Текст книги "Сказки о живом и мёртвом (СИ)"

Автор книги: Лев Сокольников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 13 страниц)

Дурь родилась во времена с названием "незапамятные", то есть, времена, кои никак не хотят оставаться в "памяти народной", а посему и не запоминаются.

Мнение о Дури: она появилась на совсем малое время раньше, чем первый человек на Земле. Дурь – что-то вроде инфекции, и в какой стране она наиболее свирепствует – сказителю об этом неизвестно, одно наверное: Дурь живёт среди позиций "трудно" и "невозможно", и там проживают Подношения, братья Дури, двойняшки, много яйцевые близнецы.

На момент начала сказки Дурь успела состариться и обзавестись массой болезней с безнадёжным диагнозом: "хронические, неизлечимые". Как и сама. Дурь была женщиной, но когда общалась с мужчинами – повадками ничем не отличалась от сильного пола.

Мужчины уверены, что Дурь рождается только в среде женщин, против чего протестуют женщины:

– На себя посмотрите, "умники"!

В паспорте Дури была вписана и фамилия: "Собственная".

"Дурь Сверху" в паспортах не нуждалась: кто бы проверять стал?

Дурь могла бы жить лучше всех народов Земли, но поскольку носила оскорбительное имя, то и все богатства территории, на которой не жила нормально, но только находилась, "утекали у неё меж пальцев". Чтобы сдвинуть пальцы плотно и удержать богатства – не догадывалась: имя не позволяло. Вот и перебивалась на грошах "от получки до получки".

Но однажды умные люди тех мест, малым числом, собрались в большом доме с единственной повесткой дня:

– Как избавиться от дури? – и начали усиленно думать...

Долго, без перерывов на питание и утехи думали, и только одного осенило:

– Господа мыслители, ничего не получится, не избавиться нам от Дури!

– Почему же!

– Ну, как же! Обратите внимание на фамилию Дури: "Собственная", личная, то есть. Собственная Дурь никогда не признаётся в собственной дури, но и не отравляет существование другим. Собственная Дурь преспокойно жила прежде и видела "жите свое" прекрасным, поэтому дури с фамилией "Верхняя" не следует вмешиваться с намерениями "улучшить жизнь Дури Собственной" – умные люди приняли довод мудреца и разошлись по дворцам получать удовольствия...

Родственники.

Семейная сказка.

Жили-были Разум и две сестры при нём: Эмоция и Чувства.

"Чувства" не любила, когда её поминали в единственном числе: "Чувство":

– Меня – много, а Эмоция – одна!

Брат не питал особой любви к сёстрам:

"Дуры экзальтированные! Всё-то у них на чувствах да эмоциях построено, а чтобы как-то иначе подойти к обстоятельствам, понять, что, к чему и как – не дано – много поговорок помнил Разум, но основной была "свой своему – поневоле брат". Она-то и призывала Разум к терпению.

И сестрицы особо не обижались на брата, когда у того "лопалось терпение" и родственник в гневе озвучивал порцию мнений о сёстрах:

– Дурами появились в свет – дурами и уйдёте в мир иной! Всё-то у вас крики, визги да стоны "ох" и "ах", а чтобы подумать и спокойно вопрос решить – нет вас! Одно плохо: вы уйдёте – новые дуры, не умнее, ваше место займут. Это ж надо: столько прожить и ума не набраться! – в гневе и Разум не понимал, что ущербность родственниц расположена на "генетическом уровне", а генетику победить ни у кого не получалось.

Всегда и любые заявление брата сестрицы переиначивали на свой манер:

– А, мы тебе надоели, смерти нашей хочешь!? "Не дождёшься", мы – бессмертны! – после очередного и пустякового всплеска Чувств и Эмоции, Разум смотрел на сестёр и думал:

"Что сержусь? Нет их вины, что такими уродились. Не было их – появились бы другие и без гарантии "лучше" – продолжал терпеть родственниц.

Сёстры не оставались в долгу и думали, что с ними редко случалось, в адрес брата:

"Разумный у нас братец, только очень резкий, а иногда, если не всегда – бестолковый: не понимает женщин..."

Разум старел, слабел и минусы проявлялись заметно: если прежде Разум кидался на решение любых задач, чьи бы они не были и с какой стороны не появлялись, решал задачи, кои абсолютно его не трогали и радовался, когда слышал в свой адрес:

– Горит на работе... – то теперь старость ограничила работу Разума настолько, что полностью исчезло желание бороться с сестрицами:

– Пусть квохчут, ничего не поучат, пустое... Если в молодости дурами были, прожили таковыми – зачем в старости ум нужен? Где и перед кем блистать? Что умом делать, куда применять? Им – особенно? Им поменять эмоции и чувства на ум – всё едино, как переменить пол... Ныне пол поменять проще, чем сестриц заставить думать..." – Разум дремал в просторном кресле, иногда вспоминал семейные скандалы, кои всегда начинались на пустом месте, каялся себе, что именуясь "Разумом" опускался до споров с Эмоцией и Чувствами:

– Напрасно столько времени тратился... Чего портил имя, чего хотел, к чему стремился? – сожаления о прошлом заменялись дремотой и ожиданием мига, когда кто-то неведомый явится и поведёт в неизвестность...

Вера, Надежда, Любовь...

«Жили-были муж и жена...» не пойдёт, переставлю членов семьи:

– Жила была жена с мужем, и через какое-то время, сказка не уточняет, жена принесла трёх малюток женского пола.

Подчиняясь мужскому шовинизму – супруг поморщился (ждал сына-богатыря, уж очень большой живот супруга носила!), но довод "за увеличение людского поголовья аж на три единицы за один заход"! примирил с предстоящими заботами по выращиванию потомства.

Особям женского пола, родившимся с небольшим интервалом, принято давать имена Вера, Надежда, Любовь со строгим соблюдением порядка появления. Замечено: если в наименованиях допустить сбой, то есть "верой" назвать срединную, а крайними "любовь" и "надежда" – дальнейшая жизнь сестёр будет состоять из одних сбоев и неурядиц.

1. Вера.

Вера обязана быть «твёрдой», а если мягкая – это уже не вера, а что-то иное

Мухи.

Если читател ь увидит в сказке сходство с правдой – вины сказочника нет.

1.

Было ошибкой по привычке открывать оконную створку в зале солнечным летним утром и осуществлять мечту о пользе дыхания чистым воздухом:

– Вчера горящей вони в жилище не было, а сегодня нате вам, дышите, наслаждайтесь... Или столица надумала поделиться с периферией ежегодной гарью окрестных торфяников? Столица далековато стоит, и будь дым столичного производства – по дороге длиной в двести вёрст растворился в ароматах лесов и полей, потеряв ядовитость на восемь десятых от начала горения. Но, вроде бы, если верить телевиденью, на торфяники управу нашли, не горят нынче...Гарь торфяная благородная, даже и целебная, травы болотные горят, а в окно прёт вонь от горящей бытовой химии... пластмассы, коя и за миллионы лет лежания в земле не разложится. Понятно, горит свалка "твёрдых бытовых отходов", и с розой ветров в этот раз не повезло.

Нездоровое любопытство кончилось стремительным влётом крупной мухи, пожалуй, самой крупной из мушиного полчища в данном районе на то время:

– Тебя-то и не хватало, "гость говно не видали давно" – не знал пола насекомого и бил поговоркой наугад – муха, буддизм не исповедую, но и убивать тебя не намерен, а потому, милое насекомое (врал) маши крыльями туда, откуда явилась, .

Влетевшая особь без получения "добро" на посадку приземлилась на потолке в зале панельной двушки, вызвав из памяти вопрос детства "кто над нами вверх ногами": обычная Муха, серая, не "мясная", но крупная и в угаре:

– Звал, приглашал? – муха не ответила, но снялась с потолка и полетела в кухню, где заново припотолочилась.

– Странная любовь к потолочным перекрытиям. Откуда? Ведь выросла на свалке, где там потолки? – Муха не ответила – понимаю, свалка, дом родной, горит, родичи тучи родичей живых и не родившихся приняли огненную смерть, ты вовремя поняла, что к чему, уцелела не потеряв лётные качества и и ударилась в полёт? Поступок верный, решительный, ждать хорошего на горящей свалке не приходится, два выбора с одинаковым результатом: крылья подпалить и получить группу инвалидности, или пожарные струёй прибьют, что одинаково с первым вариантом. На проживание в жилище моём не рассчитывай, у меня с вами давнишняя вражда – и оставил створку отрытой с одновременным производством угрожающих действий руками:

– Кыш, поганка, проваливай, откуда появилась! – или гостья не поняла сути моих претензий, или твёрдо верила в собственную недосягаемость, но менять позицию на кухонном потолке как раз над большой конфоркой газовой плиты не собиралась:

– Только тебя, поганки, здесь не хватало! – от угрожающего взмаха правой рукой насекомое как-то лениво стартовало, совершило перелёт в зал и припотолочилось недалеко от точки крепления люстры на пять шестых состоящей из хрустальных висюлек:

– Смотрю, гениальная Муха на свалке вылупилась, выросла там, но откуда знает о потолках, кто просветил? – и пока наивный человек решал ненужные вопросы в борьбе с мухами – в открытое окно влетела вторая мушиная особь чуть меньше первой в размерах:

– Та-а-ак, мало вони от гари, так ещё пара крупных мух явно хочет прописаться! Пора принимать меры! – и редко подводившая Память выдала рецепт и схему борьбы с незваными гостями:

– Найди старую калошу с подошвой толщиною в четыре-пять миллиметров, отдели от верха, найди деревянную ручку длиною в тридцать сантиметров и толщиною в палец, три гвоздика длиною не более десяти миллиметров и приступай к изготовлению орудия убийства.

Калоша нашлась, нужная деталь (подошва) отделена от остальной части за пять минут, десяток минут ушли на поиски ручки к подошве, три гвоздика вошли в резину и закрепили на ручке основной ударный элемент. Готовя орудие посматривал на потолок:

– Сидишь, подлая, ждёшь расправы? Дождёшься! – полный злой радости, изловчившись, стремительно и резко ударил центром подошвы в муху:

– Получай, гадость! – муха за долю секунды успела отлететь, а на потолке, в месте сидения летающей твари остался чёрный след от подошвы:

– Какая прыть и скорость! Вот тебе и надышавшаяся угарного газа тварь! – неудачу в военной компании отнёс на счёт редких охот на мух и отсутствие опыта владения изобретённым оружием. Если не владеешь даром убивать мух с одного замаха – никакие мухобойки, будь и фирменные, не сократят поголовья летающих и гадящих тварей. Так-то оно так, но почему промахнулся, по всем законам и правилам ведения войны против мух, первый удар должен быть и последним, а тварь жива и здорова! Ладненько, ничего, начну вторую атаку – вторая кончилась, как и первая: Муха улетела в кухню

– Нынешних мух примитивным куском резины не прихлопнешь, грамотные мухи пошли, видят, что перед ними большой в размерах вой, но никудышный, совсем никакой, и до сантиметра знают, куда приложится основная сила удара подошвы от старой калоши,

Пока охотился за одной – о другой не думал:

– Воевать на два фронта явный проигрыш, проверено давно и другими, не следует повторять чужих ошибок. Вот если бы насекомыши сели рядом – другое дело, создавшаяся обстановка потребовала напряжения всех сил и умений, чтобы одним ударом прихлопнуть двух... Не пойдёт, об этом рассказано давно и другим сказочником, и там было убито семь мух... Пусть летают, индикаторами служат, мухи назойливые и пакостные твари, но далеки от дураков, и если залетели в жилище – уровень диоксина в "свежем" воздухе терпимый.

2.

Потеряв надежду выгнать (убить) не прошеных гостей занялся домашними делами с редкими возвратами к способам ликвидации пришлых:

– Та-а-к, границу (окно) держал открытой столько, чтобы можно было свободно покинуть территорию, но не покинул, а потому ничего не остаётся, как продолжить борьбу на следующее утро. Да, но подошва от старой калоши малоэффективное оружие, а иных видов не имею... Хотя в школе на уроках убивал мух резинкой... И опять вопрос глазомеру: из четырёх выстрелов только один давал нужный результат и муха не появлялась.

Ночь прошла без особенностей, а утром... мухи просыпаются раньше обитателей бетонных коробок, и портят сладость утренних сновидений наглейшим образом: садятся на лицо с непонятными целями и намерениями.

Продолжилась охота подошвой с прежним результатом: удар точнее не придумать – муха, как прежде, отлетает в сторону!

– Похоже, резиновым оружием с пришлыми не справлюсь, придётся отправляться по торговым точкам на поиски верной и надёжной липучки. И чего сразу не вспомнить о ней, зачем было резать калошу, искать палку на ручку, высунув язык от усердия прибивать резинку и пару раз молотком угодить по пальцам левой руки?

К середине второго дня на ленте сидели обе и вели разговоры крыльями. Кто-то из них липнет крыльями, умирает молча, кто-то садится на липучку лапами и перед смертью получает удовольствие рассказать крыльями о несправедливостях мира: жужжит.

– Липучка отличная и не дорогая штука: нет нужды пользоваться мухобойным оружием, нет нелепых и безрезультатных взмахов руками, нет лёгкого раздражения "сука, опять улетела!" после неудачного "авианалёта". И женевской конвенцией липучка не запрещена.

Не, вовремя вспомнил о липучке, протяни время и окажись гости разнополыми особями, да вздумай поселиться в хрустальных дебрях люстры и заняться продолжением рода? Пожалуй, нет: чем детей кормит, где в люстре питание потомству? Но нагадить могли.

В недалёкой старине в в областях (губерниях) вокруг столицы проживали азетные "правды": "смоленская", "брянская", "калужская", "орловская", "тульская", "воронежская", "липецкая", "тамбовская" и "рязанская". Газетные "правды" как однояйцовые близнецы, походили одна на другую, за что и были заменены телевиденьем не лучше.

Вечером пустил в работу телеящик, смотрел и слушал одним ухом объяснение главы города о причинах горения свалки, а в другое изредка влетала слабая работа крыльев незваных гостей:

– Почему, почему мимо бил? – и неожиданно понял:

– Парусность, она сдувала мух! Чем быстрее гнал подошву на цель – тем плотнее делался воздух и сдувал насекомых, а догадайся наделать дырочек в подошве – страшнее оружия и не придумать...

Липучка с двумя трупами провисела с июля по октябрь:

– В назидание другим, пусть подумают, прежде чем влетать без приглашения... До следующего визита гостей, свалка-то не закрыта...

Горшок.

Продолжение старой сказки.

В сказке о волшебном Горшке ничего не сказано о кончине посудины, ибо всякая вещь, а керамический горшок особенно, превращается в черепки. Против Судьбы не попрёшь.

Сказка повествует, как Горшок остался без присмотра и завалил кашей улицу города, а если бы не заглушили Горшок – залил бы кашей и город. Бездумная варка каши сказочным Горшком чем-то напоминает работу нынешнего реактора на атомной станции...

А тогда, после остановки Горшка и возврата граждан города в нормальное состояние – было решено передать Горшок на вечное пользование многодетной семье:

– Детей – много, и чтобы из такой оравы достойных людей вырастить – за ними "глаз да глаз" нужен... Прокорм – основа... Пусть Горшок и кормит семейство: посудина вместительная, безотказная а главное – волшебная. Знай, варит манную кашу на цельном молоке – а откуда крупу и молоко берёт – как у Горшка спросить? Ведь глиняный, поди...

В первый день службы на новом месте Горшок, соответственно объёму, сварил порцию продукта, мать выложил кашу в одну миску:

– Ты и ты берите ложки и ешьте – сказала мать двум младшеньким – Горшок ещё наварит – и до вас очередь дойдёт, Горшок не простой, каши на всех хватит – касалось двух других, старших...

– Ага, щас! – взвизгнул меньшой, придвинул миску к себе и загородил руками добычу – Горшок видел и слышал всё, но поскольку пребывал в ограниченных способностях (только варка каши) – счёл за благо не вмешиваться в надвигающийся семейный конфликт. Но подумал:

– Куда столько каши одному!? Ведь не сожрёт столько, лопнет, не осилит, чего в миску вцепился! – не было у Горшка конечностей, а посему заехать ложкой в лоб юному жлобу не мог.

– Может, варку остановить? Не могу, волшебный, таким сделали и запрограммировали на варку каши и ни на что другое... А жаль..."

Время шло, меньшой возрастал и, питаясь кашей из своей миски – не забывал интересоваться содержимым мисок братьев и сестёр:

– Мать им больше каши кладёт – появлялось желание утащить Горшок из дома и сделаться единственным владельцем волшебной посудины.

Время шло с установленной скоростью и не думало останавливаться.

Юный жлоб сменил звание на "взрослый жлоб", но детскую привычку смотреть в миски других не забыл:

– Больше моего наложено! – но насколько больше – не представлял.

Старшие и прежде не любили "меньшенького", а после ухода родителей в миры иные и дележа наследства, где первым подал голос меньшой:

– Мне – Горшок! – обзавелись ненавистью в лёгкой степени.

– Из-за горшка по судам таскаться, нервы тратить? Увольте! – и уступили:

– Пользуйся!

– Теперь-то заживу лучше прежнего! Горшку задание круглосуточная варка каши без выходных и государственных праздников, фасовочный автомат поставлю и завалю город продукцией! Это когда-то каша по улицам текла, у меня такого не будет, хватит прежней дури! Чего там город – область завалю кашей! А там, глядишь, каша поплывёт по иным странам и городам! Это в сказке не знали, что с кашей делать, а уж я-то разберусь, что к чему! – Горшок хотя и был керамический, но волшебный, а потому и мысли читать умел:

– Ах, мать твою! Меня, волшебный Горшок, мечтаешь загнать на круглосуточную работу!? Без выходных и профилактической чистки внутренностей!? Ну, уж нет! – рассвирепел и дал первую трещину с последствиями: уменьшил производительность.

Жлобу следовало одуматься, дать Горшку отпуск и подумать, как омолодить старика, но жлоб на то и жлоб, чтобы жить по завету:

– Рви сейчас – завтрЯ не будет...

Горшок вскорости лопнул, но оставил потомство, или жил в единственном экземпляре – сведений нет.

Золотая Монета.

("сберегательная" сказка.)

1.

"Жила-была бабушка, а при бабушке Золотые монетки в кубышке, «от старой жизни сохранились». Кубышка без золота – не «кубышка», а всего лишь ящичек.

С момента рождения на Монетном дворе денежка помнили все взлёты и падении в цене. Дивилась:

– "Это ж надо удумать: меня, золотую Монету, коя может купить всё и вся – оценивают, как последнюю гулящую девку!

Бабушка от юности хранила золотые подарки от родных и близких, но ближе всех у внучек, как водится, бывают только бабушки. У дедов – внуки.

И жила-была при бабушке внучка, да не простая-рядовая-обычная, а сообразительная и бережливая, не любившая, когда её игрушками пользовались другие дети:

– Пусть своими играются!

На десятый день рождения бабушка позвала внучку в покои, уселась в кресло, покопалась в одёжках и явила на свет божий маленькую, жёлтенькую, с отливом в красноту, монетку:

– Вот тебе монетка на "чёрный день". Береги её до худого времени, не трать напрасно – все бабушки, всем внучкам и всегда – добавляют:

– Никому не давай и не потеряй. Спрячь: "подальше положишь – поближе возьмёшь" – внучка не совсем понимала последний совет, но ответила:

– Спрячу...

Сказка с вывертами, то есть не совсем ровная, и вначале виделась так: приглашенную в покой внучку бабушка просит "отвернуться и не подглядывать", долго копается в постели, настолько долго, что от нетерпения внучка думает:

– Чего так долго!? – наконец бабушка разрешает повернуться любимице, и "продолжение следует": бабушка открывает кубышку, достаёт монетку числом "одна" и одаривает внучку. Подумал:

– Права старушка: вид богатства родит в детях сожаление нехорошего сорта: "эх, мне бы эту кубышечку! Вот бы гульнула!" – плохой, соблазнительный вариант, не годится...

Тот, который рассказан – безопаснее и лучше, как для бабушки – так и для внучки. Подарок сделан? Сделан, и не плохой! И спрашивать нельзя:

– Бабуля, сколько жёлтеньких кругляшек спрятала? – были и совсем ненужные рассуждения:

– "Золотой" – имя существительное мужского рода, но так бы назывался в кармане внука, а ежели подарен внучке – тогда всего лишь "монета достоинством в.... и весом ..... грамм золота такой-то пробы".

2.

Время шло, и в нём менялась только внучка, а спрятанная монетка оставалась неизменной, не теряла вес, хотя в мире золотых монет и случались паники:

– Тройская унция упала в цене! – спрятанная монетка лежала в полном мраке "аверсом" вверх, слышала вопли и думала:

–"Чего волнуются? Никуда не упала, лежу там, где положили..." Бабушка ушла в мир иной, так и не посвятив внучку в нужную и полезную тайну: "где и сколько кругляшек хранит старушка"? И внучка никогда и никому не говорила о подарке:

– Никакого особенного богатства, не бог весть что, всего-то одна монетка...

Ах, сколько раз приходило желание пустить Монетку "в распыл" – и столько приходило возражение:

– Нет, не нужно тратить... Трудно жить, слов нет, но могут придти и худшие времена, тогда-то Монетка и выручит, а пока терпимо... – хорошие времена менялись на средние, средние на плохие, "ужасные" задерживались, хранили Монету и не выпускали на сцену:

– Не время транжирить, похоже, будет ещё хуже – Монета соблюдала нейтралитет в суждениях о временах, "молчала в тряпочку" и ни разу не сказала владельцам:

– Я не какая-нибудь латунная монета, но золотая, опора и надежда худого времени, пора выпускать на сцену! – а в ответ получала старую песню о худых временах в будущем, Выросла внучка, вышла замуж, выпустила в свет дочь... И дочь повторила мать, совсем, как в песне:

"... будут внучки потом,

всё опять повторится сначала..."

– единственная золотая Монета в семействе, как и прежде, перешла к внучке со старыми просьбами "беречь, не терять, никому не давать и потратить в трудное время..." – ничего иного у золотых монет не бывает...

Мораль? Нет морали, аморальная сказка... Хотя, не совсем:

– Граждане, храните деньги в Сбербанке, но золото только в кубышках!

Забор и Ветер.

"усадебная" сказка.

В первые минуты рождения сказки со стороны поступило предложение в названии поменять местами действующих лиц и исполнителей:

– Ветер – стихия вечная , неукротимая, разрушительная и грозная, уважаемая, а потому должна поминаться первой!

– Может, и так, но ветер налетел, дунул не думая , наломал что не устояло, осилил – и нет его , улетел . Кому плоды трудов устранять? А Забор стоит там, где поставили, не отступает, и заваливается или от старости, или от серьёзного урагана. С таричок со мной остаётся, так почему поставлю на второе место?

Ночной и мокрый осенний ветер ударил в щели между досками старого Забора и родил звук, особый и неслышимый человечьим ухом, наука такой «инфразвуком» называет, и мало кто из живых существ воспринимает инфразвуки.

Вечно юный Ветер, полный сил, летал, где хотел, гордился и радовался свободе, за что однажды и получил название

"вольный".

– Привет, старина! – свистнул Ветер в заборные щели – вижу, стоишь не завалился. Сколько годов держишься? "Ветеран"! Охраняешь частную собственность, служишь? Не устал, не пора на покой? Ага, на свалку, тамошних обитателей греть старыми досками? Завалить?

– Летаешь... – проскрипел ответом Забор – не получится завалить, меня завалить не у всякого фронтального получится, а ты косяком бьёшь и не сильно... Меня завалить – ураганный ветер нужен, не менее двадцати метров за секунду, что-то вроде "Глории".

– Да, уж, летаю, где хочу: "вольный" я!

– Какой ты "вольный"! Простакам насвистывай о своей "воле", а мне врать не нужно, в моей заборной голове ветер не гуляет. Не нагрей Солнце голову твою пустую – куда полетел и сколько крыш без смысла сорвал? Деревьев, родичей моих, повалил?

– Иначе скрипеть стал... Когда молодым был, новым и свежим, таких скрипов не слышал, а уж как на тебя налетал! Помнишь?

– Как не помнить... помню...

– Ну, ладно, стой, жди от хозяина благодарность за многолетнюю службу... Авось, дождёшься... До встречи! – Ветер полетел далее и первые сотни метров думал:

– "Никакой благодарности от владельцев не получишь, старая и глупая гнилушка! Хозяин деньги приготовил на новый забор из рифлёного железа, а тебя, за многолетнюю службу – сожжёт, а золу по огороду развеет, любимую клубничку "Викторию" твоим прахом подкормит. Надо было завалить тебя..."

Забор, как и многие сородичи-препятствия – страдал бессонницей:

– Спящий забор – не забор, спящий забор всякий преодолеет! – и вспоминал, как в конце лета, в сезон созревания всего и вся, появлялись худые, бледные юноши с безумными глазами, приникали к щелям и внимательно изучали огороженное пространство:

– "Не растёт ли мак"? – как-то однажды, в начале лета, появилось пяток стебельков растения-отравы:

– Мак! Откуда взялся, кто сеял!? Точно не я, мой профиль – клубника! Интересно, интересно..." – тогда Забор подивился слабой сообразительности владельца усадьба, но пояснений дать не мог:

– "Просто: идёт юноша вдоль забора – и одним взмахом маковые семена забрасывает, о наркоманском будущем заботится... Не трактором землю пахать и не хлеб сеять...

Как-то, по прошествии двадцати лет, а такие сроки для заборов из один раз выкрашенных досок – "пожилые ближе к старым" – Хозяин, глядя на потемневшее от солнца и дождя ограждение, подумал:

– Старый, старый, смену готовить нужно, а денег нет... – и оказал забору посильную помощь: насадил пред хилыми заборными досками живучее и буйное растение: хмель.

«Духовная» ограда.

Забор имел основания гордиться длительным стажем: закрывал усадьбу от Переулка. Заборы, ограждавшие усадьбы от внешнего мира (улиц и проулков)" имели право и основания назваться «главными строениями частного домовладения»:

– Малые, низкие, из штакетника ограждения между усадьбами не заслуживают звания "заборы", ни качеством, ни размерами не доросли до высокого звания "Забор"

Строил мужик Дом, большой, на много больший, чем нужно (любил простор во всём), и соседи, частные домовладельцы куда меньшей площади, страшно завидуя, назвали продукт архитектуры "дворцом", а кому-то больше нравилось звание "хоромы".

Вопрос "где столько денег взял на хоромы" не задавали: в государстве, в коем случилась сказка, вопросы формата "где взял" никто, никому и никогда не задавал.

Дом, повторяюсь, получился в три раза больший, чем нужно было мужику и всему мужиковому семейству, вздумай оно плодиться без ограничения.

Соседи, явно из зависти, судя по обстановке вокруг судачили, или судили:

– Зачем такой большой дом? Кому? Ведь, как прежде было: построил богатый человек дом, прожил в нём и умер... Живые вслух поминали покойного добрым словом, а в мыслях держали иное:

– Богато, собака, жил! – и строение поминали именем усопшего: – Дом хохряковский... Большой и неуютный...

– А я-то разве маленький? – отбивался строитель при жизни – посмотрите внимательно и увидите, сколь я велик! – соседи прислушались к совету, пригляделись:

– Вроде как бы ничем не отличаешься от нас...разве только деньгами?

– А талант и способности?

Хозяева всегда заборами огораживают дворцы от тех, у кого дворцов нет. Для уверенности, спокойствия и крепкого сна.

Как-то в юности мужику в правое ухо влетел посторонний разговор о "духовности". Речь о непонятной "духовности" вели два "уважаемых человека", а посему пропустить чужой разговор мужик никак не мог. Обычно разговор о "духовности" заводят после того, как всякой "материей" обзаведутся, а до "первичного накопления капитала" вести разговоры "о духовности" "дураков нет".

Ведь как получается? Кто портит сознание юнцов разговорами о "духовности" знают, чем "духовность" закусывать, но объяснять не хотят оправданием: "умный поймёт, а дураку объяснять – время терять" – мужик оказался из серии "умных" и понял:

– Начну с "духовности", а там – видно будет... "Духовность" – вещь непонятная, но доходная... У "духовности" ценное свойство: если кто-то "духовность" поминает – стало быть, о ней всё знает – и потихоньку помаленьку стал проталкивать идею "вовлечения широких масс в мир духовности". Получилось, пошло.

Потекли монетки: вначале эдаким слабым ручейком, а потом – "денежными потоками". С "ручейками" всегда так: вначале, у истоков – хилый, но чистый ручеёк, родничок, а далее – "ширина полноводная"... Освоив "духовность" – задумался:

– Оно, понятное дело, "духовность" – вещь полезная, нужная, но особой прибыли не даёт. "Духовность" – что-то вроде подливки к гарниру и котлете, "духовность" – хороша, но долго на ней играть не след: разоблачат и забудут. Забор – лучше"!

И у заборов ценное свойство есть: любой захудалый забор, пусть самый захудалый, любую "духовность" всегда остановит и удержит. Короче: "дворец без ограды – не дворец, а "проходной двор"!

– Сделаю ограду на старинный лад, из брёвен. Верх обжечь и заострить, совсем, как в старину вкруг крепостей ставили. И брёвна будут не простые, и не золотые, как яйцо у известной курицы, а сплошь "духовные". "Дорого"! – и что с того? Однова живём, пора и о "духовности" поговорить. К тому: у кого ныне ограда из "духовных" брёвен поставлена? Нет таких"!

Долго ли, коротко – соорудили работники ограду вкруг дворца. По проекту. Любовался мужик ограждением и думал: "верной дорогой" шёл я! Теперь обо мне скажут: "поди, много, или всё о "духовности" знает, ежели у него и забор из "духовных" брёвен"!

Недолго радовался мужик в тени "духовного" забора: сосед обошёл капиталами и построил ("отгрохал") дворец в три раза больший, чем дом мужика:

– Зачем такой большой? – опять эти проклятые бездворцовые лезут! – Я хуже соседа? "Знай наших"! И ограда будет другая, не я буду, если не обойду соседа оградой: из "душевных" брёвен поставлю! "Душевные" брёвна дороже и дольше стоять будут...

Читатель! Когда с экрана информационного устройства (телевизора) услышишь разговоры о "духовности" – знай: говорящий ничего о "духовности" не знает, а вопрос "какова разница между "духовностью" и "душевностью" отключит мышление на срок не менее недели. Если "духовник" продолжает проповедовать "духовность" – верный признак, что "сладкогласный" владеет недвижимостью во многие тысячи раз большей, чем у тысяч "бездворцовых". Так им и надо:

– Нечего лезть в неведомое, следует помнить отеческое "с суконным рылом – в калашный ряд"!

И не вздумай "духовным" задавать вопрос:

– Что за овощ "духовность", с чем употреблять? – забьют, как мамонта...

Дед.

"Сонная" сказка.

«Дед» – особь мужска пола, позволившая детям выпустить в мир продолжение: внуков. Особи, не имеющие внуков зваться «дедами» не могут..."

Так люблю сказки, что иногда хочется что-нибудь сказочное родить, или что-то рядом и совсем не сказочное.

1.

Первая половина солнечного дня средины мая. По обочине дороги, в сторону захода идёт человек. Старый, но без палки... Как может старость обходиться без опоры на палку? Что-то одно оставим: если «старый» – то палка опорой присутствует, перемещается без опоры – в «старые» рано записывать. Старые те, кто лежат и ждут вызова туда, а те, кто передвигаются самостоятельно по трассам «федерального значения» – не старые, а только изображают старых.