Текст книги "Пропавшее приданое"
Автор книги: Либи Астер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 8 страниц)
Эзра Меламед обеспокоенно оглядел крышу. Ребенка нигде не было видно.
– Саймон!
Молчание.
Здесь, наверху, было странно тихо – мистер Меламед заметил это, услышав, как его шаги гулко отдаются от черепицы. Тихо и пусто… Но затем он различил в дальней части крыши большой бак и направился туда.
Казалось, его шаги становятся все громче и громче; он спрашивал себя, пугает ли этот грохот мальчика так же, как его самого, – если, конечно, Саймон до сих пор на крыше и слышит его.
Дойдя до бака, он медленно наклонился и заглянул внутрь. Оттуда на него смотрели два больших глаза.
– Пожалуйста, сэр, – взмолился голосок из темной глубины, – я не хочу, чтобы меня вздернули.
Глава 10
– Я тоже не хочу, чтобы тебя вздернули, – ответил мистер Меламед, вынимая Саймона из бака. – Пойдем ко мне домой, побеседуем.
– Не могу, мистер Меламед. Граф говорит, чтобы я никому не доверял, кроме него.
В эту секунду над краем крыши возникла черная двууголка. Затем появился сам Велик’он, взобравшийся по стене дома; чтобы проделать это, ему пришлось вылезти из окна верхнего этажа, где карниз находился недалеко от крыши. За Велик’оном проворно забрались шестеро его подчиненных – они были вооружены увесистыми палками и явно готовы к сражению.
– Сдавайтесь! – крикнул Велик’он, в то время как остальные окружили мистера Меламеда и Саймона.
Убедившись, что его люди надежно держат пленных в кольце, Велик’он отошел отпереть дверь, ведущую с крыши в дом. Через несколько мгновений на крышу выскочил Граф, держа в одной руке плащ мистера Меламеда, в другой – его носовой платок. Солнце не благоволило к Графу, подчеркивая его бледность и ветхость наряда.
– Этот ребенок находится под опекой еврейской общины, – сказал мистер Меламед Графу. – Вы не вправе удерживать его здесь.
– Саймон волен идти, куда пожелает, – ответил Граф. – Не так ли, Саймон? Тебя кто-то принуждает оставаться здесь со мной, генералом Велик’оном и остальными друзьями?
– Нет, сэр.
– То же самое относится и к вам, мистер Меламед. Вы также можете идти, куда пожелаете.
Граф засунул носовой платок в карман плаща и протянул плащ его владельцу.
Надев плащ, мистер Меламед повернулся к Саймону и сказал:
– Сейчас ты думаешь, что Граф – друг тебе. Но друг не стал бы просить тебя обокрасть хозяина, Саймон. Когда поймешь это, приходи ко мне, я помогу всем, что в моих силах.
– Но Граф не просил меня красть деньги, мистер Меламед!
– Тогда кто же?
– Никто. Это не я стащил шкатулку. Я только видел их. Потому и сбежал.
– Я не понимаю, Саймон. Кого ты видел?
– Мужчину и мальчика. Это был не я, а другой мальчик. За что меня вешать, если это не я украл?
Мистер Меламед глянул на Графа. Тот казался спокойным, даже безразличным к словам Саймона. Но правду ли сказал мальчик или это Граф научил его, что говорить, если поймают?
– Саймон, почему бы тебе не рассказать все с самого начала?
– Послушайте, сквайр, – вмешался Велик’он, – мы люди рабочие и не можем весь день торчать на этой крыше.
И снова Граф небрежно махнул рукой, и Велик’он замолк.
– Говори, малыш, – обратился Граф к Саймону. – С тобой не случится ничего дурного, если ты расскажешь этому человеку всю правду. Мы защитим тебя. – Затем, повернувшись к Велик’ону, скомандовал: – Генерал Велик’он, велите вашим людям стоять вольно!
– Вольно, ребятки, – с неохотой пробасил тот, и мальчики приняли более удобные позы, а Саймон начал свой рассказ.
Он объяснил, что прошлой ночью чувствовал себя одиноко, поэтому решил вылезти из окна приюта и пройтись: так он иногда поступал, когда был в смятении и не мог уснуть. Сначала он отправился на Вормвуд-стрит, улицу неподалеку от приюта, где жил когда-то с родителями. Наведавшись в места, где он провел детство, Саймон – он все еще не чувствовал усталости – решил продолжить свою одинокую ночную прогулку. Ноги сами повели его по Бишопсгейт и затем на Корнхилл-стрит, к лавке мистера Лиона. Если верить словам Саймона, он не замышлял ничего плохого. Он всего лишь стоял перед входом в лавку, рисуя в воображении тот славный день, когда у него будет собственная лавка. Но Саймон решил, что если он сам будет торговать часами, то не станет ждать четверть часа или полчаса, чтобы услышать их бой. Нет, он заведет часы так, что их нежный музыкальный звон будет раздаваться в лавке непрестанно.
И вдруг его сладкие мечтания прервал звук, доносившийся с улочки, на которую выходила задняя дверь лавки. Саймон крадучись пробрался туда посмотреть, что это был за шум. Его зоркие глаза разглядели, что задняя дверь была чуть приоткрыта, но свет в комнате не горел.
– Я сказал себе: «Не к добру это». Решил спрятаться за бочкой и подождать. И тут же дверь открылась, и из лавки выскочили мужчина и мальчик. Сперва я подумал, что это мистер Лион и его сын, но потом спросил себя: «Ну и зачем мистеру Лиону приходить в лавку с сыном в такое время? Они оба живы-здоровы и могут выпить чаю вместе, когда захотят. Им нет нужды гулять по ночам, как я гуляю, чтобы не было так одиноко».
Саймон вернулся к своему повествованию. Итак, он пошел следом за таинственной парой, которая быстро удалялась в направлении Королевской биржи.
– То есть в противоположную от Грэйвел-лейн сторону, – услужливо подсказал Велик’он.
Мистер Меламед кивнул, подтверждая, что он тоже знает, где находится Королевская биржа. Мало кто из жителей Лондона не знаком с этим огромным зданием, где располагается множество магазинов и контор.
Саймон возобновил свой рассказ. Когда мужчина и мальчик дошли до открытого мусорного ларя, Саймон увидел, как мужчина бросает что-то туда. Загадочная пара поспешила дальше, а Саймон остановился посмотреть, что же они так небрежно выбросили. К его удивлению, это оказался ключ, и не простой: на вид он сильно напоминал ключ от лавки мистера Лиона.
– Он еще у тебя? – спросил мистер Меламед.
Саймон посмотрел на Графа Грэйвел-лейнского. Граф кивнул.
– Да, сэр, у меня, – ответил мальчик.
Он вынул ключ из кармана и протянул его мистеру Меламеду. Тот ничего не сказал: он погрузился в размышления. Третий ключ. Он обратился к Саймону:
– Что ты сделал потом? Вернулся в лавку мистера Лиона?
– Нет, сэр. Понимаете, сердце мне подсказывало, что тот человек сделал что-то дурное. И если бы я вернулся к лавке и попался кому-то на глаза – никто бы не поверил, что я просто хочу помочь мистеру Лиону запереть его лавку. Они бы подумали, что это я украл деньги. Ну, я вернулся в приют и притворился, будто всю ночь пролежал в постели.
– Почему ты решил, что они что-то украли?
– Потому что утром, когда я пришел на работу, то увидел в задней комнате мистера Лиона, он стоял на коленях и рассматривал дырку в полу. Потом у него стало странное лицо, он встал, еле-еле дошел до торговой комнаты и упал в обморок.
– Но с чего ты взял, что украли именно деньги?
– Может, я и не образованный джентльмен, как вы, мистер Меламед, но я не дурак. Люди не прячут под половицей чайную посуду. И не падают в обморок, если увидят, что кто-то стащил их кусок сахара.
Мальчики рассмеялись, и на сей раз мистер Меламед смеялся вместе с ними.
– Ну хорошо, – сказал он. – Из лавки украли нечто ценное. И все же, откуда ты знаешь, что речь идет о деньгах? Может, то было что-то другое. Может, под полом хранились важные бумаги – например, документы, где содержались военные тайны.
– Вы хотите сказать, что мистер Лион шпион?
– Нет, ничего подобного я не говорю. Я всего лишь спрашиваю, почему ты уверен в том, что украли деньги, а не что другое.
Саймон снова глянул в сторону Графа.
– Сквайр, почему бы вам не выслушать Саймона до конца, – сказал Граф, – а уж потом задавать вопросы?
Мистер Меламед кивнул Саймону, и мальчик продолжил:
– Мистер Уорбург пришел в лавку примерно тогда же, когда мистеру Лиону стало плохо. Он послал меня за доктором, и я побежал домой к одному, который живет неподалеку от лавки. Пока он осматривал мистера Лиона, мистер Уорбург вышел в заднюю комнату, и я за ним. Вижу, он подошел к столу и смотрит на дыру в полу^ Потом поднял голову и странно поглядел на меня. А затем он вернулся в торговую комнату, потому что его позвал доктор, и тут я себе сказал: «Саймон, пора утекать».
– Утекать?
– Так мистер Мюллер говорит, сэр. Он рассказывал, что на севере, откуда он родом, так говорят, когда падает кувшин с молоком и оно разливается во все стороны. Утекает. Мистер Мюллер сказал, что вот так и мы, мальчишки, поступаем, когда надо идти на урок. Мы утекаем, сэр.
– Понимаю. То есть утром ты решил, что разумнее всего будет утечь из лавки.
– Да. Потому что если бы мистер Лион узнал, что у меня есть ключ и гинея…
– Гинея? – переспросил мистер Меламед.
И вновь Саймон бросил взгляд на Графа.
– Ты пропустил эту часть истории, Саймон, – сказал Граф. – Лучше расскажи мистеру Меламеду все, что тебе известно.
– Потому-то я и знаю, что украли именно деньги, мистер Меламед. Когда мужчина с мальчиком шли по улице, из шкатулки, которую нес мужчина, выпала монета. Мальчик нагнулся, хотел подобрать ее, но монета укатилась далеко. Он хотел ее поискать, но мужчина сказал, дескать, не стоит, и они пошли дальше. Но я-то знал, куда она закатилась, и, прежде чем пойти за ними, подобрал монету. Но это не я украл ее, мистер Меламед. И я бы отдал ее мистеру Лиону, если бы не…
Мальчик опять посмотрел на Графа. Тот вынул из кармана гинею и показал ее мистеру Меламеду:
– Я взял эту монету как предварительную плату за стол и кров. У меня доброе сердце, сквайр, но, в отличие от некоторых, я не в том положении, чтобы заниматься благотворительностью.
Мистер Меламед молчал, пытаясь понять, насколько правдивы показания Саймона. Он верил, что одинокий ребенок, ища утешения, мог отправиться к дому, где когда-то был счастлив. Но странно то, что Саймон решил прогуляться в Корнхилл, и еще страннее то, что он оказался на этой улочке в ту самую минуту, когда воры выходили из лавки.
– Ты разглядел лицо мужчины или мальчика?
– Нет, сэр. Было темно, луна не светила.
– И однако же гинею ты увидел.
– Свет праведных весело горит, – сказал Граф.
– Светильник же нечестивых угасает, – ответил мистер Меламед, завершая стих. – Я тоже могу цитировать Притчи Соломоновы. Но это не объясняет, как Саймон мог увидеть монету.
– Не увидеть, сквайр, а услышать, – уточнил Велик’он. – Он слышал, как монета звякнула о землю. Если бы в ваших карманах было так же пусто, как у Саймона, вы бы тоже научились различать звон каждой упавшей монетки.
– Итак, он слышал, как гинея упала на землю, – подытожил мистер Меламед. – Но, кроме того, Саймон, ты слышал, как мужчина говорил с мальчиком. Что ты можешь сказать о его речи? Как тебе кажется, это был джентльмен или…
– Ой, мистер Меламед, это уж точно был джентльмен, вроде вас и мистера Лиона.
– Почему ты так уверен в этом?
– Потому что он и мальчик говорили на иностранном языке.
– На каком же?
– Не знаю, сэр. Знаю только, что на иностранном. Не на английском и не на еврейском.
Мистер Меламед привез Саймона в приют и вернулся домой, к тихой трапезе в маленькой гостиной – он не любил обедать один в просторной, торжественной столовой. Хорошо, что он сумел забрать мальчика от Графа и его свиты. И, к счастью, мистер Мюллер поверил мистеру Меламеду, когда тот объяснил, что в исчезновении Саймона со склада не было ничего подозрительного, ребенок просто-напросто заблудился.
Да, директор приюта поверил его рассказу. Но может ли он сам верить рассказу мальчика? Ему очень хотелось, чтобы история Саймона оказалась правдой. Мистер Меламед понимал, что ребенок, у которого не осталось на свете ни одной родной души, мог сбежать от испуга, даже будучи ни в чем не повинным. Случись так, что ищейки с Боу-стрит взялись бы расследовать это преступление и узнали, что в нем замешан мальчик, они схватили бы его, не разбираясь, виновен ли он, – особенно если бы нашли у него ключ от лавки и гинею.
Но если Саймон невиновен, почему он сохранил ключ? И если он сбежал к Графу из страха, то почему Граф не избавился от ключа? Если же Граф использовал ребенка как вора и был намерен продолжать обворовывать мистера Лиона, когда у того заведется новая шкатулка с деньгами – почему же он не приказал Саймону положить ключ обратно в ящик стола? У мальчика была возможность проделать это утром, когда мистер Лион занемог, и никто бы не узнал, что ключ на время пропадал. Зачем хранить у себя столь явную улику, если не хочешь болтаться на виселице?
Быть может, ребенок в своей невинности надеялся, что ключ послужит подтверждением его рассказа? Или это Граф Грэйвел-лейнский вновь хочет посмеяться над ним?
– У вас будут еще распоряжения, сэр? – в комнату вошел дворецкий и принялся убирать со стола. Мистер Меламед очень устал после этого поистине изнурительного дня; ему хотелось сказать слугам, что можно закрывать двери на ночь. Но он знал, что в эту минуту мистер Лион в тревоге ждет от него известий.
– Пожалуйста, распорядитесь, чтобы через полчаса прислали карету.
– Да, сэр.
Дворецкий вышел, унося посуду, а мистер Меламед еще некоторое время сидел за столом, допивая кофе. Темная капля упала на его жилет, и он вытащил носовой платок, чтобы промокнуть пятно. Раздался негромкий звон – что-то выпало из платка на пол.
Разгадка не замедлила явиться – то была пуговица, и притом необычная: с выгравированной эмблемой, возможно, гербом некоего знатного рода. Он предположил, что пуговица могла оторваться от сюртука слуги – на одежде графских и герцогских слуг нередко значился герб их знатных хозяев. Что до того, кто завернул ее в платок, – на этот счет у него не было сомнений. Он помнил, каким театральным жестом Граф Грэйвел-лейнский засунул платок в карман его плаща, когда они стояли на крыше. Но зачем?
Не пытается ли Граф снова повести его по ложному пути? Едва ли он хочет помочь мистеру Меламеду, ведь они вовсе не друзья. Возможно, пуговицу подбросили, чтобы сбить его со следа, отвлечь его на день-другой, а тем временем Граф успеет избавиться от денег.
Однако была и другая вероятность, хотя и небольшая: Граф искренне желает спасти Саймона от виселицы. Но как пуговица может помочь мальчику? И если от нее и впрямь что-то зависит, почему же сам мальчик не упомянул о ней? И почему Граф решил передать ему улику столь секретным путем?
Ответ на последний вопрос не заставил себя долго ждать. Если Саймон нашел вещь, доказывающую, что к ограблению причастен некий дворянин, она бы не спасла ребенка. Ни один английский судья не поверил бы подобной истории. Все сочли бы, что Саймон украл пуговицу или нашел ее в канаве. Кто станет жалеть уличного оборванца, посмевшего обвинять своих благодетелей? Однако если улику обнаружит состоятельный джентльмен, всеми уважаемый член общины… тогда это будет уже не столь неравный бой.
Он с неохотой признал: какую бы игру ни вел Граф, он – Эзра Меламед – уже вовлечен в нее. Нетрудно выяснить, принадлежит ли находка кому-либо из прислуги лорда Гренвилла – для этого нужно лишь нанести визит пуговичному мастеру, чей оттиск значится на обратной стороне пуговицы. Он займется этим завтра. Сегодня же его ждут другие дела: хоть он и надеялся, что мистер Лион держится стойко, но сердце подсказывало ему, что тот нуждается в словах ободрения. Поэтому мистер Меламед завернул пуговицу в платок, положил его в ящик стола и пошел за шляпой.
Глава 11
Перл, горничная Лионов, открыла гостю дверь. Мистер Меламед хотел заговорить с ней, но в этот миг раздался жалобный детский вопль. Дверь в гостиную распахнулась, оттуда стрелой вылетел маленький мальчик в ночной сорочке и домашних туфлях – и с плачем побежал вверх по лестнице.
– Джошуа! Немедленно в кровать! – закричала юная леди, что гналась за ним по лестнице. (Читатель, мне неловко признаваться тебе, но то была я.) – Если ты хоть раз еще проберешься в гостиную и подслушаешь чужой разговор – я снова тебя отшлепаю!
Сквозь открытую дверь до мистера Меламеда доносились женские рыдания. Он уже подумал было, не отложить ли визит на следующий день, когда из комнаты вышел мистер Лион и окликнул дочь:
– Прошу тебя, Ребекка, не надо никого шлепать. Джошуа, послушай сестру и ложись спать.
Мистер Лион повернулся, направляясь обратно в комнату, и увидел в передней гостя.
– Мистер Меламед! Вы так добры, что приехали нас проведать! Перл, пожалуйста, принеси чаю в гостиную.
Перл сделала реверанс и удалилась. Мистер Меламед прошел за мистером Лионом в гостиную. Увидев плачущую Розу Лион и бледную Ханну, мистер Меламед понял, что они уже знают обо всем.
– Я пытался умолчать о случившемся, мистер Меламед, пытался что есть сил. Младшие дети ни о чем не знают. Но я не сумел долго скрывать такую тяжкую тайну от моей любимой жены, Ханны и Ребекки. Они слишком хорошо меня знают. Когда они стали обсуждать свадьбу, я не смог сдержать слез. Конечно, они поняли, что произошло нечто ужасное.
– Вы принесли нам какие-то вести, мистер Меламед? – всхлипывая, проговорила миссис Лион. – Хоть жалкую кроху, что-нибудь, что может поддержать нас в этот тяжелый час?
В комнату вернулась Ребекка и села рядом с Ханной. Ее младшие сестренки уже крепко спали наверху, и она надеялась, что Джошуа последует их похвальному примеру, так как хотела послушать гостя.
– Прежде всего пусть мистер Меламед сядет, моя дорогая, – сказал мистер Лион жене.
Мистер Меламед сел и поглядел на маленький круг застывших в ожидании лиц. Он не знал, что сказать. Но, всматриваясь в их глаза, он вдруг осознал, что миссис Лион права. Он был обязан дать им что-нибудь, хотя бы призрак надежды, и поэтому сказал:
– Я намерен написать письмо Аврааму Голдшмиду.
– Финансисту? – спросил мистер Лион.
– Да. Не буду называть имен, поскольку, как я уже говорил, чрезвычайно важно, чтобы слухи о вашем бедственном положении не достигли ваших деловых партнеров. Я сообщу мистеру Голдшмиду, что некий торговец нуждается в беспроцентной ссуде, чтобы поправить свои дела. Уверен, что мы с ним сумеем договориться. А вы, мистер Лион, должны сказать мне, о какой сумме пойдет речь и сколько времени вам понадобится, чтобы расплатиться.
– Я займусь этим сегодня же.
– Что касается свадьбы вашей дочери и Дэвида Голдсмита, я убежден, что все можно уладить. Я знаю человека, который будет только рад исполнить мицву [6]6
Мицва – одна из 613 заповедей Торы; здесь: «доброе дело».
[Закрыть], взяв на себя все свадебные расходы. А комнаты на Бери-стрит – молодые могут жить там столько, сколько пожелают. Мы будем вести учет расходам, и вы расплатитесь со мной, когда сможете.
– Мистер Меламед, вы слишком добры! – воскликнула миссис Лион, вытирая глаза платком. – Вы словно ангел, посланный нам с небес. Ханна, дорогая, ведь правда он – истинный ангел?
Ханна ничего не ответила. Она с такой силой стиснула носовой платок, что пальцы ее побелели. Но еще белее было ее обращенное к полу лицо: казалось, в нем не осталось и кровинки. Иной мог бы подумать, что Ханна не в силах говорить, ибо ее переполняют благодарность и облегчение, но Ребекка подозревала, что ее сестра молчит по другой, куда более тревожной причине.
Всеобщее внимание от Ханны отвлекла Перл: постучавшись, она внесла в гостиную поднос с чаем. Маленькая компания сидела молча, пока горничная обносила всех чашками и пирожными.
– Вы свободны, Перл, – сказала миссис Лион.
– Да, мэм. – Перл сделала реверанс. Прежде чем выйти из комнаты, она бросила прощальный взгляд на Ханну, отказавшуюся от чая и пирожных.
Когда дверь вновь закрылась за Перл, мистер Лион обратился к мистеру Меламеду:
– Но что же вор? Вы продвинулись в его поисках?
– Лишь немного, но я по-прежнему уверен, что найду его. У меня есть основания полагать, что преступление совершили двое.
– Двое? – удивленно переспросил мистер Лион.
– Мужчина и ребенок.
– Я так и знала!
Мистер Меламед, который как раз помешивал чай, вздрогнул от неожиданности. Он не думал, что эта подробность вызовет столь бурный резонанс. Он поднял глаза, желая понять, кому принадлежал возглас.
– Именно так я и говорила, мистер Лион. Ведь говорила я вашему отцу, девочки?
– Миссис Лион, пожалуйста, дайте мистеру Меламеду закончить, – вмешался мистер Лион прежде, чем его дочери успели промолвить хоть слово.
– Боюсь, я не понимаю вас, – сказал мистер Меламед. – Вам стало известно что-то, о чем мне следует знать?
– Нет, – твердо ответил мистер Лион. – Моя жена считает, Что она знает, кто вор, но это не более чем плод ее воображения.
– Дружба между мистером Оппенгеймом и твоим мальчиком-посыльным – не плод моего воображения, – возразила миссис Лион. – Ты сам говорил, что когда мистер Оппенгейм уехал в Манчестер, мальчик был сам не свой.
– Это правда, мистер Лион? – спросил мистер Меламед. – Они действительно были такими близкими друзьями?
– Оба они родом из одной и той же местности в Богемии, оба были одиноки в Лондоне, поэтому мистер Оппенгейм опекал Саймона как старший брат. Когда в лавке не было покупателей, он понемногу учил мальчика Торе. Если Саймон делал успехи в учебе, Джейкоб давал ему кусок пирога или яблоко; неудивительно, что мальчик был привязан к своему учителю. Не вижу в этом ничего дурного и не понимаю, почему миссис Лион считает, что это каким-то образом связано с кражей.
– Я трижды растолковала тебе, почему так считаю, – заявила миссис Лион. Затем она повернулась к мистеру Меламеду: – Скажите мне как беспристрастный наблюдатель: вы не находите странным, что мистер Оппенгейм приехал в Лондон в тот самый день, когда было совершено ограбление? Какие у него были здесь дела? Почему он не пожелал разговаривать с моим мужем?
Мистер Меламед промолчал, поскольку и сам задавался теми же вопросами.
– Я уже объяснял вам, миссис Лион: он спешил, – сказал мистер Лион. – Уверен, что он зайдет к нам до отъезда.
– Мистер Лион, я хочу услышать мнение мистера Меламеда.
Все взгляды обратились к Эзре Меламеду, который спокойно произнес:
– Мистер Оппенгейм уже уехал в Манчестер. Сегодня я говорил с хозяйкой пансионата, где он останавливался.
– Вот! – вскричала миссис Лион. – Твоя доброта ослепила тебя, мистер Лион. Но я-то вижу, что происходит. Вероятно, мистер Оппенгейм разработал план ограбления вместе с тем ребенком. Мальчик знал, что мистер Оппенгейм приезжает в Лондон; он взял ключ из твоего стола, пока никто не видел. Вечером, когда ты и мистер Уорбург разошлись по домам, он отпер дверь мистеру Оппенгейму и они выкрали шкатулку. А потом вернулись в Манчестер с твоей тысячей гиней.
– Я не желаю больше слушать вашу клевету, миссис Лион, – вскипел мистер Лион. – Джейкоб мне как родной сын. Он никогда бы не причинил мне вреда. Я это знаю. – Он вынул из кармана платок и вытер лоб. Затем, повернувшись к мистеру Меламеду, добавил: – Конечно же миссис Лион хочет помочь, но она не знакома с мистером Оппенгеймом так близко, как я, и не имеет ясного представления о характере юноши. Я же могу более верно судить о том, что он за человек, а потому прошу вас вычеркнуть имя Джейкоба Оппенгейма из вашего списка подозреваемых.
Миссис Лион принялась яростно толочь кусочки сахара в сахарнице, однако ничего не сказала. Вместо нее вновь заговорил мистер Лион:
– Но мы так и не дали вам закончить ваш рассказ, мистер Меламед. Быть может, вы узнали, где находится третий ключ? Вы разработали собственную теорию?
Мистер Меламед почувствовал, что его начинает подташнивать.
– Саймон по-прежнему в Лондоне, мистер Лион, – сказал он, тщательно подбирая слова. – Он не уехал в Манчестер.
– Вот! – воскликнул мистер Лион. – Браво, мистер Меламед! Я знал, что мальчик не имеет никакого отношения к делу. А когда вы найдете ключ…
– Я уже нашел третий ключ.
– Нашли? И где же?
– В кармане Саймона.
Мистер Лион взглянул на гостя, не в силах вымолвить ни слова.
– Я собираюсь съездить в Манчестер, мистер Лион. Думаю, вам следует поехать со мной.
Той ночью ни Ханна, ни Ребекка не могли уснуть. Поначалу старшая сестра пыталась скрыть слезы от младшей, а младшая – от старшей, но вскоре они уже рыдали в объятиях друг друга.
– Ханна, пожалуйста, не плачь, – утешала сестру Ребекка. – Все образуется. Ты ведь слышала, что сказал мистер Меламед? Он позаботится о нас.
– О да, мистер Меламед позаботится о нас… как заботится о приютских детях, и всех тех, кому он раздает милостыню. Он станет покупать нам еду и одежду, и мы превратимся в нищих. Мы будем полностью зависеть от милостей других.
– Но ведь это ненадолго, пока папа будет копить деньги.
– Папа всю жизнь трудился, чтобы скопить состояние. Заново таких денег быстро не соберешь.
– Значит, мы научимся жить проще. Я буду есть один тост на завтрак, а не два. И не стану просить Перл затопить камин в нашей комнате… разве что будет совсем-совсем холодно. Но ты сможешь выйти за мистера Голдсмита – вот что важно.
– Нет, не смогу.
– Почему? Ведь мистер Меламед говорил…
– Мистер Меламед! Мистер Меламед много чего говорил. Да только он забыл об одной чрезвычайно важной стороне дела.
Ребекка смотрела на сестру, широко раскрыв глаза. Она никогда не слышала, чтобы Ханна говорила так резко, и произошедшая с сестрой перемена испугала ее.
– О чем, Ханна? О чем он забыл?
– Он забыл спросить, желает ли нищая мисс Ханна Лион получать милостыню. А спроси он об этом нищую мисс Ханну Лион, она бы ответила: «Нет, сэр, не желаю».
– Но Голдсмитам необязательно знать, что свадьбу оплатит кто-то другой или что мистер Голдшмид даст папе ссуду.
– Они все равно узнают правду.
– Даже если так, это ничего не изменит.
– Разумеется, изменит. Как бы ты чувствовала себя, узнав после свадьбы, что муж лгал тебе? Говорил, будто он состоятельный человек, а на самом деле все это время был нищим?
– Думаю, меня бы это очень обидело.
– Еще бы! А как бы тебе понравилось жить в доме, где муж и его родня смотрели бы на тебя свысока, потому что ты – дочь бедняков, да не честных бедняков, а обманщиков, которые хитростью выдали замуж дочь-бесприданницу?
– Наверное, мне бы это вовсе не понравилось. Но, Ханна, Голдсмиты – хорошие люди. Они не станут презирать тебя за бедность. Они увидят твои достоинства и будут ценить тебя за них.
– Если бы они подписали брачный договор, зная о моем денежном положении – тогда, возможно, было бы так, как ты говоришь… хотя я и в этом очень сомневаюсь, Ребекка. Есть множество других молодых леди, знаешь ли.
Ребекка прекрасно об этом знала, и поэтому ей пришел на ум Брайтон и все тамошние леди. Она вздрогнула, вообразив себе, как у одной из них налаживается шидух [7]7
Традиционное сватовство, которое устраивает шадхен (сват) между двумя семьями.
[Закрыть]с завидным и внезапно освободившимся женихом. Но тут Ребекка отвлеклась от своих тревожных мыслей, увидев, как Ханна накидывает шаль, зажигает свечу, стоящую у кровати, ставит ее на письменный стол и сама садится за стол.
– Ханна, что ты делаешь?
– Я напишу мистеру Голдсмиту. Объявлю ему, что хочу расторгнуть помолвку.
– Ты не можешь так поступить!
– Я должна.
– Нет, Ханна, надо дать мистеру Меламеду возможность что-нибудь сделать. А вдруг он отыщет вора?
– Может быть. Но даже если отыщет, он не вернет все остальные деньги отца. Мы все равно останемся бедняками.
– Но все может измениться в один миг. Разве ты не веришь в это?
– Конечно, верю.
– Тогда почему бы не подождать? Ты ведь не обязана писать мистеру Голдсмиту прямо сейчас. Дождись хотя бы, пока он вернется из Брайтона.
Стук в дверь перепугал девушек.
– Кто там? – спросила Ханна.
– Это я, мисс Ханна, Перл, – прошептали по ту сторону двери.
– Входи, Перл, – сказала Ханна, и горничная открыла дверь.
– Простите за беспокойство, мисс Ханна. Вы только не подумайте, что я невежа, раз вот так пришла к вам…
– Конечно, не подумаю, Перл. Что-то случилось?
– Ну, кое-что ведь случилось, верно? Я не собиралась, но просто не смогла удержаться и подслушала кусочек разговора в гостиной. Мы с родителями посоветовались и решили… мисс Ханна, мы хотим подарить вам вот это, чтобы помочь заплатить за свадьбу. Здесь не так много, но нам очень хочется помочь.
Перл достала из кармана фартука платок – его уголки были собраны в узел, образуя небольшой мешочек, куда могло поместиться несколько монет.
– Пожалуйста, возьмите, мисс Ханна.
Ханна поглядела на белый платок. Ее глаза наполнились слезами.
– Спасибо тебе, Перл. И поблагодари от меня родителей. Я очень тронута вашей добротой, но не могу взять эти деньги. Не могу.
Ханна опустила голову на стол и заплакала. Перл молча смотрела на нее, а затем, повернувшись к Ребекке, проговорила:
– Все переменилось, да?
Ребекка медленно кивнула:
– Да. Все переменилось.
А в другом доме, неподалеку от Девоншир-сквер, тоже горела свеча. Она принадлежала мистеру Меламеду, который, как и сестры, не мог уснуть. Он стоял у открытого окна своей библиотеки и смотрел на звездное небо.
Глядя, как над его головой разворачивается небесное действо, он не мог не подметить вопиющее различие между стройным порядком, царящим в космосе, и вечным беспорядком поднебесного мирка. В вышине мерцали тысячи тысяч светил, однако они не теснили друг друга и не ссорились. Ни одна из звезд не желала похитить чужой свет, чтобы сиять ярче. Между ними пролегали определенные границы, и звезды чтили их. И, в отличие от людей, они знали: мир, который не уважает границ, установленных Творцом, обрекает себя на хаос и разрушение. Такой мир никогда не познает возвышенных даров гармонии.
Удивительно, к чему может привести одно-единственное преступление, подумал мистер Меламед, переведя взгляд с ночного неба на письмо, которое держал в руке. Всего одна кража – как та, что произошла в лавке мистера Лиона, – способна выпустить на волю разрушительные силы хаоса. Жизни, до того мирно текшие к достойному завершению, меняют свой ход и устремляются неведомо куда. Так, Ханна Лион и Дэвид Голдсмит уже готовились создать свой дом – а теперь, возможно, они навсегда расстанутся и семейный очаг так и не будет зажжен. Дом родителей Ханны, где до недавнего времени царили покой и согласие, теперь гудел от пререканий и ссор. А Саймон? Лишь несколько дней назад мальчик был на добром пути: все говорило о том, что он вырастет честным юношей, его ждала работа на складе мистера Лиона. Теперь же, по-видимому, его ждет виселица.
Представляет ли вор – кем бы он ни был, – сколько бед он натворил? Неужели он никогда не смотрел в ночное небо, с благоговением и восторгом наблюдая тончайшую гармонию Вселенной и принимая к сведению уроки космоса?
Раздумывая над этими вопросами, мистер Меламед вновь ощутил, какую огромную ответственность он взял на себя. Как и прежде, он надеялся хотя бы отчасти возместить ущерб, причиненный вором, и поэтому вернулся к письму.
Он писал на континент, но обращался не к старшей дочери, жившей там с мужем, а к ребе – главе хасидской общины, к которой присоединились его дочь и зять. Говорили, что этот ребе – чудотворец, дочь нередко писала мистеру Меламеду о том, как он чудесным образом спасал своих последователей от всяческих бед.
