Текст книги "Стихи в переводе Сергея Торопцева"

Автор книги: Ли Бо

В городе Сюаньчэн смотрю на кукушкин цвет

 
Кукушки, помню, в Шу кричали,
А здесь весной – кукушкин цвет,
Он отзывается печалью
Воспоминаний юных лет.
 

763 г.

Вместе с дядей, начальником уезда Данту,
пришли в павильон Цинфэн к почтенному Шэну,
настоятелю монастыря Перевоплощения

 
Сей древний скит сегодня возрожден,
Отверсты в Небеса его врата,
Средь облаков вдруг возникает он,
Виденье наполняет Пустота [275]275
  В даоско-буддийском мировоззрении – высшее состояние вещного мира, заключенного внутри пустой оболочки.


[Закрыть].
Почтенный Шэн в округе знаменит,
Он ярко излагает свою мысль,
Забыв себя, для всех людей открыт,
Не думая стряхнуть мирскую пыль,
Чист, как луна на глади темных вод,
Как белоснежный лотоса цветок,
Он в павильоне без забот живет,
Туда влетает свежий ветерок [276]276
  Павильон Цинфэн (Чистых нравов, или Свежего ветра) построен в начале 740-х годов на берегах Западного озера около монастыря.


[Закрыть],
Жару смягчает тень высоких стен,
Пока светило не покинет нас,
Вином и чаем потчует гостей
И блюдами изысканнейших яств.
Наш разговор изящен и красив,
Затрагивает тьму мирских вещей,
Ведь дядя мой, уже обнявший цинь,
Известный добродетелью своей,
По Лесу Дао [278]278
  Выражение, обозначающее посещение буддийского монастыря.


[Закрыть]бродит меж дерев,
Порой, как Тао Цянь [279]279
  Знаменитый поэт, любитель вина.


[Закрыть], берет бокал.
Чист Небеса растрогавший напев,
Ему средь сосен ветер подпевал.
Но установлен наслажденьям срок,
И камни рассыпаются в песок.
 

755 г.

В Сюаньчэне оплакиваю «Призванного» Цзян Хуа

 
Древо яшмы на Цзинтин погребли [281]281
  Яшмовое древо: мифологическое дерево с жемчужными плодами, которым и питаются фениксы, растет на священной горе Куньлунь; о похоронах мудрецов говорили «погребли яшмовое древо».


[Закрыть],
Это «Призванный» Цзян, ясно всем.
В доме Сянжу его од не нашли,
Только свиток ритуальный висел [282]282
  Древний поэт Сыма Сянжу долго болел, а когда умер, император распорядился забрать все списки его стихотворений, чтобы они не пропали, но в доме не оказалось ни одного, и жена объяснила: он напишет стихотворение и отдает тем, кто приходит к нему, так ничего и не осталось в доме, кроме ритуального свитка(сочиненный для императорского ритуала на горе Тайшань текст благодарения Небу за установление новой династии).


[Закрыть].
Над водой блестит луна в небесах,
Ваши оды уже там, меж светил,
Меч яньлинский я оставлю в ветвях,
Чтобы вечно погребенье хранил [283]283
  Во времена Чуньцю властитель области Яньлин преподнес властителю царства Цзинь драгоценный меч, но вскоре царь умер, и меч повесили на дереве над его могилой; в дальнейшем словосочетание Яньлинский мечстало выражать идею нетленности памяти о прошлом.


[Закрыть].
 

761 г.

Беседка господина Се

 
Здесь господина Се покинул друг,
И все несет печаль душе моей.
Гость скрылся, но луны остался круг,
Гора пуста, но все журчит ручей.
Цветы цвели у брега по весне,
Бамбук шумел осеннею порой…
Живое и ушедшее во мне
Соединились в песнь о встрече той.
 

753 г.

Посылаю младшему брату Чжао,
помощнику начальника округа Сюаньчжоу

 
Ты в округ Сюаньчжоу послан, брат,
Чтоб учинить порядок благочинный.
Я ж петь луне всегда средь тучек рад,
Бродя по склонам милых гор Цзинтинских.
Пять осеней летят листы в Дунтин [287]287
  Упоминание озера Дунтин связано не с географическим объектом, а с древней литературой – в памятнике «Чуские строфы» есть такая строка «О, волны озера Дунтин, деревья облетели»; цифра же 5 конкретна – поэт в пятый раз приехал в Сюаньчэн осенью.


[Закрыть],
В трех реках [288]288
  Во многих областях Китая есть по 3 реки, и это словосочетание стало обозначать обобщение «реки и озера», «воды».


[Закрыть]заплутал я без возврата.
Мы редко видимся, а я один,
Томленьем вздохов ночь моя объята.
 

753 г.

За прощальным вином на башне Се Тяо в Сюаньчэне
напеваю стихи дяде Хуа, текстологу

 
Что ушло – то ушло,
День вчерашний покинул нас.
А душе тяжело
От тревог, что волнуют сейчас.
Ветер гонит и гонит бездомных гусей…
Может, чашей утишится эта тоска?
На Пэнлайской горе [290]290
  По легенде, на мифическом острове Пэнлай хранились тайные тексты даосов, а в годы династии Восточная Хань (25-220) дворцовую библиотеку называли Хранилищем Лао-цзы или Пэнлайской горой даосов.


[Закрыть]строфы младшего Се [291]291
  Поэт Се Тяо (а «старший Се» – поэт Се Линъюнь).


[Закрыть]
Меж поделок возможно еще отыскать.
И становится снова душе веселей,
Воспарим и обнимем луну в небесах,
Перережем ручей… А поток все сильней!
Снова чашу осушим… Все та же тоска…
Нет, не так, как мечталось, я прожил свой век!
Пук волос распусти [292]292
  Распустить волосы:уйти со службы, стать отшельником, чиновники собирали волосы в пучок.


[Закрыть]– и плыви, человек…
 

753 г.

Оплакиваю славного сюаньчэнского винодела
старика Цзи

 
Старик и там, уйдя из мира,
Колдует над «Весной» [293]293
  В названии многих сортов танских вин стоит слово «Весна».


[Закрыть]для пира,
Но у Истоков [294]294
  «Желтыми истоками» (или «источниками») именовали загробный мир.


[Закрыть]так темно,
Кому продашь свое вино?
 

761 г.

 
Наш Цзи и у Истоков хочет
«Весной» наполнить много чаш,
Да нет Ли Бо еще в той ночи —
Кому вино свое продашь?
 

Уходит ввысь Цзинтинская гора

Неподалеку от Сюаньчэна малой каплей Земли приютилась очаровательная тихая горушка Цзинтин (ее высота всего 286 м), по которой любили бродить и Се Тяо в 5 веке (а позже Мэн Хаожань и Ван Вэй), и Ли Бо в 8-м. Только вряд ли мы сумеем заметить нашего поэта, он скорее всего утонул в зеленой глуши, отстранясь от людей, погрузившись в себя, к чему обычно и стремился здесь, на Цзинтин. Тихо и пусто вокруг, ни птиц, ни тучки, ни спутников. Он один. Он одинок. Осенним вечером 753 года он написал тут стихотворение, которое так и называется «Одиноко сижу в горах Цзинтин». Через тысячу с лишним лет трепетные потомки на этом склоне построят один из мемориалов Ли Бо с памятником у въезда, садом камней у подножия и небольшим павильоном, который назовут «Павильон одиночества Ли Бо». И мы с Вами посидим тут, вспоминая, какими простыми штрихами поэт передал свое одиночество в суетном мире движения и благость покоя наедине с недвижной горой. В ХХ1 в. чужеродной вставкой торчит ретрансляционная башня. Впрочем, сейчас, в 8 в., ее еще нет. И без нее смотрится как-то гармоничней. А гармония завершает мир цельностью.

Одиноко сижу на склоне Цзинтин

 
Последних птиц не стало в вышине,
И сиро тучка на покой слетела.
Лишь мы с горой остались в тишине —
Друг друга видеть нам не надоело.
 

753 г.

Гуляя в Цзинтинских горах, посылаю историографу Цую

 
Уходит ввысь Цзинтинская гора,
Я здесь живу, как завещал поэт
В стихах, как будто созданных вчера,
Хотя его уже столетья нет [296]296
  Имеется в виду поэт 5 в. Се Тяо, воспевавший гору Цзинтин и даже построивший тут для себя хижину.


[Закрыть].
Всхожу по тропам в чистоту луны,
Внизу у городской стены – Циншань [297]297
  Циншань (Зеленая гора):одно из излюбленных мест как Се Тяо, так и Ли Бо, который и похоронен на этой горе (в уезде Данту).


[Закрыть],
Там только стайки уточек видны,
Крича, напиться из реки спешат.
Споткнулись Вы на жизненном пути,
Но Вы – Журавль в снегу на Яотай [298]298
  Яотай(«Яшмовая терраса»): место на горе Куньлунь, где обитают святые небожители.


[Закрыть]!
Над Одиноким облако летит,
И сердце – с ним, в заоблачную даль.
Ко мне Вы заходили в скромный дом,
Мы насыщались смехом и ботвой [299]299
  В оригинале – подсолнечник и горох: простая и неприхотливая еда; но наслаиваются и другие смыслы – у обеих растений листья тянутся к солнцу; кроме того, это выражение в переносном смысле означает «я, ничтожный», и, возможно, имеются в виду «мы оба, ничтожные, униженные, но тянущиеся к солнцу».


[Закрыть]…
Мир обдал нас осенним холодком,
Так зябко, если друга нет со мной.
У пояса – в сверканье яшмы меч,
Мы с верой не расстанемся легко!
Возможно ли такими пренебречь?!
Нам с Вами место – среди облаков [300]300
  Имеется в виду картина императора Мин-ди (дин. Хань), на которой изображены 32 высоких государственных мужа среди облаков.


[Закрыть].
 

753 г.

Это стихотворение можно было бы поставить в другой раздел – ведь оно насыщено воспоминаниями о родном крае Шу с его знаменитой горой Эмэй – Крутобровой. И все же – написано оно где-то в районе Сюаньчэна, быть может, на горе Цзинтин, чьи скромные пейзажи сплелись с ностальгическими картинами прошлого, и далеко не ясно, иней какой осени лег на колокола, заставив их пропеть мелодию, улетавшую к облакам. И куда они плывут, эти облака?

Слушаю, как монах Цзюнь из Шу играет на цинь

 
Цинь звонкоголосый сжимаетмонах,
Пришедший с самой Крутобровой горы,
И вот для меня зазвучала струна —
Чу! Шепот сосны в переливах игры.
Потоками звуков омыта душа,
Откликнулся колокол издалека.
Гора погружается в ночь не спеша,
И, мрак нагнетая, плывут облака.
 

753 г.

Подношу архивариусу Доу свои мысли о былом,
возникшие, когда с горы Цзинтин я смотрел на юг

 
С Цзинтинских склонов я смотрел на юг —
В небесных взгляд мой растворялся далях.
Пять-шесть святых здесь появились вдруг
И, говорят, не раз затем бывали:
Журчит ручей Цинь Гао [305]305
  Музыкант из царства Чжао, владевший искусством даоской магии, он прожил двести с лишним лет, а затем погрузился в пруд, порой выныривая в «ручье Цинь Гао» (близ г. Сюаньчэн)верхом на карпе.


[Закрыть]между скал,
На той вон круче – место Магутаня [306]306
  Буддийский алтарь на горе Магу близ г. Сюаньчэн, где, считалось, был выход в иное пространство.


[Закрыть],
Гора Линъян, куда Дракон летал,
Сосна – с нее Журавль воззвал к Цзыаню [307]307
  Белый Дракон: заводь близ горы Линъянк юго-западу от г. Сюаньчэн, в этом месте, по преданию, некий Доу Цзымин, отказавшись от чиновной службы, любил удить рыбу в ручье и однажды выловил Белого Дракона, но отпустил его, а через 5 лет Дракон вознес его на гору Линъян, где он и стал бессмертным. Цзыань: став святым, Доу Цзымин призвал к себе Цзыаня, тоже любителя поудить у подножия горы, и когда через 20 лет тот умер, на дерево у его могильного кургана слетел Желтый Журавль и вызвал его из могилы.


[Закрыть].
Кто оперен – тот время покорил,
Витает с Фениксами на просторе,
Небесный свод лежит у этих крыл,
Волною дыбятся четыре моря [308]308
  Согласно древней географии, Китай был окружен четырьмя морями; видеть их все сразу означает взгляд из космоса, доступный лишь бессмертным святым.
  6 Даоский эликсир бессмертия.


[Закрыть]…
Мирское все оставив позади,
Настигну ль их за облачною гранью?!
Наш век – сто лет, и я – на полпути,
А дальше все сокрыл туман бескрайний.
Уже не вижу вкуса в пище я,
Встречаю вздохом суету дневную.
Уйти бы за Цзымином в те края,
Где выплавлю Пилюлю Золотую [309]309


[Закрыть]!
 

753 г.

Направляясь из Лянъюань к горе Цзинтин, встретил Хуэй-гуна,
мы вместе погуляли и поговорили о красотах горы Линъян,
в связи с чем и подношу ему это стихотворение

 
Принес меня осенний ветер
На пожелтевшие луга,
В пути красивых гор не встретил
И не смотрел на облака.
Но только лишь минуешь Реку [313]313
  С такой почтительностью именовали Янцзы.


[Закрыть]—
Летят листы в лицо с ветвей,
Цзинтин чарует человека
Простою чистотой своей.
Пронизаны ущелья светом,
И горы выстроились в ряд,
Я встретил У и Ши, одетых
Так, словно здесь Небесный град [314]314
  Предположительно, необыкновенно разодетые некие известные поэту жители Сюаньчэна.


[Закрыть],
В пространствах сих народ чудесен,
Средь вод и трав исполнен тайн,
Хуэй-гун особенно известен,
Он освящает этот край.
Сметая пыль в высокой зале,
Витийствует, и мнится мне —
Под тонкой кистью горы встали
Изящной рифмой на стене [315]315
  Живописные свитки с каллиграфической надписью на стене.


[Закрыть].
Пустынничества скрыты смыслы,
Красу Линъян живописал.
Свод неба над ручьем немыслим,
В воде дрожит луны овал.
Два пика, Каменный и Желтый,
Кто смог столь близко водрузить?
Журавль не прилетает долго,
Цзыань во тьме пути не зрит [316]316
  Намек на избранничество Хуэй-гуна, достойного стать святым, за которым прилетит Желтый журавль.


[Закрыть].
Или в стране не стало места
Для птиц, слетающих с небес?
Уходят кручи в неизвестность
Сквозь плотный облачный навес.
Не лучше ль взять дорожный посох,
Уйти в наполненность пустот?
Нам и луну достичь непросто,
И тех, кто в памяти живет.
Мы свидимся ль, почтенный старец,
На тропках горного леска?
Письмо труда Вам не составит,
Зато развеется тоска.
 

753 г.

В вечерний час, провожая гостя до маленькой горушки к северу от Цзинтин, встретил историографа Цуя, и мы поднялись вместе

 
Мы с гостем шли к Беседке Се.
Вас встретив, выпить захотели,
На лошадей, куражась, сев,
На склон Циншань, смеясь, взлетели.
Летите, кони, на Чанъань…
Но запад скрыл последний лучик.
Столица в сотнях ли… Туман…
Дорогу преградили тучи.
 

753 г.

Посылаю господину Чжун Цзюню из монастыря Линъюань
в округе Сюаньчжоу

 
На тумане белых туч над Цзинтин
Словно выписан зеленый утун [318]318
  Платан.


[Закрыть],
И в зерцале мелких речек у стен
Неземную вижу я высоту.
Обитают здесь Драконы, Слоны [319]319
  Так именовали буддийских подвижников.


[Закрыть],
Цзюнь почтенный – он велик среди них
За Рекою его рифмы слышны,
Ветр несет их до просторов морских.
Ваши чувства – круг луны на воде,
Ваши мысли – жемчуга меж камней.
Не Чжи Дунь [320]320
  Ученый монах периода Цзинь, известный своими глубокими комментариями к буддийским текстам.


[Закрыть]ли мне вдруг встретился здесь,
Чтоб открылась суть Не-Сущего [321]321
  Философское противопоставление «бытия» и «небытия».


[Закрыть]мне?
 

753 г.

Вместе с наньлинским Чан Цзаньфу посещаем гору Усун

 
Мне вспомнился Аньши [324]324
  Поэт Се Ань периода Цзинь.


[Закрыть], плывущий к морю,
Поймал он ветер, в рифму пел с волной,
От мира отрешаясь на просторе,
За рамки бытия уйдя душой,
Душа открылась таинствам природы,
Покоя безмятежности полна.
Здесь ощутил я что-то в этом роде
И поднялся по склону, взяв вина.
С годами к старине мы тяготеем —
Вот я и навестил сей дивный склон:
Непостижимой чистотой овеян,
Чарует больше, чем Вочжоу [325]325
  Гора в пров. Чжэцзян


[Закрыть], [326]326


[Закрыть]он,
Шумят ветра, щебечут в гроте птицы,
И морось, словно осенью, мягка,
Ручей, рыча, к подножию стремится,
Как в Трех ущельях Вечная Река.
Цветок небесный мы нарисовали
И долго любовались им вдвоем.
Ах, если б здесь пожить в Драконьем зале [327]327
  «Лунтан» – жилое строение на горе Пяти сосен.


[Закрыть]! —
Мне душу укрепил бы этот дом.
 

755 г.

На горе Усун подношу стихотворение наньлинскому Чан Цзаньфу

 
Лишь в орхидее – истинность цветка,
А истинное дерево – сосна,
Душист цветок во тьме у родника,
Сосна зимой – все так же зелена.
Нужна взаимопомощь и крепка,
Когда вокруг бушует дикий цвет.
Так, рядышком клюют два петушка,
Два Феникса одну избрали ветвь —
Там блеск жемчужин, а не грязь песка,
Жемчужина с жемчужиной дружны,
Так странник, что пришел издалека, —
Ему советы мудрые нужны.
Коль не поддержат люди чужака —
В иные дали уведут пути.
Царям служить – опасность велика,
И канцлер Юй бежал в ночи с Вэй Ци;
Смерть в море – это гордость моряка,
Когда настигла весть: Тянь Хэн убит [328]328
  Два сюжета из «Исторических записок» Сыма Цяня, иллюстрирующие невозможность доверять высшей власти.


[Закрыть].
Жизнь мудреца всегда была горька,
Но на века не будет он забыт.
У Вас душа – она моей близка,
Так дайте мне хоть толику тепла,
Мир пуст и молчалив, моя тоска
Мне не дает прозреть свои пути.
Возьму свой меч, дорога далека,
Про дом родной мне ветер шелестит.
 

755 г.

Ночую в доме бабушки Сюнь у горы Усун

 
Эту ночь я провел под горой
В тишине, пустоте и печали,
Тяжко в поле осенней порой,
Сжатый рис разбирают ночами,
За столом при полночной луне
Предложили овсяную кашу…
Застыдился я – вспомнилась мне
Та голодная, мывшая пряжу [329]329
  В «Исторических записках» есть эпизод о женщине, десять дней промывавшей пряжу, не отрываясь даже на еду.


[Закрыть].
 

755 г.

На горе Усун в Наньлине прощаюсь
с седьмым сыном [330]330
  Предполагается, что это мудрый отшельник с горы Усун.


[Закрыть] бабушки Сюнь

 
Вы – Сюнь, который на Иншуй живал [331]331
  У реки Иншуй (или Инчуань, пров. Хэнань) в период Восточной Хань жили восемь братьев Сюнь, известные своей мудростью.


[Закрыть],
Отважный Сюй с иншуйских берегов [332]332
  Сюй Чэньши, крупный военачальник периода Восточной Хань, родом из тех же мест у реки Ин.


[Закрыть],
Придворный летописец бы назвал
Вас одного – собраньем мудрецов.
Бывает, яшма кроется в пыли,
А орхидея сохнет до весны.
Пусть между нами десять тысяч ли —
Мы чистотою душ съединены.
 

755 г.

Провожаю Инь Шу к горе Усун

 
Сей южный край невыразимо мил,
В ветрах вы воспарите там душой.
Поскольку Инь Чжунвэнь [334]334
  Персонаж из летописи династии Цзинь, славившийся своим умом и высокой нравственностью («чистотой»).


[Закрыть]давно почил,
Один Инь Шу слепит нас чистотой.
На горный склон со жбанчиком вина
Под «Песнь о белых тучках» [335]335
  По легенде, зафиксированной в цзиньском «Жизнеописании Сына Неба Му», богиня Сиванму пела эту песню чжоускому правителю Му-вану во время его небесных западных странствий.


[Закрыть]Вы пришли,
С небес к Вам опускается луна
С высот огромных в десять тысяч ли.
Вы чашу предлагаете луне,
Но луч скользнет – и уж не виден он.
Расстанемся мы с Вами завтра, мне
Останется лишь этот грустный склон.
 

755 г.

Похмельное четверостишие на горе Тунгуань

Как хорошо на Тунгуань хмелеть

За веком век! Отсюда не уйду,

И в танце закружусь, и буду петь,

И рукавом с Земли Усун смету.

755 г.

Утес Нючжу над Западной рекой

И вот добрались мы с Вами до уезда Данту, где завершилась земная жизнь Ли Бо. Причалим к Воловьей отмели – Нючжу. Над ней тяжело нависает гигантский валун, и шелестит на ветру подросший клен, который за полтора десятилетия до нашего визита увековечил Ли Бо, с чувством горькой зависти описывая, как не он, а другой, тоже никому еще неведомый молодой поэт в этом самом месте пленил своими стихами влиятельного вельможу, и тот поддержал его… В ХХ1 веке рукотворный стальной Ли Бо вознесся над Воловьей отмелью у вечной Янцзы, откуда, хмельной, он 1300 лет назад бросился в воду ловить уплывающего собутыльника-луну, а через мгновенье вынырнул уже бессмертным небожителем, оседлавшим гигантскую рыбо-птицу гунь-пэн, чтобы вернуться на свою небесную родину – звезду Тайбо.

Так гласит легенда. А что в сказке ложь, что намек – так сразу и не ответишь. Во всяком случае, знаменитый скульптор Цянь Шаоу в свое творение из нержавеющей стали вложил откровенную идею вознесения: поэт раскинул руки, и ветер раздул просторные рукава так, что напоминают они крылья фантастической птицы Пэн– могучего существа, вынырнувшего из мифологического пространства в мир Ли Бо и покорившего его своей неземной чистотой и мощью.

У Воловьей отмели нержавеющий стальной образ поэта возносится, провожаемый нашими взглядами, в надзвездное пространство бессмертных.

История, более скучная и приземленная, передает нам иную версию – он умер в доме своего дяди Ли Янбина, уездного начальника, от обострения болезни, сегодня именуемой “хроническим пиотораксом”. Его похоронили на горе, уходящей к небу над Воловьей отмелью и над нависающим над ней гигантским валуном, но затем решили, что поэту приятней будет покоиться в нескольких лик югу на Зеленой горе, которую так любили и он, не раз встречавший там осенний праздник поминовения друзей и близких, и Се Тяо, построивший себе дом на склоне. А на старом месте оставили «Могилу одежды Ли Бо».

И люди стали чтить оба захоронения. Вокруг могилы с прахом на Зеленой горе – ухоженная парковая зона, вдоль аллеи, именуемой в путеводителях « юндао», (так называлась особая тропа на дворцовой территории, окруженная стенами, чтобы никто не увидел проходящего по ней императора), стоят мраморные плиты с выгравированными на них сценами из жизни Ли Бо, над примолкшей водой горбатится мостик и высокая фигура поэта из белого камня вздымает каменную чашу с вином.

Ночью у горы Нючжу думаю о былом [337]337
  В эпоху Цзинь (III-Y вв.) высокопоставленный военачальник Се Шан услышал ночью, как кто-то декламирует прекрасные стихи с лодки на реке Янцзы у горы Нючжу (близ г. Данту, совр. пров. Аньхуэй). Это был тогда еще никому не ведомый Юань Хун. Генерал восхитился талантом поэта и помог ему обрести известность. «Западной рекой» называлась часть Янцзы к западу от Цзиньлина (совр. Нанкин).


[Закрыть]

 
Утес Нючжу над Западной рекой,
Все тучки улетели на покой.
Куда-то с неба тучки скрылись все,
Вот здесь и вспомнить генерала Се,
Взойду на лодку, наслажусь луной…
Любуясь рассиянною луной,
Здесь Небо помнит генерала Се!
Увы мне! Я бы мог стихи читать,
Да кто услышит их в тиши ночной?!
Когда я утром парус подниму,
Лишь клен махнет прощальною листвой.
 

739 г.

Посылаю Чжао Яню, помощнику начальника уезда Данту

 
Взойду в ночи на башню. В отдаленье
С дерев листы нисходят в мрак речной,
Холодной синью скутаны ущелья —
Сколь дивный вид за городской стеной.
Но чуских тучек вереницы тают,
Гусей надрывным плачем ночь полна.
Ах, милый друг, меж нас такие дали!
Скорбящая душа уязвлена.
 

755 г.

Когда наступал девятый день девятого месяца по лунному календарю – один из осенних праздников (Чунъян), – все устремлялись на склоны гор и устраивали пикник среди мелких диких желтых хризантем и кустарников кизила, пили вино, настоянное на лепестках хризантем, и вспоминали далеких друзей и родных. Даже в одиночестве поэт представляет себя в центре веселой компании друзей, подпуская, правда, толику грустной иронии.

Праздник Девятого дня

 
Ну, что за дивный облачный денек!
Чисты ручьи в сияющих горах,
В кувшине зелье – что зари глоток [339]339
  Так назывался напиток даоских бессмертных святых (китайская «амбросия»).


[Закрыть],
Настоянный на желтых лепестках.
На камнях, соснах – седина веков,
Поднялся ветер, загудел струной,
Взгляну в фиал – и на душе легко,
И усмехаюсь над самим собой.
Сбил ветер шляпу. Я хмелен совсем.
Мир – пуст. Так песней помяну друзей.
 

753 г.

В день Девятый я пил на Драконьей горе

 
Я в праздник пил на Голове Дракона,
Хрисанфы над изгнанником [341]341
  Ли Бо имеет в виду себя, пережившего и тюрьму, и ссылку, и отступничество друзей.


[Закрыть]смеялись,
Сбил ветер шляпу [342]342
  Быть может, такое случилось и с самим Ли Бо, но в старых хрониках «Цзинь шу» есть сюжет о Мэн Цзя, с которого на этой же горе в такой же праздничный день слетела шляпа.


[Закрыть]и погнал по склону,
А я плясал, ловя луны сиянье.
 

763 г.

А вот что было на десятый день девятой луны

 
На склон горы я поднялся вчера
И вновь туда иду с вином в кувшине.
Хрисанфы грустны с самого утра —
Вчера топтали их, потопчут ныне.
 

763 г.

Десять стихотворений во славу Гушу

 
Мне люба безмятежность этих вод,
Восторгу моему предел неведом.
Веслом разгонишь чаек хоровод
И рыбку выловишь себе к обеду.
На ряби волн заря дрожит слегка,
По берегам – холмов наряд весенний,
Молодка, бросив пряжу полоскать,
Глядит на проплывающих в смущенье.
 

 
Оно смыкается с Первоэфиром [345]345
  Первоэфир:изначальные частицы, микроэлементы, из которых, по традиционным представлениям, состоял мир в том чистом первоначале, когда небо и земля еще не отделились друг от друга.


[Закрыть],
Волна бежит, не зная берегов,
Купцы везут товары с края мира,
Вздымая паруса до облаков,
Широкий черепашку лист качает,
Ночные птицы в камышах видны,
Девчушка лодку к дому направляет,
Сопровождая песней плеск волны.
 

 
Зеленая гора накрыта тьмой,
Жилище Се почтенного в тиши,
В бамбуках затихает шум людской,
В пруду луна белесая дрожит,
Засыпал двор давно засохший лист,
Колодец рухнул, серым мхом сокрыт.
Лишь ветерок гуляет, свеж и чист,
Да под камнями ручеек журчит.
 

 
С террасы древней Вознесенья духа
Взгляд не встречает никаких преград,
Легко скользит по разноцветью луга
Туда, где круч уходит к небу ряд.
Ко мне в окно влетает тучка смело,
Мир зелен – и бамбуки, и сосна.
Вот прочитать бы надписи на стелах!
Да мхом уже сокрыты письмена.
 

 
Известен с давних пор Хуань почтенный,
А кладезь сякнет, никому не нужен,
Седой и мерзлый мох скрывает стены,
И сиротливый месяц мокнет в луже.
Осенний холод оголит платаны,
Тепло весны вновь персики раскроет.
Кто в даль такую добираться станет?
Кто ощутит здесь чистоту мирскую?
 

 
Бамбука поросль меж камней видна,
За дымкой чуть заметен дальний остров,
Река в опавших листьях зелена,
И гулок звук на утреннем морозце.
Драконов рык слыхал ли кто-нибудь?
У песен Феникса послаще звуки.
Плакучей слабой ивою не будь!
Будь вечно неизменным – как бамбуки!
 

 
Из синевы небес ты смотришь вдаль,
В душе разлука горечью сидит.
Травинкам не понять твою печаль,
Цветам одна забота – расцвести.
Меж вами туч и гор слои, слои,
Пространство зову не преодолеть.
Уходят весны, осени пришли…
Так долго ли еще душе болеть?!
 

 
По-над рекою встал утес высокий,
Вершин гряда виднеется вдали,
Большие камни мечутся в потоке,
И набегают грозные валы.
О, сколь прекрасны дерева на склоне!
Безмерен дух немолкнущей реки…
А к ночи обезьяны громко стонут,
И только хмель утишит боль тоски.
 

 
Дин Лин простился с этим миром бренным,
Стряхнув мирскую пыль и вознесясь,
Отведал Зелье вечности, Бессмертным
За благовестным облаком умчась.
Грот потаенный спрятали лианы,
Дерев цветущих множество стволов.
В свой Ляодун вернулся он обратно —
Но сколько сроков жизненных прошло!
 

 
К холмам далеким нас влечет река,
Что смотрят друг на друга над водой,
Просвечивают в соснах берега,
А волны разбиваются скалой.
Край неба гор вершинами разъят,
В лучах зари они едва видны.
Мой челн уходит в солнечный закат,
И сзади – горы в дымке, зелены.
 

Год написания не определен

Стансы о переправе Хэнцзян

1

 
Кому-то хороши просторы,
Ну, а по мне здесь очень страшно:
Уж как задует опрокидывает горы,
Валы седые выше Вагуаньской башни [355]355


[Закрыть].
 

2

 
Идут морские волны [356]356


[Закрыть]до Сюньяна,
Через Нючжу к Мадану [357]357


[Закрыть]подошли,
Ужасный ветер дует у Хэнцзяна,
Тоска длинна, как десять тысяч ли.
 

3

 
На запад взглянешь – Западная Цинь,
А на восток – Ханьшуй и Янский брод [358]358


[Закрыть].
Валы вскипели шапками седин,
И ветер зол. Тут кормчий не пойдет!
 

4

 
Летит за феей моря злобный вихрь [359]359
  Чжоуский У-ван во сне увидел фею Восточного моря, которую выдали замуж за духа Западного моря, и она с плачем направлялась на запад, а за ней летели сильный ветер, волны и ливень, после чего эти явления стали связывать с появлением феи.


[Закрыть],
Сдвигают волны камни Врат Небесных.
Прилив в Чжэцзянском устье [360]360
  Сегодня река Чжэцзянв районе г. Ханчжоу называется Цяньтан, в нее входят бурные морские приливы, особенно сильные во второй и восьмой месяцы по лунному календарю.


[Закрыть]так же лих?
За валом вал – что горы в шапках снежных.
 

5

 
Смотритель переправы у ворот [361]361
  Речь идет о существовавшем в то время административном здании «Хэнцзянский павильон», в настоящее время он восстановлен и перенесен в мемориал Ли Бо в Цайшицзи в г. Мааньшань.


[Закрыть]
Мне тучи на востоке показал:
«Нужда какая в волны Вас зовет?
В такую бурю плыть никак нельзя».
 

6

 
Луна в короне – к ветру и туману,
Волна ужасна – чудище морское,
Прибрежные трясутся три кургана [362]362
  Находятся близ Нанкина на восточном берегу Янцзы, в древности считались сторожевыми.


[Закрыть].
«Вернитесь, господин, Вам плыть не стоит…»
 

753 г.

Песнь горам и водам,
нарисованным шаофуЧжао Янем на стене в Данту

 
За грани закатного неба уходит Эмэй [364]364
  «Крутобровая» гора в отчем крае Ли Бо – Шу (пров. Сычуань).


[Закрыть],
Лофу [365]365
  Гора в пров. Гуандун, по преданию, когда-то она именовалась горой Ло и прилегала к горе Пэнлай, а к западу от нее – гора Фу, которая уплыла в море и соединилась с Ло в единую гору Лофу.


[Закрыть]оказалась от Южной Пучины [366]366
  Мифологический топоним, упоминается у Чжуан-цзы в гл. «Странствия в беспредельном»; другое название – Небесный пруд; порой под этим топонимом подразумевают Восточное море, где мифология разместила острова бессмертных Пэнлай идругие («три горы»).


[Закрыть]вблизи:
Так мастер задумал и кистью исполнил своей,
Моря и вершины пред взором моим водрузил.
Столь зелены листья, что хочется зал подмести,
На зори в Чичэн [367]367
  Чичэн(«Красная стена»): название горы в совр. пров. Чжэцзян, уезд Тяньтай, ее камни имеют красноватый оттенок, словно облачка в лучах зари, и издалека гору можно принять за городскую стену.


[Закрыть]и на тучи над Цанъу [368]368
  Гора в совр. пров. Хунань; другое ее название Цзюишань. Предположительное место захоронения Шуня.


[Закрыть]гляжу —
И в мыслях блуждаю вдоль Сяо и Сян, по Дунтин [369]369
  Дунтин: озеро в северной части пров. Хунань, прилегающее к южному берегу Янцзы. Сяо, Сян: реки, сливающиеся на территории пров. Хунань и вливающиеся в озеро Дунтин; исток Сяо – на горе Цанъу.


[Закрыть],
В пространстве трех рек и семи водоемов [370]370
  Три реки, семь водоемов: поэтический образ обширного водного пространства; локализация «трех рек» не однозначна, а вторая часть выражения идет от «Оды о Цзысюе» Сыма Сянжу (одно из этих «семи водоемов» (или «озер») – часто упоминаемое у Ли Бо озеро Облачных снов – Юньмэн).


[Закрыть]брожу.
В какие края убегает бурлящий поток?
Вернется ли челн одинокий когда-то домой?
Не мечется парус, попутный поймав ветерок
И с ним устремившись за неба предел голубой.
Трепещет душа, обрывая в безмерности взгляд.
Достигнет ли челн трех священных вершин-островов?
Над западным пиком летит и ревет водопад,
В камнях извиваются струи журчащих ручьев.
С востока утесы восстали у туч на пути,
Леса поднимаются в небо, не зная преград,
Ни ночи, ни дня в этой бездне лесной не найти,
Здесь сесть бы за столик! Ведь даже цикады молчат,
И вечные гости [371]371
  Мудрецы-отшельники.


[Закрыть]расселись под вечной сосной,
Наньчанский святой [372]372
  Наньчанский святой: при династии Хань некий Мэй Фу занимал в Наньчане должность помощника начальника уезда по уголовным делам и удалился в отставку, когда Ван Ман узурпировал власть в стране, по легенде, впоследствии стал бессмертным святым; здесь это метоним Чжао Яня.


[Закрыть]среди них, молчаливых, сидит.
Наш Чжао мудрейший – вот истый Наньчанский святой!
Летами он зрел и талантом своим знаменит,
Народ принимает, закончив в Приказе дела,
Совсем как святые на сей живописной стене…
Нет, перлом ли подлинным эта картина была?!
Нетленность на склонах природных обещана мне.
От мира уйду! Стоит ждать ли победного дня? —
Там персик улинский [373]373
  Апелляция к поэме Тао Юаньмина «Персиковый источник» об отгороженном от мирской суеты уголке вечного цветения и покоя, которого достиг рыбак из Улина.


[Закрыть]улыбкою встретит меня.
 

755 г.

И вот мы приближаемся к Небесным вратам – так издревле именовали две горы по обеим берегам Вечной Реки, сжимавшие поток, и вода тут сердито бурлит и пенится. Пологий берег Янцзы вспухает холмом, этаким невзрачным прыщом на бескрайности реки, до середины которой и впрямь не всякая птица долетит. А противоположный берег, совсем утратив материальность, чуть намечается сумрачной ширмой где-то на стыке реки с небом, и гора-близнец лишь смутно угадывается. Через 1300 лет из вершины будет победительно торчать бетонный столб высоковольтной линии электропередач, и ближний карьер пропылит кривые невидные деревца на склонах.