Текст книги "Другая любовь. Природа человека и гомосексуальность"

Автор книги: Лев Клейн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 38 (всего у книги 74 страниц)

Итак, есть все основания предполагать, что у человека природой запрограммировано значительно меньше в сексуальном поведении, чем у остальных животных. Как утверждал Коридон у Андре Жида, сексуального инстинкта у человека нет. Это чересчур обобщенно сказано. «Сексуальный инстинкт» – такое же слишком общее понятие, как и «инстинкт размножения». Надо детализировать. Что-то есть, чего-то нет.

У животных есть инстинкт половых сношений. Уже у приматов он отсутствует, что уж и говорить о человеке. Как инстинкт половое влечение в своей первой части появляется у человека лишь в виде стремления к интимному общению с другим субъектом. Врожденного влечения самца к самке, характерного для всех других животных, у человека, по-видимому, уже нет. У животных эта тяга самца к самке («зов природы») обеспечивается врожденным влечением к соответствующим формам тела, запахам и т. п. У человека формы тела, одежда, прическа, манеры, запахи в значительной мере сформированы культурой и чрезвычайно изменчивы. Юбка – признак женщины в нашей культуре, но многие женщины уже носят брюки, а в Шотландии и в Бирме юбки носят мужчины. Соответственно инстинкт тяги к «женским признакам» атрофирован. Да, под одеждой, манерами и всей культурной оболочкой проступают и внешне какие-то остатки чисто природных качеств.

Женолюбивые мужчины, конечно, ощущают призывный (сексапильный) запах женского тела, но это уже условный рефлекс, образованный на основе некоторого опыта общения, результат их влечения, а не его причина. Гомосексуалы всех сортов точно так же внимают сладостному для них запаху мужского пота и не выносят запаха женщины. Гомосексуальный японский писатель Юкио Мисима (1996: 31) вспоминает, что запах мужского пота опьянял его с детства.

«И еще одно воспоминание. Это запах пота. Он подгоняет меня вперед, влечет, манит, я совершенно покорен им… <…>

Мимо нашего дома проходили солдаты, возвращавшиеся с учений. <…> Какого мальчишку не привлекает топот тяжелых сапог, вид грязных гимнастерок, лес винтовочных стволов?! Но меня манило не это, и даже гильзы были не главным – меня влек запах пота.

Солдатский пот, похожий на аромат прилива, золотистого морского воздуха, проникал в мои ноздри и пьянил меня. Наверно, это было первым запомнившимся обонятельным ощущением в моей жизни».

Голубой капрал Джек из морской пехоты США говорил своему интервьюеру Зилэнду:

«мужественность, самцовость нельзя определить, потому что это… аура? Нечто, что нельзя потрогать. Это и не увидеть. Может быть, это можно почуять, как запах. Это чувство. И это аромат. <…> Мужчина не должен пахнуть, как духи.» (Zeeland 1996: 180).

Как пишет Трипп,

«малые дети показывают совершенно полиморфную сексуальность. До полового созревания мальчик отвечает сильной эрекцией на целый ряд разнообразных стимулов, часто на ситуации, которые вызывают интенсивное возбуждение любого рода. Это может включать все – от быстрой скачки, ярости, при виде пожара до ответа перед классом или опаздывания домой – короче от любой комбинации веселья, страха или боли, вызывающих напряжение и возбуждение. С наступлением полового созревания и усилением половой тяги это разнообразие ответов быстро начинает сужаться – сперва до общесексуальных ситуаций, потом до более специфических ситуаций, потом до людей и наконец до определенного разряда людей.» (Tripp 1976: 18).

Природой человека предопределено лишь появление в период полового созревания некой напряженности в половых органах, соединенной с неясным ожиданием разрядки, с тягой к интимному общению и ласке. Подросток сам может открыть, что раздражение половых органов приводит к приятным ощущениям, и начинает онанировать. Ласка другого человека всегда приятна, и возможность получить сексуальную ласку от интимного друга только усиливает наслаждение, если друг симпатичен и в какой-то мере отвечает идеалу.

Всё это само по себе не требует общения непременно с индивидом другого пола и не ведет к такой тяге. Инстинктом она непосредственно не продиктована и порожденный им психофизиологический механизм ее не производит.

Сексуальное влечение к женщине появляется у мальчика в какой-то момент по другим причинам, оформляется и закрепляется под воздействием определенных факторов среды, воспитания, всего образа жизни, если эти факторы вступают в действие в нужное время и в нужном виде. Ребенок готов воспринимать их воздействие. Природой своей он к этому приспособлен в определенном возрасте. В этом возрасте он сексуально пластичен. Но только в известной мере. Ему нужны определенные факторы, в нужное время и в нужном виде. А общество стало сложнее, и эта точность не гарантирована.

Тут заключена также большая возможность сбоя, отклонения от прямого курса природы. Если воздействие факторов культурной среды окажется не в том виде, в котором они закономерно ведут сексуальный интерес мальчика к женскому полу (а интерес девочки – к мужскому), если эти факторы вступают в действие раньше или позже намеченного природой времени, то наступают нарушения в отработанном эволюцией развитии личности.

То есть этот вопрос вышел из-под прямой зависимости от природы и попал в зависимость от культуры. А ее нормы устанавливаются лишь в относительной согласованности с нормами природы, могут отклонятся и отходить от природы, а средства установления культурных норм вообще очень разнообразны и не всегда адекватно настроены.

Вот где решающая трудность не только понимания гомосексуальности, но в гораздо большей мере – понимания гетеросексуальности! Крупные сексологи издавна представляли себе эту проблему. Фрейд (1997:100) писал в своих «Трех очерках теории сексуальности»:

«По мнению психоанализа исключительный сексуальный интерес мужчины к женщине является проблемой, нуждающейся в объяснении, а не чем-то само собой понятным, что имеет своим основанием химическое притяжение».

Высказывание Кинзи еще категоричнее:

«Исключительные предпочтения и модели поведения – гетеросексуальная или гомосексульная – приходят только с опытом или как результат социального давления, которое тяготеет к тому, чтобы втиснуть индивида в исключительную модель того или иного сорта <…> Труднее объяснить, почему любой и каждый индивид не вовлечен в любую сексуальную деятельность» (1953: 450–451).

Петербургский философ А. Секацкий повторяет эту идею, отвергая поиски особых причин для гомосексуальных отклонений:

«Между тем, решающий вопрос следовало бы поставить иначе: как возможны воспроизводство и трансляция господствующего типа сексуальности – из поколения в поколение, с минимальными сбоями?» (Секацкий 1997).

Иными словами, настоящую загадку представляет не гомосексуальность, а гетеросексуальность!

С другой стороны, а как же с врожденными и наследственными предрасположенностями к определенной ориентации? Коль скоро они выявлены, то, значит, как-то они действуют же несмотря на отсутствие прямого инстинкта, который должен был бы толкать мужчину на сношение с женщиной и диктовать ему, как это осуществлять. Видимо, есть всё же какие-то косвенные факторы, какие-то вехи природы, маркирующие нужный ей путь в расчете на сильную поддержку со стороны культуры. И есть какие-то факторы, как в генах, так и в культуре, уклоняющие меньшую часть людей с этого пути. По-видимому, наследственно закладывается не сам инстинкт, а лишь готовность организма в определенном возрасте к восприятию соответствующей программы поведения – если она будет своевременно поставлена ситуацией и культурой. То есть мозговые центры от рождения соответственно организованы. Уже изначально организм может быть готов к преимущественному усвоению мужской (больше у мужчин) или женской (больше у женщин) программы поведения, а культура может эту готовность использовать или игнорировать, усиливать или ослаблять. Но у части мужчин изначально эти центры готовы к такой роли хуже, они больше приспособлены к освоению противоположной программы и оказываются гораздо восприимчивее именно к ней. Тут уж даже слабые воздействия среды в этом направлении могут быть восприняты как сигнал к реализации, и даже сильные воздействия противоположного плана могут не сказаться.

7. Гомосексуальность животных?

В гомоэротическом романе Фабиана Ронсара «Жаркий летний день со сладкими мальчиками» один из персонажей, подросток, пытается соблазнить другого, постарше. Диалог происходит в постели. Тот, что постарше, сказал, что уже имел опыт с девочкой. Младший, как он повествует, притворяется, что имеет интерес к девочкам.

«Я тоже хотел переспать с девчонкой, солгал я. В нашем классе они все дурехи.

Ну поищи в других местах, сказал он.

Ты, наверное, прав, сказал я, и затем после некоторой паузы: В детстве родители как-то взяли меня с собой на выезд за город. Вот было чудесно. На выгоне я видел молодого жеребца, который пытался взгромоздиться на другую лошадь. У него был огромный член. Моя мать тотчас потащила меня прочь. А я всё снова оборачивался. Не смотри туда! – сказала мне мать. Почему? – спросил я. На это она не сумела дать подходящий ответ. Нам надо спешить, мы еще должны нанести один визит.

Но в этом ничего особенного нет, сказал Свен, я жил несколько лет в деревне. Там это вполне нормально.

Так ведь это были два жеребца.

Два жеребца?

Да.

А как ты это определил?

У меньшего жеребца, он тоже был возбужден, член тоже стоял вовсю, огромный.

Он замолчал, я тоже.» (Ronsard 1995: 63–64).

Итак, пример использован для намека: всё естественно, нам тоже можно. Как эту идею выразил кинорежиссер Дерик Джармен, радикально гомосексуальный, «природа – голубая» (Jarman 1992: 21: «Nature is queer»).

Профессор Ирвинг Росс из Вашингтона был далек от подобных идей (он с неодобрением отзывался о «грязном реализме» Золя и Толстого), но отмечал в своем докладе 1892 г. очень похожие факты.

«Не так давно на Вашингтонских бегах знаменитый жеребец был фаворитом, на которого делали наибольшие ставки. Мой приятель за день до бегов узнал от грума, что конь достиг эякуляции, хлопая пенисом по брюху, соответственно отважился вскакивать на другого коня, который, кстати, опередил его в скачках. Всего лишь несколько дней назад, чтобы укрыться от дождика, я зашел в вольер слонов в Вашингтонском зоопарке, где содержатся два слона-самца – «Мокрый» и «Золотой Песок». К моему изумлению они ласково сплелись своими хоботами; у каждого член был эрегирован, и акт закончился тем, что одно животное открыло пасть и позволило другому щекотать свод своей пасти хоботом…» (Rosse 1892: 799).

В научной литературе можно встретить немало указаний на гомосексуальность других животных, помимо человека (первая сводка – Karsch 1900).

Сторонником этого взгляда был Кинзи. Он писал:

«Впечатление, что млекопитающие помимо человека более или менее ограничивают себя гетеросексуальной деятельностью, противоречит фактам и возникло в философии, созданной мужчинами… На деле сексуальные контакты между особями одного пола известны у практически всех видов млекопитающих, которые только подвергались интенсивному изучению. У многих видов гомосексуальные контакты появляются со значительной частотой, хотя никогда не появляются столь часто, как гетеросексуальные контакты. Гомосексуальные контакты у видов животных помимо человека встречаются как среди самок, так и среди самцов. Гомосексуальные контакты среди самок наблюдались среди столь далеко разошедшихся видов как крысы, мыши, хомяки, морские свинки, кролики, дикобразы, куницы, коровы, антилопы, козы, лошади, свиньи, львы, овцы, мартышки и шимпанзе».

Здесь он подробнее останавливается на самках, поскольку это высказывание содержится в томе, посвященном женскому полу, но, как он и указал, с мужским полом дело обстоит примерно так же (Kinsey 1953: 449).

Геттингенский антрополог Фолькер Зоммер в специальной книге (Sommer 1990) приводит ряд примеров гомосексуальности животных. «Что проделывают друг с другом… медвежьи макаки-самцы… гораздо больше богато идеями, чем соитие с самками по стереотипному примеру».

Да и в деревне многие сами наблюдали, как коровы вскакивают на коров, быки на быков. С. Цукерман так описывает гомосексуальное общение обезьян в зоопарке:

«Двое животных обычно усаживаются друг возле друга, повернув друг к другу головы и встречаясь глазами, и немедленно они начинают, причмокивая, сосать губы друг другу. Их социальный отклик затем расширяется тем, что обезьяны встают и одна представляется другой. Следует более звонкое сосание губ, нечто вроде ритмической серии глубокого низкого хрюканья, и животные либо ищутся друг у друга, либо взбираются друг на друга, либо осуществляют и то и другое».

Он подчеркивает, что это животные не в неволе, а в колонии гамадрилов-бабунов на Обезьяннем холме в Лондонском Зоопарке (Zuckerman 1932). Но и на воле подрастающие обезьяны практикуют разные виды сексуальных игр, в том числе и гомосексуальные (Yerks and Yerks 1929).

Сторонники концепции естественности гомосексуальных отношений придают подобным наблюдениям огромное, едва ли не решающее значение в числе своих аргументов. Раз у животных, в природе, есть гомосексуальность, заявляют они, значит это естественное дело. Животных ведь нельзя обвинить в разврате, в поступках вопреки природе.

Логика этой аргументации оставляет желать лучшего. Что естественно для животных, не обязательно должно оставаться таковым для человека. Обезьяны роняют свои экскременты где попало и не убирают их, не закапывают. Они осуществляют половые сношения прилюдно, или, вернее сказать, приобезьянно. Для человека это неестественно. И наоборот, что естественно для человека, не обязательно имеет свое происхождение из животного мира. Скажем, для человека естественно получать наслаждение от музыки и живописи (хотя бы раскраски), а в животном мире мало чего-либо подобного, разве что у некоторых птиц, но не у млекопитающих или рыб.

Под сомнением и сам факт. Наблюдения над поведением животных, внешне очень смахивающим на гомосексуальное, обманчивы. Дальние предки человека, видимо, не бывали гомосексуальными. У животных нет гомосексуальности как постоянной ориентации. У них бывают лишь ситуации, в которых нечто подобное проявляется внешне (Denniston 1980).

Во-первых, иногда животным трудно распознать по внешности, какого пола предполагаемый партнер. То есть налицо элементарная ошибка. Особенно это случается, когда быки или жеребцы находятся в состоянии возбуждения – тогда они наскакивают даже на неодушевленные предметы. Похоть ослепляет. С появлением самки в поле зрения внимание переключается на нее.

Во-вторых, это поведение осуществляется в те длительные периоды, когда особи другого пола отсутствуют (раздельное содержание, раздельный выпас домашних животных каждого пола). В таких случаях наблюдаются попытки, скажем, коров спариваться друг с другом, а быков – с быками. Но это «вынужденная гомосексуальная практика» – как у людей в тюрьме. При чем в отличие от людей тут настоящий половой акт не осуществляется. Обычно такие попытки чаще наблюдаются у коров с повышенной половой возбудимостью – такие коровы и быку подставляются лучше.

В-третьих, половое сближение между особями одного пола можно наблюдать у молодняка. У крупных обезьян детеныши часто демонстрируют очень разнообразное половое поведение, в котором можно видеть и гомосексуальные действия, и гетеросексуальные, и эксгибиционистские, и мастурбацию (Yerks and Yerks 1929). Это просто игры, в которых молодняк готовится к спариванию, а поскольку особи еще не получили развитых, выразительных признаков своего пола, еще сравнительно индифферентны, они проигрывают будущие соединения без различения пола. Но проигрываются лишь предварительные стадии свадебного ритуала, сама копуляция не происходит – член никуда не вводится.

В-четвертых, в некоторых случаях конфликтных столкновений систематически имитируется половой акт с особями своего пола. А именно, в итоге проигранной боевой схватки побежденный, хотя бы то был и самец, принимает униженную позу «подставки», и ввиду ее сходства с позой самки при коитусе победитель автоматически реагирует на нее соответственно: подходит и совершает несколько активных телодвижений как бы коитуса. Аналогичным образом самка может «наскакивать», на того, кто подставляется, то есть вести себя, как самец. Со стороны подставляющегося это своего рода способ выживания – он избегает суровой трепки. Со стороны победителя – скорее автоматизм. Но это у животных не включено в сексуальный ритуал, в действительно последовательное сексуальное поведение – ухаживание, обмен ласками, не говоря уж об образовании устойчивой пары. Это иерархические отношения, а не сексуальные. Да и коитуса, собственно, нет. Есть всего лишь сбой ритуала. Тяги к сношениям подобного рода не наблюдается (Ford and Beach 1965; Beach 1977Ь).

В-пятых, таким способом животные показывают взаимную привязанность друг к другу – как описанные Цукерманом обезьяны в Лондонском зоопарке. Они применяют все известные им способы выражения симпатии – от ласк до выискивания насекомых, а среди ласк могут быть использованы и ласки половых частей – как весьма чувствительных. Но у животных нет исключительного влечения к своему полу с целью именно сексуального сближения. Пол здесь не при чем. Это даже не бисексуальность, то есть не стремление то к одному, то к другому полу. Деннистон называет такие действия животных амбисексуальными – направленными на любой пол, безразличными к полу (Denniston 1980). Очевидно, что они лишь используют элементы сексуального поведения в иной связи. У них нет той особой эротической ориентации на свой пол, которая характеризует гомосексуальных людей.

Механизм сексуальной ориентации животных строго направлен на деторождение, продолжение рода. Он прям, straight (словечко, которым англоязычные гомосексуалы обозначают гетеросексуальных людей).

Кроме человека, только у двух видов животных отмечены некоторые случаи проявления сексуальной привязанности к особям своего пола, случаи сексуального предпочтения, которые можно считать именно гомосексуальными. Эти два вида – интеллектуально самые высокие, самые близкие по развитию мозга к человеку: высшие обезьяны и дельфины (личное сообщение И. С: Кона). Эти исключения чрезвычайно характерны: значит, истинная гомосексуальность появляется у тех животных, у которых наибольшая доля программирования сексуального поведения передана от инстинкта социальному научению.

Выше я уже задевал главную трудность решения вопроса о корнях гомосексуальности – противоречие между формирующими факторами. С одной стороны, у человека репродуктивный инстинкт (т. е. генетическое программирование сексуальной тяги) явно атрофирован, с другой – есть свидетельства того, что гомосексуальная ориентация генетически обусловлена, передается по наследству. Указанные исключения из всеобщей гетеросексуальности животного мира и их связь с высокой ролью обучения в программировании сексуального поведения очень красноречивы. Они говорят о том, что, по-видимому, генами у человека обусловливается не программа сексуального поведения непосредственно, как это имеет место у большинства животных, а только предрасположенность к тому или иному ее усвоению путем обучения.

Иными словами, эволюционный отбор вообще-то позаботился о том, чтобы выживали те формы, которые наиболее приспособлены к усвоению репродуктивной программы, предписывающей тягу самцов к самке. Но у более сложно организованных видов по причинам социального и культурного характера стали выживать и те формы, которые не усваивали этой программы. То есть те, которые от природы (вследствие обычной изменчивости, обычного разброса форм) не были приспособлены к надлежащему усвоению этой программы.

8. Третий пол

Выделенность гомосексуалов в особую категорию несомненна. Отчуждение общества по отношению к ним – тоже. Они – как «белые вороны». Но это не просто метафора. В отчуждении общества есть не только культурные факторы, но и биологическая основа. Инстинктивное поведение животных направлено на подавление, на изгнание, на уничтожение тех мутаций, которые придают какому-то одному индивиду резкое отличие от остальных особей: эти отличия, переданные потомству и размноженные, могут быть опасны для выживания вида.

С другой стороны, нельзя считать, что «натуралы» (гетеросексуалы) целиком во власти предрассудков, когда испытывают отчуждение и неловкость в общении с «голубыми» (гомосексуалами). Рассмотрим конфликт, изображенный в романе одного из лучших «голубых» писателей Англии Дэвида Риса «Цвет его волос».

В романе описывается любовь двух лондонских школьников – красавца Марка и Доналда, лучшего футболиста школы. Марку было восемнадцать, Доналд был на год младше. Доналд поделился своим секретом с сестрой, она – только со своим возлюбленным, тот под большим секретом выдал тайну близкому другу, и через короткое время ее знала вся школа. На классных досках стали появляться оскорбительные рисунки и надписи, и от Доналда отшатнулись даже ближайшие друзья по команде. Как-то после футбола, когда Доналд голым вышел из душевой в раздевалку, где всё было заполнено паром, он сослепу наткнулся на голого же Гери. Тот вскинулся с неожиданной злобой: «Смотри, куда прешь, гомик поганый!» Доналд бросился на обидчика, но был схвачен другими («Давай, Гери, вот тебе случай показать ему!») и жестоко избит. Тренеру Гери объяснил: «Он трогал меня». Чуть позже тренер сказал Доналду: «Как я понимаю, совершенно невероятно, чтобы ты щупал другого парня в душе, да еще в присутствии всей команды». Тем не менее, он тотчас исключил лучшего футболиста из команды, чтобы сохранить ее единство.

А незадолго до того их учитель английского, сам втайне «голубой», объяснил сестре Доналда неловкость положения и даже выразил свое сочувствие возмущению обычных парней в этом вопросе. «Были бы Вы обрадованы, если бы мужчинам было позволено входить в женскую раздевалку?» – «Конечно, нет!» – «Почему?» – «Ну… это же очевидно… Я бы себя плохо чувствовала, если бы десятки мужчин могли разглядывать меня раздетой!» – «Вот поэтому понятно, когда гетеросексуальные мужчины в таких же ситуациях озабочены присутствием геев» (Rees 1989: 57–61).

В самом деле, и с теми и с другими гомосексуалы не свои. Ведь в общении с женщинами гомосексуалы должны соблюдать дистанцию и ограничения, обычные для мужчин, поскольку они выглядят как мужчины, обладают массой сугубо мужских качеств, да они, при всей значимости своей ориентации, и суть мужчины во всем остальном. Женщины их воспринимают как мужчин. И в то же время с мужчинами они тоже не свои: их сексуальная ориентация, если она известна, побуждает остальных мужчин ожидать от них женского взгляда на мужское тело, а женский взгляд (при невозможности установить сексуальный контакт, хотя бы взглянуть в ответ на женское тело) создает у большинства мужчин ощущение огромного неудобства, дискомфорта, беззащитности. И хотя никакие похотливые акции со стороны гомосексуалов (пусть даже только поглаживания, дотрагивания и т. п.) в этих ситуациях обычно не предпринимаются, раздражение гетеросексуальных мужчин столь высоко, что в самом невинном движении они подозревают такие попытки.

Зилэнд относит это и к ситуации геев в армии. «Как может американский воин, агрессивный и хищный, стоять голым в душе перед мужчиной, о котором известно, что он овладевает другими мужчинами, без того, чтобы этот солдат-мужлан почувствовал себя как бы женщиной?» (Zeeland 1993: 15).

Но ведь и геям неловко в мужской раздевалке. Редактор влиятельного американского журнала «Нью-Рипабликен» Э. Сэлливен (1996: 4) так описывает свое взросление:

«Пришла юность. Я уже не знал, куда деться от сильного и теперь вполне осознанного желания. Оно не покидало меня ни днем, ни ночью, ни во сне, ни наяву – недвусмысленное, неодолимое влечение к людям моего же пола. Оно стало причиной тайных мучений. Гомосексуалу доступно то, о чем мечтает каждый подросток: оказаться невидимым в женской раздевалке. Разница лишь в том, что гомосексуал одновременно виден и невидим в мужской раздевалке. И он возбуждается. И тогда жизнь преподает гомосексуалу важный урок: само твое выживание зависит от умения скрывать свои чувства.

Помню, мне было пятнадцать, я вернулся в школу после летних каникул и переодевался вместе с одноклассником, который давно мне нравился. За каникулы он совершенно преобразился – вырос, раздался в плечах, на груди появились волосы. Передо мной был не подросток, а почти мужчина. Он стал медленно стаскивать с себя рубашку. Конечно, он не подозревал, что для меня это был настоящий стриптиз. Я чуть не задохнулся от возбуждения, но никак себя не выдал. Гомосексуал быстро постигает, как контролировать свои эмоции. Но после подобных побед над собой в душе остается только горечь притворства и презрение к себе».

По-видимому, отдельные бани, пляжи, а не только танцевальные залы, нужны не только самим геям, но и представляются желательными с точки зрения гетеросексуального большинства. Не так давно в Америке некий агент по продаже недвижимости Билли Карг из Окленда, штат Калифорния, предложил оснастить все общественные туалеты не двумя, а тремя отделениями – для мужчин, для женщин и для гомосексуалов.

«Они заслуживают того, чтобы иметь свои туалеты, а я заслуживаю того, чтобы меня оставили в покое, – заявил он. – Клянусь, что я ничего не имею против представителей сексменьшинств. Ведь каждый имеет право жить своей жизнью. Но я сыт по горло тем, что ч на подходе к писсуару меня кто-то сладострастно рассматривает и заводит непристойные разговоры. И всем рядовым американцам это тоже не по нутру. Ты уже не чувствуешь себя в безопасности даже в туалете!» («Оставьте меня в покое» 1995).

Судя по прилагаемому фотоснимку, этому толстому изобретателю вряд ли так уж не было отбоя от геев, скорее тут особая мнительность (или самомнение), но сам выбор мании преследования характерен.

В сущности, по крайне мере, в вопросах межполовой коммуникации, где ожидается взаимная стеснительность, стыдливость, дистанция между полами, гомосексуальные мужчины образуют третий пол (а лесбиянки – четвертый).

Немецкий адвокат и журналист Карл Генрих Ульрихс во второй половине XIX века выпустил серию из пяти книг под общим названием «Исследование загадки любви между мужчинами». Он объяснял эту любовь тем, что у таких мужчин в мужском теле живет женская душа или, говоря по современному, женская психика. А раз так, они не укладываются в обычную разбивку на два пола и для них нужно сформировать в классификации особую ячейку – третий пол. Слова «гомосексуалы» тогда еще не было придумано. Исходя из мифа о музе Урании, которая у Платона ниспосылает «прекрасную любовь» между мужчинами, Ульрихс назвал таких людей «уранистами». Он считал принадлежность к третьему полу врожденной и тем самым отверг основания считать их извращенцами или преступниками.

Учитывая наказуемость любви между мужчинами, Ульрихс публиковал свои книги под псевдонимом Нума Нумантий. Однако в 1865 г. он организовал в своем родном Ганновере «Союз уранистов». Когда на следующий год либеральный Ганновер был оккупирован Пруссией, организатора «Союза» посадили на два года в тюрьму. По освобождении он уехал в Баварию (тогда это было другое государство), где в 1867 г. выступил на Конгрессе германских юристов в Мюнхене с признанием своей уранистской принадлежности и потребовал отмены законов, карающих за уранизм. Юристы были ошеломлены такой наглостью, они разъяренно кричали и топали ногами. Ульрихс вынужден был эмигрировать в Италию, где продолжал отстаивать свою теорию.

В Германии эту теорию подхватил Магнус Гиршфельд, а в Англии – Эдвард Карпентер, в России Василий Розанов.

Врач-сексолог Мангус Гиршфельд, борец за отмену закона, карающего гомосексуальную любовь, и создатель Института сексуальных наук в Берлине, выпускал с 1899 г. «Ежегодник о промежуточных сексуальных типах». В 1907 г. вышла его книга под названием «Третий пол Берлина» (Hirschfeld 1907). Гиршфельд вызвал колоссальное раздражение гомофобов. На него напали на улице, пробили ему голову, в другой раз по нему стреляли на митинге. Когда нацисты пришли к власти, его библиотека была сожжена, сам он арестован, но бежал во Францию, где вскоре умер. Сейчас в Германии выходит журнал по проблемам гомосексуальности, носящий его имя – «Магнус».

Карпентер, поэт и богослов, священник, отошедший от англиканской церкви, социалист и член Ученого совета Кембриджского университета, любил парней из рабочей среды. Они жили десятилетиями в его усадьбе. Среди его сочинений есть длинная поэма «Демократия», и он написал музыку к песне английских пролетариев «Вставай, Англия».

В книге «Промежуточный пол», вышедшей в 1908 г., Карпентер писал о типичном уранисте:

Это «человек, который развитую мускулатуру и силу воли соединяет с более нежной и эмоциональной натурой женщины – иногда это сочетание просто феноменально… В эмоциональном смысле это исключительно сложные, чувствительные, деликатные и любвеобильные люди; в них кипят страсти, они подвержены стрессам; они возбудимы и неустойчивы; их логические способности могут быть, а могут и не быть хорошо развиты, однако интуиция в них всегда сильна; подобно женщинам, они способны определять характер человека чуть ли не с одного взгляда; они неведомым даже для самих себя способом распознают то, что у человека на уме; что касается пестования и ухаживания, то здесь их не превзойти; в глубине души они артистичны и обладают артистичной чувствительностью и изысканностью. Иногда такой человек является мечтателем, он молчалив и сдержан; часто он музыкант, человек искусства, пользующийся успехом в обществе, но тем не менее не понятый им» (Carpenter 1930).

Русский философ Василий Розанов, сам вовсе не гомосексуальный, основную часть своей книги «Люди лунного света» (1911) назвал «Третий пол». Он приравнивал содомитов к девственникам, которые никогда не женятся, и приписывал им ряд достижений религиозной культуры.

«Кто слагал дивные обращения к Богу? – Они! Кто выработал с дивными вкусом все ритуалы? – Они! Кто выткал всю необозримую ткань нашей религиозности? – Они, они!» Он считал, что содомитов отличает особенный вкус. «Глаз у содомита, – другой! Рукопожатие – другое! Улыбка – совсем иная! Если хотите, он третий человек около Адама и Евы; в сущности – это тот Адам, из которого еще не вышла Ева». Поэтому их функция – сохранять древнюю традицию. «Как ни мало их на земле во всякое время, <…> творчество их, начиная с двух мудрецов Греции, Сократа и Платона, необозримо по величине…» (Розанов 1990: 100–101).