Текст книги "Я тебя проучу (СИ)"
Автор книги: Лея Кейн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 11 страниц)
Отстегнув мои руки, которые кольцом безвольно падают за его голову, Богатырев подхватывает меня под ягодицы и выносит из ванной. Укладывает на кровать и только тут неспешно освобождает меня. Ложится рядом, натягивает на меня одеяло и позволяет мне носом уткнуться в его грудь.
– Ты же пошутил про семь лет воздержания? – лепечу, стремительно засыпая от катастрофической усталости.
Он пальцами проводит по моей шее, убирая с нее растрепанные волосы, и тихо-тихо отвечает:
– Поспи, Рита. Я покурю – и продолжим…
Глава 12. Платон
Мне всегда будет ее мало. Тяга к ней хуже сумасшествия. Его можно тормозить пилюлями, а ее ничем не сдержать. Плещет через край.
Ступая босыми ногами по утренней росе, выхожу в сад, где закуриваю и, задрав лицо к небу, выдыхаю струю дыма. Это был не секс. Всего лишь затравка. Семь лет я не мог воспринимать других женщин в качестве партнерш. И шлюх снимал, и на стриптиз ходил. Дохлые номера. Член вставал только на нее. Раз за разом пересматривал видео с яхты и мастурбировал, как подросток. Кончал, представляя, как снова натягиваю ее. Как невинно она хлопает ресницами, глядя на меня. Как игриво прикусывает губу. Как стонет и извивается.
Во мне полыхает желание наказать ее за это – за то, что въелась в мозг, в душу, в тело. Врезалась на скорости и раскатала меня.
Обойдя березу, срываю молодой тонкий прут и обдираю листья. Он звенит, рассекая воздух. А я знаю, как порка таким прутом обжигает. Кажется, не хлещет, а располовинивает. То что нужно.
Докурив, возвращаюсь в дом. Краем уха слышу, как горничная с сиделкой обсуждают новую выходку моей мамаши – пришивание полотенец к шторам, но игнорирую. Я плачу им больше, чем они заслуживают, так что потерпят. Прохожу мимо гостиной, где эти ленивые курицы жалуются на адский труд, и прямиком отправляюсь в свою спальню.
Рита мирно спит, накрытая одеялом. Ни разу не пошевелилась, пока меня не было. Выдохлась, ведьма. Устала. Только я больше дрочить, глядя на нее, не намереваюсь. Вернулась в мою жизнь – будь добра, имей совесть!
Заперев дверь, задергиваю шторы и зажигаю свечи. Комната в их отблеске похожа на логово разврата. Темные тона возбуждают, внушают обреченность на муки.
Стянув с Риты одеяло, скольжу кончиком прута по ее позвоночнику, огибаю изящное тело, веду по бедру, наблюдая за ее мелкими подергиваниями. Ей нравится. Заводит. Распаляет. Слегка шлепнув по ягодице, бужу ее.
Напугавшись, приподнимается и группируется, заметив прут в моей руке.
– Это что, Платон? – выдыхает, обнимая подогнутые колени.
Тряхнув оружием, изгибаю бровь и отвечаю:
– Для наказания.
– Я снова сделала что-то не так?
Наклоняюсь к ней, кулаками прогнув матрас.
– Он не для тебя, Рита, – шепчу, вглядываясь в ее большие, полные паники глаза. – Ты держишь на меня обиду. Ненавидишь. На дух не переносишь. Желаешь мне самых паскудных мучений. Так почему бы прямо здесь и сейчас не наказать меня собственноручно? За каждую твою слезинку? За годы ожидания? За бремя матери-одиночки? Я прямо перед тобой, Рита. Источник всех твоих бед. Чудовище, открывшее тебе не самую приятную сторону жизни. Выплесни на мне все, что накопилось за семь лет. Вдруг полегчает. – Вкладываю в ее ладонь прут, ложусь на кровать животом вниз и руками хватаюсь за изголовье.
Жду. Рита медлит. Сидит без движений. С открытым ртом смотрит на прут и молчит.
– Моя спина в твоем полном распоряжении, – подталкиваю ее к экзекуции. – Не думай о морали. Заявление на тебя я не напишу.
Нервно сглотнув, она слезает с кровати, обходит ее и останавливается с моей стороны. Не дышит. Сомневается. Размышляет. Ей не хватает стимула, отваги. Стоп-краном служит воспитание и гребаный этикет. Приходится стать ее катализатором.
– В нашу первую ночь мне было плевать на твои чувства, – отвечаю, следом получив первый, но слабый удар прутом.
Так-то лучше. Не прижгло, но убедило, что дальше будет больнее.
– Сорвав с тебя платье, я не думал, в чем ты пойдешь домой.
Теперь она ударяет сильнее. Кожу начинает пощипывать. Где-то под лопатками.
– В нашу вторую ночь ты вырядилась, как шлюха, и я даже хотел трахнуть тебя в зад. Побрезговал.
– Ублюдок! – шипит она, снова нанеся удар. Крепче, злее, резче.
Стиснув зубы, сдерживаю стон. Даю себе пару секунд привыкнуть к боли и продолжаю:
– В третью ночь в отеле, когда ты отсасывала мне, я хотел кончить тебе на лицо. Пожалел.
За это я получаю два удара. Уши закладывает, поэтому с трудом различаю звуки – то ли прут так рассек воздух, то ли шлепнул по моей спине.
– В четвертую ночь я с самого начала планировал отыметь тебя в туалете. Смешать с дерьмом, чтобы одумалась и послала к чертям и меня, и своего муженька.
Опять удар. Всхлип, шепот, ругательство. Говорить больше не приходится. Разогнавшись, Рита бьет меня снова и снова. Повторяет, что ненавидит перед каждым новым ударом. Заносит руку выше, чтобы прут врезался в мою плоть. Кресты выбивает на мне, вымещая злость и обиду. Пока внезапно не замирает, нанеся самый болезненный удар. Роняет прут и, рыдая, бросается ко мне.
– Боже… Боже, Платон… У тебя кровь…
Подтягивает угол простыни и прикладывает его к моей спине. Она горит огнем. Словно ведро кипящего масла на нее выплеснули. Но внутри стало значительно легче. Эта порка была нужна нам обоим. Наверное, мне даже больше.
– Прости-и-и, – шепчет она мне в ухо, прижавшись ко мне всем трясущимся телом. – Ты псих, Богатырев. И я рядом с тобой становлюсь такой же.
Отдышавшись, кое-как перекатываюсь набок и болезненно хриплю:
– Может, ты всегда была такой. Первосортной маньячкой. Просто со мной не надо притворяться адекватной.
Перестав всхлипывать, утирает пальцами слезу с щеки и размазывает по ней каплю моей крови. Моргнув, поджимает губы, страшась признаться в нечто подобном.
Претерпевая жжение, подминаю ее под себя, кончиком языка слизываю вторую ее слезу и шепчу ей в губы:
– Мы созданы друг для друга, Рита. – Коленом развожу ее ноги и, скользнув рукой вниз, расстегиваю ширинку своих брюк. Член рвется наружу. Туда, где его уже ждут влажные тугие стенки Риты. – И пора бы перестать убегать от самих себя. – Вторгаюсь в нее одним глубоким толчком и заглушаю вырвавшийся из нее стон поцелуем.
Налитая напряжением Рита ведет руками по моим плечам, выгнувшись в пояснице. Мучительно похныкивает от каждого моего толчка – глубокого и энергичного. Жалеть ее я не собираюсь. Или трахаться, как дикари, чтобы ноги отнимались, или вообще не начинать. Я не мальчик, довольствоваться тупыми вялыми шорканьями.
Размыкая губы, рвано втягивает в себя воздух. Закатывает глаза, поощряя меня этим зрелищем. Руками упершись в постель по обе стороны от нее, приподнимаюсь, чтобы видеть, как она извивается, меняется в лице, краснеет. Как твердеют ее соски и по коже разбегаются мурашки. Как пульсирует венка на шее. И как она покрывается блестящей пленкой пота.
Вторгаясь в нее все чаще, не могу оторвать глаз. Она дьявольски красива. Явно в роду были чернокнижницы. Наградили ее геном очарования и превосходства над другими женщинами. Флюидами меня не окутывает, а насквозь пронзает.
– Да-а-а… – протягивает она сладко, запустив пальцы в мои волосы. Погладив шею и снова затылок. – Быстре-е-е… – просит, всхлипывая от нежной боли.
Ускоряюсь, хотя стоило бы и ее наказать.
Ловко выгибается подо мной, отстраняется и переворачивается на живот. Встав на четвереньки, выпячивает зад. Жаждет новых ощущений. Более острых, томительных, грязных.
Шлепнув ее по ягодицам, снова вгоняю в нее свой болт, хватаю за затылок и прижимаю головой к подушке. Застонав, она в кулаки собирает простыню и двигается мне навстречу. Покрикивает в такт хлюпающим звукам. Выставляет задницу все дальше и выше, разрешая вдалбливаться в нее на весь свой размер.
Болеть же будешь, с трудом ногами передвигать.
– А-а-а-ах… – кричит с хрипом, заметавшись на постели.
Горячая, мокрая, липкая, испуганная, с красными следами от моих давлений и шлепков. Но какая желанная…
Рычу сквозь зубы, запрокинув голову назад. Яйца поджимаются от умопомрачительных ощущений ее узких стенок, всасывающих в себя мой агрегат. Не женщина, а убийца. Превратила меня в безумного фанатика.
Я на пределе. Мышцы узлами скручивает. Нервы по всему телу вибрируют. В голове мутнеет. Но выходить из нее совсем не хочется. Наоборот, кончаю как можно глубже. Сминая ее бедра, врастая в нее, сливаясь в какую-то однородную массу. Спускаю в нее все до последней капли и падаю на кровать.
Она так и стоит на коленях, головой утонув промеж подушек. Дышит тяжело, сбивчиво. Дрожит и тихо стонет.
– Я больше не могу, – бубнит куда-то в постель. – Пожалуйста, давай на сегодня закончим…
– Тогда иди в ванную и не попадайся мне на глаза. Вернешься, когда усну. – Я отворачиваюсь, пока опять не набросился на нее.
Только минуту спустя она слезает с кровати и уходит в ванную, а я прикрываю глаза в надежде заснуть. Вроде даже получается, пока до слуха не доносится ее визг:
– А-а-ай…
Встав с постели, подтягиваю брюки, застегиваю и топаю следом за Ритой. Она сидит на полу посреди ванной, обеими руками обхватив окровавленную стопу.
– Я поранилась. У тебя тут что, стекла?! – Смотрит на меня с вызовом.
– Здесь недавно разбилось зеркало.
Взглядом указываю на свою руку с заживающими швами, и Рита начинает смеяться. Сначала прыскает смехом, а потом закатывается, забыв про рану на стопе.
– То есть это было зеркало? – выдавливает сквозь смех. – А я-то думала… Когда увидела у тебя бинты, распереживалась за бедолагу, которому ты по привычке выбил зубы…
Поднимаю эту истеричку с пола и отношу в комнату – на смятую, влажную и испачканную моей кровью кровать. Беру с тумбочки обеззараживающий раствор и ватный тампон, протираю мелкую царапину на ее ноге и вытаскиваю блестящий осколок.
– Ерунда, – диагностирую, еще раз обработав ранку, и ловлю на себе ее удивленный, но довольный взгляд.
– А ты можешь быть заботливым.
– Сейчас выставлю за дверь горничную, которая не умеет убираться, и ты возьмешь свои слова обратно.
– Ой, да ладно. Забей ты на нее. – Берет меня за запястья и тянет к себе. – Садись лучше. Твоя спина пострадала куда сильнее. – Отнимает у меня флакончик и устраивается за мной. – Ужас. Платон, может, к доктору?
– Сильно рассекла? – спрашиваю через плечо.
– Пара швов не помешает.
– Вон нитки. Штопай.
– Что-о-о?! – Рита спрыгивает с кровати и пятится от меня, как от огня. – Я не врач. Я просто менеджер.
– Хорошо. Звони в «скорую». Скажи, что отхлестала меня во время ролевой игры. Медики любят такие истории. – Усмехнувшись от ее смятения, поясняю: – Нам придется объяснить появление этих отметин, иначе они накатают заяву в ментовку. Так уж у них принято. Сама решай – трясти бельем перед посторонними или спокойно наложить швы самостоятельно.
Сглотнув, она съеживается и судорожно кивает.
– Ладно. – Дрожащими руками берет аптечку, натягивает перчатки и вдевает нитку в иглу. – А как же обезболивающее?
– Я потерплю. Не тяни. Спина сейчас так горит, что ничего не почувствую.
Выдохнув, моя голая «медсестричка» опять прячется за моей спиной, и в следующее мгновенье я ощущаю укол. Терпимо, поэтому даже вида не подаю, что хреновый из Риты доктор. Прокалывает мою кожу раз шесть, не меньше. Наконец заканчивает и, сняв перчатки, ворчит:
– Я с тобой где-нибудь в психушке закончу. Сначала знать меня не хотел, теперь по всем фронтам упущенное наверстываешь.
– Знать тебя не хотел? – переспрашиваю, следя за ней.
Сгребает все использованное в кучу и отправляет на тумбочку.
– Получается так. Сам же сказал, что не знал, где я живу и работаю, когда покупал нашу фирму. Выходит, даже справки обо мне не наводил.
– Не наводил, – подтверждаю я. – Хочешь услышать, почему? Потому что знал, что если увижу тебя или услышу, не удержусь. И придется тебе не только меня до конца жизни терпеть, но и мою мамашу.
– Но ты же должен был хотя бы мысль допустить о последствиях нашего незащищенного секса!
– Я считал, тебе хватит ума на аборт. В случае чего.
– От него меня отговорила мама! – выпаливает Рита и умолкает, поглядев куда-то сквозь меня.
– Тогда, может, ты прекратишь обвинять свою маму во всех грехах? – подсказываю ей, укладывая себя на кровать. – Иди сюда, – подзываю ее и накрываю одеялом, когда она ложится, прижавшись к моей груди. – Спи, Рита. На сегодня хватит. – Губами касаюсь ее головы, добавляя: – Завтра продолжим.
Глава 13
Я млею под теплыми струями душа. Обволакиваемая клубами пара и аромата геля. Уверенные мужские руки растирают по моему телу пышную пену – мягкую и нежную. И я мурчу от каждого нового прикосновения и поцелуя. Богатырев старается быть ласковым, что не может не радовать. Это даже приятнее, чем получать от мужчины то, в чем он ловок.
Бросив мочалку под ноги, он все же срывается, толкает меня к стене, разводит мои ноги и врывается в меня ураганом. Надоели ему телячьи нежности. Душа-то просит остроты и страсти.
– Животное, – выдыхаю я, подтягиваю к себе его руку и захватываю губами средний палец. Полизываю и посасываю, глядя в его одурманенные глаза.
Он стремительно набирает темп, тяжело дыша сквозь стиснутые зубы. Скрипит челюстями, толкаясь в меня с неистовой силой. Долбя моим позвоночником о стеклянную стену душевой кабины.
Черт, у меня грудь колом встает от пронзительных ощущений. Соски превращаются в острые камешки, трущиеся о мужской торс. Я всасываю в себя весь его палец, отчего он закатывает глаза, напрягшись каждой мышцей. Помешанный на мне безумец. Идиот, лишивший нас обоих стольких лет.
Слегка прикусываю, расширив тем самым его зрачки. Под густой щетиной прокатываются желваки. Еще раз толкнув меня, отнимает руку от моего лица, хватает за шею и впивается поцелуем в мой рот. Он молчит, но я подсознанием слышу, как называет меня сукой, ненавидит, жаждет задушить. Скрещиваю ноги за его бедрами, запрокидываю руки на его спину и, пальцами поглаживая вздувшиеся от утренней порки полосы, отвечаю на поцелуй, на вторжения, на чувства.
От оргазма, окунувшего меня в чан раскаленной лавы, пугаюсь собственного крика. Дрожу, прилипнув к широкой твердой груди. Вдыхаю его запах. Слизываю с кожи его соленый, терпкий пот и отрывисто выдыхаю:
– Тебя опасно любить, Платон Богатырев.
– Как и тебя, Рита, – шепчет он, не выпуская меня из своих объятий и не покидая моих недр.
Его член еще пульсирует. Биение сердца невидимыми волнами отражается на мне, как цунами от эпицентра землетрясения.
– Нам надо взять тайм-аут. Меня ждет Саша.
Он улыбается уголком губ, опуская меня на ноги. Доволен услышать о дочери и убедиться, что на первом месте в моей жизни не мужчины и работа.
– Я почти не знаю, чем она увлекается. Купил какой-то набор для юного исследователя. Очень рекомендовали для смышленых детей. Не было возможности отдать. Передашь?
Секунду смотрю на него, не веря своим ушам.
– Может, сам подаришь? – спрашиваю, без лишних слов приглашая его к себе. – Она будет рада.
– А ты?
– Напрашиваешься на еще одну порку? – Ноготками провожу по его бугристым мышцам. – Я же могу втянуться, Платон. Куда потом прятаться от меня будешь?
Он обводит меня хищным взглядом – снова голодным.
– Втягивайся, Рита. Меня заводит твоя развратная сторона.
Хмыкнув, встаю под струи, смываю с себя пену и текущую по внутренней стороне бедра сперму и выхожу из кабинки.
– Ты не голоден? Я бы перекусила перед отъездом. – Надеваю халат и оборачиваю волосы полотенцем.
– Спустись на кухню. Там наверняка свежий ужин, – отвечает Богатырев, вспенивая мочалку. – И мне положи.
Не представляя, где в этом доме кухня, все же послушно отправляюсь на ее поиски. В доме еще полумрак. Солнце только садится. Так что место, где кормят, я отыскиваю без приключений. Мама пришла бы в восторг от такой огромной кухни со всеми наворотами чудо-техники. Найдя в холодильнике графин с домашним лимонадом и мясную нарезку, выставляю их на стол, из духовки достаю запеканку и носом втягиваю ее вкусный аромат.
– Она пересоленая, – доносится мне в спину сиплый голос старой женщины.
Обернувшись, вижу седовласую незнакомку невысокого роста. Белая сорочка делает ее худобу и бледность еще пугающей, чем они есть. В ее тусклых глазах беснуются черти. Кривые сухие пальцы теребят кусок красной тряпки.
– Он не подпускает меня к плите, – жалуется она, медленно огибая кухню. – А я неплохо готовлю. Люблю печь блины, драники.
– Хераники! – рявкает появившийся в дверном проеме Платон. Босый, в домашнем трико и с полотенцем через голову. – Ты поужинала?!
– Д-да, – кивает она, печально опустив лицо.
– Тогда проваливай к себе.
Меня коробит от его манер. Нетрудно догадаться, что эта женщина – его мать. Она не подарок. Ради свободной жизни отказалась от двух детей. Но не по-мужски так разговаривать с родительницей.
Аппетит исчезает. Сметается наползшим омерзением. Убрав запеканку обратно в духовку, наливаю себе лимонад и делаю несколько глотков.
Платон взглядом провожает уходящую мать и переводит его на меня.
– Что она тебе наговорила?
– Ничего, – пожимаю плечом. – Почему ты так злишься?
– Предлагаешь быть с ней ласковым любящим сыном? Из-за нее я чуть не умер и попал в приют. Иру она вообще бросила в роддоме. А Саша не знает меня. Я не могу относиться к ней доброжелательно. Внутри все протестует.
– Ей не хватает человеческого общения. Я могла бы…
– Не могла бы! – перебивает он меня. – Я тебя знаю, Рита. Пообщавшись с ней, ты начнешь ее жалеть. В какой-то момент она покажется тебе здоровой несчастной женщиной. Убедит тебя, что я монстр, и получит доступ к опасным вещам. Мне плевать, что будет с ней. Но она за собой и тебя потащит. Поэтому – нет, у тебя с ней не будет никакого человеческого общения. Я уже подыскал для нее сказочную клинику в Швейцарии. Готовлю документы. Скоро она исчезнет из нашей жизни.
Горько усмехнувшись, всплескиваю рукой:
– А не ты ли недавно говорил мне, что не такой, как она?
– Я ее не бросаю. Знаешь, сколько бабок будет уходить на ее лечение, сиделку, переводчика и развлечения? Это уже больше, чем она заслуживает.
– Представь, если однажды Саша так же поступит с тобой.
– Я не доведу до того, чтобы моя дочь меня возненавидела. Еще вопросы? – Берется за края полотенца и вздергивает подбородок. – Вот и отлично. Твой чемодан в комнате. Переодевайся. Ехать пора.
Странно, но приятная сладкая истома, подаренная мне Богатыревым, не улетучивается вместе с аппетитом. Мое тело по-прежнему реагирует на него. Желает и мучается. Этому человеку удается отключать мои мозги и оголять примитивное плотское возбуждение, жажду потакать первобытным инстинктам.
Я с большим трудом держу себя в руках, пока переодеваюсь. Приходится глушить в себе очередную волну нахлынувшего сексуального голода. Стараться не смотреть в сторону одевающегося Богатырева.
Надев джинсы и майку, пальцами расчесываю волосы и выпрямляюсь перед своим любовником.
– Я готова.
Застегивая запонки, он обводит меня взглядом и хмыкает, задержав его на моей руке.
Да, я не надела кольцо Ярослава. Во-первых, оно в крови. Во-вторых, похоже, я передумала выходить за него. И в-третьих, я ему изменила. Носить после всего этого подаренное с любовью украшение – кощунство и надругательство над его чистыми, светлыми чувствами.
Взяв мой чемодан, Богатырев спускается вниз, отдает охране распоряжение следить за матерью и усаживает меня в машину.
Ко мне мы едем молча. Я лишь изредка бросаю немой взгляд на его руки и профиль. Мелко подрагиваю от воспоминаний, как мы занимались любовью в тесном салоне, и ловлю себя на вероломной мысли, что хочу это повторить.
– Не сейчас, – вдруг отвечает он, сворачивая в мой двор.
– Читаешь мысли? – усмехаюсь я.
– О том же думаю. Только Саша важнее. – Смотрит мне в глаза, пристыдив. Достает коробку с заднего сиденья и показывает мне. – Понравится?
– Она девочка воспитанная. Если не понравится, просто выкинет, когда ты уйдешь, – подшучиваю я. – Конечно, ей понравится! Она любит проводить разные эксперименты.
Богатырев улыбается одними лишь глазами. Польщен, что угодил дочери. По всей видимости, очень переживал, выбирая подарок.
– Идем, – зову я его, вопреки недавнему заявлению, что ноги его не будет в моем доме.
Победил. Захватил. Поработил. Добился своего.
Мама встречает нас счастливой улыбкой, а мне вдруг становится очень горько. На какое-то время я забылась, потеряла ориентиры. Обвиняла маму в ее вранье и предательстве, а ведь это она не позволила мне сделать аборт. Без ее помощи и поддержки Саша не появилась бы на свет. А это даже больше того, что они с папой дали мне, удочерив и вырастив.
Бросившись в ее объятия, на мгновенье чувствую себя маленькой девочкой, провинившейся перед родителями. Утыкаюсь в мамино плечо и, заплакав, шепчу:
– Прости меня, мам. Пожалуйста.
– Все хорошо, Рита, – отвечает она, гладя меня по голове. – Всякое бывает. Ты меня тоже прости… Платон, входите, не стойте в дверях, – переключается она на Богатырева, выпуская меня из объятий.
Он закатывает в квартиру мой чемодан и вглядывается в коридор, по которому нам навстречу летит радостная дочка.
– Мамочка! – визжит она, кидаясь ко мне.
Ловлю ее на руки, прижимаю к себе и целую в висок. Моя девочка так тепло и сладко пахнет, что жизнь, какой бы тяжелой ни была, вновь обретает яркие краски. Все проблемы кажутся по плечу.
Она буквально душит меня своими ручками, когда наши с Богатыревым взгляды встречаются. Он совсем другой. Будто подмененный. Смотрит на Сашу с несвойственной ему нежностью. Взгляд переполнен желанием тоже обнять ее. Но он лишь протягивает ей коробку, едва я выпускаю ее из рук.
– Привет, принцесса, – улыбается, присев перед ней. – Это тебе.
– Здравствуйте, – смущается она и, получив мое одобрение, принимает подарок. – Вау! Спаси-и-ибо! Бабушка, смотри, что мне дядя-папа подарил!
Дядя-папа… Даже у меня в груди колет. Представляю, каково Богатыреву.
– Так пригласи его вместе с тобой разобраться, что с этим делать, – подсказывает ей она. – А мы с мамой пока на стол накроем.
Саша обхватывает своей ладошкой палец Богатырева и тянет его в детскую.
– Пойдемте я покажу вам, какая красивая у меня комната!
Он как завороженный, быстро скинув туфли, плетется вслед за дочерью. И тут меня осеняет, что Саша – не только мое слабое место, но и его.
– Ритуль, ты как? – приводит мама меня в чувство, приложив ладонь ко лбу.
– Нормально, – хмурюсь я. – Почему ты спрашиваешь?
– Ты так-то два дня назад в аварию попала.
– Да пустяки! – Отмахиваюсь я. – Мадлен звонила?
– Она в ярости, – отвечает мама, направившись в кухню. – Говорит, еще не выплатила кредит за машину. Но Ярослав с ней потолковал и… – Она оборачивается, когда я замираю на пороге. – Запуталась ты в мужиках, Рита, да?
– Я переспала с Платоном, – признаюсь я, прикрывая дверь.
Мы с мамой всегда были подругами, так что мне и так было сложно семь лет носить в себе тайну наших с Богатыревым специфических отношений. Но сейчас молчать не могу. Мне срочно нужен здравый совет.
– Ты нашла то, что искала? – спрашивает она, вместо того чтобы отчитать меня.
Я киваю. Рассказывать ей о биологической матери и сестре не хочу. Потом как-нибудь. Сейчас меня другое гложет. То, от чего не убежишь.
Мама открывает шкаф и начинает выставлять на стол тарелки и кружки.
– Ярослав тебя любит, Рита. Я тебе уже говорила об этом. А как показал опыт с Королевым, – его фамилию она произносит с неприкрытым пренебрежением, – я в твоих парнях не ошибаюсь. Возможно, ты даже будешь в какой-то мере счастлива с ним. Но раз изменила, значит, твои чувства недостаточно сильны. – Оглядывает меня хитрым взглядом. – Изменила раз, изменишь и второй. И однажды вы разбежитесь, превратившись в лютых врагов. Я не хочу, чтобы ты была одинока, Рита. После твоего развода с Королевым и рождения Саши я каждый день молилась, чтобы ты нашла себе настоящего мужчину. Может, мои молитвы наконец кем-то были услышаны. Тебе выпал шанс выбрать между двумя.
– Я бы их обоих оставила, – вздыхаю, опустившись на стул.
Мама слабо улыбается, раскладывая ложки и вилки.
– В твоем возрасте я тоже оказалась в тупике. Думаешь, твой папа был единственным, кто ухаживал за мной? И единственным, кто нравился мне? Времена были другими, но чувства такими же сильными.
– Судя по тому, как вы жили, о выборе ты не пожалела. Чем же руководствовалась?
– Я выбрала того, с кем хочу и могу быть собой, – подмигивает она мне и разворачивается к шкафам. Открывает мультиварку и шлепает себя по лбу. – Я забыла ее включить. Давай, Ритуль, поднимай попу, делай салат. А то чаем с вафельками мы не наедимся.
– Перекусим бутерами, – предлагаю я, нехотя залезая в холодильник. – Так суетишься, как будто у нас президент в гостях. Обойдется хлебом с маслом.
– Ну вот, Рита, ты и сделала свой выбор, – улыбается мама под писк включившейся мультиварки.
И ведь права: с Богатыревым я не притворяюсь. Я – это я от и до, целиком и полностью. С Ярославом все по-другому. Его я боюсь обидеть, задеть, ранить. С ним я всегда напряжена, потому что приходится следить за каждым своим словом, шагом, жестом. Он сможет быть хорошим мужем, но в ответ не получит и малой доли тех чувств, что подарит мне. Возможно, живя с Богатыревым, я часто буду вспоминать Ярослава и сравнивать их с Платоном. Первое время я буду жутко скучать. Потом узнаю, что у него новая любовь, и разозлюсь от ревности и зависти. От этого не убежишь. Но выбрав его, я совершу куда большую ошибку, сломав несколько судеб: свою, его, Богатырева и Саши. Сейчас вся ответственность за наше будущее лежит на мне. От меня зависит, будем мы счастливы или обречем себя на безрадостную жизнь.
Закончив с накрыванием на стол, мама велит звать Платона и Сашу, а сама раскладывает по тарелкам горячее. Идя в детскую, улыбаюсь самой себе от интересного нахлынувшего чувства покоя. Мы словно уже семья – большая и дружная.
Приоткрыв дверь, обнаруживаю Сашу в постели. Дочка спит, а Богатырев на полу рядом с ее кроватью. Одну руку подложив под голову, а в другой держа книжку со сказками. Он тихо читает, хотя его слушательница уже досматривает десятый сон.
Я тихо смеюсь, дав о себе знать. Богатырев приподнимается с пола, смотрит на Сашу и откладывает книжку на тумбочку.
– Она рассказала мне про какого-то Петю, – оповещает он меня, вставая. – Мне следует волноваться? Покупать ружье?
– Это соседский мальчик, – улыбаюсь я. – Саша уже год в него влюблена.
Богатырев поправляет на дочке одеяло, на секунду задерживается над ней, но гасит свет, не позволив себе такую вольность, как поцелуй. Вряд ли он боится разбудить Сашу. Думаю, он боится, что после этого не сможет с ней расстаться. Именно так случилось со мной.
– Идем ужинать, – приглашаю я его.
– Я пообещал ей вместе сходить куда-нибудь на выходных.
– Отличная идея. А меня возьмете? – заговорщицки спрашиваю я, загородив ему путь собой.
– Зависит от того, как ты будешь себя вести, – не теряется он.
– Ужин остывает! – напоминает нам мама, и мы отправляемся на кухню.
Квартира у меня близко не сравнится с домами, в которых живет Богатырев, но он ведет себя вполне по-свойски. Осталось в нем понимание к простоте из прошлой жизни. Как он и говорил, все свои проблемы воспринимает за урок.
– А Саша? – беспокоится мама.
– Она утомилась, – отвечает Богатырев, ополаскивает руки и садится за стол. – Уснула, но пообещала, что утром съест двойную порцию каши.
– Козявка мелкая, – смеется мама, тоже садясь за стол. – Платон, вам положить салат? Бутерброды берите.
Он окидывает стол взглядом и интересуется:
– Майонез есть?
Маму этот вопрос расслабляет. Она, впрочем, как и я, не ожидала, что мужчина, позволяющий себе ужины в лучших ресторанах мира, ест майонез.
– Есть, – кивает она и совершает попытку встать, но Богатырев тормозит ее.
– Я сам. – Открывает дверцу холодильника, находит майонез и надавливает немного к мясу. – Пахнет вкусно.
– Майонез? – взволнованно спрашивает мама, и он усмехается уголком губ.
– Мясо.
– Андрей любил его. Я редко готовила. Много работала. Теперь жалею, что не баловала мужа домашней едой, – грустно вздыхает мама. – Нельзя пренебрегать временем. Его не вернуть. Так что советую вам не совершать тех же ошибок. Проживайте каждый день так, словно он последний.
Мы с Богатыревым переглядываемся, он поддевает вилкой кусочек мяса и отправляет его в рот. Мне нечего ответить. Мы уже потеряли семь лет. Будем тупить – потеряем всю жизнь.
– Платон, а почему вы вдруг захотели заняться страховками? – меняет мама тему разговора. – Сейчас на каждому шагу эти фирмы.
– На самом деле компанию я купил для сестры. Она окончила школу страхового бизнеса. Знакома с менеджентом и маркетингом. А если с умом подходить к работе, она принесет колоссальный доход. Уезжать Ира отсюда не хочет, поэтому пришлось поднапрячься с идеей.
– Я узнала, что купленная вами фирма на грани банкротства. В чем ваша выгода?
– Мы рассматривали несколько вариантов. В каждом из них Иру не устроила структура работы. Есть изъяны, которые ей бы хотелось изменить, но тогда можно потерять прибыльных клиентов. А начинать с нуля долго и муторно. Тогда мы решили остановить свой выбор на тонущей компании. У нее есть основа – доля клиентов. Если сосредоточиться на них, то можно обрасти твердым доверием, а это уже маркетинговая уловка. У них есть партнеры, у тех тоже, и так далее. В итоге о нашей фирме будут говорить с восторгом. Подняться с колен после смены руководства – это даже круче, чем явиться в бизнес с новым именем. В эту фирму вернутся даже те клиенты, которые недавно убежали.
– Хитрый ход, – улыбается мама. – Вы человек находчивый. Наверное, коллекция «красных» дипломов?
– Девять классов образования, – спокойно отвечает Богатырев и закидывает в рот следующий кусочек мяса.
У шокированной мамы отвисает челюсть. Первая причина, по которой она невзлюбила Королева, это как раз отсутствие у него образования. Она, как преподаватель, всегда по этому критерию определяла уровень уважения к человеку. Судьба только что преподнесла ей сюрприз.
– Мам, давай потом, – прошу я ее. – Уже поздно. Мы очень устали.
– Да, извините, – произносит она. – Кому чай? Кофе? Цикорий?
Дальнейший ужин мы, в основном, разговариваем о Саше. Богатырев узнает, что она ходит в бассейн и занимается гимнастикой. Мама хвастается ее кубком и грамотой, рассказывает, как тренер уже делает ставки на мировой спорт, на что Богатырев отвечает:
– Если ей действительно это нравится, то я найду ей лучших тренеров.
После ужина, пока мама убирает со стола, я провожаю Платона к двери. Но уже здесь, в коридоре, понимаю, что не хочу его отпускать.
