Текст книги "Сочинения русского периода. Стихи. Переводы. Переписка. Том 2"

Автор книги: Лев Гомолицкий

 
в волчцах татарника свисает
колдуя рыжим клоком шерсть
где дух трагический блуждает
лаская плачущую персть
свершилось разделенье это
как двойники стоят два света
расщепленное страстью ся
на в и вне двоится я
пределы жития сдвигая
себя противополагая
коловращенью бытия
 
 
язык обычново сознанья
в том видит срок миропознанья
когда дотоле детский дух
мир принимающий как травы
испив познания отравы
во вне откроет зрак и слух
испив познанья каждый отрок
взволнованный взвихренный от ног
до вихря взвеянных волос
гуляет в пустоте адамом
меж сонц омолнийных и гроз
веков перепыленным хламом
мир наг зияет в дырах твердь
имен протлели одеянья
и ищет новые названья
адам встречая в поле жердь! –
не имя наименованье:
не жердь языческое жреть
и в жерди древний бог косится
так миф из имени творится
так мир из имени растет
так в имени дух новый дышит
и персть атомную сечот
и в ней иероглифы пишет
но чтобы с Богом в спор вступить
повелевать мирам царить
над изменяющейся перстью
достигнуть крайнево бессмертья
и с ангелами говорить –
миропознанья мига мало
миропознанье лиш начало:
биясь с молитвою о пол
дух силится растет томится
дрожа от хлада спать ложится
плоть в позе мертвеца на стол
в духовном деле не устанет
и тут – мертвя сознаньем персть [70]70
  упражнение в развитии концентрации внимания: лежа в покое исключать из сознания тело начиная от пальцев ног все выше – когда доходит до серца слышны в тишине ево удары но и оно уничтожается – так до головы – голова плавает в ничом – так и с головой – лицом тяжестью черепа вплоть до сознания которое само себя исключить не может: это переживание освобождения от тела превращение в дух – когда достигается легкость отвлечонная свобода


[Закрыть] –
шипом язвящим грудь тиранит
из розы многожалый крест
но сон все так же неспокоен
и влажно воспален и жгуч
над спящим иномирный воин
меж тем в руке сжимает луч
зрак врубелевский полудикий
полусвятой из тьмы вперен
и просыпается дух с криком
сном любострастным искушон
 
 
он в облачном отвечном оном
ум очищая вновь и вновь
Добротолюбия законом
российской светлостью стихов
не очищается нимало
напрасно все! молчит Господь
ненасыщонной страсти жало
кусает бешеную плоть
и как помешаный он скоро
оставит книги искус дом
пойдет бродить – в углу собора
падет распластанный крестом
уже без мысли без надежды
без чуда без любви без слов
недавний бого-чтец и -слов
теперь темнее тьмы невежды
 
 
–
 
 
меж тем с трагедией в разладе
гимназии тоскливый плен
чьей зевоты не переладит
миротрясенье перемен
пускай с усердием не книжки
но отсыревшие дрова
зимою тащат в класс мальчишки
чтоб ими поиграв сперьва
– игра веселая: по классу
поленья с грохотом летят –
потом растапливать по часу
свой класс – дрова пенясь шипят
и заскорузевшие руки
засунув в рукова сидит
словесник – взгляд мутя молчит
томясь от холода и скуки
жестокой мрачною чертой
обведена ево наука:
родной словесности герой –
злой лишности российской мука
уничиженья вещий рок
и сатирической трубою
всеистязующий смешок
над незадачливой судьбою:
страшней он – формул – перемен
когда стеснившись групкой жадной
толпятся школьники у стен
смакуя анекдот  площадный
от них украдкой отдалясь
герой наш уши зажимает
ища таинственную связь
меж тем чем дух ево сжигаем
и непристойностью – в тоске
что класс марает между делом
на перемаранной доске
исчерченной до глянца мелом
 
 
ничто тоски той не взорвет:
ни взрыв взаправдашный гранаты –
находку школьник в класс несет
блаженно пряча под заплаты
пока на переменке толк
он с другом между парт недрится
вдруг гром все в класс: там: дым клубится
и палец вбитый в потолок – –
ни взрыв иной – извне: теснится
из года в год здесь русский быт
бедней ущербней и грозит
судьба гимназии – закрыться
вот в округ едет комитет
родительский – отец оратор
уж реч заводит но куратор
бледнея обрывает: нет
о ручку ручку потирая
– то месть истории – сечот
ладонью воздух повторяя:
то месть истории! и вот
нет русской школы мрачный школьник
он предан лени на потоп
в заборы упирает лоб
иль в дымный потолок – затворник
но и без школьных стен тоска
сугубо душит как доска
в покоик выцветший нисходит
в дым папиросной пустоты
взгляд выпуклый бесцветный бродит
на струнах жолтые персты
открыточки над головами
тоскливой лишности печать
гитара – топкая кровать
и: га ва рила мени мать
не-е ва дись сво ра ми
а ночью стадко сжавши рот
протопывая в темность с мыком
– тот за трамбон тот за фагот –
в круженьи семенит безликом
бессловным стадком в улиц круг:
сопенье топот и мычанье
 
 
но в этой ночи одичанья
герою послан странный друг:
ни с кем не схожий он мечтатель
от отрочества мудр и сед
теософический читатель
в юродстве мистик и поэт
йог – практикует пранаяму <sup>[71]71
  упражения в подчинении воле дыхания – жизненной энергии


[Закрыть]</sup>
маг – неподвижный пялит взгляд
глаза вперенные упрямо
слюдою чорною блестят
он совершенств для плоти чает
и избавления от тьмы
язык санскритский изучает
древнееврейские псалмы
в углу ево светильник тлеет
и мирро умащон чернеет
беззубый череп и плита
с санскритской тайнописью темной:
любомудрящие места
в микрокосмическом огромный
космический надумный мир
словесный непрерывный пир –
с любомудрящими речами
тревога духа входит в слух
взволнованный томится дух
сидят сближаясь головами
друзья и нежась чорный кот
в знак таро <sup>[72]72
  таро–тарока древнейшая карточная игра занесенная в Европу через Испанию от арабов – теософам нравится производить ее из Египта на что нет достаточных оснований – колодой тароки пользовались для гадания знаменитые гадальщики маги и мистификаторы разных времен – четыре масти ее символизируют стихии: жезлы – огонь чаши – воду диски или бубенцы (отсюда бубны) – землю и мечи (пики) – воздух кроме тово в колоде имеются 22 символа собственно тарок – это: 1. фокусник (маг) 2. папесса (София) 3. императрица 4. император 5. папа (Вера) 6. влюбленный (Любовь) 7. колесница (Надежда) 8. правосудие 9. отшельник 10. колесо счастья 11. сила 12. повешанный (вниз головой) 13. смерть 14. терпение (время) 15. дьявол 16. дом Божий (молния) (гнев Божий) 17. звезда (звездное влияние) 18. луна (ужас) 19. сонце (близнецы) 20. суд (ангел воскресения) 21. мир (синтез тароки) 0. безумный (беспечно идущий над разверстыми пропастями и среди страхов – за плечами его котомка с мирским имуществом подверженным тленью)


[Закрыть]</sup>  коготок вонзает
и с улицы где ноч течот
мык бессловесный долетает
да друга мать – шуршит старушка
страшит ее гробовый тлен:
обходит вещую игрушку
грозу житейских перемен
 
 
дела бесед всенощных – службы
духовной гордость головы
он необычностью той дружбы
доволен: аглицкое вы
теснее их соединяет
их все сближает: хлад зимы
они трудятся – дровосеки
от инея белеют веки
у печки ночью тайна тьмы –
на корточках среди фиалок
в лесу весной они сидят
и ноч своим пустым фиалом
в мир изливает звездный град
весь неба-свод законов звездных
гороскопических ключей <sup>[73]73
  ключом гороскопа называется зодиакальный знак стоящий на восходе


[Закрыть]</sup>
что льет на перстность водолей
что замыкают книгу «э!» <sup>[74]74
  друг предполагал «книгу великово э!» нечто вроде екклезиаста


[Закрыть]</sup>
гремя у бедер молний грозно –
пред книгою небесной друг
седины юные склоняет
кощунственно перстом бодает
таинственных символов круг –
вот день и нагость процвела
где сонце мечет знойным градом
на пастбище где дышит стадо
алеют дальние тела
бьют над купаньем женским в небо
по ветру белые крыла
а их загар чернее хлеба
нагой как дикий эфиоп
в пределах ветреново рая
друг – юный седовласый – лоб
в жердь рулевую упирая
плывет омыт и обожжон
стих бормоча бхагавадгитый <sup>[75]75
  Бхагавадгита – божественная песнь – мистико-законодательная песнь из индуссково эпоса Махабхараты – священная книга браминов


[Закрыть]</sup>
среди купающихся жон
пусть прячут гневные ланиты
плывут на остров голубой
в необитаемый покой
 
 
бежит река времен в извивах
под их рукой теченье вод
премудро и неутомимо
так род течот столетьям в рот
в пасть времени – и сбросив пояс
ветр бродит берегом нагой
плескаясь в тростнике ногой
в песке перегоревшем роясь
бежит река меж черепков
прибрежных дынных черепов
меж дымных огородных станов
древесных голубых фонтанов
бежит прохладная река
тела людские омывая
густея к вечеру пока
игра на небе заревая
в чугун поток не превратит
тяжелый бронзовокипящий
и он метафорою вящей
в полночный стикс не побежит
и потекут в том чугуне
в каемке заревой тростинки
и снова жердь шуршит на дне
туман ложится вдоль долинки
остужен тел горячих пыл
и после поля улиц пыль
мешаясь с пудрой в лица дышит
визг женский шарканье вдоль плит
тут руфь под дверью хатки спит
и ноч косой ее колышит
друзья молчащие идут
в молчаньи продолжая труд
их совершенново общенья –
обменново мыслетеченья
 
 
но трещинка уже сквозит
у коловратности на службе:
в их хладной в их надумной дружбе
залог вражды горячей скрыт
герою кажется все чаще:
последней тайною богат
друг укрывается молчащий –
и подозрительностью вящей
он уходя в себя – объят
их разделяют не манеры:
пусть друг играет в маловеры
кощунственник среди «друзей»
бестрепетный богохулитель –
он тайны так хранит обитель:
порочности ему мерзей
лик плоский пошлости ушастой
им соблазнительны контрасты:
герой что не нарушит слов
нечистой мысли не изринет
в кругу их диком пьяном принят
у богохулов богослов
но без нево в попойках мрачных
чреваты тайнами друзья
и их чудачества удачны
им в даре отказать нельзя
ево ж бездвижность неизменна
он бдит одной ноздрей дыша <sup>[76]76
  при упражнениях в пранаяме по заветам йогов жизненная энергия впускается с дыханием через одну ноздрю и обойдя по кругу все тело выпускается в другую


[Закрыть]</sup>
но отвлечонная душа
все так же неблагословенна
и «святость» чувствует свою
не в серце он – на плоском лбу
и зависть ликом побледневшим
в подвижнике уж процвела
они ж в грехе своем кромешном
творят веселые дела
 
 
меж них один: в ланитах мохом
покрытый рыжезолотым
приветствует библейским вздохом
и златоустый веет дым:
в скрепленных проволокой латах
штанов – очитый и крылатый
в хитрописаньях искушон
хранит (аскет хранитель жон)
обет суровово молчанья –
молчанья в юродстве мычанья
забором ляжку ободрав
нагой под мышкой смявши платье
рысит в лесок мыча проклятья
дивя базарных встречных баб
и псы катятся под ногами
с дымящимися языками
то говорящий в нос: Декарт
то отыскав колоду карт
(всех уверяющий – крапленых) –
то вновь гуляющий в эонах
слова скандируя на изм
(науки дряхлой утешенье)
открыл векам уединизм–
практическое становленье
богов и равных им ученье
 
 
и впрямь в сем юродстве заложен
смысл протлевающих времен:
в пучинах жизни непреложен
отъединения закон:
проявленный в живом и смерти
отъединенный грустный дух
все тлится в тленной бедной персти
глубинный напрягая слух:
скит или чолн уединенья [77]77
  друг писал:
 я сел в унылый чолн уединенья и тихо тихо засвистал уж бледный призрак разделенья давно мне знаки подавал вот ещо образцы писаний друга: синеет даль – чернеет сталь – звенит хрусталь – а мне не жаль  залезть под стол мне хочется  мне хочется заснуть  но преспапье тяжолое  переграждает путь в шкафу темно – стоит вино – открой окно – хочу на дно                                        –  мое сердце разбито в куски  как хрустальная ваза с цветами  и я клялся я клялся до чорной доски  упиваясь приливами жолчной тоски  не касаться предметов руками                                       –  я обошол пугливо стол  где труд нарядный серебрился  я в темный угол сел на пол  и трепетно беззвучному молился  коротких мигов чорная рука  меня схватила за лопатки  и тонкий запах паука  напомнил мне что время кратко

[Закрыть]
тень Бодхи <sup>[78]78
  священный платан Будды под которым Будда в уединении победил все искусы Майи


[Закрыть]</sup>  или тень весла
все пустынки ево спасенья
где нет столетию числа
 
 
вот созванный уедсобор <sup>[79]79
  уединистический собор происходил в Остроге 14-20 апреля 1925 года – стенограммы ево сохранялись до последнево времени


[Закрыть]</sup>
в набитой кухонке капустой
сидят – семьею златоустой
стоят – сосредоточен взор
из тьмы пропахшей чорной кашей
из бездн колеблющихся вер
вперяясь в голубиность сфер
над юродством крылящих нашим
три друга – между них герой
они – апостолами знанья
пред ними – лиц суровый строй
с печатью мрачново вниманья
вот отрок с гривой золотой
в руке евангелье? Толстой?
нашедший истину познанья –
когда решится говорить
для регулярности дыханья
попросит форточку открыть
вот – с выцветшево снимка лица –
за ним напружился борец:
вперяется в свечу «отец» –
с большим перстнем самоубийца –
глубокомысленный юнец –
и утомясь от умной гили
и задышав ноздрями вдруг
прикрыв ладонью чертит друг:
сказать? друзья! – мы пошутили
 
 
среди забавников зловещих
тяжелодум честолюбив
забаву в скуку обратив
трактатом о духовной вещи –
себя почувствовал герой
на сем чудачливом соборе
в дурачимых угрюмом хоре
отсюда путь ево ночной
в последнее отъединенье
себе он предоставлен вновь:
и дружба так же как любовь
относится жизнетеченьем
в проклятье памяти и в сны:
один – в тьме внутреннево слуха
(родители исключены
телесные из жизни духа)
он погружает в тьму томов
богочитающее око
в мечте хотя быстать пророком
смесив писанья всех веков –:
Да Хио Манавадхармашастра
Коран Абот Таотекинг <sup>[80]80
  Да Хио – Великое Учение Конфуция – – Манавадхармашастра – книга законов Ману – – Пирке Абот – главы принципов – агадический трактат (единственный) – Таотекинг – книга приписываемая Ляотсе


[Закрыть]</sup>
в вазончике очится астра
преломлены воскрылья книг –
от лествицы высот пылится
зодиакальных чудищ твердь
ведро тяжолое кренится
скрипит колодезная жердь
и в гул подземных струй стекает
– где любострастия огонь
авва Евагрий утишает <sup>[81]81
  авва Евагрий подвижник IV века автор замечательново трактата о демонах (Добротолюбие т. I) – он до глубокой старости так был подвержен припадкам страсти что ночью спускался в колодез где лиш под утро застывший по пояс в воде освобождался от преследований бесов


[Закрыть]</sup>  –
веревка жгущая ладонь
 
 
и вот в один осенний день
листвой процветший но туманный
он ощутил предотблеск странный
и в нем – рентгеновидно тень
своей полупрозрачной формы –
тот отблеск рос в сиянье в свет
и мира возгорелись формы
прозрачнясь и меняя цвет:
дымились полыхая травы
звенела медная листва
от этой непомерной славы
кружась звенела голова
все ослепительней жесточе:
с каемкой огненною очи
вжигались полевых цветов
как угольки треща горели
во сне же выстрелы гремели
и речи непонятных слов
так в муку обращаясь длилось
но свет погас мир отгорел
и время в нем остановилось:
ни чувств ни памяти ни дел
как будто все испепелилось
застыло в мировой золе –
над тьмою сонца светит точка
и нет души лиш оболочка
пустая ходит по земле
 
 
не лишность как бывало в прошлом
от скуки сером плоском тошном
не гоголевский страшный сон
в тоске перетомленной века
но нетости оксиморон
из конченново человека:
бес-словный -весный весь сквозной
тот на ково идет прохожий
не замечая – кто похожий
на всех: всем – левой стороной
зеркальным плоским хоть трехмерным
не существуя существом
и бродит в мире тень пустом
тень белая кровавя терны
сидит на камне – неживой
благословенней камень серой
без-движья -душья -жизья мерой
согретый сонцем под стеной:
не греет сонце окружонных
величьем книжных мудрецов
души лишившихся и слов
от близости с неизречонным
 

 
живет вне времени и мира
блуждает нетый человек
в посюстороннем дне – а век:
давно оставлена квартира
и как пещерники живут
они в старинной башне: своды
здесь точат слизкий пот и воды
по стенам вековым текут –
бездомных беженцев приют:
в полу с решоткою окошко
над бездной чорной гнется пол
а лица в мраке – точно плошка
дымит коптилка: пламень гол
гол человек в постели парной –
ветшает тлится нить белья
дымок под своды самоварный
течот от чадново угля
укрывшись в самый чорный угол
герой наш вздув коптилки уголь
там занят магией: урок –
пасьянс зловещий из тарок
высчитывает гороскопы
дух занимает вещий счот
видений сна дневник ведет
ткет безнадежней пенелопы
из строк священных книг узор
цветник – гномический ковер
персть духом слова заряжая
магнитным полем окружон
во сне он видит тайны рая
богов – прелюбодейных жон
как ни клади магнита тела
на север юг ли – тот же сон:
плоть раскаленная до бела –
в пяту язвящий скорпион
в ключе он страшном гороскопа
снов голубой цветет цветник:
пир горний – возлежат циклопы
тароки символы и дик
надумный пирный их язык
их пирной речью отуманен
от страстной грезы сам не свой
идет он бледен дик и странен
по знойно белой мостовой
чтоб у витрины фотографа
где выцветает лбов забор
случайно встретить географа
вперившего блестящий взор
во все что пыточно постыло
в мир выцветающий окрест –
и призрак-педагог уныло
на мир подъемлет грозный перст:
о месте сторожа мечтает
завидном – в городском саду
но непривычный перст к труду
все наставительно блуждает
над ним над городом глухим
– с крыш безантенных вьется дым –
волна в эфире пролетает
проносит голос мировой –
над сном космический прибой
поющий голос вопиющий
глаголющий о жизни сущей
а здесь насупилась глуха
чумная дич дрожит ольха
белеет камень пыль курится
и мертвый выглянув на свет
шлет шляпой мертвому привет
в душе желая провалиться:
не видься – сгинь! и вурдалак
призрак унылый педагога
творится в водухе – дорога
свободна мир постылый наг
но снова чья то тень мелькает
из прошлово мертвец встает
упав в нем серце узнает
тень милую – она! святая
лучится нимбом голова
виденье! –: улица пустая
рябится сонцами листва
и снова белой мостовою
бредет не сущий нетый страх
 
 
под ослепительной стеною
соборной на пустых камнях
нагретых сонцем утюгах
отец крапивную цигарку
жжот лупой но рука дрожит
он полувидит полуспит
рукав разорванный торчит
а рядом такса – зверю жарко
лик изможденный белый спит
клюет он мудрым старым носом
сфинксообразново лица
уставясь в пустоту с вопросом
но обоняя папиросу –
и в дреме – чадную отца
так с видом вещим мудреца
дух безглагольный и безвестный
клевал он днями у стены
потом стучал в свой ящик тесный
костями – воздыхая: сны
предсмертные ево томили
и в судорогах наконец
скончался на полу мудрец
ево под башнею зарыли
в текущий и зловонный гной
и после размышлял герой
гностические размышленья –
о переменах воплощенья
 
 
и в размышленьях в мира ширь
за 20 пыльных верст мечтатель
пустился в ближний монастырь
(бытописатель описатель
тут показал бы: синь горе
в березках холмиков отроги
как из струения дороги
столп водружон в монастыре –)
но там искал вольномыслитель
не умиленную обитель
не буколический постой
в семье священника (покой
щемящий – ранний росный хмельник
к пруду студеному босой
крапивной стежкой – гудкий пчельник
пустынножитья идеал
что был излечен карой жал)
нет – еретический писатель
жил там в деревне: богочтец
смутитель или врач сердец
писанья вольный толкователь:
народом полный сад и он
в расстегнутой косоворотке
в руке с евангельем: муж кроткий
о чуде слово и – закон
и на стихе от Иоанна
покоя палец – недвижим
(ввиду волынсково тумана
холмов отображонных им)
сей вдохновенный проповедник
беседу-исповедь ведет:
мягчайший братский исповедник
сейчас в евангельи найдет
текст нужный отповедь благую
и губы братские целуя
усов ласкание дает
 
 
так услаждаясь отдыхая
герой глядится в светлый лик
и на прощанье удружая
берется взять охапку книг
провидца городскому другу
(провидец дружбой окружон:
все братья все друзья друг другу)
и просветленный книги он
– тяжолые томищи были –
влечот в обратных планах пыли
 
 
как много отроческих лет
вершинных юных как вериги
таскал на теле хилом книги
философ богобор поэт
и тяжкодум и легкосерд!
запретных ведений красоты
начальный любострастья класс
каким порокам учат нас
те переплеты и полеты
их неразжованная жуть
проглоченная вмиг страница
прокрыливает память птица
метафору – житейский путь! –
но та пандорина шкатулка
книг неразвязанный тючок
привел ево в покой заулка
на огражденный цветничок
где не цветы екклезиаста
цвели не гномы – просто астры
да травки жидкое кольцо –
на одряхлевшее крыльцо:
старик сосед таким кащеем
два шкафа под ключом хранил
бывало вытянувши шею
зацепит книжку хмур и хил
и стоя мусля перст листает
так сутки мог стоять подряд
так говорят стоял Сократ
вдруг посреди толпы смятенной
восхищен виденьем вселенной
так что ево ученики
свои постельные тюки
у ног ево расположили
а он очнувшись мудр и тих
перешагнувши через них
продолжил путь в базарной пыли
 
 
ужель возможен чистый ток
ещо в стихах повествованья
свирельный этот голосок
онегинских времен преданья
в цевнице рифм сквозистый вей
предбытий жизней и любвей!
печален страшен и отвратен
разложенный на части вид
в осколках лиры – пиерид
и тот поэт нам непонятен
и неприятен и смешон
кто силится очарованья
вернуть стихам повествованья
ево осмеянный закон –
но как же быть когда событий
нам задан небольшой урок:
любить со смертью спорить быть и
сей властный презирать поток
несущий разные явленья
из мира нижнево вращенья!
 
 
у старика соседа доч
она присутствует с вязаньем
при разговорах их – с вниманьем
в метафизическую ноч
взирается или не слышит
на нитку нитку молча нижет
порой лиш – мыслью смущена
два слова проронит она
и вот старик уже ревнует
наклочась горбится и дует
на пальцы и оставив доч
и гостя убегает проч
в обиде бормоча вздыхая
пыль с книжки ручкой отряхая – –
она молчит герой молчит
крючок в крючок блестя стучит
клубок под стол котенком скачет
собравшись с силами герой
ее забавит слов игрой
и разговор от шутки начат
он неожиданно растет
они уже к реке гуляют
их ветры вьюжные встречают
мир белым инеем цветет
она с открытой головою
горя румянцами – вреда
разгорячившимся собою
не причиняют холода
он в руковах ей руки греет
он бледен замкнут говорит:
что мертв весь выжжен и несыт
ни жить ни верить не умеет
и подойдя к речным брегам
холодным прахом заметенным
роняет ей: зачем я вам
нет в мире пристани рожденным
как я – под проклятой звездой!
неубедительно и книжно
звучит та правда – неподвижно
она глядит в нево: герой!
и вновь гуляют вспоминая
встречались где уже они:
в библиотеке сближены
бывали руки их не зная
друг друга – на балу большом
сидели рядом – так тароки
так числа вещи в мире сем
тасуются владеют сроки
таинственные той игрой –
мистический вселенной строй!
но в мистику не верит дева
ребро адамовое – ева
адаму в плоть возвращена
и тут кончается она
 
 
горят обветренные лица
она глотает порошок –
от ветра голова ломится
за печкой пропищит сверчок
и стон такой же долетает
сквозь дверь из спальни старика
и поцелуи разлучает
из Блока темная строка
потом с зимой сменяет Блока
луны кладбищенской в кустах
геометрическое око
вперенное без мысли в прах
поля их стерегут пустуя:
герой боится посвящать
теперь оплошно в тайны мать –
свой первый опыт помятуя:
кладбище поле лес овраг
места их бесприютной встречи
с оглядкой кутает он плечи
соразмеряя с девой шаг
не успевая соразмерить
лиш слов порою и она
уж замыкается бледна – –
ему ж легко: не нужно мерить
себя величием времен
и в бурях сих целится он
 
 
любовь их тлится задыхаясь
уж не довольствуясь собой
среди чужих домов скитаясь
побег обдумывая свой
и больше нету сил томиться
от ложных планов ум кружится:
в широкий мир вниз головой
решает броситься герой
скачок опасный неизбежным
им кажется – она в слезах
в разлуки горе безнадежном
они прощаются в кустах
но свершено – в окне вагонном
несется в омуте бездонном
кругла зловеща и хладна
пустая белая луна
в ее призрачные туманы
(в них вещ уже не вещ а вей)
уходят жизней и полей
геометрические планы:
вещественное тот же прах
так спички обгоревшей взмах
восьмерку оставляет в зреньи
но все тусклей никлее след –
так жизнь была и жизни нет
в я новом тень воспоминанья
лиш протечот порой бледна
как сквозь дорожные мельканья
зловещеликая луна
 

 
вот он чертежник вот актером
с бродячей трупой ездит он
на полустанке мрачным взором
в горящий семафор вперен
на сквозняке за кассой сонной
с дырявым пледом на ногах
над зала пропастью бездонной
бессонный укрощая страх
он видит: ложной был мечтою
сей путь и вот уж перед ним
Варшава – тупо недвижим
он под чугунною пятою
повисшей с чорново седла
стоит на площади бездомный
пред ним холодный мир огромный
чужой и каменный встает
куда идти? но он идет
среди цветных реклам шипящих
средь улиц празднично кипящих
идет: кружится голова
от голода – бездомной ночи
но мысль надменная жива
горят безумной верой очи:
он здесь лишеньем и трудом
свой возведет на камнях дом
и впрямь возводит но далеко
ещо: в труде не видно прока
пока ж на почте пострестант:
отчаянные утешенья
и Вислы мелкое движенье
и сыпь песка и ток лопат
и снов туманный вертоград
вот он лопатою ломает
замерзлый каменный песок
сломав в пустую тьму бросает
и рядом тот же плеск и ток
сосед невидимый вздыхает
лопату чистит и затем
как он – безвидное бросает
в метафизическую темь
за Вислой первая сирена
стенает скорбная – у ног
белеет изморозь иль пена
иль белый брошеный чулок
и в облаке тумана сером
уж различим двухмерный брат
и слева та же тень за делом
и плеск и снова стук лопат
 
 
так в мраке утреннем лопатой
ссыпатель висленских песков –
под вечер в галстуке крылатый
речей слагатель легкослов
в собраньях тесных эмигрантских
он принят равным только реч
ево дика в диспутах братских:
им избран мир а ими меч
он к ним из планов иномирных
нисходит прямо: богослов
в гром политических немирных
в толк поэтических в брань лирных
страстей – смешение умов
за чаем прений и стихов
они решают: он толстовец
они прощают: он юнец
и он смолкает наконец
хлебает чай непрекословясь
под тенью меловых божков
немой протоколист собраний
хранитель их речей и брани
потерянных низатель слов
 
 
тут перед ним сквозь чьи-то строфы
садясь за шумный ликий стол
с улыбкой хладной Философов ²¹
фигурой сгорбленной прошол:
сжав в пальцах острых папиросу
уж острой речью обнажил
все лицемерные вопросы – –
он острый взгляд остановил
на новом госте: улыбаясь
преувеличенно склоняясь
с неясной лаской руку жмет
впрямь или в шутку – кто поймет
 
 
так мрится жизни навожденье
но в этих бедах в этих снах
в тяжолых ноющих плечах
идет благое становленье:
душа становится видна
и он с волненьем замечает
с какой свободою она
беседует за чашкой чаю
знакомясь – твердо помнит звук
своей фамилии незвучной
с какою зоркостью научной
своих не смешивает рук
с руками разными чужими
в пожатий встрясе и зажиме
заклятьем внешней пустоты
заклят призрак недавний нетый
 
 
и вот сбываются мечты
мирочком суетным газеты:
оплаты нищенской закал
петитом чья то кровь и беды
в столовке даровой обеды
где рядом бывший генерал
с чужой тарелки доедает
украдкой слизкую марковь – –
в решимости герой наш бровь
чернильным палцем протирает
и шлет – зовя в неверный рай –
отчаянное: приезжай
 
 
уже вокзал колебля птице-
-центавро-змей парит-ползет
уж в ленте окон реют лица
бегут носильщики вперед
уж извергая пар из зева
вздохнуло обогнув перон
тогда посыпалось из чрева
помчалося со всех сторон
в коловращении дорожном
стоит затерян он но вот
– и невозможное возможным –
желанный образ узнает:
как эти белые морщинки
между бровей загладил зной
на складках кофты кружевной
ещо волынские пылинки –
стран невозвратных перепев
и он в слезах лицо воздев
влечот тугие чемоданы
в свои изученные планы
 
 
их извергает лязг вокзальный
в рев улиц шип рекламных жал
отброшенный билет трамвайный
дорогу им перебежал
ее смущает вихрь движенья
кругля глаза от изумленья
она глядит на домы: там
мираж сникающих реклам
вот из бутылки непомерной
огнями полнится бокал
и сник и вновь призрак неверный
огонь в пустоты расплескал
все здесь минутно смертно зыбко
мелькает бледный круг личин
и тень размыканной улыбки
секут блудящие лучи
 
 
окружены призраков кругом
они бегут она с испугом
не отпуская рукава
ево за ним спешит едва
ее беспомощность упреком
всех чемоданов тяжелей
на нем повисла – нежно к ней
склонясь глядит он ненароком
провидя свой великий грех –
вину за жизнь ее – за всех:
вот пред женою наречонной
не обручонной: так велит
их бегства тайна – обречонный
он открывает нищий быт
от глаз родителей укрытый
ветрами рока перевитый:
этаж возвышенный в нем дом
воздушный неправдоподобный –
ну растворится в вихре сем!
в нем – страх зачатия утробный
от слов зависимые дни –
газетных вымученных знаков
но сны исполнились: они
в сем фантастичнейшем из браков
вдвоем но как же дух несыт
как страшно тела насыщенье
над бездной тютчевской висит
их общей жизни навожденье
 
 
но все – спеша в домашний час
мнит серце –: вечно будет то же:
сквозь дверь – хозяйки бдящий глаз
за шкафом тесненькое ложе
шипящий примус сад обой
с метлой над горсточкою сора
жена смущонная судьбой
слезой развязанная ссора
и в горечи – словесный сот:
какой то фетик или кротик
живот без жал живети – вот
тож ума(и)лительное: вотик
язык ласкательный благой
что в поцелуях возникает
в какой-то час обрядовой
за мойкою волос за чаем
с пеною мыльной поцелуй
(все разрешая – долуокий)
мешается: текут потоки
вдоль губ солено-мыльных струй
от плеска их не слышны громы
не видно как во внешний понт
армада полунощи – домы
меж бездных ужасов плывет
 
 
но исполняется тревога –
все злей черней была она:
вторично дрогнул дух – война
уж мир от неба до порога
горит: дрожит шатаясь дом
крушатся исчезают страны
крылатых чудищ ураганы
карают громом и огнем
вокруг все хаосом объяты
бегут их кроет мрак ночной
пылают дымные закаты
пожарищ вещих над толпой
спасая жизнь свою от грома
с женой и наш герой спешат
успел он захватить из дома
фигуры чура – лар – пенат
кривой раскрашенный их корень
второю трапезою сыт
из меда творога и зерен <sup>[82]82
  обрядовая языческая трапеза которую живые разделяли с умершими предками – пережитки ее сохранялись в простом народе до последнево времени


[Закрыть]</sup>
теперь он их в пути хранит
чур – вещей тенью прародитель
и бледной смертной тенью внук
пред кем Сатурн путеводитель
и разрушенья дикий круг:
равнины бомбами изрыты
сожжонный поезда скелет
края дороги свеже взрыты:
могилы торопливой след
вот опрокинутые пушек
торчат призраки – вот поля:
как белым пухом из подушек
архивом устлана земля
вокруг рассыпаны патроны
и покатился под ногой
шлем пустотою жестяной
с ним – шляпа дамская вот стоны
где лошади раздутый труп
вот вырван с корнем мощным дуб
 
 
скрываясь днем от стай железных
в кустах – они в ночи точ в точ
в подземных закоцитных безднах
скитаются: безлунна ноч
лиш знаки гороскопов звездных
да вспышки дальних взрывов грозных
да зарева сквозь дич и жуть
опасный освещают путь
бегут безумные тароки
их страхи стерегут вокруг
кому судьбы известны сроки?
где путь где жизнь кто смерть кто друг?
бегут спасая жизни тленье
в своих заплечных узелках
в движеньи мнится им спасенье
но всюду неподвижный страх
их окружает: смерть гуляет
в дороге грабят умирают
за самоходом самоход
их обгоняет обдавая
бензином – в мраке исчезая
спеша как и они вперед
они завидуют их крыльям
но чаще все – к чему усилья!
им попадаются задрав
колеса в омуте канав
как Дух низвергнутый – машины
превращены – бензин сгорел –
в железный мертвый груз махины
и с них уж открутить успел
колеса ближний хуторянин
 
 
все диче вид ночных дорог
и топкий под ногой песок
но соглашается крестьянин
их подвезти – пора! жена
уж падает истомлена
уж мужа – за нево в тревоге
ее оставить на дороге
молила: слезы при звездах
стоят в расширенных глазах
теперь она на воз взмостившись
клюет на чьих-то узелках
а муж – на жерди в воз вцепившись
глотает сзади пыльный прах
так вот где счастье Цицерона
о коем Тютчев говорил:
он на пиру богов он пил
бессмертие из чаши оной
что ж смертный! ты бы предпочол
судьбу безвестную – крушеньям
сон – смерти грозной дуновеньям
и нектару – напиток пчол!
а жердь седлать совсем не дурно:
бдит мыслит нудит дух в беде
подставив бледный лоб звезде
он смотрит в тусклый глаз Сатурна
куда ведет ево звезда
зловещий жизни разрушитель?
где смысл в судьбе такой? когда
умилостивится гонитель
ево неведомый – но вот
пред ними быстрый Буг течот
за быстриною неизвестной
Волынь и там в избушке тесной
ево родители живут
живут ли что сулит свиданье
уж не исполнилось ли тут
девичье матери гаданье:
средь нищих чуждых диких мест
бугор и наклоненный крест
и как пред материнским домом
он явится беглец с такой
запретной тайною – женой!
 
 
так мыслит он перед паромом
снует меж берегов паром –
в местечке мертвом переправа
на бреге беглецов орава
с ксендзами воз – подвижный дом
катится на паром накренясь
за ним – они: плывут и пенясь
меж брегом и паромом вал
песок волынский облизал
 
 
поля в кустах лесок сосновый
песчаный путь кряжистый вяз
вопят колеса – груз пудовый:
ковчег с духовными увяз
сутаны подобравши скачут
ксендзы толкают свой ковчег
герой решает: вот удача –
попутчики и с ними бег
сквозь лес по корням продолжают
сутаны плещут помавают
картина дантова совсем
ксендзов он просит между тем
взять их с собой: не служат ноги
и страшен путь – жену на воз
а сам он может у колес
бежать за возом вдоль дороги
но совещаются ксендзы:
нет – труден путь а воз тяжолый
в нем много клади и казны
тут расступился лес и голый
открылся путь шоссейный им
ксендзы седлают воз хлестнувши
коней – молитву затянувши
во тьме скрываются лиш дым
провеял пыли – призрак ночи
да воз вдали дорогу точит
 
 
жена стоит: в ее глазах
уж не мольба не боль не страх –
какой то древнею личиной
лицо застыв искажено:
как в маске жуткою пучиной
глаза темнеют и пятно
от жажды чорных уст кривится
полубеззвучным пить и вот
ему сквозь маску эту мнится
довечный огненный исход
он лоб пылающий губами
ласкает – двое под звездами
на сотрясаемых камнях
под громом вьющим нижний прах!
подруга верная в скитаньи
в бездомьи мировом! вот в чом
нерукотворный смертных дом:
предвестий вещих оправданье
дом странствий в гороскопе – в нем
судеб неведомых игрою
полны – нездешним мраком кроя –
посюсторонние поля
дом странствий – ветхая земля