Текст книги "Сочинения русского периода. Стихи. Переводы. Переписка. Том 2"

Автор книги: Лев Гомолицкий

 
ночами колыхался флаг
багровый неба – там циклопы
кидались громами – в окопы
ещо в которых не был враг
прожекторы сникали: в тучах
их обоюдоостра синь
и в терны проволок колючих
врастала пыльная полынь
земля дрожала – эшелоны
шли днями серые в пыли
колесный скрип обозов – стоны
из них как бы из под земли
и тут же в местечковой грязи
теленок жалобно мычит
на сучковатом перелазе
мальчишка пяткою сучит
большеголовый белобровый
жует свирепо хлеб воззрясь
с вниманьем неземным коровы
и в серый эшелон и в грязь
этапный комендант шагает
простукал палкой подскочил
лавируя среди пучин
текучих луж – сопровождает
ево забавно семеня
такс белый с видом адьютанта
и бледный мальчик – сын: семья
гостит сейчас у коменданта
 
 
этап обходит он с отцом
вот рапортует каптинармус –
бросок – ладонь под козырьком
тень на висок броском и на ус
котел где варится горох
усатый повар открывает
и ложкой длинной вынимает
на пробу порцию – не плох
куда душистей и сочистей
горох солдатский скучных блюд
когда на скатерти их чистой
в столовой чинно подают
хоть не всегда в столовой чинно:
все чаще тыловой народ
бросает в пар спиртной и винный
свой чорный непонятный рок
всю ноч доносится в покоик
где отрок спит – неладь попоек
гитарный плач недружный крик
нелепой ссоры вопль и грохот
рыданье выстрелы и хохот
и тиш повисшая на миг
та тиш что громы заглушает
в ней серце детское шагает
споткнулось падает – отец
во тьме нетвердою походкой
бредет наткнулся наконец
и николаевской бородкой
колючей мокрой ищет лоб
рукой дрожащей шаря крестит
– не забывай отца по гроб
и помни он не продал чести
и сын босой за ним во след:
– куда ты папа – «Бог с тобою»
и разрешается слезою
горючей пьяной пьяный бред
 
 
иною ветряною ночью
он пробуждается – воочью
пред ним виденье предстает:
у зеркала свеча сияет
и дама косы оправляет
со шпильками во рту поет
кос незнакомки тишина
и электрический их шорох
сквозит эолова волна
в соломенных наружных шторах
но незнакомка кос извив
последний вкруг чела обвив
встает склонилась у постели –
закрыв глаза не дышит он
вдруг на щеке ево сквозь сон
ее уста запечатлели
душистый поцелуй – потом
в прокуренной пустой столовой
сидит он днями бледный новый
послушает гитарный гром
струны коснувшись неумело
иль новое придумав дело
шлифует ногти на руках
 
 
а серая течот река
солдатской лавы – извергаясь
вулкан войны дрожит гремит
мир лавой залитый горит
и рушится с оси сдвигаясь
 
 
вот мать вернулась из столицы
(в назад ещо поездка) там
перед отъездом помолиться
в пустой зашла случайно храм:
сквозь сероту забот дорожных
припомнился враждебный ряд
последних лет и дней тревожных
(уже был смутен Петроград)
жизнь прожитая безответно –
и в жалости к себе слеза
промглила сладко незаметно
полузакрытые глаза
в сей влажной мгле она не сразу
увидела сквозь голубой
луч на стене перед собой –
как в саване воскресший Лазарь
из тьмы пещеры выходил
перед толпою поражонной –
откуда так знаком ей был
библейский вид толпы – в смущонной
вдруг всплыло памяти кольцо
гаданье девичье – кто знает –
и помертвевшее лицо
она в ладонях укрывает
язык гаданья темен: вид
простово образа сулит
зловещее нездешним вея
но жизни сон ещо страшнее
 
 
был труден путь ее на фронт
за поездом ее последним
шли вести странные и вот
в местечке служатся обедни
гуляет красным ветром флаг
над чорной улицей – толпою
гвоздит в толпу сулитель флаг
стуча в пустой помост пятою
и вопли марсельез кружат
все вкруг: посул топ пенье банты
а в тыловом мирке кутят
похмельный сон у коменданта
здесь ежика в саду открыв
и в чепчик детский нарядив
совет потешный держат вместе
как окрестить и спиртом крестят
один советует назвать
Рево тот – Люцией а крестник
от спирта и заздравной песни
пыхтя топочет под кровать
след оставляет мокрой лапой
волочит кружевной шелом
меж тем на станции этапной
бушует пьяный эшелон
 
 
с кого то сорваны погоны
кровь топот ног в пыли и стоны
а комендант – докончен спирт –
накрывшись полотенцем спит
вдруг в дверь приклад солдатский ухнул
и вваливаются на кухню
в руках винтовки мрачный вид
блуждает взгляд растерзан ворот
оглядываются – где ворог:
где кровопийца! – папа спит
сын дверь от кухни притворяет
идет будить: пап! пап! и груз
безжизненный плеча качает
а! что! – привстал: растрепан ус
ево расправивши гребенкой
покрыв охотничьей шубенкой
продолговатость плеч встает
и посреди солдат идет
с привычным видом коменданта
в окошке бледная семья:
за ним потешно семеня
такс белый с видом адьютанта
в окно вдали толпа видна
там рева грозново прибои
смолкают грозно перед боем
 
 
вот бурей – ротново жена
на ней плащ детский перелетный
в руке большой фонарь (свечи
в нем только нет) – бежать в ночи!
а ротный – невозможен ротный:
он пьян кричал в толпу ура
но слава Богу! писарь старший
ево ведет – давно пора!
бормочет ротный: бей – монарший –
вперед – – в столовой под ключем
теперь он заперт – писарь водит
глубокомысленно плечом –
ни в чем он смысла не находит:
зачем полковник говорит
в толпу – там щолкают затворы
как раз на пулю налетит
на шалую за разговоры – –
меж тем в столовой стук окном
все к двери – возятся с замком:
дрожащих рук не чтут запоры
но вот подался ключ и что ж
в столовой никово лиш шторы
воздушная проходит дрож
и руки ротная ломает
а под стеною пробегает
с оглядкой бледный деловод
за ним – они: их страх ведет
дверями кухонными садом
кладбищем полем в лазарет
где в темных окнах сестры рядом
стоят – лица на бедных нет
тут фельдшер к ним – толстяк: круглятся
глаза дрожит губастый рот
вбегает – ну спасайтесь братцы
смерть! началось – и сам вперед
мячом танцует под ногами
от пули воротник подняв
туманом вьется над полями
полусновидческая явь
сквозь терны проволок колючих
по тернам высохшей травы
как призраки над ними тучи
летят касаясь головы
одна сестра платок пуховый
поспешно с головы – в комок
дороже головы платок
прострелят жаль – платок то новый
за руку сына мать влечот
а сын так странно безучастен
считает серце: нечет-чот
разрознен разобщон на части
среди живых он одинок
их извне хладно наблюдает
и лиш безвесный холодок
ево – прозрачня – проникает
тот внешний холодок потом
в сновидческом глухом инертном
хоть зрячем оснует свой дом
и над одром провеет смертным
 
 
бегут навстречу им окоп
чертою ломанной змеится
они в окоп как в тесный гроб
сползают в черноту – укрыться
чу выстрелы или сучок
под чьей то тяжкою ногою
и присвист и знакомый чмок
и над окопною дырою
зашолся лаем такс – за ним
на лёте сизых туч – утесом
тень – уголечком папиросным
черты едва озарены
и голос –: вот вы где сидите
а этот дурачок – смотрите!
– отец смеется – вас нашол
от дома вам по следу шол
заметлешился вдруг у сада
зафыркал и пошол стрелой
что вы тут делаете! Ада
ну вылезай идем домой
да все спокойно: страж до утра
сам буйный эшелон несет –
все хладнокровия расчот
а ведь была одна минута
я шол в толпу толпа ревет
я ж с палочкой – – передается
спокойствие в толпе волной
и увязался такс за мной
ему зачмокали он жмется
а вот передние дают
дорогу и круги идут
затишья – тут еврейку тащут:
как продают под властью вашей!
за спекуляцию карать!
я лезу медленно в карман
ключ вынимаю открываю
свой стол в нем ножик – разрезаю
неспешно хлеб и им с плеча
разрез с изюмом кулича:
не хлеб – кулич и кто то сзади
уж через головы: пошол!
мой мой кулич! и смех прошол
и все прошло  в ево разряде –
 
 
ещо тревожна ноч хоть след
не чертит в ней свинец залетный
но бродит где то пьяный ротный –
погибнет натворит он бед
но у каково то солдата
в руке винтовка и расплата
за необорный грех веков
невытравимый след оков
 
 
та ноч откроет ряд опасный
дней – только отрок им причастный
на все глядит как сквозь туман
как Достоевсково роман
жизнь душу эту разъедает –
он Достоевсково читает
и все внедряется порок
сновидных дней ночей бессонных
призраков недовоплощонных
укрытых демонов меж строк
за окнами меж тем гранаты
и выстрелов шальных раскаты
там серый дезертир мелькнул
и воют в пламени погромы
горят усадьбы скачут громы
кругом круглится око дул
 
 
однажды пропылив задами
к калитке самоход и вот
в папахах – у папах цветет
верх огненными языками –
в углу винтовки прислонив
на стол револьвер положив
с отцом таинственные гости
таинственный совет ведут
невнятно голоса растут
и наконец отец с часами
к семье: оденьтесь пусть возьмет
Мик теплый плед и в самоход
а я на лошадях с вещами –
не объясняя больше им
их крестит и мешая дым
автомобильный с пыльной тучей
ощерясь дулами семью
проносит самоход летучий
с этапной кассою семью
деревни и мосты мелькают
под вечер пыльный городок
их мостовою сотрясает
и стихла тряска смолк гудок
у цели – от ограды тени
провеялись: фонарь потух
и за оградою виденье –
луною воплощонный дух
цветущей яблони: там облак
под лунной радугой и тут
тово же естества и оба
богорасленные цветут.
 

 
был дивен этот переезд
в кругу винтовок гайдамаков
был дивен в темном блеске звезд
вид снежных древ и чорных маков
из щели тротуарных плит
процвел веночек – мак багровый
но вот начальник участковый
полковник грузный семенит
калитка хлопнула радушно
радушный говорок на о
герой польщон что клонит уши
полковник к лепету ево
меж тем тарелки подставляя
рукою пухлою с кольцом
а доч полковника – босая
склонилась тут же над чулком
домашней милой суматохой
оказан путникам почот
и сон уж новою эпохой
на новом месте настает
 
 
вот улицею пропыленной
роится городок пред ним
чугунный островок балконный
над быстриною недвижим
толкуют группки ротозеев
подошвы шаркают гуляк
и огненным с папахи вея
мчит дыбя лошадь гайдамак
герой наш после горькой соли
выходит с пледом на балкон
от Байрона и жолчной боли
в себя впервые погружон
до недр невнятных человека
всему земному первый враг:
библиотека и аптека
на новой почве первый шаг
те дни уже не повторятся
когда тягучий перевод
умел заставить задыхаться
когда тяжолый переплет
хранил страничный вей мятущий
когда весна свой ствол цветущий
из снов тянула и стихов
к садам воздушным облаков
когда со стен старинной башни
предстал впервые кругозор
и ветер этих мест всегдашний
свой оперенный поднял спор
и встали над низиной нишей
на четырех холмах кладбища
и белым голубем собор
 
 
вон там в овраг сползает в паре
с кустом с могильново чела
с арабской надписью чалма:
тут жили пленные татаре
и до сих пор ещо монгол
в чертах широких лиц мелькает
тут конь стреноженный с могил
траву колючую срывает
за ветхой крепостной стеной
другое дикое кладбище
в дупло протлившееся нишей
врос камень от веков седой
с чертами ликов человечьих
львы на надгробьях стерегут
иероглиф библейской речи
символ благословенных рук
а по брегам оврага диким
стоят враждебные гроба
крестов грозят наклонно пики
и здесь с могильново горба
там ангел над стишком рыдает
и омертвевшево Христа
тысячекратно распинает
крестов спаленных высота
в овраге же слоится глина
в колючих травах козий сад
иософатова долина
среди кладбищенских оград
у мертвых области все шире
над крышами живых листвой
шумит о иномирном мире
прапращур выросший ветлой
на тленность вечность наступает
как исполинский мавзолей
с холма высоково взирает
бойницей замок – в нем музей
теперь пропыленный архивный
недавно же руиной дивной
стоял он – на камнях трава
росла и плакалась сова
тут кость с камнями участь делит
лом разбивая улиц грязь
пласт исторический шевелит
где грузный след печатал князь <sup>[64]64
  князь Константин Острожский – известный поборник православия в Польше XVI века – отец ево гетман литовский прославился своими победами над татарами


[Закрыть]</sup>
величьем прошуршав прозвякав
в толпе линялополых жаков <sup>[65]65
  жаками называли учеников академий – в Остроге была основана кн. Острожским первая греческая академия в противовес латинским иезуитским


[Закрыть]</sup>
канонов византийских страж
в друкарню <sup>[66]66
  друкарня – типография


[Закрыть]</sup>  шествовал под липы
взирать – приняв на лоб витраж –
на гутенберговские типы <sup>[67]67
  типы – печатные знаки


[Закрыть]</sup>
отец ево рубил татар
тяжолым шаршуном отвесно
а он оружием словесным
бьет иноверное – друкарь
с ним беглый Федоров <sup>[68]68
  острожская типография была основана первопечатником Федоровым после ево бегства из Москвы


[Закрыть]</sup>  в советах
бессонных но сникают леты
и деда дело слабый внук
предаст чтоб снова коловратный
истории поток превратный
вернул стенам заглохший звук
напев восточной литургии
князь в гробе каменном давно
ево дела вершат другие
куют возмездия звено
на католических руинах
граф Блудов воздвигает тут
оплот российский – институт
святово братства <sup>[69]69
  Кирилло-Мефодиевское братство несшее миссию просветительную и политическую: граф Блудов известный государственный деятель вел в юго-западном крае политику руссификации


[Закрыть]</sup> – в пелеринах
питомиц блудовских взрастет
братчанок долуоких племя
но и сей дуб лихое время
военным вихрем просечот
 
 
вот посреди гуляк зевак
взлетая как по ветру листик
уже гарцует гайдамак
величественный гимназистик
что в класс приходит со штыком
гранату прячет в парту важно
и романтическим огнем
чей взор полутомится влажно
ему влюбленные персты
ласкают клавиш пасть – чисты
в вечернем таинстве квартиры
пускай ночуют дезертиры
в могильных склепах шевеля
средневековых мумий кости
пускай уже дрожат поля –
грядут неведомые гости
 
 
просвищет первый соловей
весной какой то в жизни каждой
и лепестков душистых вей
в предчувствии любовной жажды
кладбищенский покроет сад –
в сосне дремучей лунный взгляд
геометрическое око
и над раскидистой сосной
над одинокой головой
звезда провисшая высоко
 
 
открыт толпе заветный парк
парк в тихих парочках таится
под шелестом древесных арк
рябь лунная на лицах тлится
наш отрок хиленький – герой
тем временем с огромной книгой
библиотечною веригой
один справляется с весной
с посюсторонним в пререканьи
и входит в вечные слова
величественные деянья
в круженьи эта голова
ему уже не плоть – не пенный
плечей девических овал
но образ гетовской Елены
о любострастьи толковал
и в гимназической пустыне
на вечеринке где от ног
скрипит и гнется потолок
где в окнах парк дремучесиний
куда один лиш барабан
доходит – бухая – до слуха
братчанке в розовое ухо
он любомудрый вьет туман
потертый локоть укрывая
Платона бедной изъясняя
 
 
когда приходит новый век
все ветхое круша уносит
недальнозоркий человек
сей вещей тяжести не сносит
все кажется ещо ему:
вот он помыкавшись по миру
вернется в милую тюрьму
обжитую свою квартиру
и все по прежнему пойдет
мир непреложный служба гости
но день пройдет пройдет и год
чужбине обрекая кости
возможно ли! воскликнет он
в надежде беженской дорожной
судьбой скитальца награжден
не смея подтвердить: возможно
так наша малая семья
на берег выброшена чуждый
все ждет на чемоданах – нужды
лет полубеженских деля
[(расформированный этап
давно сдан в ящиках в казармы
и нет давно казарм пожары
и грабежи гуляли там) ]
давно с весами ювелира
сдружилось золото колец
вторая сменена квартира
заметней горбится отец
и мать – скрывая что седеют
виски – все ниже все серей
дни тянутся ночей страшней
петлей затягивая шею
пока однажды пулемет
в ладоши плоские забьет
плеснет как из ведра водою
вдоль окон и зайдется лес
окрестный пушечной пальбою
такс за снарядом точно бес
срывается – к нему взывают
из погреба где ожидают
борьбы сомнительной конца
соседка с видом мертвеца
поспешно крестится на взрывы
– на грома летнево порывы
так бабы крестятся – но вот
утихли громы настает
молчанье – кончилось! – и к чаю
зовет сосед не замечая
молчанье чем населено
а кто то мучаясь задачей
безмолвья заслонил окно
и став за занавеской зрячей
прислушивается – висок
томит нездешний холодок
ево блуждать не долго взору:
вдали пролился плеск копыт
солдат с оглядкою бежит
приникнул сгорбившись к забору
тут всадник: взмах и блеск – и вмиг
шинель солдатская упала
и шашки отирая жало
глядит гарцуя всадник – лик
монгольский страшен и немирен
улыбкой торжества расширен
 
 
опасна буря но тревожней
ещо – затишье перемен
когда все глуше все возможней
непредставимый новый плен
несокрушимою стеною
жизнь окружает и растет
что может новою весною
внезапно рухнет через год
дождется ль этово крушенья
тот ротмистр что нашол приют
на кладбище под склепа сенью
иль пули дни ево сочтут
и выведен из гроба ночью
увидит звезды под стеной
и прах взаправду гробовой
покроет смеркнувшие очи
 
 
а наш герой лиш начал жить
порою этой необычной
впервые начал он учить
себя работой непривычной –
ходить на склады: чорный труд
потом покоя отупенье
и два осталось впечатленья
открытые случайно тут:
он ранним утром ждал других
рабочих – склад стоял высоко
с ево холма в полях далеко
был виден дождь: в столбах косых
он шол в холмах прозрачной тенью
и созерцая дымный ход
под облаков стоящих вод
герой познал самозабвенье
сознанья проблеск пронеся
в просекшем здешнее нездешним
до разделения на ся
до растворения во внешнем –
на складе в тот же день герой
клал на хомут хомут крутой
из них кривую стену строя
и вдруг строение такое
неопытным возведено
крушится на нево оно
и что же – он без перехода
в небытие перенесен
и пробуждаясь мыслит он:
жив но не смертной ли природы
испытанная тьма и вот
неощутимый переход
ее от жизни отделяет
движенья чувства дни места
все горстью праха отлетает
взять – дунуть и ладонь пуста
 
 
неведомово ожиданье
безбытья глуш и тишина
приглохшее существованье
знакомы тем чья жизнь полна
вот как у нашево героя
истории лихой игрою
в такие дни сновидец ждет
не дней загадок – ночи тайны
лиш в сонной чепухе встает
мир для сознанья не случайный:
в смещонных планах отражон
предавшись в опрометном мигу
весь день он предвкушает сон
как увлекательную книгу
от снов туманится и явь
в тумане он по жизни бродит
как нежить вековая навь
и правду дикую находит:
а что как все что вижу я
вокруг – премены и движенья
создание воображенья
игра двойная бытия
закрыть глаза и вновь открыть
и оборотней мир сметется
и человек в ничто очнется
как призрак оставаясь быть:
та правда кажется в природе
не только этих лет – окрест
разлита в сумрачном народе
в туманах этих диких мест
в дыханьи вечером полыни
Горыни плоских берегах
в оврагах где белеет в глине
людской ноги не знавший прах
в недвижной дикости разлита
в – движеньи быстрых перемен:
наездов некогда копыта
звучали возле этих стен
шли орды мчалися казаки
сменялись русские – поляки
и нынче наш совидец уж
следил как гимназистик – муж
здесь в виде гайдамака мчался
как шол немецкий здесь патруль
петлюровец скрывался пуль
как в самоходе здесь метался
в мундире синем генерал
как он под тем же кровом спал
где через час над картой сонный
сидел нахмуренный Буденный
и шли буденовцы – три дня
поток струился их багровый:
кто в красном сам а кто коня
покрыл попоной кумачовой
семь раз равнинный круг осок
был дымным зрелищем сражений –
как исторических движений
гулял здесь смертный ветерок
и укачалася волна
надолго ли – почти навеки:
на 20 лет усмирена
кровавой желтизной мутна
и исторические реки
вспять потекли в века в назад
отмстит истории возврат
опять здесь Польша – пролегает
до этих пастбищ и холмов
и космы вехам ветр качает
среди болотных тростников
с холма замковово крутово
за их чертою виден флаг
на зелени горит как мак
и слышен выстрел часовово
и мнится русским что они
– кто их превратностей достоин! –
не между двух великих воен –
двух революций стеснены
 

 
все прошлое – места и лица
граница змеем сторожит
лиш изредка письмо как птица
через границу прокрылит
в нем дедушка рукой слепою
любимой дочери ещо
каракульку привета шлет
но вот уж с траурной каймою
неотвратимая пришла:
от жизни – горсткочкой зола
в письме портрет – старик бровастый
да связка жолклая листков
вязь неразборчивая слов
строк польских дождик блеклый частый –
проклятье матери – письмо
что сын хранил до самой смерти
(так дождалось оно в конверте
накрест завязано тесьмой –
возмездья: в правнуке обиды
отмстятся рода) старый ксендз
в костеле служит – панихидой
чужой не облегчая слез
так – что недавно было близко
отходит поглощаясь тьмой
и мать встревожена другой
трагическою перепиской
оборванный вдруг писем ряд:
из ссылки пишет Саша-брат
ещо он в памяти речистым
в косоворотке нигилистом
потом студентом и потом
зеленой тенью за винтом
теперь в засветной переписке
обрел простую гореч ран
рассказ безхитростный о близких
преполовляется в роман:
кто памятью ещо хранится
младенцем – нынче уж успел
полутрагически жениться
он сам устал и постарел
заметив старость вдруг – поникнул
шол улицей ево окликнул
возница с козел: эй старик
и этот разбудивший крик
вдруг все сказал и в самом деле
старик – так просто: жизнь прошла
вчера рожден а у купели
уж плещут смертные крыла
 
 
был с юности несчастен дядя
любви неискупленной ради
черта трагической любви
наследуется нам в крови
в своей жестокости дороже
победной легкости чужой
и первой буре роковой
наш отрок предается тоже
и повторяется беда
в племяннике – горят сгорая
начальной страстию года
свой след на жизни оставляя
 
 
все началось обычно: дама
на слабость жалуясь в гостях
бледна – ей предлагает мама
минутку полежать впотьмах
и в комнату ведет героя
там на диване головою
склонясь в измятой куртки ком
она лежит – в ночи потом
он долго в немоте вдыхает
забытый ею аромат
волос – уста ево горят
он ими к куртке приникает
насыщен мир видений чувств
зарницы токи пробегают
по телу – тускло озаряют
в окне сирени чорный куст – –
уж отрок пылкий жар влюбленья
жар безнадежный познавал
готов он снова на томленья
на яд жестокий тайных жал
но тут: нечаянным сближеньем
неуяснимым подарен
сердечным исполняясь пеньем
нежданным чудом потрясен –
все мало им теперь друг друга
из тесново двойново круга
не выходя они кружат
по пустырям среди оград
где липнет белена светами –
точа чуть слышный аромат
цветы татарника шипами
в крапиве ржавыми грозят
там в сорной огородной куче
желтеет дикий помидор
и плод они ево пахучий
съедают – близости символ
в развалинах стены как лозка
сгибается цветя березка
почти телесная бела
и это тайный знак влюбленных –
роднит он души а тела
томит в мечтах неизречонных
 
 
источник светлово тепла –
– она с собой в поля брала
растрепанную Раджа Йогу –
так с компасом идут в дорогу!
была та книга из таких
зачитанных до дыр до пятен
помадных оттисков руки
но был таинственно приятен
герою книжки этой вид
она впервые отворит
пред ним ево сознанья недра
 
 
однажды вечером гроза
застигла дома их лоза
в окне сновала лились ведра
струй по омолнийным кустам
по стеклам – поминутно там
то сада призрак появлялся
то призрак комнаты где он
рассказы дамы потрясен
все ниже перед ней склонялся:
 
 
превратный страшный человек
муж: лик с небесными глазами
в нем сочетался со страстями
жестокими – ее побег
с ребенком в армию сестрою
она прошла войну и тот
что смертью кажется второю
безумный ледяной поход
от кутежей кровавой корпии
меж трупов бредовых дежурств
разрозненность тупую чувств
спасал блаженный отрок морфий
в бреду столпотворился миф
в оставленной больнице тиф
– не отрасла ещо рунится
коса: руна пушистый зверь
над ликом где упрямо тлится
свет опрозрачнивший теперь
сквозь одиноческую стужу
– она не подчинится мужу –
пусть отнят сын чернит молва
и слабостью порою слезы
рождают горькие слова –
символ таинственный березы
в ней жив: как свет он вечно рос
тушили а он рос упрямо
от раджа йоги запах роз
молитва пост – смолкает дама
поникла – вот ее рассказ
не отводя горящих глаз
от лика бледново бледнея
весь напряжонный он встает
ладони на груди немея
крестом стесняются и вот
он опускается пред нею
лбом к половице тяжелея
чело как дар кладя свое
не ей страданию ее
 
 
гроза прошла душе не спится
во тьме он своево лица
блеск чует – в позе мертвеца
лежит не пробуя забыться
под утро он нагой встает
сквозь спальню темную крадется
родителей и в кухне льется
вода – студеную он льет
на плечи остужая тело
вдруг легкие шаги – слетела
на солнечный свободный плат
в окне открытом тень – назад
нет отступленья: он хватает
край зановески начинает
борьбу как Кадм стыдливо наг
сквозь полотно он видит дамы
взор удивленный – сжавши мак
в ладони пробует упрямо
она край плата ухватить
но полотно не поддается
и лиш на шве протлившись рвется
от времени гнилая нить
дыру руками расширяя
в мрак кухни глаз ее глядит
и поле битвы оставляя
он расплескав кувшин бежит
из смежной комнаты всем телом
горя – лицом же смертно белый
он наблюдает как она
смутясь отходит от окна
тут быстро быстро начинает
он одеваться: как догнать!
но слышит голос – это мать
ево из спальни окликает
мать недовольна уж давно
сим увлечением опасным
– к добру не приведет оно –
впервые с сыном не согласна
и не умеет он вместить
как может детских превращений
союзник – первых бурь влечений
ево волнений не делить
теперь в ево святой напасти
необоримейшей – она
враждебна первой взрослой страсти
и ей в жестокости равна
как объяснить: не верит мама
что сыну явлена та дама
с большово д и сын спешит
вот под окном прошол – бежит
весь день опять он пропадает
под вечер с дамой отдыхает
в тьме на диване – так молчат
часами – вдруг как взрыв – свеча
их всполошонных освещает:
мать на пороге и встает
скандал постыдный несуразный
он онемевший бледный ждет
конца сей бури безобразной
от вещей дремы пробужден
из планов внешних о земь кинут
еще видения в нем стынут
а дух нездешним сотрясен – –
 
 
с высот пятами вверх полет
на землю: плачущая дама
слеза вдоль горьких губ течот
в капоте со свечою мама –
от вечностей как мелок шаг
в фарс огорчонных смертных благ!
и ночью темным огородом
в оградах он бежал за ней
в слезах – потом среди полей
шла с узелком – на жизнь? на годы?
скрывалась с шопотом: прощай
касалась с ропотом: за что же
а он твердил ты всех дороже
решился я – за что! прощай
решился я – прощай! иди же
решился я – ушла но ближе
ближайших – кровных – чем тогда
ушла из жизни навсегда
а он свой смертный лиш решает
в обличьи Бога и людей
невидимых: прелюбодей
спор первый с Богом начинает
в полях он эту ноч прожил
и день – вторые сутки третьи
колючих трав и бьющих крыл
стрибожьих – кто то гонит плетью
сквозь терны звездные шипы
сквозь воздух золотой и синий
жжет совесть горечью полыни
горят гортань глаза стопы
он весь в жару изнемогает
но вызов некий принимает:
ты давший душу отними
бичуй провиснувший над нами
палач с небесными глазами
наляг коленом умертви
в нейнет греха: онаберезка!
и воплощая снов игру
к березе он припал и слезка
летит на лунную кору
стоит размыканный бессонный
на искупленье обречон
греховности едва вкушонной:
он здесь готов на смертный сон
и в самом деле засыпает
не смертным правда – мертвым сном
измокшево в росе лучом
ево рассветным пробуждает
богозарея высота
но где ж решонная где та
кому моленья мысли жертвы
ее уж ни живой ни мертвой
пронизан горестью герой
в продленной яви не увидит
и только сонною мечтой
но в темном измененном виде
порою явлена она
– то демон опрометный сна
личиной милою пугает:
вот лик ее в толпе мелькает
вот тень сквозится на виске
в гробу в соборе под свечами
и он влечот ее в мешке
по острым будякам песками
споткнувшись падает под склон
груз мертвенный за ним катится
и стоном сотрясая сон
он не умеет пробудиться
над ним в сорочке со свечой
отец сутулится: плечо
он гладит спящему с опаской
непонимающею лаской
тень от пылающей свечи
рукой по белым стенам водит
отец растерянно молчит
будильник с музычкой заводит
чтобы утешилось дитя
: ну что ты успокойся мальчик!
и такт мучительно крутя
дрожит от бешенства органчик
 
 
так не минут эоны – лет
раскручивается пружина
отец стоит над горем сына
и видно как он жалко сед
как дряхл – от ставшей в нем повадкой
неловкости дрожащих рук
до наскоро надетых брюк
смешной топорщащихся складкой