Текст книги "Война гармонии"

Автор книги: Лиланд Модезитт

82

– Ты должен учиться наблюдая... и слушая, – сказала Дайала, крепко сжав пальцы вокруг руки Джастина. – Он почти такой же древний, как некоторые из старейших, и его песни многому учат.

– Юные влюбленные... Вижу, вы укрылись там, на скамье.

Голос показался Джастину молодым и сильным, да и сам мужчина с серебряными волосами, сидевший с гитарой в руках возле бившего ниоткуда маленького фонтана, выглядел не старше самого инженера.

Джастин осторожно потянулся к нему чувствами, покосившись при этом на Дайалу. Та ответила ему импульсом сдержанного одобрения.

– Радуйтесь своей юности, – продолжал человек с гитарой. – Я тоже был молодым... когда-то.

Смех музыканта звучал тепло и дружелюбно, а чувства Джастина отметили наличие гармонии, содержавшей, однако, намек... на нечто иное, связанное внутри.

Потом пальцы музыканта пробежали по струнам, и Дайала вновь чуть сжала руку Джастина. Сидя на скамье, выращенной из гладкого лоркена, инженер приготовился слушать. Золотистые звуки слетели со струн и воспарили в сумерках, неся тепло и прохладу, покой и восторг, радость и печаль. Дайала и Джастин сидели рука в руке с глазами, полными слез.

 
...На побережье восточном, где пены белые клочья,
Прислушайся к песне ветра, к земле опустив очи.
Солнечный свет ясный любит ветер восточный,
А западному милее тьма и прохлада ночи,
А северный ветер студеный веет один где-то,
А я, тобою плененный, дневного боюсь света.
Сердце мое похищено тобою в ночи ненастной,
И огни, тобою зажженные, дольше солнца не гаснут...
...Дольше солнца не гаснут, там где пены белые клочья,
Так послушай же песню ветра, к земле опустив очи...
Пусть, как прежде, не угасают
До рассвета твои костры,
Но уж смерть меня поджидает
На холодной вершине горы,
Ибо ветер стальной ярится
И доносит правду о том,
Чего не могу я добиться
Могучим своим клинком.
 
 
...Чего не могу добиться, там где пены белые клочья,
Так послушай же песню ветра, к земле потупя очи!
Ибо эта правда печальна —
То, что было сказано мною,
И к любви твоей изначально
Я стремился всею душою;
 
 
Хоть с тобой мое сердце терзалось,
И пусть ссорились мы немало,
Но едва ты со мной рассталась,
Жизнь моя никчемною стала.
 
 
Да, совсем никчемною стала, там где пены белые клочья!
Так послушай же песню ветра, опустивши к земле очи!
Да, послушай же песню ветра, опустивши к земле очи...
 

Джастин понурился, в уголках его глаз стояли слезы. Золотистые ноты песни были напоены светлой, но безысходной печалью.

– Возможно, я исполнил ее не совсем правильно, но все это было так давно, – грустно произнес певец.

Дайала тихонько прокашлялась.

– Но ты немного напоминаешь мне ее, юная красавица... Совсем немного. Как тебя зовут?

– Дайала.

– Прелестное имя.

Певец перевел взгляд зеленых глаз на Джастина, и голос его зазвучал холоднее:

– Помни все, что услышал здесь, когда будешь покидать Наклос. Уходить тяжело, но оставаться – еще тяжелее. Мне это ведомо. Я испытал и то и другое.

– Кто ты? Я чувствую, что должен это узнать, – промолвил Джастин, растерянно поводя плечами. – У меня такое впечатление, будто я стою у обрыва и мне не за что ухватиться.

– Имена бренны и не имеют особого значения, особенно по прошествии столь долгого времени. Некогда меня звали Верлинном, и у меня были дети, – отозвался музыкант, поднимая гитару. – Покидать их было трудно. Все решили, что я погиб в странствиях. Так было лучше. По крайней мере, для них.

Дайала кивнула.

– А эту песню ты помнишь? – спросил Верлинн, и длинные пальцы нежно пробежали по струнам.

 
Ты не проси, чтоб я запел,
Чтоб колокольчик прозвенел!
Мой стих таков, что горше нет:
Ничто и все – один ответ!
Ничто и все – один ответ!
 
 
Любовь сияла белизной
Голубки белокрылой,
Но так прекрасен был другой,
Кто разлучил нас с милой.
 
 
Нет, не проси о том пропеть,
Не может голос мой звенеть.
Ведь счастья нет – и солнца нет...
Ничто и все – один ответ!
Ничто и все – один ответ!
 
 
И ночь окутала мой взор,
Черна, как туча грозовая,
Где ярко молния сверкает
И освещает лжи позор.
 
 
Так не проси, чтоб я пропел,
Чтоб колокольчик прозвенел.
Мой стих таков, что горше нет:
Ничто и все – один ответ!
Ничто и все – один ответ!
 

Песня отзвучала, и сребровласый певец ушел, а юные влюбленные еще долго сидели на скамье плечо к плечу, рука к руке, душа к душе.

83

Положив на обеденный стол кованый цветок, Джастин повернул его так, чтобы свет из окна падал на него до самого заката.

Затем выложил и другие изделия: двое щипцов для колки орехов, огнива, чеканные треножники и два дорожных фонаря, в которые можно было вставлять как лампы, так и свечи.

Даже с помощью Юала, даже работая со сравнительно мягким болотным железом, инженер потратил на изготовление этих вещиц большую часть весны и начало лета. Правда, кроме них он еще смастерил весьма заинтересовавшую Юала маленькую водяную турбину.

Бросив взгляд в сторону сада, где Дайала расхаживала среди своих растений – не то кустов, не то деревьев, он потер подбородок. Для Дайалы это, похоже, не имело значения, но он гораздо лучше чувствовал себя выбритым. А поскольку бритва собственного изготовления нещадно царапала кожу, она подарила ему флакончик какого-то маслянистого снадобья, заживляющего порезы.

Промерив шагами комнату, Джастин оглянулся на свою кованую трилию, тонкие блестящие лепестки которой ловили солнечный свет. Солнце уже начало опускаться за невидимый горизонт, а Дайала все еще оставалась в саду.

В конце концов инженер выбрался наружу через арочный проем, тихонько прошел в сад и остановился у ближайшего дерева, рассматривая здоровенный, в кулак размером, стручок. Несколько дней назад он был гораздо меньше.

Дайала стояла в глубине сада. Пальцы ее переплетались с ветвями одного из кустов, и подошедшего Джастина она попросту не заметила.

Наблюдая за ней не только глазами, но и чувствами, инженер ощутил медленное перетекание гармонического потока от друиды к растению. Покачав головой, он отступил и двинулся к передней части сада. Сейчас он дивился себе. Почему же он, слепец, сразу не понял, как создаются шкатулки! Если деревья можно побудить выращивать дома, то таким же образом, безусловно, можно создавать не только шкатулки, но и все, что угодно.

Неужели Наклос таков – во всем и всегда, а он, Джастин, просто не способен уразуметь истинное значение того, что ему говорят? Дайала, например, рассказывает ему о чем-то, пребывая в уверенности, что он ее понимает. А он – возможно, так же ошибочно – считает, что она всегда и во всем понимает его.

Размышляя об этом, инженер мерил шагами узкую прогалину перед домом, покуда над садом не сгустились сумерки.

– Джастин... почему ты не сказал мне, что пришел домой? – промолвила Дайала, остановившись у дуба, служившего дому угловой опорой. – Я хотела тебе кое-что показать.

В руке она держала какую-то вещицу.

– Ты слишком устаешь. Стараешься сделать в саду как можно больше. Больше, чем в твоих силах.

Сомнений в своей правоте у него не было. Если женщина, сумевшая вывести его из смертельно опасных Каменных Бугров, чуть ли не валится с ног после работы с деревьями, – значит, она определенно тратит слишком много энергии.

– Вот, посмотри, – промолвила Дайала и, шагнув вперед, протянула ему коробочку.

Приняв ее, Джастин слегка поежился. Он ощутил излучаемые вещицей упорядоченность, гармонию и полнейшую безмятежность. Потом присмотрелся к изящным линиям и увидел на крышке не резное, но сложившееся из древесных волокон изображение молота и наковальни.

– Это... это прекрасно! Более чем прекрасно!

– Я сделала ее для тебя.

К глазам его подступили слезы, и он опустил голову.

– Джастин!

Инженер поднял глаза и встретился с ее взглядом. Ну как, во имя Тьмы, можно вырастить – не вырезать, а вырастить! – изображение молота и наковальни?

– У меня, – пролепетал наконец потрясенный Джастин, – тоже есть для тебя подарок. Там, на столе.

– Джастин, это великолепно! – воскликнула Дайала, склонившись на кованой трилией. – Она как живая!

Он покачал головой. Нет, его рукотворная поделка никоим образом не может сравниться с созданным друидой произведением искусства.

– А это, – Джастин обвел рукой стол, – для Дуваллы и остальных. Думаю, им такие вещицы пригодятся. Но цветок...

По ее щекам потекли слезы.

– Моя работа ничто по сравнению с этой красотой! – с горячностью заявил Джастин, поднимая шкатулку.

– Неправда... Моя шкатулочка... это просто пустяк...

Он поставил шкатулку рядом с железной трилией, и их пальцы соприкоснулись.

– Разве ты не понимаешь, – прошептала она сквозь слезы, – что убедить деревья принять любую форму совсем не трудно. Они живые и охотно отзываются на такие просьбы. Но создать цветок из холодного железа! Подумать только – воплотить такую красоту в металле, мертвом металле, косно сопротивляющемся любому воздействию! Ты одарил этот цветок своим внутренним огнем, и теперь он никогда не умрет.

– Неужто ты не видишь... – возразил он срывающимся голосом, – что это всего лишь металл, действительно холодный металл, несопоставимый с твоим творением...

– Он уже не холодный, в нем частица тебя!

Она сжала его пальцы, и Джастин, глядя на нее сквозь затуманенные слезами глаза, почувствовал, что в чем-то она права. Дар – это не просто предмет, это жертвоприношение частицы своей души. А то, во что вложена душа, не может не быть прекрасным.

Они долго стояли у стола, держась за руки и глядя друг другу в глаза.

84

Положив ягодный хлеб на овальную разделочную доску, Дайала пододвинула краюху на место длинной деревянной лопаточкой. Ветерок, вызванный ее движением, заставил затрепетать огонек стоявшей на столе лампы.

– Уж не знаю, способен ли я проглотить еще хоть крошку, – промолвил Джастин, переводя дух и берясь за кружку, еще наполовину наполненную темным пивом. – Но пахнет замечательно.

– Я научилась этому у нее, – сказала Дайала, кивнув в сторону Фризы.

– Матерей хоть хвалят, хоть ругают, – тут же откликнулась Фриза, блеснув глазами, – но все равно что-нибудь да будет не так. Я уж знаю.

– Думаю, это относится не только к матерям, но ко всем, кто занимается домашним хозяйством, – со смехом отозвался Джастин. – Например, у нас дома стряпней занимался отец. А вот я совершенно не умею готовить.

– А кто такой Гуннар? – поинтересовалась Фриза.

– Мой старший брат. Он маг Воздушной Стихии.

– Он все еще продолжает тебя искать, – пробормотала Дайала. – Мне сказала об этом одна из Древних.

– Значит, Гуннар не прекращает поиски?

– Ищет, хотя и знает, что с тобой все в порядке.

– Однако ему, надо думать, все равно тревожно.

– Должно быть, хорошо, когда у тебя есть брат.

– У меня есть еще и младшая сестренка. Ее зовут Элизабет. По всем задаткам она тоже станет Волшебницей Воздушной Стихии.

– А вот у нас здесь детей рождается мало, – медленно произнесла Фриза. – Хотя не все уроженцы Наклоса остаются дома, Великий Лес не может обеспечить существование слишком многих людей.

Джастин кивнул, сообразив, что это еще один аспект поддержания равновесия гармонии и хаоса.

– А почему в некоторых иных землях народу много?

Фриза переглянулась с Дайалой, немного помолчала и лишь потом ответила:

– Равновесие, так или иначе, существует везде. Однако мы знаем лишь как оно проявляется и как поддерживается у нас. С нашей стороны было бы непростительной глупостью и самонадеянностью считать, что в иных местах это не может осуществляться по-иному, – ее взгляд упал на лежавшую на боковом столике железную трилию, и она добавила: – Ни мне, ни большинству жителей Наклоса не дано даже приблизиться к столь совершенному искусству. Так как же мы можем взять на себя смелость судить об иных краях и иных людях?

– Следует ли понимать это так, – промолвил Джастин, – что в иных землях – неважно, густо они населены или редко – люди должны принимать собственные решения? Например, бороться с равновесием собственными силами?

– Ну, – скривила губы Дайала, – с равновесием едва ли можно бороться.

– Я неверно высказался. Они должны сами прийти к согласию с равновесием, вот правильные слова, – но если у них это не получится... – Джастин пожал плечами и поджал губы. – Не потому ли я и оказался здесь? Вы решили предоставить чужаку возможность исправить положение, сложившееся за пределами Наклоса, не так ли?

– Ты так или иначе попытался бы это сделать, с нашей помощью или без таковой, – бесстрастным тоном ответила Фриза. – Ты – Формирующий. Разве тебе не свойственно стремиться оказать помощь всякому, кто в этом нуждается?

– Во всяком случае, когда имеется такая возможность. Многие не доверяют таким, как я, и отказываются принимать нашу помощь.

Дайала внимательно прислушивалась к разговору Джастина со своей матерью.

Инженер заговорил о другом:

– Мы познакомились с певцом, его зовут Верлинн. Он тоже из тех, кому вы помогли?

– Не совсем так. Скорее, это он пришел к нам, чтобы помочь тебе своими песнями – в память о своем сыне. Это далось ему нелегко, ибо он и по сей день... не вполне примирился.

– У него есть сын?

– У него были сын и дочь. Дочь погибла, ее убили совсем юной, а сын ослеп и оставался слепым почти до конца своих дней. Они оба умерли молодыми... во всяком случае, по меркам друидов. И он винит в этом себя, – Фриза печально улыбнулась и отодвинула стул от стола. – Ну что ж, мне пора идти. Завтра я отправляюсь вниз по реке, в Дил, а чтобы управляться с течениями, нужно быть бодрой.

Джастин и Дайала вместе с Фризой подошли к переднему арочному проему. Молодая друида, раздвинув занавески, пропустила свою мать вперед.

Лето близилось к концу, но вечер стоял теплый и безмятежный. Тихонько стрекотали кузнечики, квакали лягушки. Серебряные волосы Фризы светились в пурпурном сумраке.

Дайала задернула занавеси.

Джастин нерешительно заговорил:

– Мне неловко спрашивать, но... Я уже дважды встречался с твоей матерью, а вот...

– Ты хотел спросить о моем отце?

– Да.

Дайала неожиданно рассмеялась:

– Прости! Конечно, мне следовало тебе сказать. Я как-то не сообразила... Короче говоря, ты с ним уже встречался.

Мысли Джастина завихрились – он пытался вспомнить, кто, где и когда чем-то неуловимым напомнил ему Дайалу. И вспомнил.

– Это Юал?

– Конечно. Вот почему... я могу выносить пламя...

– Но почему твои родители не живут вместе?

– Порой живут. Однако Юал предпочитает лесу открытые пространства и нередко странствует в лугах или Запустелых Землях. Несколько раз, еще до моего рождения, он побывал даже в Сарроннине.

– А твоя матушка больше привязана к Великому Лесу! Надо же, я ведь слышал это от Юала, но он говорил о матери своей дочери и ничем не намекнул на то, что это твоя мать, – Джастин покачал головой. – Вы тут все почему-то думаете, будто я вижу все насквозь и догадываюсь обо всем с полунамека. А это не так. У меня по-прежнему уйма вопросов, ответов на которые я не могу получить, хотя отчаянно в них нуждаюсь.

– Я могла бы отвести тебя к Сиодре. У нее талант обращения с песками, благодаря ей мне и удалось тебя найти. Может быть... – Дайала стиснула пальцы. – Может быть, будет проще...

– Ты о чем?

– Да о песках. Те, которые находятся близ Каменных Бугров, способны дать более четкие образы, но, – Дайала пожала плечами, – они не всегда... готовы к сотрудничеству. А вот лесные, пожалуй, могли бы тебе помочь.

– Буду рад любой помощи, – промолвил Джастин с ответным пожатием ее пальцев. От близости Дайалы и нахлынувшего желания у него перехватило дух.

– А как орех, он еще не созрел?

– Нет... пока нет, – ответила она, и в голосе ее слышалась печаль.

– А что нужно, чтобы он созрел? – осведомился инженер нарочито непринужденным тоном, хотя и понимал, что ее это не обманет.

– Испытание. Твое испытание.

Он кивнул без особого удивления. И правда, как могла она позволить себе любить человека, не способного самостоятельно встретиться с Великим Лесом?

– Дело даже не в этом. Ты должен понять – почувствовать! – свою готовность.

И снова Джастин понял ее, даже слишком хорошо. Дайала любила его и поэтому – или несмотря на это – не хотела подталкивать его к действию прежде, чем он будет по-настоящему готов. Но когда это случится? Лето заканчивается, надвигается осень – на Закатные Отроги уже упал первый снег, а в скором времени студеные ветры понесут холод через залив в сторону Отшельничьего.

– Когда мы сможем встретиться с Сиодрой?

– Завтра.

85

– Сиодра, это Джастин. Ты можешь ему помочь?

Пожилая друида имела такие же серебряные волосы, как и Дайала, только более длинные, и такие же зеленые глаза. Ее туника и штаны, коричневые, как у всех друидов, имели серебристый оттенок. Она стояла возле наполненной песком выемки, которую образовали корни лоркена.

– Я могу лишь показать ему то, что поведают пески, – ответила Сиодра, улыбнувшись и учтиво склонив голову. – Но делать выводы и принимать решения он должен сам.

– Я оставлю вас вдвоем, – сказала Дайала. – Пески тем отзывчивее, чем меньше присутствует посторонних.

Коснувшись руки Джастина, молодая друида удалилась.

– Сосредоточься на своих вопросах. Когда будешь задавать их, думай только о них, – промолвила Сиодра, погружая руки в бесцветный песок.

– Меня называют Формирующим. Все, к чему я стремлюсь, – это остановить распространение неуравновешенного хаоса, источником которого является Фэрхэвен. Как мне этого добиться?

Песок зашевелился и стал обретать цвет. На глазах Джастина расширяющаяся тьма накатила на белую башню и скрыла ее, но потом песок завихрился и засветился сверкающей белизной.

– Тьма, покрывшая Фэрхэвен, сменилась светом? Что это значит? – растерянно спросил Джастин.

Сиодра промолчала.

– Ну конечно, – промолвил инженер, кивнув в подтверждение своим мыслям. – Истолковывать увиденное мне надлежит самому.

Он облизал губы и задал следующий вопрос:

– Говорят, чтобы пройти испытание, я должен обрести себя. Что для этого требуется?

Второе изображение оказалось гораздо четче: Джастин сразу узнал себя, прижимающего к груди окровавленный меч и склонившегося над скелетом.

– Здесь явно сокрыто нечто важное, только вот как понять, что именно? – устало промолвил инженер. – Может быть, ты сама что-нибудь мне покажешь?

Сиодра склонилась на вскипевшим песком, из которого выступило изображение рыжеволосой женщины в черном, осененной стягом с перекрещенными клинком и розой.

– Но ведь это же Мегера! Ты хочешь сказать, что имеешь какое-то отношение к Основательнице?

Песок завихрился снова, хотя уже не так яростно, и знамя сменили два разорванных черных браслета.

– Невнятно все это, – пробормотал Джастин, покачав головой. – Возможно, увиденное и не имеет значения, а может быть, я все-таки до чего-нибудь додумаюсь. Но почему, почему мне так трудно дается понимание?

Пески вскипели снова, сформировав два разделенных низкой стеной столпа – черный и белый. От столпа к столпу тянулась зеленая цепь, но центральное, лежащее на стене, звено было разорвано.

– Что-нибудь еще?

Перед его мысленным взором предстало собственное изображение с окровавленным мечом и скелетом, и он поежился.

– Нет, ты увидел достаточно, – ответила друида с печальной улыбкой и указала на тропу.

С легким поклоном инженер отступил на несколько шагов, повернулся и зашагал прочь. Поравнявшись с могучим черным дубом, он увидел Дайалу.

– Ну как? Ты нашел, что искал? – спросила она с тревожной хрипотцой в голосе.

– Не совсем, – со вздохом признался Джастин и присел рядом с ней на скамью, образованную выступавшим из земли корнем. – Не совсем. С песками вышло примерно так же, как получается у меня в Наклосе и со всем прочим. Все стараются помочь и отвечают на любые вопросы, только вот половины ответов я не понимаю. Во всяком случае, не понимаю сразу.

Не глядя на Дайалу, он рассеянно потянулся за травинкой и вновь поежился, вспомнив кровавый меч и скелет. Пальцы Дайалы коснулись его руки.

– Прости, – промолвил Джастин. – Я задумался.

– Если тебе это действительно нужно... – начала она, но Джастин не дал ей договорить:

– Знаю. Я волнуюсь. Все время думаю, что если бы знал больше... хотя ясно, что все равно не буду знать достаточно. Может быть, хоть ты расскажешь мне об этом испытании поподробней?

– Ты и так знаешь гораздо больше, чем большинство испытуемых, – отозвалась Дайала, нервно пожав плечами. – Тебе уже довелось столкнуться с чем-то подобным при первой встрече с Великим Лесом. Это и усложняет твою задачу, и упрощает ее. Ты знаешь больше, а стало быть, у тебя больше оснований для страха. Но бояться тебе нельзя. И не нужно, ибо если ты будешь верить в собственные силы, их у тебя хватит.

– И когда же я должен буду пройти испытание?

– Когда пожелаешь. Но нам придется вернуться в Мерту.

– Можем мы отправиться завтра?

Дайала кивнула.