть-чуть.

– Я только лизну, – подтвердил Джеймс с серьезным видом.

– Угощайся, дружок.

Даваясь от смеха, Эмили бросила ему бутылочку с жидким кремом от загара. Джеймс ловко поймал ее неуловимым движением руки.

– Ради всего святого! – воскликнул Берт сердито и встал. – Вы испортили мне сладкую дрему. – Он схватил Эмили за руку и, поднеся ко рту запястье, демонстративно лизнул языком теплую кожу. – Фу, гадость! – фыркнул Берт и, отбросив ее руку, снова улегся на полотенце. – У нее вкус пластмассовой куклы. Тебе не понравится, Джимми. А теперь попрошу вас обоих соблюдать тишину, я намерен вздремнуть.

– Ты просто не хочешь, чтобы я узнал, какая она на вкус, – язвительно заметил Джеймс, приземляясь на песок рядом с друзьями. – Уж не ревнуешь ли ты, старик?

Берт даже не удосужился разомкнуть глаза.

– Ревновать к вам, жалким людишкам? Кому, как не мне, известно, дурья твоя башка, что вы с принцессой – друзья не разлей вода.

Дурья башка. Принцесса. Эмили прикусила губу, чтобы не рассмеяться, но не смогла удержаться. Через секунду все трое покатывались от хохота. Вскоре у Эмили в глазах защипало от слез, но дать им волю она не посмела.

Ничто не сравнится с этим, думала она, вытирая украдкой слезы, глядя на рокочущие волны Атлантики. Никто не пробудит во мне таких светлых, незабываемых чувств. Ничто не будет в моей жизни столь чистым и невинным.

Если бы время могло остановиться и они втроем навсегда остались бы вместе!

Но месяц пролетел незаметно, и настало время сказать друг другу «до свидания». Вещи Эмили и Джеймса погрузили в «роллс-ройс» графа, чтобы отвезти в аэропорт.

Берт распрощался с друзьями с присущим ему оптимизмом и юмором. Но белокурая красавица Эмили покачала головой.

– Я не могу уехать, – проговорила она, и на ее глазах выступили слезы. – Не заставляйте меня возвращаться. Я не могу...

Граф Маккензи вопросительно взглянул на юношей. Все растерянно хранили молчание. Тогда графиня взяла управление ситуацией в свои руки.

– Как не стыдно! – воскликнула она, спускаясь по высокой, отделанной мрамором лестнице их особняка. – Тебе семнадцать, Эмили Джейн Витте. Ты почти взрослая. Немедленно прекрати истерику и садись в машину.

Понурившись, Эмили подчинилась. Это были лучшие каникулы в ее жизни. Точнее лучшее в жизни лето. Джеймс и Берт были необыкновенные. Единственные. Непревзойденные. Неисправимые. Незаменимые. Она любила их обоих больше всех на свете.

– Ты совсем не изменился, – сказала Эмили, пристально глядя на Джеймса.

– Не изменился. Ведь тебе этого не хотелось бы. А теперь, будь добра, передай мне следующую тарелку.

Джеймс протянул руку, слегка качнулся вбок, и их бедра соприкоснулись. От этого прикосновения Эмили пронзило, как током.

– Как давно ты переехала к Кэтрин? – поинтересовался он.

– Чуть больше года, – ответила Эмили. – С тех пор, как покинула Парк-холл. – Парк-холл был домом в Шотландии, куда Берт привез свою молодую жену после свадьбы. – Его забрали за долги. Впрочем, я все равно не могла его ни ремонтировать, ни содержать.

– Как тебе живется с Кэтрин?

Эмили скупо улыбнулась.

– Интересно.

– Вам, должно быть, пришлось поначалу туго?

– У меня не было выбора. – Эмили пожала плечами. – Но теперь все нормализовалось. Мне повезло, что мать Берта распахнула передо мной двери своего дома.

– Но?..

– Никаких «но».

– А школьные годы ты вспоминаешь?

– Постоянно. – Эмили снова улыбнулась, но тепло. – Особенно старшие классы. Это было лучшее время в моей жизни.

– А что тебе запомнилось больше всего?

– «Голубая лагуна».

Так называлась вилла Маккензи на Канарских островах. Тем летом Берту удалось уговорить отца пригласить погостить к ним на школьные каникулы обоих друзей.

– Мы провели там незабываемое время, – заметила Эмили и выдернула пробку из мойки. Грязной посуды больше не осталось.

У Джеймса сжалось сердце. Эмили выглядела безмерно печальной и одинокой. Осознает ли она, насколько одинока?

– Поехали со мной на Рождество в Ирландию, – предложил он.

Джеймс полагал, что с ним Эмили будет счастливее, а главное – в безопасности. Он хотел увезти ее подальше от Пабло, чтобы за время праздников она не натворила каких-нибудь глупостей.

– Мама была бы рада твоему приезду. Праздник у нас намечается спокойный. Никаких шумных компаний, – продолжал соблазнять ее Джеймс.

– Я не могу оставить Кэтрин одну.

– Она может поехать с нами.

– Она не поедет.

– Она вольна делать что хочет, но ее поступки не должны влиять на твои решения.

– Как поживают твои мать и отчим? – перевела Эмили разговор в другое русло.

– Учатся мирно сосуществовать.

– Уже прошло почти двадцать лет.

– Маме понадобилось много времени, чтобы перестать сравнивать моего отца со своим новым мужем.

– Бедный Том!

– Он знал, что мать вышла за него замуж от отчаяния, и о любви не помышлял. – Джеймс присел на край стола. Его близость по-прежнему волновала Эмили. – Ты почему-то всегда недолюбливала мою мать, правда?

Эмили пожалела, что затронула эту тему, и теперь не представляла, как выйти из положения. Они с Джеймсом слишком хорошо знали друг друга, чтобы лгать.

– Я никогда ее не понимала.

Джеймс прищурился.

– А что нужно было понимать?

– Ты сам рассказывал, что у нее был многолетний роман с женатым мужчиной.

– Тот мужчина был моим отцом.

У Эмили перехватило горло. Она услышала в тоне Джеймса ледяные нотки и осознала, что задела его за живое.

– Я не понимаю, как могла она ввергнуть тебя в это. Ты был маленьким мальчиком...

– Она любила его. Он любил ее...

– Но он был женат! А как же чувства его жены? Как насчет чувств других детей? Как твоя мать не понимала, что тебе больно видеться с отцом лишь время от времени? Не отмечать вместе Рождество, дни рождения?

– Он присылал открытки, подарки.

– Открытки, подарки! – возмутилась Эмили, чувствуя, что теряет самообладание. Неужели подарки могут компенсировать ребенку отсутствие отца?

– Это была ее жизнь. Ее переживания...

– Нет! Это была твоя жизнь и твои переживания! Ее выбор повлиял и на тебя! – выкрикнула Эмили.

Она вспылила не из-за Джеймса. Она вспылила из-за себя. Она сама в детстве испытала невообразимое одиночество. Она знала, как чувствует себя ребенок в неполной семье. Мать бросила их с отцом, когда Эмили была совсем крошкой, и отец всю жизнь стремился обустроить их жизнь так, чтобы дочь не замечала понесенной потери.

Словно это было в его власти.

Джеймс приблизился к Эмили вплотную. Он не догадывался, что враждебность Эмили была направлена не против его, а скорее против ее собственной матери.

– Я не подозревал, как сильно ты недолюбливаешь мою мать.

– Я не...

– Не стоит ее осуждать. Она не заслужила ничьих упреков. Она вправе совершать ошибки, как и ты.

– О каких ошибках ты толкуешь?

– Ты, похоже, по-прежнему изображаешь страуса! – выпалил Джеймс и, сердито швырнув посудное полотенце на стол, вышел.

Эмили молча проводила его взглядом. Ее сердце разрывалось на части.

Когда-то их объединяла духовная близость. Джеймс занимал в ее жизни самое важное место. Как они дошли до нынешнего противостояния? Почему это случилось?

Берт.

Эмили прижала ладонь к виску. Голова казалась невероятно тяжелой. Как же она устала! Ей пришлось стать невероятно скрытной, а необходимость хранить в тайне свои дела и планы превратилась для нее в тяжкое бремя, лишавшее ее покоя.

Человек не в состоянии удерживать в памяти все эти детали, не в состоянии делать большее, чем способен...

Если бы только она могла побыстрее разделаться с традиционным балом, устраиваемым Кэтрин для местной знати!

Если бы могла воспрепятствовать встрече Джеймса с Пабло.

Если бы уже сегодня могла сесть на самолет и полететь в Нигерию...

Всего две недели, напомнила себе Эмили. Потерпи. Осталось совсем немного. Ты и не заметишь, как окажешься в Лагосе.

Эмили сделала глубокий вдох, выдохнула и расправила плечи. Пора присоединиться к Кэтрин и Джеймсу.

Хотя ей этого и не хотелось.

– Ну вот и она! – произнесла Кэтрин, когда Эмили возникла на пороге полутемного бального зала. – А мы тут гадаем, уж не смыло ли тебя водой?

– Все гораздо прозаичнее, – отозвалась Эмили, искоса бросая взгляд на Джеймса.

Но он в ее сторону не смотрел.

– Боюсь, мне пора, – заметил он, сверившись с часами, и поцеловал Кэтрин руку. – Спасибо за приятный вечер.

– Всегда рада тебя видеть. – Кэтрин взяла его под локоть. – Очень надеюсь, что придешь в субботу на бал.

– Боюсь, у меня другие планы.

– Какая жалость! Эмили пригласила кое-кого из своих друзей. Уверена, тебе было бы интересно с ними познакомиться.

– Не сомневаюсь. – Джеймс улыбнулся уголками губ, в то время как его глаза полыхнули холодом. – Счастливого Рождества, Кэтрин.

Он направился к дверям, Эмили последовала за ним. Огромный зал был пока пустым, но через несколько дней он неузнаваемо преобразится. В углу воцарится высокая красавица ель, двери украсят разноцветные бумажные гирлянды, а окна – благоухающие ветки омелы.

– Похоже, вы готовитесь к празднику основательно, – произнес Джеймс, оборачиваясь и на прощание окидывая зал взглядом.

– Как всегда.

Эмили вздохнула, предвидя, какая колоссальная ее ждет работа. Только на то, чтобы нарядить елку, ей и еще двум помощницам понадобится целый день.

– А я знаю кого-нибудь из твоих гостей?

Джеймс остановил на ней вопросительный взгляд своих шоколадных глаз. У Эмили запылали щеки.

– Не думаю.

– Ты заставляешь меня волноваться, Эмми, – тихо проронил он.

– Волноваться? Тебя? – Она нарочито рассмеялась. – Брось, Джеймс! Ты же у нас супермен и ничего не боишься.

Неуверенной походкой Эмили направилась к двери, чувствуя себя так, словно под ногами топкое болото. За все эти годы она так и не научилась управлять чувствами, которые испытывала к Джеймсу. Так и не научилась управлять Джеймсом.

Прошлое не забывалось. Тем более что жизнь стала почти нестерпимой. После смерти Берта она совсем запуталась и утратила все ориентиры. Ей говорили, что это тоска, но у нее имелось на этот счет собственное мнение.

Эмили и Джеймс вышли в просторный холл. Вдоль одной из стен висели портреты предков Кэтрин, ее мужа и сына.

В Лагосе с Бертом произошло нечто ужасное, и Эмили хотела выяснить что именно. Она во что бы то ни стало должна докопаться до истины, иначе никогда не обретет душевный покой, никогда не угомонит свой пытливый ум.

– Я скучаю по нему, Джеймс, – сказала она негромко. – Я скучаю по Берту. Мне не хватает его оптимизма, но больше всего мне не хватает его смеха. Иногда я не могу поверить, что со дня его смерти прошло всего два года. Мне кажется, что десять.

– Ему бы не понравилось все это, Эмми, – уверенно сказал Джеймс. – Он бы ужасно расстроился, узнав, что довел тебя до такого состояния...

– Он совершил какую-то ошибку.

– И не одну.

– Перестань! – Эмили смотрела на Джеймса с укоризной, стараясь побороть приступы душевной боли. – Не смей критиковать его. Не сейчас, когда его нет. Я не вынесу этого.

Она говорила правду. Смерть Берта стала для нее тяжким крестом. Ее мукой.

Во всем случившемся Эмили винила себя. Она видела в этом свою карму. Расплату за грехи. Возмездие.

– Ему бы не понравилось, что ты торчишь в доме его матери. Что у тебя ничего нет, что ты вынуждена бороться за свое существование... – донесся до нее голос Джеймса.

– Он не виноват, – перебила его Эмили, не в состоянии взглянуть на себя глазами Джеймса.

Джеймс ее не знал. Не знал всей правды о ней.

Он считал ее милой и добродетельной женщиной, каковой она не являлась. Не была она и преданной женой, как думали все вокруг.

За день до получения телеграммы, в которого говорилось о смерти Берта, Эмили подала на развод.

Всего за один день до его смерти. Более быстрого наказания невозможно представить. Словно Господь сказал: хочешь быть свободна – будь! Хочешь быть одна – получи!

Эмили снова нашла глазами портрет Берта. Глядя на его красивое лицо в обрамлении каштановых волос, Эмили чувствовала себя предательницей. У нее щипало в глазах, сжималось горло и теснило грудь, но все это было ничто по сравнению с той болью, что жгла огнем ее сердце.

Берт сделал все, что мог, но его любви ей оказалось мало. Она хотела большего.

Она и сейчас стремилась к большему.

Берта погубило ее предательство. И теперь, как бы она ни мечтала о Джеймсе, как бы ни нуждалась в его защите, как бы ни рвалась к нему душой и телом, ей его не получить. В этом состояла ее расплата за грехи.

– Я знаю, что ты по нему тоскуешь, – тихо произнес Джеймс. – Но ты должна двигаться вперед, а не назад.

От душивших ее слез Эмили не могла говорить. Она никогда не забудет тот день, когда получила телеграмму от посольства Великобритании в Нигерии. «Леди Маккензи, мы с прискорбием сообщаем...»

Эмили покачала головой. Берту было всего тридцать. Не возраст, чтобы умирать.

– Как могу я двигаться вперед, когда не в состоянии осмыслить прошлое? Я не понимаю, как умер Берт и почему...

– Он оказался в неподходящее время в неподходящем месте.

Эмили вдруг отчетливо представила последние минуты мужа. По всей видимости, его застрелили в упор.

– Но почему? Почему он там оказался? Какие силы занесли его в тот район Лагоса посреди ночи?

– Теперь мы едва ли узнаем об этом, – сказал Джеймс и толкнул входную дверь.

Открывшийся вид заставил его замереть на пороге. Медленно кружась, на землю падал огромными хлопьями снег. Преобразившийся пейзаж сиял в лунном свете безукоризненной белизной.

– Выпал снег, – прошептала Эмили, вмиг забыв о своих разногласиях с Джеймсом. – Как красиво.

– Я не видел снега уже много лет.

Эмили вышла на улицу и подставила ладони, ловя кружевные снежинки, бесшумно опускавшиеся с неба. Безмолвная тишина ночи отзывалась в ее сердце невыносимой болью.

Болью за нее, за Берта, за Джеймса. За них всех.

– Как мы дошли до этого, Джеймс? – прошептала Эмили, скрещивая на груди руки.

– Мы выросли.

– Но мы должны были остаться друзьями. Мы – три мушкетера.

– Три друга, – уточнил Джеймс, приподнимая уголки губ, словно хотел улыбнуться.

Три приятеля, три друга. Берт, Джеймс и Эмми. К ее глазам подступили слезы, в горле запершило.

– Как нам это поправить? Как возместить?

– Мы будем думать о будущем. – Обращенный к ней взгляд Джеймса потеплел. – Мы наполним нашу будущую жизнь смыслом.

– Но Берта с нами уже не будет.

Джеймс не ответил, и у Эмили из глаз брызнули горячие слезы. Ей захотелось прильнуть к нему, чтобы проникнуться его теплом и силой.

– Я не могу больше сражаться с тобой. – У нее дрогнул голос. – Я хочу, чтобы мы снова были с тобой друзьями. Прости мне все, что я тебе наговорила. Прости за горькие слова о твоей матери. Я не держу на нее зла и понимаю, что она прожила тяжелую жизнь.

Джеймс пожал плечами.

– Да, она жила не так, как другие. Но она сама выбрала этот путь и научилась быть счастливой.

Эмили устремила взгляд в даль. Ровное снежное поле мягко поблескивало в лунном свете.

– Ты тоже можешь научиться быть счастливой, Эмми, – произнес Джеймс, смахивая снежинку с ее виска. – Стоит только захотеть.

От его прикосновения ее бросило в жар, и Эмили сжала кулаки. Как Джеймсу удается творить с ней такое? Снег белой пудрой припорошил его кожаный плащ, волосы и ресницы.

– Тебя послушать, все так легко.

– Это и правда легко. – Джеймс достал из кармана ключи от машины. – А как ты оденешься на бал? – спросил он с улыбкой, меняя тему в надежде улучшить настроение Эмили.

– Как всегда, в черное, – ответила она, поморщившись.

– Берт терпеть не мог, когда ты наряжалась в черное.

Эмили снова нахмурилась. Берт действительно не любил, когда она надевала черное. Он всегда покупал ей яркие вещи: красные, голубые, желтые, зеленые.

– Черный цвет практичный.

– Слава Богу, что ты не сказала: стройнит.

Улыбка сошла с лица Джеймса. Он пристально смотрел на Эмили, и от его пронзительного взгляда у нее по телу побежали мурашки. В его глазах явственно читалось нескрываемое желание.

– Я уже однажды потерял тебя, – заметил Джеймс задумчиво. – Не рассчитывай, что я соглашусь потерять тебя снова.

3

Несмотря на то что Эмили выбрала для бала черное платье, в котором появлялась на людях два года подряд, под него она собиралась надеть дорогое изысканное белье. Хотя драгоценностей у нее не осталось, кое-что она все же могла себе позволить.

Она не спеша натянула на ноги тонкие капроновые чулки и прикрепила их к изысканному черному кружевному поясу, плотно облегавшему ее стройную талию и бедра, застегнула крючки черного бюстгальтера без бретелей, после чего надела платье и подошла к зеркалу.

Черное, черное, черное.

Но сегодня Эмили не хотелось пестовать траурную тоску. В конце концов, близилось Рождество. Да, она совершила ошибку, но разве больше она не может снова почувствовать себя счастливой? Что плохого, если она оденется красиво? Если позволит себе погрузиться в праздничную атмосферу?

– Прости меня, Берт, – прошептала Эмили и сняла с себя черное платье.

Она открыла дверцы шкафа и принялась перебирать на плечиках платья, которые хранила с прежних времен. Ее внимание привлекло одно, которое она ни разу не надевала. Они купили его с Бертом специально для свадебного путешествия, но шикарный наряд Эмили так и не пригодился.

В дверь ее спальни постучали.

– Эмми, уже около шести. Скоро начнут съезжаться гости.

– Я почти готова, Кэтрин! – отозвалась Эмили и решительно сняла вешалку с нежно-бирюзовым платьем.

Открылась дверь, и в комнату вошла графиня Маккензи при полном параде: в длинном платье из серебристо-голубого атласа, с сапфировой диадемой на голове и жемчужным ожерельем на шее. В ее ушах сияли крупные жемчужины в обрамлении сапфировой россыпи.

– Ты еще и не думала одеваться! – упрекнула ее Кэтрин.

– Мне осталось только застегнуть молнию, – поспешно возразила Эмили, сгребая в охапку бирюзовый шелк.

– Ты собираешься надеть это? – Кэтрин с сомнением уставилась на выбранный невесткой наряд. – А что случилось с твоим черным платьем?

– Я носила его два года подряд...

– Но оно великолепно на тебе сидит.

– Это платье мне купил Берт, – сказала в свое оправдание Эмили, облачаясь в бирюзовый шелк. Но думала она не о Берте, а о Джеймсе, хотя подозревала, что он не придет. – Я спущусь через минуту.

Внизу она еще раз окинула придирчивым взором пышное убранство дома. Бальный зал сверкал. Шесть великолепных хрустальных люстр освещали просторное помещение, отражаясь, как в зеркале, в сияющей полировке паркета. Маленький оркестр играл вальсы. Хотя гости еще не появились, атмосфера была праздничной.

Первый час Эмили провела у дверей, встречая приглашенных и принимая подарки.

Джеймс вырос на пороге с большим букетом роз, которые тут же протянул ей.

– Что ты здесь делаешь? – пролепетала Эмили, не сводя с него восторженных глаз.

Он неторопливо снял с плеч стильное пальто из верблюжьей шерсти и предстал перед ней в традиционном смокинге, безукоризненно сидевшем на его атлетической фигуре.

– Графиня Маккензи не в состоянии нанять дворецкого? – удивился Джеймс и склонился к Эмили для поцелуя.

Но она повернула голову, и его губы лишь скользнули по ее щеке.

– Только не надо этого, – сердито прошептала Эмили ему в ухо.

– Я сам лучше знаю, что надо, а что нет, – ответил он, задержав ее в руки в своих немного дольше, чем следовало бы, и поцеловал в шею, чуточку ниже уха.

В его голосе прозвучало красноречивое обещание, и Эмили затаила дыхание, охваченная всплеском противоречивых эмоций и ощущений, подогреваемых мощным выбросом адреналина.

Джеймс едва прикоснулся к ней губами. Как может легкое прикосновение вызывать столь бурную реакцию? Почему она горит огнем?

– Я изменил планы, – пояснил Джеймс, отступая назад. – Весьма кстати, не правда ли?

Нет, совсем не кстати, подумала Эмили. Джеймс всегда вызывал у нее двойственные чувства. Дикие и необъяснимые.

– Я передам цветы Кэтрин, – пробормотала она, напряженно ожидая прихода новых гостей. Кто-то должен прийти ей на помощь. Обычно от Джеймса ее спасал Берт. Но теперь играть эту роль он не мог.

– Цветы предназначены тебе.

Джеймс разглядывал ее в упор. Длинное облегающее платье из бирюзового шелка и такие же туфли на высоких каблуках. Золотистые волосы, приподнятые от висков и свободной волной ниспадающие на обнаженную спину.

– Кто-нибудь из твоих друзей уже появился? – поинтересовался он, останавливая взгляд на шее Эмили.

– Нет. Ты первый.

– Я рад, что смог приехать. Мне не терпится с ними познакомиться.

Друзья. Эмили ощутила приступ паники. Круг ее друзей ограничивался одним человеком. Им был не кто иной, как Пабло Санчес. Джеймс, насколько она могла судить, уже догадался об этом...

– Уж не с ними ли ты собралась лететь в Нигерию? – продолжал он свой допрос.

Эмили ахнула. Как он узнал о ее планах? Откуда у него такие сведения? Она ничего никому не говорила. Никому, кроме Пабло...

– Пойдем поставим цветы в вазу, Эмми, – предложил Джеймс, не спуская с нее глаз.

– Не могу. Гости...

– Можешь, – перебил он. – Ничего с ними не случится. А вот ты, милая, вызываешь у меня тревогу.

Эмили попятилась. Она не любила, когда Джеймс начинал говорить таким обманчиво ласковым тоном. Ей становилось не по себе.

– Обо мне не стоит беспокоиться...

– Когда ты поведаешь мне о своих праздничных планах, Эмми? Или ты рассчитывала сбежать с Пабло, не поставив меня в известность?

У Эмили закачался пол под ногами. Мгновение назад ее бросило в жар, а теперь обдало холодом. Мысли путались. Откуда мог Джеймс узнать об этом? Кто ему рассказал?

Джеймс заметил, что Эмили испугалась, причем так сильно, что не могла этого скрыть. Она боялась. Еще бы! Омар Сани заживо снимет с нее шкуру, если она попадется ему в руки.

– Давай лучше пройдем в библиотеку, – прошептала Эмили.

– Хорошая идея.

Джеймс плотно прикрыл за ними дубовые двери.

– А теперь расскажи мне все без утайки.

– Мне нечего рассказывать.

– Мне и так уже все известно, Эмили.

Они смотрели друг на друга не мигая. Джеймс поражался ее самообладанию. Эмили держалась с удивительным хладнокровием. Но она растрачивала свои силы понапрасну, не понимая куда ввязалась и с чем ей предстоит столкнуться.

– Кэтрин знает?

– А ты как думаешь? – Эмили сжала кулаки. – Но откуда тебе об этом известно?

– И это все, что тебя волнует?

– А что еще должно меня волновать?

Эмили вглядывалась в его шоколадные глаза и ничего не могла в них прочитать. Лицо Джеймса оставалось непроницаемым.

– А снятые с банковского счета деньги? Как могла ты отдать пятьдесят тысяч гульденов незнакомому человеку? Если бы ты знала, что за человек Пабло Санчес, то никогда бы не пошла на такой риск.

Крыть Эмили было нечем, и она только бессильно стискивала руки.

– Ты обратилась в посольство за нигерийской визой. Ты просила Пабло купить тебе билет на самолет.

План их поездки составлял Санчес. Он и билеты им заказывал. Эмили положилась на него во всем.

– Разве я не имею права отправиться в отпуск? Я никуда не ездила со дня смерти Берта.

– Берт умер в Нигерии.

– Поэтому я не могу поехать в эту страну?

– Нет, если собираешься совершить экскурсию в тот район Лагоса, где он погиб.

– Скажи, есть что-то, что мне неизвестно о смерти Берта? Что-то, что я должна знать? – Эмили с надеждой вглядывалась в лицо Джеймса. – Ты наверняка знаешь об этом больше меня, ведь это ты переправил его тело в Европу.

– Не стану это отрицать. Но с Бертом в Нигерии работал твой дружок Пабло. Спроси его о смерти своего мужа. Я уверен, что господину Санчесу известны... кое-какие подробности.

– Он знает в Лагосе людей, которые могли бы оказаться мне полезными. Он нанял частного детектива.

– Пабло нанял тебе частного детектива? – Губы Джеймса тронула еле заметная улыбка.

Эмили вскинула подбородок и вызывающе бросила:

– Почему бы и нет?

– Потому что ему не стоит доверять. Он опасен...

– А ты нет? – Эмили вспыхнула, не в состоянии совладать с собой. Джеймс вызывал у нее опасения куда большие, чем Пабло.

– Ты даже не представляешь, насколько это рискованно, девочка. Санчес собирается обмануть тебя, раз потребовал за путешествие пятьдесят тысяч гульденов.

– Половина предназначена для покрытия денежных расходов на поездку, а остальное – на оплату услуг детектива.

– Поездка в Нигерию стоит меньше двадцати пяти тысяч. А если тебе нужен кто-то для сопровождения...

– В конце концов, это мое дело! – перебила его Эмили запальчиво. – Это мои знакомые и мои планы. Мы с отцом жили в Африке. Я знаю об опасностях не понаслышке. И что такое пятьдесят тысяч гульденов в сравнении с долгожданным душевным покоем? Пятьдесят тысяч – ничто для тебя. В твоем кругу это деньги на мелкие расходы.

– В моем кругу. – Джеймс тихо рассмеялся и подошел к тележке с хрустальными графинами с бренди и виски. Точным движением он плеснул себе в хрустальный бокал порцию виски. – Моя, наша ситуация радикально изменилась, не правда ли? Удивительно, как такое могло произойти всего за десять лет.

Сквозь закрытые створки дверей до них долетали приглушенные звуки музыки и смех. Гости, вероятно, уже танцевали. На балах у графини Маккензи все проходило в строгом соответствии с заведенным распорядком.

– Тебе просто повезло, – заметила Эмили язвительно и обхватила себя за плечи.

– Везение здесь ни при чем. Я много трудился. – Джеймс приподнял бокал и качнул его слегка, всколыхнув янтарную жидкость. – В поте лица, – добавил он, останавливая взгляд на Эмили.

Джеймс владел крупнейшими в Западной Африке разработками нефти и вкладывал прибыль в развитие высоких технологий. При желании он мог скупить на корню треть африканского континента. В мире много людей, чье состояние исчисляется миллионами, но мало кто из них может похвастать разительным везением Джеймса.

– Скажи мне, Эмми... Если бы семь лет назад я был бы сказочно богат, ты вышла бы замуж за меня, а не за Берта?

От ярости Эмили едва не задохнулась. Джеймс смотрел на нее с иронией.

– Я вышла за Берта не из-за денег.

– У него их не оказалось, правда? – Джеймс усмехнулся, щурясь, как сытый кот.

– Ты же называл себя его лучшим другом! Берт обожал тебя, боготворил землю, по которой ты ступал...

– Избавь меня от театральщины, дорогая. Я знал Берта лучше тебя, хоть ты и была его женой. Поверь, он был не настолько сентиментален.

Какой же он мерзкий! В эту минуту Эмили ненавидела Джеймса.

– Убирайся! – Она устремилась к двери, шурша бирюзовым шелком длинного платья, и резко распахнула створки. – Я передам графине Маккензи твои извинения. Она будет разочарована, что тебе пришлось уйти так рано. Но что поделать, бизнес есть бизнес.

– У меня нет срочных дел, – бесстрастно отозвался Джеймс, не сдвинувшись с места.

– Я хочу, чтобы ты ушел.

– Закрой дверь, Эмми. Ты устраиваешь сквозняк.

– Я не позволю тебе унижать моего мужа в его же доме!

– Положим, это не его дом. А дом его матери. В то время как Парк-холл в Шотландии был домом его отца. Заметь, у Берта даже квартиры своей не было.

Краска бросилась ей в лицо, и Эмили почувствовала, что снова теряет самообладание. Она нервно прижала руку к животу, сминая дорогую материю.