Текст книги "Невольница: его добыча (СИ)"

Автор книги: Лика Семенова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 12 страниц)

Капитан Квир обернулся к Лоренсу:

– Мой генерал, они сняли силовое поле. Поврежден топливный отсек.

– Процент повреждения?

– Три процента, мой генерал, но пробит температурный компенсатор.

Лоренс выругался  и вывел над столом схему топливного отсека. Компенсатор обозначился красным квадратом, рядом с которым стремительно росла температурная шкала.

Вновь затрещала сирена, по периметру запульсировали красные огни.

– Выслать техников.

Квир нажал на кнопку селектора:

– Три бригады техников к шестому температурному компенсатору. Остальные – на восстановление силового поля.

– Критическая цифра, капитан? – Лоренс нахмурился и потер подбородок.

– Восемьсот двадцать пять градусов по фавелу, мой генерал.

Я посмотрел на проекцию: двести три, но цифра росла на глазах. Достигнув критической температуры, топливный отсек взорвется ко всем чертям.

– Де Во, – Лоренс сосредоточенно поджал губы, – снимите крейсеры. Мы должны успеть сесть на Форсе.

– Есть, мой генерал. Сколько у нас времени, капитан?

Квир раздумывал несколько секунд:

– Не больше установленных суток, полковник, при условии, что техники хорошо сработают.

Я отсалютовал Лоренсу, велел Винсу следовать за мной и направился на стартовую платформу.

Двадцать восемь часов… Энергетическая сеть, расставленная четырьмя тяжелыми крейсерами, не удержит флагман, но без силового поля может нанести серьезные повреждения. Без кораблей сопровождения мы почти беспомощны. Двадцать восемь истребителей на весь этот летающий золоченый гроб. И четыре мы уже потеряли. Сенатор был силен в переговорах, интригах, подковерной игре. Но коварный ум политика уживался в нем с совершенной глупостью придворного сноба. Там, где разум призывал прислушаться к советам, гордость императорского брата вопила: «Я так хочу» и топала жирной ножкой. Он был свято уверен, что на сенаторский флагман напасть просто невозможно.

В штанах все еще было тесно, несмотря на время, проведенное на мостике. Как же все не вовремя! Здесь дело жизни и смерти, а я все еще думаю об этой чертовой сучке и гадаю, насколько она окажется узка. Когда перед глазами вновь всплыли отменные сиськи, я нервно тряхнул головой и едва не ударил себя по щеке, чем вызвал сдавленный смешок Винса, идущего позади.

– Тебе смешно, капитан? – я прибавил шаг.

Он хмыкнул, но я чувствовал, что едва сдерживается:

– Не особо, мой полковник. Мы по уши в дерьме. Но, даже если посадите меня за это на гауптвахту… да, мне смешно.

– А мне не слишком.

– Без баб война потеряла бы половину своей прелести, мой полковник. Есть ради чего побороться за жизнь.

Я остановился и обернулся:

– Где ты набрался этой пошлости, Винс? В казармах? Или твоя маленькая норбоннка так задурила тебе голову, что это можно назвать любовью?

Торн пожал широченными плечами:

– Кто знает, мой полковник. Но если нам суждено свариться в этой консервной банке, я бы предпочел сдохнуть, насаживая ее на свой член.

Хотелось съездить по роже, чтобы он стал прежним, но едва ли это поможет. Тем более, сейчас.

– Не забывайся, или я могу счесть это изменой за пораженческие настроения. Мы выбьем корабли и благополучно сядем на Форсе.

Хотелось бы в это верить, но здравый смысл велит остерегаться поспешных утверждений. Истребителей слишком мало, и я просто не могу перебирать тактики методом проб и ошибок.

Мы вышли на стартовую площадку и поднялись в командный пункт. Сели у мониторов внешнего наблюдения и развернули карту. Я повернулся к Винсу:

– Ты хорошо рассмотрел, это сионские крейсеры?

Торн приблизил изображение, повертел проекцию и сосредоточенно кивнул:

– Старые модели. Три баллисты и одна эктоплазменная пушка на каждом. Есть вероятность, что пушки не рабочие, по крайней мере, очень на это надеюсь. В них контейнерный тип накопителей заряда. Последний завод, производивший такие накопители, взлетел на воздух на Лигур-Аас. По вашей милости, полковник.

– Надеюсь, старые запасы за шесть лет истрачены или пришли в негодность.

– А если нет?

Я порылся в кармане и сунул в рот мятую сигарету – не курил целую вечность:

– А если нет, – горький дым мягко прошелся по горлу, наполняя легкие, – мы об этом узнаем, но слишком поздно. Они не станут тратить заряды на одиночные истребители. А если пошлем группу – потеряем весь флот.

Все это похоже на долбанную головоломку. От напряжения начинала раскалываться голова. Только сейчас я до конца осознал, в какой мы заднице.

– Винс, у сионских крейсеров есть слабые места? Должны быть – любая железяка имеет уязвимые места.

Торн вывел на экран схему корабля, перевернул брюхом и ткнул пальцем в монитор:

– Выхлопные шахты. Их три, но если попасть в ту, что посередине – взорвется кислородный баллон.

– Уже хоть что-то…

Я внимательно смотрел на карту, но она не предлагала ничего нового: крейсеры зависли перед самым носом правильным прямоугольником, удерживая сеть. Нужно выносить верхний справа – сеть провиснет. Но как подобраться под брюхо малым числом?

Я разделил оставшиеся истребители на восемь троек и послал цепным ходом, наблюдая, как две из них превратились в космическую пыль. Снова и снова.

До установленного Квиром критического срока оставалось шесть часов и всего шесть истребителей.

13

Я лежала, свернувшись клубком в углу кабинета, борясь с мучительным приступом голода – не ела несколько дней. Не знаю, сколько именно пролежала без сознания. Позже страх затмил собой все. Теперь же было лишь тупое бездействие, которое сводило с ума. Все мое внимание сосредотачивалось на боли в ушибленных пальцах. Аварийные огни пробегали тонкими линиями по потолку, загорались и умирали, погружая  в сонный полумрак.

Я слышала, как с легким шорохом открылась дверь, как прозвенели по полу шаги. Видела, как де Во на мгновение остановился, и замерла, сжалась, ожидая удара или пинка. Что пальцы вновь вцепятся в волосы, пройдутся по лицу. Он видел, что смотрю, но лишь окинул усталым взглядом и ушел в покои. Он выглядел разбитым. К счастью. Я слышала плеск воды в душе, снова шаги, едва уловимый скрип кровати и шорох покрывала.

Услышала щелчок зажигалки и писк селектора:

– Винс, пусть твоя норбоннка принесет ей что-нибудь поесть. Не хочу, чтобы сдохла от голода.

Я поежилась: какая забота. Судя по севшему, тихому голосу он устал настолько, что едва мог говорить. Вот бы уснул – и не проснулся.

Лора пришла на удивление быстро. Открыла дверь, просеменила легкой походкой, держа в руках контейнер, и некоторое время оглядывалась – меня искала.

– Почему ты на полу? – голубые глаза смотрели серьезно, будто она моя мать.

– А где мне быть?

Хотелось обнять ее, но я почему-то сдержала порыв. Чистенькая, в новом голубом платье, очень подходящем к ее глазам, даже серьги в ушах. Кажется, ей хорошо – или притворяться она умеет гораздо лучше меня.

– С ним, – прозвучало совсем тихо, будто она сказала, а потом поняла, что озвучила несусветную глупость.

Я скривилась и отвернулась.

Лора поставила контейнер на пол и нагнулась к моему уху:

– Какой он?

Я видела, что она сгорает от любопытства.

–  Грубый, да? – ее светлые брови сошлись к переносице, образовав две глубокие складки.

Я ухватилась за край джеллабы и попробовала укрыться, будто хотела отгородиться от всего:

– Думаю, да.

– Думаешь? – Лора округлила глаза. – Так он тебя…

– … еще нет, – в груди закипала злость. – Зачем ты это спрашиваешь? Убедиться, что у меня все хуже, чем у тебя? Да, – я почти выкрикнула ей в лицо, – у меня хуже. И я еще сама не представляю, насколько.

Она молчала, просто опустила голову. Хватило ума не продолжать.

– Что с кораблем? Ты знаешь? Была тряска, как от удара, и эти аварийные огни…

– Уже все хорошо, – она подняла голову и часто закивала. – Сопротивленцы из Змеиного кольца осадили флагман, но теперь их выбили – пришли корабли сопровождения. Мы сядем на Форсе что-то там чинить.

У меня ухнуло сердце – сядем на Форсе. Одна из имперских планет с кислородной атмосферой. Это шанс бежать – и другого уже не будет. Если я попаду в Сердце Империи – то уже не вырвусь.

Лора поспешно встала, оправила платье:

– Мне нужно идти, я и так задержалась. Винсент будет недоволен. Он хочет, чтобы я всегда была в его постели, – она многозначительно улыбнулась и пошла к двери.

Такое лицо не может лгать… Я внимательно смотрела, как она проводит пальцами по полочке ключа, как отъезжает дверь. Форса… это очень хорошо. Сейчас мне казалось, что угроза Лоре – чистой воды блеф, на который я так глупо повелась. Она красива, довольна, она этого хотела. Тор не тронет любимую игрушку.

Я открыла контейнер с едой и втянула запах, от которого рот наполнился слюной. Какое-то обжаренное мясо и странные белые кругляши, покрытые темным соусом. Пойдет. Я съела все настолько быстро, что даже не распробовала вкуса. Сразу стало теплее и легче. Форса… Я твердила это слово, как заклинание. Веки потяжелели – сытый организм требовал сна. Я поудобнее устроилась в своем углу, слушая гул двигателей и тяжелое дыхание, доносившееся из покоев, и очень скоро заснула

Проснулась от того, что меня просто волокли по полу за шиворот. Я видела крепкие безволосые, как у всех имперцев ноги, узкие ступни с длинными пальцами. Де Во свалил меня на кровать, как мешок, взобрался следом и лег на спину, заложив руки за голову и раскинув ноги. Он был полностью раздет. Я видела точеные мышцы, черное изображение дракона на боку и стоящий колом член, перевитый толстыми вздутыми венами.

Де Во посмотрел на меня из-под полуопущенных ресниц:

– Думаю, ты помнишь, где нас прервали.

Я отползла подальше и покачала головой.

– Ну же.

Я вновь покачала головой и встала на пол, готовая бежать в любую секунду.

Он поджал губы и поднялся на локтях:

– Не зли меня, девка, или живой отсюда не выйдешь.

Он что-то нажал на приборной панели столика, и дверь в кабинет закрылась.

– Иди сюда, мать твою. Сейчас не лучшее время, чтобы испытывать мое терпение.

Я стояла, не шелохнувшись.

Де Во изменился в лице, нехотя встал с кровати и направился на меня. Губы поджаты, глаза мутные от похоти, длинные светлые волосы разметались по плечам. Я застыла, не в силах пошевелиться. Ни рукой, ни ногой. Тупое, скотское онемение. Он схватил меня за плечи и швырнул на кровать, навалился сверху, едва не протыкая живот набухшим членом.

Я почувствовала пальцы на лице:

– Совсем не хочешь по-хорошему, – не вопрос – утверждение.

Он дернул за ворот, разрывая одним движением и джеллабу, и тунику, вцепился в грудь и прикусил зубами сосок так, что я вскрикнула от боли. Он улыбнулся, все еще не разжимая зубов. С нажимом провел рукой по горлу, вынудил открыть рот и засунул три пальца, ухватив челюсть мертвой хваткой. Я попыталась укусить, но это вызвало лишь кривую улыбку. Рот быстро наполнился слюной, язык чувствовал солоноватый вкус его пальцев. Он вынул руку и провел по моему телу вниз, размазывая слюну, к самой чувствительной точке. Я напряглась и почувствовала, как он рывком ввел пальцы. Замер на мгновение, всматриваясь в мое лицо, ловя малейшую реакцию. Большой палец нашарил самое чувствительное место, и я выгнулась, полная решимости вырваться  из этих рук.

Де Во лег на меня всем телом и прошептал в самое ухо:

– Ты шлюха. Как все. С тем же количеством дыр и парой белых сисек. Отменных сисек, не спорю.

Он вновь прикусил сосок, оттянул зубами, исторгая из моего горла сдавленный хрип, отпустил и тут же прижался мягкими губами, будто хотел притупить боль.

Он не сразу услышал писк селектора. Наконец, оторвался от меня и нажал на приборную панель:

– Что еще?

– Мой полковник, Великий Сенатор немедленно требует вас к себе.

14

Де Во изменился в лице, даже ответил не сразу:

– Пошел ты к черту, Морган!.. Пусть подождет.

– Не подождет, мой полковник, – прохрипел селектор. – Сами знаете.

Де Во сжал зубы, молчал несколько бесконечных секунд. Казалось, он сейчас разобьет селектор.

– Скажи, что я иду, мать твою.

Он порывисто наклонился и неистово впился в мой рот, лишая возможности дышать, будто хотел уничтожить, раздавить. Щетина наждаком терла щеки. В его действиях не было ни капли нежности или хотя бы бережности. Я вскрикнула и дернулась. Он прикусил губу так, что я замычала, пытаясь его оттолкнуть. Когда он резко отстранился, провела тыльной стороной ладони и увидела кровь.

Де Во поднялся рывком и ушел в душ, долго полоскался под струями воды. Вышел, к счастью, даже не глядя на меня. Отпер дверь, впустил мальчишку Моргана, торопливо оделся и вышел.

Я усмехнулась сама себе: как, должно быть, он зол сейчас. Я не слишком много знаю о мужчинах, но понимаю одно – он сейчас в полной заднице. Впрочем, как и тогда. Это обрадовало до такой степени, что я улыбнулась и тут же обозвала себя дурой. Я выбралась из его кровати, запахнула разорванную одежду и вернулась в свой прежний угол на полу кабинета. В комнате наложницы гора тряпья, но я не знаю, можно ли мне это брать.

Де Во вернулся быстро. Сердце забилось, в горле пересохло в ожидании нового кошмара, из которого уже точно не выберусь. Но он не обратил на меня внимания – отчитывал Моргана и прошел в покои. Слушая обрывки разговора, я поняла, что мы уже приземлились на Форсе, а де Во обязали сопровождать Сенатора с визитом к наместнику.

Лучшего случая точно не будет.

Я забилась в самый угол, съежилась и наблюдала из-под опущенных ресниц, как Морган поправил расшитую золотом синюю дворцовую мантию поверх серого полковничьего мундира, расчесал волосы и заплел косу. Заплетать косы, по всей видимости, обязанность полковничьего адъютанта! Сейчас мальчишка больше походил на лакея. А может, и был лакеем, возведенным в адъютанты. Я улыбнулась своим мыслям и почувствовала, как нижняя губа наливается болью – скорее всего, опухнет. Но это уже не важно. Совсем не важно.

Де Во вместе с  Морганом покинул каюту. Я сидела на месте несколько минут, прислушиваясь к ударам сердца – кто знает, вдруг ему понадобится вернуться. Но он не вернулся. Я встала и направилась в комнату наложницы – нужно подобрать одежду. Если Лора может передвигаться по кораблю, значит – могу и я. Едва ли кто-то станет спрашивать какую-то рабыню. Я порылась в куче тряпья и выбрала то, что мне подошло по росту – тонкое зеленое платье с поясом. Пошарила на столике с баночками и расческами, нашла в ящике украшения. Наверное, чем больше на наложнице украшений – тем дороже она для господина. Мне так кажется. Я навешала на себя все, что нашла: массивные серьги, сверкающие шпильки в волосы, ожерелье на шею, нанизала на пальцы все кольца, которые увидела. Плевать, как я выглядела, главное, чтобы это устроило имперцев. Я взглянула на себя в зеркало: что греха таить – я никогда не видела себя такой. Ничего не имела кроме необходимой белой джеллабы, простой туники и пары дешевых маленьких серег из аргедина. Я была почти красива, если бы не наливающаяся нижняя губа. Я дотронулась пальцем и почувствовала, как запульсировала тупая боль.

Я вздохнула несколько раз, нервно пригладила волосы. Больше тянуть некуда. Я вышла в кабинет, открыла ящик стола и спрятала оружие за поясом, под платьем. Оно неестественно выпирало, потому пришлось держать руки на уровне талии. Я провела ледяными пальцами по полочке ключа, подсвеченной белым. Ничего не произошло, дверь даже не дрогнула. Я проводила еще и еще, с каждым мгновением впадая в отчаяние.

– Ну, пожалуйста! Пожалуйста.

Сталь оставалась равнодушной к моим словам. Я смахнула выступивший на лбу пот и вновь попробовала открыть. Еще и еще. Меня почти трясло. Я так зацепилась за мысль о побеге, что эта маленькая неудача оказалась способной довести меня до истерики. Я плакала и методично водила пальцем по белой световой дорожке.

Внезапно дверь зашевелилась. Оказалось, нужно было нажать у основания белой полосы и только потом вести пальцем в сторону. Я наспех утерла лицо, задрала подбородок, напуская на себя совершенно счастливый вид, и шагнула в пустой, к счастью, коридор.

Я не знала, куда идти. Без карты можно было бы блуждать по флагману часами, и так и не найти выход. Я заметила на стене маленькие бегущие зеленые стрелки – хоть какой-то ориентир: либо по стрелкам, либо против. Я преодолела несколько переходов и винтовых лестниц и, кажется, спустилась в казармы. Здесь тоже было совершенно пусто – лишь открытые двери зияли в стальных стенах. Вероятно, все сошли на Форсу, что было вполне разумно. В одной из казарм я увидела сваленную на кровати форму черного драгуна рядом с бликующим шлемом. Вероятно, хозяин оделся во все самое нарядное и отправился в местный бордель.

Я все еще шла по зеленым стрелкам, спустилась на платформу ниже. В лицо пахнуло ароматным густым воздухом. Воздух Норбонна был очень сухим, обдирал легкие. Почти без запаха, лишь едва уловимые нотки разогретого песка, если можно вообразить, как пахнет разогретый песок. Здесь же пахнуло влагой, будто вылили в лицо ведро воды, и еще чем-то едким, оседающим в горле. Так пах черствый хлеб, если случалось чудо, и в плотном контейнере на нем вырастала плесень. Влагой и плесенью.

Я подышала полной грудью несколько коротких мгновений и осторожно ступила с лестницы, огляделась: коридор вел на открытую платформу, забранную фасеточным стеклом, похожим на мушиный глаз. Я осторожно подошла к порталу, но передо мной тут же появился драгун в черном шлеме:

– Рабам туда нельзя.

15

Я поежилась и попыталась улыбнуться:

– Я просто хотела подышать свежим воздухом. На небо посмотреть.

Я глупо скалилась в глянцевое черное забрало, но драгун лишь покачал головой:

– Рабам нельзя. Иди отсюда.

Я нащупала кобуру под поясом, представила, как достаю пистолет и целюсь имперцу в голову… Но это было несусветной глупостью: на одного имперца придут еще десять, и тогда мне никогда не увидеть свободы. Никогда.

Я развернулась и поднялась по той же лестнице, по какой спускалась, в казармы. Пошла по коридору. Здесь по-прежнему никого не было. Я юркнула в нужный проем, схватила с койки форму и шлем и наспех оделась, комками засовывая платье. От одежды пахло табаком и крепким потом. Конечно, она была мне велика, слишком широка в плечах, но так все равно меньше шансов, что меня заметят. Я нацепила на голову шлем, стараясь, чтобы не торчали огненные пряди. Одернула китель, глубоко вздохнула и вышла в коридор, стараясь вести себя непринужденно. Будто в такой ситуации вообще можно вести себя непринужденно. Но у меня, как у любого человека, есть право на жизнь. Мою жизнь. Которую я проживу так, как хочу, или так, как умею.

Я приосанилась и вновь пошла вниз. Как я и ожидала, караульный меня пропустил. Я сошла с трапа, огляделась: космодром, забитый кораблями, под необъятным брюхом флагмана копошатся техники в белых комбинезонах. Я повернула голову и обомлела: Лора стояла, задрав голову, и рассматривала огромный императорский герб – дракона, пожирающего раскаленное солнце. Значит, ее пропустили? Или велели пропустить?

Я закрыла глаза и сглотнула – я не могу уйти вот так, не прощаясь, тем более, видя ее совсем близко. Я неспешно подошла и окликнула совсем тихо:

– Лора.

Она в недоумении обернулась, шаря глазами по сторонам. Несколько раз посмотрела мимо меня и пожала плечами.

Я немного подняла забрало:

– Лора, это я.

Ее глаза округлились:

– Ты? Что ты здесь делаешь? В таком виде…

– Я ухожу.

– Куда? – она все еще ничего не понимала; стояла и хлопала глазами.

Я пожала плечами:

– Куда-нибудь. Главное, подальше. Вроде бы, здесь леса. Уйду в лес, а там, может найду корабль до Норбонна.

– Ты совсем дура?

Я не стала отвечать – может и совсем…

– Мы в жизни не видели леса. Да ты через час погибнешь!

Я опустила голову:

– Лучше там, чем под этим чудовищем. Пойдем со мной. Мы вернемся на Норбонн, и все будет, как раньше, – смешно, но тогда я действительно верила.

Лора онемела и подалась назад, будто боялась быть хоть косвенно причастной к моим словам:

– Нет.

– Мне тоже страшно, но это последний шанс. Как только отремонтирует флагман, эскадра уйдет в гиперпрыжок. И тогда все. Мы не выберемся из Сердца Империи.

Лора покачала головой:

– Нет. Нет!

Я еще больше подняла забрало, чтобы она видела мои глаза:

– Прошу, решайся. Пойдем со мной.

Сердце бешено колотилось, пальцы похолодели, а к горлу подступил плотный ком – мучительно хотелось плакать.

– Лора, прошу, – от волнения голос хрипел. Я поймала ее тонкие пальцы и сжала огромной форменной перчаткой: – Я понимаю, как тебе страшно, но…

Она выдернула руку и порывисто подалась назад:

– Нет. Не проси.

– Я не хочу уходить одна. Без тебя. Меня будет мучить совесть.

Лора поджала пухлые губы:

– Я знаю, – прозвучало холодно и как-то отстраненно.

– Лора, мы должны уйти. Сейчас, пока не спохватились. Мы вернемся домой.

– Нет.

– Не бойся. Мы все сможем, – я вела себя, как последняя дура, твердила глупость за глупостью. Она сто раз повторяла, что мечтает быть с Торном, но я несла этот бред и никак не могла остановиться.

Лора сделала еще шаг назад и уперлась в гладкий бок одного из технических трапов:

– Я не боюсь. Я не хочу уходить. Я остаюсь.

Я на мгновение онемела и нахмурилась:

– Что значит «остаюсь?»

Она повернулась спиной и спрятала лицо в ладонях:

– Я останусь с Винсентом. Он давно обещал забрать меня. Я не вернусь. Не проси. Нет.

– Но… – я не знала, что сказать, только открывала рот, как выброшенная из воды рыба. – Как… Мы же рабы, Лора. Вещи. Ты это понимаешь?

Она порывисто повернулась, отняла руки. Глаза горели, слезы градом текли по смуглым щекам:

– Да! Да! Пусть так! Он любит меня. И я его люблю. Понятно?

– Да он был готов убить тебя на месте, если… – я невольно попятилась. – Так это была ложь…

В груди стало пусто и гулко, как в глубоком пересохшем колодце. Не думала, что она причастна к этому.

Лора с вызовом подняла подбородок:

– Да! Да! Ложь! Ты же у нас великая норбоннская святая! Ни люди, ни стихия… Тьфу! – она звучно сплюнула. – Не помню, как там дальше.

– Зачем?

– Это был единственный способ помешать тебе наделать глупостей.

– Глупостей? – внутри все закипало. – Да кто тебя просил? Это моя жизнь, ты понимаешь? – я колотила себя кулаком в грудь, затянутую в проклятый имперский мундир. – Это моя честь и мое достоинство! Мое! И я имею право выбирать между бесчестьем и смертью!

Лора усмехнулась:

– Не такое уж и бесчестье быть наложницей высокородного из старого дома. – Она опустила голову и пробормотала совсем тихо: – он молод и красив. Чего тебе еще нужно?

– Я не хочу быть шлюхой!

Она бросила на меня холодный, уже совсем сухой взгляд:

– Тоже мне, какая цаца. Думаешь, я хочу? Скольких ублюдков мне пришлось вытерпеть до него, до моего Винсента? Ты все сама знаешь. А теперь приходишь ты и предлагаешь мне все бросить! Да плевать я хотела на эту голодную забитую свободу. Здесь я сыта, довольна, меня никто не тронет и у меня есть отличный мужик с вот таким членом, – она сделала непристойный жест руками, от которого меня передернуло.

Не хочу помнить такую Лору.

Я опустила голову и сказала совсем тихо:

– Наложница де Во умерла. Ты слышишь? Умерла! Я не хочу даже представлять, что он сделал с ней! Может, Вилму убил тоже он?

Лора скривилась и фыркнула:

– Вот глупости. Он проиграл ее в баргет адъютанту Сенатора. Маделису.

– Ты врешь. Он мне сам сказал.

– Как хочешь, – Лора равнодушно пожала плечами и нажала на кнопку селектора на браслете: – Мой господин, Эмма Гессер на космодроме в форме имперца.

Я потеряла дар речи и бессильно смотрела на когда-то близкого мне человека, ставшего совершенно чужим. Она старалась отвернуться, спрятать лицо.

– Лора, зачем? Оставайся, но отпусти меня!

Она покачала головой:

– За твой побег взыщут с Винсента. Я не могу.

Я развернулась и во весь дух понеслась к воротам, слыша ее доносившийся в спину крик.

16

Разговоры о достоинствах асенских рабынь вгоняли меня в сон. Два жирных гуся – наместник Форсы Вадер Тагон и наш Великий Сенатор Октус – с удовольствием вертели стоящую голую девку с оливковой кожей. Тагон не уставая, нахваливал упругий круглый зад и острые груди, о которые, как он утверждал, можно порезаться. А Сенатор неизменно отстаивал мясистые формы и пудовые сиськи, за которые «приятно подержаться». Впрочем, выставленную девку он тоже признавал весьма неплохой и был не прочь в этом убедиться. Таков наш Великий Сенатор. На его жирном вертеле перебывали сотни, к тому же всем известно, что предпочитал он девственниц, а после раздаривал их своим приближенным, как ненужный хлам. Я тоже был осчастливлен и Ларисс сбагрил всех трех на невольничьем рынке.

Вокруг меня вертелась еще одна асенка – ей приказали, и не буду отрицать, что девка очень кстати. Физически нужно было спустить, иначе яйца просто разорвет. Я жестом приказал ей опуститься на колени и расставил ноги, ожидая, что она все сделает сама без лишних указаний. Девка услужливо села, потянулась тонкими пальцами к ремню. Я не видел ее лица. Я видел другое лицо с копной огненных волос, желтые глаза, мутные от страсти, и услужливый рот с острым изгибом верхней губы. Когда головка уперлась в гладкое горячее горло, я едва сдержал крик и чуть не спустил. Пусть это и всего лишь рабыня, но так позориться не хотелось. Я сжал зубы, сдерживаясь. Асенка облизывала головку и водила руками по стволу, услужливо пытаясь заглянуть мне в глаза. Нет. Сейчас я хочу не этого. Я поднялся, взял ее за волосы и начал вбиваться изо всех сил, ощущая, как она дергается в руках. Девка всхлипывала, по лицу текли слезы, она издавала хлюпающие звуки, когда член освобождал горло, но меня это только распаляло. Я представлял другую. Рыдающую, молящую о пощаде, обессиленную, растоптанную. Мою. И все это будет, как только я вернусь на флагман. Я молча кончил, излившись рабыне в рот, и отшвырнул ее на пол. Девка морщилась, но глотала, иначе накажут за неуважение к гостю. Она утерла ладонями раскрасневшееся лицо и встала на колени, ожидая дальнейших приказов. Я ущипнул ее за выпуклый торчащий сосок и швырнул несколько геллеров:

– Все хорошо. Можешь идти.

Она поспешно встала, подобрала деньги, поклонилась и убежала, сверкая голым задом. Форса всегда отличалась своими нравами. В Сердце Империи невозможно представить, чтобы я сидел на приеме, пусть и не формальном, а в это время мой член облизывала рабыня. Принц Пирам давно мечтает об этом, но старый Император против подобных вольностей. Он называет это распущенностью и падением.

Я на минуту закрыл глаза от нахлынувшей картины: представил себя на месте Великого Сенатора, как и обещал Пирам, и эту отсасывающую тварь в ногах. Почему бы нет… Императору осталось не долго, а с его сластолюбивым братом может приключиться какая-нибудь досадная неприятность. И она обязательно приключится.

Морган встал за моей спиной и замялся, будто боялся потревожить. Я скосил глаза:

– Что тебе?

– Послание от капитана Торна, мой полковник.

– Ну?

Морган протянул мне галавизор, я раскрыл его, и перед глазами появилось сотканное из света лицо Винса:

– Мой полковник, – он замялся, – Эмма Гессер сбежала с флагмана. Я выслал отряд.

Я не сразу понял, что он сказал:

– Что?

– Она сбежала, Адриан.

Я швырнул галавизор на пол, он рассыпался мелкими осколками, привлекая внимание Сенатора.

– Что случилось, де Во?

Девка, примостившаяся на его коленях, в нетерпении поерзала, ожидая позволения продолжить.

Я постарался натянуть улыбку – не хватало только лишних поводов для сплетен:

– Пустяки, ваша светлость. Неотложные дела на флагмане.

Сенатор кивнул и схватил рабыню за грудь.

Не помню, как покидал дворец наместника, как садился в корвет. Если бы я увидел ее сейчас – убил бы на месте. Дрянная тварь, не дающая мне покоя. Кровь кипела, удары сердца отдавались в висках болезненным набатом, в ушах шумело так, что я не слышал шума двигателя. Я чувствовал, как на шее вздулись вены. Почему Торн случайно нашел ее на Норбонне? Теперь, узнав, я не мог отказаться, сбросить ее со счетов. Тем более забыть или отпустить, не подчинив тело и не сломав волю. Она моя. Моя по праву. Моя вещь. Мой трофей. Моя компенсация за перенесенный позор. Не хотел иметь ее впопыхах, портить себе удовольствие. Идиот. Теперь она ускользала, оставляя меня в дураках. Меня! Маленькая высокородная сучка! Тварь. Я боялся даже представить, что сделаю с ней, когда верну.

Торн встречал у трапа. Я шагнул из корвета и схватил его за грудки, впечатывая в разогретый солнцем борт:

– Как ты мог ее упустить?

Он нервно убрал мои руки, невзирая на чин. Сейчас он был другом:

– Остынь! Если бы не Лора – может и до сих пор ничего бы не узнали, пока ты не вернулся. Представляешь, как далеко она бы забралась за это время?

– Причем здесь твоя рабыня?

– Это она подняла тревогу, когда увидела ее на космодроме.

– Как давно это было?

Торн посмотрел на часы:

– Семнадцать минут назад. Но отряд я выслал сразу же. Она далеко не зайдет, не знает, что такое лес.

Я вновь тряхнул его за ворот мундира:

– Как вообще могло получиться, что она покинула флагман?

– Я допросил караульного – она пыталась выйти, но он развернул ее, – Винс вновь скинул мои руки. – Переоделась в форму рядового. Кто же знал… Я бы сам не догадался, если бы моя норбоннка не сказала.

Я ударил кулаком в стальной борт корвета, по космодрому потянулся тугой металлический гул:

– Собирай солдат. Всех солдат. Отзывай из увольнительного. Поднимай гарнизон Форсы. Иди сам! Пятьдесят тысяч геллеров тому, кто ее вернет!

Винс тронул меня за плечо и тихо пробормотал:

– Подумай, как это будет выглядеть. Всего одна жалкая рабыня. Это слишком, Адриан, – он покачал головой. – Ты не представляешь, какие пойдут слухи.

Я сбросил его руку:

– Мне плевать.

17

Почти не помню, как преодолела пропускной пункт. Просто неслась напролом, придерживая шлем руками, хотя в этом теперь не было никакого смысла. Волосы давно выбились и лупили плетьми по спине. Я проскочила ворота в то мгновение, когда охрана пропускала вереницу гербовых корветов, втиснулась, рискуя быть раздавленной пластами стали, но чудом выскочила с другой стороны ворот. Я скинула, наконец, шлем, который душил, и припустила, не разбирая дороги в сторону каких-то низких строений.

Забежала за угол и в изнеможении схватилась рукой за стену, чтобы не упасть – из-за плотного влажного воздуха было тяжело дышать. Из горла вырывался хрип, я все время сплевывала вязкую слюну и пыталась прокашляться, чтобы стало легче, но это не помогало. В легкие будто набили ваты, через которую я должна вдыхать. Тяжело, с хрипом, без возможности набрать воздух полной грудью. Казалось, я бегу несколько часов и уже едва жива.

Со стороны космодрома послышался вой сирены – уже подняли тревогу. Хотя, это закономерно. Я наспех освободилась от формы, которая душила, словно меня завернули в целлофан. Будто скинула доспех. Она казалась слишком тяжелой, почти неподъемной. Даже такой вес отнимал силы, которые и без того высасывала эта непривычная атмосфера. Я бегло осмотрелась. Метров на пятьсот тянулась полоса выхолощенной черной земли, за ней начинался лес. Я верила, что это лес, таким показывали его в книгах. Или почти таким. Лес – это спасение.