Текст книги "В твоих объятиях"
Автор книги: Лей Б. Гринвуд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 20 страниц)
У нее было ощущение, что она его потеряла и не может никак отыскать... не знает, как его вернуть.
Сначала она решила, что это Бен встал между ними, и в какой-то степени так и было. Но вскоре она поняла, что это сам Тринити использовал друга, чтобы не оставаться с ней наедине.
Неужели он держался вдалеке от нее по той же причине, что и Джеб? Она всегда хотела понять, почему Джеб не занимался с ней любовью, ей было необходимо это знать, но не хватило храбрости прямо спросить об этом.
Однако последние пять лет научили ее, что в браке все должно быть иначе. Джеб просто не был заинтересован в налаживании с ней каких бы то ни было отношений.
Причем это было не из-за ее внешности. Виктория не была тщеславной, но знала, что очень хорошенькая. Джеб не занимался с ней любовью, но было множество таких, кто с удовольствием бы занялся. Но они никогда к ней не прикасались. Даже не пытались ее поцеловать.
Даже Бак. Он сказал ей, что любит ее, что собирается на ней жениться во что бы то ни стало, он с первого взгляда возненавидел Тринити из-за жесточайшей ревности, но он никогда не пытался ее обнять.
Тринити влекло к ней. Она поняла это через пять минут после того, как его увидела. Этой ночью в хижине он показал ей частицу той страсти, которая, как она чувствовала, должна существовать между мужчиной и женщиной.
Но как только появился Бен, Тринити тут же взял себя в руки. Как он мог не приближаться к ней на протяжении двух недель? Такое возможно, только если с ней что-то неладно.
Ей надо будет спросить его об этом. Для этого ей придется набраться храбрости, но выяснить это она должна.
Благодаря ему она узнала чувства, о которых и не подозревала. Она не ошибалась насчет отношений мужчины и женщины, а теперь еще узнала, что желание, огненная страсть могут быть не только со стороны мужчины. Она ощутила этот неистовый жар.
Тринити страшился момента, когда придется попрощаться с Беном. И при этом ждал его с еле сдерживаемым предвкушением. Он снова останется наедине с Викторией и снова получит шанс открыть свое сердце надеждам и разочарованию.
Он не сомневался, что нравится ей. Она доказала это той ночью в хижине. Он помнил каждое мгновение.
Он помнил вкус ее губ, запах ее волос, трепет ее тела, когда он ее целовал, помнил, как льнуло ее тело к нему, как твердели ее соски, когда он ласкал их, слегка прикусывая.
И еще он помнил свой отклик. Он не мог забыть это ощущение. Каждый раз, когда он позволял себе думать о Виктории и о той ночи, все повторялось.
Впрочем, физические последствия этих воспоминаний его не слишком тревожили. Была бы это другая женщина, он бы только посмеялся с Беном насчет этого, а может, даже пошутил с самой этой женщиной. Они приятно провели время, и пусть все закончится мирно и естественно.
Но он не хотел, чтобы кончалось время, проводимое с Викторией. И это его пугало.
Он вдруг обнаружил, что думает о годах, долгих годах, когда он станет просыпаться, а рядом на подушке будет ее лицо, когда они будут каждое утро вместе завтракать, когда после долгого дня в седле он будет возвращаться домой к ней и каждую ночь находить тепло и утешение в ее постели. Хуже всего – он начал думать о дочерях, каждая из которых была бы точным подобием своей матери, о девочках, обожаемых, потому что они были такими маленькими и потому что они были его дочурками.
Как только он начинал представлять себя лет через десять, окруженным семьей, с процветающим ранчо и ответственностью за всех людей, которые на него работают... он чувствовал, что задыхается. Он понимал, что свобода, которой он наслаждался всю жизнь, исчезает.
И все-таки, как только он решал, что не вынесет такой жизни, оказывалось, что он жаждет ее больше всего на свете.
Что получал он от жизни на тропе? Еду у костра. Езду по безумной жаре, пронизывающему холоду, дождю, слякоти или снегу. Сон на земле. И риск. Вечно рисковать жизнью и ничего не достичь в конце.
И все же от закоренелых привычек было трудно избавиться, а мысль о новых... смущала его. Однако ему нужно выбирать одно из двух. Он должен сделать выбор в пользу Виктории или против нее.
* * *
Бен поравнялся с ним.
– Думаю, что здесь я с вами расстанусь.
– Ты не можешь бросить нас сейчас, – запротестовал Тринити. – Мы всего в десяти милях от моего ранчо. Ты ведь захочешь помыться и отдохнуть несколько дней.
– Не-а. Я точно не знаю, где искать Чока. Надо будет поспрашивать тут и там. Надеюсь найти его в Игл-Пасс, но, может, придется съездить в Мексику, возможно, до Монтеррея. Можешь встретиться со мной через три дня в Увальде?
– Тебе нужна свежая лошадь. Коров у меня нет, но зато имеются самые лучшие кони в Техасе.
– Мне не нужна свежая лошадь. Моя старая кляча не простит, если я залезу на другой мешок костей.
– Но что-нибудь тебе нужно?
– Не-а. Просто встреть меня в Увальде. Если не смогу быть там, я оставлю тебе сообщение в конюшне Блэкпула. Спросишь Джуда. Он старый, безобразный и вредный, но можешь полностью ему доверять.
– Увидимся через три дня.
– А ты позаботься о маленькой леди. Если я вернусь и узнаю, что ты позволил судье покусать ей бока, я тебе этого не прощу.
– Ты сомневаешься, что я знаю, как позаботиться о пленнике?
– О мужчине – знаешь. Даже если он мерзкий мошенник и за тобой гонится дюжина его родичей. Но не думаю, что ты имеешь хоть малейшее понятие, как обращаться с женщиной. Ты слишком давно не практиковался в этом.
– Убирайся отсюда, пока я не решил арестовать тебя за что-нибудь.
Бен жизнерадостно распрощался и поскакал прочь.
– Откуда он знает, куда ехать?
– Инстинкт. Ты можешь забросить его в Блэк-Хиллз, и он доберется до Техаса, ни разу не сделав неверного поворота.
Местность, по которой они ехали, резко отличалась от гор Аризоны и пустыни, простиравшейся от южной Аризоны до Большой излучины Рио-Гранде. Они вступали на скотоводческую территорию южного Техаса, в край, который Виктория хорошо помнила с детства.
Местность поросла низкорослыми деревьями и колючими кустарниками с ароматными цветами и сочными ягодами.
Подъехав к ранчо, они стали встречать беломордых коров.
– Что-то тут не так, – произнес Тринити. – Когда я уезжал, тут не было ни одной коровы.
Глава 20
– Может, здесь появились скотокрады?
– Скотокрады забирают коров, а не приводят их на ранчо, – ответил Тринити. – И уж точно не таких коров. – Он всмотрелся в ближайшую корову, и было видно, что его осенила какая-то мысль. Он подъехал к корове, чтобы рассмотреть ее получше, но животное припустилось бежать. Слишком быстро, чтобы он мог накинуть на него лассо, но недостаточно быстро, чтобы он не смог прочитать клеймо.
– Это одна из коров, которых я отдал Бену, – сказал он, присоединяясь к Виктории. – Теперь я знаю, почему его не было в хижине, когда мы приехали. И знаю, почему он не захотел ехать на мое ранчо.
– Он пригнал коров сюда? – Виктория не понимала, почему Бен сделал это и почему Тринити не знает, ругаться ему или смеяться.
– Он отдал их мне обратно. Теперь у меня есть отличное стадо.
Виктория хорошо помнила этот дом, словно покинула его лишь вчера. Он не был красивым. А теперь, с облупившейся краской и посеревшими от непогоды досками, выглядел совсем уныло. Глаз радовала только веранда, окаймлявшая две стороны, и раскидистые клены и вязы, защищавшие от палящего полуденного солнца.
На дворе не было видно ни души. Забор, когда-то ограждавший небольшой дворик и охранявший ее цветничок и маленькую лужайку от коров, полностью исчез. Только кораль выглядел достаточно исправным.
– Тут все немного запущено, – произнес Тринити, явно думая о чем-то другом. – Дом простоял пустым два года, когда я его купил.
– Ты собираешься сохранить его?
– Не знаю. Я купил его просто так, из прихоти. К несчастью, я не оценил, во что обойдется привести все в порядок. Боюсь, что единственный способ поддержать ранчо, пока стадо не станет прибыльным, – это вновь заняться старательством.
– А как же коровы, которых мы видели на въезде?
– Не знаю. Спрошу об этом у Уорда.
Они подъехали к сараю, и из его темной глубины вышел высокий худощавый мужчина. Одежда на нем сидела мешком, но он был умыт и чисто выбрит. Из-под шляпы выбивались почти белые волосы. Большие пальцы его мозолистых рук были засунуты за пояс брюк. По выражению его лица Виктория поняла, что он не знает, как воспринять появление хозяина, да еще с какой-то женщиной.
– Что здесь делают коровы Бена? – поинтересовался Тринити.
– И вам доброе утро, – откликнулся Уорд с легкой улыбкой, едва тронувшей его губы. – Надеюсь, у вас было хорошее путешествие.
– Ладно, ладно. Ну, плохие у меня манеры, – пожал плечами Тринити, улыбка вернулась и к нему. – Ты знал это, когда подписывал договор, так что не жди внезапного улучшения.
– Дом не в лучшем виде, мэм, но от солнца вас укроет. Я.буду рад помочь вам спешиться.
– С удовольствием приму вашу помощь, – ответила Виктория, довольная тем, что все друзья Тринити относятся к нему уважительно и не обращают внимания на его репутацию.
Тринити послал своего коня между Викторией и Уордом.
– Никто никуда не пойдет, пока ты не ответишь на мой вопрос.
– Мне, пожалуй, лучше ему ответить, мэм, а то он продержит нас здесь, пока кто-нибудь не свалится от солнечного удара. Ему-то что, а у меня, если долго стою на солнце, кружится голова.
– Наверное, у меня кружилась голова, когда я решил, что ты можешь быть управляющим, – кивнул Тринити. – Ты такой же, как Бен. Ваша парочка заговорит кого хочешь. Так что делают здесь эти коровы?
– Он сказал, что привел сюда коров, потому что нечего тебе было сажать их ему на шею. Слишком много заботы держать их в стороне от оврагов, находить для них воду, прогонять скотокрадов и кугуаров.
– Тогда он должен был их продать.
– Сказал, что с этим тоже много хлопот.
– Поэтому он перегнал их на расстояние нескольких сот миль через одну из худших пустынь в стране.
– Бену пустыни нипочем. Сказал, что ему они очень даже нравятся, если нет дождя.
У Тринити был такой вид, будто он готов свернуть шею своему управляющему.
– Я отдам ему половину денег, когда продам этих коров.
– Он так и думал, что ты это скажешь. Велел передать тебе, что открыл в банке счет на твое имя.
– Я отдам ему наличными.
– Сказал, что закопает их у тебя под крыльцом.
Тринити расхохотался:
– Получается, что я все-таки завел себе стадо. Теперь мне нужно раздобыть денег, чтобы привести в порядок постройки.
– Не возражаешь, если, пока ты будешь их искать, я заберу маленькую леди с солнцепека?
Тринити спрыгнул с коня и протянул руку Виктории, помогая ей спешиться.
– У этой маленькой леди есть имя. Она Виктория Дэвидж. Убийца, за которой я отправился, чтобы вернуть ее в Бандеру на виселицу. – И добавил, видя растерянность в глазах Уорда: – Я сделал ошибку. Она невиновна.
– Но ты все равно привез ее сюда?
– Она настояла. – Тринити рассмеялся, глядя на недоверчивое лицо Уорда. – Мисс Дэвидж решила, что пришла пора покончить со злосчастной неразберихой раз и навсегда. Она побудет здесь, пока я отыщу человека, который может доказать, что она не убивала своего мужа. Бен уже отправился на его поиски.
– Куда он поехал?
– В Увальде. Я должен встретиться с ним там через три дня. Он разыскивает Чока Джиллета. Слышал о таком?
– Нет.
– Как поживает Дьябло?
– Вредный, как всегда, – покачал головой Уорд. – Сам посмотри.
Тринити повел Викторию в сарай к стойлу у дальней стенки. Прохладный полумрак был очень приятен.
– Почему ты держишь коней в сарае? Отец никогда так не поступал.
– Мы держим внутри только Дьябло. Он жеребец и нападает на всех лошадей мужского пола, будь то жеребец или мерин.
От громкого посвиста у Виктории заложило уши. Великолепный вороной жеребец в дальнем стойле недовольно стучал копытом.
– Он дикий?
– Нет, просто сердитый. Я выиграй его у игрока, который сам выиграл его у какого-то конезаводчика с Востока. Он чуть не забил его до смерти, пока я его не забрал. Он позволяет мне положить на него седло, но буквально безумеет, если кто-нибудь пытается на него сесть.
– Что ты будешь с ним делать?
– Приручу его. Надеюсь.
– А если не сможешь?
– Пущу на племя. Я заработаю состояние, продавая жеребят от него. Не подходи слишком близко. Он кусается.
– Ты ведь не укусишь меня? Правда? – промурлыкала Виктория, обращаясь к жеребцу. – У меня был такой же, как ты. Только он любил, чтобы я на нем скакала. Я ездила на нем каждый день.
Тринити стоял напряженно, готовый оттащить Викторию от Дьябло. Однако, к большому его удивлению, голос Виктории, казалось, успокоил жеребца. Она даже протянула к нему руку сквозь решетку. Дьябло попятился, но не попытался на нее напасть!
– Кажется, у тебя есть особый подход к лошадям, – промолвил Тринити. – Он ведь не подпускает к себе никого, кроме меня.
– Он не злой, – проговорила Виктория, отступая от стойла. – С ним просто очень плохо обращались. Если будешь приручать его медленно, он научится тебе доверять.
– Я это и делаю, – кивнул Тринити, выходя с ней из сарая. – Но он отнесся к тебе лучше, чем к кому бы то ни было. Возможно, ты сумеешь мне помочь. Это займет твое время, пока меня не будет.
Они не обсуждали его отъезд, и Виктория вдруг поняла, что они вообще ничего не обсуждали. За исключением смертного приговора, нависшего над ее головой, они разговаривали лишь о вещах совсем малозначительных.
Это следовало изменить. Пока он был всего-навсего бродячим ковбоем, пока он был всего лишь охотником за вознаграждением, который вез ее обратно в Бандеру, то, что он делал, было для нее не важно. Но все изменилось за время их долгого путешествия.
Она знала, что любит его. Она знала, что хочет провести с ним остаток жизни. Но она не знала, каковы его чувства к ней. Она не знала, что он думает насчет женитьбы. После той ночи откровенностей он никогда не упоминал о Куини. Она не знала, сможет ли он когда-нибудь забыть Куини.
Если бы она знала, как справиться с призраком Куини!..
Она думала, что даже если та умерла, это не решит проблему. Тринити переживал, что ему не удалось наказать ее за преступление. Так что если она умерла, получалось, что она избежала его мести. Чувство вины перед отцом заставило его выбрать профессию, которую он ненавидел.
Виктория поклялась, что поможет ему покончить с этим.
Дом настолько не изменился, что Виктории показалось, будто она шагнула в прошлое.
– Это же наша мебель! – воскликнула она, входя в северную гостиную, известную как «дамская гостиная». Ее гостиная. – Я помню, как сидела здесь каждое воскресенье, поджидая папочку, чтобы идти в церковь. Банк продал дом со всей обстановкой, за исключением нескольких вещей, которые я забрала в «Тамблинг-Ти».
– Далтоны продали его точно так же, лишь бы избавиться от обузы.
– Твоему отцу тоже с ним не повезло. Зачем ты его купил?
Тринити на минуту задумался.
– Наверное, потому, что это было единственное место из нашего прошлого, которое отец мог назвать своим собственным. Наш дом на Тринити был смыт весенним паводком, так что в Колорадо не осталось места, которое я мог бы назвать родным домом.
Виктория подошла к одному из окон. Оно смотрело на север, в сторону Сан-Антонио.
– А что ты собираешься делать со мной, пока будешь искать Чока?
– Я рассудил, что тебе будет спокойнее, если ты останешься здесь, в привычном месте. И конечно, я не хочу, чтобы судья Блейзер или шериф узнали, что мы вернулись. Пока я не найду Джиллета.
– Можно мне осмотреть весь дом? – попросила она.
– Разумеется. Мне нужно еще кое-что проверить, но думаю, ты в любом случае захочешь пройтись по нему одна.
Он был прав. У нее было чувство, что это больше ее дом, чем его. Ей не понадобится много времени, чтобы заново освоиться в нем, несмотря то, что привычные вещи больше ей не принадлежали.
Она чувствовала себя юной девушкой, вернувшейся домой после долгого путешествия.
Общая гостиная, столовая, кабинет ее отца и кухня выглядели в точности как прежде.
Только дорожка на лестнице поистрепалась больше, чем ей помнилось. Может, ей показалось, но и перила выглядели тоньше. А вот что явно не было плодом ее воображения, так это что окна отчаянно нуждались в хорошей мойке. Удивительно, что свет вообще проходил сквозь них.
Комната отца выглядела точно такой же, как была. Разве что ее дополнили некоторые вещи Тринити. Дома он был столь же аккуратен, как на тропе. Все имело свое предписанное место и именно там и находилось. Поскольку она сомневалась, что Уорд занимался чем-либо, кроме сбруи, она решила, что порядок наводил Тринити.
Судя по всему, он ничего не оставлял на волю случая. И наверное, ничего в жизни не терял. Неудивительно, что он сумел скопить денег на приобретение этого ранчо.
Она заглянула в другие спальни. Занавески там поменяли. Одеяла, покрывала и простыни были новыми, но мебель осталась прежняя.
Она вошла в свою прежнюю комнату. Это было роскошью для шестнадцатилетней девочки – иметь собственную гостиную, но в доме было так много комнат, что отец настоял на этом. Она провела здесь много счастливых часов, планируя свое будущее, свою свадьбу, мечтая о цветущих годах в качестве жены, матери, возлюбленной.
Там было пусто, как пусты оказались эти ее мечты. Вся мебель отсюда переехала с ней в «Тамблинг-Ти». Судья хотел, чтобы она была окружена привычными вещами. Он хотел, чтобы она была счастлива, чтобы с радостью ждала своего брака.
А теперь он хотел ее смерти.
Виктория закрыла дверь. Она будет спать в одной из комнат для гостей.
Тринити принес в дом седельные сумки с ее вещами.
– Куда тебе их положить?
– Кто-нибудь пользуется спальней над северной гостиной?
– Нет.
– Тогда я займу ее.
– Эта пустая спальня была твоей?
– Да.
– Что случилось с меблировкой?
– Я забрала ее с собой, когда вышла замуж.
– Боюсь, что здесь маловато вещей. Я здесь давно не был...
– Оно и к лучшему. Человек должен пожить в доме, прежде чем начинать его обставлять. Нужно время, чтобы понять характер дома.
– Я полагал, что дом принимает характер своего владельца.
– С большинством домов так и бывает. Но не с этим.
– Этот дом принес погибель многим людям.
– Я думаю, что те, кто здесь пострадал, уже несли в себе семена гибели. Если человек не хочет гибели, он не погибнет.
– Почему ты так говоришь?
– Из-за тебя. Тринити растерялся.
– У кого было больше причин потерпеть поражение, чем у тебя? Ты хотел поквитаться. Просто не знал как. Ты даже попытался отдать стадо первоклассного скота и не смог этого сделать. И с этим ранчо ты все устроишь, точно так же как приручил этого жеребца.
Тринити не знал, что сказать. Никогда и никто не выказывал такой веры в него. Большей частью люди говорили, что он везунчик, если до сих пор остается в живых. А как же иначе он вернул восемнадцать приговоренных мужчин в руки правосудия и не был убит? О его везении твердили и тогда, когда он находил золото, хотя его находки были весьма скромными. Его золота едва хватило на покупку ранчо.
Но за все эти годы Виктория была первым человеком, не приписавшим его успех случайности.
– Ты изменишь мнение, когда заглянешь на кухню. Там нет почти ничего съестного, а до города не близко.
– Но у нас остались кое-какие припасы.
– Их неприлично подать на стол.
– Может, и так, но я лучше съем на ужин бобы с беконом, чем останусь голодной.
– Полагаю, мы найдем что-нибудь получше, если ты сумеешь разжечь эту печку.
– Неужели большая синяя печка все еще здесь? – спросила Виктория, вспоминая, сколько раз помогала готовить их испанской кухарке.
– Самое большое чудище, которое я когда-либо видел.
– Отнеси все на кухню. Пока Уорд расскажет тебе все, что случилось в твое отсутствие, я приготовлю поесть. А потом я хочу ванну. Могу я попросить кого-нибудь поставить на печку котел и наносить в него воды? Он нагреется, пока я буду стряпать. Там наверху была большая медная лохань. Ты не знаешь, что с ней случилось?
– Нет, но я выясню.
У Виктории об этой кухне были самые счастливые воспоминания. Наиболее привлекательной ее чертой были четыре огромных окна, выходивших в большой мир. Даже зимой они давали ей ощущение, что она часть необъятных открытых пространств.
К тому времени как Виктория растопила печку и начала жарить бекон, Тринити вернулся с огромной лоханью, занявшей большую часть плиты. Используя насос около задней двери, он стал носить ведро за ведром, пока лохань не наполнилась водой до краев.
– Уорд нашел твою купальную ванну. Кто-то приспособил ее как поилку для скота. Сейчас он ее отмывает.
– Надеюсь, он поест вместе с нами?
– Его здесь не будет. Я послал его в город. Раз ты здесь остаешься, нам нужны припасы. Поездка займет у него два дня.
Ужин прошел в напряженном молчании. Напряжение возросло, когда Тринити стал помогать ей мыть посуду. А потом, когда они уселись в гостиной, дожидаясь времени отхода ко сну, оно стало просто невыносимым.
Он сидел напротив нее на неудобном диване с высокой спинкой, принадлежавшем еще семье ее матери. Было видно, что ему неуютно среди полированного дерева, бархатной обивки и свечей. Даже одежда его казалась здесь не к месту.
Виктория полностью сосредоточилась на нем. Нервы ее были натянуты как струны.
– Если я хочу встретиться с Беном, мне нужно отправляться в Увальде, как только вернется Уорд, – объяснил Тринити.
– А когда ты вернешься?
Почему он так рвался уехать от нее? Весь день он провел с Уордом и не вошел в дом, пока ужин не оказался на столе. Теперь он торопился уехать в Увальде.
– Надеюсь, что через пару дней. Все зависит от того, сколько времени у меня уйдет на поиски Джиллета. Тебе не нужно бояться, что шериф тебя найдет. Уорд сумеет позаботиться о тебе так же хорошо, как я. Если ты не будешь выезжать в город, никто не догадается, что ты здесь. А если что-нибудь все-таки случится, отправляйся к шерифу и заставь его посадить тебя в тюрьму. Там ты будешь в безопасности, пока я не вернусь.
– Я не тревожусь насчет этого. – Она хотела спросить его, почему ему так трудно находиться рядом с ней. Она несколько раз пыталась сделать это во время ужина. Еще раз, когда они мыли посуду. Она хотела попытаться и сейчас, но слова не шли у нее с языка.
– Если он жив, я притащу его сюда. Обещаю.
Ее даже не тревожила мысль о Чоке. Она уже некоторое время не боялась и виселицы. Ее мысли были заняты делом более серьезным. Ее приводила в ужас мысль о том, что едва рассеется угроза ее жизни, Тринити исчезнет и она больше его никогда не увидит.
В глубине души она знала, что больше никого не полюбит. Если он ее покинет, она всегда будет одна.
Сознание того, что скоро она будет свободна и сможет ходить и ездить, куда захочет, должно было бы сделать ее счастливой. Она должна бы быть переполнена планами и мечтами о будущем. А она боялась того дня, когда угроза, нависшая над ней, минует. Тогда у Тринити не будет повода оставаться с ней, защищать ее, думать о ней все время.
Она должна понять, что держит Тринити на расстоянии от нее. Она должна сделать все возможное, все, что в ее силах, чтобы это изменить.
– Я знаю, что ты вернешь сюда Чока.
– Даже если я не смогу это сделать, твой дядя наверняка отыщет достаточно улик, чтобы просить губернатора назначить новый суд.
– Знаю. Впервые за пять лет я ничего не боюсь.
«Не боюсь повешения. Но если он уйдет, мне незачем будет жить».
– Что ты будешь делать потом? Вернешься в Аризону?
– Что ты имеешь в виду? – Этот вопрос застал ее врасплох.
– Ну, когда будешь свободна. У тебя же здесь нет никаких родственников. Я полагал, что ты вернешься в Аризону, чтобы жить со своим дядей.
– Вряд ли мне там будет уютно... в присутствии Бака.
– Можно еще поехать в Алабаму. Там у тебя будет больше шансов найти мужа. Здесь ты наверняка не сможешь оставаться.
Виктория быстро подняла на него глаза. Он что, пытается ей намекнуть, что хочет поскорее выпроводить ее из своего дома? Он нервничал так же, как и она. Неужели она такая ужасная, что он не может провести один несчастный вечер с ней наедине? Неужели мужчина может чувствовать сильное физическое влечение к ней и одновременно отвращение?
– Почему же нет?
– Я имею в виду не этот дом, а то, что ты не сможешь жить в Бандере, оставаясь незамужней женщиной. Правда, ты сможешь жить у судьи Блейзера... Ты все-таки его невестка.
– Он никогда не пустит меня в свой дом, если только ты не найдешь настоящего убийцу Джеба. Кроме того, я не хочу туда возвращаться. Там все будет слишком напоминать мне об ошибке, которую я совершила.
– Ты не можешь остаться здесь без защиты и покровительства. Всегда найдется поблизости кто-нибудь вроде рыжебородого.
– Я найму людей, чтобы меня охраняли.
– Я забыл, что ты богатая, – промолвил Тринити, поморщившись.
Он избегал смотреть ей в глаза, ерзал на своем сиденье. Она явно раздражала его. Ей следовало позволить ему уйти, но она не могла сделать это. Она должна была попытаться еще раз.
Он встал.
– Мне пора отправляться спать. До Увальде путь долгий.
Больше она выдержать не смогла.
– Что со мной не так?